Глава 9

Гвин Мейс долго лежал в постели, пытаясь точно вспомнить, что его тревожит. Он проснулся, испытывая смутное беспокойство, как будто что-то случилось вчера, из-за чего он плохо спал, но сейчас он ни за что не мог вспомнить, что же это было.

В какой-то момент ему даже пришлось побороть нарастающую панику. Может быть, у него случился удар, и это повлияло на его мозг; или у него опухоль мозга. И он не узнавал эту спальню, небольшую и очень обыкновенную. Конечно же, он не дома, не в «Соснах», в своем просторном загородном доме, окруженном тремя акрами разбитого по плану сада и загоном, где Сара держала своего пегого пони. Где же он находится? В каком-то заведении, в палате психолечебницы или в тюремной камере? О Боже!

Он боялся встать с постели. Постель была приятным, безопасным местом, здесь можно натянуть простыню на голову и отделить себя от всего остального мира; тогда не надо никого видеть. Можно спрятаться. Он весь вспотел и дрожал. Он хотел в туалет, но боялся. В самом крайнем случае он помочится в постель, и хрен с ними, кто бы они ни были, эти люди, держащие его здесь пленником.

— Рут! — голос Мейса прозвучал пискляво, визгливым шепотом. Его жена должна быть где-то рядом, она ведь не оставила его в такой трудный час. Ему показалось, что он слышит ее шаги в соседней комнате за приоткрытой дверью.

Гвину Мейсу было за сорок, его вес примерно на десять килограммов превышал норму при росте 187 сантиметров. У него были темные волосы и круглое лицо; он мог очаровывать людей и одновременно проявлять беспринципность. Мейс был жесткий бизнесмен, и его полнота часто вводила в заблуждение коллег, которые недооценивали его. Добрый, но хитрый. Приятный в общении, пока ему не перечили.

— Рут!

Он услыхал шаги, дверь толкнули, она распахнулась вовнутрь; дверь была тонкой, из древесных плит, она стукнула о стену, потому что не было ограничителя. Рут Мейс стояла в проходе. Ее короткие темные волосы были аккуратно уложены, в косом луче утреннего солнца, падающем на нее сквозь неплотно задвинутые шторы, сильнее обычного выделялись несколько седых прядок. Ее поза была напряженная, как будто Рут страдала артритом, но она всегда была такая. На ней было голубое летнее платье, на ногах сандалии, в руках она держала нож, испачканный маслом, — значит, готовила завтрак. Довольно привлекательная, но улыбка у нее всегда такая официальная, а слова так тщательно подобраны. Осторожная женщина, похожая на девочку, которая никак не освободится от привычек своего строгого воспитания. Она была религиозна и настаивала, чтобы они ходили в церковь каждое воскресное утро. Ее мужа больше всего раздражала ее готовность извиняться почти за все.

— Ты, черт возьми, извиняешься за собственное существование, — сказал он ей через неделю после свадьбы, на что она разразилась слезами и... извинилась.

— В чем дело, Гвин? — она сощурилась от яркого солнца.

— Где... где мы, Рут? — он вцепился в простыню, как будто ему вдруг захотелось натянуть ее на себя, спрятаться.

— Мы на отдыхе, Гвин, — она почти каждый раз называла его по имени при разговоре, он уже давно махнул на это рукой. — Ты ведь знаешь, как тебе необходим отдых. У тебя чуть было не случилось нервное расстройство. Тебе следует научиться расслабляться, Гвин.

— Но где мы? — он неодобрительно осмотрел комнату.

— Мы в лагере отдыха. Ты все об этом знал, Гвин. Тебя снова подводит память. Ты лежи себе здесь, я принесу тебе завтрак в постель. Видит Бог, ты это заслужил. Просто чудо, что все эти рабочие завтраки, ленчи и званые обеды не привели к сердечному припадку. Целых две недели ты ничем не будешь заниматься, только небольшая физическая нагрузка. Даже человек, одержимый работой, должен иногда отдыхать, Гвин!

— Лагерь отдыха! — голос его прозвучал недоверчиво. — Ты хочешь сказать, что это одно из тех нудных местечек, как их там называют...

— Они теперь совсем другие, — она снисходительно улыбнулась. — Здесь есть чем заняться, можно делать то, что тебе хочется. Можно плавать, играть в гольф, в шары, во что угодно. Это Сара придумала. Она собиралась поехать в этом году отдыхать с Норманом, но мы с тобой обсудили эту идею и пришли к выводу, что она неразумна. Я хочу сказать, что не стоит двум семнадцатилетним молодым людям ехать куда-то вдвоем, не правда ли, Гвин?

— Если ты так считаешь. А где они?

— Сара пошла поплавать, а Норман приедет только во вторник, он не смог раньше освободиться. Послушай, ты отдыхай, не тревожься ни о чем, Гвин, — Рут повернулась, пошла обратно в кухню, держась неестественно прямо.

Гвин Мейс вздохнул, закрыл глаза. Ну, по крайней мере, это хоть не психушка и не тюрьма, и на том спасибо. Любой лагерь отдыха на порядок выше этих заведений, но будь он проклят, если примет участие в одной из этих глупых игр. Нервное расстройство! Это все чепуха. И все же он смутно помнил о многочисленных неприятностях, которые приключились с ним недавно; нет, фактически они начались уже давно. События начали отфильтровываться в его затуманенном мозгу. Может быть, ему вводят какие-то успокаивающие средства, вот почему все словно в тумане.

Мейс был консультантом по бизнесу. У него не было специальной подготовки, только опыт, но это ценилось больше, чем куча дипломов. А если ты умел себя вести, обладал самоуверенностью и обаянием, ты был почти в дамках. «Уверенность в себе — залог успеха», — таково было его любимое изречение.

С клиентами проблем у него не существовало, они просто стояли к нему в очереди, труднее было получить от них деньги. Он учил их, как распоряжаться своими финансами, отдавать долги, чтобы занимать вновь, сохранять свои наличные как можно дольше, а потом они эти самые познания использовали против него. Гвин не был обычным консультантом, он обучал своих клиентов всем трюкам в финансовых делах, легальным и нелегальным. Игры с налогами, уклонение от их оплаты — он называл это «экономией» налогов; с налогом на добавочную стоимость можно очень широко манипулировать, если знать как. Он изучил законы, знал все лазейки. Он улыбнулся, вспоминая разные свои компании; когда у кредиторов лопалось терпение, ты оставался без копейки, начинал следующую неделю под другим названием. Все совершенно законно, они не могли до тебя добраться. Оскорбления, угрозы — все это на него не действовало, он был закаленным. Но пословица гласит, что человеку надо лишь дать веревку, а уж повесится он сам. Гвин Мейс скрутил простыню, хотел опять натянуть ее на себя. Да, веревку они ему дали длинную, и теперь он трясется у виселицы. Вот-вот это случится. Боже, он сломался под напряжением. Почти что.

Рут и половины всего не знала, она бы тут же бросила его, вернулась бы к матери, если бы узнала о его делах. Чертовски правильная, вот в чем беда его жены. Респектабельность — только она имела для Рут значение. Если бы Сара и Норман поехали отдыхать вдвоем, они бы занялись любовью. Сара могла бы забеременеть, а для Рут это означало бы верх неприличия. Об этом бы узнали соседи, прихожане ее церкви, они бы подвергли ее остракизму. Или, что более вероятно, стали бы сплетничать и хихикать у нее за спиной.

Рут была точно такой же, когда Гвин ухаживал за ней, и все это передалось ей от ее чертовой мамаши. «Нет, Гвин, я не позволю тебе ничего такого до нашей брачной ночи, потому что это нехорошо, не так ли? Нет, нельзя меня трогать, потому что одно ведет за собой другое, а мы не хотим испытывать соблазн, не так ли?»

Гвин хотел, но это не имело значения. Рут была холодна с ним в брачную ночь, и с тех пор она мало изменилась, со смехом подумал он. Ляг на спину и думай об Англии; этот совет уж точно исходил от старухи. И эта корова все еще жива, ошивается в доме для престарелых и страшно докучает остальным жильцам. Чем скорее она загнется, тем лучше. Боже правый, Рут понятия не имеет, как им именно сейчас нужны деньги ее мамаши.

Сейчас дела прояснились, и Гвин скривил лицо — ему вдруг захотелось заползти под кровать и остаться там. Навсегда. Он не помнил, как ходил к врачу, но, принимая во внимание все треволнения, это было неудивительно. Он действительно что-то смутно помнил о договоренности поехать на отдых. Что-то вроде «ешь, пей и веселись, потому что завтра мы умрем». Последний кутеж, деньги — не проблема, потому что у них их больше нет, и этот лагерь отдыха может занять место в очереди кредиторов у его дверей. Гвин хотел уехать за границу, лучше всего в Испанию. Может быть, остаться там, начать какое-нибудь дело; возможностей было много. Но Рут не согласилась бы ни на что подобное, особенно когда Саре задалось уехать с Норманом. Если ты родился и вырос в Британии, оставайся на британской почве, таков был ее ограниченный взгляд на вещи. Так они и оказались здесь. Что же, они будут прожигать жизнь, уж он об этом позаботится. Живи сегодняшним днем и забудь о вчерашнем. Он что-нибудь придумает, когда они вернутся домой, он всегда выкручивался, не надо об этом сейчас беспокоиться. Он из породы тех, кто выживает, его бы уже не было, если бы не так.

Рут была в страшной тревоге, и не только из-за Гвина. И не из-за Сары. Ее страх рос день ото дня, он был так велик, что она боялась просыпаться по утрам. Как и ее муж, она бы предпочла остаться в постели, лежать там под простыней, чтобы избежать приступа тошноты, который одолевал ее, как только она просыпалась. Тошнота наступала мгновенно, она к этому готовилась, старалась дойти до ванной с поспешностью, которая не показалась бы странной, молила Бога, чтобы ванная не была занята Сарой. Ее всю выворачивало, она тужилась и ее начинало рвать. Она стояла, вцепившись в старомодный бачок на случай обморока. После этого тошнота проходила, она не испытывала ее весь день. Классический признак, сомнения быть не могло. Она прошла через все это, когда ждала Сару. О Боже, я беременна, я попалась во время климакса!

Перспектива рождения ребенка ужасала ее, особенно в ее — возрасте — в 46 лет. Будут всякого рода осложнения, да она и не хотела еще одного ребенка. Особенно после того, что она пережила в первый раз; она может потерять ребенка или умереть во время родов. Это возмездие, Господь покарал ее. За что? За разные ее грехи, все грешат. Она не могла вспомнить какое-то главное свое прегрешение; она взяла себе за правило никогда не думать и не говорить ни о ком плохо, независимо от того, как бы плохо они с ней не обошлись. Она никогда не изменяла мужу. Боже, нет! Гвин был довольно нехорошим, он буквально требовал от нее секса, иногда два раза в неделю, а она бы хотела, чтобы эта сторона их отношений исчезла.

Она снова и снова говорила себе, что не получает удовольствия от полового акта. Никогда не получала. Это была всего лишь ее обязанность перед мужем, часть роли, которую положено играть женщине, без этого человеческий род перестал бы существовать в течение ста лет. Рут допускала, что некоторым женщинам секс очень нравится. И это справедливо, все люди разные. Но для нее секс не был необходимостью, можно любить кого-нибудь, но не спать с ним. Она до сих пор еще ни разу не испытала оргазма; в молодости секс был иногда приятен, но не более. С годами у нее это прошло, и когда в 45 у нее внезапно начался климакс, она втайне надеялась, что с сексом будет покончено. Но стало еще хуже.

Гвин настоял, что ему нет больше необходимости соблюдать предосторожность, и на несколько месяцев он стал более похотливым, чем за все последние десять лет. Боже, как она ненавидела это теперь, когда он отказался надевать презерватив, столько грязи! И теперь она расплачивалась за то, что отказалась от предложения сделать операцию по стерилизации пятнадцать дет назад.

Ее мать отговорила ее от этого. "Лучшее средство предохраниться от беременности, моя милая, — заявила мать надменным тоном, но несколько смущенно, — не заниматься этим вообще. Твой отец особенно не докучал мне после твоего рождения, просто потому что мы не хотели больше детей, и он понимал всю бесплодность и унизительность попыток принудить меня к удовлетворению его нечастых желаний. Если же ты сделаешь эту операцию, ты просто дашь Гвину зеленый свет — он станет пользоваться тобой по первому капризу. Послушайся меня, отучи его от этого сейчас, и он найдет, чем заняться.

У Рут дрожали руки, когда она намазывала маслом тост на столе. Это, должно быть, случилось ночью после той вечеринки с шампанским, которую Гвин устроил по поводу открытия своих новых офисов. Он был тогда навеселе, и она сама почти хотела этого. Он заставил ее делать какие-то отвратительные вещи, она никогда не сможет почувствовать себя чистой после этого. То, что он с ней вытворял, было непозволительно для мужа, И Бог наказал ее за это! Теперь ей придется подготовиться к риску родов, к душевным и физическим страданиям, и даже если все будет хорошо, ей предстоят кормление, бессонные ночи, смена пеленок и стирка. Ей хотелось закричать, дать волю истерике.

Она даже подумала об аборте, в ее возрасте ей его сделали бы сразу. Нет, это убийство, и Господь покарает ее снова и еще более сурово, чем сейчас. Так что ей придется рожать. Ею овладело внезапное желание бежать из этого шале, закричать и спастись бегством. Но это не решило бы проблему, потому что плод останется в ее утробе.

— Привет, мам! — дверь с шумом распахнулась, появилась Сара, стройная темноволосая девушка в шортах и майке. Рут удержалась, не сделала ей замечание, что дочь не надела лифчик; может быть, скажет потом. Сара выглядела соблазнительно, а именно поэтому девушки и попадают в беду. Стоит только дать мужчинам повод, и они не отвяжутся.

— Ты что-то не в духе, мам. Веселее, мы же на отдыхе, или ты забыла?

— Со мной все в порядке. Твоему отцу что-то нездоровится. — Свали все на Гвина, он это заслужил, это его вина,

— Вот старикан несчастный! Да он всегда не в настроении, если ему на работу не идти. Не бери в голову!

— Съешь тост, — Рут стала ставить еду на поднос. — Я отнесу папе завтрак в постель.

— Хочешь, чтобы он растолстел и обленился? Он и так уже толстый, тебе немного осталось постараться, но вот как тебе удастся сделать его ленивым?

— Тише! Он тебя услышит.

— А мне плевать.

— Не груби, пожалуйста, — резко сказала Рут и через силу сменила тему. — Ты, наверно, потому такая возбужденная, что Норман завтра приезжает.

— Вот еще, стану я из-за него возбуждаться!

Рут в изумлении посмотрела на дочь, подумав, что ослышалась. Несколько месяцев у Сары только и разговоров было, что о Нормане, и это весьма беспокоило Рут, и вдруг она так безразлично говорит о нем.

— С ним тут только одни заботы, — Сара откусила кусочек тоста, громко захрустела. — Зачем он здесь нужен? В лагере полно парней.

— Сара! — Лучше уж знакомый искуситель, по крайней мере, она могла бы приглядывать за парочкой, и Норман происходил из респектабельной семьи. Но она не собиралась допускать, чтобы ее дочь путалась со всякими парнями в лагере. Это было действительно опасно. Она может закончить так же, как и я! — Твой отец и я приложили немало усилий и средств, чтобы Норман мог приехать сюда, и мы не потерпим, чтобы какая-то глупость испортила наш отдыха. Ясно?

Саре было ясно вполне.

— Ладно. Но сегодня вечером меня дома не будет.

— Куда это ты собралась? — резкий вопрос, полный подозрительности и требующий немедленного ответа. Правдивого. Вообще-то Сара не врала им. Рут чуть побледнела, и ее снова замутило.