ГЛАВА ПЕРВАЯ

Мистер Вейнрайт вошел в гостиную, стараясь скрыть довольную улыбку: письмо, которое он сжимал в руке, доставляло ему явное удовольствие. Его дочь Чарити заметила на письме парламентский штемпель[1] и вздохнула огорченно. Предстояла еще одна поездка! Отец никогда не мог устоять против приглашения в благородное поместье. Только что они вернулись из Вуберн Эбби – имения графа Бедфорда. Чарити так хотелось провести остав весенние дни в своем скромном доме в Лондоне, заняться чем-нибудь, что позволило бы забыть на время о спиритических экспериментах отца, о потустороннем мире.

– Еще один визит, папа? – спросила она.

– И не совсем обычный визит, – ответил он, не скрывая возбуждения.

В шестьдесят лет, несмотря на седину, он все еще сохранял бодрость. Черные брови и здоровый цвет лица делали его моложе своих лет. Элегантность высокой стройной фигуры подчеркивал великолепного покроя сюртук тончайшего сукна. Мистер Вейнрайт уделял своей внешности особое внимание – и все из-за постоянных визитов к влиятельным особам. Нельзя же было выглядеть пугалом, если тебя приглашают герцоги и графы. Чарити не раздражала щеголеватость отца, так как это держало его в форме.

– Куда же на этот раз? – поинтересовалась она с притворным энтузиазмом.

– Угадай! – ответил он игриво. – А я посмотрю, обладаешь ли ты психологическим чутьем.

– Уж не Лонглит ли? – воскликнула она. Психологическое чутье здесь было не при чем – отец давно мечтал о приглашении в этот дом.

– Лучше!

– Не знала, что существует, дом, который интересует тебя больше, чем Лонглит.

– Если и есть такой, то это только Кифер Холл. Так как лорд Мертон не интересуется спиритизмом, я уж был совсем потерял надежду.

– И вот теперь получил приглашение, да? Ну, отец, ты становишься знаменитостью.

Она намеренно допустила это преувеличение и была вознаграждена сияющей улыбкой. На этот раз он не прятал ее за выражением ложной скромности.

– Должен признать, что моя известность понемногу растет. Если Бог наградил талантом, надо делиться этим даром с другими. Наверное, графиню заинтересовала моя последняя статья. Приглашение прислала графиня, но лорд Мертон конечно в курсе дела, без его одобрения она бы этого не сделала. Мой трактат о призраке в Редли Холл прочел весь свет, и он был одобрен. Ничто так не пленяет воображения, как таинственная смерть молодой красивой женщины. На леди Монтегью произвела большое впечатление моя работа с призраком темнокожего монаха в развалинах старого аббатства в Болье.

– Да, папа, помню Болье отлично. А что волнует обитателей Кифер Холла? Кто их беспокоит? Призрак рыцаря Нэгга?

В каждом деле есть свои звезды. Любители алмазов наизусть знают трагическую легенду о Кохиноре. Членам Клуба Завсегдатаев Скачек известны имена Голдолфин Барб, Биерли Терк и Дали Арабиан. Для тех же, кто увлекается потусторонним миром, самыми яркими звездами всегда были Зеленая Леди в Лонглите и Нэгт – призрак доблестного воина из Кифер Холла.

– Не думаю, – проговорил Вейнрайт, сосредоточенно перечитывая письмо. – Кажется, там появился новый призрак, это не знаменитый рыцарь и не поющая монахиня, о которых мы столько читали. Сочту за честь заняться новым пришельцем и разгадать загадку для графини, если это будет в моих силах. – Скромное «если это будет в моих силах» было сказано для формы. Когда мистер Вейнрайт брался за дело, касающееся призраков, он всегда выходил победителем.

Мистер Вейнрайт не претендовал на роль заклинателя, изгоняющего привидения или чего-то в этом роде. Просто он обладал даром настраиваться на волну духа и мог, войдя в дом, тут же объяснить владельцу, кто гремел дверьми или стонал по ночам, или выглядывал из темных углов, до смерти пугая обитателей имения. Казалось, он обладал способностью вступать в контакт с этими призраками, выяснять, чем они недовольны и обсуждать с ними вопросы с позиций разума, как если бы они были живыми людьми. Вейнрайт считал, что раз однажды они были людьми, то не должны были претерпеть духовные изменения, хотя их физическая оболочка и перешла на другой уровень существования. И ему всегда удавалось умиротворить призрак и даже снискать его расположение в пользу обитателей поместья.

Чарити удивляло, как часто возникали добрые отношения между хозяином дома и призраком. Как правило, люди не стремились отделаться от пришельца из потустороннего мира, просто хотели узнать, кто это и почему он явился именно к ним. Сама она не обладала талантом отца и никогда не видела призраков. Она даже где-то в секретных уголках души прятала сомнения, что они вообще существуют, это сомнение не развеяли некоторые действительно странные вещи, которые ей приходилось иногда наблюдать, работая с отцом. Но у нее не было ни малейшего сомнения, что он искренне верит в духов. Вся его жизнь вращалась вокруг этой страсти. Отец являлся основателем Общества по Изучению Перевоплощений. В периоды, свободные от посещения домов, куда его приглашали для установления личности духа, он копался в пыльных томах, изучая феномен от истоков, стараясь найти ему объяснение. Он познакомился с историей всех известных призраков Англии, и с многими из них был на короткой ноге, называя их по именам.

Обширные познания мистера Вейнрайта, естественно, вызывали к нему глубокое уважение клиентов.

– Опять старина Том разбушевался? – спрашивал он, например, леди Джон Муллинер, едва лакей вводил его в салон.

– Как вы узнали, что его зовут Том? И откуда вам известно, что он опять беспокоит нас? – пыталась выяснить хозяйка.

До визита к Муллинерам Чарити видела, как отец читал о Томе, призраке садовника из поместья Англемер. В 1763 году Тома застали в интимной сцене с дочерью владельца дома и застрелили на месте, попав в самое сердце. Зачем было леди Джон вызывать спирита, если бы призрак Тома опять не начал ее беспокоить?

– Чувствую интуитивно, – скромно отвечал мистер Вейнрайт.

В подобные минуты Чарити понимала, что отец мошенничает. Однако в другое время нельзя было не согласиться, что он действительно обладает таинственной силой. Часто он говорил о призраках то, что нигде не читал. И никто не мог поставить ему подобные сведения. Последующее изучение истории дома подтверждало его теории.

Однажды Чарити сопровождала его в поездке в Сент Мартин Прайори. Он прошел на чердак и сказал:

– Молодая женщина, несчастная в любви. Ее запирали здесь, но умерла она в другой комнате.

– Совершенно верно! – Сэр Гарольд Мортон воскликнул тогда. – Господи, помилуй, Вейнрайт, вы не могли нигде об этом прочитать, я сам узнал об этой истории только в прошлом месяце. Мисс Харли отравили в ее спальне. Мы недавно обнаружили ее дневник здесь, под полом, на чердаке. Когда я достал его, стали слышаться стоны, шаги по ночам. Эта комната находится под нашей спальней, моя жена очень встревожена.

– Должны быть еще письма, – сказал отец.

– Да! Мы нашли небольшую связку – шесть писем. Жена куда-то их убрала. Они представляют большую ценность.

– Ваш призрак хочет, чтобы вы вернули письма. Они от ее возлюбленного. Дух не обладает большой силой, он очень древний, конец семнадцатого века, как мне кажется.

– Письма датированы 1690 годом.

– Положите письма на место, и леди не будет вас беспокоить. Я попрошу ее не трогать конверты и не тревожить вас. Духи тоже не вечны, кроме того у них много работы в их мире.

Сэр Гарольд положил письма на место, и о призраке скоро забыли.

– Вы уверены, отец, что лорд Мертон одобряет ваш визит? – спросила Чарити. По опыту она знала, что негостеприимный хозяин может испортить им пребывание в доме.

_ Почему он может не одобрить? Его мать называет

дело «крайне неприятным, доставляющим массу хлопот». Она настаивает, чтобы я приехал как можно скорее. Похоже, что они сами побеспокоили духа. Часто духи не переносят, когда в доме производят перестановки, перестройки и тому подобное.

– Где находится этот Кифер Холл? – спросила Чарити, прикидывая, долгой ли будет поездка.

– В Хемпшире, всего шестьдесят миль отсюда. Ближайшая деревня – Истли – в двух-трех милях от Кифер Холла. Если выехать завтра утром, то к обеду доберемся до местной гостиницы, а к вечеру будем в имении и сможем осмотреть его.

Дочь ничего не возразила, хотя подумала, что раз Кифер Холл так близко, можно было бы пообедать там. Отец не любил начинать представление с прозаических вещей. Он бы не одобрил слова «представление», но с течением времени определенная театрализация неизменно сопровождала его работу. Мистер Вейнрайт обычно приезжал в своем черном экипаже с вензелем Общества по Изучению Перевоплощений, напоминавшим герб старинного благородного рода. Четверка ухоженных черных лошадей, отлично гармонировавших с каретой, усиливала впечатление внушительности.

Мистер Вейнрайт был одет в черный вечерний костюм, поверх которого была накинута черная пелерина на белой атласной подкладке, развевавшаяся за его спиной при быстрой ходьбе. В руке он держал черную трость с серебряным набалдашником, завершавшую облик мага, явившегося дать сеанс чудодейственного волшебства. Ему нравилось слышать за спиной возгласы изумления, когда он направлял серебряный набалдашник на угаданное место и важно изрекал:

– Здесь. Отсюда появляется призрак. Вас посещает недобрый дух, миледи, – жертва убийства!

Чарити знала, что самым удобным временем для охоты на духов были часы между одиннадцатью вечера и двумя ночи. Ей также не нужно было напоминать, что следует упаковать в саквояж необходимые вечерние туалеты. Отец не брал денег на работу. Он приезжал как гость, неизменно в сопровождении дочери. Такова была воля Мэри, и Чарити не могла отказать духу в столь несложной просьбе. Мэри была покойной женой Вейнрайта. После ее смерти десять лет тому назад он увлекся спиритизмом и с головой ушел в это занятие. Испытывая отчаяние от разлуки с женой, Вейнрайт начал посещать медиума[2], которому удавалось вызвать дух Мэри, или, во всяком случае, так ему казалось.

Не прошло и полгода, как отец Чарити оставил службу в Парламенте, занялся спиритизмом, отдавая ему все время.

Еще через год он сменил упряжку лошадей на теперешних, черной масти, и заказал портному черную накидку на белой шелковой подкладке. Будучи младшим сыном[3], Вейнрайт не получил в наследство поместья, которое приносило бы ему доход; у него был дом в Лондоне и некоторые средства, позволявшие не заботиться о хлебе насущном, изнуряя себя работой. Так что, открыв в себе особое дарование, он всецело отдался новому хобби.

Вечером Чарити достала справочник «Пэры Англии, Шотландии и Ирландии» и занялась родословной семейства Мертонов. Она обнаружила, что Кифер Холл – родовое имение – когда-то принадлежал Декастеланам. Кроме графини Мертон, урожденной леди Анны Кастерс, в семье было два сына: старший Джон (граф Мертон) и его младший брат Льюис (виконт Уинтон). Несложные арифметические подсчеты позволили определить возраст братьев – тридцать и девятнадцать лет соответственно. Упоминания об их женах в справочнике не содержалось. Учитывая это обстоятельство, она отобрала наряды с особой тщательностью.

– Как ты думаешь, папа, мне понадобится платье для верховой езды?

– На этот раз нет, дорогая. Но не забудь захватить новый вечерний наряд. Уверен, что придется присутствовать на вечере или приеме.

Отцу был хорошо известен этикет, и Чарити оставалось только повиноваться. В письме подобные сведения не содержались, но предвидение никогда его не подводило. Кроме дара общения с призраками, у него были и другие оккультные способности. Чарити была счастлива слышать, что будет присутствовать на приеме или балу.

В Лондоне они проводили так мало времени, что не было надежды найти хорошую партию в столице. Оставалось попытаться забросить невод в тех водах, куда влекла отца его страсть. Хотя мисс Вейнрайт нельзя было назвать несравненной, но и дурнушкой она не была. Вьющиеся каштановые волосы красиво обрамляли ее милое личико в форме сердца, особое очарование ему придавали голубые глаза, прямой носик и ровные зубки, сверкавшие белизной, когда она улыбалась. Стройная фигура и изящная манера, получившие особый лоск от частого общения с высокопоставленными особами, дополняли ее природные прелести. Несколькими обещающими знакомствами пришлось пожертвовать в угоду ненасытному влечению отца. Он не знал усталости в погоне за новыми духами и успевал завершить работу в очередном имении, прежде чем Чарити удавалось получить предложение руки и сердца. В скорости маневрирования она значительно уступала мистеру Вейнрайту.

На следующее утро они выехали в Кифер Холл.

Леди Мертон призналась сыновьям, что пригласила Вейнрайтов только перед их приездом. Она сидела в элегантном Голубом Салоне своего дома в обществе обоих молодых людей. Виконт Уинтон только что был отослан из Кембриджа[4] за непристойный перевод сатирических строк из Ювенала[5]. Поскольку это был уже третий случай, когда университет счел необходимым избавиться от его разлагающего влияния, молодой человек питал тайную надежду, что на этот раз ему не придется возвращаться в благопристойное заведение.

Молодого виконта угнетала необходимость читать книги, если это не была сатира, и обсуждать их с наставником, как того требовала программа университетских занятий. Душа его жаждала романтики и находила выход для бушевавших в сердце страстей в подражании несравненному лорду Байрону.[6]

– Что?! Ты пригласила этого старого шарлатана, которому кажется, что он умеет беседовать с призраками? – воскликнул лорд Мертон, не скрывая отвращения.

– Он не шарлатан, Джон, – ответила спокойно леди Мертон. – Напротив. Леди Монтегью отлично отзывается о его способностях.

– Леди Монтегью – старая склеротичка, ей нечего делать, так она вообразила, что видит призраков.

– Всем хорошо известно, что в Болье обитает призрак темнокожего монаха. Все видели его.

– Я его не видел, хотя бывал там десятки раз, – не унимался Мертон.

– Ты никогда ничего не замечаешь, – раздраженно ответила мать.

– Клянусь всеми святыми! Охотник за призраками! Этого еще не хватало! Вот уж будет потеха! Наконец-то мы взглянем на Нэгга, – воскликнул виконт Уинтон. Затем, вспомнив о своей роли, он обратился к Мертону с сардонической гримасой. – Не упусти случай, Джон. «Есть такие чудеса на свете, что… что…» – он замолчал: Шекспира Льюис знал гораздо хуже, чем Байрона.

– Осел! – вспылил Мертон. – И, ради Бога, сними с шеи эту идиотскую тряпку, ты похож на тренера с ипподрома.

Сыновья мало походили на мать. Леди – маленькая, некогда красивая блондинка – со временем увяла и превратилась в капризную раздражительную даму. Они же оба были высокие и темноволосые. Льюис был интереснее брата. В девятнадцать его наиболее яркой чертой были ясные большие голубые глаза, горевшие неземным светом и часто принимавшие мечтательное выражение. При взгляде на старшего можно было легко представить, как он будет выглядеть лет через десять, когда юношеская округлость лица уступит место твердой линии подбородка и более прямому очертанию носа и, когда, возможно, он сочтет нужным избегать лишней пестроты в одежде. Голубой в белых горох шелковый платок, небрежно повязанный вокруг шеи, никак не гармонировал с красным в золотую полоску жилетом. Короткому до талии сюртуку дорогого сукна придавали нелепый вид огромные медные пуговицы величиной с блюдце. Только молодость и гармоничное телосложение не давали ему выглядеть законченным шутом.

Никому никогда в голову не приходило упрекать Мертона в излишней погоне за модой. Если его мать что-то и не устраивало, так это то, что он проявлял слишком мало интереса к моде. Он решительно отверг новую модную стрижку под Брута[7], которая так шла Льюису, и зачесывал волосы назад; пользовался услугами лучших портных и заказывал сюртуки из лучшего сукна, но отвергал модную линию покроя. Мать также предпочла бы, чтобы светский сезон сын проводил в Лондоне в развлечениях и встречах с друзьями, вместо того, чтобы сидеть в деревне в Кифер Холле и заниматься своими угодьями в несколько тысяч акров. Лорд Мертон любил выезжать в Лондон в середине зимы, когда светская жизнь замирала, и столица ничего хорошего не сулила, кроме бесед со скучными политиками. Льюис тоже предпочел бы отправиться в Лондон на лето, но так как ожидался приезд знаменитого спирита, он решил, что это придаст определенный шарм жизни в имении и лето не будет полностью потеряно.

– Мне показалось, что кто-то опять прошел в холле. Тебя не беспокоят эти шаги, мама? – спросил Мертон. У Нэгга была досадная привычка шагать по Оружейной комнате и греметь оружием, что доставляло массу беспокойства обитателям особняка.

– Почему меня это должно беспокоить? – отрезала она. – Это происходит постоянно, сколько я себя помню в этом доме.

– Пол неровный. Надо заняться им. Если не Нэгг, то что заставило тебя пригласить этого Вейнрайта?

– Я тебе уже три раза говорила, Джон, что призрак повадился ходить в мою спальню. Уже месяц я не сплю ночами.

– Могу заверить, мама, что на самом деле беда совсем в другом: у нас очень старый дом, где все скрипит и скрежещет, и ветер воет в трубах.

– Да нет же, совсем не это! Кто-то подходит к окну ночью.

– Задерни портьеры, – сказал он твердо.

– Я их задергиваю, а она их открывает. И она… она иногда выходит из платяного шкафа, – в голосе леди Мертон звучало крайнее волнение.

Джон еле удержался, чтобы не сказать «помешалась, как заяц в марте». Последнее время мать стала, особенно мнительна и легко уязвима. Она сменила общество портнихи на постоянную компаньонку – мисс Монтис, которая раньше убирала комнаты наверху. Это говорило о том, что госпожа либо переживает приступ одиночества, либо чем-то очень напугана. Она стала также часто встречаться с Сент Джоном, местным священником. Несомненно что-то ее очень беспокоило. Конечно, надвигалась старость. Если уж ей захотелось пригласить спирита, пусть – большого вреда от этого не будет. Он, Мертон, намекнет ему, чтобы справился с призраком побыстрее, заплатит десять гиней, и дело с концом.

– Когда он явится? – спросил он. Сегодня к ночи, часов в одиннадцать.

– Одиннадцать?! Чертовски невежливо являться в гости в это время.

– Тебе необязательно их встречать, Джон. Я приму мистера Вейнрайта и его дочь, позабочусь, чтобы их хорошо устроили.

– Господи! Он путешествует со всем семейством? – удивился Джон.

– Только с дочерью.

– С дочерью? – заинтересовался Льюис

– Мисс Вейнрайт помогает ему в работе – ведет записи его находок, – объяснила леди Мертон.

– А затем папаша прописывает их в журналах на потеху публике, – проворчал Мертон, заранее не одобряя, что весь мир узнает о глупости его матери.

– Хорошенькая? – спросил Льюис.

– Леди Монтегью говорила, что она доброе создание.

Джентльмены обменялись многозначительным взглядом. Мертон перевел: «Уродина. Некрасивых девушек всегда называют добрыми созданиями».

В теории любая леди, хотя бы немного не дотягивающая до совершенства, не представляла интереса для Льюиса. На практике он был гораздо менее требователен.

– Жаль, – заметил он. – Сколько ей лет? Мертон предостерегающе посмотрел на него и покачал головой.

– Не собираешься же ты волочиться за каждой босячкой? Этого нам только не хватало – чтобы ты опозорил нашу семью из-за дочери какого-то шарлатана!

– К черту, Джон, ты несправедлив. Я питаю к этому делу чисто литературный интерес. Вспомни, какой бешеный успех имел Кольридж[8] с его призраком, явившимся в качестве гостя на свадьбу.

– О чем он говорит, тысяча чертей? – обратился Мертон к матери.

– О, это что-то о птице, кажется, альбатросе, и море. Подумай, как странно: кругом вода, а матросы умирают от жажды.

– Оба невежды, – пробурчал Льюис; его раздражала неосведомленность в литературе его семьи. – Ничего вы не понимаете. Это аллегория – о грехе и искуплении и очищении души. Альбатрос – символ. Интересно, предания о Нэгге – тоже аллегория? Надо будет поинтересоваться у мистера Вейнрайта. Мне кажется, что Нэгг…

– Пожалуйста, сделай так, чтобы он замолчал, – взмолилась леди Мертон, обращаясь к старшему сыну.

– Заткнись сейчас же, – цыкнул Мертон на брата. – У матери от тебя мигрень.

– Ну, что ж. Не буду беспокоить ваши недоразвитые умы литературными иллюзиями. Но за призраками погоняюсь с превеликим удовольствием.

Мертон поднялся.

– У нас много работы, Льюис, – поместье в десять тысяч акров не присматривает за собой само. Пора тебе начать учиться как распоряжаться хозяйством. Если не дается высшее образование, займись сельским хозяйством – недалек тот день, когда придется управлять собственным наделом. Мне хватает хлопот с Холлом. Съезди на восточный луг. Уоллис стрижет сегодня овец. Посмотри, не нужно ли послать к нему на помощь пару работников. И проследи заодно, чтобы очистили амбар для новой шерсти. Я буду у себя в конторе.

Льюис сразу помрачнел и процитировал:

– «Счастлив тот, кто… обрабатывает землю предков, погоняя быков, которых сам взрастил». Так, Джон? Завидую твоей непритязательности – тебе доступны простые радости.

– Ты пропустил лучшую часть этих строчек из Горация – «…свободен от корысти». И да будет тебе известно, что я выращиваю не быков, а овец.

– Какая разница? И те и другие отвратительно пахнут.

– Быков не нужно стричь.

Выбежав из дома, Льюис повеселел. Раз можно было исполнять хозяйственные обязанности, разъезжая верхом на лошади, жаловаться рано. Даже поэту нужен «здоровый дух в здоровом теле». Если сидеть постоянно согнувшись над книгой, крепкое тело не наживешь. Он захватил ружье, чтобы подстрелить парочку зайцев к обеду.

Леди Мертон осталась одна в гостиной. Волнения одолевали. Она понимала, что Джон не принимает ее страхов всерьез, но ведь она их не выдумала. Если бы он знал о ее прошлом! Там было достаточно событий, чтобы напугать любого смельчака. Теперь ее судьба вернулась к ней и не дает покоя. Нельзя было так поступать с Мег. Викарий сказал, что судьба дает ей шанс загладить грехи и предстать перед Создателем с чистым сердцем. Да, именно так следует к этому относиться – как к возможности исправить прошлое.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Вейнрайты добрались до Истли к сумеркам и имели в запасе достаточно времени, чтобы прогуляться вокруг Кифер Холла и осмотреть его снаружи. Для охотника за духами это было очень важно. Издали старая готическая громада особняка четко выделялась на фоне мрачного серого неба. Мистер Вейнрайт с удовольствием обозревал стрельчатые окна, шпили, фантастические очертания водосточных труб и покатую ступенчатую крышу.

– На крыше вороны, – сказал он, указав на шесть выступов вдоль края крыши. – В Лонглите, когда улетят все лебеди, кончится история семейной ветви. Здесь в Кифер Холле существует легенда, что вороны кружатся над домом в знак удачи.

Птицы сидели неподвижно, как изваяния, пока Чарити разглядывала их. Окружавший дом парк темнел развесистыми ивами и вязами, отбрасывавшими длинные тени на траву. Девушка подумала, что старые странной формы трубы могут дымить в здании; комнаты будут темными и неприветливыми, а обитатели не найдут других тем для беседы, кроме призраков и подагры.

– Не удивлюсь, если у них еще сохранилась темница со скелетами, прикованными цепями, – подытожила она наблюдения.

– Эти принадлежности не обязательны для общения с духами, – ответил отец. – Хотя они придают определенный колорит, разумеется. Мы сейчас вернемся в Истли, прогуляемся по поселку, чтобы размять косточки, снимем комнату и переоденемся к вечеру. После обеда[9] поедем в Кифер Холл.

Вернувшись с прогулки в гостиницу, Чарити помылась и переоделась в голубое вечернее шелковое платье, отделанное по низу юбки и корсажу бельгийским кружевом. Для весеннего наряда ей бы хотелось что-нибудь посветлее. Этот шелк был темноватого оттенка, не небесно-голубого, а насыщенного темно-голубоватого тона, очень хорошо гармонировавшего с цветом ее глаз. Мистер Вейнрайт любил, чтобы его дочь выглядела несколько мрачно – это больше соответствовало роду их занятия. Ей, правда, удалось отстоять право не одеваться во все черное. В конце концов, она не была ни колдуньей, ни вдовой.

Мистер Вейнрайт облачился в свой обычный вечерний наряд черного цвета, однообразие которого нарушала лишь белая подкладка капюшона и серебряный набалдашник черной трости эбенового дерева. Он произвел ожидаемый эффект, когда черная карета, запряженная четырьмя черными лошадьми, лихо подкатила к парадной двери Кифер Холла.

Льюис, выбежавший навстречу гостям, был тут же потрясен представшим ему зрелищем. Оказалось, что прибывший джентльмен обладает вкусом и подобающим стилем. Вейнрайт своими черными бровями и развевающимся капюшоном внес дух таинственности и колдовства в их мрачный дом. Дочь тоже, к счастью, оказалась не той неуклюжей особой, какой он ее рисовал в своем воображении. Льюис был приятно удивлен ее внешностью – довольно хорошенькая и немного старше его – как раз то, что ему нравилось в женщинах. По его заключению, ей было двадцать с небольшим, на вид не злюка и с великолепной фигурой. Вот уж удивятся его дружки в Кембридже, когда узнают, что он завел интрижку с девицей старше себя.

– Добро пожаловать в Кифер Холл, – приветливо произнес юноша, проводя их в дом.

Вейнрайт представился и представил дочь.

– Леди Мертон ждет меня, полагаю, – сказал он.

– Мы все вас ждем. Если хотите снять накидку…

– Спасибо, предпочту оставить ее. Духи усопших приносят с собой прохладу.

– А! – Льюис одобрительно усмехнулся этой сентенции. – Проходите в гостиную, подкрепитесь стаканчиком вина, прежде чем приступите к работе.

– Отлично. Бокал кларета обостряет чувства. Спешить некуда. Лучшее время для встреч с потусторонним миром – полночь.

Льюис ловил каждое слово и мысленно представлял себя в капюшоне точно такого же покроя (хотя решил, что красная подкладка произведет более драматический эффект), изгоняющим призраков из замков прекрасных дам и пожинающим плоды победы в их будуарах.

Вскоре Вейнрайты были представлены элегантной и хорошенькой, но чем-то обеспокоенной немолодой даме, сжимавшей изящными пальцами кружевной носовой платок.

Вейнрайт склонился в учтивом поклоне и поднес к губам ее усеянную перстнями руку.

– Не волнуйтесь, леди Мертон, мы выясним, почему прошлые события нарушили ваш покой. Надеюсь, что вы ничем не спровоцировали недовольство предков, – сказал он.

Она издала возглас удивления и произнесла:

– Я так рада, что вы, наконец, здесь, мистер Вейнрайт.

Лорд Мертон уловил ее возглас и, прищурясь, стал рассматривать гостей. От него не укрылось, с какой надеждой мать смотрит на чудотворца.

«Что этот негодяй сказал ей?» – подумал он.

Чарити между тем обратила внимание на молчаливую неприязнь старшего сына и поняла, что им предстоит один из тех неприятных визитов, когда главный мужчина в доме не одобряет их вторжения. Она попыталась смягчить его раздражение.

– Какой у вас интересный дом, лорд Мертон, – начала она. – Фасад очень древний, не так ли? – К ее удовлетворению интерьер оказался модернизированным. Из камина времен Адама не просачивался дым, приятная мебель красного дерева блестела недавней полировкой. Два мягких дивана в дорогой тисненой обивке приглашали к откровенной беседе. За ними простиралась остальная часть гостиной, обставленной со всем блеском высокого стиля.

Мертон оказался не ворчливым занудой, чего Чарити втайне боялась, и повел себя с гостями вполне благопристойно.

– Да, вы правы, – отвечал он, – фасад и некоторые части западного крыла были возведены еще в пятнадцатом веке. Особняк значительно пострадал двумя веками позже. В 1600-х годах здесь были расквартированы войска Кромвеля[10]. Декастеланы поддерживали короля в Гражданской войне.

– Вам повезло, что хоть что-то уцелело.

– Благодаря реставрации Чарльза Второго на английском престоле. Наш, так сказать домашний призрак Нэгг, был одним из доблестных воинов, которые погибли здесь, защищая Кифер Холл. В Оружейной комнате хранятся желтый камзол и шлем, принадлежавшие, как принято считать, его убийце. Мне кажется, что необычная смерть Нэгга дала пищу для легенд о призраках в этом доме. Ведь вы на этих легендах строите свою теорию, если не ошибаюсь?

– Необычная и трагичная смерть, – добавила Чарити, не заостряя внимания на уклончивых неопределенных выражениях в его рассказе: так сказать, мне кажется и др. Все это свидетельствовало, что он сам в призраков не верит. Вслух она только сказала:

– Отец найдет подлинное объяснение происходящему.

Мертон смерил ее насмешливым взглядом. Чарити не вспылила, такая реакция ей не была свойственна, но и не стушевалась.

– Как я понимаю, наше приглашение в дом не вызывает у вас одобрения, милорд?

– Раз это нужно маман и развлекает ее…

Эта фраза сразу определила место Вейнрайта как мелкого актеришки в морализующей пьесе, выполняющего незавидную роль прислужника Сатаны.

– Лично я не доверяю рассказам о призраках, – добавил он твердо. – Вот уже тридцать лет живу в Кифер Холле и ни разу не видел ни одного духа и не слышал поющих монахинь.

– Некоторые не воспринимают пришельцев из прошлого, – ответила она, настойчиво не замечая его враждебного тона и не принимая оскорбление на свой счет. – Раз вы говорите о монахине, здесь должен был в старину где-то поблизости находиться монастырь.