Глава шестнадцатая

Наконец, я решила оторваться от стены и убежать, но не успела добраться до двери, как услышала трепет крыльев и увидела голубя, вьющегося у решетки в ожидании, когда ему откроют дверцу. Подойдя ближе, я узнала головку с колпачком. Это был Цезарь.

Я открыла доступ, и он влетел с победоносным воркованием; сразу уселся на любимой ветке на дереве, я подошла поздравить его с возвращением. К лапке была прикреплена маленькая капсула. Я попыталась снять его, он не протестовал. Тут я столкнулась с еще одной проблемой: капсула была привязана тонкой проволокой, я попробовала открутить ее, но от волнения и без света не смогла справиться. Времени на размышление не было.

Скоро моя хитрость будет разгадана, и они вернутся. Не найдя лучшего выхода, я схватила Цезаря под мышку и пустилась бежать. Голубю это не понравилось, вероятно, он привык получить награду по возвращении с боевого задания. Мне же приходилось зажимать ему клюв, чтобы он не делал шума, и держать его крылья, чтобы он не вырвался. В этом поединке он потерял несколько перьев, но времени подбирать их не было. Моя жизнь все еще подвергалась опасности. Страх часто переходит в безудержный гнев, когда человек обнаруживает, что боялся напрасно.

Мама, например, давала мне оплеуху однажды, когда я вдруг появилась после долго отсутствия. Она была уверена, что меня украли цыгане и теперь вымещала на мне свой страх и гнев, хотя я понимала, что она не перестала меня любить. Теперь я боялась гнева Сноуда, когда он обнаружит мою одежду и поймет, что я его перехитрила. Цезаря я принесла и запихнула в верхний ящик комода, решив снять донесение позднее. Ящик закрыла, оставив небольшую щель, чтобы он не задохнулся.

Следующей задачей было спрятаться подальше, желательно вне дома, чтобы Сноуд не смог меня найти. Сначала нужно было отыскать и вызволить Банни, если он был еще жив, затем бежать в полицию сообщить о случившемся. Впопыхах я схватила то, что попалось под руку из одежды. Это сказалась голубая дорожная мантилья. Накинув ее, я побежала вниз и выбежала через парадную дверь, выходившую на дорогу – она более других удалена от того места, куда была сброшена одежда. Уже выйдя из дома, я вспомнила, что не надела ни чулок, ни туфель. Так полураздетая я стояла в темноте и гадала, где может быть Банни. Он дежурил в ожидании Цезаря с южной стороны.

Какое счастье, что сообщение попало в мои руки! Судьба мне явно покровительствовала, я могла бы не оказаться одна на голубятне.

Теперь мною снова овладел страх – нужно было пройти на южную сторону и искать Банни там. Южный фасад Грейсфилда был усажен тисовыми деревьями, им было много лет, время деформировало и изуродовало их, но в их разросшихся ветвях можно было найти укрытие. Я старалась крадучись двигаться под их прикрытием. Острые камни и древесные иглы больно царапали ноги. Фарфилд и Сноуд еще не ушли. Сноуд держал мою одежду.

Если он и испытал гнев в первую минуту, то теперь этого не было видно. Очевидно, он обдумывал план отмщения.

– Где, черт побери, она может быть? – допрашивал он Фарфилда.

– Где-нибудь в доме. Переверну все, но найду ее! А когда найду…!

– Она не знает, что Депью убрали, могла пойти к нему в гостиницу, – предположил Фарфилд.

– Туда ходил Смайт, Кассиди следил за ним. Они знают, что Депью там нет. Какая наглость! Использовать моих слуг против меня!

– Думаю, нам лучше сообщить в Уайт-Холл, – сказал Фарфилд.

Уайт-Холл! Это говорило о том, что они работают на законное английское правительство. Я напрягла слух, чтобы не пропустить ответ Сноуда.

– Сегодня получил записку от Каселри. Он проводит несколько дней дома. Его поместье, Крейс Фут, недалеко отсюда. Не могли бы вы туда съездить, Джон? Вы знаете, где это?

– Я там бывал неоднократно.

Виконт Каселри был одним из наиболее уважаемых людей в правительстве, министр иностранных дел, не называя других почетных званий. Так, вот кому подчинялся Сноуд и кто давал ему поручения! Но нет, я не могла поверить, что Депью меня обманул. Он носил регалии Королевской Гвардии!

Он был в курсе важнейших событий. Если бы он был предателем, он не осмелился бы показаться в месте, контролируемом правительственными агентами. А, может быть, он все-таки был предателем? Поэтому и настаивал, чтобы его называли вымышленным именем и прятался, чтобы его не видели? Или это одна ловушка Сноуда? Он мог все подстроить, чтобы сбить меня с толку, на случай, если я подслушаю.

– Что вы собираетесь предпринять? – спросил Фарфилд.

– Кто-то должен остаться на голубятне. Цезарь уже опаздывает. Нельзя, чтобы это сообщение попало в чужие руки.

– Кассиди может его встретить.

– Он слишком молод и неопытен, слишком большой риск. В Испании у меня родной брат, Вилли, – устало произнес Сноуд.

– Может быть я эгоист, но меня это волнует больше всего остального.

Названное им имя показалось мне знакомым. Кто это еще говорил о брате Вилли в Испании?

– Вы уверены, что Смайт крепко связан и тоже не сбежит?

– Он не сможет развязать веревки, – ответил Фарфилд.

– Это же мы думали в случае с Хедер, – сказал Сноуд мрачно.

– Как ей удалось освободиться?

– Забудьте о ней, Кервуд. Она теперь в безопасности. Во всем виноват Депью. Это не первая леди, которую он обвел вокруг пальца. Она не понимает, что происходит. Даже не представляет, что помогает Наполеону. Депью одурачил ее. Надо было с самого начала сказать ей правду.

Я… помогаю Бонапарту…?! Это невыносимо.

– Вам лучше идти, Джон. Только проверьте дышит ли ваш пленник. Нам ни к чему убивать этого идиота.

До меня все еще не доходило, что я попала в самую ложную ситуацию. Еще я обдумывала, можно ли теперь выйти из укрытия. Если они увидят меня, снова всунут тряпку в рот. Фарфилд отправился проведывать Банни. Я кралась за ним. Он быстро нырнул под навес у самого моря, которым последний раз пользовались, когда Хьюмы еще ходили в море. Там хранились паруса, мачты и прочее снаряжение. Дверь открылась со скрежетом, Фарфилд пробыл под навесом не больше нескольких секунд и тут же вышел. Как только он ушел на достаточное расстояние, пробыл под навесом не больше нескольких секунд и тут же вышел. Как только он ушел на достаточное расстояние, я бросилась туда, выкликая имя Банни. Через незастекленное окно внутрь пробивался тусклый свет. На земляном полу лежала бесформенная груда, которая при ближайшем осмотре оказалась Банни, он лежал, связанный по рукам и ногам, во рту торчал кляп, вернее тряпка, которая раньше была его собственным шейным платком. Первым делом я вынула тряпку изо рта, он с трудом втянул ртом воздух, издав при этом несколько странных гортанных звуков.

– Они скрутили меня! Вы в порядке?

– Теперь в порядке, – успокоила я его, кряхтя над узлами, затянувшими его запястья.

– Это не вы лили воду на землю? Настоящий водопад. Что вы делали?

– Это делал Фарфилд. Я подмешала в воду крысиный яд, но меня разоблачили.

Запястья, наконец, были освобождены. Он растер их, чтобы наладить циркуляцию крови, и сам принялся распутывать ноги. Сделав это, попытался встать, но тут же упал снова.

– Ноги пронзает, как иголками, – сказал он и стал вращать ступнями и растирать икры, чтобы снять онемение. Пока он приводил себя в нормальное состояние, я изложила события.

– Они меня ударили сзади, – время от времени вставлял Банни. – Подкрались незаметно, я ничего не слышал. Мне показалось, что он бил толстой веткой. Сбил с ног намертво. Когда пришел в себя, был уже здесь. Что это за место, где мы, черт побери?!

– В сарае. Но самое ужасное, Банни, это то, что Депью – французский шпион, а мы его сообщники.

– Но на нем были гвардейские пуговицы и желтая подкладка.

– Он мог украсть, снять с кого-нибудь, кого убил. Надо уходить отсюда, Сноуд может придти проверить.

– Если нас считают предателями, значит Англия в большой опасности. Придется уезжать за границу.

– Для начала давайте выберемся из этого сарая, – прервала я его сетования, и мы вышли на воздух. Идти по холодной острой гальке было мучительно. Взглянув на дом, я увидела, что все окна ярко освещены. Люди сновали взад и вперед, все были на ногах. Сноуд вероятно выполнил свой план и сказал тетушке, что я сбежала с Депью, чтобы обвенчаться тайно. У меня заныло сердце от жалости, можно было представить, в каком она состоянии. Это было хуже, чем быть украденной цыганами. Еще больше я переживала презрение Сноуда. Не знаю точно, кем он был и откуда, я интуитивно чувствовала, – а интуиция меня редко подводила, – что он человек благородного происхождения.

Фарфилд относится к нему почтительно. Они называют друг друга по имени, как давнишние друзья. Герцогиня! У нее есть сын, Вилли, который сейчас должен находиться в Португалии. У Сноуда – брат тоже Вилли. И все эти письма из Брэнксэм Холл. Сомнений не было – он сын герцогини.

А мы держали его под крышей в двух неуютных комнатах, набитых ненужной рухлядью. Называли его Сноуд и обращались с ним свысока, как с низшим по положению. Как некрасиво они подшутили надо мной! Тетя Ловат ни о чем не догадывалась, я была уверена в этом, но папа-то знал. В Лондоне разработали этот хитроумный план – Сноуд помогает папа под вымышленным именем. Мне было непонятно, почему нужно было менять птиц и придумывать весь этот маскарад. Хотя, если бы в доме находился знатный человек, так долго, на протяжении всей войны, это вызвало бы переполох, а им нужна была секретность. Было также хорошо известно, что герцогиня – отличный знаток голубей. В этом-то была разгадка. Сноуд был избран на эту роль, потому что он очень хорошо знал голубей, особенно почтовых. Папа нуждался в его знаниях.

– Вы дойдете, или дать вам ботинки? – спросил Банни. Я отказалась. Вряд ли его огромные тяжелые ботинки были удобнее для ходьбы. Мы решили не идти в дом, а уйти подальше и направились в сторону Хайта, обсуждая подробности последних дней. Самым странным было то, что он воспринял новую версию, как очевидный факт, даже не моргнув глазом.

– Мы всегда считали, что Депью не очень-то ловкий шпион, – сказал он.

– Это, наверное, он влез в кабинет и украл пистолет.

– Пистолет у Сноуда, но Депью мог проникнуть в дом, меня это не удивит.

– Мы знаем, что он уехал из Брайтона раньше нас. Он не получил вашей записки.

– Он искал книгу с шифром, по-видимому. Именно ее он хотел от нас получить, а вся его лесть – это, чтобы держать нас на крючке. Он же выдумал, что Сноуд шарит с лампой по нижнему этажу дома, чтобы мы не переставали искать. Он также надеялся с нашей помощью перехватить донесение, которое принес Цезарь. И мы бы ему преподнесли его на блюдечке. И в парке никогда не было его людей. Все ложь.

– Депью в разведке – желторотый птенец. Однако Цезарь не появлялся, я его не видел, пока стоял под галереей, его не было.

– О, Боже! Цезарь! Совсем забыла!

– Он прилетит.

– Он уже прилетел и сидит у меня в комнате в ящике комода.

– Что? Я ослышался? Вы говорите…

– Точно так, Банни. Скорее. Нужно передать Сноуду капсулу.

– Можно тихонько войти и поручить слуге передать эту штуковину. Оставьте в спальне записку, адресованную Сноуду. Не забудьте надеть башмаки. И платье, – добавил он.

– Нам нужно срочно улепетывать в Америку. Будет нелегко выбраться… в военное время. Но все же лучше, чем виселица. Поймаем какое-нибудь рыболовное судно, они вывезут нас в океан.

– Но мы ничего плохого не сделали. Нас обманули.

– Кто этому поверит? Пара чертовых идиотов.

– Пусть идиоты, зато не предатели. Я возвращаюсь.

– Я напишу вам из Америки.

– Вы должны вернуться со мной, Банни и подтвердить все, что я скажу. Побег будет воспринят как доказательство нашей вины. Кроме того, у нас Цезарь. Когда мы отдадим донесение, они поймут, что мы не враги. Мы ведь помогли захватить капсулу и убежать.

Признаться, мне самой было неясно, что еще мы могли сделать с этой запиской.

– Можем совершить бартерную сделку – жизнь за капсулу. Сначала ее надо понадежнее спрятать. Нас могут подвергнуть пытке, чтобы заставить говорить. Этот шпионаж – довольно грязное дело. Наверное, я все же не пойду в разведку. Да теперь меня и не возьмут.

– Вы идете в дом, Банни, или нет?

Его болтовня меня страшно угнетала.

– Я должна отдать донесение Сноуду. И тетушка переживает, что я сбежала с этим негодяем Депью.

Банни никак не мог принять решение.

– Наверное, все же я, должен вернуться с вами. Не могу же я бросить вас в такую трудную минуту. И вы говорите, что мы не предатели, нас самих предали. С этими словами мы повернули к 2Грейсфилду. Несмотря на мою решимость и веские доводы, ноги еле шли, все время хотелось повернуть назад, убежать, скрыться. Было ужасно стыдно предстать в таком наряде перед Сноудом: не только дура, но дура с грязным лицом, босыми ногами и без платья – в одной накидке поверх нижнего белья.

Глава семнадцатая

Мы подошли к наружной двери, ведущей в кухню. Она заперта, но, судя по ярко освещенному окну, внутри кто-то был. Я тихо постучала, открыла миссис Гиббонс. Она уже успела надеть платье и передник, но забыла снять ночной чепец. Этот белый фланелевый чепец, завязанный лентами под подбородком, придавал ей сходство с младенцем.

– Небеса Праведные, мисс Хьюм! Вы вернулись!

С этими возгласами она втащила меня за руки в кухню, Банни плелся сзади.

– Я знала, что это вы, – говорила добрая женщина, переводя взгляд с Банни на меня и не понимая, что происходит.

– Вот уж выдумали, мистер Депью, как же! Никто никогда и не слышал о мистере Депью. Я знала, что вы никогда не выйдите за первого встречного.

Она выжидательно улыбнулась Банни.

– Но мистер Смайт – ваш двоюродный брат, моя дорогая. Нужно разрешение епископа на брак. Такие браки запрещены. Наконец она обратила внимание на мои босые ноги и на то, что под накидкой не было платья.

– Боже Милосердный! Могли бы подождать, пока найдете постель, по крайней мере! Посмотрите на себя! Вы, наверное….

– Не говорите чепухи, миссис Гиббонс, – остановила я ее поток восхищений с самым авторитетным видом.

– Я не собиралась тайно венчаться с мистером Смайтом. Меня пытались похитить, а он меня спас.

Надо было как-то объяснить свой наряд. Ее изумление, казалось, возросло еще сильнее, но теперь она вздохнула с облегчением. Похищение ее устраивало больше, чем тайный брак, не освещенный церковью.

– Пойду позову вашу тетушку. Она в истерике. – Этот негодяй Сноуд прожужжал ей уши о вашем бегстве с Депью. Она немного успокоилась, только когда ей сказали, что Фарфилд помчался догонять вас.

Так вот, как объяснил отъезд Фарфилда. Что он скажет, когда прибудет Каселри и заберет меня в наручниках под арест? Или он хочет защитить меня, придумывая оправдывающие обстоятельства? Осталось ли в нем что-то от его чувства, или все просто игра в галантность?

– Это Депью вас похитил? – не унималась миссис Гиббонс.

Вопрос застал меня врасплох, и я сказала:

– Да, затем быстро перевела разговор на другую тему, чтобы избежать дальнейших расспросов.

– Я сейчас незаметно поднимусь к себе по черной лестнице и оденусь, а то тетя испугается, увидев меня в таком виде. Не могли бы вы принести мне в спальню побольше горячей воды? Я ужасно грязная.

Миссис Гиббонс заверила, что все сделает без промедления. Она уже пришла в себя настолько, что предложила Банни чай. Уходя, я слышала, как он с благодарностью согласился выпить чашечку и добавил:

– От этой тряпки у меня саднит горло.

Зря я предоставила Банни сочинять историю моего похищения. Он никогда не обладал богатым воображением.

Мне удалось пробраться незамеченной в холл, когда ноги отупили на ковер, я почувствовала несказанное блаженство, ступни были исцарапаны и кровоточили. Запястья тоже болели, там, где камень задел их, виднелись запекшиеся сгустки крови. Я подумала, что когда я буду мыться в горячей воде, боль будет нестерпимая. Я быстро затем вбежала по лестнице и влетела в свою спальню.

К моему величайшему изумлению в комнате находился Сноуд, Он держал в руках мой халат и смотрел на него так, словно ждал, что он заговорит. Не веря себе, он перевел взгляд на меня.

С минуту он молчал, я тоже не могла придумать, с чего начать объяснения. Так мы оба молчали, глядя друг на друга, слышно было только тиканье часов. Я чувствовала, что его взгляд проникает в самые потаенные утолки моего сердца. Никогда не забуду с какой нежностью и укором он смотрел на меня в тот вечер.

Затем, очнувшись, он бросил на пол халат и закрыл дверь.

– Вы все-таки вернулись, – произнес он хриплым голосом.

Слезы полились у меня непроизвольно. Не в силах сдержать рыдания, я пыталась объяснить, что произошла ошибка. Руки сами потянулись к нему, он крепко сжал их в своих ладонях, но тут же, вспомнив, отступил на шаг, словно перед ним была ядовитая змея.

Я в отчаянии наблюдала, как он воинственно выпрямился, губы сжались в узкую жестокую линию.

– Теперь вам нелегко будет меня снова провести, мисс Хьюм. Даже вам я не позволю дурачить себя. Вы знали, вы все знали. Иначе зачем обыскивали мою комнату? Зачем пытались отравить птиц? Как ему удалось убедить вас?

– Вы говорите о Депью?

– Разумеется, я говорю о Депью, – прорычал он и продолжал, не сдерживая негодования:

– Я ломаю голову, чтобы понять, почему вы это сделали, но не нахожу оправданий. Если бы вы были мертвы, как я думал, я еще мог бы простить вас, объяснить все молодостью, горем после смерти отца. Я говорил себе, что это ребячество, неудачная попытка отомстить за постигшее вас несчастье. Но теперь вижу, что вы не ребенок, мисс Хьюм. А ваш отец – не единственный человек, отдавший жизнь за свою страну. Другие не менее вас скорбящие жены и дочери, не стали на путь предательства. Скажите одно – вы продали душу дьяволу ради денег?

– Довольно! – закричала я.

Негодование овладело мною настолько, что я была готова выцарапать ему глаза. Сноуд удивился столь внезапной перемене.

– Если мои попытки помочь своей стране и были ребячеством, они, по крайней мере, не были подлостью. Я действительно согласилась помогать Депью, потому что была убеждена, что он делает это в интересах Англии. Он был одет в гвардейский мундир, он сказал, – и при этом присутствовал мистер Смайт, он может подтвердить каждое мое слово, – что он служит в Королевской Гвардии.

Сноуд внимательно слушал, но недоверчиво, даже не пытаясь скрыть подозрения.

– Он в ней служил, шесть месяцев тому назад, но попал под подозрение. Был младшим клерком, его поймали, когда он просматривал бумаги, которые не имел права читать. Установили наблюдение. Мы пустили слух, что Фарфилд испытывает денежные затруднения. Депью клюнул, предложил сотрудничать с ним в пользу французов. Фарфилду было поручено следить за Депью.

– Почему мне ничего не сказали? Я имела право знать, вы ведь пользовались моим домом.

– С разрешения мистера Хьюма.

– Что я должна была подумать, когда обычная поездка папа в Лондон на собрание любителей голубей заканчивается убийством в Брайтоне?

– Мы не могли разглашать тайну. Нельзя было привлекать внимание к Грейсфилду. Здесь на побережье много агентов. Когда вы задумали отомстить за смерть отца, мы решили, что вы слишком импульсивны, чтобы доверить вам столь важный секрет. В нашем доме горячие головы опасны.

– Вы мне не доверяли, потому что я женщина, – сказала я прямо, ибо считала, что в этом крылась основная причина.

– Простачку Фарфилду вы верили, а мне – нет. Его подозрительность мало-помалу улеглась, в голосе звучали нотки сожаления.

– Ваше поведение после возвращения из Брайтона вряд ли могло вернуть доверие. Первое желание было избавиться от голубятни. К чему было спешить, если вы не знали, с какой целью они используются? Зачем ваш покровитель Депью залез в дом?

– Ему незачем было проникать в дом украдкой, раз он был мне другом, как вы утверждаете.

– Вы тогда еще не вернулись. Думаю, он спешил, ему нужны были какие-то бумаги мистера Хьюма. И, кроме того, если вы хотели хранить знакомство с ним в секрете от меня, вы бы вряд ли осмелились пригласить его в дом.

– Он не хотел, чтобы кто-нибудь знал, что он здесь. Он называл себя мистером Мартином.

– Я видел, что все ваши встречи обставляются особой секретностью. Должен сказать, что с самого начала я подозревал, что Депью вас обманул, а вам просто нравится игра в шпионку. Разумеется, мы следили за Депью, обо всех его действиях наши агенты докладывали Фарфилду. Пока вы не задумали эту потасовку в Алтертоне. Я намеревался не придавать большого значения вашей игре. Но когда вы подстроили мое убийство…

Он осекся и зло уставился на меня.

– Как вы могли, вы ведь знали, как я к вам отношусь!

Мне стало невмоготу, словно я и в самом деле виновата в приписываемых мне злодеяниях.

– Даже не подозревала, что он собирался стрелять в вас. Он сказал, что хочет выследить, с кем вы будете встречаться, чтобы выявить всю цепочку.

Сноуд потер виски и глубоко вздохнул.

– Если это правда…

– Конечно, правда! – опять закричала я, оскорбленная упорным недоверием. Видимо, он поверил, я видела по его лицу, как сомнения, хотя и не сразу, уходили, появлялась уверенность в искренности моих намерений. Подобие улыбки мелькнуло во взгляде. В этот самый драматичный момент подошли к двери слуги с горячей водой. Предстать перед ними полураздетой в обществе мужчины… Боже, какой позор! Только теперь Сноуд обратил внимание на мой наряд и увидел, что на мне нет платья. Мы поняли друг друга. Я указала взглядом на платяной шкаф, и без лишних слов он спрятался там, а я пошла открывать дверь. Миссис Гиббонс прислала такой огромный бак воды, что его с трудом несли два конюха. Служанка Мэри, очень добрая и деликатная девушка, сопровождала их, понимая пикантность ситуации. Они налили ванну, я в это время плотнее закутывалась в пелерину и изо всех сил старалась, чтобы они не заметили мои босые ноги.

– Вам нужно что-нибудь, мисс Хьюм? – спросила Мэри, прежде чем уйти. Я оценила ее сдержанность, другая на ее месте задала бы много других вопросов.

– Спасибо, ничего не нужно.

Они вышли, а Сноуд появился из шкафа. Его хладнокровию можно было позавидовать, он даже не покраснел, хотя, видно, чувствовал себя несколько неловко и не знал, как вести себя в подобной ситуации. Но больше всего его интриговал мой вид. Он скользнул взглядом по моим растрепанным волосам, смятой пелерине и остановился на босых грязных ногах. Мне стало стыдно своего непривлекательного вида, я злилась на себя, и на него и спросила резко:

– Вы верите мне? Я не вру. Как вы могли подумать, что я способна на убийство? Или на предательство? Моя семья живет здесь, в этом самом доме, более двухсот лет. Мне здесь дорог каждый куст, каждое дерево и каждый камень на берегу. Я горжусь тем, как умер мой отец. Я готова была, рискуя жизнью, продолжить его дело, и вот благодарность. Я хотела отравить голубей, чтобы вы не послали ложные донесения, и вашу комнату обыскивала с единственной целью найти книгу с шифрами, мне это поручил Депью. Я думала, что вы сможете использовать код для дезориентации английского командования.

– Разумеется. Если Депью удалось убедить вас, что он работает на Англию, то я по логике вещей оказывался во враждебном стане. Вы обвиняете меня, что я вас безосновательно осуждаю, но вы делаете то же самое по отношению ко мне.

Он снова покосился куда-то в сторону. Я проследила взгляд и поняла, что его внимание привлекает комод. Из щели верхнего ящика высовывался клюв и видны были два блестящих глаза. Цезарь узнал Сноуда и начал беспокоиться.

– Что это у вас в ящике – голубь? – спросил он.

– А! Совсем забыла, это Цезарь, надеюсь, он не задохнулся.

– Цезарь? – воскликнул он. – Когда он прилетел?

Он бросился к ящику и вынул птицу. Странно, но голубь вел себя очень спокойно все это время, возможно, даже спал после долгого перелета.

Его хохолок несколько растрепался, но перышки выровнялись, как только его вынули из заточения. Сноуд вытащил из кармана горсть зерна. Он высыпал корм на угол комода, пока Цезарь клевал, Сноуд снял капсулу, он знал, как это делается, ему не потребовалось ни труда, ни времени, чтобы развязать проволоку.

– Когда он прилетел? – повторил Сноуд. Капсулу с запиской он опустил в карман.

– Когда вы с Фарфилдом оставили меня связанную на голубятне.

Сноуд посмотрел на меня недобрым укоряющим взглядом.

– Это была злая шутка, Хедер, заставить меня подумать, что я убил вас.

– Очень вам важно, жива я или нет. Пожалуйста, заберите отсюда птицу. Мне нужно принять ванну.

Он подхватил Цезаря и сунул его подмышку, словно мячик.

– Ухожу. Нужно послать ответ на записку. А потом… кстати, что мы скажем миссис Ловат?

– Правду. Идите же.

Он не спешил уходить.

Я зашипела на него, ему пришлось удалиться. Сноуда я убедила. Теперь от него зависело, чтобы Каселри поверил, что меня не за что отправлять на галеры. Но сначала нужно было ликвидировать следы ночной авантюры. В зеркале я увидела свое отражение – женщина, которая проползла по грязи не одну милю. Волосы висели слипшимися сосульками, пелерина была в грязных пятнах. Если бы кто-нибудь наблюдал за мной со стороны, его поразило бы, что это чучело еще чему-то улыбается. Я с наслаждением погрузилась в теплую ванну. Ссадины на ногах и руках больно заныли, когда на них попадало мыло. Это просто походило на пытку. Все же я вымылась, растерлась полотенцем и выбрала платье.