Берк, в душе проклиная себя, вышел в холл. Он не хотел причинить Кэтрин еще большую боль. Берк догнал, ее у парадной лестницы и обнял за тонкую талию. Несмотря на то, что она держалась прямо, он чувствовал, как дрожат ее мышцы. Казалось, ей было трудно стоять. Темные круги под глазами лишь подчеркивали ее хрупкость.
      – Я тебе говорила, – сказала она, – что справлюсь самостоятельно.
      Она напоминала розу, благоухающую и прекрасную… и с шипами, колючими, как когти дьявола.
      – Самостоятельно ты можешь упасть в обморок. Поэтому на этот раз послушайся меня.
      Он повел Кэтрин вверх по мраморной лестнице. Ее движения были скованны, и Берк вспомнил, что то же было и с ним в период выздоровления. На верхней площадке она остановилась.
      В полутьме ее глаза блестели как драгоценные камни.
      – Ты выполнил свои обязанности. А теперь иди и помирись с отцом.
      Берк почувствовал, как тяжесть навалилась на его грудь.
      – Избавь меня от такого наказания. Он все равно уедет.
      Кэтрин была так измучена, что больше не отказывалась от его помощи. И он повел ее по полутемному коридору. Их шаги гулко раздавались в тишине.
      Она свела брови, словно раздумывая над какой-то задачей.
      – Возможно, если бы вы поговорили как взрослые люди, а не рычали друг на друга, то могли бы прийти к согласию. Разве не видишь, что вы причиняете друг другу боль.
      – Мне нечего сказать этому образцу самодовольства.
      – Ты умеешь оскорблять.
      – Научился словесным битвам еще в детстве.
      – Я ужаснулась, когда ты стал угрожать родному отцу. – Кэтрин покачала головой. – Ничего удивительного, что вы не можете поладить. Ни один из вас даже и не пытается.
      Хоть стыд и пробудился в душе, Берк отверг ее обвинения.
      – Я должен раскрыть ему свои объятия? Позволить командовать мной как мальчишкой? Когда мне исполнилось семь, я уже знал, что надо или сражаться, или умереть.
      Кэтрин заставила Гришема замолчать, приложив палец к его губам.
      – Я не извиняю его за то, что в прошлом ты страдал. Но теперь ты мог бы попытаться протянуть ему руку. Ты когда-нибудь задумывался, как тебе повезло, что у тебя есть отец?
      Искренность, звучавшая в ее голосе, взволновала Берка. Каково было Кэтрин так рано потерять родителей и оказаться в чужом доме, где приходилось работать ради куска хлеба? Он вырос, имея все – превосходное образование, большое наследство, прекрасное поместье.
      И отца, который заклеймил сына как жалкого труса.
      В душе Берка вновь разгорались давно угасшие бунтарские мысли.
      – Я вполне мог бы быть сейчас покойником. За десять лет он ни разу не навестил меня.
      У дверей своей комнаты Кэтрин заглянула Гришему в лицо.
      – Ты тоже ни разу не приехал повидать его, не так ли? Может быть, он думал, ты не хочешь впускать его в свою жизнь.
      – Нет никакого «может быть». Мы с ним как два барана, сцепившиеся рогами. Чем меньше я его вижу, тем лучше.
      – Но он сейчас здесь. Это доказывает, что он любит тебя.
      Берк ненавидел это болезненное ощущение пустоты. Он распахнул дверь и ввел Кэтрин в комнату.
      – Поверь мне, он бы не приехал, если бы не его желание разрушить мой брак.
      Девушка глубоко вдохнула и медленно выдохнула. Подойдя к кровати, она бессильно прислонилась к столбику балдахина.
      – О, Берк! Ты же знаешь, я не давала согласия выйти за тебя замуж. Почему ты не сказал правду?
      Ее слова были как удар ниже пояса. Боль поднималась выше и застучала в висках.
      «Правда. Скажи ему правду».
      Холод пробежал по рукам, груди, шее. Берк напрягся, сопротивляясь воспоминаниям. Ему надо ответить Кэтрин, уговорить ее принять предложение. Но полумрак спальни растворился в потоке ослепительного света…
 
      Берк придержал лошадей на дороге, ведущей к полю битвы. Смрад, дым и, грохот выстрелов. В темном сюртуке и белоснежном галстуке, он казался элегантным щеголем, направлявшимся на скачки. Берк выкрикнул:
      – Я присоединяюсь к нашим славным сражающимся солдатам. А ты уходи.
      Альфред вглядывался покрасневшими глазами в разгоравшуюся вдалеке битву. Похожие на оловянных солдатиков, кавалеристы в красных мундирах шли в атаку на строй французской пехоты. Крики и вопли разносились над вытоптанным полем, сплошь усеянным телами убитых и раненых англичан. Так много англичан лежали умирая.
      Он был слишком поглощен собственными бедами, чтобы думать о них, но представил, что тоже лежит там. Ощущение боли от пули, разрывающей плоть и кости. Затем погружение в темноту. И… ничего. Конец земным мучениям.
      Темнота звала его. Холодная дрожь охватила Альфреда.
      Господи! Почему он не может быть хоть в чем-то похожим на Берка, который так спокоен и уверен? Даже перед лицом смерти.
      Потому что Гришем не был притворщиком. Для него существовал кодекс чести, несгибаемое мужество. Чувство справедливости и преданности.
      «Скажи ему правду… Скажи ему то, что знает Ньюберри. Возможно, это твой последний шанс».
      Но даже сильнее смерти Альфред боялся жалости Берка. Он опрокинул серебряную фляжку, пусть бренди придаст храбрости.
      – Я иду с тобой.
      – Нет! – отрезал Берк. – Ты пьян. Кроме того, дома тебя ждет жена.
      Жена, ожиданий которой он не оправдал. Жена, которую он заставлял рыдать и умолять.
      Альфред повертел на пальце золотое кольцо.
      – Может быть, Кэтрин будет лучше без меня.
      Берк бросил на друга мрачный взгляд:
      – Ни одна женщина не стоит того, чтобы ради нее умирали.
      Если бы он только знал! Неожиданно Альфред пожалел, что не Берк первым увидел Кэтрин, девушку с янтарными глазами, застенчиво улыбающуюся в приходской церкви. Берку следовало бы жениться на ней. Если бы он встретил преданность в хорошей женщине, он бы не пренебрег ею, как это сделал Альфред.
      – Напротив, – медленно произнес Альфред. – Я молю Бога, чтобы ты когда-нибудь сам познал такую любовь…
 
      Видение затуманилось и исчезло, оставив у Берка впечатление жаркого солнца, грома выстрелов и отдаленных криков. И еще глубокую жалость к Альфреду, который отказался жить еще до того, как французская пуля сразила его.
      Почему? Какую тайну знал Ньюберри?
      Вопросы отошли на второй план, когда Гришем попытался разрешить другую загадку. Альфред ошибался. Берк не был храбрым. Его подгоняла потребность избавиться от собственных демонов.
      Он опустился на край кровати и, опустив голову, схватился за волосы. Альфред видел в нем душу, достойную спасения, человека чести и твердых убеждений. Это открытие подействовало на Берка так, как будто его бросили в ледяную воду. Он всегда считал, что не заслуживает восхищения. Не заслуживает любви. Он думал, что весь мир смотрит на него с презрением и смеется.
      Неужели все эти годы он ошибался?
      – Берк? Ответь мне!
      Гришем поднял голову и увидел, Кэтрин, стоящую у полога и строго смотрящую на него. Платье цвета морской волны, с высокой талией подчеркивало алебастровую белизну кожи, а сумеречный свет придавал сияние и почти неземную красоту ее лицу. Никакие земные силы не помогли бы ему вспомнить вопрос, на который Кэтрин ждала ответа.
      – Мы не можем не считаться с тем, что ты сделал, – добавила она. – Мы должны об этом поговорить.
      Об этом? Берк не замечал ничего, кроме того, как поднимается и опускается ее грудь, как прямо и гордо она держится, несмотря на рану. Как Кэтрин прекрасна, душой и телом.
      Безграничная любовь вырвалась из железных оков, сковывавших его чувства. Такую возвышенную любовь он испытал только однажды – в сияющем тоннеле божественного света.
      Чувство восторга с пугающей силой овладевало Гришемом. Он соскочил с кровати и прижал Кэтрин к себе, словно губка впитывая ее теплоту. Она радостно прильнула к нему, ее шелковистые волосы ласкали его щеку, а груди были такими мягкими. Бурный поток возбуждения прокатился по телу Берка. Конечно, это была жажда физического обладания. Он бы ужаснулся, если бы это было совеем другим чувством. Как нежна и безыскусна она была, как он снова хотел владеть ею, сделать осязаемыми свои чувства, осуществить естественную связь мужчины и женщины.
      Все еще во власти воспоминаний, Берк прошептал:
      – Как странно все повернулось. Он хотел, чтобы я узнал преданность хорошей женщины. Нашел… любовь.
      Кэтрин слегка отстранилась и свела брови.
      – Это сказал твой отец?
      – Нет, не он. Альфред.
      Кэтрин замерла.
      – Ты вспомнил что-то еще, – прошептала она. – Так вот почему у тебя был такой взгляд. Когда же его воспоминания перестанут преследовать тебя?
      – Вероятно, когда их заменят мои собственные.
      Кэтрин опустила глаза, и он снова увидел ее бледность.
      Затем она снова с тревогой взглянула на Берка огромными глазами, окаймленными густыми темными ресницами.
      – Что же ты вспомнил?
      Он поцеловал кончик ее носа.
      – Не смотри так испуганно. На этот раз воспоминания почти не связаны с тобой.
      – Все равно я хочу знать.
      – Узнаешь. Но сначала ложись в постель.
      – Тебе неприлично находиться в моей спальне.
      – Если тебя беспокоит Лорена, то я ей все объясню. Едва ли она подумает, что я воспользовался твоим состоянием.
      Но этого он и хотел. Расстегивая платье Кэтрин, Берк невольно восхитился ее лебединой шеей.
      Укладывая ее на подушки, Берк заметил, что ее совершенно не смущают облегающая сорочка, кружевные панталоны и шелковые чулки. Его реакция была мгновенной и бурной. И напрасной, ибо он видел повязку на ее боку.
      – Ну, – сказала она, положив руки на колени, – а теперь рассказывай.
      Беспокойно расхаживая по маленькой спальне, Берк боролся с искушением.
      – Это были воспоминания о Ватерлоо. Я старался убедить Альфреда уйти с поля боя. Но он настаивал, что надо помочь раненым солдатам, и я не смог остановить его. Вот и все.
      – Этого не может быть. У тебя был такой… напряженней вид. Что именно он сказал? О чем он думал? Что чувствовал?
      Берк заколебался, не желая предавать друга, говорить о его тайных муках. Лучше, если Альфред останется героем в глазах его вдовы.
      – Если я и казался глубоко захваченным воспоминаниями, то только потому, что был изумлен, увидев себя глазами другого человека.
      – И что ты видел?
      Не в силах выдержать этого пристального взгляда, Гришем подошел к окну и посмотрел на закат, розовые лучи которого освещали сад.
      – Что-то совершенно не соответствующее моей репутации.
      – Что же это было?
      Берк пожал плечами:
      – Он верил, что я уверен в себе… достойный… человек чести. Мало он меня знал.
      – Напротив, это доказывает удивительную проницательность Альфреда. – Светлая улыбка озарила лицо Кэтрин. – Ты изменился с той поры, когда я впервые увидела тебя. Конечно, ты совершил положенную тебе долю грехов, но и показал, что очень заботливый. Великодушный. Смелый. И имеешь дурную привычку преуменьшать свои достоинства, позволяешь считать тебя негодяем.
      Он и был негодяем. Только негодяй мог бы заглядываться на ложбинку на ее груди и раздумывать, как бы ее раздеть, утолить свою похоть, в то время как она явно нуждалась в отдыхе. С любой другой женщиной он бы уже добился своего. Но это была Кэтрин, и ему поручено оберегать ее. Для него это было новое, незнакомое чувство.
      В глубоких глазах Кэтрин была такая красота, что Берк остановился. Как они выразительны: золотисто-карие, сияющие таинственно и ярко, как янтарь. Он мог бы смотреть в них всю свою жизнь. Когда они бывали вместе, дружески беседуя и делясь мыслями совсем как муж и жена, Берк испытывал полное удовлетворение.
      – Берк? Ты снова где-то далеко.
      Гришем вздрогнул, поняв, что погрузился в мир фантазий, в котором он был тем совершенством, каким она считала его. Но истинный герой не стал бы злоупотреблять ее ошибкой.
      Берк сел рядом с Кэтрин на кровать, заскрипевшую под его тяжестью. Взяв ее руки, он сказал:
      – Раз уж ты такого высокого мнения обо мне, значит, признаешь, что я буду тебе прекрасным мужем. Ты выйдешь за меня?
      У Кэтрин сжалось сердце. Глядя в туманную глубину его глаз, она сознавала, что в Берке воплотились все качества мужчины ее мечты – сила, юмор, нежность и содержательность. Но он не будет принадлежать ей, не должен. Она не могла дать ему то, в чем он действительно нуждался. Семью.
      – Берк, я…
      Гришем приложил палец к ее губам.
      – Прежде чем ты скажешь «нет», позволю себе заметить: как бы ни был красив Джилли-Грейндж, замок Торнуолд в сто раз прекраснее.
      – Ты живешь в замке?
      – Можно и так сказать. Дом построил мой прадед на месте разрушенного замка, и существующий большой зал сохранил старые каменные стены. – Его лицо раскраснелось от гордости. – Это место дышит историей, величием, не поддающимся описанию. Ты должна увидеть этот дом и убедиться сама.
      Если бы она могла!
      – Это звучит очень заманчиво.
      – Ты не услышала и половины. Замок Торнуолд стоит на утесе у моря. Ночью слышно, как волны ударяются о берег. – Берк стал описывать песчаные берега, холмы среди зеленых речных долин и пустоши с блестящими озерцами воды и свободно гуляющим по ним ветром.
      Кэтрин ловила каждое его слово. Она была бы счастлива жить и в лачуге – если бы стала его женой. Но это единственное, что не могло осуществиться.
      Ее сердце разрывалось, она поднесла его руки к своим губам и нежно поцеловала.
      – Ты оказываешь мне великую честь. Но есть причина, о которой ты не знаешь, иначе ты бы никогда не сделал мне предложения. Я пыталась сказать тебе об этом вчера, как раз перед тем как меня ранили.
      – Это Альфред, не так ли? – резко спросил Берк. – Однажды ты сказала, что твоя единственная любовь умерла.
      Кэтрин покачала головой:
      – Я любила его, правда, но… – Она замолчала, ей хотелось высказать свои чувства, но в то же время нельзя было вселять в него ложную надежду. – Но дело совсем в другом.
      – Что бы ты ни сказала, это не изменит моего решения, – настаивал Берк. – Но продолжай. Я слушаю.
      Кэтрин опустила глаза. Его пальцы казались очень смуглыми на ее белой коже. Ей трудно было посмотреть ему в лицо.
      – Я никогда не смогу родить тебе детей. Я бесплодна.
      Каким коротким было это слово – «бесплодна». Но в тишине спальни оно прозвучало как проклятие.
      Она ждала, когда Берк с отвращением отшатнется от нее. Но он взял Кэтрин за подбородок и посмотрел в глаза:
      – Ты была беременна, по крайней мере один раз, не так ли? Я помню, Альфред говорил, что у тебя был выкидыш.
      – Да. – Она глубоко вздохнула, стараясь приглушить сердечную боль. – Помнишь, я рассказывала, как четыре года назад поехала в Лондон и стала свидетельницей вечеринки, которую ты устраивал для него?
      – Как я мог забыть? Это чудо, что ты не отказалась говорить со мной.
      – Я поехала в Лондон, чтобы сказать Альфреду, что жду ребенка. Но после того как увидела его со Стеллой Секстон, была так потрясена, что выбежала из дома прямо на улицу. На мостовую, где ехали кареты. – Она словно вновь услышала крик кучера, увидела вставшую на дыбы лошадь и почувствовала страшную боль в животе. Даже теперь при этом воспоминании ее глаза наполнились слезами. – Я потеряла ребенка. Доктор сказал, что я искалечена навеки.