Андрей Смирягин
      ПРЕЛЕСТЬ РАСПАДА
      Вот я и долежался на диванчике до своего тридцатника. Он стукнет совсем уже скоро. Жди меня, мой родной. Я доползу до тебя как-нибудь. Интересно, а сразу после помру или нет?
      Я сижу оглушенный в полном недоумении, как я здесь мог оказаться так быстро. Ведь вон же лежит еще совсем недавно срезанная прядь моих первых волос, вот связка моих молочных зубиков, вот баночка моих первых ногтей, вот бутылочка моей первой мочи, вон... ну и так далее.
      Гнусное тело, оставляя следы, упорно тащится к своему концу. И что самое противное, тащит с собою и сознание. Где моя глупая радость по поводу и без повода? Где ощущение дурацкого счастья с приходом весны и мировой катастрофы от несчастной любви? Где предчувствие чего-то большого и светлого на горизонте? Юность ушла, и из радостей жизни не осталось ничего, кроме рутины женщин, выпивки, зрелищ, путешествий да творчества.
      В помощь телу я стал принимать холодный душ каждое утро и вечер, услышав, что при низкой температуре жизненные процессы замедляются, и организм в целом живет дольше.
      Я даже перестал принимать горячую ванную. Впрочем, это уже дает о себе знать страх утечь вниз вместе с грязной водой. Совсем нервы на старости лет расшатались. Бросить пить, что ли? Вот сейчас и брошу. Сейчас выпью последний бокал и сразу брошу. Вот, уже бросил. Смотри ты, не разбился! Да что ты за этот бокал так переживаешь?! На то он и стекло, чтобы биться.
      Все на меня кричат. Никто нас стариков не любит. Даже стакан пива на старости лет поднести некому. Чем кричать на меня, лучше бы сходила за пивом для лежащего на смертном одре человека.
      Ну и не надо. Вообще ко мне больше не подходи! Иди и найди себе молодого. Между нами все кончено. Пускай меня назовут жестоким человеком, но даже и не надейся, что когда-нибудь еще я позволю тебе выдавливать прыщики на моей спине. Я уже не говорю о доступе к остальному телу.
      Пришла пора и поберечься. Ведь у меня нет другого, кроме этого раздобревшего от неподвижности и лени, тела. Да и что мне мое бренное тело? Тот еще предатель.
      Тело - это такой подлый организм, что никогда не знаешь, что от него ждать дальше. Ты к нему со всей душой, холишь его, лелеешь, по утрам занимаешься с ним зарядкой, а оно нет-нет да и подхватит какую-нибудь заразу. Ему любая зараза милей, чем ты сам.
      Вот и сейчас кто-то к нему пристает снаружи. А! Это всего лишь она тянется к моему измученному микробами телу со своими ласками. Слушай, не приставай ко мне. С двумя заразами сразу мне бороться трудно.
      Обиделась. Ну прости меня. Я останусь преданным тебе до чьей-нибудь гробовой доски. Ни на что я не намекаю! Знаю, знаю, что не дождусь. Мы будем жить долго и счастливо и помрем в один, чтоб он был неладен, день.
      Вы видите, что наши взаимоотношения с этой девушкой основаны на любви и уважении. Эта несчастная меня любит, а я ее за это уважаю.
      Честно говоря, я уже давно привык к ее прелестям, и меня возбуждает в ней только то, что она женщина.
      Удивительно, но женщины тоже меняются с годами. Нет, не внешне, конечно. Внешне они всю жизнь девочки. Ну не мальчики же! Они меняются только в своем отношении к мужчине. Примерно так: ей восемнадцать - ее слезно умоляешь, ей двадцать - ее упрашиваешь, ей двадцать два - ее просишь, ей двадцать четыре - спрашиваешь согласия, ей двадцать шесть - даешь согласие сам.
      Давай, что ли, сыграем в занимательную игру. Вообразим, что ты молодая и неопытная девочка. А я старый и грязный совратитель.
      Нет. Ты сразу не падай в мои объятия. Давай предположим, что я безуспешно добиваюсь твоей взаимности, а ты сопротивляешься изо всех сил. Нет. Опять ты слишком быстро сдаешься и раньше времени начинаешь раздеваться. Ну давай, попробуем еще раз.
      Надень эти туфли, эту коротенькую юбочку, встань у стола и сделай вид, что наклонившись готовишь домашнее задание. А тут этот противный тридцатилетний старикан с трясущимся от вожделения подбородком подползает сзади, капая потом со лба и слюной изо рта, и начинает целовать твои восхитительные ножки, поднимаясь все выше и выше от кончиков высоких каблуков.
      Ну, я так не играю! У тебя совершенно неадекватная реакция. Ты должна завизжать от стыда и омерзения, а ты стоишь, как ни в чем не бывало, да еще поводишь задом, как мартовская кошка.
      Нет. Если я сейчас не выпью пива, до тридцати я точно не дотяну. Ну ладно, поехали, съездим за пивом вместе. Кстати, у тебя деньги есть? Отлично! Хватит, чтобы еще и бензином заправиться.
      Ну что ты все о деньгах беспокоишься? Ты же знаешь, что я все верну. Ты что, не видишь, что человек при смерти, и ему не осталось ничего, кроме радости гниения и духовной утонченности задумавших врезать дуба? Какие вы, женщины, все-таки меркантильные. Берите пример с мужчин, которым, кроме костюма, в котором они могут обольщать женщин, и диванчика, где их обольщать, в жизни ничего не нужно. Вам же еще нужны вокруг диванчика стены, рядом со стенами пара машин, да еще в часе езды загородный домик подавай.
      Ты спрашиваешь, как я все верну, если скоро концы отдам. Очень просто. Завещаю тебе мои предсмертные лекции об эстетике последнего вздоха и прелестях распада. Да им же цены нет! Кстати, и мой любимый вибратор тоже можешь взять.
      Похоже, ей этого мало. Впрочем, за это я ее и обожаю. Представьте себе такого меленького пушистого зверька с острыми зубками. Он такой любопытный, ласковый, шустрый и все время голодный.
      Вот и сейчас, когда мы стоим в очереди на бензоколонку, она вдруг захныкала от голода. Мне нечего ей было предложить, и она взялась за меня. Ну прекрати, не расстегивай мне молнию на штанах, кругом же люди. И не надо класть голову мне на колени. Но силы были слишком неравны. Женщину от задуманного ничто не может остановить, конечно, если рядом нет другой женщины.
      Единственное, что я смог сделать - это отключить печку, чтобы стекла покрылись спасительным инеем.
      Не удивительно, что, когда я выезжал с "заправки" на трассу, из-за заиндевевших стекол я просмотрел мчавшийся далеко за сотню "Мерседес". Нет. Так до тридцати я точно не дотяну. За грубую подрезку он гнался за мною, сигналя дальним светом и постреливая из помпового ружья, до ближайшего милицейского пикета.
      За скорость естественно остановили первую машину, то есть меня. Никогда я так не радовался инспектору, выписывающему мне штраф, даже зная, что расплатиться мне с ним все равно нечем.
      Спасла меня единственная фраза, которую я придумал давно, и которая действует каждый раз безотказно на всех автоинспекторов: "Товарищ инспектор,- сложил я в экстазе признания руки на груди.Поверите?! Денег ни копейки. Жизненные обстоятельства. Клянусь, когда есть, я не жадничаю, и вы всегда бываете довольны. Но сейчас хоть режьте, ни копейки!" Когда такая фраза закончилась демонстрацией пустого бумажника, закаленное спиртом и выхлопными газами сердце инспектора дрогнуло.
      От радости, что все обошлось я, как сумасшедший, погнал домой. И ведь никуда же не торопился, идиот! Нет. Так до тридцати я точно не дотяну. Несясь к очередному перекрестку, где горел красный свет, я вдруг почувствовал, как нога на тормозе ушла в безвоздушное пространство. Покачав немного педаль, безо всякого обнадеживающего отклика с ее стороны, я понял, что пора выбирать цель для тарана.
      В каждом ряду на светофоре стояло не меньше двух машин. Нет. Так до тридцати я точно не дотяну. Трезво рассудив, что одна машина для ремонта, это меньше, чем три, я резко вывернул руль влево на бордюр и, кое-как славировав между деревьями, выехал на пешеходную дорожку. Пешеходы, спешащие в метро, открыв рот наблюдали за сумасшедшим, мчавшимся напролом в неизвестном направлении.
      Нет. Так до тридцати я точно не дотяну. Выбора было два: либо бетонный забор, либо въезд в метро. Впрочем, до тридцати я, возможно, и дотяну! Рядом с лестницей ведущей в утробу метрополитена дворники насыпали огромный сугроб. Его-то я и выбрал для мягкого приземления.
      Женщины никогда не бывают довольны, даже когда ты спасаешь им жизнь. Она только спросила, с какой это стати мы повернули здесь налево, когда нам надо направо.
      Притормаживая двигателем, мы кое-как добрались до моего диванчика. Жадный глоток холодного пива, и у меня потемнело в глазах от прилива жизненной силы. Три раза за день избежать верной гибели - это хорошая примета. И хотя мы с Богом относимся друг к другу с юмором, я верю в его знаки.
      Я устраиваюсь поудобнее на диванчике. Скажите, что еще нужно человеку? С одного боку в руке пиво, с другого женщина. Передо мною на экране мелькает захватывающий боевик, и ни одной, ни единой мысли в голове. Счастье! Вот оно!
      Пусть там, по ту сторону экрана, падают сраженные бандитской пулей, вдребезги разбивают машины и погибают от жажды, не получив вовремя спасительного глотка пива.
      А у меня вокруг лепота и вечный покой...
      Что ты так странно на меня смотришь? Что, уже пора? Ну ты даешь! Нельзя же так частить. Теперь я, кажется, знаю, от чего я кину свой юбилей. Да и Бог с ним! Пускай меня запомнят молодым.
      Кстати, какая у тебя любимая позиция в сексе? Говоришь, когда я сверху на тебе. Интересно, а у тебя есть хоть одна нелюбимая? Есть. А, ну да. Это когда я сверху, но не на тебе.
      Ну ладно, так и быть. Иди разденься, ляг на диванчик, раздвинь ноги и жди. Я сейчас прийду. Вот только закончу эту юбилейную лекцию какой-нибудь мудрой фразой. А то неудобно как-то, скажут, дожил до тридцати, а ума так и не набрался. Ну что-то вроде этого: "Страшно в жизни не то, что она проходит быстро, страшно, что незаметно!"
      О Господи! Да, иду я, иду! Нет. Так до тридцати я точно не дотяну...