19. 02.

Нет, эту ахинею снял кто угодно, только не Квентин Тарантино!

Она так и не пришла.

В свете текущих событий женский каприз Яны Бельской (если это был именно женский каприз), не должен был иметь особого значения.

Однако имел.

Леший понял это ясно и определенно только сейчас, на выходе из тополиного парка, когда часы на руке показали восемь пятнадцать. А до этого мгновения он бессознательно прислушивался, надеясь услышать быстрый перестук каблуков и напряженно вглядывался во тьму, ожидая и почти веря что вот сейчас, именно в эту секунду она шагнет из темноты навстречу. Улыбнется. Или не улыбнется. Что-нибудь скажет. Или промолчит. И Леший расскажет ей свой странный сон.

За этот час, наполненный надеждой, обидой, страхом и дурными предчувствиями Леший раз десять умер и воскрес. Это было похоже на ожидание Мастером своей Маргариты. Только в их дуэте Мастером была она. Женщина с глазами цвета осенних сумерек. Женщина, чье очарование было как музыка Вагнера — смертельным. "Капитан Цебич", кем бы он ни был, появился поздно.

Леший уже принял яд.

На лестнице витал слабый аромат духов.

Леший открыл дверь и шагнул за порог, нащупывая на стене выключатель.

Руку перехватила холодная узкая ладонь. Взъерошила волосы, провела кончиком мизинца по губам. Запах духов стал сильнее. Он обволакивал его так же как эти узкие, холодные, умелые ладони.

— Ева? — произнес Леший и изумился себе, почувствовав раздражение.

Сорок восемь часов назад он отдал бы душу за этот миг.

— Что ты здесь делаешь? Как ты сюда попала?

— Странный вопрос, мой повелитель… Ты ведь оставил мне ключ, — ответила темнота тихо и вкрадчиво, — Ты сказал, что я пойму свою ошибку и вернусь… Вот я и вернулась. Боже! Ну не стой как столб. Обними меня, наконец!

Леший почувствовал, что ему нестерпимо хочется ругаться. Матом.

4.

"Мы были из тех, кто братался со смертью, И бился с любовью".

— И так, что у нас плохого?

Яна без слов протянула конверт со штемпелем «Гелиополя». Заклеенный.

— Зуб даю, здесь официальное уведомление о том, что мои «сказки» завернули.

— Откуда такой пессимизм, леди? — Ким вскрыл конверт и зашуршал бумагами. После недолгого молчания, неловкого с его стороны и ироничного — с ее, Ким вздохнул.

— Между прочим, вы совершенно правы.

Яна хмыкнула.

Они сидели в салоне белого «форда», приткнутого на асфальтовом пятачке размером с носовой платок и почти скрытого от любопытных глаз в буйных зарослях сирени.

— Я отчего-то была уверена что все получится, — задумчиво произнесла Яна, — хотя в «Гелиополе» с самого начала было нечисто. Кто-то из Них там шнырял, и как бы не сам Динзиль… И чертовски близко от Лешего, уверена.

Сенсор подал сигнал когда мы обедали, но я не рискнула уточнять. Возможно — зря.

— Нет. Вы поступили правильно. Оставаться там было слишком опасно, — серьезно отозвался Ким. Яну и рассмешила и растрогала эта серьезность.

Жить вообще опасно, от этого умирают, — с улыбкой отозвалась она, — кстати, есть очень важная причина, почему Страж не любит, когда мы пользуемся сенсорами. Когда привыкаешь полагаться на прибор — теряешь собственную чувствительность. Признаю — пару раз сенсор спасал мне жизнь, но в тот раз он меня подвел и, возможно, подставил.

— Вы хотите сказать, — перебил Ким, но осекся и замолчал.

— А как еще Они могли так быстро выйти на Лешего? — холодно спросила Яна, — Допускаю, что они разрабатывали этого парня задолго до того, как я появилась здесь. Он — кандидатура во всех отношениях подходящая: независимый издатель. Ну, почти независимый. Я — писательница. Идеальная возможность, и я была бы идиоткой, если бы не попыталась использовать ее на полную катушку. А Они были бы идиотами, если бы не попытались это пресечь. К сожалению, мы — люди умные, а значит нам не миновать было встретится на узкой дорожке. Только слишком рано произошла эта встреча. Я почти ничего не успела. И, готова положить руку на огонь — это случилось потому, что Их осведомитель в «Гелиополе» засек эти трижды клятые «часы». А теперь можешь сказать обо мне все что думаешь. От выбора выражения я тебя освобождаю.

— Леди, вы… неосторожны, — произнес Ким и его такт задел Яну сильнее, чем могла бы откровенная грубость. Круговыми движениями она легко помассировала ноющие виски. Бессонная ночь давала о себе знать. Но права на отдых она еще не заработала. Сначала нужно было решить, что делать дальше.

— Я уверена — решение приняли за Виктора, — сказала она, — Леший не из тех, кто нарушает обещания. И, определенно, не из тех, кому можно пригрозить. Я бы, во всяком случае, не решилась.

— И что, по-вашему, произошло?

— Совершенно не представляю, — отозвалась Яна, — могу только пофантазировать…

В тот день, когда мы договорились встретиться, я отправилась в его контору уверенная, что поступаю правильно. И сенсор молчал. Но все вокруг просто кричало о том, что это — ловушка. Даже небо над головой. Даже земля под ногами. Ты знаешь, Ким, деревья на несколько порядков превосходят чувствительностью любой сенсор, даже последней модификации. В тот вечер тополя просто вибрировали от тревоги. Я поняла, что нужно убираться как можно скорее и как можно дальше, иначе костей не соберу. Но, возможно, я ошиблась. Это была ловушка, но не столько на меня, сколько на Лешего.

Ким нахмурился.

— Виктор ведь не из наших, — полувопросительно произнес он.

— Пока нет. Но вполне мог бы стать нашим. Со временем. К сожалению, Они увидели это раньше чем я и перекрыли ему все пути. Он закодирован. Как Неуязвимый.

На этот раз молчание было не долгим и, по большому счету — ритуальным. Ким поверил ей, Яна это видела, а в подобных случаях для него было возможным только одно решение.

— Если кто-то ХОЧЕТ быть свободным, он ДОЛЖЕН быть свободен. И мы ОБЯЗАНЫ защитить его свободу, если она в опасности. — Он впервые взглянул на Яну без вопроса. В этих обстоятельствах командир «Берсерков» не нуждался ни в разрешении, ни в совете. Такие вещи были предусмотрены инструкцией. Если этот человек наш, даже потенциально, он имеет полное право на защиту рейнджеров, как любой трассовик.

Яна, в свою очередь, тоже немного помолчала, отдавая дань ритуалу. Потом двинула плечами, словно освобождаясь от тяжелого, давящего груза.

— Лед ит би, — произнесла она, — покажем этим ублюдкам как надо Родину любить. Но, имей в виду, Они сядут нам на хвост как только прозвучит увертюра.

В таком случае, помоги им Бог! — лицо Кима, добродушного, веселого парня в один миг сделалось жестким, как кулак, и Яна без слова уступила ему руль.

Солнце висело над плоскими крышами типовых девятиэтажек, слегка бессовестно заглядывая в окна. 16. 00. Время вполне политесное, — бормотнул Ким. Видно было, что ему слегка не по себе, причем нервничал он явно не из-за предстоящей схватки. Яна поняла все, когда Ким нерешительно позвал ее:

— Леди?

Парень вертел в руках матово-черный пистолет, даже на вид тяжелый и опасный.

— ППК? Серьезная вещь, — одобрила Яна и протянула руку, освобождая Кима от колебаний.

— Может быть, не стоит? — парень заглянул ей в лицо с нешуточной тревогой. Ее взгляды на стрельбу с трупами были хорошо известны по всей ТРАССЕ. — Может мы все сами, а? У меня ребята привычные, по ночам во сне «ужастики» не смотрят.

— А я буду смотреть на ваши "марсовы игрища" из президентской ложи и радоваться, что осталась чистенькая? — Яна усмехнулась и жестко потребовала, — давай. "Что делаешь — делай". Если придется — я выполню свою долю грязной работы, а с совестью договорюсь как-нибудь на досуге.

— Сольвейг права, — неожиданно поддержал ее Неуязвимый, — нельзя быть наполовину сукой, наполовину ангелом. Уж если попал в дерьмо — ныряй поглубже.

— А как же твоя "проповедь любви"? — мягко поддела Яна.

Род скривился, как от зубной боли.

— Насилие — мой последний аргумент, — произнес он, выкладывая на колени «узик», — но на всякий случай он всегда при мне. И пусть мои враги об этом знают. Во избежание лишних жертв.

— Аминь, — кивнула Яна, взяла оружие и, если не с подлинным, то с "хорошо сделанным" спокойствием сунула его в карман бежевой куртки, надетой по случаю прохлады.

Они провожали ее глазами, пока она не скрылась в подъезде и только после этого перевели дух. Лестница была проверена, двор — тоже, а за всеми крышами все-равно не уследишь. Но Великие Боги ТРАССЫ хранили ее, кто знает для какой судьбы.

Ким вытянул трубку из кармашка на дверце и негромко бросил в нее:

— Шериф, дуй за ней. И проследи, чтобы дверь в квартиру была открытой.

Второй экипаж готов? — трубка утвердительно гукнула, — значит действуем как учили, делаем их на входе. А если какой-нибудь Рэмбо вздумает поливать подъезд из автомата… Парни, вот честное слово, самый лучший выход для него, если собственным рикошетом мозги выбьет.

Дверь была заранее «обезврежена». Яна знала, что ей не стоит беспокоится о сигнализации и вообще "беречь спину", зная Кима и его группу можно было предположить, что сзади бесшумной тенью скользит один из рейнджеров владеющий умением становиться «невидимкой». Она не знала кто это, не чувствовала его присутствия. Если «визиту» суждено пройти мирно, она никогда не сможет среди пяти других выделить и поблагодарить хотя бы взглядом свою незримую «страховку». Инструкция предписывала ему обнаружить себя только в одном случае — если на трассовика нападут. И сделать все, чтобы «объект» не пострадал. Собственная безопасность в подобных случаях принималась в расчет лишь до того момента, когда ситуация действительно становилась опасной.

Возможно, это было не слишком справедливо. Но этот этап проходил каждый. Она и сама два года «работала» в шумном приморском городе под командованием Рода Шривера, охраняя тех, кто «уходил». Охотники… Яне становилось смешно при воспоминании о своей наивности… Ловцы некрещеных душ… И что только не придумают ошалевшие от скуки обыватели. Они предпочитали называться рейнджерами, и в этом был смысл.

Потом, отстав от Неуязвимого всего на пол-шага, она приняла на себя жесткий свет Великого Зеркала… Решиться на это ей было даже легче, чем другим. Она ничего не оставляла в мире — о чем стоило бы печалиться. Тот, кто мог бы удержать ее ушел раньше и той дорогой, с которой еще никто и никогда не возвращался.

Перекресток словно гильотиной отсек последние остатки привязанности к дому, к прежним друзьям. Жесткий свет перестроил ее тело, сделав его гибким, выносливым, неподвластным времени и усталости. Способным выдержать дорогу о которой знали только то, что она где-то начинается. Где она заканчивается и заканчивается ли вообще — не знал даже Страж, тот, кто вручил ей мотоцикл и помог в первый, самый трудный раз шагнуть через Порог. На ТРАССУ, вслед за Неуязвимым и за другими, такими же как она бездомными скитальцами, апостолами и рыцарями свободы, предвестниками Хаоса.

Но на этой дороге встречались не только мирные встречи с родней по духу. Были еще и Они. Те, кто закрывал пути. На ТРАССЕ шла бесконечная война в которой обе воюющие стороны уже давно отвыкли считать жертвы и считали лишь отвоеванные километры. О погибших говорили просто: "ушел вперед", и провожали без особой печали, с надеждой на встречу "за последним шлагбаумом"… Хотя никто не знал, точно ли он последний, мнения на этот счет были разные. Сошедших с ТРАССЫ презирали и жалели. Их — люто ненавидели, и Они платили ответной ненавистью. Говоря по-правде, было за что. Когда обе воюющие стороны — фанатики, кровь льется ручьями и никто не меряет их глубину.

Смуглое красивое лицо с длинными темными глазами, смотревшими прямо и жестко — это было лицо врага. Как раз такого врага, который чтобы уничтожить тебя бросит гранату себе под ноги и будет улыбаться при этом.

Яна поняла это как только вошла. Сенсор слабо пискнул, но она уже не нуждалась в предупреждении.

Она вышла на середину комнаты и остановилась под люстрой похожей отчасти на летающую тарелку, отчасти на суповую. Эта неуклюжая дешевая люстра, шкаф, похожий на гроб, обшарпанное трюмо, диван у стены и две гитары в углу — была по сути и вся мебель. Словно человек не жил здесь а зашел на минутку. Если до этого мгновения у Яны и были какие-то сомнения, относительно принадлежности Лешего к их благородному воинству, то теперь они окончательно отпали.

Женщина, в узких черных джинсах и шелковой белоснежной блузе с «крылатыми» рукавами, перехваченной на талии широким поясом, с таким же как у Яны сенсором на запястье, помедлила ровно столько, сколько требовало ее самолюбие. И шагнула навстречу. Она не боялась — это было заметно сразу.

— Кто ты? — в низком голосе прозвучали тихие, рычащие нотки.

Не стоило отвечать. Известно, какой разрушительной силой обладает названное вслух подлинное имя. И Яна отозвалась так как уже тысячу лет отвечала на подобный вопрос:

— А кто ты?

Темные глаза сощурились. Полные губы дрогнули в намеке на улыбку:

— Ева.

— Тебя слепили не из теста, — признала Яна.

— Да, уж не из грязи… Что тебе нужно?

— Только то, что принадлежит мне.

— Здесь нет ничего, принадлежащего тебе, — возразила Ева и с медленной холодной улыбкой уточнила, — теперь нет.

Взгляд ее скользнул по низкому диванчику, покрытому шерстяным пледом «мышиного» цвета. Яна посмотрела туда же. На диванчике сидел Леший. Он был таким тихим и отстраненным, что поначалу Яна даже не заметила его.

— Здравствуй, Виктор.

Леший вежливо кивнул. Его спокойный взгляд не был взглядом идиота, Яна поняла это сразу. Стало быть, он сообразил, что две женщины на его глазах собирались ни много, ни мало — убить друг друга. Одну из них он совсем недавно любил. Или, скажем так, думал что любит. Другую был вполне готов полюбить. Но это было до того, как его висков коснулись холодные пальцы Евы. Сейчас ему не было до них никакого дела. Сейчас то, что сидело на диване и вежливо кивнуло Яне, если и было Лешим, то лишь отчасти.

Это зрелище могло убить…

— Да, — Яна снова повернулась к сопернице, — ты совершенно права. Мне нужна эта душа.

Ева скрестила руки на груди и вздернула подбородок.

— На каком основании ты требуешь себе эту душу?

— А на том, что ты не желаешь ее отдавать.

Темные глаза Евы, казалось, потемнели еще больше.

— Ты не слишком утруждаешь себя подбором аргументов.

Яна хмыкнула:

— Неужели я опущусь до полемики с пустоголовой куклой!

— С кем? — то что сидело на диване вроде бы шевельнулось. Яну передернуло. Потребовалось, видно, не меньше недели, чтобы довести этого сильного, независимого человека до такого состояния. Ну ничего. Она уже здесь, а все остальное — в руках судьбы.

— С куклой, — повторила она не глядя на мужчину, но кожей чувствуя, что он ее слушает, — неужели ты не знал, что твоя волшебная нимфа только оболочка?

— Ложь, — холодно отозвалась Ева.

— Это правда. Ты можешь сколько угодно лгать ему, но неужели ты думала, что можешь обмануть меня? — Яна покачала головой, — тот, кто творит сам всегда сможет отличить творение от творца. Погляди на него. Если это, по-твоему, человек, тогда, возможно, и ты — тоже… Но если ты принадлежишь Динзилю, то он принадлежит мне.

Улыбка Евы стала еще шире и ослепительнее.

— Случай с Неуязвимым сделал тебя самоуверенной. Но я не повторяю ошибок. На этот раз у тебя ничего не получится.

— Посмотрим…

Отчаянный визг тормозов за окном оборвал Яну. Совсем рядом ударила короткая автоматная очередь и пара стекол откликнулась жалобным звоном. Яна,

как молния, метнулась вправо, вниз и Ева растянулась на полу с заломленной рукой.

— Творение не может быть круче творца, — тихо, в самое ухо прошептала Яна.

— Нет? — черные глаза сузились, — а вдруг?

Внезапно неведомая сила грубо схватила Яну за плечи и рванула на себя.

Широкая ладонь с размаху закрыла лицо и Яна поняла, почувствовала, что сейчас Леший свернет ей шею.

Хватка ослабла до того, как Яна успела по-настоящему испугаться. Она с трудом поднялась, встряхивая головой. Леший лежал на полу, носом вниз. Он как-то неестественно обмяк и это выглядело так, словно…

Худой паренек (метр шестьдесят с ботинками) вдруг возникший рядом, встретился с ней взглядом и торопливо успокоил:

— Жив. Но пять минут отдохнет. Не опасно. Как вы, леди?

— В порядке, — Яна прислушалась. Стаккато автоматных очередей стихло, но сейчас она не могла вспомнить, случилось это давно или сию секунду.

— Ты настоящий профи, Шериф, — она одобрительно цокнула языком, — я даже не заметила откуда ты взялся.

Одним слитным движением ее телохранитель поднялся с коленей и буркнул, отряхивая брюки:

— Не сказал бы, что это был класс. Эта "леди с кнопкой" неплохо поработала. Вы были на волосок от гибели. Да и я — тоже. Если б меня, каким-то чудом, угораздило умереть позже вас, Ким бы и на том свете нашел.

— Не будем о грустном, — отмахнулась Яна, — лучше подумай, что делать с этим сокровищем…

Железная дверь мягко повернулась в петлях. Женщина прислушалась, но не услышала топота десятка ног по коридору, не услышала вообще ничего. Просто в комнате, один за другим стали возникать люди: молодые, совсем юные, в запятнанных кровью рубашках и куртках, с пустыми лицами и автоматами у плеча.

Взгляд Яны метался от одного к другому, она пыталась сообразить — сколько их, но не могла. И только когда тихо щелкнул здоровенный «гаражный» замок Яна поняла, что «Берсерков» четверо. Пятый — Неуязвимый, на котором не было ни царапины. Значит — на этот раз без потерь. И словно камень свалился с души. Ненависть, которую она так долго будила в себе — так и не проснулась.

Яна чувствовала лишь презрение.

— Шериф, — скомандовала она, — поставь на ноги эту укротительницу тигров. Ким — держи Лешего, если вздумает очухаться и снова задурить.

Командир рейнджеров переместился на два шага вправо.

Дверь содрогнулась от удара.

— Ни хрена не вышибут, — буркнул Шериф, — раньше сюда целый взвод ментов принесет.

— Ты уверен?

— На все сто. А хохма с том, что Цебич ее сам поставил неделю назад. Чтобы охранять эту прелесть. Раньше тут обычная фанерка стояла…

Яна перевела взгляд на «прелесть», слегка порванную и поцарапанную, утерявшую былое совершенство и стоявшую не твердо. Ева смотрела на них как Софья Перовская: "Умираю но не сдаюсь". По всем канонам жанра следовало восхитится мужеством врага и предложить почетные условия сдачи. Но Яне Бельской было далеко до благородства Вивиан. Она чувствовала лишь раздражение от чужого неумного упрямства и тихое бешенство от необходимости его скрывать.

— Кодовое слово.

— Догадайся, — выплюнула Ева, — творец всегда умнее творения.

— Хочешь, чтоб тобой занялся Страж? — Яна недоверчиво качнула головой,

— Он ведь тебя на шнурки размотает, девушка. И все твое упорство будет напрасным потому что я все равно получу то за чем пришла. Это так же неизбежно, как трубный глас ангела над этим обреченным миром. Ни смерть, ни бессмертие, ни красота, ни уродство ничего не изменят в большом раскладе. Апокалипсис предрешен задолго до нас.

— Лжешь!

— Это правда, — Яна шагнула к ней. Ева попятилась и Яна остановилась.

— Это правда, Ева. А правда всегда смертельна.

— Откуда ты можешь это знать.

— Я была раньше тебя. И я говорю тебе — хаос поглотит этот мир, не смотря на весь свет твоих глаз. Иди с нами. Иди, я не оттолкну тебя… сестра. — Яна протянула ей руку, но Ева отступила еще дальше. И вдруг, как кошка, вспрыгнула на подоконник.

— Я тебе не верю.

Она рванула фрамугу на себя, качнулась вниз, взмахнула руками. За спиной развернулись белые, сверкающие крылья. Девушка-птица оттолкнулась от подоконника и пропала с глаз.

— Пятый этаж, — запоздало ахнул Ким.

Яна шагнула, было, к окну, но милицейские сирены взвыли вдруг совсем рядом, как трубы судного дня, и она замерла. И содрогнулась от запертых в горле слез и зажатого в горле крика.

— Будь прокляты эти сенсоры! Страж тысячу раз прав, — она обвела глазами ничего не понимающих рейнджеров, — Ева могла быть одной из нас. Я поняла это слишком поздно. А теперь она мертва и ничего не исправишь. Мы погубили живую душу.

— Яна?

Словно по команде все обернулись к Лешему. Он поднялся с пола и сейчас стоял слегка покачиваясь от слабости, бледный как восставший из гроба мертвец, но похоже в остальном — в полном порядке. Леший воскрес. Слово, вскользь брошенное Яной, оказалось именно тем единственным, которое после гибели Евы она даже не надеялась отыскать. Рука судьбы…

— Творение не может быть больше творца, — слабо улыбнулась Яна, — ты ЖИВОЙ, Виктор. ЖИВОЙ.

В прихожей тенькнул звонок. Напористо, резко, по-хозяйски. Как во всех странах мира звонят исключительно правовые структуры и исключительно перед тем, как ломать двери.

— Уходим, — скомандовала Яна.

Шериф распахнул настежь дверцу трехстворчатого шкафа. Ким, не крякнув, одним движением развернул трюмо.

— Еще увидимся, леди. Не поминайте лихом, — и первым шагнул в коридор, образованный зеркалами. За ним последовали Шериф, Лаки, Перс… Последним уходил рыжий Вит, немного похожий на Рея, и Яна подарила ему на прощание теплую улыбку. Неуязвимый "закрыл дверь", развернув зеркала.

— Пора и нам.

Неожиданно для Яны он по бандитски подмигнул Лешему и с силой толкнул его в спину. Ткань мира треснула перед изумленными глазами Виктора Лешукова и он шагнул прямо в полыхающий закат.

5.

"Путь завершен. Внизу разверзлась бездна.

Ее ль ты ждал? Она ль тебе любезна?

Ее я ждал. Она любезна мне.

В опасность верю. В гибель — не вполне."

Ф. Ницше.

Лежать было жестко и холодно. Леший поежился от свежего ветра и разлепил глаза. Над головой горели звезды — огромные, размером с вишню.

Голова покоилась на чем-то мягком. Леший скосил глаза. Судя по всему, это была бежевая куртка Яны, свернутая вчетверо. Он сел, потирая затылок, и осмотрелся. Великолепное шоссе уходило вперед, сужаясь к горизонту. На обочине сиротливо приткнулся мотоцикл. Вокруг простиралась самая обычная холмистая местность с пожухлой уже травой. Яну он заметил не сразу. Она сидела прямо на асфальте, рядом с мотоциклом и задумчиво жевала травинку.

Леший встал. Покачнулся от слабости, но устоял. Нагнулся, ожидая головокружения, но его не последовало. Тогда Виктор Лешуков уже спокойно поднял с земли куртку Яны, стряхнул и направился к ней. Она обернулась, словно почувствовала его взгляд. Или просто услышала его шаги. Леший в детстве не очень любил играть в индейцев. Яна поднялась навстречу.

— Замерзнешь, — сказал Леший, не замечая, что впервые обратился к ней на «ты». И неловко накинул куртку ей на плечи.

— Ты, вероятно, ждешь объяснений?

— Их не будет? — спросил Леший.

— Отчего? — она пожала плечами, — спрашивай.

Леший растерялся. О чем спрашивать, когда ситуация настолько вышла за рамки нормальной, что воспринимается как нечто самое обычное…

— Ну вот, например, это, — Леший крутнул головой, — Что это? И где это?

— А самому никак не догадаться? — щадя его Яна сама подтвердила сумасшедшую догадку, — это ТРАССА. Она — есть. Она — реальность. А вот где она проходит? Честно говоря, я даже не представляю, как соотнести это место с привычной тебе географией.

— Это невозможно.

— Фи! От человека с таким раскованным умом слышать это довольно странно, — Яна забавно сморщилась, — если не веришь — нагнись и потрогай. Факты — упрямая вещь.

— Как же мы сюда попали?

— Просто перешагнули Порог. Если сильно желаешь и знаешь чего желаешь — это всегда получается.

— Куда же она ведет? — спросил Леший, пытаясь уместить в голове сенсационные сведения. Яна необидно улыбнулась.

— Этого никто не знает. Трассовики поют: "Там, где кончается асфальт, начинается Рай." А наши философы считают, что это место лежит за пределами Рая и Ада, и даже вне юрисдикции Господа Бога. Как и сама ТРАССА. Мы здесь вроде как неприкосновенны.

— Издеваешься?

Яна стала серьезной. Взяла в руки его ладонь.

— Это так, сразу не поймешь. Это вообще невозможно понять. К этому надо просто привыкнуть.

Неожиданно на Лешего накатили свежие еще воспоминания и он дернулся, как от тока.

— Эта женщина… существо… Ева… Она, действительно, умерла. Мне показалось, что она… что у нее были крылья…

Яна кивнула. В серо-рыжих глазах, сменяя друг друга, промелькнули грусть, вина и сожаление.

— У Фронтиров не бывает крыльев. Им только кажется, что они есть.

— Так вы и в самом деле хотите разрушить мир? Извини, вопрос, конечно, из идиотского "космического сериала", но после всего, что я видел, я готов поверить даже в "пиратов времени" и "виртуальную полицию"… Или этот вопрос не из тех, которые принято задавать прямо?

Яна рассмеялась не без сарказма:

— Да кому он нужен, хотела бы я знать? Во всяком случае — не мне. Слава Великим Богам ТРАССЫ, я уже давно не принадлежу миру и избавлена от необходимости умирать за проигранное дело, как бедная Ева. Я могла бы сказать что мне очень жаль, но, если честно, мне все равно.

Леший уставился на нее не веря ушам. Шок был, пожалуй, посильнее, чем от внезапной материализации ее «сказок».

— Мир обречен, — спокойно повторила Яна, глядя в глаза Лешему, — время Логоса подходит к концу. Слово прозвучало, но не было услышано. Больше слов не будет. Наступает время Хаоса.

— Ты хочешь сказать, — Леший поперхнулся, — это Конец Света?

Яна кивнула. Ее равнодушие, причем не наигранное, а самое что ни на есть подлинное, не укладывалось ни в какие рамки, даже в виртуальные.

— И ничего нельзя сделать? Совсем ничего? А как же Ева?

— Они! — спокойствие впервые изменило ей, лицо перекосило от ненависти,

— Утописты! Фанатики!

… Видишь ли, Виктор, — она взглянула на него исподлобья. Помолчала, подбирая слова. — Те «сказки» которые ты отказался печатать, это был не просто литературный опыт. Это был сигнал. Для всех, кто может и хочет услышать. ЖИВЫЕ души не должны оставаться там. Тот, кто может уйти, должен знать что есть путь. Мы все делаем это — у нас это называется "разбрасывать маячки". А Они… Я не знаю, кто они, — Яна криво усмехнулась, — Если мы демоны то они, вероятно, ангелы. Они называют себя Хранителями и миссия их в том, чтобы закрывать пути.

— Зачем? — чтобы окончательно не рехнуться Леший постановил себе на время абстрагироваться от ситуации и рассматривать ее как отвлеченный философский вопрос, вроде древнего спора об универсалиях.

— Зачем? У Них есть причина. Серьезная причина. Они не хотят умирать. Видимо, не слишком верят в бессмертие души. Город стоит, если в нем есть пять праведников, — пояснила она, наматывая на палец сухую травинку, — царство Хаоса не наступит до тех пор, пока в мире есть хоть одна ЖИВАЯ душа. А среди Них ЖИВЫХ нет. Разве что изредка и случайно.

— Тогда почему вы бежите?

— Мы не «бежим». Мы уходим… Нам душно здесь. В этом проклятом мире душа не долго остается ЖИВОЙ, она умирает скорее, чем тело. Чтобы сохранить душу надо уйти.

— А как же остальные? Те, кто не может уйти?

— Они станут пылью на дорогах Вселенной.

— И тебе их… не жалко?

— Толку им с моей жалости, — отмахнулась Яна, — ну, пожалею я и что с того? Это ведь не я придумала, судьба у них такая. А судьбу на коне не объедешь.

— Яна, — опешил Леший, — я не верю, что это говоришь ты. Эта равнодушная злоба… из-за него, из-за Рея? Ты очень любила его?

— Я его ЛЮБЛЮ! И верю, что встречу его там, впереди. Он ЖИВОЙ. Жизнь одна. Смерть одна. И любовь — одна.

"Тебя мне никто никогда не заменит.

И место твое будет пусто и свято.

Пускай остается подушка не смятой,

Гляди, как целуются наши две тени…"

Яна осеклась, подавила всхлип в горле, но упрямо вздернула подбородок и договорила:

— Там, куда уходит ТРАССА категории жизни и смерти уже не имеют принципиального значения. И я знаю — он ждет меня там. А ты хочешь, чтобы я всем пожертвовала: своим ожиданием, его ожиданием, свободой, за которую так дорого заплачено, ради кого?

Леший отшатнулся. Впервые он видел ярость в этих, вечно спокойных глазах. Она взметнулась, как адово пламя, и человек отступил.

— Ради кого? — ожесточенно повторила Яна, — я могу пожалеть того, кого уважаю. Протянуть руку равному. Помочь сильному, если он на минуту ослаб. Но я не стану поднимать на ноги того, кто при первой же удобной возможности снова рухнет на колени. Пусть этим занимаются христианские святые, проклятый Сизиф или мартышка из басни, а я — воздержусь.

— Значит, это твоя политическая программа? — Леший сощурился так же жестко, как и она, — "Спасение утопающих — дело рук самих утопающих"?

— Что поделать, — девушка дернула плечом, — у меня нет крыльев и я не воображаю, что они есть.

Ночное небо с чужими звездами равнодушно висело над головой. Пахло увядающими травами и бензином. Леший впервые так остро почувствовал полное бессилие слова.

— Что будет, если я не стану печатать твои "сказки"? — спросил он.

— Ничего не будет, — она почти удивилась, — а что может быть? Месть? Я не мщу своим, даже если они заблуждаются. Придет время и ты сам вынешь мои «сказки» из стола…

— Сомневаюсь.

— Напрасно, — Яна улыбнулась тепло и немного снисходительно. Вспышка ярости длилась одно мгновение. Сейчас она вновь была спокойна и далека, — Хочешь спасти всех? Христос попробовал, так ему уже две тысячи лет свечки ставят… Спасай. Но сначала оглянись назад.

В ее тоне было что-то зловещее. Леший подчинился со странным нежеланием. И застыл, как жена Лота, превращенная в соляной столп. Метрах в пятидесяти, может чуть дальше, ТРАССА обрывалась. Но обрывалась так, что у любого рационально мыслящего человека разом заклинило бы все подшипники в мозгу. Асфальт был срезан, точно ножом. А дальше НЕ БЫЛО ВООБЩЕ НИЧЕГО. Вернее, там было НЕЧТО. Другого слова не подберешь. Огромная звездная бездна на 360 градусов обзора. И это не было спокойным звездным небом, мирно висящим над холмами. Бездна волновалась, пульсировала, дышала. В ней одновременно рождались и умирали тысячи вихрей. Тысячи огней гасли и тысячи зажигались вновь. Не было ничего, на чем мог бы задержаться взгляд, не поддавшись искушению рухнуть в эту бездну сияющим звездным вихрем.