И девушки поддержали ее.
      - Меня можете звать Ласточкой, - первой откликнулась Маша Лузгина и, взглянув на старшую сестру, добавила: - А Тоню зовите Несмеяной. - И тут же пояснила: - Она у нас редко смеется. Мы ее так дома окрестили. Тоня, ты согласна?
      Совершенно непохожая на свою сестру, высокая, стройная, с длинной темно-русой косой, Антонина улыбнулась:
      - Ну что ж, пускай буду Несмеяной...
      - Орлик, - придумала себе кличку задушевная подруга Фрузы Маша Дементьева. - Так меня звали в детстве... - И шутливо толкнула в бок Нину Азолину: - А тебя как?..
      - Василек, - задумчиво отозвалась Нина.
      Зина, внимательно слушая, отметила про себя, что эта подпольная кличка очень подходит синеглазой Нине.
      - Дело это, ребята, серьезное, - снова предупредила Фруза. Разговаривать о наших подпольных делах, не оглашая фамилий, - закон конспирации. - И обратилась к своей подружке-односельчанке Зине Лузгиной: А тебя как будем именовать?
      - Зовите Мальвой. В честь героини повести Максима Горького.
      Теперь Фруза смотрела на сидевших рядышком брага и сестру - Митю и Машу Хребтенко.
      - Елочка, - назвала себя Mama.
      - А я еще подумаю, - отозвался Митя.
      И тут Зина уловила взгляд Фрузы на себе.
      - Ромашка!.. - смутившись и покраснев, назвала она придуманную кличку, вспомнив почему-то Сережу Есина и последний ленинградский вечер.
      - А вы... "братья"? - спросила Фруза, окинув долгим взглядом однофамильцев Езовитовых.
      - Так и называй - братьями, - посоветовал Евгений.
      - Кто из вас старший, а кто младший? - поинтересовался кто-то из девчат.
      - Мы - близнецы! - шутливо ответил Илья.
      Ребята засмеялись.
      Володя, нахмурившись, нетерпеливо переглянулся с Фрузой. Порывисто поднялся с места.
      - Почему нам сегодня так весело? - строго спросил он.
      - Володя прав... Ведем себя по-ребячески, - сказала Фруза, - а решаем очень серьезное дело. - Она снова овладела собранием.
      Установили пароли. Договорились, как оповещать друг друга в случае опасности. Поручили Володе наметить места, где будут находиться тайники для подпольных документов, систему сигнализации, если в дом подпольщика входить нельзя.
      - А как мы назовем нашу организацию? - спросил Володя.
      - Не знаю... Я не думала, - растерялась Фруза.
      Одно за другим предлагались названия, но они не захватывали ребят.
      Беспокойно поерзав на стуле, Зина вдруг решилась и подняла руку:
      - "Обольские мстители".
      Наступила тишина.
      - Пожалуй, неплохо, - отозвался Евгений. - Мне правится.
      - Лучше - "Юные мстители", - поправила Фруза. - Как думаете, ребята?
      Название "Юные мстители" всем пришлось по душе.
      - С сегодняшнего дня мы все - юные мстители, - подытожила Фруза. - Так давайте делом оправдаем название - будем мстить проклятым фашистам. Прошу, ребята, встать.
      Все встали. И Фруза тихонько запела:
      Вихри враждебные веют над нами,
      Черные силы нас тяжко гнетут.
      В бой роковой мы вступили с врагами...
      Охваченные единым порывом, песню подхватили все юные мстители.
      Январские сумерки быстро опускаются на землю. Сыплет снег, крутит пурга. В зашторенных окнах поселка ни одного огонька. Кругом тишина. Две девушки медленно идут друг за другом между сугробами, по тропке вдоль крайнего посада. Наконец они остановились на углу.
      Одна - в плюшевом светлом жакете, закутанная белым полушалком, - как невидимка среди сугробов. Другая - в черной шинельке, темном платке и черных ветхих валенках на ногах - резко выделяется на фоне белого снега.
      - Начнем, Ромашка! - прошептала девушка в жакете, озираясь по сторонам.
      Она быстро вынула листовку, смазала клейстером, слегка прилепила на облюбованное место и ушла вперед.
      Та, которую она назвала Ромашкой, приостановилась, разгладила наклеенную листовку, огляделась и заторопилась вслед. И вдруг метнулась в сугроб, воскликнув:
      - Ласточка, ложись!..
      На противоположном посаде появились двое. Идут они медленно, один за другим, отворачиваясь от ветра.
      - Полицаи... - вымолвила Ромашка, глубже зарываясь в сугроб.
      Зажмурив от страха глаза, они лежат неподвижно, боясь шевельнуться.
      - Чуть не влипли... - прошептала Ласточка, когда полицейские скрылись вдали.
      Крадучись, девушки снова торопливо двинулись вдоль посада.
      Внезапно в тяжелых изорванных облаках открылось окошко, в которое выглянул белесый предатель-месяц. Девушки стояли, прижавшись к забору, не решаясь двинуться дальше. И месяц, словно сжалившись, скрылся за облаками. И снова две девушки крадутся по посаду. Наконец на телеграфный столб наклеена последняя листовка. Девушки облегченно вздохнули. Заброшена подальше в снег склянка с остатками клея. Скорее к кустарнику возле оврага. Там находятся на страже Илья и Федя, в случае острой опасности ребята должны отвлечь внимание полицейских.
      - Ну как?.. Разгрузились?.. - встревоженно спрашивают они, выходя навстречу и стряхивая с девушек снег.
      - Порядок! - вполголоса отвечает Ласточка.
      Легко одетая, Ромашка продрогла, но слабо улыбается. Почему-то теперь, когда главная опасность миновала, ее бьет нервная дрожь.
      В сумраке над полотном железной дороги вспыхивает и некоторое время горит ракета, освещая поле и участок пути.
      - Боятся "людей из леса", - замечает Илья.
      Он провожает домой Ромашку, а Федя - Ласточку.
      Вернувшись домой, Ромашка снова становится Зиной и погружается в разные хозяйственные заботы.
      К своим подпольным кличкам ребята привыкают не сразу. Но Фруза очень пунктуальна в своем требовании не называть друг друга настоящими именами. Для всех подпольщиков она - Таня.
      - Хорошо проявили себя Ласточка и Ромашка! - говорит на очередном сборе подпольщиков Фруза. Она отмечает также Мальву и Елочку. Это благодаря им поздно вечером в комендатуре гестапо зазвонил телефон: передавали тревожное сообщение - на дороге из Оболи в Уллу по неизвестной причине сгорел мост. И в заключение Фруза приказывает: - Тем, кто еще не устроился на работу, не медлить ни одного дня. Устраиваться срочно!
      И встречает резкое возражение Феди Слышенкова:
      - На немцев работать не буду!
      - Будешь... Не поступишь на работу, так заставим, - невозмутимо замечает Володя.
      Федя весь багровеет:
      - Это как понимать?.. "За-ста-вим"! Кто заставит? Ты?
      - Только не ершись, Федор Федорович! Не маши кулаками. Что ты боксер, мы знаем. Заставим мы, наша организация. Поступив на работу, ты получаешь возможность бороться. Ты пойми, если тебя завтра заберут и повезут в Германию, нам же придется выручать тебя, - успокаивает Фруза Слышенкова и объявляет: - Организация наша создана. Для повседневного руководства ею необходимо выбрать комитет. Предлагайте кандидатуры.
      Называют: Таню, Володю, Евгения, Илью, Орлика и Ромашку.
      И вдруг:
      - Беру самоотвод! - Это поднял руку Евгений. Последнее время он неузнаваем - хмурый, молчаливый. - Вы, наверно, не все знаете. У меня брат поступил в полицию.
      Это известие было полнейшей неожиданностью, в том числе и для Фрузы.
      - А ты не знал, что брат собирается поступить в полицию?
      - Нет.
      - А брат твой знает, что ты - подпольщик? - осторожно спросил Володя.
      - А ты как думаешь? - резко ответил Евгений и потупился. Перед его глазами вновь возникла та ужасная сцена.
      ... Евгений вернулся домой, когда отец и мать уже спали, а старший брат Алесь сидел один за столом. Перед ним стояла бутылка. В избе пахло самогонкой.
      - С какой это радости ты пьянствуешь? - спросил брата Евгений.
      Глаза у того уже были мутные, осоловелые.
      - Я теперича - власть... - заявил Алесь и достал из кармана белую повязку. - Могу и тебя рекомендовать в полицию.
      Евгений, побледнев, кинулся к Алесю с кулаками:
      - Иуда! Предатель! - выкрикивал он ему в лицо. - Мне стыдно будет в глаза людям смотреть!..
      - А привлечь брата на нашу сторону ты не сможешь? - Вопрос Фрузы отвлек Евгения от воспоминаний об этой удручающей сцене.
      - Врага не привлекают. Врага уничтожают, - глухо ответил кто-то за Евгения.
      Выступил Федя Слышенков:
      - Я предлагаю Евгения оставить в списке. У нас нет оснований не верить ему. За брата-предателя Женя не ответчик.
      После долгих прений решили самоотвода Евгения не принимать и оставить его в списке. Приступили к голосованию. Все выдвинутые в комитет прошли. Прошла и Ромашка.
      Уже к концу собрания пришли партизаны, сопровождаемые братом Фрузы. Их было двое. Средних лет, русоволосый, с короткой бородкой мужчина в сапогах, ватном пиджаке, немного прихрамывающий, и девушка лет двадцати пяти, белокурая, большеглазая, одетая по-деревенски - в овчинную шубейку, темный платок, в валенках.
      - Наташа! - перешептывались подпольщики, узнав в девушке секретаря райкома комсомола.
      - Ого! Вас порядочно собралось. Наш резерв, - отметил русоволосый, поздоровавшись с Фрузой за руку.
      Все сгрудились вокруг гостей. Ребята спрашивали: далеко ли до партизанского отряда? как туда попасть? будут ли партизаны помогать подпольщикам? какое теперь положение на фронте?
      - Вижу, вы все настроены уходить к нам в лес? - спросил партизан, прищурившись и широко улыбаясь. - Но этого делать не следует: нам, партизанам, нужны глаза и уши здесь, на месте. Нам нужны здесь и ваши руки, ваша смелость и храбрость в борьбе с врагом. Очень нужны. Уходить к нам надо только в том случае, когда кому-либо из вас будет грозить непосредственная опасность.
      Ответив на все вопросы, он счел необходимым предостеречь:
      - Не допускайте торопливости в своих действиях. Обдумывайте заранее каждый свой шаг. Помните: враг очень силен, умен и хитер! При вовлечении в свою организацию вы должны соблюдать осторожность и еще раз осторожность! Ну вот пока все. Надеюсь, мы еще не раз встретимся. Вижу, моя спутница жаждет поговорить с вами по душам.
      Наташа обратилась к ним очень задушевно, просто:
      - Дорогие мои, хорошие! А я ведь многих из вас знаю, помню! Встречались не раз в райкоме комсомола. Да и у вас в Оболи была не раз... Могу от себя добавить: каждый из вас уже зачислен в основной состав партизанского отряда по рекомендации райкома. Ваша комсомольская организация "Юные мстители" (хорошее название придумали!) состоит у нас на учете. Секретарем райком утвердил вашу... - она чуть запнулась, посмотрев на Фрузу, - вашу Таню.
      Партизаны пробыли недолго. Их пошли провожать Фруза с братом.
      - Вы слышали, о чем предупреждали нас "люди из леса"? - спросил Володя, когда они остались одни. - Без ведома комитета не должна совершаться ни одна диверсия.
      - А если руки чешутся? - спросил Федя, невинно улыбаясь.
      - Пойди и вымой их с мылом.
      Вскоре Фруза вернулась и объявила, что на следующей неделе подпольщики будут принимать присягу. Не удержавшись, спросила:
      - А вы знаете, кто с Наташей у нас был?
      - Секретарь райкома партии, - отозвался Николай Алексеев.
      - А теперь секретарь подпольного райкома, - уточнила Фруза.
      Глава двенадцатая
      Рано утром в барак с обыском пришли полицейские, тщательно все перерыли, но ничего в комнатах тети Иры и Зины не нашли.
      - Можете идти на работу... - пробурчал старший.
      - Что они искали? - тревожно спросила Зина.
      - Трудно сказать... Столовая у нас ведь курсантская, на особом контроле, - ответила тетя Ира.
      Но Зина заметила, что и сама она, и Солнышко тоже были очень встревожены.
      Узнав об обыске, у них в тот же день побывал дядя Ваня.
      - Нужно быть очень осторожными, - предупредил он тетю Иру и Солнышко.
      "О чем он их предупреждал?" - размышляла Зина, отправляясь в Ушалы.
      На этот раз юные мстители собирались днем в лесу на заснеженной поляне.
      Пришли Наташа и с ней еще трое. Один из них, как потом узнала Зина, комиссар партизанского отряда. Несколько партизан, вооруженных автоматами, охраняли подступы к поляне.
      Завьюженный лес молчал и казался Зине загадочным, таинственным. Дул легкий ветерок. Голубое небо было чистым. Краешек красноватого солнца, еще видимый над макушками деревьев, медленно опускался. Подпольщики выстроились в шеренгу. Из группы партизан вышел уже знакомый ребятам пожилой человек с короткой бородкой и негромко спросил:
      - Юные мстители! К присяге готовы?
      От шеренги, по-военному чеканя шаг, отделилась Таня и ответила за всех:
      - Готовы!
      Она первая произнесла слова присяги и встала в строй. Один за другим выходили юные подпольщики. Снова и снова в шероховатой лесной тишине звучали взволнованные юные голоса:
      - Я, гражданин Советской Социалистической Республики, верный сын белорусского народа, присягаю и клянусь...
      Красным отблеском заходящего солнца озарялась заснеженная лесная поляна. Чуть колыхались верхушки елей! Сыпался легкий снежок.
      - ...Не пожалею своей жизни для освобождения моего народа от немецко-фашистских захватчиков...
      И когда подошла очередь Ромашки, она, самая юная из собравшихся, с пионерским галстуком на шее, повязанным поверх черной шинельки, звонким, дрожащим от волнения голосом произнесла слова присяги.
      Ей, так же как и остальным юным мстителям, торжественно объявили, что она зачисляется бойцом партизанского отряда с правом получить личное боевое оружие.
      Ромашка встала в общий строй, гордая сознанием, что связана общей клятвой и жизнь ее принадлежит уже не только себе.
      После разгрома вражеской группировки под Москвой войска Красной Армии стремились, используя зимний период, развивать наступление на многих участках Северо-Западного и Западного фронтов.
      Усиливая сопротивление, стремясь во что бы то ни стало задержать наше наступление, гитлеровцы перебрасывали сюда войска из Франции и Прибалтики. Транспортный поток на железнодорожной магистрали, проходившей через Оболь, в январские и февральские дни был особенно интенсивным. Эшелоны с солдатами, техникой, боеприпасами, цистерны с горючим следовали почти беспрерывно. Шли и встречные поезда, везли исковерканные танки, разбитые орудия, обломки самолетов. Такое же активное движение наблюдалось и на шоссе.
      Получив от партизан задание, юные мстители установили на чердаке избы Николая Алексеева наблюдательный пункт. Кто-нибудь из подпольщиков (чаще всего свои, обольские: Митя и Маша Хребтенко, Зоя Софончик), сменяя друг друга, почти непрерывно находились у слухового окошка, следя за железной дорогой.
      Для уточнения их данных Ромашке было поручено побывать на станции и о результатах наблюдения сообщить через связного Тане или Володе. Все сведения концентрировались у них и передавались партизанам, а затем в штаб армии фронта.
      - Схожу к бабушке, - предупредила Зина сестренку и "братьев-разбойников". А сама кратчайшим путем, по тропинке через замерзшую речку, отправилась в станционный поселок.
      Она подошла к станции, когда, громыхая и пуская седые облака пара, со стороны Полоцка прибыл длинный эшелон с войсками. Полицейские, охранявшие станцию, и гитлеровцы не обратили внимания на девчонку в черной шинельке, повязанную серым вигоневым платком, проскользнувшую, пользуясь суматохой, на перрон и быстро обошедшую весь состав - от паровоза до конца. На перроне толпились вражеские солдаты. Многоголосо звучала чужая речь.
      "Тридцать две, - мысленно повторила Зина отмеченное количество теплушек и медленнее прошлась обратно по платформе, стараясь определить, сколько примерно солдат в каждой теплушке и к какому роду войск они принадлежат. Пехота. - пришла она к заключению. - Солдаты в чистом обмундировании, не утомленные, очевидно, следуют на фронт".
      Она благополучно выбралась на станционную площадь. Возле стенда, оклеенного разными приказами, цветными плакатами с изображением Гитлера, она должна была встретиться со связным и передать сведения. Зина осторожно огляделась: у стенда - никого. Она сделала вид, что внимательно знакомится с фронтовой сводкой, извещавшей о больших успехах германских войск и о том, что начавшееся контрнаступление Красной Армии под Москвой уже выдохлось.
      С плаката на Зину смотрел улыбающийся Гитлер. Он словно злорадствовал, что к ней никто не подходит. Зина с отвращением взглянула на ненавистный портрет. Ведь это он, Гитлер, лишил ее с сестренкой возможности жить вместе с отцом и матерью в родном доме, учиться в школе. Это он залил кровью белорусскую землю, погубил тысячи советских людей. Не в силах сдержаться, Зина протянула руку и надорвала сверху край плаката. "Ветром сорвет", подумала она и тут же, скосив глаза в сторону, заметила: у разрушенного сарая стоял человек с белой нарукавной повязкой и глядел в ее сторону. А ветер уже трепал обрывки плаката. Похолодевшая от страха Зина не сразу заметила, что возле нее вырос какой-то парень в ватнике и заячьей ушанке. Грубо подхватив Зину под руку, парень громко произнес:
      - Заждалась, моя милашка. Ну-у пошли... - Обняв Зину за плечи, он крепко прижал ее к себе. Зина попыталась вывернуться, но услышала торопливый шепот: - Дуреха! Меня же Таня послала.
      Когда они поравнялись с полицейским, парень небрежно похвалился:
      - Моя зазноба, Алесь! Капризная до чертиков! - и быстро провел Зину мимо.
      За сараем, оглядевшись по сторонам, выдохнул:
      - Кажется, пронесло. - И тут же потребовал: - Ну, быстро давай сведения! Неразумная ты еще какая!
      Так произошла встреча Ромашки со связным Ванюшей, взявшим себе подпольную кличку Добрыня.
      Поздним вечером возле Зуи, на отшибе села, остановились два паренька.
      - Подождем его здесь, - прошептал один, и они, маскируясь, прилегли в снег.
      Тот, кого они ждали, почему-то запаздывал, хотя должен был явиться раньше их. Они лежали довольно долго и, окончательно продрогнув, поднялись со снега. Пригнувшись, направились по глубокой снежной целине к видневшемуся невдалеке железнодорожному полотну.
      Вечер выдался темный, луны не было, облака низко нависли над полем, мела поземка. Перед спуском в кювет ребята замаскировались в снегу, прислушиваясь.
      - Чу, идут!
      Часовые, охранявшие путь, - а их было тоже двое, - стуча коваными ботинками по шпалам, прошли мимо. А со стороны Полоцка уже доносился грохот приближающегося состава. Один паренек скатился в кювет. Оставшийся наверху махнул ему рукой: все благополучно!
      Тогда паренек вылез из кювета, поднялся на полотно и прижался к рельсу...
      Уже был заметен изогнувшийся серпом на повороте колеи длинный состав. Светились огоньки в теплушках воинского эшелона.
      Приладив мину к рельсу, паренек сполз обратно в кювет. На четвереньках, торопливо работая локтями, ребята поползли к спасительному кустарнику. Тяжело дыша, снова залегли, прислушиваясь. Но в чем дело?! Вот паровоз достиг места, где была установлена мина, и... прошел дальше. За ним, громыхая, проследовали теплушки.
      - Не взорвалась!
      Ничего не понимая, они все еще ждали, дрожа от возбуждения и холода. Вскоре на Витебск проследовал новый воинский эшелон. Взрыва опять не последовало.
      Дня через два юные мстители собрались в деревне Мостище, в избе сестер Дементьевых, которые жили только с матерью. Их отец, бывший председатель колхоза, воевал на фронте.
      Подпольщики расположились в большой горнице, заставленной старой мебелью.
      - Важное задание прервать движение по железной дороге мы не выполнили, - строго сообщила Фруза.
      В избу вошел немного запоздавший Федя Слышенков. Сел позади всех в углу.
      - А кому оно было поручено? - спросил Николай Алексеев.
      - Операция была поручена Евгению Езовитову, Мите Хребтенко и Феде Слышенкову. Может быть, начнем с тебя, Федя? Говорят, ты так и не явился на место встречи?
      Тяжело ступая, Федя подошел к столу и вынул из кармана массивный черный, с круглым барабаном, наган.
      - Я пришел... Вот мой свидетель! A трусом меня никто еще в жизни не называл.
      Только теперь ребята заметили, что лицо у него вспухшее, в кровоподтеках.
      - Почему ты не пришел к ребятам? - спросила Фруза.
      - Я пришел первым, - упрямо повторил Федя. - Моя задача была обеспечить безопасность. Я обеспечил.
      Выяснилось, что Федя нарвался на полицейского.
      - И ты, что же, подрался с ним и отнял наган? - недоверчиво спросил Володя.
      Федя резко повернулся к нему.
      - Полицай задержал меня, угрожая наганом. И я пошел с ним, чтобы отвести от ребят, которые с минуты на минуту должны были подойти. Пошел, чтобы не сорвать наш план диверсии.
      - А полицай? - спросила Маша Дементьева.
      - Когда отошли подальше, я его... ликвидировал.
      - Убил? - Глаза у Зины испуганно расширились.
      - Да, и закопал в снегу.
      "Он убил человека. А что, если и мне тоже придется убивать? Смогу ли? Убить человека! Как, наверно, это страшно!" - думала Зина.
      - Почему не последовал взрыв - мы ответить не можем, - прерывая тяжелую паузу, за себя и за Митю ответил Евгений. - Спрашиваете, по чьей вине? Очевидно, ответить может только господь бог.
      - Значит, вы ни в чем не виноваты? - вспылил Аркадий.
      - Виноваты.
      - В чем?
      - В том, что не знаем, отчего мина не взорвалась.
      Но тут Зоя Софончик, отличавшаяся прямотой, подала реплику:
      - А дошли ли вы до полотна?..
      Евгений побледнел. Вспыхнув, вскочил с места Митя.
      - Если сомневаетесь, думаете, что мы струсили, так прямо и говорите! Голос его дрожал.
      Обстановку немного разрядила Василек, сообщив, что в комендатуру поступило донесение: часовые нашли на полотне неразорвавшуюся мину.
      - Почему не поручили это мне? - с упреком обратился к Фрузе и Володе Николай Алексеев, работавший на железной дороге.
      - Но мы не хотели тебя перегружать, - растерянно заговорил Володя. - У тебя и так ответственное задание...
      - Если вы достанете мне магнитную мину с часовым механизмом, я подорву полотно.
      - Я поставлю в известность партизан, - сказала Фруза. - Думаю, такую взрывчатку мы достанем. Провал этого задания должен послужить нам серьезным уроком. Все наши операции надо готовить тщательнее. Все мы еще только учимся бороться. И живем по закону - один за всех, и все за одного! Будем бороться с оккупантами, насколько хватит у нас сил, но бороться сообща, опираясь на плечо товарища. Погибать же ради того, чтобы погибнуть, не сделав всего, что ты в силах сделать - глупо! - Только теперь она взглянула на Зину, и та еще ниже опустила голову. - На днях один из наших подпольщиков днем, на глазах полицейского, стал срывать плакат с изображением фюрера... Хорошо, что вмешался наш товарищ, выручил, а полицай, очевидно, не заметил. Но все могло кончиться очень плачевно... Это грубое нарушение закона подпольной конспирации.
      Зина сидела, понурив голову, словно на горячих угольях.
      Глава тринадцатая
      - Ты одна дома? - спросила Валя стоявшую на крыльце в ветхой шубейке нараспашку, с большой тряпичной куклой в покрасневших ручонках Гальку.
      - Одна... Зина еще не пришла с работы, а "разбойники" пропали. С утра их нет. - Тут же похвалилась: - У нас сегодня праздник - день рождения Зины! Я ей вырезала из бумаги и подарила закладку для книг. Зина любит читать... Вот Ольга у меня заболела. Вынесла ее погулять. А ты к нам?
      - Скоро Зина придет?
      - Не знаю... Наверно, скоро.
      - Иди домой, а то замерзнешь.
      - Пойду... - согласилась Галька. - Я уже замерзла.
      - Придет сестра, скажи ей, что я заходила. Скажешь?
      - Ладно, скажу... А что, правда, у вас котята вывелись? Мне Зина говорила.
      - Правда... - улыбнулась Валя. Это была сестра юных мстителей Маши и Нади Дементьевых, за живость характера и мальчишескую привычку лазить по деревьям прозванная Белкой. Она выполняла обязанности связной у подпольщиков. - Так скажешь Зине, чтобы она обязательно сегодня же зашла к нам.
      - Скажу... А котят мне покажешь?
      - Обязательно покажу. Хочешь, одного беленького, ушастого, тебе подарю?
      - Ой, спасибо! - обрадовалась Галька и тут же пригорюнилась: - Зина не разрешит. Она у меня строгая...
      ... Весь вечер Ромашка вместе с Орликом и Надей переписывала печатными буквами сводку Советского информбюро. Светловолосая Белка сидела рядом за столом. Под носом у нее тускло светила коптилка, а Белка вслух диктовала, с трудом разбирая написанную Володей карандашом на тетрадном листке сводку:
      В последний час
      На Калининском фронте советские войска снова перешли в решительное наступление. Заняли несколько городов, в том числе Торопец, Пено, Адрианополь и ряд других городов и селений. Захвачено много пленных.
      Наступление продолжается...
      Ромашка и Надя писали быстро, а Орлик отставала...
      - Не торопись, не спеши... - останавливала она Белку. - И читай потише, мы не глухие. А то мать и Гальку разбудишь.
      Мать сестер - Анна Андреевна - находилась в соседней комнате, а Галька спала на сундуке. Рядом с ней расположилась кошка со своими беленькими котятами.
      - Про наш Витебск опять ничего не сообщают, - вздыхала Орлик. - Где же эти Адрианополь и Торопец находятся? На пути к Витебску или нет?..
      Переписывать закончили в полночь. Только улеглись спать, как услышали гул летящего над деревней самолета.
      Все в избе насторожились.
      - Наш... - по звуку определила Надя.
      Краснозвездные самолеты зимой все чаще и чаще стали появляться над Оболью.
      Еще засветло Зина вышла из избы Дементьевых, захватив с собой пачку переписанных листовок, чтобы по пути занести Несмеяне и Ласточке, которым предстояло их расклеить. Галька осталась у Дементьевых, Белка обещала привести ее домой, когда та проснется.
      Всю ночь бушевала пурга. Зина с трудом пробиралась сквозь наметенные сугробы и вдруг возле пустого сарая с раскрытой крышей и скрипевшими на ветру воротами услышала чей-то слабый голос.
      В испуге Зина остановилась.
      Из-за угла, пошатываясь, показался залепленный снегом человек в ватнике, в шапке-ушанке и в брюках, заправленных в валенки.
      Человек что-то невнятно спросил, и Зина только по голосу определила, что перед ней - женщина.
      - Как эта деревня называется? - скорее догадалась, чем расслышала Зина.
      Она тут же сообразила, что перед ней советская разведчица, очевидно сброшенная ночным самолетом.
      - Я отведу вас к своим. Вы не бойтесь. - Зина подхватила женщину под руку и, увязая в сугробах, повела по едва различимой тропке.
      Она решила идти к Лузгиным. Возвращаться назад к Дементьевым опаснее: их изба на видном месте. А Лузгины живут на отшибе, с краю оврага, к их избе можно подойти незаметно.
      Когда в избе Лузгиных парашютистке помогли раздеться, перед хозяевами предстала худенькая, белокурая, с короткой стрижкой, девушка лет восемнадцати. Ее посадили на лавку, растерли ноги, дали сухие валенки.
      - До Витебска далеко? - спросила она.
      - Близехонько, милая... - ответила ей мать сестер Лузгиных. - Не бойся, мы тебя укроем.
      Глава четырнадцатая
      Зима подходила к концу. Дороги разбухли, становились непроезжими. По утрам на землю ложился густой влажный туман. С гулким скрежетом вскрылся лед на реке.
      - Весенняя распутица сдержит наше наступление, - с надрывом кашляя, говорил дядя Ваня.
      Влажная погода плохо действовала на него: лицо заметно пожелтело, под глазами появились темные круги. Он часто жаловался на сильную боль в груди.
      - Не жилец наш Иван на белом свете, - с горечью говорила бабушка Зине. - Бросил курить, да разве теперь это поможет?
      Пиджак висел на дяде Ване, как на вешалке, - так он исхудал. И все же дядя Ваня держался на ногах, ходил на работу на склад.
      - Весной болезнь всегда обостряется, - успокаивал он домашних. - Вот увидите, доживу я до нашей победы!
      Большие надежды дядя Ваня возлагал на ожидаемый разгром окруженной в районе Демянска, недалеко от границ Белоруссии, 16-й гитлеровской армии.
      - Теперь им не выйти из мешка. Наши разобьют их, и сразу откроется дорога на Старую Руссу, а затем на Полоцк и Витебск, - объяснял он Зине, и она мысленно пыталась представить себе неведомую Старую Руссу, через которую можно попасть и в Ленинград.
      Когда снег стаял и немного подсохла земля, юные мстители начали собираться в лесу возле Ушал. Там нашелся удобный островок среди болота. Хорош он был тем, что вокруг зыбкая почва, пробраться к островку можно только по одной тропке. Немцы и полицаи не могли сюда нагрянуть со стороны. Ориентиром служили высокая труба расположенного невдалеке кирпичного завода да сохранившаяся на опушке леса с довоенной поры деревянная вышка. Приходили сюда поодиночке или вдвоем, а на тропке стоял, маскируясь в кустарнике, дозорный.
      Лес почти на глазах одевался листвой. Воздух был пряный, теплый.
      Ребята, расположившись под деревьями на яркой молодой траве, радовались весне, теплому солнышку и этой обманчивой лесной тишине, нарушаемой лишь стуком дятла.
      - Все время мы росли, - доложила на одном из лесных сборов Фруза. Почти на каждом сборе кого-нибудь принимали. В феврале нас было 18. В мае 24. А теперь - уже 38. Мне посоветовали пока воздержаться от дальнейшего приема. Секретарь райкома Наташа даже схватилась за голову, когда услышала, что нас уже почти сорок человек. Считает своей ошибкой, что вовремя не предупредила нас.
      - Почему?! - послышались голоса.
      - Мне тоже казалось, чем многочисленнее организация, тем она сильнее. Но райком разъяснил, что в условиях подполья многочисленность опасна.
      - А как в отношении кандидатов, тех, о ком мы на комитете уже вели разговор? - спросил Володя.
      Он не допускал мысли, что кто-либо из ребят может стать на путь предательства.
      - Подождут. - Фруза была непреклонна. Раз "люди из леса" предостерегают, советуют, нужно прислушаться.
      Впрочем, ей и самой казалось, что каждого в своей организации она знает назубок, за каждого готова поручиться головой. Она гордилась, что в ее родной деревне, состоявшей из полутора десятков домов, было семь подпольщиков. В соседней - Мостите - восемь. В Зуе - тоже восемь человек. В поселке Оболь - четыре. Остальные - в окрестных деревнях.