Итак, "возраст революций" наступает в жизни народа примерно через 400 лет после его формирования, а "возраст наук" - еще на 200 лет позже, одновременно с "возрастом империй". Эти фазы спокойно сменяют друг друга, если (как было в Скандинавии и в Англии) народ не испытывает серьезных ударов извне. Если же они происходят (как бывало во Франции и Германии, в Испании и России), то часть народа начинает развитие по новому циклу с нуля, в то время как другая часть продолжает развиваться в прежнем ритме. Так возникает конфликт "отцов" и "детей" - а то и большего числа поколений, резко различающихся по своему этническому возрасту, но живущих под сенью одного государства-левиафана. В итоге вспыхивают революции гораздо более радикальные, чем Английская - и тот факт, что они происходят на фоне быстрого научно-технического прогресса, лишь увеличивает сумму народных страданий.
      Например, Великая Французская революция вспыхнула в 1789 году - через четыре с небольшим столетия после того, как (в 1370-е годы) французский народ обновился, совершив первый поворот в ходе Столетней войны под руководством холодного циника Карла 5 Мудрого и партизанского воеводы Бертрана Дюгеклена. Но взлет наук во Франции начался гораздо раньше, чем Просвещение - еще в начале 16 века, когда король Франциск 1 пригласил из Италии величайшего ученого той поры - Леонардо да Винчи - и открыл в Париже Коллеж де Франс - вольный университет, независимый от жесткой католической Сорбонны. Это произошло через шесть с небольшим веков после рождения французского народа, отмеченного первой на континенте победой над норманнами при обороне Парижа в 885 году под руководством предка Капетингов - графа Эда Парижского.
      В Италии расцвет наук начался на полвека раньше, чем во Франции с появлением первого гуманиста на папском троне (Пия 2) в 1458 году. Это соответствует полувековой разнице в формировании североитальянского и северофранцузского этносов: венецианцы, тосканцы и миланцы осознали свое единство при распаде империи Карла Великого в 843 году. Немцы же впервые обрели единство, отразив мадьяр и основав в 962 году Священную Римскую империю своей нации. Через шесть веков в Германии появились первый учебник арифметики Адама Ризе и первый учебник горного дела Георга Бауэра (Агриколы); тогда начал свои наблюдения Тихо Браге и родился Кеплер...
      Россияне вступили в науку в середине 18 века - с началом деятельности Татищева и Ломоносова. Это произошло через 6 столетий после образования Владимирской Руси; а веком позже (через 6 веков после возрождения Владимирской Руси при Александре Невском) в России появилась большая ученая дружина, охватившая все ветви науки. Но на два века раньше этих событий россияне окунулись в свои "бунташные" эпохи. Через 400 лет после Андрея Боголюбского его государственную традицию разрушил Иван Грозный, а веком позже патриарх Никон разрушил традицию Александра Невского: единство церкви, державы и народа. Не избежать россиянам революций и впредь: так, 400-летний юбилей объединения Руси вокруг Москвы и свержения ордынского ига будет отмечен демонстративным убийством царя-реформатора Александра 2-го и обрывам спасающих державу реформ...
      Помогают ли такие рассуждения упорядочить и осмыслить историю внеевропейских народов в начале 19 века ? Начнем с Америки, где формирование новых народов из смеси индейцев и европейцев (в разных пропорциях) началось где за три, а где за два столетия до Наполеона. Около 1620 года на атлантическом побережье Северной Америки возникли два зародыша новых государств и народов: Внешняя Англия (Нью-Йорк) и Внешняя Голландия (Новый Амстердам). Массовая эмиграция англичан в пору революции и после нее определила новое этническое лицо Северной Америки; через полтораста лет после старта осознавшие себя англо-американцы добились независимости и начали строить правовое общество по примеру своих пращуров из 13 века. В 1821 году еще жив автор Декларации Независимости - третий президент США Томас Джефферсон. Но его преемник - президент Джозеф Монро уже выдвинул новый дерзкий лозунг: "Америка - для американцев".
      Впрочем, для каких американцев ? Северные штаты - это Внешняя Англия; но южные штаты - это вчерашняя Луизиана, остающаяся по культуре Внешней Францией, несмотря на победу английского языка. Не повторится ли за океаном великое европейское противоборство наследников Вильяма Питта с наследниками Максимилиана Робеспьера ? Так и будет в 1860-е годы - и, конечно, промышленная республика одолеет в Северной Америке республику аграриев. Иной исход борьбы становится невозможен в условиях всемирной промышленной революции, которой от роду уже полвека...
      В Латинской Америке французское Просвещение и Революция вызвали иной отклик - досрочную революцию интеллигентов. Ибо естественный возраст усобиц для всех испанцев (европейских и заокеанских) наступит лишь через 400 лет после объединения Испании и завершения Реконкисты - в конце 19 века. А пока во Внешней Испании не возникли новые нации; там вместо национально-освободительной войны (по образцу США) идут средневековые усобицы феодальных кланов и их вассалов. Но каждый клан-победитель становится центром кристаллизации нового государства и этноса - так же, как было в Европе 9-10 веков. Вот оттеснил Гюго Капет от власти последних Карролингов - и выросла Франция вокруг Парижа. А теперь разгромил Симон Боливар последних испанских генералов при Аякуччо - и выросла республика Колумбия вокруг Санта Фе де Богота. Но Капет не сумел покорить культурно чуждые ему Бретань и юг Франции (Лангедок и Прованс) - и Боливар не сумеет удержать в рамках Великой Колумбии ни Аргентину, ни Уругвай, ни Перу и Чили. Там уселись править свои отцы-основатели: Артигас и Сан-Мартин, Сукре и О'Хиггинс. Этот последний - ирландец родом - основал республику Чили, укрывшись от соперников-перуанцев за Андами; так некогда герцог Гвильом Нормандский сделался королем Англии Вильямом Завоевателем, переправившись через Ламанш.
      Однако История никогда не повторяется во всех подробностях. Развитие феодальной государственности в Южной и Центральной Америках происходит в 19 веке под сильным влиянием индустриального капитализма, развивающегося в Северной Америке и Европе. Доктрина Монро есть призыв к колонизации феодального Юга промышленным Севером. Но это будет совсем иной колониализм, чем освоение феодалами-испанцами Индейской Америки в 16 веке. Промышленный капитализм неотделим от высокой науки и массового просвещения; поэтому он очень быстро выводит слуг на общий культурный уровень с хозяевами. Так, победа над Наполеоном не привела англичан к политическому господству над Европой - она лишь вынудила всех европейцев шагать в ногу с умельцами-англичанами. Так и победы северных американцев над разноязыкими южанами приведут лишь к ускоренной индустриализации Юга - с вытекающими из этого социальными конфликтами, бурным ростом культуры и национализма.
      Вся Америка превращается в многоступенчатый и динамичный ценоз из разных экономических укладов, скрепляемый очень неустойчивыми политическими структурами. При этом (как в любом ценозе) численность населения, занятого трудом данного типа, быстро растет с понижением требований к квалификации труда. Но ТЕМП роста квалификации работников достигает максимума НАВЕРХУ политической пирамиды; это делает ее сугубо неустойчивой и очень быстро истощающей любые природные ресурсы. К чему приведет такая беспримерная эволюция человечества хотя бы за сто лет это невозможно угадать, глядя из 1821 года.
      Еще труднее прогнозировать грядущую судьбу стран Азии, где проживает большая часть человечества. Например, Индийский мир уже давно покорен англичанами и интенсивно осваивается ими экономически. Но сколько-нибудь интенсивного взаимодействия западноевропейской и индийской культур пока не заметно, и английские администраторы не стараются ускорить этот процесс. Ведь если даже каждый сотый индиец научится читать по-английски - Индия восстанет против англичан так же неудержимо, как восстала Латинская Америка против Испании. Кому это нужно в Лондоне ?
      По тем же соображениям, правители Англии с неудовольствием смотрят на еще медленный, но неотвратимый распад Османской империи. Он закономерен: ведь прошло уже 400 лет после возрождения первой турецкой державы, разбитой Тимуром в 1402 году. Недавно добился независимости от Стамбула Египет: там военачальник Мухаммед Али блестяще усвоил уроки, преподанные французскими оккупантами во главе с Наполеоном. Теперь восстали греки, поддерживаемые единоверной Россией - и оказалось, что турецкий флот не может справиться с греками-корсарами. Правда, Мухаммед Али готов помочь султану Махмуду своим флотом; но это - уже дележ османского наследства между новыми хищниками, и Англия обязана этому противодействовать! В 1827 году в Наваринской бухте корабли Англии, Франции и России разгромят турецко-египетский флот; перед этим султан уничтожит былую опору Османской державы - выродившийся корпус янычар. Но после этого Англии придется воевать с Россией в Крыму, чтобы русская эскадра не захватила Константинополь... Увы - великая держава может быть гарантом мира только там, где она действует одна!
      Сознавая это, европейские державы не торопятся осваивать огромный Китай. Пусть слабеет власть непопулярной маньчжурской династии Цин: это делает чиновников-маньчжуров более сговорчивыми в торговых соглашениях. Но если Поднебесная империя рухнет - кто обеспечит интересы европейских торговцев во время многолетней гражданской войны ? Удерживать китайцев (как и индийцев) в повиновении своими гарнизонами европейские политики не намерены: это же будет убыточная политика, непозволительная в эпоху капитализма! Пусть лучше христианские миссионеры, не торопясь, приобщают китайцев к европейской культуре и учат их завидовать европейцам...
      Да, это приобщение длится уже почти три столетия. И зависть распространилась в Китае - но только среди активистов национального сопротивления правителям-маньчжурам. И вывод для себя они сделали совсем иной, чем думалось отцам-миссионерам. Глупо подражать "иноземным чертям" в их безумстве; надо молить Христа о его втором пришествии в Китай! Пусть он сам возглавит всех честных китайцев и выгонит иноземцев вон из Поднебесной!
      Такие причудливые плоды приносит европейское просвещение в сфере иной цивилизации. Очевидно, капиталистическая экономика не всемогуща: она легко возбуждает людей, но не способна направить пробужденную активность в желаемую (или хотя бы в предсказуемую) сторону. В 1860-е годы в Китае вспыхнет грандиозное восстание тайпинов под оригинальными лозунгами "китайского христианства". Никакой удачной экономической программы повстанцы не смогут изобрести и воплотить; поэтому их судьба повторит судьбу чешских гуситов 15 века посреди католической Европы. Западноевропейские державы дружно окажут военную помощь имперскому режиму Цин - и этим фактом подтвердят в глазах большинства китайцев свою дьявольскую сущность.
      Но в Европе через 80 лет после подавления гуситов появился Мартин Лютер - а в Китае через полвека после тайпинов появится марксист Сунь Ят-сен. Вспоним, что за день до смерти Наполеона Карлу Марксу исполнилось три года...
      Такие непредсказуемые и неуправляемые последствия в мировой культуре стимулирует европейская промышленная революция, начало которой нечаянно положил Джемс Уатт в 1770-е годы. Как Иоганн Гутенберг в 15 веке, он решал ограниченную техническую задачу; но последствия ее решения оказались неограниченными. Они преобразили человечечкий мир столь же кардинально и гораздо быстрее, чем это сделали в древности проповеди Будды и Христа. Только проповедь Мухаммеда столь же быстро возымела столь же значительные последствия в средневековом мире. Но ремесло пророка всегда было индивидуальным; немногие отважные люди брались за него, и совсем немногие из взявшихся имели заметный успех.
      Становление Научной Цивилизации в конце 18 века открыло довольно большому числу случайных людей возможность столь же глубоко повлиять на настоящее и будущее человечества. Ведь люди вроде Уатта или Гутенберга появляются на Земле гораздо чаще, чем люди вроде Мухаммеда или Наполеона. Куда приведет человечество деятельность длинной череды таких людей ? Выдержит ли человечество такую ускоренную эволюцию ? Кажется, что в год смерти Наполеона никто из ученейших европейцев не задавался этим вопросом. Чтобы эта проблема стала близка всем землянам, понадобилось еще полтора столетия стихийного развития людских умов и сил.
      Сергей Смирнов