Игорь Смирнов
      ПОВЕСТЬ О БЕЛОМ СКИТАЛЬЦЕ,
      написанная на основе немногочисленных сведений, которые были сообщены разными людьми в период с 1471 по 1477 год
      Мой жребий все остался тот же, страшный,
      Каким он в первое мгновенье пал
      На голову преступную мою.
      Я людям брат; моя судьба забыта;
      Ни прошлого, ни будущего нет;
      Все предо мной земное исчезает...
      В. А. Жуковский. Агасфер
      СООБЩЕНИЕ ПЕРВОЕ,
      которое служит скорее предисловием к предлагаемой истории, чем главой, поскольку здесь впервые упоминается о рыцаре Уайте и его белоснежном коне Тру
      Ранним утром двое крестьян из деревни Ливьен торопливо погоняли свою лошаденку, впряженную в неуклюжую повозку, и лениво вспоминали жуткую грозу, которая с полночи не давала им спать.
      Сначала дорога шла вдоль полей, потом пересекла небольшой лесок и вылилась на всхолмленную долину. И вот тут, неподалеку от каштановой рощи, старый Пьер попридержал лошадь и стал настороженно всматриваться в низкий кустарник. Толкнул задремавшего сына:
      - Вроде человек...
      - Пусть себе...
      Проехали еще немного. Пьер свернул с дороги и вдруг натянул вожжи.
      - Пресвятая дева! Рыцарь... неживой вроде. - Он глянул через плечо на сына: - Да ну же, Филипп! Чем дрыхнуть, пошел бы поглядел! Филипп недовольно поднялся с сена, протер глаза.
      - Да нам-то какое дело, - сказал он ворчливо. - Пусть себе! Рыцарь - он и есть рыцарь, драчун и бездельник! И толку от него, что от воробья мяса!
      Пьер махнул рукой:
      - Э, что с тобой толковать!
      Он бросил вожжи Филиппу и спрыгнул на землю.
      Рыцарь лежал за пригорком, широко раскинув руки. В одной был щит, в другой копье. Длинный белый плащ, белые перья на шлеме и великолепной работы доспехи - все в нем выдавало не последнего сеньора.
      Рядом тлело зажженное молнией дерево, вокруг на несколько ярдов была опалена трава, а чуть подальше лежал на боку бездыханный конь.
      Старый крестьянин робко склонился над рыцарем:
      - Сьер... ваша милость...
      Тот даже не пошевелился.
      - Ну, чего, чего там? - нетерпеливо спросил Филипп, вытягивая шею.
      - Должно, гром небесный, - тихо отозвался Пьер. - Обоих. И лошаденку тоже...
      - И ладно. Может, их давно ждали в преисподней! Давай-ка поехали, отец, а то как бы на нас чего не подумали.
      - Погоди. Вроде не насмерть.
      Пьер попробовал поднять у рыцаря забрало. Не получилось. Тогда он осторожно заглянул в черную щель шлема... Его охватил ужас, когда он понял, что у рыцаря нет лица. Там было что-то серое, размазанное... Старик отпрянул, упал, потом вскочил на ноги и с диким воплем бросился вдоль дороги.
      Почувствовав неладное, Филипп отчаянно хлестнул вожжами по крупу лошади и в тот же момент краем глаза увидел, как пошевелился и поднял голову белый конь рыцаря. Но об этом он так никогда ясно и не вспомнил. Считал, что это ему просто привиделось.
      СООБЩЕНИЕ ВТОРОЕ,
      которое своей несуразностью может озадачить любого нормального человека
      Река Майенн в верховьях не так спокойна, как в долине. И если бы дед с внуком не слишком торопились, прошли бы лишних полтора лье до надежной переправы и горя бы не знали. Так нет же, толкнула их нечистая на эти вихлявые бревна! Ничего вроде и не предвещало беды: шли себе, шли спокойно, вот уж и рукой подать до противоположного берега - и тут неожиданно дед покачнулся и полетел в поток. Внук за ним. Догнал, одной рукой ухватился за него, другой - за скользкие сваи: здесь когда-то мост был, да паводком уж года три как смыло... Вот он берег - совсем близко, да не так-то просто добраться до него со стариком, в котором еле душа держится: вынесет в водоворот - и не выплывешь.
      - Держись, держись, дедушка, - успокаивал внук. - Сейчас что-нибудь придумаем!
      Он повернул голову и увидел спускавшегося к мосткам рыцаря. Тот сидел верхом на белом коне и, как видно, не очень торопился.
      - Помогите! - закричал юноша. - Сударь, спасите нас! Рыцарь на мгновение остановился, лениво тряхнул пышным плюмажем и так же неторопливо проехал по шатким бревнам на другой берег: там было ближе и удобнее вызволять людей из беды. Он нехотя протянул к старым сваям копье и гулко приказал:
      - Держитесь крепче!
      - Дедушку, дедушку сначала, сударь! - попросил молодой человек.
      - Делайте, как я велю!
      - Но дедушке одному не удержаться, он слаб! Откуда-то вынырнул хромой францисканец, тощий, как жердь, в черной запыленной рясе, и суетливо забегал вокруг белого коня.
      - Во имя господа нашего Иисуса Христа, - бормотал он, - помоги прежде немощному старцу, доблестный рыцарь!
      - Не мельтеши, монах! - сердито сказал тот, и прозрачные камни на его шлеме будто вспыхнули. - Не мешай, иначе я заставлю тебя самого заниматься этим богоугодным делом!
      Францисканец жалобно пискнул и торопливо перекрестился.
      - Ну! - крикнул рыцарь молодому человеку, нетерпеливо стуча концом древка по свае.
      - Сударь, дедушку! Прошу вас!
      - Вот упрямый щенок!
      Рыцарь изловчился и, подцепив юношу копьем за рубаху, выбросил того на берег. Но старик не удержался, поток тут же оторвал его от свай и потащил на стрежень. Вскочив на ноги, молодой человек закричал что-то невнятное и бросился в реку спасать своего деда.
      - Глупец! - пробубнил рыцарь. Монах тоскливо запричитал:
      - Где это видано, чтобы сперва вызволять сильного да забывать о немощном старце!..
      - Уймись, монах! - прогремел голос рыцаря. - На что годен твой полудохлый хрыч? Какая от него может быть польза, когда он и тетивы натянуть не сумеет! - Он повернул щель своего шлема в ту сторону, где исчезали бедолаги, и тронул поводья. - Поехали, Тру. Что-то плохо мы стали соображать с тобой. Или они - глупцы?
      Францисканец остался на месте. Он истово крестился и шептал молитвы о спасении невинных душ.
      СООБЩЕНИЕ ТРЕТЬЕ,
      в котором передается предыстория описываемых событий и любопытная беседа между Белым Скитальцем и предприимчивым Камиллом Ариосто, назвавшимся ученым астрологом Абу-Абуром, и в котором кратко описывается не слишком любезная встреча на границе Нормандии и герцогства Алансон, а также то, что произошло после этой встречи
      Трудно сказать, кем являлся Камилл Ариосто. Был он и начальником королевских отрядов, был и личным эмиссаром Людовика, потом его знали как аббата монастыря Сен Жан д'Анжели под именем Пипина, которому ставилось в вину убийство герцога Беррийского и его брата Карла. В последние годы Ариосто служил святой церкви. Многие считали его любимцем кардинала, но подобные слухи вряд ли соответствовали истине: де Балю не слишком-то доверял этому пройдохе, однако вынужден был многие важные дела поручать именно ему, поскольку никто другой не мог справиться с ними быстрее и успешнее. Оба понимали зависимость друг от друга и старались пока не нарушать ее: кардинал в свое время спас Ариосто от молодцов господина прево; Ариосто же, как поговаривали, состоял в какой-то родственной связи с одним из придворных самого папы, и потому чураться такого знакомства даже для прелата было бы крайним легкомыслием.
      Совсем недавно Жан де Балю вызвал Камилла Ариосто и признался, что святая церковь не раз пыталась привлечь на свою сторону Белого Скитальца, однако все усилия до сих пор оказались тщетными. Сам же кардинал не верил в такую заманчивую перспективу и потому решил избавиться от этого рыцаря, дабы он не достался никому: ни герцогу Карлу, ни Гийому де ла Марку.
      - И потому, - закончил он, - вам надлежит отправиться с отрядом в Мен и... убить его. Учтите, друг мой, из Бретани он все время едет на восток, так что где-нибудь возле Алансона вы можете подготовить удачную засаду без лишних свидетелей.
      - Ваша светлость, - скромно возразил Ариосто, - не прикажете ли вы мне попытаться еще раз - в последний раз, ваша светлость! - поговорить с рыцарем, и уж если ничего не получится и у меня, тогда я со всем моим усердием выполню вашу волю!.. Смею напомнить, что на встречи со Скитальцем посылались или трусливые, или неумелые люди, которые вряд ли могли преуспеть в таком деликатном деле.
      Кардинал поднялся из кресла - безвольное старушечье лицо, длинные с проседью волосы - и приблизился к Ариосто.
      - Хорошо, друг мой. Попытайтесь. Но будьте осторожны: белый рыцарь жесток и великолепно владеет оружием... - Он положил руку на плечо Ариосто. - И все же поторопитесь: вольности Скитальца опасны и упаси бог, чтоб они дошли до черни! И потом, если молва о нем достигнет двора папы...
      Помотавшись со своим отрядом по дорогам Восточной Бретани, Ариосто наконец напал на след рыцаря. Ему стало известно, что от реки Майенн Скиталец свернул на Алансон и теперь держит путь в сторону Парижа, хотя никто не мог сказать определенно, поедет ли он в Париж, вернется ли обратно в Бретань или переплывет через пролив к королю Эдуарду.
      Встреча состоялась возле деревни Реньи. Поняв, какой дорогой поедет рыцарь, Ариосто тотчас отправил отряд к городу Аржантону и приказал устроить засаду в заранее условленном месте. Назначил связных, которые расставлялись на всем пути до Аржантонского леса, и, пожелав удачи приятелям, поскакал догонять Скитальца.
      В этих местах мало дорог, но много тропинок. Дорога вела на Аржантон, а все тропинки сливались с этой дорогой. На одной из них и удалось настичь рыцаря.
      Собрав все свое мужество, Ариосто подъехал к нему сбоку - тот даже не повернул головы, хотя наверняка слышал топот копыт, - и смиренно попросился в попутчики.
      - Здесь очень неспокойно, - пояснил он. - Одному мне боязно, сьер.
      Скиталец и на этот раз не взглянул на него, но ответил тихо, без неприязни:
      - Что ж, я не против, сударь. Дороги в этих местах действительно опасны, особенно ночью.
      - Да поможет вам всевышний, сьер!.. Правда, в кошеле у меня всего девять лиардов, но главное богатство в голове. А отдавать ее жалко.
      - Кто же вы такой, сударь?
      - Мое настоящее имя вам ничего не скажет. Все меня знают как Абу-Абура. Зовите и вы меня так. А как вас, сьер, простите?
      - Уайт. Остальное вас не должно интересовать. Итак, чем же вы занимаетесь, господин Абу-Абур?
      - Я астролог, с вашего позволения. Кроме того, меня весьма интересуют философия и богословие. - Ариосто окончательно осмелел, в нем снова появилась уверенность, и он все больше входил в свою роль. - Я, сьер, потомок мудрых халдеев и за свои сорок пять лет успел постичь тайны прорицателя Фу-Хафа, сызмальства не покидавшего пещеры на горе Приаб, узнал науку знаменитого Лоретто и не менее знаменитого Евтропия. Недавно я посетил священные долины древнего Шинара, фиванскую пустыню и отныне вижу в себе великие силы.
      Наконец шлем рыцаря на недолгое время повернулся в сторону Ариосто.
      - Значит, вы умеете предсказывать будущее?
      - Не только, сьер. Я могу давать единственно верные советы как простым смертным, так и всемогущим государям. Моя наука на все дает безошибочные ответы.
      - Тогда скажите, почему люди враждуют? Почему в мире много лжи, подлости, жестокости?
      - Такова наша суть, сьер...
      - Суть? Вряд ли. Ведь каждый входящий в этот мир прежде всего жаждет постичь его тайны, необъятность и вовсе не помышляет о зле. Ариосто спрятал глаза.
      - Странны подобные речи, сьер...
      - Вижу, вам это не под силу, Абу-Абур. Тогда откройте мою судьбу.
      - О, конечно, сьер. Но для этого требуется составить гороскоп по положению Луны относительно Марса и восходящего Юпитера. Впрочем, кое-что я могу сказать и сразу, без гороскопа, только покажите мне вашу руку... Нет, нет, сьер, перчатку придется снять.
      Рыцарь, кажется, усмехнулся, но перчатку не снял.
      - Не верю я такому гаданию, - сказал он. - А вот на звезды вы все-таки посмотрите: может быть, они и скажут что-нибудь.
      - О, для вас, моего защитника, я это сделаю с особым удовольствием! Ариосто сунул руку за пазуху и вытащил оттуда старый манускрипт, испещренный кабалистическими символами и восточными письменами, скорее всего арабскими.
      - Вот, - сказал он. - Тут много мудрости, сьер.
      Он углубился в изучение рукописи. Его просторный бархатный халат с широкими рукавами разошелся до пояса, разукрашенного знаками зодиака.
      - Так! - Ариосто вскинул голову и, часто моргая, посмотрел на попутчика. - Значит, вы - тот самый рыцарь, которого зовут Одиноким, Белым Дьяволом, Белым Сатаной, Белым Велиалом?
      Не получив ответа, Ариосто усердно потер лоб, снова склонился над манускриптом и затем неуверенно, с опаской убрал его за пазуху. Долго ехал молча, уставившись на уши лошади, потом тихо спросил:
      - Сьер, вы не обидите меня?
      - Нет. Пока не обидите меня вы.
      Ариосто выпрямился в седле.
      Правда, сьер? Но говорят, от вас всем достается: и людям господина прево, и людям его высокопреосвященства!
      - Пусть не пристают. Я никого не трогаю, еду своей дорогой.
      - А куда, сьер? Верно, на службу к королю Людовику?
      - О нет.
      - Значит, к герцогу Карлу или Гийому де ла Марку?
      - Перестаньте, сударь. Уж если бы я думал о службе, то прежде всего вспомнил бы о короле Людовике.
      Помолчали. Ариосто несмело покашлял.
      - Сьер, надо бы дать коням отдых, - сказал он. - А кстати, тут есть невысокая горка, где я мог бы ночью заняться изучением звезд.
      Скиталец неохотно согласился.
      Они свернули с дороги и устроились на отдых под деревьями возле холма. Разводить огонь не стали: Ариосто боялся разбойных людей.
      Уайт от ужина отказался, пояснив это тем, что дал себе обет не поднимать забрала в присутствии посторонних.
      - Жаль, - сказал Ариосто. Ел он жадно, торопливо, словно последний раз. Ну вот, сьер, и еще день пролетел. Завтра утречком продолжим путь. Нам, видно, по пути до Аржантона.
      - Не совсем: я еду в Лёгль.
      Челюсти Ариосто на мгновение замерли.
      - Еще раз жаль, сьер... Но я был бы весьма признателен, если бы вы проводили меня до Аржантона. Тут дуга небольшая - потерпите два дня, зато оттуда до Лёгля отличная дорога.
      - Хорошо. Я подумаю, - сказал Белый Скиталец. - Ну, а теперь ступайте к своим звездам, да пусть они скажут вам чистую правду...
      Они тронулись в путь до восхода солнца. Ариосто, еще не стряхнувший с себя остатки сна, отчаянно зевал и вполголоса ругался на лошадь. Уайт был бодр и свеж и все так же красиво сидел в седле, держа в одной руке щит, в другой копье.
      - Ну и о чем же вам поведали звезды, сударь? - спросил он. Ариосто прервал очередной зевок и тряхнул головой.
      - Покуда не все ясно, сьер: мешали облака. Придется следующей ночью снова смотреть в небо.
      Он явно лгал. Он знал, что еще до полудня им встретится тропинка, ведущая в Лёгль, и если Скиталец не свернет на нее, значит, поедет до Аржантона: какой дурак согласится возвращаться с полпути?
      Уайт проехал мимо этой тропинки, только с видимым сожалением направил черную щель шлема в ее сторону.
      "Пронесло! - с облегчением подумал Ариосто. - Впереди другой тропинки на Лёгль нет до самого Аржантона. Выходит, белый дуралей в западне! Вот что значит жаждать узнать свой гороскоп! А у меня хватит ума, чтобы засорить ему мозги всякой шелухой!"
      На следующую ночь Ариосто опять ушел с места стоянки и вернулся только под утро. И снова у него что-то не получилось. Третью и четвертую ночи он также провел в поле и наконец заявил, что теперь осталось составить таблицы - и они скажут истину. Он попробовал, сидя в седле, получить результаты наблюдений, но тут же задремал и клевал носом до полудня, потом попросил Уайта дать ему возможность поспать хотя бы два часа. Лишь во второй половине дня он закончил свои эфемериды, прочитал их и замер с опущенной головой.
      - Ну что? - спросил Скиталец, заглядывая в исписанные листки. Ариосто трусливо съежился.
      - Не смею, сьер.
      - Говорите!
      - Не смею...
      - Я требую, сударь!
      Ариосто судорожно вздохнул и стал несмело водить пальцем от непонятных символов к знакам зодиака, от знаков зодиака к арабским письменам.
      - Я был прав, - сдавленно сказал он. - Я не мог ошибиться. Но вы меня повергли в сомнение, сьер, потому мне так долго и пришлось проверять одно и то же... Я был прав, сьер.
      - В чем вы были правы?
      - Ну, в том... кому надо служить. Вот видите, все таблицы говорят об этом. - Он снова стал водить пальцем по бумаге. - Путь ваш безрадостен, одинок, позади много крови и смерти...
      - А впереди?
      - Впереди... Я прошу вас, сьер, обратить внимание на цифру "тринадцать": она говорит о том, что, если вы до завтрашнего полудня не решитесь принять предложение кардинала, вас ждет бесславная гибель. А вот здесь, выше, - то, что ожидает вас на службе его высокопреосвященства: почет, богатство, слава и долгие годы жизни...
      Прошла еще одна ночь. Уайт хранил молчание и, как показалось Ариосто, тоскливо оглядывал проплывавшие мимо крестьянские хижины и поля. Что же он решил? Не может быть, чтобы выбрал бесславную смерть! Пусть себе думает. Пусть думает как следует, пока есть время!
      - Скоро полдень, сьер, - скромно напомнил Ариосто.
      - Точнее, скоро нормандская граница, не так ли? Ариосто показалось, будто Уайт усмехнулся, и от этой мысли ему стало жутко.
      - Не понимаю вас...
      - Все вы прекрасно понимаете, сударь, - раздельно сказал рыцарь. - Только на прощание я скажу вам вот что: зря вы все это затеяли!
      - Что... затеял?
      - Не притворяйтесь. Вам трудно понять, что с первой минуты знакомства я знал, кто вы такой и чего добиваетесь. Вам трудно понять и то, что все эти гороскопы и гадания способны одурачить не каждого. Если в старых манускриптах есть какая-то логика, то в ваших эфемеридах смысла не больше, чем в образцовой бессмыслице... Сейчас мы расстанемся, не так ли? Я даже не поколочу вас, но вместо этого попрошу передать всем, что я враг раздоров, что я против лжи и жестокости. И пусть люди с недобрыми намерениями оставят меня в покое...
      - Так вы... отказываетесь?
      - Безусловно.
      Ариосто дал шпоры и, высоко подняв над головой шапку, понесся назад. А там будто выросшие из земли солдаты тащили из леса и ставили заготовленные заранее высокие деревянные заслоны. Такие же заслоны проглядывали между деревьями по обе стороны от дороги. Впереди - мост через речку, перегороженный длинной сетью, солдаты, сидящие на деревьях и готовые в любой момент сбросить эту сеть на Белого Скитальца. А со всех сторон уже летели поющие стрелы, вонзались в стволы, в утоптанную дорогу.
      Уайт похлопал коня по шее:
      - Ну что ж, Тру, - только вперед!
      Конь взял с места в карьер. Он словно летел, едва касаясь земли. Над сетью он взмыл, подобно молодому орлу, и в следующее мгновение был уже за мостом. Засада за речкой бросилась врассыпную. Лишь один солдат остался лежать в траве: его случайно ранили убегавшие в панике товарищи. Уайт спешился, нагнулся над ним. Это был молодой, совсем юный воин с девичьим лицом и страдальческими губами.
      - Не надо! - прошептал он едва слышно.
      Белый Скиталец долго и задумчиво смотрел на него.
      - В тебе живет ненависть ко мне? - наконец спросил он.
      - Нет-нет, сьер, нет! Клянусь! Мне приказано...
      - Приказано убить? И ты бы убил, не зная за что, не зная меня? И совесть твоя была бы спокойной? Странно. А вот мне тебя жалко. - Уайт говорил медленно, с паузами. - Да-а, видно, трудно быть человеком... Трудно...
      СООБЩЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ,
      дающее возможность снова в какой-то мере взглянуть со стороны на странного рыцаря и отметить его несговорчивый характер
      Герцог Карл гордился Перонном и ни за что бы не променял его ни на какой другой город. Впрочем, это не совсем точно: он мог бы променять его лишь на Плесси-ле-Тур, и то с условием смены почетного звания сюзерена на более почетный королевский венец.
      Турнир был в разгаре, когда на ристалище неторопливо въехал незнакомый рыцарь и остановился возле ворот.
      - Ого! - громко сказал один из вельмож герцога. - По-моему, к нам пожаловал сам Трусливый!
      - А вы убеждены, виконт, что это трусливый рыцарь? - спросил граф де Кревкер.
      - Разумеется! Я с ним встречался дважды, когда ездил к герцогу Бретонскому. Трусливый бывал почти на всех турнирах, однако ни в одном не принимал участия. Более того: он уклонялся от ссор и поединков и сбегал на своей кляче при первом удобном случае. Тогда он удрал и от меня, граф, да, да! Но сегодня он не уйдет!
      Де Кревкер спрятал в бороде снисходительную улыбку и стал ритмично постукивать пальцами по рукоятке меча.
      - Ваша новая поездка к эрцгерцогу Максимилиану лишила вас самых важных новостей, - сказал он. - Когда это было, что вы ездили в Бретань! С тех пор немало утекло воды, виконт, и ваш Трусливый успел уже побывать в рангах Одинокого, Дьявола, Сатаны и Велиала, потом Белого Скитальца, Жестокого и Свирепого, а теперь, я слышал, зовется Добрым. Хотя последнее имя дано скорее всего иронично. Так что стоит быть осмотрительнее, дорогой Тийе!
      - Прозвища ни о чем не говорят, граф.
      Кревкер мягко, но настойчиво перебил его:
      - И все же, виконт, считаю необходимым сообщить, что еще в Бретани, видимо, до вашего возвращения сюда - этот Трусливый успел натворить немало бед. Однажды он дерзнул ворваться в замок сеньора де Жуанвиля. Представляете, Тийе? Он учинил такой погром, что хозяева замка помышляли уже не о том, чтобы покончить с ним, а о том, чтобы хоть как-то выдворить его за ворота Тийе беззаботно засмеялся:
      - Неужели вы всему этому верите, граф? Да посмотрите же на него: он и теперь пугливо жмется к стене на своей кляче!
      - Эта кляча, как вы изволили выразиться дважды, дорогой виконт, не уступает лучшим арабским скакунам...
      Герцог Карл уже несколько раз делал попытки оглянуться. Наконец не вытерпел и подозвал маршала де Кревкера:
      - Любезный граф, перестаньте же шептаться за моей спиной! Что вы там выдумываете про этого рыцаря? Вы знаете, кто он?
      - Вряд ли найдется человек, который ответит на подобный вопрос, ваша светлость, - сказал де Кревкер - Настоящее его имя - Уайт, хотя больше он известен как Белый Скиталец. Одни говорят, будто это побочный сын герцога Бретонского, другие - что он обездоленный кузен Гийома де ла Марка
      - Ну, сплетни меня мало интересуют, граф, - нетерпеливо перебил герцог. Я слышал, он умеет отлично драться? Вот и пусть послужит у меня!
      Маршал потеребил свою бороду и наморщил лоб.
      - Государь, этого рыцаря зовут также и Одиноким. Пройдя путь от Бретани до Перонна, он нигде подолгу не задерживался, а это может говорить лишь о том, что он сам по себе...
      - Перестань, де Корде! - Герцог Карл грозно сдвинул брови. - Клянусь святым Георгием, я не припомню ни одного храброго рыцаря, который не мечтал бы о хорошей школе. А хорошая школа - здесь. Здесь, граф, у меня!
      Зная бешеный нрав герцога, Кревкер с минуту помолчал, затем, как бы между прочим, произнес:
      - Не могу разглядеть, государь, какой символ на его щите?
      - Меч, - буркнул Карл - Меч с крыльями... Хм! Какой чистюля! Мои наемники красят латы в черный цвет для устрашения врагов, а этот? Доспехи сверкающие, гладкие, без единой вмятины, будто только надел их!.. Что-то мало похож он на обездоленного родственника!.. А что, граф, если он вызовет на поединок меня?
      - Насколько мне известно, ваша светлость, в последнее время он ни разу не лез в драку первым.
      - Не рыцарь, а размазня. Эй, Тийе! - крикнул герцог молодому паладину - Я слышал, ты хотел пощекотать этого белого чистюлю своим доблестным мечом?
      - Сочту за честь, всемилостивейший государь! - Тийе отвесил низкий поклон и удалился.
      - А если виконту не повезет? - осторожно сказал Кревкер. Герцог даже не взглянул на него.
      - Думайте, что говорите, граф. Тийе не хуже Дюнуа владеет оружием! - Карл привалился к подлокотнику кресла и стал нервно покусывать ноготь.
      Закончился очередной поединок. Герольд объявил имена следующей пары рыцарей.
      Тийе сидел на гнедом скакуне с присущей ему уверенностью, лишь время от времени успокаивая нетерпеливого коня. Спокоен был и Скиталец, хотя его слишком опрятный вид проигрывал в глазах зрителей перед помятыми доспехами противника.
      После принятых церемоний противники разъехались на двести ярдов и, пригнувшись к лукам, пришпорили коней. Они неслись, подобно вихрю. Казалось, не существовало силы, которая могла бы их остановить. Они сшиблись на всем скаку. Зрители замерли. Но в следующее мгновение по рядам пронесся вздох разочарования: всадники проскочили друг мимо друга - лишь лязг железа прокатился по площади из края в край.
      - Какой позор! - пробормотал герцог Бургундский. Лицо его налилось кровью: он заметил, что странный рыцарь пощадил молодого вельможу и в последний миг отвел направленное в шею противника копье. Это же заметил и де Кревкер, но промолчал.
      Между тем Уайт доскакал до каменной стены и остановился, ожидая, что предпримет Тийе. А тот, круто развернув коня, вонзил ему в бока шпоры и снова понесся навстречу. Незнакомец был вынужден дать с места в карьер. Сблизившись, он с такой неуловимой легкостью ударил противника острием копья в грудь, что тот не удержался в седле и свалился на землю. Над площадью повисло тягостное молчание. Поймав бешеный взгляд Карла, герольд объявил поединок законченным и в растерянности озирался по сторонам.
      - Я сам вызову его! - прорычал герцог, вскакивая с места, и де Кревкеру и д'Эмерли с трудом удалось удержать безрассудно храброго государя Бургундии от - рискованного шага.
      Карл остывал медленно. Он сидел, опасаясь поднять глаза, чтобы не выдать бушевавших в нем чувств неловкости и досады.
      - Что с Тийе? - тихо спросил он.
      Д'Эмерли с готовностью отозвался:
      - Ранен, однако не опасно.
      - Ранен... А этот чистюля начинает мне нравиться. - Герцог взглянул исподлобья в ту сторону, где находился Скиталец, и мрачно усмехнулся: Какой он, к черту, Свирепый! Клянусь святым Георгием, в нем свирепости не больше, чем у моего шута болтливости!
      - Он был таковым, ваша светлость, - посмел возразить д'Эмерли. - До сей поры он не простил ни одному задире и расправлялся с противниками весьма жестоко.
      - И все же он не свиреп. И не добр. Просто Белый Чудак. Впрочем, как ни зови его, но, клянусь святым Георгием, это великолепный рыцарь!.. Вот что, Эмерли... Впрочем, лучше ты, Кревкер: предложите ему остаться.
      - Государь...
      - Экий ты щепетильный, Корде! Ну, отправь к нему д'Эмберкура... Начался общий турнир. Со стороны ворот наступали бургундцы, навстречу им скакали наемники и несколько странствующих рыцарей. Белый Скиталец участия не принимал. Он смотрел, как сошлись противники, как упали на землю первые неудачники.
      В разгар сражения к нему приблизился посланец герцога Карла.
      - Прошу господина рыцаря оставить седло и снять шлем, - несколько суховато сказал д'Эмберкур.
      Белый Скиталец спешился, но шлема не снял.
      - Мое имя Уайт, - представился он. - Я никогда не поднимаю даже забрала, почтенный сеньор, это мое правило.
      Д'Эмберкур смутился, не зная, на что решиться. С минуту он рассеянно разглядывал прозрачные камни на шлеме незнакомца, затем, словно позабыв о своей просьбе, сказал:
      - Сьер Уайт, герцог Бургундии и Лотарингии, Брабанта и Лимбурга, Люксембурга и Гельдерна...
      ... - Княжества Эно, - нетерпеливо перебил незнакомец, - Голландии, Зеландии, Намюра, Зутфена и так далее, и так далее...
      Наслышавшись разного рода небылиц о странном рыцаре, д'Эмберкур вконец смутился и не знал, то ли возмутиться на явную дерзость, то ли пропустить ее мимо ушей и добиваться главного - того, о чем говорил рыцарь почетного ордена Золотого Руна маршал Бургундии Филипп Кревкер де Корде... Он взял себя в руки, басовито покашлял в перчатку и окрепшим голосом продолжил:
      - Сьер Уайт, мой государь предлагает вам поступить на службу в доблестное бургундское войско.
      Белый Скиталец с минуту молчал.
      - Недавно я слышал спор двух людей, - наконец сказал он. - Один утверждал, что человек рождается жестоким и всю жизнь затем дерется, чтобы отвоевать для себя место под солнцем. Другой же говорил обратное: человек рождается добрым для созидания, совершенствования мира. Как полагаете: кто из них прав?
      - Несомненно первый. Но...
      - Меня этот спор заставил задуматься, почтенный сеньор. В самом деле: что пользы в раздорах, в войне, на которые тратится много времени
      и денег, которые можно было бы употребить на полезные для людей дела? Я уверен: зло - это тяжелая болезнь человека...
      - О чем вы, сьер?
      - А вы так и не поняли?
      - Погодите. - Д'Эмберкур пристально вглядывался в черную щель над забралом, словно хотел рассмотреть лицо незнакомца, но, так и не поняв, что так вдруг обеспокоило его, спросил: - Что вы такое... говорили?
      Тот не ответил. Вскочил в седло и направился к арке ворот.
      - Ну что? - спросил ожидавший посланника де Кревкер. Д'Эмберкур с усилием оторвался от одолевавших мыслей.
      - Что-то в нем... не пойму...
      - Он покинул Перонн?
      - Да, граф. Он отказался и, кажется, поехал в Плесси-ле-Тур.
      - К королю Людовику? Этого его светлость нам не простит. Кревкер досадливо потеребил седую бороду и направился к герцогу. Д'Эмберкур же, поняв по-своему смысл последних слов графа, разыскал начальника отряда наемников и сказал ему, что Белый Скиталец должен умереть по дороге на Плесси-ле-Тур - таков якобы приказ его светлости государя Бургундии.
      СООБЩЕНИЕ ПЯТОЕ,
      познакомившись с которым нетрудно убедиться, насколько действенна сила дьявола и насколько слаба надежда на всевышнего
      Отряд кондотьера де Бассо проскакал по дороге на Париж почти три лье. Не обнаружив Белого Скитальца, пересек дорогу на Амьен, затем на Бапом, на Кодри, и только поздно вечером измученные и злые наемники догадались осмотреть дорогу, ведущую в Руазель.
      Синие сумерки вползли в долину, медленно проглатывая крестьянские поля, невысокие покосившиеся домики и дальнюю гряду леса. Пахнуло свежестью реки ее потемневшая гладь призрачно светилась под кручей, - с полей потянуло запахом нагретой за день травы, от жилья - смесью дыма и мокрой крапивы.