Алексей Смирнов
      Жители мутных миров
      ...Когда б вы знали, из какого сора
      растут стихи, не ведая стыда...
      Анна Ахматова
      Из цикла "Тайны ремесла" 
      Мой интерес к сновидческой реальности очевиден для всякого, кто читал мои рассказы. В течение двух лет я записывал те немногие сны, которые мог вспомнить. От некоторых из них я просыпался, испытывая дикий ужас, и несколько секунд спустя славил Бога (к Которому, как нетрудно заметить, я обычно отношусь довольно непочтительно) за то, что это - сон. Правда, я до сих пор не знаю, является ли это обстоятельство утешительным, потому что не понимаю, что такое наши сны. Настоящее произведение интересно прежде всего мне самому. Моим немногочисленным читателям, возможно, будет любопытно узнать происхождение многих моих вещей. Тем же, кто с этими вещами не знаком, я не советую читать то, что представлено ниже - в этом нет никакого смысла, поскольку сами по себе эти галлюцинации способны, возможно, заинтересовать психоаналитика, но не больше; прочие же могут и сами без особенных усилий написать нечто подобное. Чтобы стали более понятными мои намерения, привожу пример: в сказке "Место в Мозаике" присутствует красный кирпичный мостик. Это все, что осталось от грандиозной сказочной эпопеи, которая мне приснилась - когда я спал и видел ее, у меня было кощунственное убеждение, что все! я побил не только Андерсена, но и Толкина - лишь бы не забыть, лишь бы сохранить, проснувшись. Но, когда проснулся, от многотомной фэнтэзи остался только мостик. И я его поставил - уж не знаю, удачно ли - в одном из Сандриных миров, как вечную память. Были и успехи: сумбурный рассказ "Белый карандаш" есть сон от начала до конца. И не только "Карандаш" - настоящее предисловие могло бы растянуться Бог знает на сколько страниц, но я предусмотрительно ставлю точку. Мы не знаем, что есть сон. Бываем ли мы действительно где-то еще, как утверждал Кастанеда, повинуясь сдвигу "точки сборки"? Переживаем ли события покойного дня? И Фрейд, и Юнг уже стоят наготове, счастливые по случаю высокоумного научного толкования. А кое-кто из многомудрых старцев уж точно вертится в гробу, поскольку не учитывал в своих оценках человеческого опыта способность спать и мыслить во сне иными категориями, вне пространства и времени. С другой стороны, если сны - полноценный опыт, то почему они, будучи перечитанными заново, остаются прочно забытыми? Пусть на эти вопросы ответит тот, кто насылает их, эти сны.
      1
      ...Новая ветка метро, проходящая через юг и юго-запад Санкт-Петербурга. Снилось не однажды, причем - одинаково, с небольшими от сна ко сну отклонениями. Два эскалатора на спуск между двумя же такими - на Большеохтинском мосту. Часть маршрута: Шушары - Старая Деревня - Зоопарк, а там - пересадка на трамвай. Вторая часть сна: алкогольный бар-павильон где-то на Петроградской стороне, там толпятся люди из любимой больницы номер 40, в том числе - доктор Спирин, достойная личность. Сумерки. Что-то разливают, затем - по очереди - приведены три (четыре?) женщины, в т. ч. одна из двух давних моих знакомых (которая - неясно). Я принимаю решение взять их всех с собой на "пикник". Те - заждались у телефона-автомата, их имена сложились в слово mort, записанное в квадрате из четырех клеточек. Явный намек на знаменитую "четверицу" К. Юнга. (В дальнейшем я постараюсь воздержаться от комментариев и оценок, помещая их только там, где они абсолютно необходимы).
      2
      Собираюсь на встречу с одноклассниками. Иду по мосту через Обводный канал, а там стоит наш комсомольский вожак А.Х. : насмешничает. Потом нападает. Я испытываю страх, бью его по лбу, а после этого прыгаю под мост на палубу какого-то судна, желая искупаться в ядовитом озере. Со мною прыгает В.С. , еще один одноклассник. Плыву по реке вдоль берега по кругу, река превращается в озеро. Озеро - в непонятном "снегу", это даже не снег, а какая-то белая ткань, ею прикрыли разный мусор. Итак, мы имеем: озеро-пруд, там же - простаивающий завод, все молчит, окутанное дымкой, сзади кладбище. Вода очень теплая, мелко, повсюду - водная взвесь пепла. Меня охватывает чувство брезгливости, купаться следует очень быстро, не нырять с головой. Неподвижно, группами по 4-5 человек в воде по пояс стоят люди. В пейзаже есть что-то буддистское, светит нездоровое солнце, вода отвратительна.
      3
      Сон-пьеса, в основу которого положен сюжет гоголевского "Носа" (правда, от "Носа" ничего не остается). Вокруг не люди, а лишь тупые отломки тел. Запомнилась одна сцена: украинские девичьи посиделки с песнями, девицы помогают неудачнице-подруге. Сначала ее баюкают, потом роняют со скамьи прямо на здоровенного парубка в картузе (в этом состоит некий обряд, оба теперь должны пожениться). Совокупляются. Парубок уводит девицу и на ходу все больше ее ругает, сам же становится все уродливее. Словами превращает невесту в куклу, отламывает верхнюю часть, размахивает ею. Дальше - скачок зрителей во времени (не знаю, что это значит, но иначе не выразиться), и только двое из них остаются людьми среди застывших голографических носов, выменей, рук, ног.
      4
      Невидимый луч смерти: все, подпавшие под его воздействие, застывают на месте. Полутемный вокзал. Неожиданно быстро приближается ярко освещенная зона - против часовой стрелки, бесшумно. Я попадаю в этот светлый участок и сам себе говорю: теперь - небытие, и оно наступает, но затем как бы возвращается сознание, полностью управляемое извне. Таким оно и остается, но тягостное ощущение контроля вскоре пропадает.
      5
      С левой кисти полосками снимается лейкопластырь, там - гноящаяся рана. Похоже на полное разложение, а еще - на салат с майонезом и кольцами лука (лук положил для дезинфекции). Кисть постепенно разлагается, но боли нет.
      6
      Вооруженная команда человек в 1000, набранная для захвата фармацевтического завода фирмы "Ферейн". Подразделяется на группы по 7 персон с различными функциями и степенями допуска. Собираются постепенно : "Я - второй", "Я - шестой", как будто существуют тайные общества вторых и шестых. Учебный лагерь. Сам я - шестой, но почему-то близок к главному. А прообраз предводителя - некто сборный из кавказских боевиков. К нему подходит некто, одетый в камуфляж, и заявляет: " я - шестой". Почтительно целует главаря в подмышку - тайный ритуал.
      7
      Тюрьма (это место снится особенно часто), в которую постепенно преобразуется то ли место воинских "сборов", то ли еще что-то, столь же радостное. Из тюрьмы был виден мартовский лес, до которого очень далеко. Размытое воспоминание об экскурсии, на которую нас в этот лес отпустили. В тюрьме - темный холл, там и мужики, и бабы вперемежку. Одна из надзирательниц (?) подавала строгие, но дружеские знаки (фраза из Рабле, которого читал накануне - речь шла про Панурга). В какой-то момент отворились двери на оживленную улицу, домой. Двоим, одетым в белые халаты на голое тело, можно было убежать. Но я не убежал, так как понимал, что поймают. Двери захлопнулись. Видел альбом с фотографиями зэков в наколках, типа дембельского (не исключаю наслоения колхозных воспоминаний, благо обстановка там была весьма похожая). Вид у сокамерников не очень устрашающий.
      8
      Сон из числа поразительных по своей связности. "Кинематографичный" как принято, увы, выражаться в медицинских кругах, когда речь идет о проявлениях запойного пьянства. Приснился вскоре после внезапной кончины бабушки и состоит из двух половинок.
      А). Больница 40. Театрализованный праздничный вечер, спектакль. Соседи с улицы Красных Текстильщиков (там, в коммунальной квартире, я жил с родителями на протяжении шестнадцати лет); они наряжены в роскошные костюмы - камзолы, шляпы. Изображают придворное общество образца 17 - 18 веков. Ждут царицу - покойную Марию Васильевну, соседку из той же квартиры (умерла в 1992 году). Она вот-вот прибудет, двери распахнуты, на полу расстелена ковровая дорожка. Зрители расположились на длинных скамьях, их немного, а сам я настроен по отношению ко всему происходящему высокомерно. Я полон скепсиса - дескать, профаны, дилетанты. Вижу, что далеко в поднебесье мчится в санях царица - в меховой шубе, лица не видно, нахлестывает (коней? Или - кого?). Скепсис, по-моему, быстро улетучивается, дальше - провал.
      Б). Все меняется. Я направляюсь в ту же самую квартиру с соседями. Возле парадной выламывается какой-то извращенец, дышит химией из мешка худой, бледный, крайне опасный, жалуется на низкое давление. Я быстро прохожу в дверь - лестница в 2 раза уже, чем в действительности, стены недавно выкрашены в зеленый цвет, и их еще не успели исписать обычной ерундой. Навстречу спускается некто собирательный, тоже неприятный (сосед? Коллега К. - не лучший пример для подражания? Покойный однокурсник К., который ничуть не лучше?). Помню, что у него усы. Быстро, чтобы не общаться с этим типом, я отсылаю его наружу, к первому: иди, с низким давлением - это там... Поднимаюсь и обнаруживаю вроде как черный ход, мне открывает девочка лет 10. В квартире виднеется лестница ступенек в десять. Внезапно те двое, которых я, как мне казалось, избежал, заходят слева, с парадного входа, спускаются по лесенке навстречу. Они начинают угрожают мне и собираются куда-то за собой увлечь. Слева, как и они, появляется умершая бабушка, она двумерная - полностью лишена объема, словно вырезанная из бумаги. Бабушка вручает им билет на "другой берег", на паром, что возле Большеохтинского моста (вот только река - Нева ли?). На билете проставлены два фиолетовых прямоугольных штампа ("оплачено"). Бабушка предупреждает, что этот билет лишь на паром, не дальше. Билеты, если не ошибаюсь, именные. Я про себя думаю, что мне не надо, у меня - проездной, да и на паром не стремлюсь. Те двое тут же загораются, спешат на улицу (возможно, их привлекает кафе на другом берегу?) И вот я внизу, в каком-то холле, среди множества людей, бегущих на паром. Бегу ли с ними я? Непонятно. Слева мелькает О.А., одноклассница, с сумкой через плечо, в брюках, и как бы готовая принять участие во всех этих событиях.
      9
      Двое - я и коллега К. (он ли?). Кажется, точно он. Неизвестная женщина должна взорвать взрывпакет. Чтобы подрывница минимально пострадала, надо аккуратно, не убивая, подстрелить ее, не насмерть, но чтобы она обязательно упала в воду озера, и взрыв произошел под водой. Женщина одета в купальник. Следует выстрел в спину, и непонятно, кто стрелял. Получается, что оба сразу, но - соединенные в одном. Женщина падает ничком, под водой - тихий взрыв. После этого женщина лежит на носилках, жива, улыбается слабой, усталой улыбкой. Это как бы Т. Ж. , наша знакомая. Голос К. : пули попали под правое плечо и в левую ягодицу (но на самом деле обе раны - справа). Я осторожно целую женщину в лоб.
      10
      Пруд с каналами - 1 и сразу же 2, первый хуже, другой - лучше. Дело происходит в парке им. 9 января. Я отворачиваю краны, из труб хлещет вода и мгновенно наполняет каналы и пруд. По-моему, купаюсь. И одновременно я летаю над улицами и проспектами. Очень удивляю этим О. А. Летаю также и над водой. (Накануне читал Гермеса Трисмегиста).
      11
      Последние сцены длинного сна, который в целом не сохранился: помещение, полное народа, все чего-то ждут. В обстановке - нечто деревенское. С целью совершить какой-то обман, стучим (с кем?) по стенке, кого-то ложно (?) вызываем. Приходит мужик - не тот, кого звали. Подходит к добродетельной молодой особе и становится похожим на актера П. Вельяминова. Действие как будто происходит в неизвестном фильме. Мужик сообщает женщине план побега. В следующем кадре (именно так, теперь я точно в фильме) я преследую на вертолете бабу лет пятидесяти, потертую, "отрицательную", в черном платье, несколько карикатурную. Она тоже на вертолете, с кем-то неустановимым, явно проигрывает. Дело происходит за городом, вокруг нас - леса, песчаные склоны. Мой вертолет опускается ниже, чем ее: маневр. Затем я оказываюсь на вершине песчаного склона и вижу, как внизу, далеко, идет какой-то человек. Мне надо взлететь, набрать высоту и сразить вражескую машину. Я никак не могу отважиться, вертолет внезапно уменьшается, и вот я уже держу его в руках. Он превращается в подобие трехколесного велосипеда. Боюсь, что колеса увязнут в песке? Я знаю, что все очень просто, что обязательно оторвусь от земли - но по-прежнему не решаюсь.
      12
      Дачный поселок Васкелово, привокзальная площадь. Я обнаруживаю в кабаке не то продукт питания, не то живое существо: большую голову, а вместо носа вросшая кисть руки, огромная, с само лицо размером. Приношу домой, где голова как-то спадается, мертвеет - вроде и рыбная, селёдочная, но одновременно остаётся прежней. Жена велит выбросить ее в угол. После я снова оказываюсь опять в кабаке, и голова оживает. Открываются глаза, кисть удваивается и распадается на две - в приветствии, а заодно вырастают две ножки. Но туловища нет.
      13
      Железнодорожное путешествие. Меня сопровождал коллега К., мы с ним пили будто бы коньяк. С нами была какая-то баба. После вижу себя коротающим время на привокзальной площади. Ходил там, держа за руку девочку лет шести, которая вела себя по-взрослому, как любовница, но таковой не была. Искал вместе с нею рюмочную - выпить, но девочка пить не собиралась. Затем я очутился на холме в окрестностях Валдая. На дворе лето, кругом - луга, синее небо, туристы. Неподалеку - Псков. Я отправляюсь туда на пару с А.Ж., и в Пскове, судя по погоде, уже ноябрь. Сам город выглядит как подлесок, густо усеянный грибами-куполами. Их количество ужасает. Пора собираться домой, но до поезда то ли очень долго, то ли нет билета, но это не слишком волнует. Снова поиски рюмочной. Попадаю в аэропорт, где сразу в дверях, у выхода на летное поле, происходит инцидент. Какой-то тип с чемоданом дал мне его подержать, я передал чемодан другому незнакомцу, и тот положил туда что-то. Как выяснилось, положил он бомбу. Меня скрутили, но взрыва вроде не было. Появились полицейские в незнакомой, карибского типа, форме - высокие, смуглые, в темных очках, четыре человека. Мне удается от них отвязаться. После этого мы (кто - мы?) выходим за черту города, попадаем на широкий, чуть заснеженный проспект, и видим справа высокую глухую стену, окрашенную в черный цвет. Это какое-то учреждение. Мы не знаем, как поступить дальше.
      14
      Тюремная камера, в ней несколько человек. Спокойный, зловещего вида молодой охранник, похожий на классического злодея из боевика, собирается всех наказать за отказ выполнять какие-то работы. Выбивает крайнему зуб, я на очереди, с другого края. Подходит ко мне, я выставляю руки и быстро говорю, что не стоит, я уже согласен на все. Тот усмехается, и молча начинает выбивать мне верхний зуб справа. Но у меня не остается ясного ощущения, что зуб выбит. Этот сон нуждается в комментарии: он - пятый по счету, и прошлые четыре, в которых я лишался зуба, в реальной жизни аукнулись странным эхом. Месяцем-другим позднее неизбежно либо умирал, либо погибал кто-то из моего близкого окружения. На сей же раз я был достаточно спокоен: зуб, повторяю, остался цел, хотя о полной уверенности речи быть не могло. Я пишу эти строки год спустя. В марте 1999 я узнал, что в январе, ровно через два месяца после пятого сна, умер пятый человек: один из моих дядек. Так что я напрасно успокоился, а о печальном событии не узнал вовремя лишь потому, что с давних пор не поддерживал с покойным никаких отношений.
      Тех, кто усомнится в правдивости написанного, отсылаю к рассказу "Зубы". Есть свидетели, которые могут подтвердить: я написал его через пару недель после очередного приятного сновидения. Что до бабушки, о смерти которой я уже говорил, то она скончалась вскоре после того, как я поставил точку.
      15
      Готовый триллер в стиле фильмов по сценариям Кинга. Действия разворачиваются в колледже, если оставаться верным Америке, но можно удовольствоваться обычной школой. Сначала - первое знакомство с этим учебным заведением: экскурсовод показывает какую-то скважину или колодец во дворе. Назначение источника неясно, он играет некую вспомогательную роль в организации работы колледжа. Его задача - не то поставлять питьевую воду, не то каким-то образом обеспечивать отопление. Что-то в него, согласно тайной технологии, подмешивается. В один прекрасный день почти все сотрудники и учащиеся колледжа, превращаются во что-то наподобие вампиров (мне отчаянно надоели выражения типа "что-то вроде", "какой-то", "некий" и т. д. , но заменить их нечем - это сны). От укусов этих существ нормальные люди становятся чем-то средним между зомби и куклами: обедняется словарный запас, и вообще они ведут "механическую" жизнь. С группкой друзей и подруг я прячусь то в одной, то другой комнате. Проскользнул невнятный гомосексуальный намёк: мой лучший друг - высокий плечистый парень, но он на вторых ролях, на подхвате. Образ, практически целиком позаимствованный у кинематографа, штамп. Кажется, что с товарищем ничего не случится, но он тоже превращается в робота. Главарь тоже собирательный. В последних сценах (середины в "фильме" нет) он наряжается в алые, с золотым шитьем, псевдо (?) византийские одежды. Дальше - наше бегство по насыпи, по железной дороге, потом - возвращение. Видим, что в "вампира" превращается малолетняя девица, душа общества. Нас, оставшихся вдвоем или втроем, упорно преследуют, нам удается уйти. Мы возвращаемся в школу, теряясь в толпе изменённых людей, которые стекаются туда на некий шабаш. Вдруг обнаруживается ключ к разгадке: вода в колодце. Надо перекрыть кран или сделать ещё что-то в этом роде; после этого всем гадам - конец. Появляется столовая; вместо блюд - их имитация: всё, что грелось, оказывается холодным и малосъедобным. Мы узнаем, что изменившаяся публика еще, вдобавок ко всему, и не ест. Дальше - уже додумывание в режиме "полупроснувшись": сцена финального диспута с главарем. Он в страхе кричит: это жизнь! Я отвечаю, воображая себя воплощенными доблестью и добром: это твоя жизнь, а не моя! По законам жанра подразумевается, что я его вот-вот уничтожу.
      16
      Были где-то за городом с коллегой К. (снится и снится, будь неладен). Мы перенеслись чрезвычайно далеко, в другую область (регион, как теперь выражаются). Возвращаемся в поезде (см. 13-й сон), где знакомимся с тремя девицами, одетыми, словно в гареме (как бы это описать? Ну, наверное, каждый знает, как выглядит гарем). Мы завязываем непринужденную беседу. Вдруг появляется хозяин, суровый восточный субъект, а с ним - три бородача с клинками, по одному на каждую из девиц. Бородачи торжественно клянутся покарать нас за непозволительный флирт. По каким-то причинам расправа откладывается, поезд идет своим путем. Организуются совершенно неуместные застолья, мы пьем с девицами, наливая напитки в мелкие стопочки. В поезде начинаются киносъемки, в которых я исполняю незапомнившуюся роль, мне сообщают о положительных отзывах. Все это внушает оптимизм, надежду на то, что мне в конечном счете ничего не сделают. Вроде бы и мир, - а может быть, забыли. Поезд стоит в Зеленогорске, время суток - половина двенадцатого ночи. Очень поздно, я не успеваю домой. Пытаюсь дозвониться по мобильному телефону, который мне вручает сотрудница киногруппы, но мне никак не удается набрать то тройку, то двойку. Тем временем вокруг решают, как ехать - через Сестрорецк (это дольше), или через Белоостров (короче - соответственно). Появляется пьяный К., очень похож на другого К. (см. сон 8). Он настаивает на долгом путешествии, и я соглашаюсь. Но тут один из особо приближенных слуг восточного вожака ведет меня к хозяину. По дороге успокаивает, что все будет хорошо, но в это как-то не верится. Я все яснее осознаю свою пассивную, страдательную роль. В конце концов меня и К. разделяют, поместив в разные вагоны (открытые, даже не вагоны, а платформы).
      17
      К утру остался новый образ: белый карандаш. Во сне я спал в незнакомом месте, семья - за стеной, но вроде бы и рядом, тут же. Появилось непонятно, что: может быть, фигура в саване, может быть - что-то совсем другое, на меня обозлившееся. Странный намёк на индейца, у которого похитили клад. То ли гость сей - белый карандаш, и хочет меня куда-то увести, то ли сам я превращаюсь в упомянутый карандаш и сейчас исчезну в неизвестном направлении. Помню о физическом ощущении границы другого мира. Даже перекрестился, проснувшись.
      18
      Я - серийный убийца. Уничтожаю девиц, детишек, котят топором и лопатой где-то за городом (ландшафт представляет собой смесь поселка Васкелово, деревни Родивановщины и псевдогорода Сестрорецка). Никаких подробностей не помню, и занимаюсь этим делом без удовольствия, по необходимости. Останки хороню в песке и черноземе. Знаю, что рано или поздно меня выведут на чистую воду. Следующая картина: мать гладит рубашки - мою и почему-то Анатолия, старого приятеля. Гладя, говорит (по-доброму, как если бы хотела сказать: "ты уже вырос, надо же!") : "Смотри, на рубашке Анатолия - следы твоего эпителия. А на твоей - его волоски". Я встревожен: собираясь на одно из черных дел, я действительно надевал рубашку Анатолия. Очередной кадр: сижу себе в лесочке возле песчаной ямы, где кого-то зарыл. Рядом - пожилой мужик, чуть ли не из КГБ. В нём чувствуется угроза, но он, кряхтя, садится мирно рядом, берется за газетный кроссворд. В дальнейшем меня задерживают в аэропорту, когда я уже являюсь видным болгарским писателем и дипломатом сразу. В песчаных карьерах начинаются оползни: "окна" открываются разом, одно за другим, выступают розовые черепа умерщвленных. Меня обвиняют в уничтожении 188 человек. Я про себя отмечаю, что ещё не нашли и никогда не найдут тех, кто закопан в земле и траве.
      19
      Шлялся за городом в компании с одноклассниками М.П. и О.А. (не иначе, как в Сестрорецке). В какой-то приемной, в присутствии дамы отвалилось левое яйцо. Медсестра начинает объяснять, что это - симптом опухоли черепа, тычет в рентгеновский снимок. Тут приходит врач (доктор Спирин?) и начинает утешать - это мол, не так, все неправильно.
      20
      Какие-то соревнования: я убегаю. Возможно, что это не игра, и за мною гонятся всерьез. На ногах у меня сапоги, из задницы льется кровь, но я этого не замечаю, так как не больно. Потом вдруг жидкость начинает хлюпать в левом сапоге, и сразу - резкая слабость. Меня укладывают на носилки, делают внутривенную инъекцию, но после кто-то исподтишка выдергивает иглу.
      21
      Удил рыбу в мелком пруду, в парке им. 9 января. Четырьмя удочками. Сперва поймал какую-то шпроту, а после - сардельку в целлофане, принёс домой.
      22
      И вновь - тюрьма, красные круглые здания из кирпича, окруженные забором. Проходная. За какой-то пустяк мне дали 10 лет, и в понедельник я должен сам явиться на отсидку. Послушно прихожу с И.В. ; она, как порядочная супруга, меня провожает, будучи каким-то образом и за тюремными стенами, и вне их, со мною рядом. Похоже, мне надо проникнуть внутрь, чтобы ее освободить, но в то же время вместе с ней я подхожу к тюрьме. За забором какой-то уголовник из мелких, с мобильником, один, не замечает нас. Он что-то говорит в телефон и после швыряет его кому-то наверху, невидимому. Я расхаживаю по проходной. В двадцати метрах от входа, уже на улице, на битой ограде лежат две рыбины: щуки. Кто-то мне велит их принести. Я, словно удочку, беру палку, подношу к одной из дохлых щук. Она вдруг впивается в палку зубами. Я не успеваю ее донести, щука сгрызает почти всю палку, которую приходится отбросить, пока зубы не дошли до пальцев. Ошметки рыбы летят на пол. Я так и не решаюсь войти в тюрьму, ухожу вместе с И.В. Оправдываюсь, что приду в субботу: на этот, дескать, день назначен пересмотр дела. Видится судья со строгим бабьим лицом, в очках. И.В. говорит, что дело все равно не пересмотрят, но мы все равно уходим.
      23
      Смесь больницы, поля, бараков. Являюсь туда ночью со Славой Г. Захожу в темную сестринскую, там - две сестры в халатах нараспашку. Зову одну из них в ординаторскую, включаю компьютер, хочу дать прочитать мою печальную больничную хронику. Она распахивает халат, кидается с поцелуями. Я приятно удивлен, но ничем не отвечаю, ибо непонятно, откуда взялись столь бурные чувства. Летаю - вверх-вниз. Уже почти проснулся (ощущение такое, что и проснулся на миг, и пробовал взлететь наяву). Летаю по больничным коридорам, пугаю каких-то плюгавых больных возле лифта. Новая картина: полем пробираюсь с тем же Славой обратно в больницу: завтра мне нужно на работу, на дежурство. Вечер. В больнице народ собирается на танцы. Медсестра уже в брюках и не обращает на меня внимания, быстро уходит на другой этаж танцевать. Хочется ее догнать, и мы оказываемся на Витебском вокзале. Я почему-то в рубашке, трусах, но без брюк. Солнце, кусты, народу мало. Снова больница. Слава уже не Слава, а дружище А.Ж. Бродим по этажам, повсюду бары, в которых наливают всем желающим. На столиках - остатки трапезы, людей нет. Ищем, где бы выпить, невзирая на бары. Я решаю остаться танцевать и не ходить домой: все равно мне завтра дежурить.
      24
      Пришел какой-то хам в камуфляже и на правах мента требует пропустить его куда-то через мою квартиру, хочет ключ. Угрожает устроить обыск, если откажусь. Квартира - на первом этаже больницы, а вход - со стороны леса. Ключ согнут под прямым углом, но им еще вроде бы можно пользоваться. Похоже, что его согнула мама.
      25
      В обществе медсестры Г.С. я навещаю в больнице Жириновского, который лежит там со сломанными ключицей и правой рукой (накануне по ТВ прошел сюжет о наезде двух грузовиков). Мы принесли апельсины. Жириновский спит в общей палате на койке справа, я его бужу. Он просыпается, улыбается, переходит на ты, утверждает, будто знал до сих пор лишь двух демократов, а теперь и меня знает. Г.С. садится с ним рядом на кровать, вытягивает ноги, похваляется загаром. Выбалтываю Жириновскому про свое писательство, он в напускном восторге, но мне приятно. Демонстрирует руку: она еще не зажила, но гипс уже сняли. Ладонь у него белая, как мел. Он сразу уходит с кем-то инспектировать некие объекты, лезет в люк, про меня забывает. Я возвращаюсь разложить апельсины.
      26
      Незадолго до предыдущего сна (с ужасного похмелья) привиделся телевизионный репортаж о двойном убийстве: убиты Черномырдин и Степашин. Не сразу смекнул, что сон. Здесь, разумеется, толкователи могут отдыхать, без них понятно, что откуда.
      27
      Во дворе родительского дома, что на улице Красных Текстильщиков, встречаю А.И., друга школьных лет, давно уже уехавшего в Чикаго. Зову его отметить встречу; он удивляется, смеется, отказывается - вечером ему идти на урок английского языка (хотя он уже не первый год живет в Штатах). Чем-то он похож на другого моего однокашника, А.Н. На дворе - полулето, полузима. Новый кадр: чужая квартира, но стол в ней - мой. Возможно, это дом Н.Д., с которой мы тоже вместе учились в школе. Намечаются гости. Надо раздвинуть стол, но он постепенно весь разваливается в наших руках.
      28
      Каким-то образом я попадаю в переделку с азиатами с Кировского рынка (чеченцы?) Один - вылитый монгол из фильма "В поисках приключений" с Ван Даммом в главной роли. Другой - худой, черный, моложе первого. Они вынуждают меня подставить какого-то человека, в противном случае я должен отдать им квартиру. Добившись своего, отпускают, я им не верю, но хлопаю, наконец, молодого по плечу и выхожу. Тут же, на улице, меня догоняет старший и дает понять, что я и дальше должен приводить к нему денежных квартирных людей, или что-то в этом роде. Сроку - неделя. Оба орудуют за пределами рынка, в длинном торговом ряду, крайний прилавок слева (на самом деле там нет никаких рядов).
      29
      Еще раз кавказская тема. Новая смесь: дальний пригород Питера сливается с Чечней. Шоссе, автобусы, жалкие магазины. Узкая речка, обрывы, песчаные спуски. Я бегаю туда-сюда, скрываясь от вооруженных отрядов. Какой-то восточный плотный дядька лет 50, в шапке и пальто время от времени следит за мной и в чем-то подозревает.
      30
      Приснилось дежурство в полном объеме. Веду себя, как с похмелья. Плохо соображаю, спотыкаюсь, падаю. Сестры приносят картошки поесть. Донимает колясочная больная-истеричка с отделения доктора Спирина, ее катает женщина-психоаналитик. Трещины в потолках, стенах, сочится вода. Сразу после этого: незнакомый частник подвозит меня якобы на работу, мы мчимся по пустынным ночным проспектам, рядом море. Дикие виражи. Внезапно шофер кидает машину в яму со ступеней широкой лестницы, ведущей к воде, прямо на каменную площадку. Как водится, просыпаюсь от страха.
      31
      Реальная подоплека: наш больничный автобус должен был отъехать раньше срока, но забирает с работы не всех, только начальство - на предвыборную встречу с губернатором. То же - и во сне. Спешу, хочу успеть внутрь, но какой-то маститый боровичок (почти академик, в очках, седой, с усами) напоминает мне о моих обязательствах. Тянет вниз, я неохотно спускаюсь в какой-то научный полумузей. Там он, довольный, показывает мне глянцевый агитационный журнал, в котором я громлю кого-то из политиков. На обложке нарисован тоже я: в стилизованном пионерском наряде, как на картинках из сталинских букварей - такой примерный, положительный, отважно сокрушающий политического противника. Мне это досадно, неинтересно. Ученый волнуется, ждет моей реакции.
      32
      Состою в команде по ловле змей. Проникаю в паре со своим могучим напарником в какую-то квартиру. В детской, под письменным столом наподобие моего, замечаю свернувшегося питона. Вызываю подмогу, действую активно, но сам питона не ловлю. Исчезаю, где был - не помню. Возвращаюсь: напарник держит змею и объясняет, что она не опасна.
      33
      С бодуна: пригрезилось, будто что управляю компьютером при помощи телевизионного пульта. А пульт меня внезапно хватает за руку. У него выдвигается такая штука - вроде откидного микрофона у мобильника. И - цап! И что-то наподобие машинных глаз выскакивает сверху и вращается.
      34
      Приснился мотоцикл: красивый, полуигрушечный. Я гонял на нем по городу, а сзади сидела И.В. Потом же где-то в районе метро "Московская" прислонил его к скамейке на остановке, а сам пошел во дворы: кого-то ждал. Надо было ехать к Парку Победы. И мотоцикл украли. Проснулся убежденный, что мотоцикл и в самом деле был, очень жалел.
      35
      Опять попал в Североморск - дней на двадцать пять, на военные сборы, забыл захватить с собой фотоаппарат, да и вообще оставил дома целый чемоданчик с вещами. Приехал с сумкой и мешком. В Североморске все знакомо, время года - вроде, зима, но на деревьях еще остались листья, так что это, скорее, либо позднее лето, либо ранняя осень.