В тяжелую голову Даши лезли глупые, опасные мысли.
      - Может, тебе ментам сдаться? Может, тебе ничего и не будет. Разберутся, а то и защитят...
      В ответ на это Будтов сделал чудовищный жест: достал из кармана пленительную бутылку и угрожающе замахнулся, показывая, что вот-вот шваркнет ее о камень. Он даже сам испугался своего поступка, но Даша Капюшонова струсила еще сильнее. Она взвизгнула и повисла на рукаве Захарии Фролыча.
      - Ты что? Я пошутила! Какой ты, оказывается, строгий...
      Бормоча ругательства, Будтов сунул бутылку на место. Он чувствовал, что быстро трезвеет, и это его даже устраивало - впервые за долгие, неотличимые друг от друга годы. Не глядя на Дашу, он тронулся было дальше, но вдруг остановился.
      - Черт, - он мотнул головой. - Они же не знают, где.
      - Чего? - подсунулась Даша. Страшный жест вызвал в ней некоторое раболепие.
      - Наши не знают точного адреса, - мрачно объяснил Будтов. - Я успел назвать Минус Третьему только улицу. Значит, никакой страховки.
      - А наши - это которые? - спросила его спутница.
      Этого Будтов не знал. Однако ему почему-то было легче думать специальными понятиями и рассуждать о "наших", "радикалах" и "минус третьем" запросто, как о чем-то обычном.
      - Ну, рискнем, - вздохнул он, взял Дашу под руку - что тоже явилось для нее волшебной неожиданностью - и вывел из подворотни.
      По проспекту проезжали редкие машины, прохожих было мало. Захария Фролыч втянул голову в плечи, но зря, никто не обращал внимания на выморочных существ с помойки, какими они, безусловно, виделись равнодушному зрителю. Будтов внимательно всматривался в автомобили, выделяя среди них те, что ехали медленно и, значит, могли предаваться сыску. Но по битой, ухабистой дороге медленно ехали все.
      Захария Фролыч подтолкнул Дашу, предлагая ей поторопиться. Та послушно заковыляла по тротуару, держась стеночки. Будтов прикинул и решил, что за час они как-нибудь доберутся.
      - Давай подъедем на чем-нибудь, - буркнула Даша, глядя себе под ноги.
      Будтов колебался.
      - Нет, - сказал он наконец. - Не будем лишний раз светиться. Сдадут в ментуру запросто...
      И очень быстро понял, что тревожился зря: в его обычном, пешем состоянии возможность загреметь в милицию была ничуть не ниже.
      ...Милицейский газик тормознул, и Будтов, глядя на него, вспомнил немецкие душегубки из фильмов про войну.
      - Т-твари, - прошипела Даша сквозь редкие зубы.
      Дверца распахнулась; на землю, загодя улыбаясь, спрыгнул сержант с откровенно сволочной ряшкой.
      - Прошу! - он изогнулся и шутовски показал на газик.
      - Начальник, отпусти нас, - взмолилась Даша, прощаясь с бутылкой. В мгновение ока она возненавидела автомобильный транспорт, внутренние дела, их министра, рядовых служителей и Будтова - за то, что так и не позволил выпить.
      - Обязательно, - закивал сержант, приближаясь.
      - Хочешь, полюблю? - предложила Даша, одновременно прикрываясь от затрещины.
      - Нас много! - весело предупредил сержант. - Перессоримся!
      Он зашел газику в тыл, нажал на ручку.
      - А ну, заползайте, крысы!
      Захария Фролыч, кряхтя, подтянулся и скрылся внутри. Даша затянула лихую песню, выражая таким образом законный протест вольного человека. Из газика высунулись руки, схватили Дашу за одежду и вдернули в салон.
      Будтов, присев на грязную лавочку, озадаченно уставился на двух вполне приличных моложавых мужчин в свежих костюмах. Мужчины сидели напротив, улыбались, и лица у них были добрые.
      - Здравствуйте, Спящий, - приветствовал Будтова один из них. - Я Минус Второй, а это - Минус Первый, - он указал на напарника. - Извините, что обошлись с вами грубо, но все должно было быть естественно, правдоподобно.
      - Да, извините, - подал голос снаружи сержант, запирая дверь.
      - Мы едва вас не упустили, - облегченно вздохнул Минус Первый. - Но сегодня удачный день.
      - Можно, я выпью чуток? - спросил Захария Фролыч. Ему вдруг стало совершенно безразлично дальнейшее. Главное, что теперь он себе не хозяин. И к черту выдержку и бдительность, они ему больше не нужны.
      - Пейте, - разрешил Минус Второй. - Но учтите, что удовольствие, которое вы при этом испытаете, будет недолгим.
      Газик снялся с места, покатил. Водитель включил сирену.
      - Почему? - спросил Захария Фролыч.
      - Потому что мы едем лечиться. Сейчас вас положат под капельницу, промоют желудок, очистят кровь. Вылижут каждую вашу клеточку. Мы не можем допустить, чтобы вы оставались в вашем прежнем состоянии и вели привычный образ жизни.
      Захария Фролыч повторил вопрос.
      - Потому, - ответил Минус Первый, - что вы - один. Вы - Спящий. И, если взглянуть на ситуацию с учетом этого фактора, то она представляется абсолютно недопустимой. Вас долго искали, Спящий. Бог знает, сколько мы вынесли, но теперь все позади. Теперь мы будем вас холить и лелеять, Будтов. Фигурально выражаясь, посадим вас под стеклянный колпак, включим кондиционеры, будем кормить высококалорийной пищей. Позднее, когда вы полностью оздоровитесь, вам приведут подругу. Линия, Захария Фролыч, никак не должна прерываться.
      - Линия Спящих, - уточнил Минус Второй.
      - Иначе - всему конец, - подхватил напарник.
      Задать вопрос в третий раз Будтову не позволила Даша. Она опять закашлялась, потом упала на колени и сунула в горло два пальца. Общее внимание переключилось на нее, и Захария Фролыч, откинувшись, принялся смотреть в зарешеченное окно.
      Глава 8
      Быстрой езды не получилось: газик угодил в пробку. Он выехал на набережную и вознамерился сделать левый поворот, однако не тут-то было. Струя счастливых машин, летевших мимо, начала густеть, пока не застыла окончательно. Свернуть не удавалось, мешала придурковатая аварийка. Она беспомощно крутила сиреневыми рожками, но выехать не могла. И газик, возбужденно вращавший мигалку, оставался беспомощным, хотя с виду он был милицией.
      Пальцы в рот не помогли, желудок был пуст, и Даша Капюшонова, откашлявшись, сразу попросила закурить. Организм требовал внешних воздействий - немедленно и неважно, каких.
      А Захария Фролыч успокоился. Выпить дали - значит, не менты. Опять же и речь Минус Первого произвела на него отрадное впечатление.
      - Слава богу, - сказал он с облегчением. - Накладочка вышла, перепутали у вас наверху. Понятия не имею, о чем вы толкуете. Никакой я не спящий.
      Минус Первый загадочно улыбнулся.
      - Напрасно спорите, - возразил он доброжелательно. - Вы все узнаете и во все поверите, другого выхода у вас просто нет. Никакой, как вы выразились, накладочки. Вся ваша родословная тут, - он похлопал себя по пиджаку. - От Адама. По причине вашего с папочкой пьянства и неизбежного сумбура, который был вызван этим пороком, в списке не хватало лишь вас двоих. Мы вас потеряли, но теперь все будет в порядке. За папочку спасибо Минус Третьему, да не попущено вам будет о нем позабыть.
      Газик урчал; Минус Второй, покуда его товарищ витийствовал, обеспокоенно поглядывал в окно. Судя по всему, он опасался преследования.
      - Оставьте батю в покое, - попросил помрачневший Будтов, видя, что многое сходится. - Он уже на ладан дышит, дайте человеку тихо помереть.
      - Ваш батюшка нуждается в охране, - строго сказал Минус Первый. - Ваша привязанность к нему может сделаться разменной картой в дьявольской игре. Сам же по себе он представляет для нас исключительно историческую ценность.
      Он порылся за пазухой и вынул маленькую книжку, похожую на записную.
      - Взгляните, вам будет интересно.
      Захария Фролыч недоверчиво взял и увидел на обложке изображение Иисуса Христа. Спаситель был классический, каким Его писали на иконах - за исключением одной детали. Скрещенные пальцы правой руки были плотно прижаты к губам: Господь как будто повелевал миру ходить на цыпочках, чтобы не разбудить кого-то, кого на рисунке не было.
      - Полистайте, - пригласил Минус Первый.
      Будтов раскрыл книжечку, на первой же странице прочитал:
      - Адам... Каин... Енох... Ирод... Мехиаель... Ламех... Иавал...
      Всю первую страницу занимало перечисление имен, которые, кроме первых двух, ничего не говорили Захарии Фролычу. Он заглянул дальше - то же самое, сплошные имена.
      - Ну и что? - спросил он владельца книжки.
      - Посмотрите сразу в конец, - посоветовал тот.
      Будтов посмотрел и выпучил глаза. На последней странице перечислялись: Будтов Зебедия Нилыч, Будтов Прокопий Зебедьевич, Будтов Мирон Прокопьевич, Будтов Савелий Миронович, Будтов Игнатий Савельевич, Будтов Захария Игнатьевич... Дальше от руки было вписано: Будтов Захария Фролыч. Между ним и Захарией Игнатьевичем в квадратные скобки заключался Фрол Захарьевич Будтов.
      - Скобки можно стереть, - послышался голос Минус Второго.
      - Я в туалет хочу! - испуганно закричала Даша. - Слышите, вы! А ну, выпускайте меня сию же секунду!..
      Минусы не обратили на ее крики никакого внимания.
      - Теперь послушайте вот это, - Второй тоже полез за пазуху и вынул свежую газету. Он начал зачитывать заголовки: - "Представитель Израиля выдвигает ультиматум палестинскому лидеру"; "Северная Корея намерена произвести запуск межконтинентальной ракеты"; "Силы НАТО наносят удар по иракским позициям в Боснии"; "Президент России сделал строгий выговор главе временной администрации Чечни..."
      Захария Фролыч невольно фыркнул. Он вспомнил старую шутку, в которой говорилось о конкурсе на лучшую подпись к фотографии, показывавшей извращенный половой акт. Советский соискатель не стал ничего выдумывать, он воспользовался готовыми газетными заголовками и, разумеется, выиграл.
      Минус Второй недоуменно покосился на Будтова и продолжил:
      - "Демарш филиппинских фундаменталистов"... "Робот-маньяк"... "Китай сбрасывает ядовитые отходы в реку Янцзы"... "Рауль Кастро переедет в Овальный кабинет в пятницу, 13-го"...
      Тут всех подбросило: газик, не вытерпев, резко рванул из-под рыла отмороженного бензовоза. Он проскользнул в призрачную, секундную прореху зыбкую дыру в изменчивой ткани жизни.
      - Все, я предупреждала, - зловеще объявила Даша, которую броском нелепо растопырило в углу. Она пристроилась на полу, на корточках, и с вызовом посмотрела на Минусов. Но Будтов понял правильно - их конвоиры были кем угодно, только не ментами. На лужу, которая стала постепенно собираться под Дашей, они не обратили никакого внимания. А сама Даша, не получая ни затрещины, ни зуботычины, сидела с приоткрытым ртом.
      - Как видите, положение в мире весьма тревожное, - заметил Минус Первый. - Более того - многих такое положение устраивает, и они хотят, набравшись наглости, извлечь дальнейшую пользу непосредственно из вас, Будтов. ФСБ, метя на ключевые посты по всей планете, усиленно вас разыскивает, стараясь не уступить Радикалам.
      Захария Фролыч не верил ни единому слову.
      - Зачем им меня искать? - выдавил он мрачно. - У меня нет никаких дел с ФСБ.
      Минус Второй вздохнул.
      - Среди этих негодяев попадаются образованные люди. Некоторые из них исповедуют оголтелый субъективизм, симпатизируют Канту, Шопенгауэру и Беркли. Им известна и приятна теория, которая совершенно фантастична, но которую, тем не менее, невозможно опровергнуть. Им не дает покоя гипотеза, согласно которой мир - сновидение, порождение чьей-то фантазии. Но где искать, когда каждый полагает себя реальным и неповторимым, напрочь отказывая себе в способности сниться кому бы то ни было? К несчастью, им повезло. Охотясь за очередным призраком, они попали в точку. Они получили возможность оправдать собственное существование и показать себя во всей красе. Шутка ли - найти, наконец, того единственного и неповторимого, которому все и снится! Найти, изловить и использовать в своих интересах... Воздействовать на сон так, что снится будет то, что нужно им...
      - Кому же все это снится? - спросил недогадливый Будтов утомленно.
      - Вам, кому же еще, - Минусы ответили хором и синхронно скрестили на груди руки.
      ...Газик, воя и хрипя, вприпрыжку мчался куда-то на окраину города. Захария Фролыч крепко зажмурился и снова раскрыл глаза, но мужчины, сопровождавшие его, переглянулись и покачали головами.
      Будтов погрузился в размышления. Все, что сказал ему Минус Второй, вылетело из левого уха, влетев предварительно в правое. Он сознавал лишь, что влип в какую-то дьявольщину, и в этом виновато чье-то роковое заблуждение. Его имя откуда-то всплыло, куда-то вплелось... Но Захария Фролыч чувствовал, что от книжки с родословной ему не удастся так просто отмахнуться.
      - Чего сотворил-то? - Даша завела старую песню. - Чего это я за твои дела отвечать должна?
      Будтов смерил ее тяжелым взглядом.
      - Сидите тихо, - подал голос Минус Первый, которому Даша, в конце концов, надоела. - Если не замолчите, посадим вас в клетку, на цепь, для опытов.
      - Ой, ой, - закуражилась Даша, но видно было, что она трусит.
      В тот же момент газик на полном ходу затормозил: приехали. Когда пленников вывели наружу, Будтову первым делом бросилась в глаза табличка. Из надписи следовало, что они прибыли в клинику - ту самую, о которой говорил Топорище. "То есть Минус Третий," - подумал Захария Фролыч с тоской.
      Домик был ветхий, окруженный полудохлыми липами и тополями. Тоскливые желтые стены, три этажа, никакой лепки, ни одного орнамента. Однако дверь была дорогущая, современная, и с одного взгляда на нее становилось ясно, что здание пережило капитальный ремонт и внешний его вид не имеет ничего общего с внутренним убранством. Так оно впоследствии и оказалось.
      Рядом с дверью была прикреплена гранитная табличка, похожая на мемориальную доску. Надпись гласила: "Центр современной наркологии и новейших медицинских технологий". Рядом неизвестные хамы приклеили цирковую афишку и приглашали всех желающих на медвежье шоу "Русский Мистер". Минус Первый позвонил, ему откликнулся трескучий динамик. Вместо ответа Консерватор вынул пластиковое удостоверение и поднял его так, чтобы видела скрытая камера. Щелкнул замок, дверь отошла на несколько сантиметров.
      Даша, в ужасе рассматривавшая вывеску, внезапно дернулась, пытаясь бежать. Но Минус Второй, снисходительно улыбнувшись, сделал широкий шаг и ухватил строптивицу за ворот.
      - Пусти!.. Пусти, сволочь!.. - отбивалась Даша. - Не имеешь права колоть!... .
      Захария Фролыч, понимая бессмысленность сопротивления, ступил на крыльцо. Минус Первый распахнул перед ним дверь, приглашая внутрь. Будтов увидел широкую лестницу, застланную богатым ковром. Все, что находилось в вестибюле, вполне отвечало его представлениям о роскоши: кадушки с пальмами, кожаные кресла, журналы "Космополитен" и "Андрей", кондиционеры, охраннники, одетые в серый камуфляж. Даша, которую втащили следом, выглядела совершенно неуместно. Но, подумав так, Будтов сразу понял, что ошибся: все, что его окружало, имело целью пресекать и подвергать насильственной коррекции скандальное поведение. Охранник ловко заключил в наручники Дашины кисти красные, худые, покрытые цыпками. Вопросительно взглянул на сопровождавших, ожидая разрешения на пинок, но Минусов занимали другие мысли, и его немой вопрос остался без ответа.
      - Где же медицина? - нахмурился Минус Второй и посмотрел на часы.
      Медицина, словно только этого и ждала, появилась на лестнице. Она начала спускаться по ковру, представленная холеным великаном в золотых очках и белом халате. Великан был лыс и дороден, в глазах читалось высшее образование: Кембридж в правом, и Оксфорд в левом. Однако, когда доктор дошел до последней ступеньки, Кембридж и Оксфорд потускнели и превратились в советское ПТУ.
      Шагнув в вестибюль, доктор приложил руку к халату и стал задыхаться. Другую он вытянул и пальцем показал на Будтова.
      - Этот?... Этот?... - ноги ученого великана начали подгибаться. Доктора душил безудержный хохот. - Как ваш стул? - осведомился он у Будтова и снова прыснул.
      - Не запомнился, - ответил Будтов.
      Врача скрутило.
      Минусы с тревогой смотрели на него, Второй нахмурился и сунул руку в карман.
      Рука доктора, в свою очередь, тоже соскользнула с груди и тоже потянулась к карману. Из кармана пополз красивый пистолет иностранного вида.
      - Работа Аль-Кахаля! - вскрикнул Минус Первый.
      - Этот?... . Этот?... . - хохотал доктор, топая ногами. Умирая, он продолжал смеяться, и было уже непонятно, что сотрясает грузное тело, распростертое на ковре - смех или предсмертные корчи.
      Минус Второй с досадой выругался и продул ствол.
      - Когда же его успели переманить? - почесал он в затылке.
      Растерянный охранник приблизился к мертвому доктору и остановился, не зная, что делать дальше.
      - Придется поспешить, - заметил Минус Первый. - Кругом враги, везде предательство. Странно, что нас не срезали с порога.
      - Надо все проверить, - пробурчал Второй. - Если зараза проникла в святая святых, если лучшие из нас выбирают служение врагу...
      Он не договорил и двинулся вверх по лестнице - крадучись, с оглядкой.
      - Спрячь их в подсобке, - приказал Минус Первый охраннику, кивая на Будтова с Дашей. - Потом уберешь ренегата. Будь начеку, я чувствую запах измены!... .
      И, препоручив пленников послушному детине, присоединился к напарнику. Их шаги доносились уже со второго этажа, когда за Дашей с Захарией Фролычем захлопнулась дверца. Те оказались в тесной комнатушке, в окружении веников, ведер и совков. Пахло сыростью, хлоркой и чем-то сугубо казарменным - то ли солдатскими сапогами, то ли перловой кашей.
      Глава 9
      Колокольная улица жила своей тихой, беспробудной жизнью.
      Плюгавый старичок, равнодушно поблескивая гаснущими глазками, вышел из парадной и остановился. Было тепло, однако на старичке была вытертая зимняя шапка и коричневое демисезонное пальто без пуговиц. Ветхие брючки пузырились, один ботинок был перехвачен черным бинтом. В правой руке старичок сжимал старинный подсвечник. Прямо перед старичком высился гостеприимный храм, у подножия которого совершались важные сделки. Купля-продажа была организована с умом и размахом, продавали все, что имело хоть какое-то выражение в условных алкогольных единицах.
      Старичок и сам запамятовал, откуда взял подсвечник. Но продать его хотел. И продал - так, что всем стало завидно: в минуту, небрежно, как бы нечаянно. Торговый ряд зашипел и зарокотал. Учить старичка не пришлось, он сам мог научить, кого угодно и чему угодно. Поэтому он сразу исчез; иные на паперти только начали разворачиваться в его сторону, в то время как безногий калека уже катил, колотя утюжками по битому асфальту - напрасные старания. Старичок отлично знал, как устроен мир, а потому в равной мере не утешался обманчивым промедлением одних и не страшился показной нахрапистости других. Опыт подсказывал ему никогда не задерживаться где бы то ни было сверх положенного. И старичок, сделав дело, временно утратил интерес к храму со всеми прилегавшими к нему территориями.
      Пока инвалид, невесть что имевший предъявить старичку, свирепо озирался, тот отмахал уж три квартала и превратился из продавца в покупателя. Затем дворами возвратился к дому, откуда недавно возник, и бесшумно проскользнул в квартиру. Дверь не запиралась, запирать было нечего. Помимо старичка, в квартире числились еще люди - соседи, три или четыре, но никто не мог сказать точно, живы ли они. Когда старичок прошел в свою комнату, там находился лишь один человек, в чьем существовании можно было не сомневаться, он спал. Это была засада, оставленная Аль-Кахалем при Фроле Захарьевиче Будтове.
      Засаде пришлось тяжело. Ожидание затянулось, Будтов-младший не шел, а хозяин изголодался по живому общению и, когда получил его, тут же перевел в полумертвое. Засада выпила всего ничего, три пузырька какой-то удивительной жидкости, и рухнула, забыв о цели, средствах, долге, смысле жизни и даже о раздвоенном языке своего патрона. Язык лишь снился ей, подвижный и далекий в своей бессильной ярости.
      Старичок, постояв над бездыханной засадой, прошаркал к шаткому столику, присел. Глядя на голубей, топтавшихся за окном, задумчиво свернул пробку и сделал маленький глоток из пузырька. Много ли надо старику, - так мог бы он рассудить, если б рассуждал. Но Фрол Захарьевич уже не рассуждал, он не нуждался в рассуждениях. В сущем он с некоторых пор воспринимал сразу идеи, как мыслил их, но вряд ли воспринимал, божественный Платон, и сами идеи были не платоновские, а гораздо хуже. Поэтому мыслить Фролу Захарьевичу было необязательно.
      Именно это обстоятельство сильно осложнило беседу, которую захотел провести лейтенант Дудин. К моменту появления Дудина в квартире Будтов-старший покончил со вторым пузырьком, и идеи его тоже уже не привлекали, став пройденным этапом. Фрол Захарьевич вплотную приблизился к созерцанию единого начала, бесстрастного и покойного. Мелкие докучливые явления обманчивого мира не имели над ним власти и не могли ввести в искушение. Суетный лейтенант ничего этого, естественно, понять не мог. Разговор у них вышел странный, как будто конкретный - с одной стороны, но с другой, как будто, и ни о чем.
      - Что - принципиально не закрываете дверь? - таков был первый вопрос, пустой и никчемный настолько, что Фрол Захарьевич не воспринял эти слова как обращенные к себе.
      Видимо, Дудин что-то сообразил, поскольку перешел на более высокую ступень коммуникации - по-прежнему, конечно, безнадежно удаленную от сфер, в которых находился важный свидетель.
      - Будтов, Фрол Захарьевич вы будете? - грозно спросил лейтенант и чуть не споткнулся о засаду, которая как раз заворочалась и потянулась рукой к потайной кобуре.
      - Буду ли? - задумался старичок, подпирая ладонью седую колючую щеку. Я не знаю. Вот что мы можем знать - скажи?
      Смышленый Дудин учился на ходу.
      - Хорошо, - сказал он, сдерживаясь из последних сил. - Были ли вы когда-нибудь Фролом Захарьевичем Будтовым?
      - Наверно, - отозвался старик флегматично, поискал в пальто и вынул слипшийся документ. - Посмотри в бумагах, там это все есть.
      Дудин переступил через тело, взял двумя пальцами нечто, оказавшееся паспортом, раскрыл. Из того, что удалось разобрать, следовало, что он пришел по верному адресу.
      - Где ваш сын, Будтов? - Дудин присел на табурет и стал сверлить хозяина глазами, пытаясь навязать тому злую волю, тоскующую по воплощению. Меня интересует только это.
      - Он в пути, - Фрол Захарьевич обезоруживающе улыбнулся. Из древнего рта пахнуло картофельным погребом. - Он следует своим путем, сынок-то мой.
      - Случайно, не сюда? - не унимался мелочный, приземленный гость.
      Будтов-старший раскинул руки, изображая удивленное незнание. Нирвана, потревоженная телесным движением, всколыхнулась и стала быстро вытекать через естественные человеческие отверстия.
      - Как же это так вы ничего не знаете, - пробормотал Дудин, обращаясь больше к себе и шаря по комнате глазами в поисках зацепки.
      - А так, - Фрол Захарьевич выкатил глаза и выпятил губу. Нечаянно он выдул вялый слюнявый пузырь, который лопнул и слегка забрызгал лейтенанта.
      - Подумать только, в чьих руках побывала Вселенная! - Дудин утерся и решительно встал. - В общем, так, гражданин хороший. В вашей квартире будет находиться наш сотрудник - для вашего же блага. И ради жизни и здоровья вашего сына, даю вам в этом честное офицерское слово. Нет, два сотрудника, передумал лейтенант. - Два. Вас я прошу об одном: как только вы получите хоть какое-то известие о Захарии Фролыче, немедленно сообщите нам. А если он свяжется с вами сам, постарайтесь привести его сюда. Это очень важно. Обещаю, что ему не сделают ничего плохого.
      - А как же, - Будтов-старший согласился с подозрительной легкостью. Дудин пристально посмотрел на него, не будучи уверен, что старичок отвечает именно ему, а не каким-нибудь невидимым существам из близкого окружения.
      - Оставляй, оставляй ребят, - закивал старичок, тем самым выказывая адекватное понимание действительности. - Появится, так я его к тебе направлю.
      Дудин, уже направлявшийся к двери, на ходу развернулся.
      - Не надо никуда направлять! - крикнул он напряженно. - Пусть сидит здесь! Пусть носа на улицу не высовывает!
      - Не высунет, - заверил его Фрол Захарьевич и повторил: - Ребяток-то веди, где они там прячутся.
      Лейтенант вышел. Через минуту в комнате Будтова возникли два робота, одетые с иголочки, в темных очках и с резиной во рту. Один из роботов вынул рацию и коротко доложил, что заступил на пост. Потом он сел на кровать, а второй, беглым взором оценив спящего посланца Аль-Кахаля, сел на табурет, который только что занимал Дудин.
      - Сотрудники - это дело, - бормотал Фрол Захарьевич, роясь в карманах. - Сейчас, пареньки, сейчас... Мы с вами поладим...
      Он выставил пузырек, затем достал откуда-то из-под стола, с пола, еще один подсвечник и маленькую акварель в дешевой стеклянной рамке, изображавшую безутешную иву.
      - Капитал! - улыбнулся Будтов-старший и начал укладывать вещи в узелок.
      * * *
      Поручение, которое дал Де-Двоенко перепуганный дедуля, могло свести с ума любого матерого сыщика. Ему вменялось в обязанность разобраться в сексуальных контактах субъекта - как в состоявшихся, так и в гипотетических.
      Конечно, это было существенной частью работы, которую так или иначе нужно было проделать. Кроме того, искать приходилось лишь ублюдков мужского пола, поскольку Сон наследовался в сцеплении с полом - другими словами, с Y-хромосомой. С передачей хромосомы и рождением младенца мужского пола Спящий постепенно переставал быть Спящим и сам включался в Сон. Однако этот плюс был мнимым - да, он сужал сферу поисков, но поисков среди уже найденных, достоверно установленных потомков. А значит, все равно придется искать всех.
      Дело осложнялось бодрыми рапортами, которые Де-Двоенко, дедуля и покойный Плюс Девятый Андонов слали наверх, руководству и лично Главному. В этих отчетах уверенно заявлялось, что Спящим на сегодняшний день является Будтов, Захария Фролыч. Проверка, которую провели, прикрываясь милицейскими погонами, майор и полковник, была поверхностной. Находясь под действием вредной атмосферы государства, в котором проводились мероприятия, оба они положились на счастливый случай. Ликвидируем - и поглядим. Или грудь в крестах, или голова в кустах. Сами накликали беду, сами загнали себя в угол. Нет наследников? Отлично. Тогда мочить! И вот они мочили. И, потерпев очередную неудачу, не знали, радоваться или сокрушаться. С одной стороны чувство облегчения: возможная халтура не раскрылась, субъект жив. С другой печальная судьба полковника... Ясно понимая расклад, Де-Двоенко испытывал неловкость перед коллегами. Спекся, разложился! Вот Аль-Кахаль не поддался, не надышался ядовитыми испарениями. Он обстоятельно и толково проделал свою часть скучной и скрупулезной работы, выяснив, что у субъекта нет братьев то еще расследование! Но в выводе можно не сомневаться: Будтов Захария Фролыч есть единственный и неповторимый сын Будтова Фрола Захарьевича, пенсионера по возрасту и общей склонности, который, зачав наследника под портвешок, в тамбуре электрички, тем самым передал наследнику свои полномочия и представлял теперь сугубо генеалогический интерес.
      "Конечно, Аль-Кахалю легче, - с неприязнью подумал Де-Двоенко. Выслужил себе права. Товарищей жжет, стерва... И в "конторе" у него на крючке целый генерал, вот тебе и показатели, вот тебе и заслуги".
      Предчувствуя неизбежное фиаско, он мрачно рассматривал наглое существо с фиксами, вольготно разместившееся на стуле и шарившее во рту грязным пальцем. Палец был украшен татуировкой в виде перстня.
      Де-Двоенко разгладил лист бумаги и приготовился писать.
      - Говори всех, кого знаешь, - приказал он строго.
      Осведомитель задумчиво чмокнул:
      - Ну... пиши Антонину Антоновну.
      - Хорошо. Фамилия? Где живет?
      Существо гыкнуло:
      - Где ж ей жить. Нигде не живет. И фамилии нет.
      - Почему же тогда "Антонина Антоновна"? - закипая, спросил Де-Двоенко.
      - Потому что она так велит себя называть. А дальше никто не знает.
      - Так, - Де-Двоенко сжал под столом кулак. - И что же такое с Антониной Антоновной?
      - Будтов водил ее в рощу.
      - И?..
      - Что - "и"? Фролыч потом ничего не вспомнил, коротнул. Но народ все равно уссыкался.
      - С чего бы это?
      - Так она - трансвестит, Антонина-то Антоновна, - осведомитель радостно подался вперед, дохнул. - В смысле мужик. А Фролыч ни хрена не помнит. Блевал потом.
      Де-Двоенко прикрыл лицо ладонью.
      - Забудем Антонину Антоновну, - сказал он после паузы. - Давай следующую.
      Собеседник с готовностью кивнул:
      - Ковырялка.
      - Ко... вы... рял... ка... , - вывел Де-Двоенко, зачеркнув Антонину Антоновну. - Кто такая?
      - Ой, страшная! - осведомитель надул щеки и завращал глазами. - Как таких земля родит!
      - Это мне ясно, - процедил майор. - Как ее звать?
      - У нее надо спрашивать, - пожал плечами агент. - Никто не знает. Кому такое интересно? Это у вас в милиции паспорта...
      - Ладно. Что же Будтов?
      - Ходил с ней как-то.
      - Куда?
      - В рощу.
      - Удачно?
      - Как посмотреть. Хвастал, что удачно.
      Де-Двоенко нехотя записал про рощу.
      - Когда это было?
      - Да недели две как.
      Майор хватил ладонью по столу и вскочил:
      - Что ты мне, сволочь, голову дуришь? Зачем мне "две недели как"?
      Осведомитель обиделся.
      - Велели же всех назвать...
      - Черт! Надо же думать! Я его ублюдков ищу, а ты мне - две недели!
      - Откуда ж мне знать, что вы ублюдков ищете...
      - Так знай!
      - Тогда не там копаете, - знаток окрестного репродуктивного потенциала вздохнул. - Из здешних никто не родит. Давеча одна рассказывала, как в диспансер таскали... Изучали флору, а обнаружили фауну.
      - Проклятый Сон! - пробормотал Де-Двоенко, постукивая ручкой по столу. Не развернешься! Даже Аль-Кахалю приходится бегать, несмотря на все его молнии в пальцах. И дедуле зверюга в рукаве тоже не поможет. От сыскной собаки больше проку.
      Сон мешал, отчаянно мешал, путал мысли, сковывал движения, пресекал порывы свободной воли. Приходится, проклятье, подлаживаться - иначе откуда бы столько накладок? Общая гниль, гнет болезненных обстоятельств. Будтова хранило его собственное проспиртованное подсознание, расставляя преследователям капканы и ловушки, распуская перед ними коварную трясину. Отсюда, черт подери, все неудачи!