Смирнов Александр Александрович
      Александр Иванович Кутайсов
      {1}Так помечены ссылки на примечания. Примечания в конце текста
      Hoaxer: биографический очерк, посвящённый павшему на поле боя генералу Александру Ивановичу Кутайсову, "военачальнику русской армии, герою Отечественной войны 1812 года, чье имя выбито на главном памятнике Бородинского поля, на обелиске Бородинского моста через Москву-реку, на опорном кольце здания Музея-панорамы "Бородинская битва", на мемориальной доске Георгиевского зала Большого Кремлевского дворца в Москве, чей портрет украшает Военную галерею Зимнего дворца в Санкт-Петербурге"
      "...А ты, Кутайсов, вождь младой...
      Где прелести? Где младость?
      Увы! Он видим и душой
      Прекрасен был, как радость;
      В броне ли, грозный, выступал 
      Бросали смерть перуны;
      Во струны ль арфы ударял 
      Одушевлялись струны..."
      Это строки из поэмы "Певец во стане русских воинов", написанной поручиком Московского ополчения Василием Андреевичем Жуковским в сентябре 1812 года, во время пребывания русской армии в Тарутинском лагере, именно тем выдающимся поэтом, педагогом, художником и воспитателем наследника российского престола. Мать Жуковского была плененной турчанкой, как и отец "вождя младого и грозного", о котором писал поэт. Первая дала жизнь замечательному русскому просветителю, другой - военачальнику русской армии, герою Отечественной войны 1812 года, чье имя выбито на главном памятнике Бородинского поля, на обелиске Бородинского моста через Москву-реку, на опорном кольце здания Музея-панорамы "Бородинская битва", на мемориальной доске Георгиевского зала Большого Кремлевского дворца в Москве, чей портрет украшает Военную галерею Зимнего дворца в Санкт-Петербурге, а единственный скульптурный портрет можно увидеть на групповом памятнике "славным сынам народа" на Кутузовском проспекте столицы России.
      Отец будущего генерала оказался в русском плену после взятия крепости Бендеры 16 сентября 1770 года во время очередной русско-турецкой войны 1768-1774 годов. Чрезвычайно смышленый и расторопный 11-летний турчонок оказался в Петербурге и был подарен императрицей Екатериной II своему сыну великому князю Павлу Петровичу, будущему Российскому императору Павлу I. При крещении в православную веру мальчик получил имя Иван, отчество Павлович от крестного отца и фамилию Кутайсов по месту своего рождения - городу Кутая (Кютахья). Некоторые постсоветские авторы публикаций и Кутайсовых утверждают, что местом рождения Ивана Павловича был город Кутаиси, который во второй половине XVIII века не был турецким. Вскоре юноша был отправлен за счет наследника престола за границу, где в Париже и Берлине выучился на фельдшера и парикмахера, а вернувшись в Россию стал камердинером великого князя с чином фурьера. Изучив характер Павла Петровича, ловкий и способный молодой человек, как писал об Иване Кутайсове великий князь Николай Михайлович, "умел применяться к своеобразным его проявлениям, благодаря чему не только избегал продолжительного охлаждения, но скоро сделался необходим великому князю и сам приобрел на него влияние"{1}.
      С восшествием на престол император Павел I пожаловал Ивану Кутайсову придворный чин VI класса, соответствующий чину полковника. С этим чином Иван Павлович получил права потомственного российского дворянина. Через несколько дней, 8 ноября 1796 года, Кутайсов стал гардеробмейстером V класса, а в день коронования Павла I получил один из старших придворных чинов IV класса обергардеробмейстера. 6 декабря 1798 года ему был пожалован чин егермейстера, т.е. III класса по "табели о рангах", и орден Святой Анны 1-й степени. 22 февраля следующего года Кутайсов был возведен в баронское, а 5 мая - в графское достоинство Российской империи. Его придворный мундир украсил орден Святого Александра Невского. 1 января 1800 года Кутайсов вошел в число первых чинов императорского двора, став обершталмейстером, что соответствовало гражданскому чину II класса - действительный тайный советник. 19 декабря этого же года Кутайсов удостоился высшего российского ордена Святого Андрея Первозванного и стал рыцарем Мальтийского ордена Большого креста. Поистине феерическая карьера за четыре года!
      Естественно, что поток чинов, наград и званий сопровождался щедрыми пожалованиями землями и крестьянами, в результате чего Иван Павлович сделался не только одним из самых знатных, но и самых богатых людей Российской Империи. Однако корыстолюбие его было безгранично. Г.Р. Державин рассказывал как Кутайсов различными путями стремился подешевле выкупить у С.Г. Зорича его белорусское имение Шклов, приносившее около 8000 рублей ежегодного дохода, с великолепным дворцом и театром. А граф А. Г. Орлов-Чесменский жаловался С. Р. Воронцову на Кутайсова, который хотел заставить графа продать ему подмосковный конский завод в селе Остров.
      Великий князь Николай Михайлович, рассказывая о знаменитых россиянах XVII-XIX веков, дал далеко не лестную характеристику любимцу императора Павла I: "Кутайсов был одним из самых ненавистных всем фаворитов. Значение его было велико, но у него не было никаких убеждений, и широкие государственные интересы ему были чужды; склонность к интригам, корыстолюбие, страх за свое положение руководили им. В конце своей блестящей карьеры Кутайсов оставался тем же, чем был при ее начале; влияние его было пагубно для его благодетеля"{2}. И все же Кутайсов был далеко не глупым человеком. И не случайно, на графском гербе Кутайсова был начертан девиз: "Живу одним и для одного"{3}. Конечно же любимец Павла I не мог оставаться в той же роли при преемниках убитого императора, и 16 марта 1801 года граф И.П. Кутайсов в 42 года был уволен от службы и болльше на нее не возвращался. Он покинул Петербург, долго путешествовал за границей, а затем жил помещиком в Москве и своих крупных имениях, имея до 50000 десятин земли и свыше 5000 крепостных крестьян, в основном в Курляндской губернии. Занимался оставшиеся 33 года жизни Иван Павлович успешно сельским хозяйством, коневодством на своем конезаводе в тамбовском имении, производством тканей на суконной и полотняной фабриках, которыми владел.
      Иван Павлович очень любил свое подмосковное имение Рождествено (ныне в Истрииском районе). В нем он построил храм во имя Рождества Христова, где был погребен вместе с супругой. В 2001 г. этот храм, переживший почти 80-летнее забвение, осквернение и поругание обрел вторую жизнь. Тогда же были перезахоронены останки храмоздателей, обнаруженные при реставрационных работах в храме. Соседкой по имению Кутайсовых была княгиня Е.Н. Мещерская, владелица села Аносино, имевшая юную дочь Анастасию, которую соседи считали достойной невестой младшего сына Кутайсовых, последний раз навестившего родителей в Рождествено перед отъездом на свою последнюю кампанию. Но судьбе было угодно распорядиться иначе...
      Уйдя далеко от власти, Иван Павлович пополнил ряды отставной московской знати, собиравшейся на зиму в первопрестольную. Об одной из таких встреч с Кутайсовым в 1824 году вспоминал балетмейстер А.П. Глушковский, учивший танцевать крепостную балетную труппу из 18 рязанских девушек, которую камергер Г.П. Ржевский продал Московскому театру: "Во время танцевального класса нередко приезжали к Григорию Павловичу его знакомые посмотреть рязанских танцовщиц. Однажды... приехал граф Иван Павлович Кутайсов с генералом от кавалерии Андреем Семеновичем Кологривовым (находился также в отставке. - А.С.) и генерал-майором Федором Ивановичем Мосоловым (состоял по кавалерии без должности и жил в Москве. - А.С.). Войдя в мой класс, граф сказал: "Продолжайте, продолжайте ваши танцы, мы вам никак не помешаем". На это я ответил: "Извините, ваше сиятельство, они устали, позвольте им отдохнуть". Граф продолжал: "Я думаю, и вы не меньше их, не угодно ли вам с нами сесть?" Потом спросил, у кого я учился танцевать; я ответил, что у Дидло. Тогда граф воскликнул: "А, это известный европейский талант! В 1800 году я его из Лондона выписал в Петербург". Граф разговаривал со мной довольно долго, преимущественно о московском театре. Отвечать на его вопросы я несколько затруднялся, потому что у меня в одно и то же время бродили в голове мысли: одна - что следовало отвечать графу, а другая представляла то время, когда граф был могущественным вельможей. Между прочим я думал, что теперь с ним сталось: он подле себя сажает артиста, вступает с ним в разговор об ничтожных вещах; куда девалась его аристократическая гордость; стало быть, придет время, когда могила уравняет всех.
      В то время, как я беседовал с графом, приехал Г.П. Ржевский... По приказанию Григория Павловича танцовщицы довольно удачно исполнили танцы; граф и посетители остались ими очень довольны... Гости... разъехались по домам..."{4} Утренние визиты были традиционным ритуалом тогдашней отставной знати, жившей в Москве.
      Иван Павлович был женат на Анне Петровне Резвой, от которой имел четверых детей - двух дочерей и двух сыновей.
      Старшая дочь Кутайсовых Мария вышла замуж за графа В.Ф. Васильева, а Надежда стала женой князя А.Ф. Голицына. Старший сын Павел (1780-1840) достиг того же уровня придворных чинов, что и отец, став обергофмейстером (1834), действительным тайным советником, сенатором (1817) и членом Государственного совета в 1837 году. Был введен Павел Иванович и в состав Верховного уголовного суда над "декабристами", девять членов которого составили "Комитет для распределения преступников по разрядам", как вспоминал декабрист А.Е. Розен. Однако, Павел Иванович был известен и своей общественно-полезной деятельностью как член Правления императорскими театрами, комитета по постройке Исаакиевского собора в Санкт-Петербурге, председатель Общества поощрения художников.
      В Комитете этого Общества Кутайсов состоял не один год, был популярен среди художников и собирал картины русских мастеров. Именно Кутайсов вел заседание Комитета 22 октября 1825 года, на котором было предложено принять в члены Общества капитан-лейтенанта Н.А. Бестужева, будущего создателя портретной галереи декабристов в Сибири.
      Председателем Общества Кутайсова избрали в 1826 году вместо его создателя П.А. Кикина, ушедшего в отставку. "Граф Павел Иванович любил, уважал и поощрял художников, поощрял их с тем тонким вкусом, с тою нежною разборчивостию, которую дают нам превосходное воспитание и раннее ознакомление с образцами великого и прекрасного", - писал автор его некролога в "Санкт-Петербургских Сенатских ведомостях" за 28 сентября 1840 года{5}.
      Павел Иванович был знаком с А.С Пушкиным и часто общался с поэтом в Петербурге. Оба они участвовали в подписке на сооружение памятника Н.М. Карамзину в Симбирске и в чествовании Ивана Ивановича Дмитриева. Но принадлежность к общему кругу столичной интеллигенции и взаимоуважение не помешали Пушкину в стихотворении "Моя родословная" (1830 года) отметить превосходство своего деда над Иваном Павловичем Кутайсовым, подчеркнув, что пращур поэта "не ваксил царских сапогов". Думаю, что в данном случае поэт лукавил. Ведь он прекрасно знал, что Иван Кутайсов начал карьеру как невольник, как вещь, подаренная наследнику российского престола "для услуг", поэтому не удивительно, что мальчику-турчонку приходилось чистить сапоги великому князю в силу своего социального положения. Поэтому насмешка тут вряд ли уместна. И надо отдать должное "сметливости и уму" человека, столь высоко поднявшемуся по служебной лестнице вовсе не в силу родовитости.
      П.И. Кутайсов был женат на княжне П.П. Лопухиной (родной сестре княгини А.П. Гагариной) и имел двух сыновей - Ивана (женат на Е.Д. Шепелевой) и Ипполита (жена - княжна Н.А. Урусова), и двух дочерей - Анну (замужем за грузинским царевичем Оскопиром Георгиевичем) и Александру (замужем за князем А.А. Голицыным).
      Младшего сына Иван Павлович назвал Александром. "Малого роста, но прекрасно сложенный в силу и красоту, с приятным лицом и значительным взглядом, в веселые свои минуты он был обворожителен. Но почти всегда он был грустен... еще теперь чувствую на себе выразительный, кроткий взгляд прекрасных его черных глаз... Он был поэт в душе..." - таким запомнил Александра Ивановича Кутайсова его хороший знакомый поручик артиллерии в 1812 году, а позднее - известный боевой генерал П.Х. Граббе{6}.
      Александр Кутайсов родился в Петербурге 30 августа 1784 года, рос и воспитывался в семье. По заведенной традиции, 6 января 1793 года, на 10-ом году жизни мальчик был записан вицевахмистром в лейб-гвардии Конный полк, а в декабре того же года произведен в вахмистры. Так именовались унтер-офицеры, т.е. сержанты в русской кавалерии. 1 января 1796 года Александра был "переписли" сержантом в лейб-гвардии Преображенский полк, старейший пехотный полк Российской Императорской армии, и в тот же день переведен в Великолуцкий пехотный полк с чином капитана армии. Ровно через 10 месяцев 12-летний, ни дня еще реально не служивший капитан назначается обер-провиантмейстером в штаб генерал-поручика М.И. Голенищева-Кутузова, будущего генерал-фельдмаршала и первого в России полного Георгиевского кавалера, командовавшего тогда войсками вдоль финляндской границы. 6 сентября 1798 года, после того, как Павел I царствовал уже почти два года, а отец с каждым днем приобретал все большее влияние при императорском дворе, 14-летний Александр получил должность генерал-провиантмейстера - лейтенанта, соответствующую чину VII класса Табели о рангах, т.е. подполковника армии или капитана гвардии. Впоследствии Кутайсов говаривал шутя: "Бог знает, куда повела бы меня судьба, но знаю, что я был бы самый ничтожный провиантский чиновник!"{7}
      Вскоре после того как Александру исполнилось 15 лет - возраст начала фактической службы в армии молодых дворян в конце XVIII - начала XIX веков, - 26 января 1799 года он был произведен в полковники с назначением в лейб-гвардии Артиллерийский батальон. Это была первая самостоятельная гвардейская артиллерийская воинская часть, сформированная в 1796 году и состоявшая из нескольких артиллерийских рот, командир каждой из которых мог иметь чин полковника.
      Можно не без оснований полагать, что перевод в артиллерию совершился не без влияния дяди юного Александра, родного брата его матери, в то время еще полковника артиллерии Дмитрия Петровича Резвого, боевого штаб-офицера, известного проявленной храбростью при штурмах Очакова и Праги (предместья Варшавы). Чина генерал-майора Резвой удостоился в октябре 1799 года за участие в Швейцарском походе великого А.В. Суворова.
      Родоначальником дворян Резвых стал дед генерала Терентий, поставлявший ко двору Елизаветы Петровны живых стерлядей. Терентий Резвой переехал в Санкт-Петербург из городка Осташкова Тверской губернии. Его сын Петр, развивая дело отца, стал подрядчиком дворцового ведомства при Екатерине II, торговал гастрономическими товарами и фруктами. Однако Д.П. Резвой изменил семейной традиции, став военным. Рассказы дяди увлекли и племянника на военное поприще, который упросил отца о назначении на службу в артиллерию. Итак, 15-летний полковник Александр Кутайсов начал действительную службу в гвардейской артиллерии адъютантом инспектора всей артиллерии и командира артиллерийского батальона генерал-лейтенанта А.А. Аракчеева.
      Прекрасно сознавая свои весьма слабые познания в военном деле вообще и в артиллерии в частности, молодой полковник все свободное время отдавал самообразованию. Талантливый и любознательный от природы он с интересом изучал артиллерийскую науку и практику. Недюженные способности позволили ему быстро освоить профессиональные знания и стать вполне достойным занимаемой должности при таком строгом и требовательном к службе начальнике, каким являлся Аракчеев. В период опалы Аракчеева с октября 1799 по май 1803 года А.И. Кутайсов оставался адъютантом у нового инспектора артиллерии генерала от артиллерии А.И. Корсакова. Не случайно поэтому А.И. Кутайсов 24 июня 1801 года был введен в состав "Воинской комиссии для рассмотрения положения войск и устройства оных". Он оказался вместе с дядей в подкомиссии по артиллерии, которая создала первую в России комплексную систему артиллерийского вооружения, включавшую вопросы производства, снабжения, ремонта, организации обучения и боевого применения артиллерии, как рода войск. Предложения комиссии получили высочайшее одобрение, а разработанная ею система стала именоваться "системой 1805 года" или "аракчеевской", по фамилии председателя комиссии.
      Согласно принятой системе на вооружении полевой артиллерии были оставлены орудия только четырех калибров - две пушки и два единорога (пушка-гаубица). Унифицировались лафеты, передки, зарядные ящики, орудийные принадлежности, артиллерийский обоз; создавались шаблоны (образцовые детали) всех основных элементов конструкций и "вечные чертежи", гравированные на медных листах. В основу организации полевой артиллерии была положена рота с входившими в ее штат средствами тяги. Роты делились на пешие, у которых орудийные расчеты перемещались пешком, и конные, прислуга в которых не только имела верховых лошадей, но и обучалась кавалерийскому бою. В свою очередь пешие артиллерийские роты разделялись на легкие и батарейные. Легкие роты состояли из 12 орудий (восемь пушек и четыре единорога) меньших калибров, основной задачей которых была огневая поддержка пехоты непосредственно в ее боевых порядках. Батарейные роты предназначались для создания батарей, как на открытой позиции, так и в полевых укреплениях, поэтому батарейные роты имели в своем составе 12 орудий крупных калибров и менее мобильных. По штатам 1803 года этим ротам придавались по два малокалиберных единорога, исключенных из них окончательно к 1811 году. С 1806 года артиллерийские батальоны и полки заменили трехротные полевые артиллерийские бригады, придававшиеся пехотным дивизиям. К сожалению, начавшаяся в 1805 году война с наполеоновской Францией не позволила завершить внедрение "системы 1805 года" до начала военных действий.
      23 июня 1803 года А.И. Кутайсов перевелся во 2-й Артиллерийский полк, шефом которого был его дядя Резвой. Со своим полком в составе корпуса генерал-лейтенанта И.Н. Эссена полковник Кутайсов совершил в конце 1805 года поход в Австрию, но прибыл туда спустя несколько дней после Аустерлицкого сражения, когда военные действия уже прекратились. Войска вернулись в Россию, остававшуюся в состоянии войны с наполеоновской Францией.
      Произведенный как "начальствующий" артиллерийским полком 11 сентября 1806 года в генерал-майоры А.И. Кутайсов в конце того де года в составе корпуса генерала от инфантерии графа Ф.Ф. Буксгевдена оказался в союзной Пруссии, на территории которой война была продолжена. Здесь 14 декабря в бою под Голимином состоялось боевое крещение 22-летнего генерала. Искусно распоряжаясь артиллерией, Кутайсов не допустил огневого превосходства неприятеля и в первом же своем боевом деле показал умение быстро ориентироваться в обстановке и действовать умело и решительно.
      К началу следующего года все действующие в Пруссии союзные войска соединились под командованием генерала от кавалерии Л.Л. Беннигсена. Личным представителем императора при нем состоял генерал-лейтенант граф П.А. Толстой. Стремясь активной обороной обескровить армию Наполеона и прикрыть свои коммуникации, Беннигсен во второй половине января 1807 года занял позицию у города Прейсиш-Эйлау (ныне - Багратионовск Калининградской области Российской Федерации). Всей артиллерией армии командовал генерал-майор Д.П. Резвой, а правого фланга - генерал-майор А.И. Кутайсов. Около 10 часов 27 января французы начали атаковать правый фланг русских, но безуспешно. Чувствуя, что это лишь отвлекающие действия, Кутайсов около полудня поехал в центр позиции и стал наблюдать за ходом сражения с одной из батарей. Вскоре, обращаясь к сопровождавшему его адъютанту поручику И.К. Арнольди (будущему генералу от артиллерии), он сказал: "Ручаюсь головою, что Наполеон обманывает нас, и скоро всею тяжестью хлынет на наш левый фланг. Поедем туда! Авось мы будем там сколько-нибудь полезны"{8}. И действительно, около 13 часов корпус маршала Л. Даву стремительно атаковал левый фланг русских и, наращивая силу удара, отбросил войска генерал-майора А.И. Остермана-Толстого. Ввод в бой резервов не спас положения и путь отхода русской армии оказался блокированным неприятелем. Минута была критическая и Кутайсов приказал Арнольди как можно быстрее привести с правого фланга три конно-артиллерийские роты. Подошедшие на рысях роты генерал-майора Н.И. Богданова, полковника князя Л.М. Яшвиля и подполковника А.П. Ермолова, развернувшись с хода на единой позиции, открыли убийственный картечный огонь по атакующим колоннам почти в упор. Враг был остановлен и начал отходить. Положение было спасено, а подошедший союзный прусский корпус своей контратакой закрепил успех.
      Побывав через два с половиною месяца на месте битвы у Прейсиш-Эйлау, Александр I, окруженный генералами, обратился к Кутайсову со словами: "Мое нижайшее почтение Вашему Сиятельству! Я осматривал вчера то поле, где Вы с такою предусмотрительностью и с таким искусством помогли нам выпутаться из беды и сохранить за нами славу боя. Мое дело будет никогда не забывать Вашей услуги"{9}. И император не забыл - за находчивость и решительные действия, спасшие русскую армию от разгрома при Прейсиш-Эйлау, генерал-майор граф А.И. Кутайсов был удостоен ордена Святого Великомученика и Победоносца Георгия 3-го класса. Это был редкий случай, когда награждали военным орденом через степень, ведь Кутайсов не имел низшего 4-го класса этого ордена, с которого полагалось начинать награждение. Георгиевский крест на шею стал вторым орденом Кутайсова - первым был орден Святого Иоанна Иерусалимского, полученный еще от Павла I. А солдаты стали говорить после сражения у Прейсиш-Эйлау: "С Кутайсовым не пропадешь!"{10} Встретив старшего графа И.П. Кутайсова, Александр I поздравил его патетической фразой: "Ваш сын делает честь русской армии и армия его любит"{11}.
      Так рассказал о подвиге Кутайсова знавший его адъютант М.И. Г.-Кутузова в 1812 году, позднее ставший известным военным историком и генерал-лейтенантом, А.И. Михайловский-Данилевский. Однако историк русской артиллерии П.П. Потоцкий утверждал, что "когда... настал тот критический момент, которым должна была решиться вся участь сражения, - вот в эту-то роковую минуту прискакал Ермолов, несмотря на глубокий снег, с правого фланга на левый с двумя конными ротами, своей и генерал-майора Богданова... Вскоре, по приказанию генерал-майора графа Кутайсова, адъютант его поручик И.К. Арнольди привел конную роту князя Яшвиля Л.М."{12}. При этом Потоцкий писал, что идея использования конной артиллерии принадлежала П.А. Толстому. Следовательно Ермолов реализовал идею Толстого, за что удостоился только ордена Святого Владимира 3-ей степени, считая себя, а не Кутайсова, достойным ордена Святого Георгия 3-го класса. "Причиной тому, - по мнению Потоцкого, - было излишнее усердие почитателей графа Кутайсова: подвиг конной артиллерии всецело приписали ему, чего долго наша артиллерия не могла простить этому, по истине, доблестному артиллеристу, который лично не был виноват в неуместном усердии своих почитателей"{13}.
      А вот как объяснял другой историк русской артиллерии генерал-майор Г.М. Ратч на страницах "Артиллерийского журнала" в 1861 году ситуацию вокруг Кутайсова, "которого русская артиллерия сперва не жаловала за то, что под Прейсиш-Эйлау, "за ермоловское дело", как тогда говорили, он был награжден орденом Святого Георгия 3-го класса: "Ловкий в строю, привлекательный в обращении, ученый математик и веселый поэт, неустрашимый в боях, распоряжавшийся с невозмутимым спокойствием под выстрелами, граф Кутайсов скоро однако приобрел любовь и доверенность подчиненных; при одном его слове забывались труды и опасности"{14}. Ратч разделял мнение о том, что положение русской армии под Прейсиш-Эйлау спасли Толстой и Ермолов, а не Кутайсов. Вот что говорил он в одной из своих публичных лекций офицерам гвардейской артиллерии: "... Даву немного уже оставалось, чтобы явиться в тылу нашего боевого расположения; но в это время прискакал на выручку Ермолов с 24-мя конными орудиями... Но если бы Толстой не вспомнил о конной артиллерии и она не исполнила бы так быстро и блистательно своего назначения, то 240 орудий, стоявших на фронтальных батареях (русской армии. - А.С.) , без пути к отступлению, могли бы послужить материалом для другой колонны на Вандомской площади"{15}. Речь идет о колонне, сооруженной в 1806-1810 годах на одноименной площади Парижа из трофейных орудийных стволов, захваченных Наполеоном в боях с армиями европейских государств.
      Можно не без определенных оснований предположить, что Ратч и Потоцкий в вопросе о роли Кутайсова в сражении при Прейсиш-Эйлау, основывались на свидетельствах участников этой битвы.
      Так Д.В. Давыдов, бывший в 1807 году адъютантом П.И. Багратиона и числившийся штаб-ротмистром лейб-гвардии Гусарского полка, дважды обращался к описанию сражения при Прейсиш-Эйлау, в том числе и действиям артиллерии в ходе него. В общем очерке о войне 1806-1807 годов, в которой участвовал, под названием "Материалы для истории современных войн", написанном в 1810-х 1830-х годах, Д.В. Давыдов попытался критически взглянуть на действия Кутайсова и Ермолова при Прейсиш-Эйлау: "Корпус Даву около первого часа по полудни... занял Серпален; устроив на высотах этой деревни батарею из сорока орудий, он продолжал теснить левый фланг нашей армии..; огонь усиливался ежеминутно и поле... было покрыто рассеянными нашими войсками, в которых беспорядок стал заметно усиливаться. В эту... минуту, князь Багратион, вынужденный обстоятельствами принять главное начальство над этим крылом, выстроил войска перед деревней Ауклапеном, лицом обращенным к Даву. Около этого времени конные роты полковника Ермолова и Богданова находились на правом фланге армии... Наступление корпуса Даву... заставило графа П.А. Толстого приказать двум этим конным ротам под командою Ермолова спешить на левый фланг. Прибыв туда, Ермолов, снявшись с передков и оставив при себе самое необходимое количество зарядов, отправил всех лошадей... и передки назад. Граф Кутайсов, прибыв позднее сюда с одной конной ротой, сделал тоже самое... Деревня Ауклапен, зажженная брандскугелями (зажигательными снарядами. - А.С.) роты Ермолова была... очищена неприятелем... французские войска, покушавшиеся двинуться между возвышениями и нашими ротами... выстрелами из наших тридцати шести конных орудий, потерпели жестокий урон... Хотя граф П.П. Пален (Петр Петрович, в 1807 году генерал-майор, участник сражения при Прейсиш-Эйлау. - А.С.) и говорил, что Ермолов вполне заслужил св. Георгия 3-го класса, и Беннигсен был совершенно с этим согласен, но этот орден был лишь пожалован мужественному графу Кутайсову, племяннику генерала Резваго, а Ермолов получил Владимира 3-го класса. Так как генерал Резвой приказал составить списки... отличившихся, то граф Кутайсов потребовал их от Ермолова. Представляя их, Ермолов сказал: "Благодарю, ваше сиятельство, что вам угодно известить меня, что вы были моим начальником во время битвы"... И далее Денис Васильевич комментирует: "Я не без намерения подробно описал этот подвиг нашей конной артиллерии, прибывшей на помощь нашего левого фланга. Мое повествование, основанное на словах и свидетельстве многих артиллеристов, князя Багратиона, графа Толстого, Богданова... Беннигсена, явно противоречит вымышленным рассказам слишком усердных почитателей графа Кутайсова. Ни этому молодому генералу, подававшему большие надежды и о слишком рановременной кончине которого справедливо сожалела вся наша армия, ни Ермолову не принадлежит мысль подкрепить тридцатью шестью конными орудиями наш левый фланг; будучи отправлен князем Багратионом к ротам Ермолова и Богданова вскоре после присылки их к нашему левому флангу, я не нашел здесь графа Кутайсова... Прибыв сюда позднее и приказав приведенной им роте поступить так же, как уже сделали роты Ермолова и Богданова, граф Кутайсов не дозволил бы себе, без сомнения, того, что дозволяют себе его почитатели, а именно - приписать себе главную честь быстрого появления конной артиллерии к угрожаемому пункту. Мне... известно, что князь Багратион... почел личным для себя оскорблением то... что Ермолов, имевший, по мнению всех беспристрастных очевидцев, по крайней мере равные права с графом Кутайсовым на знаки св. Георгия 3-го класса, не получил их, князь жаловался даже на то его высочеству цесаревичу"{16} (Константину Павловичу. - А.С.). Как бы вскользь Давыдов замечает: "Граф Кутайсов был племянником генерала Резваго, начальника артиллерии армии, который постоянно заботился о том, чтобы выставить заслуги сего молодого генерала, прекрасно писавшего прозой и стихами"{17}. Однако, при этом Давыдов скромно умалчивает, что сам являлся двоюродным братом А.П. Ермолова - мать Алексея Павловича было родной сестрой отца прославленного поэта и партизана Д.В. Давыдова. Всю жизнь кузены поддерживали добрые отношения, поэтому эмоциональный комментарий Давыдова вполне объясним, хотя и не во всем совпадает с мнением Арнольди и ряда историков наполеоновских войн, а также биографов Кутайсова.
      Вторично Д.В. Давыдов обратился к тому же сюжету в "Воспоминаниях о сражении при Прейсиш-Эйлау 1807 года января 26-го и 27-го" (1835). И хотя не стал комментировать степень заслуг в нем Ермолова и Кутайсова, но не изменил сути предыдущего изложения: "Даву продолжал напирать, охватывая более и более левый фланг нашей армии... Багратион... двинул резерв к Ауклапену и обратил лицом к Даву... Ермолов прискакал к тому же пункту с тридцатью шестью конными орудиями, выдвинул их из-за резерва, осыпал брандскугелями Ауклапенскую мызу, мгновенно зажег ее и принудил неприятельскую пехоту из нее удалиться; генерал-майор граф Кутайсов прибыл также сюда с двенадцатью орудиями, но позднее. Тогда, не теряя ни минуты, он бросился к ручью, рассекавшему лес, и сразился с заложенными на нем батареями, не перепуская вместе с тем ни одной пехотной колонны ни к лесу, ни к Ауклапену, ни к Кунштену для подкрепления войск"{18} (неприятельских. - А.С.).
      А что же пишет сам А.П. Ермолов, считавший себя товарищем Кутайсова, по этому поводу? В 1962 году впервые был опубликован один из вариантов сохранившихся записок Ермолова, в котором автор кратко вспоминал о Кутайсове: "... Он находился на командуемой мною батарее в сражении при Прейсиш-Эйлау"{19}. В опубликованных в 1863 году записках Ермолова читаем вариант той же фразы: "В 1807 году, в первый раз бывши против неприятеля, он (Кутайсов. - А.С.) находился на моей батарее в сражении при Прейсиш-Эйлау"{20}. Ермолов напрасно приписывает себе роль крестного боевого отца Кутайсова, который получил боевое крещение еще в 1806 году под Голимином.