Сначала была жажда пищи, голод, абсолютный и требовательный. Живые существа карабкались и сражались, тысячи их, кусающихся и бьющих ногами, сцепились в единый перекатывающийся клубок. Никаких союзников, никакой дележки, лишь миллионы сражающихся каждый за себя пауков, пожирающих своих собратьев, хрустящих их плотью и высасывающих сладкие жизненные соки.
       Те, кто сумел пережить первые мгновения свободы после выхода из яиц, утолили наконец свой физический голод, их восьминогие тельца раздулись. Наступила минутная передышка.
       Но физический голод оказался не более чем катализатором, и эти твари, потомки Повелительницы Хаоса, от физических нужд возвысились до потребностей честолюбия, от простого голода — к первому вкусу силы, и яростная битва забушевала вновь. Они вгрызались — и они ели. Они нападали и насыщались, напитываясь как пронзительной болью своих соперников, так и ароматом истекающего из них ихора. Вопль бьющейся в агонии жертвы. Страх в восьми крохотных глазках, когда один получает преимущество, а другой понимает, что настал конец.
       Счастье пролить кровь.
       Это означало следующий уровень, стоящий выше физического, для тех, кто уцелел во время первоначального насыщения. Означало удовлетворенное самолюбие, ощущение своего превосходства, сладкий вкус победы. И тысячи пауков успокоились.
       Но это был еще не конец.
       Ибо превыше голода и жажды власти была потребность в риске, воистину характерная черта богини Ллос, запредельная и парадоксальная тяга ходить по самому краю.
       И все началось снова. Тысячи пауков нападали, убивали и гибли сами, и к тем, кто выжил в первые мгновения этого нового испытания, пришло осознание себя, потому что они были порождениями Ллос, детьми хаоса, и именно в этой круговерти сражения, когда отовсюду маячило забвение, эти существа жили, жили истинной жизнью, наслаждаясь пониманием того, что каждый миг может оказаться последним.
       В этом и была прелесть Хаоса.
       В этом заключалась притягательность Ллос.
       И это означало гибель для всех, кроме одного.

      Фарон лежал на земле, глаза в глаза с пятью раздраженно шипящими змеями. С их обнаженных зубов капал яд, пасти были широко разинуты. Черно-красные гадины тянулись к нему с рукояти плетки.
      Женщина с плетью в руках глядела на Фарона сверху вниз, с трудом сдерживая ярость. Выше и сильнее Мастера Магика, она являла собой внушительное зрелище. Фарон не мог видеть ее лица — мешал яркий свет, льющийся с небес, превращая ее в темный силуэт с волосами цвета слоновой кости, — но тон ее был не менее ядовитым, чем шипение ее змей.
      — Ты нарочно наступил на того паука, — произнесла Квентл.
      — Нет, — огрызнулся маг, передернувшись, поскольку его элегантная рубашка на спине вся пропиталась жидкой холодной грязью. Он был рад, что остальные члены их отряда разошлись на разведку в разные стороны и не видят его в столь недостойной позе. — Я не в состоянии разглядеть проклятую тварь при этом кошмарном свете. Пришли бы мои штаны в такое состояние, если бы я видел достаточно хорошо, чтобы обойти заросли ежевики, в которых их изорвал? Если на дороге и был паук, я не знал, что он там.
      Он бросил взгляд налево, куда мгновением раньше указывала Квентл. Едва она тоже глянула в ту сторону, его правая рука незаметно скользнула из-за спины.
      Одна из змей плетки предостерегающе прошипела, но было уже поздно. В тот же миг, когда рука Фарона оказалась на свободе, он произнес слово, пробудившее магию в его кольце. Мгновенно стальной ободок на его пальце распрямился, увеличился в размерах и превратился в меч. С быстротой мысли оружие взметнулось высоко в воздух и обрушилось на змей.
      Гадины отпрянули, едва увернувшись от разящего клинка. Квентл отпрыгнула назад, зазвенев кольчугой. Фарон взвился на ноги и начал наступать на нее, тесня мечом.
      — Джеггред! — взвизгнула Квентл, и ее пивафви взвихрился вокруг нее, когда она увертывалась от танцующего клинка. — Защити меня!
      Фарон стремительно сунул руку в карман своего плаща и извлек щепотку алмазного порошка. Он выкрикнул слова заклинания, одновременно крутнувшись и рассеивая сверкающую пыль в воздухе по небольшому кругу. Мерцающий купол силы, словно перевернутая кверху дном чаша, накрыл мага.
      И как раз вовремя. Мгновение спустя после материализации магического купола из леса с ревом вынеслось некое существо, смутно напоминающее дроу. Дреглот кинулся на купол, и когти его огромных боевых рук заскрежетали, пытаясь вонзиться в твердую, как алмаз, поверхность, со звуком, похожим на вопли проклятых. Полудемон вновь и вновь прыгал на купол и всякий раз соскальзывал.
      Сдавшись наконец, дреглот скорчился снаружи магического барьера, стиснув в кулаки пару меньших рук и упершись ими в землю, раздосадовано сжимая и разжимая когти на вторых, больших руках. Он уставился на Фарона кроваво-красными глазами, потом пренебрежительно вздернул подбородок, и по грубой гриве желтовато-белых волос, окутывающей его плечи, пробежала волна дрожи.
      Фарон поморщился от вонючего дыхания дреглота, жалея, что магический барьер не способен задерживать запахи.
      Позади Джеггреда Квентл настороженно следила за зависшим прямо над ее головой мечом, заслоняясь от него небольшим круглым щитом, прикрепленным ремнем к руке. Змеи ее плетки шипели на клинок, одна из них метнулась вверх в тщетной попытке укусить оружие. Квентл потянулась было к висящей на боку трубке со свитками, потом остановилась. Похоже, ей не хотелось тратить ту немногую магию, что у нее еще оставалась, на столь мелкую ссору.
      — Отзови своего племянничка и давай поговорим, — предложил Фарон. Он, щурясь, мельком взглянул в безжалостное синее небо. — И давай уберемся подальше от солнца, пока оно не обратило в прах этот твой прелестный несокрушимый щит.
      Глаза Квентл сузились от ярости при подобной дерзости Фарона. Она, без сомнения, считала, что хоть он и Мастер Магика, но, как мужчина, должен помнить свое место. Квентл, безусловно, страстно желала бы воспользоваться заклинаниями, которые некогда даровала ей Ллос, чтобы оплести Фарона паутиной и подвергнуть его нескончаемым, медленным мукам, но Паучья Королева умолкла. У Квентл не было больше заклинаний, за исключением тех, что хранились в ее свитках.
      — Джеггред! — резко бросила она. — Уйди.
      Дреглот нехотя попятился от барьера.
      — Так-то лучше, — заметил Фарон.
      Он поднял правую руку с распрямленными пальцами и отдал приказ. Меч начал уменьшаться, потом стремительно пронесся по воздуху к его ладони и вновь свернулся в кольцо. Фарон собрался было опустить барьер, но остановился, видя напряжение Джеггреда.
      — Должен напомнить тебе, Квентл, что я мог бы убить это дьявольское отродье одним словом, — предостерег маг.
      — Джеггред знает это, — ответила Квентл; безразличие обратило ее красивое лицо в невыразительную маску. — Он сам делает свой выбор.
      Джеггред зарычал — непонятно, на Квентл или на Фарона, — и плюнул на магический купол. Поднявшись на ноги, он зашагал обратно в лес.
      Фарон позволил барьеру исчезнуть.
      — Ну а теперь, — сказал он, оправляя элегантное, но поношенное за время странствий одеяние и убирая прядь белокурых волос, упавшую на высокий лоб, — я приношу свои извинения за то, что наступил на одного из детей Ллос, но уверяю тебя, что это была чистая случайность. Чем скорее мы покинем Светлые Земли, тем лучше. Мало того что мы взбаламутили всю крепость Минауф, убив верховного жреца Дома Джэлр…
      — Это было твое решение, не мое! — огрызнулась Квентл. Затем, мгновение спустя, улыбнулась. — Хотя Тзирик заслужил смерть.
      Змеи ее плетки согласно зашипели.
      Фарон кивнул, довольный ее согласием с тем, что эта смерть была необходима. Магия Тзирика позволила их отряду через Астральный Уровень попасть на Дно Дьявольской Паутины, во владения богини, которой служила Квентл, — богини, в последнее время сделавшейся пугающе безгласной. Там они узнали, почему жрицы Ллос не могли больше пользоваться ее магией: богиня исчезла. Ее храм выглядел покинутым, двери его были запечатаны изображением ее лица, высеченного из огромного черного камня.
      Однако времени на то, чтобы понять, является ли такое положение дел выбором самой Ллос, не было. Как Фарон и ожидал, Тзирик предал их, использовав свою магию для того, чтобы открыть путь богу, которому служил. Вараун набросился на каменное лицо и почти преуспел в его разрушении, когда на защиту изваяния явился воитель Ллос — бог Селветарм.
      Понимая, что Тзирик вовсе не намерен позволять им всем вернуться обратно, Фарон велел Джеггреду убить жреца, сказав при этом дреглоту, что это приказ Квентл. Смерть Тзирика выбросила отряд Квентл со Дна Дьявольской Паутины, оставив ее богам. Почем знать, думалось Фарону, может, Селветарм и Вараун сражаются там и поныне.
      Если бы Вараун победил и сумел-таки уничтожить Ллос, это стало бы началом новой эпохи для дроу. Находящиеся под покровительством Господина В Маске мужчины выступали против матриархата; его победа, без сомнения, подтолкнула бы не владеющее магией мужское население Мензоберранзана к мятежу, еще более опасному, чем тот, который город недавно пережил. Но если Селветарму удалось защитить Паучью Королеву, Ллос могла в один прекрасный день вернуться и восстановить паутину своей магии, вновь даруя силу заклинаниям жриц дроу. Как бы то ни было, Фарон желал оказаться на стороне победителя, или, во всяком случае, сделать вид, что служит его интересам.
      — Как я и говорил, — продолжил Фарон, — нас ищет не только Дом Джэлр, этот лес кишит лесными эльфами. Чем скорее мы уберемся под землю, тем лучше.
      Он умолк и бросил взгляд в сторону леса, щурясь от солнечного света, беспощадно отражающегося от мокрого белого снега, укрывавшего и деревья, и землю. Маг сожалел о своем решении телепортировать отряд сюда. Его заклинание позволило им спастись из крепости Дома Джэлр, но портал, которым он надеялся воспользоваться, чтобы еще больше оторваться от преследователей, оказался односторонним. Они очутились в западне на поверхности земли, в устье неглубокой, оканчивающейся тупиком пещеры.
      — Интересно, отыскал ли уже кто-нибудь из остальных путь вниз? — пробормотал Фарон.
      Словно услышав его слова, из чащи появился Вейлас Хьюн, вынырнув из густых зарослей совершенно бесшумно, чем проводник лишь отчасти был обязан наделенной магией кольчуге, которую носил. На его поясе висели два кривых кинжала — крури, также усиленные магией, — а рубаха была увешана целой россыпью магических талисманов самых разных народов Подземья. Янтарные глаза наемника немного слезились, он щурился от солнечного света, из-за выпяченной челюсти казалось, что он все время стискивает зубы. Он был привычно собран и напряжен, словно ожидал удара. Его эбеновую кожу перечеркивало множество тонких серых линий — неброское наследие двух веков, проведенных в сражениях.
      Вейлас мотнул головой в ту сторону, откуда только что пришел:
      — Там неподалеку разрушенный храм. Он выстроен над пещерой.
      Глаза Квентл сверкнули, змеи в ее плети напряженно застыли.
      — Ведет ли она в Подземье? — спросила она.
      — Да, госпожа, — ответил Вейлас с легким поклоном.
      Фарон шагнул вперед и хлопнул проводника по плечу.
      — Отлично, Вейлас, — весело бросил он. — Я всегда говорил, что ты туннель за милю учуешь. Веди нас! Мы мигом окажемся в Мензоберранзане, утолим жажду лучшими винами, которые…
      — Думаю, что нет. — Квентл стояла подбоченясь, взгляд ее ядовитостью был вполне под стать змеям ее плетки. — Богиня исчезла, возможно, она подверглась нападению. Мы должны отыскать ее. — Глаза жрицы сузились. — Фарон, ведь ты же не предлагаешь, чтобы мы отвернулись от Ллос, не так ли? Если да, то я уверена, что Верховная Мать позаботится о том, чтобы ты был примерно наказан.
      Вейлас быстро перевел взгляд с Фарона на Квентл, потом сделал небольшой шажок в сторону, вывернувшись из-под руки мага.
      — Я — отвернуться от Ллос? — переспросил Фарон, пряча за смешком нервозность. — Вовсе нет. Я просто предлагаю следовать приказаниям Верховной Матери. Она велела нам выяснить, что случилось с Ллос, и мы это сделали. Может, мы и не получили еще всех ответов, но восстановили немало важных деталей этой головоломки. Верховная Мать, без сомнения, захочет узнать о том, что нам известно на данный момент. Поскольку Архимаг больше не отвечает на мои вызовы, мы не можем быть уверены в том, что он получает наши сообщения. Я предполагаю, что нам следует доложить обо всем лично.
      — Пойдет только один из нас, — сказала Квентл. — Но это будешь не ты. Для тебя найдутся другие, более важные дела. — Она мгновение помедлила, размышляя. — Ты же способен вызывать демонов, верно?
      Фарон приподнял бровь.
      — Да, я владею такими заклинаниями, — отозвался он. — Но какое это имеет отношение к…
      — Мы вернемся на Дно Дьявольской Паутины — на этот раз во плоти, — заявила Квентл. — И с проводником, более заслуживающим доверия, чем Тзирик.
      Вейлас содрогнулся.
      — Демон? — переспросил он. Обычно молчаливый проводник увидел злой взгляд Квентл, словно вдруг осознал, что произнес это вслух, и поклонился. — Как прикажете, госпожа.
      Фарон был более резок:
      — Предположим, я вызову демона, но как мы можем надеяться помешать ему разодрать нас в клочья, не говоря уже о том, чтобы заставить его стать нашим проводником в некой небольшой прогулке в Абисс? Даже Архимагу Громфу не пришло бы в голову вызывать демона без золотого пентакля, чтобы заставить его повиноваться. Мы в глуши — в Наземных Королевствах, если ты не заметила. Где я, по-твоему, возьму магические компоненты для…
      — Джеггред.
      Фарон моргнул, пытаясь понять, верно ли он расслышал Квентл.
      — Джеггред, — повторила она. — Мы используем его кровь. Ты сможешь изобразить магическую пентаграмму ею.
      — А… — Фарон выругался про себя, понимая, что Квентл, к несчастью, права. Кровь дреглота действительно могла подчинить демона, но только одного — того, который помог Верховной Матери Бэнр произвести на свет сына-полудемона. Того, который был отцом Джеггреда.
      У Фарона не было никакого желания встречаться с ним, ни во плоти, ни в другом обличье, но он понимал, что выбора у него нет. Нет, если он хочет продолжать свою тонкую игру, изображая видимую преданность Ллос, необходимую, если он намерен оставаться Мастером Магика. Точно так же, как Вейлас, Фарон почтительно поклонился.
      — Как прикажете, госпожа, — произнес он, но вложил достаточно сарказма в последнее слово, напоминая ей, что ее титул — ничто для него. Там, в Мензоберранзане, она, может, и настоятельница Арак-Тинилита, но он — вовсе не один из трепещущих перед нею новичков. Он махнул рукой туда, куда ранее указывал Вейлас. — Может, займемся заклинаниями под землей? Я предпочел бы убраться подальше от этого проклятого солнца.
      Когда Вейлас и Квентл двинулись прочь, Фарон сделал вид, что следует за ними. Он замешкался, поднял небольшой прутик и собрал с тропы клочья паутины. Пусть Ллос умолкла, но клейкие сети, сплетенные ее детьми, по-прежнему оставались полезными: паутина являлась компонентом множества заклинаний. Пряча облепленный паутиной прутик в карман, он заторопился за остальными.

      Халисстра стояла на вершине утеса, озирая лес. Укрытые снежным покрывалом деревья тянулись во все стороны, сколько хватало глаз, то тут, то там среди них виднелась впадина озера невероятно яркой синевы или дорога, аккуратная и прямая, точно пробор в волосах. Впервые Халисстра поняла, что означает слово «горизонт». Это была та самая далекая линия, где темная зелень леса встречалась с режущей глаза, испещренной белыми прожилками синевой неба.
      Стоящего рядом Рилда передернуло.
      — Не нравится мне тут, наверху, — признался он, прикрывая глаза рукой. — Чувствуешь себя… беззащитным.
      Халисстра мельком заметила струйку пота, стекающую по эбеново-черному виску Рилда, и тоже вздрогнула, когда холодный зимний ветер ударил ей в лицо. Подъем был долгам, опасным, несмотря на то, что с одной стороны утеса они отыскали вырубленные в скале, стершиеся от времени ступени. Она не могла объяснить, что заставило ее притащить сюда, наверх, Рилда, как не могла объяснить, почему у нее нет тех мрачных предчувствий, что испытывает Мастер Оружия. И все же, несмотря на эти страхи, Рилд — такой же высокий, как сама Халисстра, хотя и мужчина, — был воином во всех отношениях. За спиной у него висел большой меч; он носил кирасу с бронзовым нагрудником работы дворфов; его худощавые мускулистые руки защищали тяжелые стальные нарукавники, соединенные на локтях шарнирами. Короткий меч для ближнего боя висел в ножнах на бедре. Волосы его были коротко обстрижены, чтобы в бою враги не смогли вцепиться в них. От них остался лишь короткий ежик — такой же белый, как и длинные, до плеч, волосы самой Халисстры.
      — В Чед Насаде ненадолго останавливался один обитатель поверхности — маг-человек, — сказала Халисстра. Безбрежность неба над головой заставляла ее говорить тише; было такое ощущение, будто боги затаились среди облаков и наблюдают за ними. — Он говорил, что в нашем городе у него такое чувство, будто он живет в комнате с ужасно низким потолком, что он все время ощущает свод пещеры у себя над головой. Я смеялась над ним: как можно чувствовать себя взаперти в таком просторном городе — городе, подвешенном на тонких нитях известняковой паутины? Но теперь мне кажется, что я понимаю, что он имел в виду. — Она указала на небо. — От всего этого ощущение такой… открытости.
      — Ты увидела достаточно? — хмыкнув, поинтересовался Рилд. — Мы же не собираемся отыскивать здесь вход в Подземье. Давай спускаться обратно, подальше от этого ветра.
      Халисстра кивнула. Ветер пробирался под кольчугу, несмотря на толстую рубаху, укрывающую тело от шеи до коленей и от плеч до локтей. Серебряный нагрудник, прикрепленный к кольчуге, украшало изображение меча острием вверх на фоне полной луны в ореоле серебристых нитей. Это был священный символ Эйлистри, богини наземных дроу. Рубаха иод металлом все еще пахла кровью — кровью жрицы, убитой Халисстрой. Запах неотступно следовал за кольчугой, подобно прилипчивому привидению, хотя кровь была пролита несколько дней назад.
      После того как у Халисстры отняли ее собственное оружие и доспехи, она забрала у Сейилл не только кольчугу, но и щит, и остальное, включая тонкий длинный меч с полым эфесом и отверстиями по всей длине, — такую рукоять можно было поднести к губам и играть на ней, как на флейте. Красивое оружие, но оно ничуть не помогло Сейилл: она умерла, не успев даже обнажить его. Сейилл, убаюканную притворным интересом Халисстры к ее богине, внезапное нападение жрицы дроу застало врасплох. И несмотря на такое вероломство, Сейилл сказала ей, что все еще не теряет надежды на нее. Сказала с такой уверенностью, словно даже в эти последние, предсмертные мгновения ждала, что Халисстра спасет ее.
      Она была дурой. И все-таки Халисстра никак не могла выкинуть из сознания слова умирающей жрицы, как не могла отделаться от запаха крови, исходящего от чужой рубахи.
      Может, таково и есть чувство вины: долгое, неистребимое зловоние?
      Злясь на собственную слабость, Халисстра гнала эту мысль из головы. Сейилл заслужила свою смерть. Жрица была настолько глупа, что поверила тому, кто не принадлежал к ее вере, и даже еще глупее — она поверила дроу.
      И все же, подумалось Халисстре, пока она медлила, пропуская Рилда вперед по разрушенной каменной лестнице, в одном Сейилл оказалась права. Неплохо было бы порой не бояться поворачиваться кое к кому спиной.

* * *

      Рилд спускался по ступеням в молчании, прислушиваясь к слабому позвякиванию кольчуги Халисстры и тщетно пытаясь отвлечься от мыслей о стройных ногах, которые он увидит, если сейчас обернется. Куда девалась его сосредоточенность? Как Мастеру Мили-Магтира, ему следовало бы лучше владеть собой, но Халисстра поймала его в сети страсти, которые прочнее любой паутины, порожденной магией Ллос.
      Внизу лестницы, укрывшись от ледяного ветра, обжигавшего на вершине скалы, Халисстра остановилась и указала на вырезанное на камне изображение полумесяца.
      — Когда-то это было священное место, — сказала она, глядя на обломки колонн, валяющиеся среди укрытых снежным саваном деревьев.
      Рилд нахмурился. В Верхнем Мире растительность покрывала все вокруг, точно гигантская плесень. Ему недоставало голых каменных стен пещер, где не было запахов сырой земли и листвы, забивающих его обоняние. Он поковырял ботинком снег, обнажая потрескавшийся мраморный пол.
      — Откуда ты знаешь? — спросил он.
      — Полумесяц — это символ Кореллона Ларетиана. Эльфы, жившие когда-то в этих лесах, должно быть, поклонялись ему здесь. Наверное, их жрецы поднимались по этой лестнице, чтобы при свете луны творить свою магию.
      Рилд прищурился на висящий в небе огненный шар.
      — По крайней мере, — заметил он, — луна не такая яркая, как солнце.
      — Ее свет мягче, — отозвалась Халисстра. — Я слыхала, это потому, что боги, объявившие ее своим символом, добрее к тем, кто им поклоняется, — но не знаю, правда ли это.
      Рилд некоторое время смотрел на разрушенную каменную кладку.
      — Боги наземных эльфов не могут быть особенно сильными. Кореллон допустил, чтобы этот храм так обветшал, а богиня Сейилл была бессильна спасти свою жрицу от тебя.
      — Это верно, — кивнула Халисстра. — И все же когда тысячелетия назад Ллос попыталась свергнуть Кореллона и установить новый порядок в его владениях, то потерпела поражение и была вынуждена спасаться бегством в Абисс.
      — В Академии учат, что богиня покинула Арвандор добровольно, — сказал Рилд. Потом пожал плечами: — Скорее — отступила из стратегических соображений.
      — Возможно, — задумчиво произнесла Халисстра. — И все же я не могу отделаться от мысли, что увиденное нами на Дне Дьявольской Паутины — это застывшее изображение лица Ллос из черного камня — что-то вроде затвора, преграды, превратившей сам храм Ллос в тюрьму. Тюрьму, созданную руками какого-то другого бога. Выберется ли Ллос когда-нибудь из нее — или навеки останется в заточении, а ее магия будет навсегда усмирена?
      — Именно это и хочет узнать Квентл, — заметил Рилд.
      — И я тоже, — ответила Халисстра. — Но по другим причинам. Если Ллос мертва или обречена на вечное Дремление, какой смысл подчиняться здесь приказам Квентл?
      — Какой смысл?! — воскликнул Рилд. Он начинал понимать, что за опасный ход приняли размышления Халисстры. — Да такой: с заклинаниями или без них, Квентл Бэнр все равно настоятельница Арак-Тинилита и Первая Сестра Верховной Матери Дома Бэнр. Вздумай я бросить вызов Квентл, я лишился бы звания Мастера Мили-Магтира. В тот же миг, как Мензоберранзан узнал бы о моей измене, все как один в Академии похватались бы за ножи, жаждая моей крови.
      — Это верно, — вздохнула Халисстра. — Но, может быть, в другом городе…
      — Я не желаю выпрашивать объедки с чужого стола, — резко бросил Рилд. — А единственный город, который мог бы стать мне пристанищем — при покровительстве твоего Дома, — уничтожен. После гибели Чед Насада тебе некуда возвращаться. Тем более благоразумно снискать благосклонность Квентл, чтобы, когда мы возвратимся в Подземье, ты смогла обрести новый дом в Мензоберранзане.
      — А если нет? — после долгого молчания спросила Халисстра.
      — Что? — переспросил Рилд.
      — Если я не вернусь в Подземье?
      Рилд мельком глянул на лес, что окружал их со всех сторон. В отличие от надежных, тихих туннелей, к которым он привык, стена деревьев и кустарников была проницаемой, наполненной шорохами и скрипами и стремительными краткими движениями живых существ, перепархивающих с ветки на ветку. Рилд не знал, что хуже: то гнетущее чувство, что он испытал под бескрайней пустотой небес, или его теперешнее ощущение — как будто лес следит за ними.
      — Ты сумасшедшая, — сказал он Халисстре. — Ты нипочем не выживешь здесь одна. Особенно без заклинаний, чтобы…
      Глаза Халисстры полыхнули гневом, и Рилд разом пожалел о своих опрометчивых словах. За всеми этими разговорами Халисстры о наземных богах он на миг позабыл, что она тоже жрица Ллос и женщина из знатного Дома. Воин начал было низко кланяться и извиняться, но, к его изумлению, она коснулась ладонью его руки.
      Потом Халисстра что-то сказала, прошептала так тихо, что ему пришлось напрячься, чтобы расслышать:
      — Вместе мы бы выжили.
      Он уставился на нее, пытаясь понять, не подвел ли его слух. И в то же время он потрясенно ощущал ее руку на своей руке. Прикосновение ее пальцев было легким, но ему казалось, что оно обжигает кожу, обдавая его жаром.
      — Может, мы и смогли бы уцелеть, — признал Рилд и пожалел, что сказал это, увидев сияющие глаза Халисстры.
      Союз, который он только что нечаянно заключил, скорее всего, будет не прочнее его дружбы с Фароном. Халисстра станет придерживаться его, пока это будет отвечать ее целям, а потом разорвет его в тот же миг, когда он станет неудобен для нее. Точно так же, как бросил Рилда Фарон, оставив сражаться с бесчисленным множеством врагов, когда они вдвоем пытались бежать из вырубленной в сталактите крепости Сирзан.
      Мастерство Рилда спасло тогда ему жизнь и позволило с боем пробиться к свободе. Позже, когда он вновь встретился с Фароном, маг хлопнул его по спине и притворился, будто всегда был уверен, что Рилд справится. Иначе разве покинул бы он своего «дорогого друга»?
      Халисстра одарила Рилда улыбкой, от которой лицо ее разом сделалось очаровательным и красивым.
      — Вот что мы сделаем… — начала она.
      В душе Рилд вздрогнул при слове «мы», но лицо его, пока он слушал, оставалось бесстрастным.

* * *

      Данифай наблюдала из-за дерева, как разговаривают Халисстра и Рилд, стоя посреди разрушенного храма. Было ясно, что они что-то затевают. Их голоса звучали слишком тихо, чтобы Данифай могла расслышать слова, и они склонялись друг к другу, словно заговорщики. Еще было ясно, судя по быстрому поцелую, которым Рилд поцеловал Халисстру, когда разговор завершился, что они уже стали, или скоро станут, любовниками.
      Глядя на них, Данифай испытывала холодную, тихую злость. Не ревность — ей не было дела ни до Рилда, ни до Халисстры, — но досаду, что не она первая соблазнила Рилда.
      Данифай обладала гораздо большей красотой, чем ее прежняя хозяйка. Халисстра была худощавой, с маленькой грудью и узкими бедрами, а Данифай — соблазнительно пышной. Волосы у Халисстры были просто белыми, а у Данифай — блестели серебром.
      Что до лица Халисстры, что ж, оно выглядело достаточно миловидным, с чуть вздернутым носом и обычными глазами, красными, как горящие угли, но у Данифай были преимущества — кожа нежнее самого черного бархата, губки, постоянно кривящиеся в недовольной гримаске, и брови, правильными белыми дугами выгнувшиеся над глазами необыкновенного — светло-серого — цвета. Преимущества, которые ей следовало бы использовать раньше, судя по этим проявлениям слащавой сентиментальности, которые увидела Данифай.
      Квентл уже втянута в игру, хотя нельзя сказать, чтобы старшая, более опытная жрица совершенно не догадывалась о ближайших намерениях Данифай. Не требовалось быть гением, чтобы понять, зачем Данифай соблазнила настоятельницу Арак-Тинилита. Это было едва ли не ожидаемо.
      Данифай предчувствовала, что, вздумай она заняться Фароном и Вейласом, ее ждет задача посложнее. Мастер Магика хитер. Когда положение начнет меняться, одурачить его наверняка будет трудно, но его открытой неприязнью к Квентл, возможно, удастся как-то воспользоваться. Вейласа нанял и платит ему деньги Дом Бэнр, а у Данифай в ближайшее время золото появится едва ли. Это было бы очень непросто. А Джеггред, хм…
      Но Рилд, с его странной влюбленностью в госпожу Данифай, которая скоро должна стать ее бывшей госпожой, был орешком покрепче.
      «Какой смысл играть в сава, — подумала она, — если не все фигуры подчиняются тебе?»
      Среди развалин появился Вейлас в сопровождении Фарона и Квентл, а мгновением позже вприпрыжку прибежал Джеггред. Фальшивая улыбка, которой Халисстра приветствовала Квентл, и то, как Рилд намеренно встретился взглядом с Фароном, укрепили подозрения Данифай. Халисстра замыслила что-то против другой жрицы, а Рилд — против своего бывшего друга.
      Данифай улыбнулась. Она не знала, что они намерены предпринять, — пока, — но, что бы это ни было, пленница не сомневалась, что сумеет с толком этим воспользоваться. Она вышла на поляну и присоединилась к остальным.
      Резко щелкнув плетью, Квентл жестом подозвала всех к себе.
      — Вейлас нашел вход в Подземье, — объявила она. — Когда мы окажемся в безопасности внизу, Фарон сотворит заклинание. Мы возвращаемся на Дно Дьявольской Паутины. Но не все. Один из вас понесет донесение в Мензоберранзан, Верховной Матери.
      Когда Квентл обвела группу взглядом, Данифай отметила в нем нерешительность. Квентл явно колебалась, размышляя, без кого она сможет обойтись — или кому может доверять. Хватаясь за этот шанс, Данифай пала ниц перед верховной жрицей.
      — Позвольте мне исполнить ваше приказание, госпожа, — взмолилась она. — Я буду служить вам так же верно, как служила Ллос.
      Говоря, она бросила недобрый взгляд на Халисстру, надеясь, что Квентл поймет ее намек. Во время их путешествия на Дно Дьявольской Паутины Халисстра позволила себе святотатство, и ей нельзя доверять.
      Данифай, разумеется, тоже. Если выберут ее, она не намерена идти в Мензоберранзан. Конечно нет, коль скоро в Шиндилрине есть маг, который, может быть, сумеет помочь ей освободиться раз и навсегда от ненавистного заклятия, связывающего ее с Халисстрой.
      Данифай почувствовала, как Квентл коснулась ее волос, и выжидающе подняла взгляд.
      — Нет, Данифай, — произнесла Квентл, прикосновение перешло в мягкое похлопывание. — Ты останешься со мной.