Недоверчивые любовники

— Не выходи из этой комнаты. Я скоро вернусь.

Он вышел из дома через черный ход и повернул к бассейну, рассеянно отметив про себя, что воздух сегодня теплый, ветра нет. А ведь еще нет шести часов, значит, день снова будет очень жарким. Типично для мая в Калифорнии.

Досадно, что приходится осушать бассейн именно теперь.

Подойдя к самому краю, Остин с вожделением взглянул на манящую воду и бросил опасливый взгляд на закрытые и занавешенные двери в комнаты Кэндис. Но ведь она спит наверху, напомнил он себе, так что ничего не услышит и не пойдет проверять.

Миссис Мерриуэзер встанет в лучшем случае через час, а Кэндис через два, не раньше.

Решится ли он?

Понадобится несколько дней, чтобы спустить воду, и еще несколько, чтобы завершить придуманный им сюрприз. Если начнутся расспросы — а их может и не быть, потому что вряд ли кто-то обратит внимание на бассейн, — вот вам готовое объяснение: у него нет времени очищать бассейн как следует, никто в нем не плавает, а опавшие с нависающих над водой ветвей листья забили все фильтры.

Простое, логичное объяснение, а если Остину будет сопутствовать удача, Кэндис по-прежнему будет ночевать в комнате для гостей наверху, пока он не закончит расписывать детскую. Но он честно постарается закончить работу как можно скорее.

Сейчас он хотел только одного: броситься в прохладную воду и поплавать, чтобы избавиться от боли в натруженных мускулах. Остин поспешил раздеться, пока не передумал, и соскользнул в воду совершенно голым. Скорее, скорее — пока не проснулись Спящая красавица или Огнедышащий дракон.

Движения Остина, когда он плыл к противоположному концу бассейна, были спокойными и умелыми; он надеялся, что не пожалеет о собственной слабости.

Менее всего он хотел, чтобы Кэндис застала его за этим приятным занятием.

* * *

Кэндис пробудилась от первого же ласкового прикосновения языка Люси.

— Что такое? О, это ты! — Она села, весьма удивленная тем, что Люси оказалась на постели рядом с ней. — Как ты сюда попала?

Откинув упавшие на глаза волосы, Кэндис посмотрела на приоткрытую дверь, потом на хорюшку, сделав строгое лицо. Люси встопорщила усы и в свою очередь уставилась на Кэндис крошечными глазками с темными обводами — точь-в-точь как у енота.

И вдруг она нырнула под одеяло и почти тотчас выбралась из-под него, держа в маленьких острых зубках что-то блестящее, золотое.

Медальон миссис Мерриуэзер! Кэндис со смехом отобрала медальон у Люси — та очень неохотно выпустила его из зубов — и предусмотрительно спрятала в ящик ночного столика. Попозже она отдаст его хозяйке.

При тщательном обыске дома, несколько недель назад нашлись пропавшие драгоценности Кэндис, на медальон миссис Мерриуэзер так и не обнаружился. Где же эта зверюшка его прятала? Серьгу Кэндис и жемчуг отыскали под диваном. Люси явно решила не класть, как говорится, все яйца в одну корзину.

— Тебе должно быть стыдно, — мягко упрекнула она Люси.

Посмеиваясь над шалостями зверька, Кэндис взяла Люси на руки и решила отнести вниз. Мимо своего убежища она шла на цыпочках, помня, что Остин работал в детской до глубокой ночи и наверняка устал. Когда она вошла в кухню, Люси завертелась у нее в руках, явно требуя, чтобы ее спустили на пол.

Кэндис удивилась, но сделала это, приготовившись подхватить зверька, если тот попытается удрать. Люси побежала к задней двери и принялась яростно ее царапать.

— Хочешь погулять? — спросила Кэндис и критическим взором окинула свою кремовую шелковую пижаму.

Не слишком подходящий наряд для утренней прогулки, но сейчас ведь совсем рано. Еще рано для газетных репортеров. В кухне сумрачно и тихо, значит, миссис Мерриуэзер еще в постели. Люси скреблась все нетерпеливее, потом обернулась и посмотрела на Кэндис.

— Ну хорошо, — не устояла та, — только не воображай, что я буду бегать с тобой наперегонки, маленькая леди. — Она похлопала себя по слегка округлившемуся животу. — Бегать мне нельзя.

Люси нетерпеливым фырканьем изъявила свое согласие и ждала. Кэндис, подумав, не совершает ли ошибку, со вздохом отворила дверь. Она не помнила, выпускал ли Остин хорька на улицу, но была почти уверена, что миссис Мерриуэзер этого не делала.

Однако Люси, к вящему удивлению Кэндис, кажется, отлично знала, куда направляется. Спеша поймать хорюшку, Кэндис припустилась мелкой рысцой. Сердце забилось часто-часто, когда она увидела, что зверюшка бежит прямо к бассейну.

Умеет ли Люси плавать? Если что-нибудь случится с малюткой, Остин расстроится. Да и она сама будет горевать, а уж миссис Мерриуэзер выплачет себе все глаза.

Кэндис ускорила бег, опасаясь, что не успеет схватить озорницу. Что за нелепость! Еще только шесть утра, а она на дворе в пижаме ловит хорька, вознамерившегося поплавать.

Газетчикам это просто подарок, а родственники Ховарда не упустят возможности объявить ее сумасшедшей. Миссис Мерриуэзер уложит ее на неделю в постель, а Остин начнет ворчать и грозить, что утопит Люси собственными руками.

Кэндис сразу расхотелось смеяться, когда Люси грациозным прыжком перелетела через ограждение бассейна.

Кэндис не медлила. Прямо в пижаме бросилась в воду. Плыла с бешеной скоростью, пока не увидела, что Люси вовсе не тонет, а гребет лапами, как профессиональный пловец, на-праапяясь к противоположному концу бассейна. Кэндис замедлила движения, с улыбкой наблюдая за Люси и испытывая величайшее облегчение оттого, что зверьку не угрожает опасность. Наверное, Остин позволял Люси плавать по утрам, и потому животное так стремилось попасть в воду.

Кэндис повернула налево — и вскрикнула бы в изумлении, если бы не захлебнулась, набрав полный рот воды. Кашляя и отплевываясь, она в тревоге уставилась на двигавшийся под водой темный силуэт.

Опомнившись, она повернула голову в сторону лесенки, к которой, очевидно, направлялся пловец. Кажется, он хотел проскользнуть мимо и выбраться из воды, пока она его не заметила.

И тут она обнаружила, что, во-первых, пловцом был не кто иной, как Остин. И не начинающим, а вполне тренированным, способным задерживать дыхание под водой, чему новичок не обучится и за три недели.

Во-вторых, он так спешил во имя собственного спасения, ибо понимал, в какую ярость придет она, Кэндис.

В-трстьих, самым ошеломительным, потрясающим и возбуждающим было то, что плавал он полностью обнаженным. Кэндис сделала глубокий вдох, закрыла глаза, потом быстро открыла. Обратила внимание на то, что ее собственное одеяние, намокнув, стало совершенно прозрачным. Сквозь пижаму просвечивали соски и потемневший от воды треугольник волос между ног.

Кэндис перевела взгляд на Люси, которая двигала лапками изо всех сил, стараясь догнать Остина, добравшегося до лестницы.

Рассудок подсказывал ей, что смотреть не надо, но она все-таки смотрела. И забыла дышать. Да, она видела Остина полуобнаженным, но совсем голым — еще нет.

Вода струилась с его загорелого прекрасного тела. С широких плеч, мускулистой спины, крепких ягодиц, невероятно белых по сравнению с остальной загорелой кожей. Бедра его напряглись, когда он поднимался по лесенке.

Кэндие уловила момент, когда он сообразил, что она за ним наблюдает. Спина Остина напряглась, мышцы рук буг-рились оттого, что он крепче сжал перила лесенки. Словно во время молитвы обратил лицо к солнцу, потом убрал упавшие на глаза волосы и медленно обернулся.

Полная абсурдность последних минуг ошеломила Кэндис. Если бы она сама поведала эту историю газетчикам, ей вряд ли поверили бы. Она и самахебе верила с трудом. Она ли это — в пижаме в своем бассейне в одно время с плавающим тут же хорьком и с голым наемным служащим, да еше в шесть утра?

Она самая.

Остин повернулся к ней лицом.

Не было никакого сомнения в том, что он совершенно обнажен. Господи, совсем голый. Кэндис отплывала назад, пока не ткнулась спиной в стенку бассейна. Дьявольски голый. Возбуждающе голый.

Она отвернулась, постаралась выровнять дыхание. Трудно было даже вспомнить, что она собиралась обрушить на Остина свой гнев. Очень трудно. Невозможно. Кэндис нервно сглотнула, ей хотелось, чтобы она не выбиралась из постели, чтобы прислушалась к собственному разуму, который твердил ей, чтобы она отвела глаза.

Люси уже вскарабкалась по лестнице и теперь отряхивалась от воды, совершенно равнодушная к той ситуации, которую создала одним движением своего язычка. В совершенном отчаянии Кэндис сосредоточила затуманенный взгляд на хорьке, но видела перед собой только небольшой кусочек тела Остина в нескольких дюймах от носа Люси.

Ухватившись одной рукой за бортик бассейна, Кэндис принудила себя посмотреть ему в лицо. Она не могла торчать в бассейне весь день, а он не мог стоять на лестнице нагишом, как бы впечатляюще это ни выглядело.

Кэндис постаралась сосредоточиться и, облизнув губы, пошла в атаку:

— Зачем вы притворялись, что не умеете плавать?

Ее слова словно развеяли чары. Остин спустился на несколько ступенек в воду и слегка повернулся, явив Кэндис зрелище, от которого у нее снова захватило дух. Интересно, понимает ли он сам, до чего красив?

Голос у него звучал неровно и был полон сожаления:

— Я относился к вам с большим любопытством, и тогда моя выдумка показалась мне удачной.

— Это была нечистоплотная выходка, — заявила Кэндис в надежде, что негодование поможет ей держать голову над водой.

Остин кивнул, глядя на нее глазами, в которых теплилось нечто, о чем она даже не посмела бы спросить.

— По крайней мере я честен.

Кэндис рассмеялась над этой вопиющей, столь мягким голосом высказанной ложью.

— Честен? Вы называете попытку заставить меня поверить, что вы тонете, честностью?

Она покачалась на воде, радуясь злости, которая давала ей возможность спорить и вызывать на спор этого наглеца, но ей отчаянно хотелось — пусть всего на денек — перестать быть миссис Ховард Вансдейл и получить самое желанное. Его. Мистера Хайда. Остина.

Остин стиснул челюсти. Поплыл по периметру бассейна, не сводя с Кэндис пылающих глаз.

— Да, честностью. Но вы предпочитаете ничего не знать об этом, верно, миссис Дейл? Вы никогда не прибегали к уловкам, чтобы стать близкой кому-то, потому главным образом, что не считали это нужным. Особенно если это значило бы оказаться пойманной, попасть, как говорится, на крючок.

Кэндис слишком поздно поняла его намерение. Одним стремительным рывком Остин очутился возле нее. Уперся обеими ладонями в стенку бассейна по обе стороны от Кэндис и, ловко перебирая ногами, держался на воде. Кэндис прижалась к стенке спиной, но бежать было некуда. С мучительной медлительностью он прильнул к ней всем телом, от кончиков пальцев на ногах до груди.

Кэндис, потрясенная, замерла на мгновение, прежде чем поток невероятных ощущений охватил все ее существо. Остин опустился на дюйм, потом снова приподнялся, и при каждом медленном движении его мужское естество, великолепный признак мужской силы, который Кэндис уже видела мельком прежде, вскользь касался того места, где соединялись ее ноги. Она задохнулась, закрыла глаза и еле слышно прошептала:

— Не… не заставляйте меня…

— Что? Не заставлять вас признать правду? Ведь этого вы хотите, хотели со времени нашего первого поцелуя.

С хриплым стоном он напомнил ей об этом поцелуе, накрыв губами ее рот и лишив всякой воли к сопротивлению.

Не то чтобы эта воля еще жила в ней. Нет, Кэндис внутренне сдалась в ту секунду, как увидела в воде нагое тело Остина. Если быть честной по отношению к самой себе, Кэндис знала, что между ними что-то произойдет, это желание росло в последние несколько недель с каждым алчущим взглядом, с каждой жаркой эротической мыслью.

Их языки соприкоснулись, Кэндис отпрянула, но тотчас снова прижалась к нему, покорная, одурманенная. Остин куснул ее нижнюю губу и продолжал то движение вниз-вверх, от которого она сходила с ума.

Усилием одной только своей воли он принудил Кэндис смотреть на него. Она задрожала от желания, услышав слова, сказанные низким, вздрагивающим голосом:

— Мысли о тебе, о том, как я тебя ласкаю, не дают мне спать по ночам. Я хочу тебя. — Он расстегивал пуговицы ее промокшей пижамы, лихорадочно быстрыми движениями гладил каждый изгиб ее тела. — Потрогай меня, и ты узнаешь, как сильно я тебя хочу.

Она опустила руку в воду, нашла и потрогала его член, обхватив пальцами; он пульсировал у нее в ладони, а у Остина сквозь сжатые зубы вырвался свистящий звук от этого осторожного прикосновения. Он рукой раздвинул ей ноги и дразнил ее, обводя пальцем чувствительный бугорок, бутон ее женственности, пока Кэндис не простонала:

— Остин… я хочу…

— Да, детка, скажи мне, чего ты хочешь.

Он накрыл ладонью ее руки, и они вместе ввели его твердый пенис в ее лоно.

И тут Остин замер.

Кэндис всхлипнула, и когда она услышала этот всхлип и поняла, что он вырвался из ее горла, то обхватила Остина за плечи и попыталась притянуть ближе к себе. Он воспротивился.

— Скажи мне…

Он и требовал, и умолял одновременно. Кэндис выговорила:

— Я хочу почувствовать тебя в себе.

Глава 12

Она хотела его…

Это были самые чудесные слова, которые Остину довелось услышать в жизни.

Он целовал Кэндис с обжигающей душу страстью, которая уничтожала все сомнения по поводу того, что правильно и что неправильно.

Для Остина ничего неправильного уже просто не существовало. Он хотел Кэндис, был измучен ею и нуждался в ней с жаром, который удивлял его своей силой. Он хотел обладать ею. Сейчас.

И быть может, навсегда.

Вода ходила вокруг них ходуном, плескалась и бурлила, добавляя новые ощущения к их неистовым ласкам. Остин медлил, оттягивая высший пик наслаждения. Кэндис сжала ноги, стараясь привлечь Остина ближе к себе. Он нагнул голову и стал поочередно покусывать соски Кэндис — один, потом другой…

— Остин…

— Ты уверена?

То был всего лишь стон, не более. Он даже не мог сообразить, поняла ли она его вопрос. Не знал, почему его задал, сомневаясь, что мог бы остановиться, даже если бы она этого захотела.

—Да!

Откинув голову, Кэндис посмотрела на Остина зелеными, затуманенными страстью глазами.

— Возьми меня, прошу…

Остин был больше не в силах сдерживаться. Он вошел в нее, и Кэндис принимала его — удар за ударом, поцелуй за поцелуем, пока они вместе поднимались к небесам. Остин жадно целовал ее шею, трогал губами соски, пробовал вкус ее кожи. Он не в состоянии был насытиться ею и понял, что экстаз близок — дольше он не выдержит.

И вдруг спина Кэндис выгнулась, рот приоткрылся в безмолвном крике. Она закрыла глаза. Остин смотрел на нее, благоговея перед естественной прелестью ее высвобождения. Когда она вновь открыла глаза и взглянула на его напряженное, сосредоточенное лицо, ее удивление отозвалось в нем бурной вспышкой завершающих секунд.

— Кэндис! — выдохнул он, входя в нее глубоко, как только мог. Ему показалось, что сила наслаждения разорвет его на части. Оно обрушилось на него лавиной. Как бы не утонуть — эта внезапно промелькнувшая в сознании мысль отрезвила его.

Остин никогда не испытывал ничего похожего на этот удар молнии. Потом, позже, он не раз пытался разгадать, почему это было так — совсем особенно с этой женщиной.

Когда его дыхание восстановилось, Остин отвел мокрые волосы с лица Кэндис и взял ее за подбородок, с хмурой озабоченностью глядя на ее пылающие щеки, распухшие от поцелуев губы и отрешенные от реальности глаза.

— Ты… Я не причинил тебе боль?

Ох черт, он же напрочь забыл о ребенке. Как он смел забыть? Ведь именно ребенок — главная причина того, что он здесь, в этом доме.

Теперь Остин уже не был в этом уверен.

— Нет, — прошептала она с удовлетворенным вздохом, потом высвободила подбородок из его ладони и положила голову ему на плечо. — Это было просто удивительно.

Остин привлек Кэндис к себе, чувствуя, как теплеет в груди от нежности. Он погладил Кэндис по спине, помолчал и наконец дал волю любопытству:

— Скажи, это было… То есть ты в первый раз…

Черт побери, он ни в малейшей степени не страдал от избытка застенчивости, однако никак не мог найти подходящие слова, чтобы сказать то, что хотел. Он боялся смутить Кэнднс.

— Увидела звезды? — услышал Остин ее приглушенный ответ, а потом и короткий смешок — перед тем как она лизнула его плечо и поцеловала в ямку на шее. Остин был до чрезвычайности рад, что вода его поддерживает, ибо все косточки у него размякли.

А она продолжала курить ему фимиам и раздувать самомнение:

— Трогала Луну? Летала на ракете в космос? Взорвалась?

— Все сразу? — поддразнил ее Остин и взял в ладони ее лицо для долгого страстного поцелуя. Когда он открыл глаза, то увидел, что на краю бассейна позади Кэндис сидит Люси. — У нас посетитель, — пробормотал он и тотчас пожалел о своих словах, потому что Кэндис вся напряглась и широко раскрыла глаза.

Испуганно дернувшись, она попыталась обернуться, однако Остин держал ее крепко.

— Это всего лишь Люси, — сказал он.

— Ах вот как. — Кэндис снова прильнула к нему, избегая его вопрошающего взгляда. — Мне… то есть нам стоило бы выйти из бассейна, прежде чем нас обнаружит миссис Мерриуэзер.

«Миссис Мерриуэзер… или кто-нибудь еще», — подумал Остин и тут же выругал себя за подозрения. Несколько секунд назад он был уверен, что Кэндис не взволновало бы даже сообщение о появлении у бассейна самого папы римского.

Реальный мир напомнил о себе, и Остин почувствовал себя подавленным. Впрочем, это было и глупо, и смешно: не могли же они оставаться в бассейне и заниматься любовью весь день. Кэндис, вероятно, замерхта.

Он подцепил плававшие в воде пижамные брюки Кэндис и помог ей надеть их, снова возбудившись донельзя к тому времени, как дело было закончено. Не обращая внимания на это свое состояние, Остин сцепил руки Кэндис у себя на шее, оттолкнулся ногами от стенки и поплыл к лесенке.

— Поднимайся.

Он с трудом сглотнул, когда Кэндис выбиралась из бассейна и солнечные лучи, пробившиеся сквозь ветви деревьев, обозначили линии ее тела под мокрым шелком.

Остин задержал взгляд на небольшой округлости се живота в надежде, что это его отвлечет, но ничего подобного не произошло. При мысли о своем ребенке в ней он возбудился не меньше, чем при воспоминании о том, как он сам вошел в нее.

Кэндис обернулась и протянула руку, строго глядя только в лицо Остину, словно старалась убедить себя, что он вовсе не голый. Остин улыбнулся, заметив это решительное выражение, и, гадая о его причине, ухватился за перила, поднялся по лесенке и, ступив на землю, взял Кэндис за руку.

— Кэндис, я… — начал он, но его прервал высокий, возбужденный голос, донесшийся с другого конца бассейна:

— Миссис Вансдейл! Это ваш новый любовник? Или ок все время был им? Это настоящий отец вашего ребенка?

Не веря своим ушам, оба обернулись посмотреть, кто посмел нарушить их уединение. Это оказался все тот же репортер из «Сакраменто стар», который охотился за Кэндис у клиники. Теперь папарацци уставился в видоискатель камеры.

Щелчок и жужжание спуска побудили Остина к действию. Он толкнул оцепеневшую Кэндис себе за спину, но его собственная одежда, будь она проклята, находилась вне досягаемости, — Какого черта вы здесь делаете? Это частная собственность! — яростно проревел он. — Убирайтесь!

Репортер, разумеется, сообразил, что Остин не может заполучить свои шмотки, не открыв его жадному взору дрожащую, полуобнаженную Кэндис. Он продолжал щелкать камерой.

— Я тебя убью, ты, гнусный проныра! — пригрозил Остин.

— Нет, мистер Хайд, отдайте его мне!

По дорожке к ним бежала трусцой разгневанная, красная от злости миссис Мерриуэзер.

Позади Остина Кэндис застонала и, обхватив его руками за талию, уткнулась ему в спину. Остин же просто разинул рот в изумлении при виде экономки, которая, приставив к плечу приклад духового ружья, целилась в репортера.

— Долго я ждала случая добраться до этого стервятника! — С этими словами миссис Мерриуэзер открыла стрельбу безопасными для жизни, но причиняющими жгучую боль шариками, с поразительной быстротой перезаряжая ружье. — Пошел прочь! И не смей возвращаться, крыса!

Репортер бросился удирать во все лопатки. Остин устремился к своим штанам и влез в них, но репортер уже скрылся за деревьями.

Ошеломленные происшедшим, они стояли в молчании, когда услышали, как заработал мотор и взвизгнули шины. Остин вдруг развернулся и хотел бежать к своему пикапу, бросив через плечо:

— Я его догоню.

Кэндис успела схватить его за руку.

— Слишком поздно.

Остин глянул на побледневшее личико — ему очень не понравилась нотка обреченности в ее голосе.

— Да будь все проклято…

— Миссис Дейл права, мистер Хайд, Он удрал, и теперь все, что вы можете, — молить Бога, чтобы этот подонок уронил и разбил свою камеру.

Остин от злости скрипнул зубами. У него все внутри переворачивалось при мысли о том, что репортер сделал снимки. Мало того, что сам он был совершенно голым, но и Кэндис выглядела соответственно в промокшей шелковой пижаме, которая мало что скрывала.

— Вы можете подать на него в суд, если он опубликует снимки! — почти выкрикнул Остин, чувствуя себя из рук вон скверно при воспоминании о том, какими вопросами журналист забрасывал Кэндис.

Искорка надежды на мгновение вспыхнула в ее глазах. Потом она вздохнула и покачала головой:

— Я могла бы, но им на это наплевать. Это им же на руку. Все, что мы предпримем, будет только подливать масла в огонь.

Миссис Мерриуэзер положила ружье, наклонилась и взяла на руки Люси. Как и они трое, зверюшка застыла на месте. Остин только теперь заметил, что бедное животное дрожит, без сомнения, напуганное всем этим шумом и суетой. Он знал, что Люси пугают даже громкие голоса, а выстрелы из ружья тем более.

Экономка посмотрела на них как ни в чем не бывало.

— Почему бы нам не пойти в дом и не позавтракать? Миссис Дейл, вы же знаете, что вас начнет тошнить, если вы ничего не съедите прямо сейчас.

Шагая рядом с подавленной Кэндис, Остин пытался угадать, что думает экономка. Было бы вполне естественно с ее стороны задать вопрос, каким образом они оба оказались в бассейне — Остин совсем голый, а Кэндис в пижаме. Но она ни о чем не спросила. Его восхищение этой особой достигло наивысшего уровня.

Он искоса поглядывал на Кэндис, от души желая хоть как-то ее утешить. Но пока не решался обратиться к ней. Винит ли она его в случившемся? А как же иначе! Ведь это он затеял всю заварушку, поддавшись желанию поплавать в бассейне, прежде чем спустит воду. И он не мог обижаться, если она рассердилась. Не полез бы он в воду, и Люси не стала бы его искать, а репортеру было бы нечего снимать.

Однако Остин не раскаивался в том, что они с Кэндис отдались друг другу. Не мог раскаиваться, как ни старался.

Надеялся, что и она не жалеет о происшедшем, хотя внешне это выглядело иначе.

* * *

Кэндис нанесла маленький мазок клея на сиденье миниатюрного кресла-качалки и медленно сосчитала до тридцати, прежде чем прижать детали одну к другой. Она работала без перерыва уже два часа. Руки устали и начали побаливать, однако ей не хотелось бросать дело.

Работа успокаивала, давала возможность серьезно подумать — это получалось лучше всего, когда Кэндис оставалась наедине с собой. Тарелка с нарезанными ломтиками апельсина стояла нетронутой на краю рабочего стола, но припрятанный пакетик шоколадного драже, который она держала на коленях, быстро уменьшался в объеме.

Волосы Кэндис собрала в небрежный пучок на макушке и обыскала весь свой обширный гардероб, чтобы подобрать самое старое, самое мягкое и удобное одеяние. Наткнулась на поношенное шелковое кимоно на несколько размеров больше, чем надо.

Приятная еда. Удобная одежда. Работа.

Поскольку кимоно было ей очень велико, оно являло собой превосходное укрытие для крошечных шоколадных конфеток от бдительной и чрезмерно заботливой экономки. Кэндис положила в рот очередную конфетку, мысленно поблагодарив Остина за то, что он купил это лакомство и передал ей незаметно для миссис Мерриуэзер.

Вспомнив о поспешной и ничем не привлекательной передаче контрабанды, Кэндис с досадой прикусила нижнюю губу. Прошла неделя с тех пор, как она вкусила райское наслаждение. Целая неделя после того, как репортер сделал снимки, но в газетах так и не появились вызывающие заголовки и фотографии, на которых она выбирается из бассейна в промокшей пижаме и в сопровождении голого Остина. И слава Богу, никаких его изображений во весь рост.

Кэндис недоверчиво покачала головой. Ей бы радоваться, но, к сожалению, нечему. Не может быть, чтобы им так повезло. Репортер не разбил свою камеру, как ему вслед пожелала миссис Мерриуэзер. А если и разбил, то вполне мог бы опубликовать историю без картинок.

Почему он этого не сделал? С каждым днем нервы у нее напрягались все сильнее, и она почти хотела, чтобы гроза наконец разразилась.

Почти.

Она потерла виски. Бедный Остин. Это ее вина, если его выставят на позор всему свету в голом виде на первой полосе газеты. Назовут его игрушкой богатой дамы, рабом для любви, как он пошутил на днях. Но на самом деле он вряд ли находил это таким уж забавным.

Ее ошибка в том, что она пожелала ради одного эротического, отнимающего разум мгновения стать кем угодно, только не миссис Ховард Вансдейл, богатой вдовой, которая вздумала перехитрить самого Бога и обзавестись ребенком от своего мужа вопреки тому, что он погиб.

Кэндис виновато вздрогнула при звуке еле слышных шагов миссис Мерриуэзер. Она быстро передвинула ноги под столом и зажала пакетик конфет, «тающих во рту, а не в руках», между колен.

Экономка шлепнула на стол перед ней номер газеты. Кэндис глянула на него и отвернулась. Она не хотела видеть, не хотела знать.

— Сегодня тоже ничего нет. — Миссис Мерриуэзер помолчала и добавила: — Но они звонили.

Кэндис повернулась к ней, буквально в последнюю секунду вспомнив о конфетах. Сунула руки в колени и схватила пакетик, чтобы шоколадное драже не посыпалось на пол. В тревоге уставилась на угрюмое лицо миссис Мерриуэзер.

— Чего они хотели?

Как будто она не знала чего! Опубликовать миленькую скабрезную историю с картинками. Одну такую на миллион лет.

— Он сказал, что воздержится от публикации снимков, если вы дадите ему эксклюзивное интервью.

Экономка явно недоговаривала — Кэндис видела это по ее лицу.

— Ну и далее?

— Далее? Вы даете им интервью о вашем браке с мистером Ховардом и сообщаете истинную причину вашего желания иметь ребенка.

С недоверчивым сухим смешком Кэндис проговорила:

— Истинную причину? Значит, они признают, что все это время распространяли гнусную ложь? — И снова рассмеялась без малейшего намека на веселость. — После того как печатали обо мне разное вранье, они ждут от меня интервью?

— Ну, понимаете…

— Миссис Мерриуэзер! — прервала ее Кэндис, потрясенная тем, что экономка затеяла подобный разговор. — Вы прекрасно понимаете, что я на такое не соглашусь. И о чем, собственно, говорить? Что они хотят знать? Не было никаких физических оскорблений. — Она с трудом сглотнула. — Исключая единственную пощечину, которой тоже не было бы, если бы я не забыла, какие серьги надеть.

Поняв, что она ляпнула, Кэндис со слезами на глазах крепко стиснула губы. Миссис Мерриуэзер сцепила руки перед собой и посмотрела хозяйке прямо в глаза.

— Физически он оскорбил вас, вероятно, лишь однажды, о чем вы только что сказали, но вы ни в чем не были виноваты, — тихо и с нежностью в голосе произнесла экономка.

Кэндис, охваченная волной жаркого стыда, молча кивнула.

— Но мы обе знаем, что было много оскорблений нравственного порядка. — Миссис Мерриуэзер протянула руку и заправила прядку волос Кэндис за ухо, потом погладила ее по разгоряченной щеке. — Мистер Ховард был странным человеком, и у меня такое чувство, что он совершил много непоправимого.

— Он… был не таким уж плохим. — Кэндис старалась говорить убежденно, на мгновение забыв, что экономка лучше ее знала, каким был Ховард, — лучше хотя бы потому, что в отличие от Кэндис не искала ему оправданий и не обвиняла вместо него себя.

— Простите, миссис Дейл, но, может быть, пора с этим покончить. Может, рассказав этим болванам правду, вы почувствуете себя легче и спокойнее.

Из-за слез, застилавших глаза, Кэндис видела доброе лицо миссис Мерриуэзер словно в тумане.

— Предположим, я соглашусь. Но что скажет мой ребенок, когда он — или она — вырастет и прочитает эту историю?

— Что подумает ваш ребенок, когда прочитает чепуху, которую они напечатают сейчас, и все гадости, которые будут продолжать печатать, если вы не поставите их на место?

Вероятность подобного положения вещей вызвала у Кэндис отвращение, но она все еще колебалась. Разрывалась между желанием перестать воевать со средствами массовой информации и, возможно, избавить Остина от унижения и страхом, который охватывая ее при мысли о том, что постыдные подробности ее замужней жизни станут известны всем.

— Они дадут мне время обдумать свое решение?

Губы миссис Мерриуэзер вытянулись в тонкую твердую линию.

— Дадут, когда я потолкую с ними.

Она еще раз погладила Кэндис по щеке и повернулась к двери.

Молодая женщина схватила ее за руку.

— Подождите. Что я скажу им о… о случае в бассейне? Как мне это объяснить?

Глаза экономки лукаво блеснули.

— Нет нужды. Я уже все объяснила.

Ошеломленная Кэндис пискнула:

— Вы?

— Да, я. Просто изложила им все как было.

— Вы? — Кэндис моргнула, понимая, что повторяет, как попугай, одно и то же слово, но ничего не могла с собой поделать.

Она не обмолвилась ни словечком о том, что тогда произошло в бассейне, а деликатная экономка ни о чем ее не спрашивала, но каким же образом…