Со второго этажа доносилась тихая музыка. Там оказалась гостиная с огромными овальными окнами, выходившими на великие мусульманские святыни. Прямо впереди недалеко виднелся Золотой Купол над скалой. Сбоку была видна мечеть Аль-Акса. Стена Плача оставалась где-то внизу, вровень с окном была лишь ее верхняя кромка.

Время на мгновение словно остановилось…

Какой-то человек из постояльцев за пианино в углу слева от меня наигрывал мелодию, показавшуюся мне знакомой…

«Шербурские зонтики»…

Мое оцепенение исчезло. Боковым зрением я увидел игравшего.

Это был Муса, работавший теперь на пару с Королем. Правая рука Шрама. Киллер в детстве учился, в музыкальной школе. Я повернул к лестнице.

Я слышал, как позади прервалась мелодия…

Что-то подсказало мне, что сбоку открылась дверь. Я не обернулся. Не видел, кто появился в дверях номера. Что-то подсказывало, что, скорее всего, это был Король.

«Эти двое и жили прежде в отеле „Рон“, напротив площади Кикар Цнон…»

Я был уже внизу. Не останавливаясь, кивнул портье. Вышел.

Каменные лестницы предоставили выбор:

«Вверх, знакомой дорогой, к площади Ибн-Хаттаба? К такси? Или в глубь неизвестного квартала, навстречу опасности межобщинных разборок, вниз?»

Я повернул вниз. Позади хлопнула дверь. Я ничего больше не слышал. Может, Король и Муса тоже надели привычные тут неслышные кроссовки?

Я не был до конца уверен в том, что эти двое находятся так близко…

Будь на моем месте миллионер, он нанял бы телохранителя.

Например, Бена Томаса…

Грудастая голливудская кинозвезда Розанна вышла замуж за телохранителя, предпочтя его актеру! Третьим по счету ее мужем как раз и стал Бен Томас…

Сгодился бы и такой, какого играет Кевин Костнер.

Тут, в Израиле, я узнал, что настоящим телохранителем Уитни был Дэвид Роберте. Лучших телохранителей поставляло агентство Гэвина Беккера. Там выбрали для себя телохранителей и Мадонна, и Майкл Джексон за круглую сумму — миллион долларов в год.

Кстати, в иврите не «тело» и «хранитель», а «хранитель» и «голова»… Наверное, неплохих поставлял тут «Шалевет», охранявший Ван Бастена и модель Клаудиу Шиффер.

Увы! Телохранителю не положен телохранитель!

Я всегда надеялся, что умру легко — лежа на спине, задохнувшись той самой массой, приняв изрядно на грудь с хорошими людьми…

Но уж никак не от руки кавказца на Святой Земле!

Навстречу попался черный хасид в привычном черном костюме, в круглой шляпе. Учащийся религиозной хшивы.

Я пошел за ним. Вскоре мы оказались вблизи Сионских ворот. Внутри одного из храмов я услышал громкую ликующую мелодию.

Казалось, там идет торжественная служба.

Я оставил хасида. Вошел в удивительно высокий чистый храм.

Он оказался пуст. Внутри шел ремонт.

Где-то за стеной звучала фанера…

Выйдя, я замешался в группу туристов. В этой части Старого города вдоль святых мест их ходило немало.

Мои преследователи наверняка ждали мня у Яффских ворот.

С паломниками я поднялся в горницу Тайной вечери Христа…

Я был тут не первый раз.

Все великие события прошлого происходили в одних и тех же местах.

Дом апостола Иоанна, в котором проходила Тайная вечеря, находился как раз над гробницей царя Давида.

Крестоносцы оставили тут после себя узкие стрельчатые окна, мусульмане — обращенное к Мекке углубление в стене — михраб. Чтобы не мешать друг другу, радиофицированные паломники слушали своего гида в наушниках.

В наушниках стояли они и в гробнице царя Давида, с закрытыми глазами, вытянув руки к саркофагу — навстречу проникающей в них биоэнергии…

Узкой дорогой, то и дело прижимаясь к каменным стенам, чтобы пропустить идущие навстречу машины, я вернулся к Яффским воротам, на стоянку такси…

Похоже, «хвоста» за мной не было.

Таксист всю дорогу переговаривался по радиотелефону с диспетчером. На всякий случай я вышел не у дома, а проехав еще метров триста. У входа на аллею.

Машин было мало. Я слышал, как другое такси затормозило неподалеку — позади. Вышедшие двое перешли на другую сторону, к коттеджам.

Я же повернул к себе на Сан-Мартин.

Пешеходов вокруг почти не было. Сбоку, по соседней Элиягу Голомб, несмотря на поздний час, проносились машины.

Двое приехавших в такси мужчин в какой-то момент неожиданно оказались впереди меня. Они шли в том же направлении. Дальше улица была пуста. Время от времени с соседних улиц сюда сворачивал какой-нибудь припозднившийся израильтянин на своей «японке».

Как и прежде, в моде тут были «мазды», «даятсу», «дейху». Хотя угонщики предпочитали им «мицубиси-лансер» и «субару», а остальные марки брали, когда уже нечего было прихватить.

Я рассмотрел шедших впереди. Один высокий, второй — ниже на голову. На ногах кроссовки, рубахи поверх джинсов. Израильтяне по большей части не заправляли в брюки ни рубах, ни маек…

И все же эти оба были моими соотечественниками. Я ни на секунду в этом не усомнился. Своих я безошибочно узнавал даже со спины. По фигуре, походке, одежде.

Они проходили как раз мимо мусорного контейнера с четырьмя люками поверху. Совсем еще новый матрас стоял сбоку… Тут же на каменном заборчике стояли совсем еще новые кроссовки.

По взгляду на чужие вещи железнодорожная милиция безошибочно срисовывала вокзальных воров… Таким же образом тут вычислялся недавний репатриант.

Я внимательно следил.

Эти двое не повернулись к вещам. Мысли их были заняты. Старательно обходили освещенные участки.

Я не мог решить, откуда они вынырнули и как оказались впереди меня.

«Неужели это Муса и Король? И они случайно увидели меня в такси у Яффских ворот в Старом городе?!»

Я никак не мог их рассмотреть.

Они шли небыстро.

Через несколько минут я должен был их догнать. Мы направлялись к моему дому. Кроме нас на улице никого не было.

Кто бы они ни были, я решил не рисковать.

Сбоку, за низким ограждением тянулся необихоженный, заросший кустарником участок сквера. Он отделял улицу, по которой мы шли, от Элиягу Голомб, магистрали, которая словно притягивала к себе автотранспорт со всего города.

В глубине кустарника находилось невидимое в темноте каменистое ложе безымянного иерусалимского ручья, засыпавшего летом и просыпавшегося в период зимних проливных дождей. Бурный поток нырял в широкую бетонную трубу под Элиягу Голомб. Дальнейшие следы его терялись…

Улучив момент, когда очередная лавина машин с шумом рванула от перекрестка, я осторожно переступил невысокое ограждение, поднырнул под колючки кустарника. Замер. Несколько минут ничего не было слышно, кроме шума машин.

Потом раздались шаги.

Мои попутчики потеряли меня.

Они возвращались.

Я больше не сомневался. Это были Муса и Король, которых я видел в лютеранском отеле в Старом городе.

Я не стал медлить.

Неглубокий крутой спуск вел на сухое дно ручья. Внизу, в гуще дикой растительности, начиналась труба…

«Рэмбо прав: тут тоже становится жарко… Совсем как в Москве…»

Оба дела — по убийству Марины на Кутузовском проспекте и Воловца в Староконюшенном переулке на Арбате — формально не были объединены, но никто не сомневался в том, что за обоими преступлениями стоят одни и те же заказчики…

Контрольно-ревизионная служба Минфина, привлеченная к анализу деятельности «Босса Новы» и «Пеликана», привычно фиксировала массу нарушений бухгалтерского учета, абсолютно одинаковых в той и другой фирме.

И там и там действовала одна рука.

В розыске убийц Марины и Воловца это не могло помочь.

Следователи документировали все скорее по привычке.

Не собирались же они привлечь к ответственности оставшихся в живых членов совета учредителей и политиков!

Спекуляции «Пеликана» напоминали скандальное дело «МММ», который прекратил выплату в июле 94-го, когда обнаружилось с полной очевидностью, что старые вклады выдаются за счет новых — так называемая структура пирамиды.

Только вот судьба руководителей «МММ» была иной.

Бизнесменов не убили.

Г-н Мавроди, арестованный в августе и затем освобожденный из-под стражи, в октябре того же года был избран депутатом Государственной Думы.

С Воловцом этого не произошло.

— Не занялся вовремя политикой… Мельче фигура. Не тот размах, и покровители рангом ниже…

— Вот именно. — Рэмбо был согласен с коллегой из МВД, высказавшим крамольную эту мысль.

— …Из Балтимора дважды выходил на связь господин Курагин, — доложила Рэмбо девочка-секретарь. — Наверное, сейчас снова позвонит.

Вызов пришел через несколько минут.

Отчим Марины был совершенно обескуражен.

— Звонил некий молодой человек из Москвы. Он представился законным мужем Марины! Девочка никогда мне о нем не говорила. Я уверен, что никакого мужа не существует…

— Какова цель его звонка?

— Речь шла об имуществе Марины. Иными словами, о наследстве. У него будто бы какие-то нерешенные материальные вопросы, общая с Мариной собственность. Я хочу поручить вам ведение этого дела… Он показался мне наглецом. Хотя и желал произвести впечатление человека интеллигентного…

— Вы что-нибудь говорили о наследственной массе? О тратах?

— Я сказал, и, как я понимаю, делать этого не следовало, о гибели ее родного отца в Иерусалиме…

— Да-а…

Было поздно что-либо предпринимать.

— Что мы оплачиваем адвоката, который должен помочь нам найти настоящих убийц. Я заподозрил его в том, что он, может статься, один из них. Хотел припугнуть.

— Вам известны его данные?

— У меня телефон и адрес.

— Записываю…

— Яцен Владимир Ильич…

— Да.

— Живет в Крылатском… Я просил его связаться с вами, поскольку вы представляете интересы нашей семьи в Москве…

«Лайнс» все-таки столкнулся лоб в лоб со Шрамом!

— По-видимому, он позвонит в ассоциацию уже сегодня.

— Я сообщу результаты.

— Что вы обо всем этом думаете?

— То же, что и вы. Это афера! Да!.. Попытка завладеть чужой собственностью людей и так в достаточной степени обеспеченных…

Рэмбо вспомнил:

«Детский дом…»

В самом начале становления фирмы они привезли туда мягкие игрушки. Потом был отремонтированный катер… «Там деньги действительно пойдут на детей…»

— Вы по-прежнему хотите пожертвовать часть денег Марины на благотворительные цели в России?

— Безусловно.

— Мне известен детский дом под Москвой. Там нуждаются в благотворительности и ценят ее…

Профессор задал еще несколько вопросов, которые его там, в Балтиморе, взволновали.

— До нас докатились волны российских разборок…

Оказалось, что нью-йоркская газета «Новое русское слово» напечатала корреспонденцию из Москвы с описаниями подробностей убийства Воловца.

— Он был близким другом Марины. Может, это прольет свет на несчастье с девочкой… Но вот… — Профессор был удивлен. — Неужели милиция в Москве до сих пор никого не задержала?

— Подозреваемую соучастницу… — Рэмбо имел в виду Любку.

— Но сейчас ее отпустили. Возможно, она невольно сможет способствовать…

За Любкой ходили. Менты, не осведомленные о международных связях Шрама и его ближайших боевиков, надеялись выйти на Короля где-нибудь в Марьиной Роще или Теплом Стане…

— Перспективы неясны.

— Я смотрел российскую прессу. Отклики на случившееся. Некоторые выражают удовлетворение по поводу лопнувшей фирмы…

— Увы!..

Яцен позвонил в тот же день.

— Генеральный директор «Босса Нова». Может, вы слыхали о нас.

— Конечно.

— Строим квартиры для москвичей. Марина тоже работала в фирме, пока не произошел этот трагический случай.

— Примите наши соболезнования…

— Мне надо ознакомиться с делами, которые вам поручила моя покойная супруга…

— Видите ли… Как раз в этом вопросе я не могу быть полезным вам… — Рэмбо щелкнул зажигалкой. — Наши заказы сугубо конфиденциальны. Мы даем письменное обязательство нашим клиентам…

— Да нет. Я уверен, мы найдем общий язык… Я оплачу услуги. Тут все очевидно. Не может быть двух мнений. Вам хорошо, и мне тоже…

— Вы меня не поняли!

— Прекрасно понял! Это не телефонный разговор… При встрече мы найдем общий язык. Я уверен.

— Мы никого не знакомим с заказами наших клиентов. Таково правило.

Яцен наконец сообразил.

— Правило!

— Любые другие вопросы мы готовы обсуждать.

— Любые другие я не собираюсь обсуждать. Тем более с вами.

— Ваше право. Я не настаиваю.

Яцен переменил тон:

— Ты, видно, не представляешь, в какие дела ввязываешься и чем рискуешь!

— Почему же? Отлично представляю. Поэтому и пишу разговор. А потом решу, как поступить с записью…

Яцен на том конце провода бросил трубку.

Рэмбо закурил.

«За что ты бьешься, мент? — Об этом стоило подумать, в первую очередь теперь, когда Яцен попытается поднять против „Лайнса“ бандитскую крышу. — За справедливость? В этом заказе ее все равно нет и не может быть!»

Убийцы будут наказаны своими коллегами.

«Чего же ты можешь добиться?!»

Отобрать у московской преступной группировки миллион баксов, который она украла у израильских воров в законе, и вернуть прежним владельцам — тель-авивским авторитетам?!

А как деньги попали к их ворам?

Какая разница менту, в чей воровской общак попадут грязные деньги?!

Был в этом заказе один стоящий аргумент.

Братство полицейских!..

Воловца хоронили в неприличной спешке. Очень скромно. В основном сослуживцы, родственники. Из Лондона на сутки прилетел сводный брат…

В квартиру к родителям Воловца днем и ночью звонили обозленные пайщики. Оскорбляли, ругались, бросали трубки… На лестнице толпились чужие люди. Жильцы подъезда, весьма уважаемые в прошлом люди, лишний раз боялись появиться на лестнице.

Кто-то из рассерженных людей потребовал описать имущество родителей. 'Пустить с молотка.

Существовала опасность, что обманутые пайщики сведут счеты с уже мертвым главой фирмы.

Как сквозь строй, в темных очках, мать с отчимом спустились вниз. На вызванном к дому такси поехали к моргу. Друзья сына, работники «Центрнаучфильма», оставшиеся ему верны, подогнали черный лимузин, погрузили гроб.

Один из прибывших заметил недоуменно:

— Жулье из «Израсовбанка», ограбившее столько людей, все живет припеваючи. Никаких претензий! Больше того, теперь их долги выплатит изральский налогоплательщик! Вот уж по кому если не пуля, так решетка плачет… А тут! Мертвого достают!

Мать Воловца — с белым каменным лицом — была погружена в себя, только взглянула в сторону говорившего.

Пока мальчик не упокоился, было не до слез, не до скорби!

Задача состояла в том, чтобы достойно проводить сына, позаботиться, чтобы не выкопали назавтра, не выбросили из гроба, не надругались над трупом…

Тогда можно было наконец подумать о постигшем их горе.

Сын принадлежал уже не родителям, а какому-то страшному молоху, пожиравшему молодое поколение новых русских, банкиров, бандитов, политиков, бизнесменов, секьюрити — всех, ринувшихся со щенячьей радостью навстречу возможностям свободного рынка, экономики, реализации собственных творческих сил…

Сколько их уже расстреляли в этой необъявленной войне на порогах собственных квартир, в подъездах, банях, офисах, вышедших из машин или садившихся в них… Сколько легло под пулями снайперов, подорвано на минах, похищено, забито, зарезано…

— А говорят еще про какой-то тридцать седьмой! — продолжал рассуждать мужчина.

— Вот он и есть сейчас! Сколько ребят положили! Это не считая Чечни!

Мать не вникла.

Рано или поздно все должно было измениться. Вернуться к тому, что было. Она была в этом уверена.

«Обидно, что сын не дожил…»

Погоревать в машине им позволили недолго. Звонок по мобильному телефону вернул сидевших в лимузине к действительности.

— Будьте осторожны…

На Минском шоссе им в «хвост» неожиданно пристроились «джип-чероки» и «мерседес» с затемненными стеклами. Никто не мог рассмотреть, кто там внутри, что им надо…

Хоронить были должны на Троекуровском кладбище, в свое время считавшемся вторым по престижности после Новодевичьего.

Родители ее учеников, работники Юридического института МВД РФ, смогли достать для нее разрешение на захоронение. Она и сама думала потом найти успокоение тут, когда придет ее час.

Они почти уже приехали. Впереди виднелся Троекуровский некрополь. Позади Новокунцевское кладбище.

«Джип-чероки» и «мерседес» с затемненными стеклами позади внезапно резко пошли на обгон. Увеличили скорость. Они быстро приближались.

Пассажиры лимузина и сопровождающих машин не сомневались в том, что все произойдет именно здесь. Друзья покойного приготовились к нападению, окна заблокировали бронированными кейсами — «Джеймс Бондами»…

Родители пришли в отчаяние.

Со смертью их сына финансовые бои не закончились! Сидящим в лимузине вместе с ними предстояла борьба за раздел наследства «Пеликана» и «Босса Новы», захваты заложников, убийства, разборки…

В поравнявшемся с кортежем «мерседесе» неожиданно опустились стекла, показались автоматы. В ту же секунду оттуда грянули очереди. Мать Воловца в ужасе закричала…

Жертв, к счастью, не было.

Стреляли поверх машин. Ни одна пуля не была выпушена ни по катафалку, ни по траурному кортежу…

Через считанные секунды «джип-чероки» и «мерседес» были уже далеко впереди.

Скорее всего, это было грозное предупреждение команде… А может, и «Лайнсу».

На КПП Иерусалимского окружного суда в Восточном Иерусалиме на Салах-ад-Дин секьюрити указал мне на подкову металлоискателя. Тут было все как в аэропортах.

Я сделал шаг.

Хомут зазвенел.

Секьюрити показал мне рукой на стойку. Я выложил часы «Ориент», кошелек, перочинный нож, снял ремень с бляхой…

Металлоискатель продолжал греметь.

Пришлось обнажить свои блатные белого металла фиксы. Я оставил их как память о прежней моей жизни.

— О'кей!

Секьюрити пропустил меня, оставив мой перочинный нож и выкинув взамен пластмассовый талончик.

В самом здании, у входа в огромный полутемный вестибюль, толпились еще секьюрити. Несколько прокуроров или адвокатов — в одинаковых черных накидках — сновали по коридору. Длинноногая высокая девушка-полицейский, с тонкой талией, в брючках, вела пристегнутого наручником подсудимого — молодого здорового парня…

Дело об убийстве Амрана Коэна рассматривалось на втором этаже. В зале судебного заседания висел израильский флаг.

Прокурор уже выступил. Теперь он полулежал с газетой на скамье — сутулый, в очках.

Судьи удалились на перерыв.

По их возвращении ожидалось выступление адвоката. Он отдыхал тут же — полный, страдающий одышкой. Его накидка казалась грязно-серой, что свидетельствовало о солидном адвокатском стаже ее владельца…

Пользуясь либеральностью конвоя, родственники столпились вокруг обвиняемого. Оказалось, что Гию судят одного — его дело как несовершеннолетнего не могло рассматриваться одновременно с делом Бориса.

Я подошел ближе.

Гия был в белой рубашке, кипе.

На мгновение я уловил на себе взгляд черных нерусских глаз под сросшимися бровями. На ногах у него были кандалы.

Рядом сидела его хавераВика, сероглазая, с маленькой грудью и тяжелыми, развитыми не по годам бедрами.

Команда Гии была тут же. Несколько парней под метр восемьдесят ростом. С золотыми цепями в палец толщиной. Я словно попал к грузинским футболистам… Возможно, это было связано с отцом Гии Отари — бывшим игроком тбилисского «Динамо».

Увидев меня, Отари подошел.

— Борису дали пожизненное. Тридцать три года тюрьмы. Прокурор просил Гии пятнадцать. Когда социальная работница сказала, что у Гии в семье семь человек, в том числе больные старики…

— Да…

— …прокурор назвал это «трогательной историей».

Манеры прокуроров во всем мире были одинаковы.

— Израильтяне смеются над нашим ивритом. Думаю, Гии дадут, как просил прокурор…

Я вышел. Из буфета поднималась компания, которую раньше я видел на аллее и на дискотеке.

Лена, увидев меня, подошла. С ней увязалась Зойка. Мы поговорили накоротке. Все уже все знали.

— Борька выдумал, что убил нищего.

— Догадываюсь.

— А полиция нас подслушала, заставила его признаться… Это не они убили. Не Борька, не Гия…

— Макс знает, кто убил нищего… — уверенно объявила Зойка. — И Полковник тоже.

— Они сейчас в Иерусалиме? — спросил я. — Не уехали?

— Они не уедут. У них гости из Москвы.

— Ты их знаешь?

— Я слышала краем уха… — Не было ничего на их улице такого, чего малолетка не знала бы. — Это крутые мужики. Король и Муса. Есть еще третий. В «мерседесе». Это их босс. Узнать обо всем можно у Макса…

Толстое личико ее с пятачком и поднятыми, как у свинки, уголками безгубого рта выглядело простовато-веселым.

— Но к нему нужен подход…

Я набрал номер Макса.

— Слушаю…

Голос я не сразу узнал.

— Макс? — Я записывал разговор. Важно было, что бы он назвал себя.

— Да, Макс. Кто это?

— У меня дело. Частное расследование…

— А-а… — Совладелец паба «Сицилийская мафия» успокоился. — Ты звонил по поводу нищего…

— Да.

— У меня кое-что есть для тебя. Надо встретиться. Это не телефонный разговор.

— Ты считаешь, что можешь решить проблему?

— «Сицилийскую мафию» об этом не спрашивают…

Я имел дело с явным случаем раздвоения личности. Он воображал себя крутым мафиози.

— Твоя проблема уже решена…

— Ты о пацанах, которых арестовала полиция? О них я знаю.

Ответ был неожиданным:

— Они невиновны…

Я взглянул на диктофон: пишет. В такие моменты диктофоны, как правило, отказывают!

— Я знаю убийц… — Он продолжил: — Приезжай ко мне в паб. Тут никто не помешает.

«Ну нет. Это мы уже проходили…»

— Встретимся в нейтральном месте.

— Согласен. Где?

Я выбрал место, которое мне было хорошо знакомо, — на проспекте Герцеля. В районе Бейт-а-Кэрем.

— У отделения банка. Напротив супера. В двадцать один.

— Как я узнаю тебя? Ты будешь один?

— «Сицилийская мафия» об этом не должна спрашивать…

Он умылся. Промолчал.

— Я подойду к тебе сам. Разговаривать будем с глазу на глаз…

— О'кей.

После этого я связался с Юджином Кейтом, он был на службе.

Всех полицейских бросили на поиск убийц Харифа. Я рассказал последние новости.

— Двое моих подопечных, о которых я говорил, до вчерашнего дня жили в лютеранском отеле в Старом городе.

— Я тебя понял, Алекс.

Вдвоем мы составляли теперь что-то вроде низовой ячейки межнационального бюро Интерпола.

Тускло-золотистые неяркие огни светильников на проспекте Герцеля напоминали мне о московской зиме, самосвалах, груженных мокрым снегом.

Ничего этого тут не было.

Пешеходов на проспекте было совсем немного.

В полумраке проносились автобусы. Прохожие катили к стоянкам машин металлические блестящие тележки с покупками. Несколько российских пенсионеров сидели на лавочках в центре маленького сквера перед супермаркетом, занимавшим нижние этажи многоэтажного дома. Прямо над супером находился еще торговый центр с двумя лестницами на две стороны.

Моя задача состояла в том, чтобы выведать больше и как можно меньше дать узнать о себе.

Макс тоже наверняка организовал за мной наблюдение, но я мог особо не волноваться.

«Он вряд ли обратится к профессионалам. Скорее всего, что-нибудь самодеятельное…»

Я пришел на час раньше.

Какой-то парень торчал у витрины внизу.

Мне показалось, что я видел его за баром «Сицилийской мафии». По ту сторону стекла лежала женская одежда — вязаные платья, кардиганы, френчи-жакеты. Но его интересовали люди, проходившие за спиной и отражавшиеся в витрине.

Тут же прогуливалась девица. Она была сильно обнажена, вид у нее был агрессивный и одновременно затравленный.

Обогнув супермаркет, я поднялся в торговый центр.

В углу за «Женской модой» был вход в туалет.

Хозяйка «Моды» — экстравагантная, в красном костюме, в черных колготках, стриженная наголо — видела со своего места всех, кто проходил. Она встретилась глазами и со мной.

«Опасное у нее место. Рано или поздно может плохо кончить…»

Туалет был пуст. В окно был хорошо виден угол проспекта Герцеля, деревья и вход в отделение банка «Апоа-лим», где была назначена встреча с Максом.

Позиция была идеальная.

Сбоку, близко, нависал балкон соседнего дома, но из него человека у окна в туалете не было видно.

У угла напротив притормозила красная «тойота».

Совладелец «Сицилийской мафии» — приземистый, с крупной головой, в черной куртке секьюрити — собственной персоной появился на тротуаре.

Макс подъехал в назначенное время.

Он демонстрировал пунктуальность.

Я не допускал возможности появления Короля и Мусы.

«Макс не захочет ни с кем делиться!»

Подождав, я спустился в сквер, вошел в кабину автомата у входа в супер, набрал номер его сотового.

Мне было видно, как Макс полез в карман за телефоном.

Интересно незаметно наблюдать за человеком, с которым говоришь по телефону. Макс находился от меня на расстоянии метров ста.

— Ты еще в дороге? — Он был недоволен. — Я на месте и тебя жду уже… четыре минуты!..

— Такая штука, Макс…

Было приятно его дурачить:

— Я попал в пробку на въезде в Иерусалим. Думаю, раньше чем через полчаса мне не добраться… Ты можешь подождать? Тут уже наметилось течение…

Макс был в отличном настроении. Уверенность в том, что он переиграет своего клиента, после звонка о пробке на дороге только укрепилась. Несколько минут он прогуливался, потом набрал номер Полковника.

— Новостей нет?

Новости были.

— Звонили давешние компаньоны…

Речь шла о Короле и Мусе.

— Они вчера встретили здесь человека из России. Он тут по их души…

— Полицейский?

— Нет, частный детектив…

— И что?

— Выходит, в России что-то стало известно. Просто так не пришлют детектива…

— А приметы?

— Высокий. Лет сорока. Главное, белые фиксы. Вся верхняя челюсть металлическая. Бывший российский мент…

Макс попробовал пошутить:

— «Сицилийская мафия» против ментов! Так?

Полковник не был склонен шутить:

— Как говорят: «В поле ветер, в жопе дым…»

— Да ладно…

Макс был уверен в том, что во многих отношениях он и сейчас превосходит своих партнеров. А ведь он моложе их.

«Умнее, хитрее…»

Сейчас за их спиной он сдает убийц Амрана Коэна…

— Ты где, Макс? — спросил Полковник.

— Заехал к девахе…

Настоящей откровенности между ними никогда не существовало. Не было и теперь.

Макс еще позвонил однему из корешей. По его заданию тот пас побирушку с Бен Йегуда. Она жила на улице Ха-Шомер в Катамонах, кореш снимал в том районе квартиру неподалеку.

Этот же кореш участвовал и в убийстве Амрана Коэна…

«Если подзалетит, он возьмет на себя оба дела. Все равно сидеть…»

— Как жизнь?

— Работаем…

— Сложное дело?

— С нищей? Думаю, не очень.

— Давай так. Вечером я позвоню.

Макс посмотрел на часы.

«Что там за пробка такая на въезде…»

Я все стоял у автомата.

Людей в сквере у входа в супермаркет заметно прибавилось. Среди них мог находиться и человек из детективного агентства «Нэшек», который наблюдал за Максом.

«Вот уж настоящий слоеный пирог из наружного наблюдения…»

Место это называлось площадью Дании.

В центре была установлена замысловатая скульптура в знак солидарности обоих народов. Две лестницы — из супермаркета и со второго этажа, из торгового центра, — сходились здесь. Со скамеек обе лестницы отлично просматривались.

Еще одна лестница из торгового центра, боковая, выходила не на проспект, а на улицу Халуцим. Скрытая деревьями, за спинами сидевших, она вела к автостоянке.

С места, которое я выбрал для наблюдения, мне было видно, как Макс набрал номер на телефоне. И тут же я услышал звонок, раздавшийся близко от меня, в сквере.

Сидевший ко мне спиной парень достал трубку. Я узнал его. До этого он рассматривал женскую одежду в витрине. Теперь вместо него там стоял другой наблюдатель.

Полуобнаженная красотка тоже сидела в сквере рядом с пенсионерами, по-прежнему агрессивно-затравленно смотрела вокруг.

Макс закончил говорить по телефону. Он и его человек в сквере одновременно сложили и спрятали трубки.

Постояв, Макс направился к супермаркету. Он прошел мимо меня, мимо своих людей в сквере, по лестнице поднялся в торговый центр.

Через минуту-другую я двинулся за ним следом.

Люди на скамейке не обратили на меня внимания.

На мне была выцветшая панама, надвинутая на лоб. Рубашка в клетку, не заправленная в джинсы. Кроссовки. В руках я нес видавший виды фирменный пакет «Мальборо».

Меня можно было принять за иностранного работягу. Румына, украинца…

Я подошел к Максу недалеко от лавки «Женская мода».

Он рассматривал витрину бутика с летней коллекцией.

— Привет… Я догадался, что ты сюда поднимешься…

Макс обернулся. Мой вид его смутил. Вряд ли он представлял своего заказчика в таком обличье.

— У нас с тобой встреча?

— Да. Пробка неожиданно быстро рассосалась… Зайдем. Тут туалет рядом. Там никого не бывает…

Я увлек его в сторону.

Экстравагантная хозяйка «Моды» глянула нам вслед.

Туалет был пуст:

Мы остановились у окна. Он впился в меня взглядом. Его интересовали мои фиксы.

«Король или Муса уже сообщили мои приметы…»

Было ясно: когда Макс поймет, что не сможет на мне заработать, он постарается отдать меня бандитам…