Воловец лежал перед домом, накрытый машинным чехлом.

На тротуаре виднелись следы крови. Сбоку был брошен кейс «Джеймс Бонд».

— Пройдите…

Один из ментов показал, чтобы Рэмбо и его спутник отошли.

— Мне нужен старший.

Предстоял деликатный момент, не отработанный пока российским законодательством.

«Лайнс» выступал как орган, который взял на себя обязательство содействовать раскрытию убийства Марины Курагиной, которое было, несомненно, связано с убийством ее партнера по бизнесу Игоря Воловца.

«Закон о частной детективной и охранной деятельности в РФ» именовал это активным сбором сведений по уголовному делу, и Рэмбо в течение 24 часов с момента получения факса с заказом от отца Марины из США письменно уведомил об этом следователя.

Впрочем, качать права с ментами не пришлось.

Следователь прокуратуры, возглавлявший осмотр, оказался знакомым — он просто махнул Рэмбо рукой…

В этот момент следователь фиксировал время начала осмотра, как положено, по всем часам — своим, по «Сейко-феррари» на руке мертвого Воловца, по часам в «мерседесе», все еще стоявшем против подъезда…

Как всегда при выстреле с неблизкого расстояния, возможности осмотра трупа были ограничены: описания элементов входного пулевого повреждения на ткани одежды и еще на теле…

«Много с этого не возьмешь…»

Положенные признаки были налицо.

Минус — т к а н ь в трех местах на груди пиджака от модного кутюрье, разволокнение ткани вокруг.

В присутствии понятых из карманов одежды Воловца извлекли содержимое.

Глава «Пеликана» был аккуратен — наружные карманы были посажены на липучку — чтобы не оттопыривались. Во внутреннем находился бумажник.

Содержимое было осмотрено отдельно, в стороне, разложенное на газете: несколько банковских карточек, пачка стодолларовых купюр, паспорта, авиабилет.

Следователь взглянул на дату. Потом на часы:

— Он мог бы еще успеть в Шереметьево…

Чердачное окно в доме, из которого были произведены выстрелы, оказалось чуть приоткрытым.

Внизу как на ладони была видна крохотная часть Староконюшенного, как раз в том месте, где произошло убийство.

Подъезд, «мерседес» Воловца. Закрытый чехлом труп на асфальте…

Между обоими зданиями стоял еще дом — трехэтажный, старый, с наличниками на окнах.

Киллер стрелял с чердака вниз по диагонали, поверх его крыши. На чердаке было устроено приспособление наподобие козел: широкая доска опиралась на два стояка из кирпичей.

Доска была тщательно вытерта. По-видимому, стрелявший слыхал об исследованиях пыли — об этом писали во всех учебниках и пособиях последние 60 лет все авторы, начиная со знаменитого австрийца Ганса Гросса, основоположника и создателя первого в мире музея криминалистики…

Под ноги преступник положил пару кирпичей и фанерку — очевидно, из тех же соображений.

Покидая чердак, стрелявший бросил свое оружие в глубь помещения, на другую сторону. Там его и нашли — немецкий автоматический карабин с оптическим прицелом…

Менять обстановку на месте происшествия киллер не стал.

Обе кирпичные стойки было легко сбить ударом ноги. Но может, он боялся быть услышанным снизу.

Сбоку, недалеко от козел, валялась одна из гильз, калибра 5, 56. Другие две тоже обнаружили очень быстро, не прибегая к металлоискателю.

На доске, служившей преступнику опорой, оказалось большое количество пепла — убийца ждал Воловца долго. Должно быть, беспрестанно курил. Тут же виднелись следы гашения сигарет, но ни одного окурка не нашлось. Значит, клал их в пакет.

— Грамотный… — Следователь попался достаточно хладнокровный. Уверенный в себе важняк городской прокуратуры. — Слюни побоялся оставить, чтобы мы не вышли на группу крови. А может, прикус особенный!..

С чердака киллер, скорее всего, спустился на лифте, вышел из подъезда на другую улицу. Там могла ждать машина.

Оперативники, как водится, уже начали обход квартир. Кто-то мог спускаться вместе с преступником в лифте. Кто-то вошел в лифт, когда киллер из него выходил…

Лифтерша, дежурившая в подъезде, никого чужого не заметила. И все же один свидетель нашелся.

— Это было не сегодня. Третьего дня. Он вошел в подъезд. А я за ним. Я вызвал лифт. Он вроде замешкался — отошел к почтовым ящикам. Я еще спросил: «Поедете?!» Он: «Езжайте!»

— Почему вы решили, что это он?

— Ну как же?! У нас почтовые ящики по секциям. Он подошел к нашей — с четвертого по шестой этаж. А тут я всех знаю!..

— Лицо запомнили?

Он как-то смотрел в сторону. Потом вообще отвернулся. Вот, пожалуй. Уши торчком, как у овчарки! И палец на правой руке как бы вывернут в суставе…

— Какой палец?

Свидетель мысленно примерился.

— Указательный.

Петр повернул голову в тесном воротнике. Он слышал об этом человеке от Марины. Она хорошо рассмотрела его в квартире у Любы в Теплом Стане, когда он сжигал долговые обязательства торгашки…

«Король!»

Рэмбо сжал его локоть.

— Мы, пожалуй, откланяемся.

Убийство Воловца стало крахом обеих фирм — «Пеликана» и «Босса Новы».

Уже через несколько часов с фронтона здания, где последнее время размещался «Пеликан», кто-то сбросил герб фирмы — изображение веслоногого, пожирающего рыбу. Сутки поверженный символ еще валялся под ногами, пока обозленные пайщики окончательно не втоптали его в грязь.

На следующий день после похорон никто из служащих фирм не явился на службу, кроме ментов-охранников, надеявшихся получить не выданную за последние месяцы зарплату.

Да если бы служащих и удалось допросить, их показания мало бы что дали…

Единственный источник, который мог быть действенным, — это канал оперативной информации.

Делом Воловца занялись РУОП и УЭП — Региональное управление по организованной преступности и Управление по экономическим преступлениям, малоизвестный широкой публике наследник свирепствовавшего некогда УБХСС (Управления по борьбе с хищениями социалистической собственности и спекуляцией), — наиболее профессиональные и специализированные в системе МВД.

Дело обещало быть трудным.

Совсем недавно еще мотивы убийств легко комментировались: ограбление, месть, ревность, клевета…

Человека убивали з а ч т о — т о…

При заказном убийстве убивали для ч е г о — т о — ради будущих результатов: не возвращать долги, устранить потенциального конкурента, сделать партнера сговорчивее…

Инициатор не убивал сам, находил профессионального исполнителя.

Исполнитель и инициатор преступления могли не знать друг друга. У заказчика, скорее всего, имелось твердое алиби. В день убийства он вообще мог находиться в другом городе или за границей.

К тому же киллер и его жертва до этого наверняка никогда в жизни не слышали друг о друге.

Братва из бандитской крыши болталась где-то за бугром. Политики, стоявшие во главе «Пеликана», все находились в разъездах, их помощники в Москве от имени патронов единодушно выразили соболезнования в связи с происшедшим…

Согласно уголовной статистике, почти все причины заказных убийств, совершенных за последние годы, проистекали из области финансовых взаимоотношений и недобросовестного партнерства.

Мотивы преступления надо было искать в этом.

Убийство Воловца могло служить типичным примером заказного убийства. Только наивный человек мог предположить, что физическое устранение Воловца и Марины обошлось без участия группировки, дававшей крышу обеим фирмам.

Только там это было известно в точности.

Там располагали данными об израильских авторитетах — Маленьком Эли и Амране Коэне, а также о соглашении, заключенном ими с братвой…

Еще об этом знали в «Лайнсе» — охранно-сыскной ассоциации.

В главке разработкой авторитетов преступного мира занималось специальное подразделение. От его сотрудников и агентов требовались умение и высокий профессионализм.

Те, кому это удавалось, рисковали головой.

Таково было положение в тот момент, когда новый руководитель УЭПа, пришедший из Национального бюро Интерпола, вышел на контакт с Рэмбо.

Судьбоносное решение об обмене информацией государственной структуры с частной детективной структурой было принято.

Уголовного дела охранно-сыскная ассоциация не вела.

От нее требовалось вести за собой официальное следствие.

В принципе заказ был исполнен.

Соглашение было оформлено протоколом.

«В полном соответствии с заказом клиента г-на… содействовать российским правоохранительным органам в раскрытии убийства г-жи Марины Курагиной…

Охранно-сыскная ассоциация «Лайнс» предоставит информацию, относящуюся к убийству…

А также обязуется содействовать установлению местонахождения причастных к преступлению лиц, находящихся в данный момент на территории другой страны, с целью их выдачи…»

— Когда вы сможете дать указание своему человеку?

Рэмбо заглянул в почасовой план на день. Сеансы

связи с Иерусалимом могли состояться по телефонам-автоматам, установленным на Кинг-Джордж и у Яффских ворот.

— Уже через час…

Слышимость была отличной.

— Как там у вас с погодой?

— Как всегда, жара. Про случай под Кейсариёй уже известно?

— Сообщили. Это наш след. Идет раздел капиталов Маленького Эли и Ванкогана.

— Что у нас?

— «Пеликан» потерял капитана…

Я не знал об убийстве Воловца.

— Молодой парень. Жаль. Что ко мне?

— Коллеги будут рады любой нашей помощи.

— Петровка?

— Вроде того. Им нужна наша помощь. Я обещал. Они хотят знать, где команда…

— «Узнаю Григория Грязного…» Сначала ты им не ну жен и тебе показывают на дверь. Потом приходит день, и становишься лучшим другом… Я как раз об этом детектив прочитал…

— Давай. Это первоочередное. Они могут сопровождать этого… со шрамом! Может оказаться большая серьезная компания… Второе — с нищим.

— Послужим родному отечеству…

— Надо.

— Постараюсь, что могу.

— Поинтересуйся отелями…

— У вас там тоже становится слишком жарко… — напомнил Рэмбо, прощаясь. — Пора менять климат.

— Это финиш.

Мы понимали друг друга.

Заказ Марины, а потом и ее отчима точно определяли задачи. В них не было указано, что мы должны бороться . с российской и израильской мафиями до последней капли крови…

— Береги себя.

— Ты тоже.

По дороге в агентство «Сохнут», занимающееся вновь прибывшими репатриантами, я купил русскоязычные газеты.

«Вести», «Русский израильтянин», «Новости недели»…

Ночное убийство под Кейсарией подняло на ноги всех.

«Два еще теплых трупа… — значилось в перепечатке из ивритской „Едиот ахронот“, — у шоссе, соединяющего историческую часть Кейсарии с, наверное, самой престижной и тихой ее современной частью — районом вилл, предстали перед глазами дорожного патруля. Шауль Фин-кель, известный больше под кличкой Хариф, был убит тремя выстрелами, в том числе одним контрольным — в голову.

Хариф — бывший полицейский, заметный атлет и спортсмен — владел фирмой по взысканию долгов. По характеристике знавших его людей, никого не боялся. Врукопашную выяснял отношения с клиентами. Второй жертвой убийц стал нечаянный свидетель, он затормозил, чтобы посмотреть, что происходит… Полиция начала расследование…»

Фотографии расстрелянного Харифа были опубликованы на первых страницах всех ивритских и русскоязычных газет вместе с портретом убитого бедолаги, случайно оказавшегося свидетелем преступления…

Агентство «Сохнут» располагалось в центре города.

Мне уже приходилось обращаться сюда за необходимыми сведениями. Не было бы ничего удивительного, если бы кто-то из российских криминальных авторитетов достал свидетельство о своем еврейском происхождении — метрики или даже только выписку из старой домовой книги о том, что его дед, а лучше всего — бабка были евреями.

В этом случае по приезде сюда он мог обратиться в Министерство иностранных дел в Тель-Авиве с просьбой о предоставлении ему гражданства.

«Закон о возвращении», принятый израильским парламентом — кнессетом, автоматически давал право на получение гражданства каждому еврею, его детям и внукам, а также их супругам — неевреям.

Полвека назад это, в первую очередь, необходимо было для чудом оставшихся в живых жертв гитлеровских лагерей смерти.

В принятом тогда «Законе о возвращении» содержался гордый вызов только что созданного еврейского государства всем палачам, расистам, преследовавшим каждого, у кого даже в третьем поколении была хоть капля еврейской крови…

Народу в справочной «Сохнута» было мало.

Обаятельная дама, говорившая на русском, предоставляла всем желавшим необходимую информацию о родственниках и друзьях.

Я проверил данные на известных мне лиц из руководства «Пеликана» и «Босса Новы», а также группировки, дававшей им крышу.

— Нет у меня сведений…

Служащей «Сохнута» показалось, что ее ответ меня расстроил.

Это было не так. Я не был удовлетворен.

Братва могла прибыть по туристической визе…

Начинать следовало с турбюро и отелей.

По дороге в «Золотую карету» я снова уткнулся в газеты.

Пресса интерпретировала случившееся по-своему.

Это было так далеко от истины.

Ясно: братва пытается урегулировать отношения с местным криминалом после того, как здешний воровской общак застрял в России…

В иерусалимском доме книги «Золотая карета» вдоль полок бродили покупатели. В свежем номере «Нашего Иерусалима» я увидел свою рецензию на детектив Каунитца. Хозяевам «Золотой кареты» она понравилась.

— Может, еще рецензию? Скажем, на это… — Я наугад раскрыл поданную книгу.

В шести словах было две ошибки: следователь не вел дознания и в уголовном розыске нет следователей.

— Да, ладно, Саша! Ты это знаешь, а читателю все равно!

— Нет. Тогда это другой жанр…

— Как знаешь. Тебя подвезти? Я еду в сторону Пата.

— Спасибо. Нет.

Что-то удерживало меня в центре.

В принципе российские боевики из крыши «Пеликана» и «Босса Новы» могли остановиться в любой иерусалимской гостинице.

Может, они не выбрали бы отель «Царь Давид», который возлюбили иностранные дипломаты, американские посредники в мирном процессе между Израилем и палестинцами. Но любые другие были к их услугам!

«Холидей», например.

Я, однако, склонялся к тому, что в первую очередь следует проверить «Рон» — маленький дешевый отель на Яффо. Из него можно было запросто следить за Ванкоганом, собиравшим в обличье Амрана Коэна свою жатву на площади Кикар Цион…

К остановке подходил автобус.

«Шестерка…»

Я ускорил шаг.

В Москве автобус с этим номером останавливался недалеко от моего дома и через всю столицу шел к Павелецкому вокзалу — месту моей службы.

Никому, кроме москвича, ничего не говорили названия остановок, непрерывно доносившиеся из динамика: «Ваганьковский рынок», «Платформа Беговая», «Балчуг»…

В иерусалимском транспорте остановки не называли.

Водителю хватало шоферских забот. Кроме того, он компостировал талоны и продавал все виды проездных билетов.

Длинный автобус повернул на узкую центральную Кинг-Джордж, по обыкновению заехал далеко на встречную полосу, плавно вписался, стал разворачиваться.

Иначе не выберешься…

Высоченный туристский автобус рядом тактично покашливал, вместо того чтобы гудеть.

По узкой Яффо машины катили, почти касаясь друг друга.

Народу в автобусе было много.

Я уступил место школьнице, завороженный размером ее живота. Религиозная пара — хасид, распаренный, точно только что из бани, и его жена — вся в золоте, молоденькая, с выщипанными бровками под шляпкой, в строгом с широким воротником платье — посмотрели на меня с удивлением…

Пора было выходить.

Я нажал кнопку на автобусной стойке. Сбоку от водителя вспыхнули ивритские буквы, обозначавшие «выход».

На площади Кикар Цион жизнь шла своим чередом. Нищая, занявшая место убитого Амрана Коэна, простоволосая, с красным лицом, совершенствовалась… Ей подавали.

Отель «Рон» выходил окнами на площадь.

Седой марокканец в киоске под крутой парадной лестницей поднял на меня черные большие глаза.

Я поднялся на второй этаж. Малиновые дорожки разбегались в обе стороны коридора. Те, кто мог интересовать меня, наверняка снимали номер, выходивший окнами на Кикар Цион.

Я прошел вдоль дверей:

«7, 8, 11, 15…»

Номера тянулись по одной стороне. По другую я увидел небольшое, на несколько столиков кафе.

Угольно-черная эфиопка с белой наколкой, в передничке, с симпатичными ямочками на щеках подала кофе. Я сел, отгородившись свежим номером «Едиота», который взял со стола.

Кроме изображения убитого Харифа внизу, с первой страницы на меня смотрело пышущее здоровьем лицо премьер-министра, разговаривавшего со стариком хасидом.

Одолеть подпись на иврите под фотографией было мне не по силам.

«Сия тайна велика есть…»

В коридоре со стороны лестницы послышался смех, и я безошибочно определил, что смеются мои соотечественницы. ! Местные леди иначе смеялись, пугались, вскрикивали.

Я положил газету, вышел в коридор.

Две российские девочки, похоже, подрабатывали во время летних каникул, дружно махали приспособлениями из тех, что в России одно время называли «лентяйками».

— Извините, гвирти… — обратился я к одной.

Моя госпожа весело прыснула.

— Вы верите в физиогномику?

— А что это?

— По лицу можно судить о человеке… — Я не дал им время на обдумывание. — Жулик он или честный человек. Я, например, верю.

— Мы тоже, — сказала одна из девочек.

— Тогда вы можете заключить, что я не собираюсь вас обмануть. У меня просьба. Могу?..

— Валяйте, — разрешила вторая школьница.

— Тут жил мой друг…

Сейчас их тут не было. В этом можно было быть уверенным.

«Не только мне — любому полицейскому могла прийти в голову мысль о слежке за Амраном Козном из окна отеля…»

— Не знаю, как он записан и в каком номере жил…. Вот мое теудат зеут… — Я потянулся за удостоверением личности.

— Да ладно… Какой он из себя?

Я обрисовал Короля, напирая на вывернутые суставы и острый лоб.

— С ним мог быть друг…

— Попробуем узнать… — Они все еще продолжали смеяться. — Посидите в коридоре, там стул.

— На столике книга на русском. Кто-то оставил. Мо жете почитать…

Я прошел к столику. Там действительно лежал детектив.

Я перелистал его.

Как-то незаметно исчез известный всем герой российского детектива, к которому за десятки лет успели привыкнуть. Приукрашенные менты, собиравшие огромную читательскую и зрительскую аудиторию, выглядели сегодня наивными…

Поезд ментов ушел.

Гуд бай, Знаменский и Томин. Не говоря о Кибрит.

Что им оставалось? Разглядывать в лупу следы бандитских «мерседесов» и джипов, прошелестевших на стокилометровой скорости мимо? Или ловить обрывки криминальных переговоров по спутниковой связи, игнорируя сканирующие устройства и элитных телохранителей с помповыми ружьями и «Макаровыми»… Истинный лик преступности обнажился во всей его суровости.

Новые персонажи рассаживались на подиуме.

В короткой аннотации к книге было сказано: «Роман-драма из жизни современных бандитов».

Книгу могли оставить те, кого я искал…

«Неоценимую помощь в собирании материала мне оказал уникальный человек, ставший живой легендой как для правоохранительных органов, так и для криминальных кругов. По ряду причин этот человек выбрал себе псевдоним…»

Иначе, бандит…

Бывшие цензоры бывшего Политуправления МВД СССР, дававшие разрешение на публикацию произведений о воспитании и правопорядке, должны просыпаться в холодному поту.

А между тем роман из бандитской жизни читался так же легко, как и тот, что был из жизни милиции. Менялись оценки, позиции.

Не сразу замечаешь, что мир перевернулся.

Минут через пятнадцать горничные вернулись.

— Такие люди тут жили. Они выбыли…

«Накануне дня убийства Воловца в Москве!..»

— У них было два смежных номера. Седьмой и восьмой.

«Точно! С видом на Кикар Цион!»

— Между прочим, одна горничная, тайманка, живет в Старом городе… Она их видела.

— Давно?

— Вчера или позавчера. По-видимому, они теперь где-то там. В Старом городе…

— Вы меня очень выручили. Спасибо.

— Да! Как вы назвали это?.. По поводу лиц.

— Физиогномика. Искусство толкования внешнего облика…

Разномастная публика вливалась в Яффские ворота Старого города. Черные, в черных сюртуках и шляпах ортодоксы — хасиды, монахи-францисканцы в сандалиях на босу ногу, в рясах, подпоясанные просто веревками, мусульмане в белоснежных куфиях на головах…

Солнце палило нещадно.

На асфальте, вдоль стены, построенной 300 лет назад Сулейманом Великолепным, дымился свежий навоз арабских лошадей.

Я прошел в ворота.

За ними и начинался, собственно, Святой город с его святынями трех крупнейших религий: Стеной Плача, храмом Гроба Господня, золотым мусульманским Куполом над Скалой.

Святой город был как лакмусовая бумажка межнациональных, межрелигиозных, политических отношений. Страсти начинали бушевать, в первую очередь, именно тут. Здесь не только торговали, но и стреляли. И резали.

Проход круто поворачивал влево. Так было во всех крепостных воротах, кроме Сионских. Левый поворот ограничивал возможности конного воина-правши, штурмовавшего город…

Для начала я выпил кофе в кафе «Сент-Мишель» у отеля «Новый империал», откупленного Ватиканом.

Напротив у небольшого фонтанчика для питья — сабиля — частные гиды предлагали свои услуги проводников по святым местам. На каменных ступенях, положив под голову рюкзак, полулежала чистенькая хорошенькая солдатка в форме службы тыла Армии обороны Израиля. Она кого-то или что-то ждала. Читала английский журнал…

Я выпил маленькую чашку кофе с гелем за 5 шекелей, столько же оставил на чай.

Араб-хозяин со своего места в глубине кафе смотрел перед собой не мигая, пристальным взглядом хищного пернатого…

Я не стал ни о чем его спрашивать.

Из автомата я позвонил в офис нашему адвокату.

Леа сообщила новость:

— К нотариусу в Кейсарии обратился новый владелец виллы, которая, по нашим данным, принадлежит Яцену…

— Кто он, что?

— Некто новый русский. Я разговаривала с господином Рэмбо.

— Он знает его?

— Вы его тоже должны знать. Это господин Шрам.

«Бандитская крыша „Пеликана“ и „Босса Новы“ здесь… Мы предположили верно…»

Леа тоже верно понимала обстановку, потому что добавила:

— Господин Рэмбо предложил временно воздержаться от предъявления имущественных претензий в суде и сосредоточить усилия на деле о гибели Амрана Коэна…

«Лайнс» предпочел «тихое расследование».

Еще я позвонил полицейскому детективу Юджину Кейту на Русское подворье.

Дверь в кабинет Роберта Дова была открыта. Проходя по коридору, Юджин Кейт увидел за столом Джерри. Стажер соединял страницы уголовного дела.

Протоколы допроса и постановления в двух экземплярах продевались в металлические кольца скоросшивателя. Каждый скоросшиватель становился томом уголовного дела.

Сбоку, за приставным столом, Роберт Дов прослушивал магнитную пленку.

Записи телефонных разговоров…

Об этом легко было догадаться.

При полицейском телефонном прослушивании каждому звонку предшествовало сообщение о точном времени включения — отчетливое, произнесенное механическим голосом…

«19.34…»

«Кого еще на этот раз он записал?..»

С Довом надо было быть осторожнее.

Словно что-то почувствовав, следователь оглянулся.

— Заходи, Юджин! Читал газеты? — Он говорил о статьях в прессе относительно убийства Харифа. — Какую глупость пишут! «Разборки между израильской и русской мафией!..» Приплели убийство Амрана Коэна…

Он ожидал реакцию Кейта. Не дождавшись, продолжил:

— Они не знают, что и Гия, .и Борис сознались…

Юджин Кейт дал понять, что его это не интересует.

Тут же спросил:

— У тебя счет в каком банке, Боб?

— Как и у тебя, в отделении «Апоалим» для госслужащих! — Роберт Дов удивился.

— Ты бумаги получаешь из банка? В конце квартала, в конце года…

— Безусловно.

— И наверное, немало! И по закрытым счетам, и по сберегательным программам…

— Что ты выпытываешь, Юджин? Моя жена за этим следит!

— А куда делись бумаги Амрана Коэна?! Ты нашел их!

Дов успокоился.

— Все знают, что ты классный сыщик, Юджин. Это известно даже в Генеральном штабе полиции… — Он усмехнулся. — Но ведь надо еще доказать, что у Коэна были счета в банках…

— А болгарин, который у него занял?!

— Митко? Это все разговоры…

— Смотри… — Кейт пожал плечами.

В крупных израильских банках «Апоалим», «Дисконт», «Мизрахи» счетов на имя Ванкогана не было, так же как и на имя Амрана Коэна. Кейт проверил еще ПРИФК — «Первую российско-израильскую финансовую компанию» Цви бен Ами, или Григория Лернера, миллионера, сидевшего в израильской тюрьме по обвинению в мошенничестве.

Ответ был: «Не значится».

Тем не менее счета должны были быть.

— Меня это не смущает, так же как и то, что мы не знаем, кто он в действительности… — Роберт Дов размазал по губам свою кривую улыбочку.

Юджин Кейт мог дать на этот счет точную справку. Однако не спешил.

— Хоть сам Ришай Авив! — Он назвал имя осведомителя, который, по общему мнению, подстрекал убийцу Ицхака Рабина к его преступлению. — Какая, собственно, от этого разница?! Что это для Гии и Бориса! Богат, беден… Они могли ничего не знать! Ты ведь наверняка имеешь в виду не только шекелевые вклады, но и валюту…

— Да.

— А с валютным счетом дело обстоит еще сложнее…

Формально Дов был прав.

Обращение доллара внутри страны исключалось.

Валютные счета без ограничений открывали иностранцы.

Гражданин Израиля имел право внести иностранную валюту на свой счет только после поездки за границу. И то — в первые десять дней после приезда. Это помимо поступлений на его счет из-за рубежа.

Но только формально.

Кроме официального курса валют в банках существовал и ежедневно печатался в газетах курс доллара на черном рынке. В Иерусалиме существовало по меньшей мере с десяток мест, где всегда можно было приобрести доллары в обмен на шекели.

В долларах объявляли цену на продаваемые и снимаемые квартиры…

«Стоп!..»

Мысль была проста.

«Счет в банке могла открыть Марина…»

Роберт Дов намеренно сменил тему разговора, как бы давая понять, что она полностью исчерпала себя.

— Насчет убийства Харифа ничего нового?

— Нет вроде. Прости, Роберт, мне звонят…

Кейт оказался в курсе дела:

— Никаких сообщений о прибытии российских преступных авторитетов в Генеральный штаб полиции не поступало. Я бы знал!

— Что ж…

— Ты где сейчас?

— В Старом городе. У меня экскурсия…

Поиск Короля и его спутника я начал с площади Ибн-Хаттаба, прямо с бунинского «Империала»…

Небольшие отели Старого города могли иметь в глазах московской братвы одно преимущество — в них не было назойливых израильских секьюрити.

В секьюрити не было необходимости.

В основном в отелях обитали верующие.

Представители трех главных мировых религий останавливались тут при посещении своих святынь…

Сюда же устремлялись и адепты всех тончайших ответвлений каждого учения. Методисты, адвентисты, лютеране, баптисты, представители англиканской церкви… Эти представляли протестантизм. Не менее адептов олицетворяло направления католицизма! Иудаизм был представлен тремя главными ветвями — ортодоксы, консерваторы, реформисты…

Места проживания были расположены в трех существовавших тут испокон веков кварталах: Еврейском, Арабском и Армянском…

Из более или менее крупных отелей лишь «Империал» у Яффских ворот не принадлежал, как я понял, целиком ни одной конфессии, но к этому моменту в нем не проживал ни один русский…

К вечеру я обошел не менее дюжины гостиниц, какими бы скромными ни была их вывески, даже если это только была надпись «Push» — «Толкните» на двери.

Удача нашла меня сама под вечер недалеко от молитвенного дома, известного под именем Синагога Беременных Невест. Синагога знаменита была тем, что юноши и девушки молились в ней совместно…

Я свернул на узкие улочки, в глубину Арабского квартала. Никого из туристов тут я не увидел. Нескончаемые заборы, выщербленные каменные ступени с углублениями для стока под ногами в середине. Выложенные камнем стены…

Несколько арабских детей встретили меня, ничего не сказав.

— Отель есть тут?

— Есть. Вон там…

Привыкшие к туристам, как большинство здешних школьников, они говорили на английском.

— Сюда.

Снаружи отель выглядел неказисто. Я нажал на кнопку. Звонок не раздался. Однако сработал механизм. Я повернул ручку двери. Вошел.

В глаза бросились арочные своды, ковры на стенах.

Холл был освещен неярко, демонстрируя интим и приглушенность красок. Сбоку вела лестница наверх.

Молодой араб что-то писал за высокой стойкой. Он тут же оставил бумаги, кивнул. На стойке я увидел проспекты. Они были на английском.

«Дом для гостей… Хостел…»

Отель предоставлял услуги главным образом лютеранам с 6 до 10.45 вечера.

— Я могу взглянуть? — Я показал глазами на лестницу.

Он улыбнулся, приглашая.

Лестница была крутой. Я поднимался осторожно, готовый в любую минуту лицом к лицу столкнуться со своими российскими знакомыми.