Транспортный вариант

— Мы скоро, — начальник отделения розыска теперь не отрывался от своих записей, — вы смогли бы описать двоих, которые шли впереди? Вы уверены, что они не замечали его?

Денисов понял:

"Из многих возможных версий Сапронов избрал ту, от которой я, взвесив все «за» и «против», отказался.

Коротко ее можно обозначить пословицей, приведенной заведующим юридической консультацией: «Седина — в бороду, бес — в ребро!»

— Не знаю, — сказал Почтарев, — его трудно было не заметить.

— А насчет примет?

— Пожалуй, женщину бы я узнал. Молодая, в красном пальто. Небольшого роста.

— А спутник?

— Его я видел только мельком, ничего не заметил.

Да он и интересовал меня меньше!

— А что можно сказать о Шерпе последнего периода? — Сапронов захлопнул блокнот. — Стал ли он больше следить за собой? Лучше одеваться?

— Безусловно, — Почтарев поднялся. Его била дрожь.

Пора было заканчивать разговор. — В то же время был словно тоскливее, сентиментальнее. В процессе как-то начал цитировать стихотворение и вдруг прослезился.

Представляете?

— Что это было за дело? — спросил Сапронов. — Помните?

— Подзащитный Игоря Николаевича стрелял из ревности в женщину много моложе его. Очень романтическая история, — Почтарев собрался вызвать лифт.

Начальник отделения розыска выразительно взглянул на Денисова, переспросил:

— Из ревности?

— Да. Шерп произнес яркую умную речь…

Денисов воспользовался паузой: он давно ждал возможности задать свой вопрос. Сейчас он был кстати:

— Как Шерп относился к деньгам? Может, копил на машину, на дачу?

Понимаете меня?

Почтарев нажал на кнопку лифта — кабина вверху начала плавное скольжение вниз.

— То есть, продал бы Шерп за деньги душу дьяволу? — он покачал головой.

— Ни в коем случае. Это был человек противоречивый, всегда неудовлетворенный. Но честный по самой сути. — Как раз это Денисову было важно знать.

— У меня есть предложение, — начальник отделения розыска тронул

Почтарева за руку. — Что вам, невыспавшемуся, мотаться по автобусам?

Давайте проедем сейчас к нам в управление… — Рассказ Почтарева подкреплял его версию об обманутой стариковской любви и ревности как причинах самоубийства адвоката, и Сапронов спешил ее запротоколировать. —

Оттуда мы на машине отправим вас прямо во Внуково.

— А что, — подумав, сказал Почтарев, — я, пожалуй, соглашусь.

Все сложилось к общему удовлетворению.

Было поздно. Ехать домой Денисову не имело смысла, он попросил подбросить его на вокзал. Утром его ждали в Расторгуеве.

— Наш поезд, — разнеслось из динамиков, — следует до станции… — Стук компрессоров заглушил слова проводницы, но потом ей удалось все же добавить: — С остановками по всем пунктам, кроме…

Денисов сидел в пустом вагоне. Сообщение проводницы в данном случае касалось его одного.

— Доброго вам пути!

Хотелось спать, но он не мог позволить себе задремать в пустом вагоне, да еще до отправления, хотя по привычке сидел лицом к ближайшему тамбуру, против двери, открытой на платформу.

«Другое дело, когда кто-то еще в вагоне», — подумал он.

Денисов откинул дальше назад воротник куртки, достал блокнот.

Все последние страницы содержали выписки из писем Шерпа и его вопросы по их поводу.

«Я проводил своего друга до места, откуда на бугре начиналось уродливо вытянутое двадцатиподъездное здание…» Здесь же были выписанные из эссе адвоката ориентиры: «арка», «выкрашенная в два цвета труба», «автобусная остановка», «пустырь».

Ниязову так и не удалось установить это место. Таким же невыясненным осталось и другое: «Хрустальная ладья». Почему она понадобилась

Белогорловой в тот вечер? Куда она ее везла? «Поездка в Калининград».

«Неизвестный, который оказался на месте несчастного случая и предъявил пропуск на имя Дернова. Спортивная куртка, белая с красным спортивная вязаная шапочка. Лицо словно проваленное в середине. Сам он отобрал пропуск у настоящего Дернова? Или получил у третьего лица? Имел ли отношение к случившемуся с Белогорловой?»

В тамбуре раздались голоса, показалась пожилая пара с маленьким пионерским рюкзачком; супруги явно ехали проведать дачу…

Он все-таки спал.

— Расторгуево! — объявило радио. — Следующая станция Домодедово.

Он выскочил в тамбур, конец объявления дослушал уже на платформе:

— Калининскую и Ленинскую электропоезд проследует без остановок!

— Товарищ старший инспектор! — у лестницы, поднимавшейся к маленькому кирпичному домику вокзала, его ждал Паленов. — Мы здесь!

Денисов не сразу узнал того опустившегося после нескольких дней возлияний человека, которого он видел в свой прошлый приезд. Он запомнился ему почерневшим с тяжелого похмелья, в полосатом нижнем белье.

Этот Паленов был в свежем, словно только из чистки, пальто, аккуратно выбритый и подстриженный. Из уважения к Денисову он держал шляпу в руке.

В конце лестницы, под часами, стоял младший лейтенант— начальник линпункта. На всегда сонном благодушном лице бродила довольная улыбка.

Они поздоровались.

— Нашли? — спросил Денисов.

— Вроде есть маленькая зацепочка, — сказал младший лейтенант. — Но, похоже, с того дня он больше не появлялся. Квартиру он здесь снял.

— Далеко?

— Не очень.

— Заходили к нему? — спросил Денисов.

— Что вы! Я знаю. Близко не подходил. Здесь надо тонко!

— А хозяин кто?

— Есть человек, но только одно слово, что «хрзяин», — бугристое лицо младшего лейтенанта поморщилось. — Копошится, а пользы — ноль. Тащит себе во двор что попадет. Где горбыль поднимет, где кирпич. Доску спасает, а дом гноит.

— Работает?

— Посменно. Поэтому я и просил, чтоб до работы.

Во времд разговора Паленов не сказал ни слова — томился, видно, успел обдумать печальные последствия опрометчивой сделки.

— Ну что? Пойдемте? — предложил начальник линпункта.

Они вышли на маленькую привокзальную площадь с двумя-тремя киосками, еще закрытыми, с замершими деревьями, скрывавшими второй ряд магазинчиков.

Со всех сторон к станции спешили люди — приближалась электричка на Москву.

По пешеходному мосту от остановки бежали опоздавшие.

— Нам сюда, — сказал младший лейтенант.

Они прошли мимо универмага и углубились в массив одноэтажной индивидуальной застройки, декорированной кое-где двухэтажными, с заколоченными окнами дачами и гаражами.

— Во-он! — издалека показал начальник линпункта на один из двухэтажных домов. — Номер семь.

— Вернетесь на вокзал? — спросил Денисов.

— Да. Вы ведь, наверно, долго?

— Как получится, — Денисов оглянулся на Паленова.

— Ни пуха ни пера, — поймав его взгляд, сказал Паленов.

Дом оказался на повороте дачного— бетонированного шоссе — вытянутый, асимметричный, с мансардой под крышей, с двумя калитками в заборе. Он явно принадлежал двум разным хозяевам — младший лейтенант забыл предупредить.

Впрочем, Денисов сам быстро разобрался.

Одна из половин, с разбросанными по двору постройками, прикрытыми старым железом кучками стройматериалов, производила впечатление особого рода бесхозяйственности.

Денисов открыл калитку. У террасы маячила фигура в ватных брюках, телогрейке. Приземистый, с сильными крутыми плечами человек сгружал с санок короткие гнилые доски.

— Хорошо у вас, — приблизившись, сказал Денисов. — Летом, наверное, благодать.

Человек разогнулся, взглянул подозрительно. Потом вытер руки о ватник:

— Насчет дачи, наверное?

— Насчет дачи.

Не касаясь рассохшихся перил, мужчина поднялся на крыльцо, толкнул обитую столовой клеенкой дверь:

— Сюда.

Денисов увидел внутри старый, с массивной столешницей деревянный стол, над ним тоже старую диковинную лампу, свисавшую с потолка. И две двери — в боковой придел и на лестницу. Последняя была закрыта на висячий замок.

— Здесь, — хозяин свернул в боковушку.

Денисов показал на замок:

— А там?

— Живут.

Боковая комната выглядела сырой, запущенной. Всю зиму в ней, по-видимому, не топили.

Денисов вздохнул.

— Прошлый год здесь художница жила, — хозяин-говорил с напором, будто спорил. — Хорошая женщина.

Сейчас на этюдах в Средней Азии. А вы? Одни или с детьми?

— Одни, — ответил Денисов. Он не сделал попытки справиться об условиях

— хозяин должен был понять, что комната не подходит. — Два человека, оба работаем, дома почти не бываем. Разве только в субботу, в воскресенье.

Они вернулись на террасу. Денисов снова показал на замок:

— Большая семья?

— Там? — хозяин по-своему истолковал вопрос. — Да нет. Один человек. От него никакого беспокойства.

Сколько живет — всего раз или два появлялся!

— Давно у вас?

— С февраля.

Хозяин был малоразговорчив, себе на уме. В то же время ему не хотелось терять нового дачника:

— Не знаю, останется ли на лето.

Денисов спросил:

— Задаток не внес?

— Нет.

— Давайте, я посмотрю. Если он откажется, мы снимем. У вас там одно окно? Два?

Хозяин дачи поколебался, но недолго:

— Подождите, я вторые ключи принесу.

Он вынес из избы связку ключей, нашел нужный, открыл замок. За дверью оказалась узкдя крутая лестница, ведущая в мансарду. На выкрашенных охрой ступенях лежала пыль. За второй дверью, вверху, была небольшая комнатка.

Здесь тоже стоял стол со старинной толстой столешницей, но уже меньших размеров. По ту сторону окна высилась стройная, как свеча, ель.

— Хорошо, — признал Денисов.

Угрюмый, малосимпатичный хозяин дачи неожиданно просиял:

— Я здесь жил.

Денисов огляделся: вдоль второго окна стояла металлическая, с никелированными шарами кровать, застеленная шторой. Нижние половины окон были завешаны газетами. Он не увидел ни чемоданов, ни одежды.

— А где же вещи?

Хозяин дачи засуетился, подскочил к кровати, сдернул штору. Под шторой светлел не особенно чистый, в полоску старый тюфяк.

— Все вынес! — мужчина обернулся к Денисову. — Уехал, не заплатил!

— Может, что-то осталось, — сказал Денисов. — Надо посмотреть.

Вместе с хозяином дачи он внимательно оглядел комнату — в известном смысле она оказалась абсолютно пустой. Ни клочка бумаги, ни предмета, имевшего отношение к человеку, проживавшему в мансарде. Металлические части кровати, ручки двери, замок — все было аккуратно вытерто.

. Самое удивительное, Денисов обнаружил на полу у дверей — табак!

«Чтобы сбить со следа собаку! — Денисов задумался. — Но это же чисто по-воровскому!»

— Вот люди! — в сердцах пожаловался хозяин да-i чи. — Я бы и не заметил, если бы не вы! Все со стройкой вожусь.

Денисов вспомнил короткое гнилое долготье, которое он видел во дворе у крыльца.

— Есть планы. Да вы садитесь, — сказал хозяин.

Он сел на кровать. Панцирная сетка с визгом прогнулась почти да самого пола. Денисов подвинул себе стул, хозяин дачи сам поощрял его вопросы.

— Как же он ушел?

— Очень просто. Я ведь посменно работаю. Скользящий график: утро, ночь и двое суток выходной. Сегодня, например, с утра, но приду позже…

Денисов подсчитал дни. Выходило, что Паленов заключил злополучную сделку, когда хозяина дачи весь день не было дома.

Открылось ему и другое:

«Преступник продал кольцо в Расторгуеве, так как знал, что никогда больше здесь не появится! В тот день он ликвидировал свою нору».

— Неужели вы его не найдете и не накажете? — он посмотрел на обманутого квартиросдатчика.

— Найти можно! Я ведь тоже не прост… — хозяин дачи вдруг криво улыбнулся. Маленькая голова ушла в плечи, подбородок качнулся вперед. —

Фамилию, имяотчество я знаю. Списал с документа, он и не догадывается!

Надо только найти ту бумажку, не помню, куда дел.

— Списали? С паспорта? — Денисов был готов его расцеловать.

— Не-е! Паспорта не было. С пропуска.

— Понимаю, с пропуска, — восторг его исчез.

— Сейчас поищем! — Не обращая внимания на Денисова, он почти куб-арем скатился по лестнице вниз.

Денисов сбежал следом.

— Где-то здесь должна быть…

Против старинного, с массивной столешницей самодельного стола стоял тоже самодельный кособокий буфет, сработанный кем-то, про кого говорят «у него обе руки левые».

«Наверное, сам хозяин дачи и делал», — подумал Денисов.

Тот в это время открыл обе нижние дверцы и, сев на корточки, принялся вытаскивать на свет содержимое:

кастрюльки со ржавыми гвоздями, узелки и кулечки с семенами, заготовки ножей.

— Есть! — сказал он вдруг. В руке он держал пересохший желтый обрывок газеты. — «Дернов Иван И-усти-нович. Карандашная фабрика».

— Здорово, — Денисов не стал его разочаровывать. — Поедете на фабрику?

— спросил он.

— Кто его знает, в какую он смену работает, — хозяин дачи бережно разгладил записку. — Как-то я на станцию шел, а он впереди меня. Посмотрю, думаю, куда поедет. Говорил, ему на работу во вторую смену.

— Он вас не видел? — спросил Денисов.

— Нет. Смотрю! А он по магазинам, на рынок. Потом на платформе сидел.

Минут двадцать! — хозяин дачи безразлично, кое-как запихнул выброшенное им назад в буфет.

— Так и не уехал?

— Уехал. Только не в ту сторону! Не в Москву — в обратную сторону. Уже перед самым перерывом движения. Какая тут работа?

«Надо срочно позвонить Сапронову, — подумал Денисов. — Хозяина дачи допросить. Попытаться составить словесный портрет, а потом и робот преступника».

Они еще поговорили.

— Я тогда дам знать, если решусь снять внизу, — сказал Денисов.

— Теперь и мансарда свободна!

— Посмотрим.

Хозяин дачи проводил его до калитки, настроение у пего было испорчено.

Денисов шел медленно, стараясь больше увидеть.

«Преступник ходил по этой дорожке. Там из колодца брал воду. Здесь носил дрова…»

Рядом с дорожкой, сбоку, он увидел вдруг характерный след: рифленая подошва, усложненный узор вдоль рантов.

— Он ходил? — Денисов показал на след. — Резиновые сапоги?

— Они самые, — рассеянно подтвердил хозяин дачи. — В тот день и привез, что я рассказывал.

— Это ж мой размер! — Денисов свернул с дорожки, пропечатал свой след рядом. — Сорок третий!

— Вот как делают… — непонятно отозвался тот. Он казался совсем подавленным.

«Не рано ли я собрался? — подумал Денисов. — Может, попробовать узнать о Белогорловой? И о Шерпе?»

— В принципе мне здесь нравится, — Денисов у калитки остановился. —

Свежий воздух, в магазине натуральное молоко, творог. Ресторан… — при упоминании о ресторане хозяин дачи словно оживился. — Между прочим, не этого ли квартиранта я на днях встретил? С ним еще женщина была!

— Женщина? — переспросил тот.

— В красном пальто.

— Была! — он чему-то обрадовался. Может, тому, что квартирант и не думал убегать далеко — где-то здесь. — В красном пальто. Подвозила его на машине. Мне б тогда номер списать! Тут уж все.

— Она заходила на дачу?

— Нет, сразу уехала. А где ты их видел? — незаметно перешли на «ты».

— В ресторане.

— Вот мерзавец! — хозяин дачи жалобно посмотрел на Денисова. — В ресторан есть деньги, а расплатиться за квартиру…

— По-моему, с ними был еще пожилой мужчина.

В очках, в полушубке. Высокий.

— И он был? С ними?

— Кажется. Знаете его?

Перед тем как ответить, хозяин жестко провел ладонью по давно не бритому подбородку:

— Странно. Очень похож на одного человека. Тоже, как и ты, интересовался дачей.

— И мансарду смотрел? — догадался Денисов.

— Я показал.

— Давно он был?

— Да нет, вчера к вечеру.

«Вот к кому направился Шерп из института Склифосовского!» — Денисов был озадачен.

На обратном пути в электропоезде Денисов стоял — он вбежал одним из последних. В вагоне было много людей: следующая электричка шла в Москву примерно через два часа.

«Главное: успел!..»

Ему так и не удалось спокойно подвести итоги. Сначала Паленов. Денисов не мог его ничем обнадежить.

Больше того: было некогда объяснять. Необходимо было организовать оперативную группу, чтобы по приезде сюда допросить хозяина дачи, осмотреть, уточнить, зафиксировать следы.

На линпункте Денисов только и делал, что звонил по телефону — в райуправление, к себе в отдел, дежурному.

Автоматически регистрировал новости:

— Ответ из Калининграда. Запрос юридической консультации в гостиницу

«Калининград» не поступал…

— Двадцатиподъездный дом установлен. Топографически все совпадает…

Начальник линейного пункта торопил:

— Быстрее: электричка!

"Сапронов с оперативной группой сейчас, должно быть, мчит на машине в

Росторгуево", — подумал Денисов.

Он стоял неудобно — в тесном, заполненном людьми проходе, следя в окне за ландшафтом. Жилые здания там неожиданно исчезли, потянулся длинный скучный пустырь с разбросанными, кое-где свалками отходов.

«Отъехали от Бирюлева-Товарного, — подумал Денисов, меняя ногу, на которую опирался. — Впереди самый унылый перегон…»

Все, что он узнал от хозяина дачи, было важно и давало какое-то представление о степени взаиморасположения действующих лиц. Но были и зацепки — торчащие концы нитей, с помощью которых в будущем можно было распутать весь клубок.

«Электричка, которую преступник ждал на платформе, когда его выследил хозяин дачи, — Денисов машинально зажал на руке большой палец. — Резиновые сапоги с броским рисунком подошвы, какие он в тот день купил. И конечно, рассыпанный у порога мансарды табак! — мысль об исцользованной чисто воровской уловке была, пожалуй, из трех самой важной. — Это же совсем из другой среды! Здесь не месть, не ревность!»

Даже Сапронов, предпочитавший другую версию, тоже, казалось, был озадачен, когда узнал о таба-ке.

— Обязательно изыму, — повторил он несколько раз в трубку, задерживая

Денисова, которому надо было уже выбегать на платформу. — Пошлем на исследование…

Пока он тянул, Денисов успел еще взглянуть на расписание:

"Электричка, с которой уехал в тот день преступник, шла в Ожерелье.

Тоже — последняя перед перерывом…"

Он уже бежал по переходному мосту к платформе, когда младший лейтенант, неожиданно появившись в дверях, крикнул вслед:

— Сейчас позвонили! Дополнительный осмотр квартиры назначен на шестнадцать! Сможешь отдохнуть!

Короткие, часто непонятные записи Шерпа обнаруживались теперь в самых неожиданных местах — на постеленной у трюмо газете, на клочках бумаги, вложенных между страницами журналов и книг.

«Адвокат записывал свои мысли словно для того, чтобы скорее от них избавиться», — подумал Денисов.

Содержание записей было разным, но в большинстве своем это были характеристики собственного настроения, описания окружающего. Ни одна не содержала, например, перечня чего-то, что надлежало сделать в какой-то из дней.

На обратной стороне прикнопленной к стене фотографии эрдельтерьера

Денисов между прочим прочитал:

«…При свете, падавшем из коридора, РР был хорошо виден весь. Задние лапы он придвинул слишком близко к передним, сжал шею — будто с плечами втянулся в узкий костлявый таз. — Сбоку адвокат приписал: — Благослови детей и собак!»

Жена Шерпа с самого начала дополнительного осмотра заняла место у балконной двери, откуда ночью наблюдал за осмотром Денисов. Лицо ее было теперь спокойно-сосредоточенным, замкнутым, казалось промытым до едва заметных золотистых веснушек. Видно было, что она несет свое горе кротко и с достоинством.

Следователь несколько раз предлагал ей взять стул, она молча отказывалась. Обстановка квартирь!, где ее присутствия не ощущалось в течение ряда лет, была для нее непереносима. С другой стороны, чувствовалось, что она устала от дерганий и причуд мужа. Его внезапная гибель была выходом из тупика — она устраняла существовавшие между супругами противоречия.

Вместе со следователем Денисов осматривал записи Шерпа в столе и на полках, потом перешли к книжному шкафу.

— Эти книги принадлежат вашей семье? — спросил следователь у вдовы.

— Да. Многие остались от моего отца. Он был тоже юрист. От него перешли к мужу.

Денисов внимательно осматривал книгу за книгой:

«Уголовное право», «Личность преступника», «Наказание и его применения»

— сочетания этих слов фигурировали во многих названиях. Шерп не исчерпывал интерес чисто научной литературой. В библиотеке были книги — мемуары начальников сыскных отделений полиции России и европейских стран.

Все, что могло представлять оперативный интерес, переносили на стол, складывали поверх старого «Книжного обозрения», оказавшегося неожиданно под рукой.

На столе уже лежало несколько бумаг адвоката, что-то вроде дневников, ускользнувших от внимания на ночном осмотре места происшествия.

И снова: частные записки, сбивчиво написанные строки.

Одна из записей была посвящена жене:

«Нас окружают мифы. И один из них о том, что моя жена когда-нибудь закроет глаза моей матери, будет с ней рядом в ее последний час и, таким образом, все станет на свои-места…»

Случайно обернувшись, Денисов увидел оцепеневшие черты вдовы, читавшей посвященные ей строки; она побледнела еще больше, золотистые промоины веснушек светились как точки жира в кружке кипяченого молока.

Денисов подумал:

"Поэтому Шерп и не сказал ей о том, что летит в Куйбышев на похороны.

Бессмысленное затянувшееся соперничество женщин…" Впрочем, это уже не имело значения.

За трехтомником Витте нержиданно оказался конверт с лаконичной надписью: «Белогорлова». Конверт был канцелярский — серый, обычный, надпись была исполнена черным фломастером.

— Товарищи! — следователь обратил на него внимание понятых.

Присутствовавшие на осмотре соседи Шерпа — не те, что были ночью, подошли ближе. Следователь осторожно пинцетом перенес конверт на стол, потряс над газетой, но внутри ничего не оказалось, кроме выцветшего, трехлетней давности листка отрывного календаря.

Должно быть, Шерп еще раньше сам ликвидировал этот свой архив.

Представлялось маловероятным, чтобы кто-то уже после гибели адвоката обнаружил спрятанный в глубине полок конверт, похитил его содержимое и снова сунул конверт на место.

Следователь пробежал глазами короткую заметку календаря:

«Приготовление шпига. Советы домашней хозяйке…»

Он перевернул листок: "Двадцать четвертое августа.

Восход солнца… Заход…" Следователь показал бумагу вдове: — Вам ни о чем не говорит? — — Приготовление шпига? — вдова покачала головой. — Мы никогда не занимались хозяйством всерьез.

— А дата?

— Игорь Николаевич любил коллекционировать даты, — сказала она. — Это было его хобби. — Вдова показала на одну из записок, лежавшую поверх

«Книжного обозрения»:

«Удивительно! — писал Шерп. — Дело о р-азводе суд назначил к слушанию сначала на двадцать девятое февраля, потом на тринадцатое марта, ъ понедельник, а штамп в паспорте поставили первого an ре ля. Какие все неординарные, наполненные неясным предостережением даты», — Не так ли?

Следователь согласился.

Из участников осмотра один только Денисов мог чтото предположить, но и то, рискуя показаться несерьезным.

Это был день, про который рассказал Старков — муж библиотекарши:

"Воскресенье. Проснулся поздно: ночью дежурил.

Окно открыто. Хорошо! Котенок шуршит шторой…"

"Двадцать четвертого августа в том году, — подумал Денисов, —

Белогорлова объявила мужу, что она и ребенок уезжают из Калининграда…"

Было похоже, будто Шерп и в самом деле коллекционирует даты.

— Вы не замечаете никаких пропаж вещей? — спросил тем временем следователь у вдовы. — Все на месте?

— По-моему, всё цело, — женщина пожала плечами.

— Может, отсутствуют какие-то мелкие предметы?

— Скоморох, — сказала она неуверенно. — Кукла, которую он постоянно носил с собой. Ценности не представляет. Единственно: как память.

— Кукла у нас, — следователь кивнул. — Вы ее получите. Еще вопрос. Есть подозрение, что смерть вашего мужа насильственная. Могли бы вы найти этому объяснение?

— Все знали, что он живет один, — у нее был приятный хрипловатый голое.

По-видимому, она курила. — Много лет проработал адвокатом. Одно время даже гремел, — она запнулась. — А взять ничего не успели. Может, помешали.

— Врагов у него не было?

— Нет. Он был весь как на ладони. Без секрета. Даже плохо. Все о нем все знают. Раньше, бывало, приедешь— кумушки у подъезда всегда в курсе:

«Кофе кончилось», «Вернулся — забыл зонтик, сигареты».

— А в последнее время?

— Не думаю, чтоб он изменился.

— Вас ждут, — предупредил Денисова постовой у входа. — Пожилой мужчина.

Вон его машина, — он показал на стоянку.

— Давно приехал? — спросил Денисов. Он никого не ждал.

— Только сейчас.

Денисов поднялся к себе. Пожилой человек с серым помятым лицом, на котором выделялись черные усы подковой, стоял у кабинета.

— Вы Денисов? — в глазах мелькнуло любопытство. — Мне сказали, что вы можете появиться и сразу уехать. Поэтому я решил ждать.

— У вас дело ко мне?

— Вы занимаетесь делом Белогорловой, — он поправил пушистые усы. — Я старый друг Игоря Николаевича.

Понимаете? Баранов фамилия.

— Прошу.

В кабинете он снял пальто — обычно посетители уголовного розыска сидели одеты, предпочитая не засиживаться, — повесил на вешалку в углу.

Протяжный зуммер подозвал Денисова к телефону.

— Извините. Это дежурный.

— Пожалуйста, вы хозяин.

— Звонили из управления, Денис, — сказал дежурный. — К тебе поехал профессор Баранов. Он обратился к ним, а они уже направили сюда. Автор учебника по праву. Член международной ассоциации…

— Понял, — Денисову показалось, что Баранов догадался о характере звонка. Обоим было неловко.

— Казалось, о многом надо сказать, — профессор помолчал. — Сейчас не знаю, нужны ли разговоры: ничего не поправишь.

— А доброе имя? — спросил Денисов. — С ним как?

Баранов вздохнул:

— Оно остается.

— Вы давно знали друг друга?

— Тридцать лет. Даже больше. Одно время были очень близки, — Баранов провел рукой по лицу.

— Школьные друзья?

— Да, еще со школы. Раньше и дня не проводили порознь, потом не встречались годами.

— А в этом году?

— Этот год оказался особенным: были вместе два раза. Шерп ведь из тех, кто предпочитает быть откровенным с чужими людьми. С посторонними, случайными.

С кем никогда больше не встретишься. Может, эта женщина…

— Белогорлова?

— Да. Знала о нем больше, чем мы. Потому что чужая.

— Вы не считаете, что их могло связывать большее?

— Нет. Думаю, дело в другом. — Баранов как-то мучительно напрягся. —

Пятьдесят — пятьдесят пять — для мужчины тоже трудный возраст. Дети уже самостоятельны. Жена… В это время знаешь: если чего-то не сделал, то не сделаешь уже никогда. Таким положат в гроб и выдадут посмертную характеристику. "Жил с такого-то по такой-то… Работал. Не допускал.

Признать удовлетворительным…" И все. Поэтому в этом возрасте люди снова сплавляются на плотах, садятся за романы, пускаются в одиночные плаванья,

— он вдруг усмехнулся. — Ломают жизнь себе и другим.

Денисов внимательно слушал.

— А сколько пятидесятилетних вдруг начинает бегать по выставкам. Чтобы ничего не упустить! Сто, двести шедевров! А может, хватило бы одного, двух… Сосны, отряхивающей иглы. Улыбки одной Джоконды.

— Вы считаете, что Шерп искал себя?

— Правильнее сказать, что он хотел вырваться из круга обычной жизни.

Возможно, он стал бы заниматься наукой.

— Вы с ним говорили о юриспруденции? — такой неожиданный поворот

Денисова устраивал.

— Случалось. Что вы имеете в виду?

Денисов поколебался: то, о чем он думал, еще не оформилось в версию.

— Его больше интересовали вопросы общей части уголовного права, спросил он-, — или специальной? — Специальная занималась конкретными правонарушениями, перечисленными в Уголовном кодексе.

— Общей части. Проблема состава преступления, вопросы наказания…

— Как он представлял себе предупреждение преступлений? Вам приходилось об этом разговаривать?

Баранов пригладил усы. Картонное лицо его на минуту застыло:

— Он находился в плену представлений, весьма распространенных одно время. Вы, к счастью, этого, по-моему, не застали.

— Будьте добры, подробнее. Все это очень интересно.

— По этой.теории считалось, что даже преступникарецидивиста можно заставить отказаться от преступлеция, если сделать, скажем, такую малость

— запереть дверь, которую тот ожидал увидеть открытой, или в последнюю минуту сменить замки. Даже просто окрикнуть!

— То есть просто отпугнуть?

— После этого он будто бы не станет готовить ключи к новым замкам и вообще станет пай-мальчиком… Никто не спорит, ценности следует всегда держать под замком. А вот есть ли польза от того, что преступника не задерживают на месте преступления, а только отпугивают?

Не знаю. Мы говорили с ним об этом.

— Давно?

— О рецидивистах? Как раз в этом году. В январе.

— Случайно встретились?

Баранов почувствовал, что Денисова заинтересовало что-то конкретное, он помолчал, сопоставляя факты:

— Нет, созвонились. Он позвонил мне, я спешил. Мы встретились у метро, рядом с институтом… — Он подумал. — Я мысленно провел сейчас обзор нашего разговора. Пожалуй, цель его встречи со мной — разговор о рецидиве.

Будучи адвокатом, Шерп близко все же с этим не сталкивался, а я начинал с работы в воспитательной колонии.

— Что его интересовало?

— Он задавал вопросы как-то разрозненно. Может, не хотел, чтобы я понял их цель? Уловки рецидива при совершении преступлений, фиктивные документы.