Горяинов опустил голову.

— Я прав: она не любила его…

— Вы говорили с ней? — спросил следователь.

— С Анкудиновой? Один раз…

— Не нашли общего языка?

— «Что вы знаете о моей жизни?» — она так сказала.

— Там еще есть? — Бахметьев кивнул на записки.

— Это все — «Твои губы проснулись…», «Умытенькие глаза, легкий запах пустых конфетных коробок…»

— Вам, конечно, надо было бы узнать ее больше, — сказал следователь.

— Однажды собрались они в кино. Дима и Анкудинова, а на другой день у него семинары. Я приказал: «Ни в коем случае!» — Горяинов отпил воды. — Тут с работы звонят: «Нужен срочно. Приезжайте». Как назло! Я — Димке: «Без меня — никуда, учи!» Запер их вместе с женой, с Ольгой. «Приеду, — говорю, — через час выпущу!» Что же вы думаете? Ушли! Через соседний балкон. Все-таки шестой этаж!..

— А что вы мыслите?.. — начал Бахметьев.

Горяинов вздохнул.

— Девчонка далеко смотрит. Семья большая, отец неродной. Я сам в трудных условиях рос, к математику за меня пойти было некому. Не виню ее, поймите… — он оборвал себя. — Не Димка ей нужен.

— Кто же?

— Семья наша, клан. Я, наконец! Ольгу уже сейчас берут на работу в Госкомитет по внешнеэкономическим связям. Она в этом году заканчивает торгово-экономический. Димка будет неплохо устроен. Квартира, машина, дача…

Следователь придвинул бланк протокола, начал молча заполнять.

Экран погас.

Денисов увидел в дверях Колыхалову.

— Бахметьев занят, я еще не был у него, — сказал он.

— Я сама доложу. Значит, ты сейчас на Профсоюзную?

— Да! — Показания Горяинова-старшего открывали новую, неизвестную пока сторону взаимоотношений членов Компании, и Денисов поймал себя на том, что хочет поскорее остаться один, чтобы все обдумать.

Однако на Профсоюзной Денисову не повезло. Едва он вошел под арку, навстречу из подъезда вышел парень.

«Бабичев…» — узнал Денисов.

Независимый, с руками, засунутыми в карманы расстегнутой куртки, он шел с собакой.

«В дом идти нельзя…» — решил Денисов и под жестким взглядом Бабичева молча ему кивнул.

Рыжий с черным чепраком пес вожака Компании покосился на Денисова и лег в снег.

— Ты милый! — сказал Денисов.

Год назад, узнав об этой удивительной породе собак, он свел знакомство с кинологами служебного собаководства и приобрел собаку, как две капли воды похожую на эту.

— Прекрасная собака… — Эрдель повел мордой, его крупные черные глаза затуманились. — Ты интеллигентный, ты образованный.

Вот так… Только лаской… Денисов понял это, когда однажды тупыми ножницами, приговаривая: «Какая терпеливая, умная собака Билль», — стриг своего пса.

— Ты бесконечно смелый, умный. — Бабичев и собака слушали. — Тебя не любят люди, остановившиеся в развитии на культе восточноевропейской овчарки. — Денисов не кривил душой. — Им и невдомек, что есть псы смелее и бесстрашнее…

— И сильнее! — Бабичев поправил куртку, но так и не застегнул ее.

— Сколько ему? — спросил Денисов.

— Год.

«Такие, как Бабичев, не будут обсуждать с посторонними дела Компании… — рассудил Денисов. — Как удалиться, не расшифровывая цель визита?»

Бабичев был явно чем-то угнетен.

— Убери собаку! — раздался вдруг хриплый выкрик.

Откуда-то сбоку черный огромный дог бросился к беспечно купавшемуся в снегу эрдельтерьеру. Дог галопировал, выгнув назад гордую шею, одновременно выбрасывая прекрасные передние ноги.

— …Сколько говорил: здесь не гуляйте! — снова закричал хрипатый. — За собаку свою не отвечаю! — Из-за детского грибка в конце двора вышел человек в длинном черном пальто с поводком-удавкой в руке.

Эрдельтерьер вскочил, но дог с ходу сбил его, прижал к земле. Бабичев не двинулся, закурил. Когда он доставал зажигалку, крохотный листочек бумаги вылетел у него из кармана.

Эрдель выскользнул из лап врага и встал против огромного дога. Пасть его некрасиво ощерилась, верхняя губа поднялась, обнажив десну. Он и не думал отступать! С носа дога капала кровь — эрдель прокусил ему мягкие ткани.

Собаки стояли, тяжело дыша друг другу в пасть. Каждую секунду бой мог возобновиться. Бабичев невозмутимо курил.

— Надо растаскивать! — заволновался хрипатый. — Чего ждать!

Внезапно черный дог отскочил и, не оглядываясь, легкой трусцой побежал в сторону. Упругий саблевидный хвост его жестко качался.

— Хорошо! — отрывисто похвалил эрделя Бабичев. — Хо-ор-р-ошо! — Он кивнул Денисову и пошел в подъезд.

У Денисова возникло чувство, словно он только что наблюдал в деле не эрдельтерьера, а самого вожака Компании Бабичева — жесткого, не знающего страха, готового погибнуть, но не отступить.

Денисов с минуту помешкал, поднял выпавший у Бабичева из кармана листочек — билет на электричку, аккуратно вложил его в блокнот. Идти к Верховскому было рискованно, Денисов не хотел расшифровывать себя, поэтому поднял воротник куртки и пошел назад, к остановке.

Это утро приносило сюрпризы: Шемет, показания полковника Горяинова, теперь вот встреча с Бабичевым.

«Что-то даст разговор с проводницей?» — подумал он.

Вторая проводница поезда здоровья — Берзарина — жила неподалеку, на улице Кржижановского. Выйдя на Профсоюзную, Денисов повернул вправо к Черемушкинскому загсу, прошел мимо магазинов и учреждений, занимавших нижние этажи приземистых кирпичных зданий. Погода разгулялась, и на улицах появились женщины с детьми и колясками. У входа в Черемушкинский загс стояло несколько машин, в одной за шторками мелькнула фата невесты.

«Хорошая примета», — решил Денисов.

Проводница открыла дверь и впустила Денисова в квартиру. Она оказалась совсем молоденькой — с челочкой на лбу, в комнатных туфлях, в халатике.

— Милиция Астраханского вокзала. Здравствуйте. — Денисов достал удостоверение, но Берзарина не проявила к красной книжице интереса. — Инспектор уголовного розыска.

— Снимайте пальто, проходите, — предложила Берзарина.

Денисов прошел в комнату, заставленную книжными шкафами. Тисненные золотом корешки «Брокгауза и Эфрона» глянули на него с полок.

— Я здесь на квартире, — ответила Берзарина на немой вопрос. — Хозяин в больнице, а я вот…

На письменном столе лежал учебник итальянского языка.

— Хочу перейти в Бюро международных туристских перевозок, — пояснила Берзарина, перехватив взгляд Денисова.

— В загранку?

— Да, в поезд Москва — Рим… Да вы садитесь, — предложила девушка.

Денисов сел в кресло на колесиках, оно сдвинулось в сторону. Проводница устроилась на тахте у окна.

— Неприятность у нас… — начал он.

Денисов рассказал об Анкудиновой, о Компании, потом обрисовал боксера и его друга.

Берзарина внимательно слушала.

— Мужчины, которые ехали с гитарой, нас очень интересуют…

— Я видела их. — Берзарина тряхнула челкой. — И девочку эту.

— Когда ехали туда?

— И обратно тоже.

— С теми, у которых гитара?

— С одним из них. — Берзарина поправила стереонаушники на столе. — Мужчина этот лет двадцати восьми, красивый, в красном свитере. Женщины в вагоне на него заглядывались. Потом с нею стоял парнишка из ее компании. Он был возбужден, лицо совсем белое… злое.

— Парнишку помните?

— В лыжном костюме, шапка голубая с красным. Веснушчатый…

«Горяинов, — подумал Денисов, — его одежда и приметы тоже».

Берзарина снова поправила стереонаушники, отодвинула на край стола фломастеры. Денисов помолчал.

— Боковая дверь вагона была закрыта? Не помните?

Проводница вздохнула.

— По инструкции мы должны держать ее закрытой. Но практически… — она безотчетно потянулась к столу, чтобы что-нибудь переложить или поправить, — практически закрыта она была только на верхнюю задвижку…

Бахметьева в кабинете не оказалось. Несколько секунд Денисов вслушивался в тягучие гудки, потом позвонил Колыхаловой.

— Я говорил с Берзариной. Сейчас она подъедет в отдел к следователю. Встречай.

— Что-нибудь интересное?

— Горяинов-старший прав: его сын любил Анкудинову и ревновал.

— Где ты сейчас? — спросила Колыхалова.

— На Профсоюзной.

— Зайдешь к Верховскому?

— Пожалуй, нет. — Визит, который Денисов сам предложил накануне, теперь, после случайной встречи с Бабичевым, представлялся рискованным. — Я должен кое-что проверить. В общем, скоро буду.

Он подошел к той же остановке троллейбуса, где поздно ночью в день гибели Анкудиновой узнал о краже с дачи Горяиновых.

«Какие шаги может предпринять Компания, чтобы встретиться с Дмитрием Горяиновым? — подумал он. — Что на уме у Бабичева? Бахметьев, наверное, уже направил телеграмму в Инту о Турандине и его спутнике… — Он продолжал без особого отбора, как это часто случалось, анализировать увиденное и услышанное. — Как сочетается в инструкторе Коношевском его панибратское отношение к известным категориям с мелочной психологией, равнодушием к подросткам, находившимся временнно под его опекой?»

От остановки Денисову был виден двор, где обитало большинство членов Компании. От угла к зданию с лентой Мебиуса на фасаде шло несколько молодых людей с собакой. Денисову показалось, среди них возвышалась Ольга Горяинова.

«Инспектор из Крестов ничего не сказал о человеке, который приходил с собакой на дачу Горяинова в день кражи, — подумал Денисов. — Кто это был? Что за собака была с ним?»

Внимание его вновь привлекла лента Мебиуса на фасаде — перекрученное кольцо наводило на мысль о неисчерпаемости процесса познания, диалектической связи противоположностей.

Троллейбуса все не было. Несколько его будущих пассажиров, не проявляя нетерпения, без любопытства поглядывали по сторонам. Немолодой мужчина впереди Денисова, считая, что никто не видит, поцеловал спутницу.

«Весна, за которой скорее всего не последует лето», — подумал о нем Денисов.

Наконец на кругу тягуче загудел троллейбус, вернее, два сразу. Троллейбусы этого маршрута чаще выходили в рейс попарно, словно опасались встретиться в одиночку со стихийными силами природы.

Денисов посмотрел на часы. До улицы Болотникова ехать было недолго. Оттуда через пятнадцать минут на электропоезде он мог доехать до вокзала.

Троллейбус потряхивало. Мужчина и женщина, целовавшиеся на остановке, предпочли заднюю площадку. Их бросало друг к другу. Это их устраивало.

Денисов вынул из блокнота билет, выпавший из кармана у Бабичева, посмотрел. Дата отпечаталась неясно.

«Туда и обратно. Девятая зона. 1 рубль 70 копеек».

Денисов пригляделся получше и прочитал: «10 февраля». Вчера? Это же очень важно!.. Почему важно, Денисов не мог еще объяснить. Но, зацепившись за эту промелькнувшую мысль, стал перечитывать записи в блокноте, отыскивая «стройматериал» для логических построений.

«Путем опроса лиц, обнаруживших труп, следует выяснить, не перемещал ли кто-нибудь труп, не изменял ли его позу или положение одежды…» Не то! Он перевернул несколько страниц:

«Если я простужусь, вымокнув до нитки под вчерашним ливнем, — писал Горяинов на клочке бумаге, — значит, моя любовь ничего не стоит. На фронте не болели…»

«К утру все прошло и совсем непонятно, отчего с вечера этот бессмысленный приступ ревности, тоски и слезы…»

«Все не то…» — вздохнул Денисов.

Вмятина за контактной мачтой на полотне, метрах в четырехстах от трупа. Словно кто-то лежал там до снегопада. Как она образовалась? И эта бутылка «Бiле» в кювете… Девять проклятых вопросов: «Имеется ли убийство?», «Какие следы оставил преступник на трупе и какие могли остаться на преступнике?» А вот и не объясненное пока: «…В воскресенье для меня все кончится!..» — писал Горяинов.

— Болотниковская улица, — объявил водитель. — Метро «Варшавская», платформа «Коломенское» Московской железной дороги…

Денисов вышел, обдумывая внезапно пришедшую мысль. Он миновал управляемый не менее десятком светофоров перекресток, проходом между невыразительными корпусами обогнул здание военкомата. За военкоматом открылась поднятая метра на полтора над путями, пустая в этот час платформа «Коломенское», отрезанная с обеих сторон рельсами. От Москвы, изгибаясь, словно крупная мохнатая гусеница, шевеля щетиночками пантографов на крышах, неслышно приближалась электричка.

Она была совсем близко, когда Денисов понял, что ему не надо терять времени на телефонные разговоры, а прямо сейчас, с этой электричкой, следует срочно ехать. Для этого необходимо успеть перебежать пути и вскочить на платформу.

«У-у-у!» — загудела электричка.

«Главное — четко! Не запнуться! И не спешить!» — на бегу мысленно приказал себе Денисов.

Состав пролетел и остановился. Плечом и боком Денисов почувствовал жар миновавшей опасности, взбежал по лесенке на платформу. Холодный пот выступил под майкой.

— Следующая остановка Чертаново… — объявило вагонное радио, когда Денисов стоял уже в тамбуре.

«В соревновании с электричкой я на этот раз выиграл… Инспектор уголовного розыска обязан первенствовать», — он усмехнулся.

Подъезжая к Чертанову, Денисов успокоился.

За два прошедших дня на месте происшествия ничего не изменилось. Чернела частая сеть контактных проводов. Серый путепровод был по-прежнему пустынен и казался принадлежностью пейзажа, как голый лес по обеим сторонам путей.

Денисов дошел до контактной мачты, о которой тогда же, на месте происшествия, поставил в известность следователя. Здесь все осталось почти таким же, как тогда. Только снег немного осыпался. Но вмятина, очертаниями напоминавшая человеческое тело, осталась, как и след волочения, соединявший вмятину с железнодорожным полотном.

Денисов поднялся на путепровод. Наверху было ветрено и бесснежно. Зато внизу, у основания моста, намело сугробы, а кое-где обнажился промерзший, с блестящими перламутровыми раковинами, речной песок.

Все здесь было осмотрено, учтено, описано.

С путепровода Денисов свернул направо, в деревню, откуда в день осмотра донесся до него крик петуха. Инспектора уголовного розыска наверняка побывали и здесь, интересуясь обнаруженной на путях девушкой, о которой в деревне никто не знал.

«Если то, о чем я думаю, подтвердится, это уже не будет иметь значения…» — подумал Денисов.

За мостом, скрытая деревьями, открылась довольно большая деревенька, взбирающаяся окраинными избами и садами на невысокие увалы. Бездонной глубины тишина простиралась окрест.

Денисов старался не думать, верна ли внезапно возникшая версия, которая привела его в эту деревню.

«Волнуюсь, точно это мое первое самостоятельное дело, — подумал он. — Впрочем, „раскрытие одного преступления не дает никаких преимуществ в раскрытии следующего“, — говаривал инспектор МУРа Кристинин, его первый наставник.

Узкий незамерзающий ручей разделял деревню на две части. Денисов двинулся вправо, ближе к железной дороге и путепроводу. Из крайней избы его заметили: два женских лица — старое и молодое, — приникнув к оконному стеклу, смотрели на него с любопытством.

Денисов открыл калитку. Тотчас откуда-то из-под крыльца вылетела, заливисто лая, кудлатая собачонка.

— Ты хороший, — из вежливости сказал ей Денисов.

Пес продолжал лаять и набрасываться, пока Денисов не поднялся на крыльцо и не постучал.

В избе включили свет, открыли дверь. Денисов увидел девушку — она собиралась уходить, — пучеглазую, недовольную, в круглой зеленой шапочке.

«Царевна-лягушка…» — мелькнуло в голове.

Кроме девушки, в избе находилась ее мать, подслеповатое морщинистое лицо которой было выжидающим. Кто-то похрапывал за деревянной переборкой.

Денисов снял шапку.

— Я с железной дороги. Здравствуйте…

Старуха кивнула, дочь сердито фыркнула — Денисов не показался ей с первого взгляда.

— Парень у нас пропал. Третий день ищем, с ног сбились…

— Третий день? — пожилая женщина приняла информацию сочувственно.

— С воскресенья…

— А какой он из себя?

Денисов исходил из имеющихся непреложных фактов. Первый факт: никто не видел Горяинова в поезде здоровья после отправления из Жилева; и второй: Бабичев десятого тоже приезжал сюда.

— На вид лет девятнадцати, худощавый, веснушчатый. Зубы… — Денисов растопырил пальцы, показал — выдаются немного вперед…

— Не было никого! — не дослушав, бросила «царевна-лягушка», отошла к зеркалу, мазнула по векам чем-то зеленым.

— Может, вам к командировочным сходить? — предложила старуха. — У нас здесь рабочие из Посадов. В прогон за нашим домом и вправо. На работу их возят на машинах. Может, они его видели? Ты бы проводила, Лизавета.

— Скажете тоже, мамк… — упрекнула от зеркала молодая. — Будто им парень нужен? А вы верите… Ходят, ищут дурней себя!

— Был здесь такой… — Кряжистый мужичок в валенках, в телогрейке, наброшенной на плечи, часто закивал. — Молодой, высокий. Из себя занозистый. Куртка, костюм — все как ты говоришь. Сверху шапка не шапка, малахай не малахай.

— Лыжная шапочка, — подсказал Денисов.

— Пусть будет… Взошел, значит, сюда, точно, как ты, осмотрелся. «Убег, — говорит, — я! И скоро опять же начнут меня искать!..»

«Вот оно!» — подумал Денисов.

В прогон, который ему подсказала старуха, он так и не попал. Таинственным путем оказался в закутке, в самом конце села. В небольшой избе горел свет. Постучал. Дверь открыли не сразу; старик долго расспрашивал: кто, зачем?

И вот результат.

— …Смотрю, из себя ничего, ладный. «Один живешь?» — спрашивает. «Сыновья погибли, старуха померла. Спасибо, силенка покуда есть. Один живу, — я ему, значит. — Сам из каких краев будешь?» — «Московский», — он мне. — Мужичок выдерживал паузы, собирался с мыслями. — Хорошо… «Родители есть?» — «Есть!» — «А кто?» — Это я ему, значит. А он не ответил мне на это.

— В какое время это было? — спросил Денисов.

— В послеобед… Авдотьин на ферму прошел, рабочих еще не было. Один я во всем проулке.

— Имя спросили?

— Не сказал. Я было поинтересовался — не сказал. Только, мол, убег, скоро, значит, начнут искать.

— Он умывался в избе?

— Умывался… Я и полотенце дал.

— Крови не видели? Царапин?

— Про это не скажу. — Мужичок подумал. — Про это наш участковый Филат Андреич лучше скажет.

— И участковый видел его?!

— Ты слушай! «Садись, парень, — я ему говорю, — перекуси!» Картошку достал, тушенку. Нож у него как десантный, банку в момент вспорол. «Мне его накормить, — думаю, — чтоб в сон кинуло!» Порошку оставалось немного — омлет ему сделал, ложки четыре бухнул…

«Тушенка, десантный нож, порошок… Непонятно!»

— Уснул он, значит. Только захрапел — я за дверь!

Денисов встал, прошелся по избе. На столике, в лукошке лежало десятка два свежих яиц: в яичном порошке не было никакой необходимости.

— Да что долго рассказывать? — Старику показалось, что Денисов собирается уйти. — Из Москвы корреспондент приезжал!.. — Мужичок поднялся, пошарил у печки на полочке. — Вот, смотри!

Денисов увидел медаль «За оборону Москвы», тускло блеснувшую на ладони.

— Особо опасным преступником тот, в малахае, оказался…

Выйдя из избы, Денисов повернул назад — отыскивать прогон, в котором жили командированные. В наступивших сумерках это оказалось непростым — он снова попал к дому «царевны-лягушки».

Прогон в общежитие рабочих кирпичного завода был совсем рядом. В большой просторной избе царила неразбериха, обычная, когда мужчины в один и тот же час готовятся на работу, ложатся спать, обедают и собираются в клуб.

— Автобус пришел! — крикнули от дверей. — Кто едет — потарапливайтесь!

На Денисова в его куртке болонья не обратили внимания. Он подсел к единственному никуда не торопившемуся пареньку с усиками, нешумному, поглядывавшему вокруг философски спокойно и иронически.

— Кто не успеет — доберется своим ходом… — успокоил философ. Сутолока в избе увеличилась. — Уж больно спешат на работу! Будто с собаками кто гонится.

— Вот именно… — вставил Денисов.

— «Семейный портрет в интерьере».

— Что ж, помирать — все равно день терять…

Парень-философ посмотрел на Денисова, видимо, остался доволен ответом.

— Спят по-черному… — Денисов намеренно упрощал. Говорил обыденное, не задерживающее внимания.

— «Воспоминания о будущем…» — Философ специализировался на названиях известных фильмов. Получалось неожиданно смешно.

Сутолока в избе поуменьшилась, автобус, по-видимому, отправился.

Денисов понял: «Пора! Иначе переборщу!..»

— Друга ищу, — поделился он. — Здесь был где-то в деревне…

— Давно?

— В воскресенье.

— Может, я видел? Какой из себя? — Парень пригладил усики.

Денисов не выказал нетерпения: он еще вздохнул, провел руками по коленям.

— Как столбы телеграфные гудят! Целый день хожу — все без проку… Росту он с меня, метр семьдесят восемь, в лыжном костюме. Шапка голубая…

— С красным?! — перебил парень. — Костюм темно-синий?! Волосы светлые…

— Светло-русые, — уточнил Денисов. Он не спешил поверить.

— И веснушки вроде… — Ироничность, не оставлявшая парня-философа в течение разговора, внезапно пропала. — Мы видели его… Как раз на работу ехали, в воскресенье.

Большую часть пути Денисов пробежал быстрой трусцой почти на одном дыхании. Он не вернулся в Михнево, предпочтя двигаться навстречу электричке, к Шугарову. Совсем стемнело. Ни один поезд не попадался навстречу.

«Надо быстрее передать Бахметьеву разговор с посадскими… Эти сведения меняют все представления о происшедшем!» — думал на бегу Денисов.

Скрипел снег. Морозное марево отходило назад, к Москве, оставляя Каширскую сторону черной. И когда из темноты выступили первые дома станции в Шугарове, они были почти уже по-ночному плоскими, как декорации.

Наконец Денисов увидел вдали светящуюся точку и ускорил бег. Приближался поезд. Чувствуя, что все решат секунды, Денисов подбежал к платформе — оперся руками о нее, забросил ноги. Моторный вагон остановился с ним рядом. Денисов вскочил в первые двери. Они, по-гусиному шипя, сошлись за его спиной. Теперь можно было перевести дух.

«Выйду из поезда и позвоню в отдел поближе к Москве. Там, где чаще электрички, где долго не придется ждать следующую…»

В тамбуре было темно, несколько пассажиров курили по углам. Денисов не спешил в вагон, через маленький незамерзший глазок в стекле посмотрел в ночь.

Черной тенью скользнул по стеклу огромный бетонный скелет путепровода. Справа осталась деревенька, общежитие кирпичного завода, паренек-философ, видевший Дмитрия Горяинова. Промелькнуло железобетонное основание контактной мачты, где был обнаружен труп.

— Михнево, следующая станция Привалово, — объявило радио.

Посадка в Михневе оказалась неожиданно большой. Денисова притиснули к двери кабины машинистов. Поверх чьей-то головы он смотрел, как с противоположного тамбура вваливаются в салон пассажиры, быстро разбирают свободные сиденья. Последние вошли в салон, когда поезд уже двигался. Денисов узнал всех: «Бабичев, Момот, Верховский и Ольга Горяинова…»

На голове Верховского лихо сидела та же вышедшая из моды шляпа — с закрученными полями с боков.

«Как у героев Брет-Гарта…» — подумал Денисов.

Бабичев был в той же куртке, казалось, он так и не застегнул ее. Не разжимая губ, что-то бросил на ходу, обернувшись к Ольге Горяиновой. Та кивнула. Вожаки Компании держались подчеркнуто независимо, прошли через вагон и вышли в тамбур. Все четверо остановились в полуметре от Денисова. Он отвернулся. Ему было хорошо слышно тяжелое, с чуть уловимым хрипом дыхание Бабичева.

Денисов старался не пропустить ни слова — о такой ситуации инспектору можно только мечтать!

— «…Предчувствиям не верю, и примет я не боюсь», — как-то невыразительно забормотал Верховский: — Дальше плохо помню… «Не надо бояться смерти ни в семнадцать лет, ни в семьдесят. Есть только явь и свет…» «И я из тех, кто выбирает сети, когда идет бессмертье косяком…»

— Димке это выражение очень нравится, — сказала Ольга. — Он переписал его на обложку библиотечного учебника. Теперь до конца семестра лишится абонемента…

— Чепуха! Я на свой возьму. — Бабичев отвернулся.

«Компания не знает того, что теперь известно мне. О чем через несколько минут будет знать Бахметьев, — подумал Денисов. — Похоже, Бабичев пытается анализировать привязанности и настроения Димы Горяинова, так же как это недавно делал я сам…»

По тому, как Компания внимательно слушала объявление остановок, Денисов понял, что выйдут они скоро. Момот даже пытался рассмотреть что-то сквозь замерзшее стекло.

В Барыбине Компания вышла.

«Зачем они приезжали? Может, тоже ходили по перегону? Искали?..»

Денисов сошел с поезда в Домодедове, от дежурного по станции набрал номер телефона Бахметьева.

— Говорит Денисов… — Он вспомнил, что весь день не давал о себе знать.

— Ты где? — недовольно спросил Бахметьев.

— В Домодедове… Горяинов нашелся!

— Горяинов?!

— Его подобрали там же на полотне… По ходу поезда он лежал первым. Помните вмятину рядом с мачтой?

— Труп?

— В бессознательном состоянии. Его нашли рабочие посадского кирпичного завода…

— Интереснейшие сведения! — сказал кому-то Бахметьев. — Горяинов тоже лежал на путях.

— Рабочие ехали на машине. Они его подобрали и увезли к себе в Посад, в больницу…

— В такую даль?! — вырвалось у Бахметьева. Он включил дежурного. — Срочно закажите Посад, — приказал он. — Приемный покой больницы… Сейчас выезжаем туда. Вечернюю планерку отложить! До нашего возвращения никому не расходиться!

Из дополнительного протокола допроса Гераскиной Елены, установочные данные в деле имеются…

По существу заданных мне вопросов поясняю. Гитара принадлежала двум молодым людям, которые ехали в крайнем купе, от нас с другой стороны вагона, — Алику и Игорю. Алик был одет в ярко-красный свитер, Игорь — в светлую куртку. Дима во время поездки нервничал. Особенно после того, как Роза с Ольгой ушли за гитарой.

Вопрос. Как долго отсутствовали девушки?

Ответ. Минут десять. Как объяснила Роза, гитару им дали не сразу, сначала ребята сказали: «Девушки, попойте с нами! Нам скучно!» Они спели несколько песен вместе с Аликом и Игорем, после чего вернулись в купе.

Вопрос. При каких обстоятельствах вы в поезде в последний раз видели Розу Анкудинову?

Ответ. Розу в последний раз я видела в тамбуре. С ней стоял Алик, который давал гитару. Они о чем-то разговаривали. В это время рядом со мной сидел Дима Горяинов и тоже видел ее с Аликом. Он попросил меня позвать Розу в вагон. Диме не нравилось, как Роза себя вела. Он видел, что она «строила глазки» Алику. Дима даже сказал, что «смажет этому парню по физиономии». Я крикнула Розе: «Иди сюда!» Но она махнула рукой. После этого Горяинов тоже вышел в тамбур.

Вопрос. Видели ли вы Алика, когда он возвращался из тамбура после того, как туда прошел Горяинов?

Ответ. Не видела. Так как я в это время уже спала. Алика я увидела перед Москвой. Розы и Димы в это время в купе не было.

Из протокола допроса Горяиновой Ольги, 21-го года, студентки Московского института народного хозяйства имени Г. В. Плеханова…

…С катания мы вернулись минут за сорок до отправления поезда. Проводница открыла вагон, и мы вошли в купе, где оставались наши вещи. Уточняю: вместе со мной вернулись Момот Слава, Володя Верховский, Лева Розин, Виктор, фамилию его не знаю, и Плиний. Фамилию и имя также не знаю. Мой брат Горяинов Дима и его девушка Анкудинова Роза с нами не ездили, сначала катались на санках, а потом смотрели, как играют в зимний футбол. Дима был чем-то расстроен, это заметили все. Решили, что они с Розой «выясняли отношения». Анкудинову Розу я знаю как соседку, проживающую на Профсоюзной улице. Она моложе нас. Примерно год назад мой брат и его друзья — Слава Момот и Евгений Бабичев — пригласили ее в нашу компанию…

На Розу в поезде обратили внимание два парня, которые ехали в нашем вагоне. Алик и Игорь. Ребята эти были старше моего брата, уже взрослые, и своим видом и одеждой выделялись среди туристов. Эти ребята играли в зимний футбол около поезда. Играли хорошо, и многие, в их числе Роза, никуда не пошли, предпочитая смотреть игру…

В вагоне до отправления поезда из Жилева мы поели, потом стали петь песни, играть на гитаре. Кто из ребят пил вино, я не знаю. Я и Роза пили только «Байкал».

На обратном пути я не видела, где ехали мой брат с Розой. Считала, что они курят в тамбуре. На половине пути в наше купе приходил Алик, чтобы взять свою гитару. Я обратила внимание на то, что красный свитер, который был на нем, разорван на плече по шву.

Перед Москвой кто-то из наших ребят спросил: «Где Димка?» В это время поезд уже прибывал на станцию. Зная обидчивость брата, я решила, что Дима с Розой ушли в другой вагон… У брата характер резкий, горячий, его поступки иногда удивляют неожиданностью. Обидевшись, он вполне мог уйти в чем был, оставив пальто, вещи…

— Полковник Бахметьев и следователь в больнице у Горяинова. — Колыхалова положила на стол довольно объемистую папку. — Само собой, ориентировка о розыске Горяинова отменяется, — сказала она.

Инспектора, собравшиеся на вечернюю планерку, ждали.

— Установлено, что он лежал ближе к дороге. Поэтому его заметили проезжавшие в автобусе рабочие кирпичного завода. Они занесли Горяинова в машину, отвезли в Посад, в больницу.

— Ошибки нет? Это действительно Горяинов? — спросил кто-то.

— С нами в больницу ездили его родители. Сейчас они тоже там… Состояние Дмитрия критическое, в сознание все еще не приходил. Обширные травмы внутренних органов, головы…

— Что же посадская милиция? Почему не сообщили? — спросил Антон Сабодаш.

— Такая деталь, товарищи… — Колыхалова подняла руку.