В глухой предутренний час я вышел из дому.

Было ветрено. Тусклые огни на вершине Байт ва-Ган все больше напоминали захолустный мир кишлаков.

Вилла моих соотечественников стояла особняком.

По меньшей мере с десяток светильников освещало площадку перед входом, широкую боковую лестницу на второй этаж и балюстраду.

Сбоку за забором, в колледже для девочек из религиозных семей, было все так же мертво, тихо. Я осторожно двинулся к подножию. Тропинкой вдоль отвесно срезанного склона подошел к вилле. Кресла, которые я видел в бинокль, стояли перед дверями за чередой невысоких пальм, на площадке из мраморной плитки. На окнах первого этажа были опущены жалюзи. Кроме того, каждое, как принято тут, имело решетку. Было полнолуние. Ни один звук не доносился изнутри. Я не знал, где находится пит-бультерьер, которого видел вечером. Со мной был «клоп», который крепился специальной пленкой. Это было подслушивающее устройство иного рода, нежели то, что стояло в квартире Кама-ла Салахетдинова.

Там нашей целью были телефонные коммуникации.

Это же, величиной в половину спичечной коробки, способно было транслировать разговоры, которые велись в зоне его действия. Дальность передачи достаточно солидная. С его помощью я намеревался снимать информацию без ретранслятора.

Я быстро осмотрелся. Здесь, за границей владения, отмеченного пальмами, малейшая нерешительность могла стоить мне жизни. Ургин мог пристрелить меня абсолютно спокойно.

Я действовал четко. Мне понадобилась секунда, чтобы выбрать место, и еще две, чтобы укрепить «клопа»…

«Есть! Линяю!..»

Я навел бинокль на дом. Светильники еще горели. Не шелохнувшись, стояли молодые тонкие пальмы. Внутри вроде тоже все было спокойно.

Совершенное устройство, принимавшее сообщения «клопа» из кресла перед входом и посылавшее их в миниатюрный прибор, обладающий баснословным объемом для записи информации, родилось в свое время в секретнейшем НИИ КГБ. Я приобрел его на выставке в Манеже, где в последний раз видел в Москве О'Брайена и Николая Холомина — Арлекино. Там это устройство свободно предлагалось на рынке частной охраны. Прибор должен был начать запись автоматически при первых звуках голоса. Я включил радио. В утренних новостях меня насторожило короткое сообщение, прозвучавшее в конце последних известий, перед прогнозом погоды, когда обычно звучат криминальные новости. Я услышал слова: «миштара» — «полиция», название города «Ашдод», а затем неизвестное мне словечко «гвиа».

«Ашдод», «полиция», «гвиа»…

Я достал знаменитый суперсловарь банка «Дисконт».

Перелистал.

«Гвиа» — «corpse» (англ.) — «труп»…

«Полиция обнаружила в Ашдоде труп! Арлекино!»

Сообщение полиции вскоре передали по-русски…

На вилле было по-прежнему тихо.

Прошел час, другой. Между тем с утра мне надо было на Кинг-Джордж к иерусалимскому адвокату, работавшему с ассоциацией «Лайнс». Дата встречи определена была еще месяц назад.

Прозвенел телефон, но я не снял трубку. Теперь я уклонялся от разговора с рэкетиром. Тянул время. Ничего хорошего от этого звонка я не ждал. Надо было уходить. Внезапно я почувствовал, что записывающее устройство работает! Я включил звук. Бесчисленные помехи, скрипы попадали на высокочувствительную аппаратуру, мгновенно становясь элементами информации. Я схватился за бинокль. Стройная молодая особа, которую я видел на фотографии с Мертвого моря… Подруга рукастого Ургина… Женщина, развешивавшая накануне белье, негромко напевала, убирая площадку перед входом. Неделя начиналась. Ургин и его боевая подруга, судя по всему, собирались обосноваться тут надолго.

«В субботу они точно будут здесь…»

Следовало найти способ, как их спровадить…

Адвокат Леа — невысокая, чрезвычайно приятная женщина — была профессионально внимательна, абсолютно спокойна. В основу ее спокойствия и уверенности в себе, как мне объяснил Рембо, было положено счастливое обеспеченное детство с домашними преподавателями, машиной, которую ее родители подарили ей на совершеннолетие, и т. д. Я всегда чувствовал людей, у которых в детстве была не то что настоящая, как у нее, а просто большая игрушечная машина с педалями… У меня не было ни той ни другой, и результат — налицо. Счастливцы выросли более спокойными, терпимыми, доброжелательными… Административная власть, отобравшая у Леа «Жигули», ничего не смогла изменить в ее характере. Маленькие женщины, как известно, самые несгибаемые… Ей и ее мужу разрешили уехать из Риги одними из первых, ненадолго приоткрыв для этого крохотную калитку в гремящем «железном занавесе». Леа была бесконечно терпелива и обстоятельна. Мы проговорили больше часа. В конце приема меня ждало традиционное:

— Могу я предложить вам чашечку кофе?

— Спасибо. Вас ждут. Может, кофе в другой раз?

— Ни в коем случае. Это время принадлежит вам. Они пришли без предупреждения и должны либо ждать, либо уходить. Это их дело. А в то время, которое назначено им, я буду полностью в их распоряжении…

Это была уже не первая наша встреча. С Леа можно было отлично работать. Знакомство с материалами о незаконном переводе полученного Окунем кредита в Израиль не вызвало у нее оптимизма… Ответчиком по иску банка «Независимость» мог быть только Заемщик, каким по договору являлось юридическое лицо — ТОО «Экологическая продукция „Алькад“, или „Environmental produce «Alkad“. Директор-учредитель Окунь должен был нести ответственность в рамках своего вклада.

—Как следует из Учредительного договора, он отвечает только пятью тысячами рублей… Сегодня — это меньше одного доллара… — Она закурила, абсолютно расположенная к общению, веселая, молодая. Думаю, ей было около шестидесяти. — При таких обстоятельствах попытка взыскания долга лично с Окуня, тем более в Израиле, безнадежна…

— Существуют какие-либо варианты?

— Не исключено, что в действиях Окуня имеется состав мошенничества…

Я вздохнул.

«Нам ли в России этого не знать!»

Она продолжила:

— Но, как вы знаете, между Россией и Израилем нет соглашения о выдаче преступников…

— Есть ли у нас хоть какой-нибудь шанс?

— Да. Многие этого себе не представляют… Вот если бы оказалось, что Окунь зарегистрировал в Израиле фирму под аналогичным названием…

—Да…

— Тогда мы могли бы предъявить иск фирме!

— Каким образом?

— Ссылаясь на то, что он перевел свой бизнес в Израиль.

Леа вновь закурила. Сигарета к лицу худым женщинам.

—Какие это расходы?

Она вынула микрокалькулятор. Пошлина составляла 2,5 процента от суммы иска. Адвокатский гонорар максимально — около 10 процентов при сумме иска от шести тысяч долларов и еще 4 — от остальной суммы… При иске в двести миллионов долларов итог получался весьма внушительным.

— При выигрыше процесса все затраты возместит ответчик. Ради эксперимента можно было бы свести расходы до минимума.

— Надо подумать…

Джамшит, в отличие от Камала Салахетдинова, пошел бы на необходимые затраты. Он искал дорогу в легитимный бизнес. В отличие от Камала Салахетдинова, он не был связан подписанием незаконной кредитной сделки.

«Главное: прибегнуть к помощи закона — российского, израильского, любого, — но не бандитской крыши!»

—Для начала попробуйте узнать, на чье имя организован бизнес…

Я промолчал.

—Есть ли у них счет, недвижимость… У вас проблемы?

Было бесполезно отрицать.

—Да. Но я надеюсь с ними справиться.

Она с улыбкой следила за мной.

— Для этого мне нужна помощь надежного частного сыщика.

— Вы хотите российского?

—Лучше израильского. Такого, в ком вы уверены.

Леа достала из стола визитку:

—«Нэшек». В переводе — «Оружие». Руководителя зовут Шломи. Умный мальчик. Он все вам сделает…

Глава детективного агентства «Нэшек» назначил мне встречу в своем офисе, небольшом стеклянном «аквариуме», внутри огромного, сверкающего никелем и мрамором торгового центра. «Мальчику» было около сорока. Из них девять он прослужил в полиции, три — в армии и еще восемь — в частном сыске. Мы быстро нашли общий язык. В полиции он был вначале агентом по выявлению наркоманов, затем поднялся до резидента. В последнее время, перед увольнением со службы, на связи у него состояло уже несколько самостоятельных агентов.

Это был накачанный смуглый выходец из Йемена. Грубая чистая кожа. Большой рот. Длинные ресницы почти полностью прикрывали глаза. На службе он был в белой сорочке и джинсах. Типичная для местных секьюрити широкая куртка с обрезанными рукавами, позволяющая свободно двигаться, висела на спинке стула. Пистолет торчал сзади за поясом, вверх рукояткой. Агентство специализировалось на слежке за супругами. Клиенты обычно оплачивали двух спаренных детективов. Это им стоило пятьдесят долларов в час. Одним из них обычно была женщина — «хокэрэт»…

—Все просто! Муж уезжает в отпуск на Гавайи и поручает следить за своей женой и своим собственным братом, которых он подозревает. Мы берем на себя обязательство подловить любовников на «горячем» и сфотографировать их. Что может тебя интересовать?

Я сформулировал заказ:

— Мне нужно, чтобы два человека, мужчина и женщина, находясь где-то вне Иерусалима, вне дома, думали бы, что их не слышат. А ты записал бы их разговор…

— Любовники?

— Можно сказать, муж и жена.

— Русские?

—Да.

— Мафия русит?

— Вроде того…

— Расскажи подробнее.

— Они живут на вилле. Она убирает, он — телохранитель.

— А почему они не могут говорить спокойно у себя дома?

Я не мог признаться ему, что собираюсь посетить виллу в Рамоте, за которой Ургин, возможно, обязан присматривать, а может, и охранять.

— Им позвонят туда, где они будут находиться. Скажут несколько слов. И они разговорятся. А мы запишем.

— Понимаю.

Банальный прием в агентурно-оперативной работе.

— Леа знает, о чем ты просишь?

— Я не посвящал ее в тонкости… Комбинация тебе по плечу?

Он кивнул. Я уже знал, с какого слова он начнет.

—Смотри!

«Так и есть!»

— …В разведенной семье две несовершеннолетние дочери по суду обязаны проживать вместе с отцом, мать — отдельно. Младшая дочь сообщает матери, что отец живет с сестрой как с любовницей. Мать обращается к нам. Надо было вытащить отца со старшей дочерью из дома… Похоже на то, что тебе нужно. Только у тебя супруги…

—Да.

— Мы применили такой прием: сыщики обошли весь дом, жильцам задавали три простых вопроса. — Шломи сложил щепотью три пальца. — Якобы для изучения общественного мнения. Сравнение фирм, футбольных команд, что-то еще. Победитель получал на субботу номер в отеле. Задали вопросы и отцу дочерей. Через неделю сообщили результаты лотереи. В доме выиграли трое. Среди победителей отец девочек. В пятницу он отослал младшую к матери, а со старшей уединился в отеле…

— Да…

За стеной находились детективы. Сняли полнометражный фильм об отношениях родителя с дочерью. Тебе, как я понимаю, фильм не нужен. Только аудиокассета…

—Да. В следующую субботу. Я готов подписать договор.

Он вытащил микрокалькулятор:

—Это аванс…

Он не назвал сумму, показал цифирки на экране. Не опасался ли он сам «клопа», установленного каким-либо шустрым инспектором налоговой полиции у него в офисе? Я потер пальцами… Во всем мире это означает нал.

—Согласен.

Я достал бумажник. Отсчитал стодолларовые купюры.

—Бумага мне не нужна.

Он оценивающе взглянул на меня. Я не боялся обмана. Сила, на которую я мог опереться, была сильнее закона. Во всем мире она получила название «русская мафия». На иврите «мафия русит».

—Времени остается мало.

—Не волнуйся. Теперь это уже моя проблема.

Следуя совету адвоката, я параллельно занялся недвижимостью, принадлежащей нашим противникам. ТАБУ, городское бюро инвентаризации, помещалось в центре Иерусалима, все на той же Кинг-Джордж, в светлом здании, напоминавшем банк. В окне на первом этаже светился большой аквариум с рыбками. У входа средних лет вахтер, как принято, осмотрел сумку, убедился, что в ней нет никаких взрывных устройств, показал на лифт.

Я уловил в его взгляде молчаливый вопрос, заданный на понятном мне языке.

—Справку о недвижимости… — ответил я.

Для моей цели годилась любая консультация. Я не представлял, как подступлюсь к выяснению принадлежности вилл.

— Квартиру покупаешь?

Мы разговорились.

— Хозяин послал.

— Давно здесь?

— Года нет. А ты?

—Шесть лет. — Он оказался из Кривого Рога. Инженер. — Выпускал крышечки для консервирования. Только не эти — обычные, а для военной промышленности. За ними все гонялись.

Мы говорили уже как знакомые.

—А зачем хозяину справка из ТАБУ?

Я развел руками.

— Он тебе дал удостоверение личности? Номер теудат зеута?

— Ничего…

— Получить такую справку тут непросто. Нужно знать точно номер папки и раздела в папке, где находится документ. На иврите это «гуш» и «халка»…

— Черт побери! Он уехал… А когда приедет, ему нужна будет справка…

Несколько израильтян прошествовали внутрь. Мой знакомый привычно обследовал их сумки.

—Подожди, я узнаю.

Он позвонил кому-то. Ответ оказался неутешительным:

—Тут тебе не будут искать ни «гуш», ни «халка». Надо в мэрию — «ирию»… Напротив Главпочтамта. Знаешь? Потом к нам…

В «ирие» я оторвал при входе талончик с номером очереди. Прошел внутрь. За столами, обращенными к залу, находились служащие, каждый за своим компьютером; Напротив, отделенные от столов символическим ограждением, сидели граждане. Освободившись от очередного посетителя, чиновник нажимал на кнопку — и на стене зажигалось табло с номером следующего. До меня оставалось около двадцати номеров. Я прошел вдоль ограждения, выбирая по лицу подходящего служащего. Несколько физиономий я с ходу категорически забраковал, заподозрив в них с трудом сдерживаемую брезгливость, раздражение и оскорбительное недоверие. Случайно я увидел входившую в зал чиновницу, она шла к своему столику. Короткой челкой и ростом она напоминала цирковую лошадку с короткими крепкими ножками, стриженым затылком. Крепкотелая, невысокая…

«Пони. Маленькая веселая лошадка…»

В одном ухе у нее вместо серьги болталась английская булавка, в другом золотой ключик… В лице было что-то родное. Я пропустил свой номер, вспыхнувший на табло. Подождал, пока Пони освободится.

— Монинг…

Мы сразу выяснили, что она знает английский в той же мере, в какой я знаю иврит. И это было к лучшему. Мы быстро познакомились. Родители Розы были из Польши.

Мне надо было узнать номер папки и раздел в ней, где находились документы на виллу, указанную мне Левитом…

У меня наготове была легенда.

—Муж и жена купили дом. Муж погиб. Авиакатастрофа над Аргентиной. Родители погибшего в Буэнос-Айресе. Они бедные люди. Фактически голодают… Других детей нет. Они хотят поднять вопрос о разделе домовладения… Это в Рамоте!

Роза смотрела на меня из-под челки голубыми славянскими глазами.

—Отец плакал. Он не видел сына много лет. У него третья стадия Паркинсона. Необходимо лечение…

В нужный момент я круто ввернул:

— Фамилия его вдовы — Снежневская…

— У вас есть номер ее паспорта? Теудат зеут?

— Я не знал, что это нужно. Снежневская, у нее тоже польские корни. Инна…

Роза тем временем уже вошла в компьютер. Я догадался, что данных, указанных мною, она не видит.

— Вторая фамилия Ламм. Может, дом записан на эту фамилию. Брат у нее известный юрист.

— Ламм. Эта фамилия тут есть…

— Я же говорю…

— Гуш 117, халка 68…

Я поднялся, вытирая лоб, пошел к выходу. У двери обернулся, чтобы поблагодарить! Итак, вилла в Рамоте, как и на Байт ва-Ган, тоже принадлежала Ламму…

В бюро инвентаризации я снова предстал перед моим новым знакомым.

— Привет…

Он узнал меня. Исподволь заглянул внутрь моей наплечной сумки:

— Оружие есть?

— «Калашников»… Откуда?!

— Такой порядок.

Процедура проверки сумок была чисто формальной.

За его спиной на окне светился аквариум с рыбками.

— Удалось, что ты хотел?

— Вроде.

У меня теперь было что предъявить Леа, нашему адвокату. Только сначала следовало закрепить результаты в ТАБУ.

— Осталось взять справку.

— Вот как…

Его неприятно поразила моя удачливость. Он заметно помрачнел. Этот человек не был цирковой лошадкой с нежной челочкой. В прошлой жизни, благодаря дефицитным крышечкам для консервов, он чувствовал себя нужным и значительным. С ним советовались, он мог диктовать условия. Здесь ему приходилось проверять чужие сумки. С ним мне следовало быть осторожным. Мы обладали одним и тем же опытом выживания. Израильтяне, проходя, с любопытством поглядывали на нас. Мой новый знакомый мельком, без интереса, проводил осмотр.

—Где недвижимость, которой ты интересуешься?

—В Рамоте… В районе новостройки.

— Район вилл!

— Я там не был.

— Странно, что твой хозяин сам не пришел. Израильтяне на этот счет щепетильны…

— Он же уехал!

— Ладно! Купи гербовые марки. Их полагается приклеить. И оставь мне номера. Сделаем…

Я понял: надо уходить… В психологию советского человека семьдесят лет подряд вбивали, что в капиталистическом мире правит бессердечный голый чистоган, что предать брата родного, не говоря уже о постороннем, тут не считается зазорным. Доверься я моему новому знакомому — не исключено, что мне пришлось бы потом выкупать у него свою справку. А может, еще и платить, чтобы молчал… Я закинул сумку на плечо:

— Я приду. Когда тебя можно тут застать?

— Приходи в понедельник… — Он явно что-то почувствовал. — Завтра меня не.будет. Сегодня я тоже тут ненадолго. Через тридцать минут мне надо быть в офисе…

Я не ушел далеко. Пошатался по аккуратным кирпичикам пешеходной зоны на Бен Иегуда. Вернулся. На месте потенциального рэкетира, воспитанного советским ВПК, в ТАБУ стоял уже другой человек, он осмотрел мою сумку, не вступая в разговор. Располагая номерами папки и ее раздела, я спокойно получил необходимую справку городского инвентаризационного бюро.

Вилла действительно принадлежала Ламму. Была приобретена меньше года назад. После получения «Алькадом» кредита от «Независимости». Из другого источника мне стала известна ее страховая оценка — шесть миллионов долларов США. Я немедленно навестил нашего адвоката. Благо все находилось на той же Кинг-Джордж. Адвокат встретила меня приветливо. Тут это было нормой. Продавец, служащий банка, официант улыбались незнакомому клиенту как близкому другу, по которому тосковали все время, пока наконец не увиделись…

— Вам привет от Шломи. Он сказал, что у вас с ним все о'кей… — Леа достала сигарету. Я щелкнул зажигалкой. — Спасибо… Вы ему понравились. Он рад сотрудничать с русскими…

— А что по поводу нашего иска?

— Все будет зависеть от того, что мы с вами сможем дополнительно представить суду…

Она успела ознакомиться с остальными моими документами. Я увидел составленную ею «Справку о заложенности ТОО „Алькад“ коммерческому банку „Независимость“ по кредитному договору…». «Доллары США… Зядолженность за пользование кредитом… Штрафные санкции за несвоевременный возврат кредита… Несвоевременная оплата процента за кредит… При курсе доллара..:». Получалась кругленькая сумма… Даже если Леа была крайне заинтересована во мне как в клиенте, она все-таки умела скрыть эту заинтересованность за вежливо-доброжелательной (не больше!) профессиональной улыбкой.

—Можно предложить вам кофе?

— Благодарю.

— Если у вас есть время, мы можем спуститься вниз, за угол, на Гилель. Тут три минуты… Возьмем капуччино или афух. Какие-нибудь свежие булочки. Я, кстати, еще не завтракала…

Мы сидели за уличным столиком. Несмотря на рабочий час, вокруг было оживленно. Все та же разношерстная толпа: израильские, американские туристы, арабские мальчики — торговцы мелочами, вооруженные молодые солдаты, полицейские, джипы военной полиции, без дверец и задних бортов, для быстрого реагирования…

—Двухсотмиллионный кредит тому, у кого вклад — один-единственный доллар… Как можно это объяснить?

—У нас особая ситуация.

Леа со вкусом курила. Перед ней лежало несколько ивритских газет и одна русскоязычная, «Вести».

— Как раз сейчас я пытаюсь установить, есть ли у нашего клиента какое-то дело в Израиле…

— Тут все сложно! Надо доказать, что кредит был вложен в принадлежащую ему фирму, имеющую то же название, что и московская…

— «Алькад» и «Экологическая продукция»…

— Да. Но это не все! Обращаться придется в российский суд, поскольку сделка была заключена там… В этом случае мне придется работать вместе с московским адвокатом…

Механизм исполнения решений между Россией и Израилем не был отрегулирован.

— Мы будем первыми…

— Действительно, сложности.

Леа загасила сигарету:

— Если дело пойдет, мы должны будем успеть перекрыть выезд этих людей из страны и наложить арест на имущество. А имущество, как я понимаю, в Израиле у них должно быть.

Я передал ей справку, взятую в ТАБУ:

— Вилла достаточно дорогая…

— Думаю, что мы сможем открытьпротив них дело.

Леа была удовлетворена. В свою очередь я был уверен, что до этого не дойдет. Я знал мафиозные российские кадры. Мы все были обречены. Каждый в свой срок. Леа подвинула мне «Вести»:

—Тут кое-что интересное…

Материал о страшной находке в Ашдоде был вынесен на вторую полосу. Труп Арлекино обнаружили ашдодские пацаны, новые израильтяне украинского помола, находившиеся, в стране от года до четырех лет. Каждый раз они выбирали новые укромные места для своих тусовок. В их возрасте, с их уровнем знания языка несовместимость с местными была еще острее и болезненней, чем у их родителей. В компанию входили мальчики и девочки лет шестнадцати. Труп заметила одна из подружек, спустившаяся в темноту убежища, чтобы сделать «пи-пи». Она щелкнула зажигалкой… Вопль девушки, отмечал автор корреспонденции, могли бы услышать на ее родине, в Днепропетровске, и одновременно в Иерусалиме, в Центральной штаб-квартире израильской полиции…

Школьники разошлись по домам, чтобы через пару часов встретиться снова. Теперь уже в участке. От кого о происшедшем стало известно ашдодской полиции, можно было лишь предполагать. На следующий день полиция разрешила сообщить о трупе по радио и в газетах. Официальное коммюнике было коротким: «Все учащиеся вызваны для допроса в полицию. Личность погибшего не установлена. Следствие по делу продолжается…»

У дома мне снова встретился Влад. У них с женой был отработанный до деталей, в точности повторявшийся каждый раз ритуал выезда. Влад спускался с галереи. Жена его уже сидела внизу, в машине. Он осматривался по сторонам. Потом садился в машину.

—Жируешь, командир?

Предполагалось, что тут, в Израиле, я всю дорогу барствую, кропая рецензии для «Золотой кареты» по тысяче шекелей за штуку. А полнотелый в темных очках Влад — весь в заботах о хлебе насущном…

— А чего делать? Как ты?

— Кое-что наклевывается. Теперь в Питере… Я тебе говорил.

— Квартира?

— Да… — Он как-то странно на меня посмотрел. — Кстати, тебя полиция не треплет?

— С чего бы? Я что-то не догоняю.

— Ну, «где родился, где крестился»?

— Нет!

— Потому что ты из России. А меня тягали. Я думаю, все потому, что у них нет обмена с МВД Украины.

— А чего?

— Все братву ищут.

Никто ни разу не вызвал меня, не спросил, где я работал в стране выезда. Словно всем это было до лампочки… Представляю, что было бы, если б я, бывший сотрудник израильской полиции, переселился в Россию.

—А может, тайно наблюдают… Да сейчас! Погоди! — Влад махнул жене. — Со мной разговаривали в Мидраш-а-Руси. На Русском подворье. Полиция тут крутая.

Разобраться было трудно: недавно миштара допрашивала премьер-министра. Закатила семичасовой допрос начальнику канцелярии премьера…

— Делать им нех…

— Полный беспредел. А знаешь почему? Они же пишут справа налево… — Он подмигнул. — А мы наоборот. Мы только еще начали строку, а им уже с другого конца все известно… Ну, бывай. Ладно!

—Ты поосторожнее с этим подонком…

Зеленоглазая Рут видела меня с Владом. Догнала. Мы поднимались по лестнице вместе.

—Привет, Рут! Как жизнь?

— Замечательно. С ним никто не имеет дела. И ты держись дальше!

— Добрый ты человек, Рут!

— Добрый… Скоро тридцать пять лет, и никто замуж не берет…

«Годы идут, а счастья нет!» — накалывали в таких случаях на грудь или на руку…

—Тридцать четыре! Ну, что это за возраст, Рут?!

Я позвонил гиду Лене Милецкой. Меня интересовал храм, о котором Хэдли упомянула в машине. Звонок застал Лену в Акко, на экскурсии. Ей было неудобно разговаривать, но она была рада моему звонку. Я уловил ее бешеный напор. Все, что распирало ей губы, свитер, джинсы. Поднималось навстречу, всходило.

— Я бы хотел посмотреть Крестовый монастырь. Когда вы в нашу сторону?

— Соскучились? Я могу хоть завтра пр-л-иехать!

— Завтра не выйдет! Как в субботу?

— Я как раз буду в Иерусалиме.

В этот день, когда иудейские святыни бывали недоступны для обозрения туристов, особенно расцветал туризм в местах, связанных с христианством.

— …Во второй половине дня. И именно в Крестовом монастыре!

— Пр-лестно… Я с вами!

Я еще добавил несколько слов на иврите, почерпнутых из «суперсловаря». Специальный раздел в нем содержал безукоризненный набор пошлостей: «Я в тебя безумно влюблен», «я в тебя влюблена по уши», «я от тебя без ума», «я увлечен тобой», «я болен от любви», наконец, «я опьянен любовью»… Лена поправила меня. Засмеялась. Я заварил чай, хотя уже много раз давал себе слово, что не буду этого делать. Кроме индийского и цейлонского, у меня были тут великолепные чаи, в том числе «Граф Грэй» и «Серый барон», которые так хорошо шли, бывало, в сауне, в Москве. Чай в Иерусалиме у меня не получался. Играла ли здесь роль вода, которая попадала в израильскую столицу издалека, из озера Кенерет, или высота Иерусалима — девятьсот метров над уровнем моря? Я подозревал, что повторялась история с самаркандскими лепешками, которые можно печь только в Самарканде и нигде больше.

Мне позвонил Захария, офицер безопасности пункта проката автомобилей из Холона.

— Это… — Он замялся, не зная, как лучше представиться.

— Знаю. Фонд бывших работников КГБ и МВД СССР…

— Все-то тебе уже известно!

— Я ведь из Иерусалима, столичная штучка!

— Я тоже не идиот. Ты слышал насчет Ашдода?

—Да.

— Меня обложили со всех сторон. С часу на час могут прийти.

— Ты думаешь?

— Ко мне вчера явился человек. По-моему, интересовался тобой и Холоминым. Но он не из полиции.

— Можешь описать?

— Внешность уголовника… В кожане.

— Огромный шкаф!

—Точно!

«Это Лобан!». Соратник Дашевского объявился. Война между двумя российскими крышами готова была возобновиться. Кроме прежнего мотива корысти, наживы, для нее появилось новое важное обоснование — борьба за попранную справедливость, наказание убийц…

Это был сигнал мне. Я мог разворачиваться.

— Я не представляю, как на меня вышли… — сетовал Захария.

— Не думаю, что тебе стоит беспокоиться. Мне кажется, я знаю, откуда дует ветер. Позвоню, если что…

Я навел бинокль на виллу. На площадке перед входом, в кресле, я увидел Ламма. Рядом с ним теперь стоял легкий стол из пластика. Ламм смотрел вдаль, подставив свою круглую в яркой бейсболке голову зимнему иерусалимскому солнцу. Казалось, он кого-то увидел внизу, где размещался колледж девочек из религиозных семей. Появившаяся из виллы подруга Ургина принялась убирать со стола, что-то спросила. Я включил звук:

— Это еще что? Я думаю, в пятницу в Кейсарии будет совсем жарко… — Ламм поднял бледное аденоидное лицо.

— Надо включить русское радио…

Я предполагал, что в пятницу после полудня они все свалят. Включая Ургина и его подругу…

Шломи, глава частного детективного агентства «Нэшдек», звонил, что все идет путем.

«Бэ сэдер! В порядке…»

Сообщение о полной готовности я еще должен был получить.

Подруга Ургина и в самом деле включила русское радио. Теперь оно достало меня с виллы Ламма через подслушивающее устройство!

«Господи! Та же реклама!..»

«Ты покупаешь своей любимой подарки? Посылаешь цветы? А о главном ты подумал? Да, да… Я имею в виду именно это! Вашу интимную жизнь! Обращайся к нам в клинику! Вы оба, несомненно, достойны лучшего!»

«Вы страдаете от геморроя и страшитесь операции? У вас трещины… Обращайтесь к нам…»

«…Психологический практикум по улучшению имиджа репатрианток из России! Мы не алия воров и проституток, как считают некоторые…»

Замкнутый круг!

На этот раз я назначил людям Хэдли встречу на перекрестке Цомет Пат. Доктор Риггерс ждала меня в обусловленном месте вместе с центровым и Тамаркой. Я прибыл раньше и убедился в том, что они, по крайней мере, честно исполняют заказ.

— Добрый день.

— Здравствуйте.

Тамарка ограничилась кивком. Она демонстрировала грудь торчком, акулий — вниз, под углом, — разрез маленького рта. Вздернутый носик. Полное отсутствие интереса к моей персоне. Зато Хэдли навела кое-какие справки. Она явилась в образе доктора Риггерс, кожника-венеролога. На ней был деловой пиджак из вельвета, брючки. Парик. Снова подъехал Генрих. В черном костюме, в шляпе. С галстуком. Разговаривали в машине. Я сообщил о своих ближайших планах. Тамарка лениво читала. Что-то притягивало меня к ней. Может, то, как она лениво-долго, с недоверием смотрела на одну и ту же строчку, словно ждала, что ей вот-вот предложат трахнуться. Водила тяжелой грудью над страницей.

На ней была широкая легкая юбка-колокол Мы обсудили гонорар. Еще через полчаса я внес аванс и через откинутое первое сиденье выбрался из машины…

Последним доложил о готовности глава детективного агентства «Нэшек». Шломи начал с извинения: