Он прислушался.

«Так и есть…»

Те, кто послали на разведку вверъ пустой лифт, поднимались пешком. Это было подозрительно.

Карпец снял туфли. В носках, бесшумно двинулся наверх.

Дом был девятиэтажный. Карпец все не слышал звуков отпираемой внизу двери. Его и поднимавшихся следом разделяли всего три лестничных марша.

Было ясно, кто-то намеренно не воспользовался лифтом…

На последнем этаже свет не горел. Карпец подскочил к чердачному люку.

«Ф а ш л а „, как любил говорить Игумнов, непруха!..“

На люке висел замок. Пути дальше не было.

Карпец заглянул в лестничный пролет, снизу поднимались двое в камуфляжах. Надо было что-то предпринимать…

Карпец опустился на ближайший лестничный коврик у двери, туфли поставил сбоку. Прилег, положил руки под голову, смежил веки…

«Стоп!»

Секунду подумав, он выташил пистолет и удостоверение сунул под коврик ближе к двери.

«Пьяный муж под дверью собственной квартиры… „Жена не пускает…“

Поднимавшиеся остановились ниже полуэтажом. Яркий луч фонарика ударил в лицо. Карпец сделал вид, что просыпается. Зажмурился. Поднял голову.

— Не он, — сказал тот, что был с фонариком.

Они поднялись на площадку.

— Милиция… — Тот же человек коснулся Карпеца ботинком.

Младший инспектор потер лицо руками. Ничего не сказал. У него не было инструкций на случай появления коллег. Проявлять инициативу было не в его правилах.

— Чего домой не идешь? Баба не пускает?

Карпец поднялся осторожно, стараясь не сдвинуть ногами коврик.

— Протрезвел?!

— Я и не пьяный… — Он держался естественно. — Ключ потерял…

— Обшмонай его, — сказал тот, что с фонариком.

Мордастый плотный, стоявший сбоку, придвинулся. Вблизи он выглядел тяжелым, остойчивым. Казалось, центр тяжести у него, как у японских борцов сумо, находится где-то низко.

Он провел руками вдоль одежды Карпеца.

— Чистый…

— Давно тут живешь? — первый заговорил уже миролюбиво.

Карпец кивнул.

«Вот бы Качан сейчас появился…»

На это было мало надежды.

— Коржакова знаешь? С пятого этажа… — спросил тот, что с фонариком.

Карпец кивнул.

— Пошли. Покажешь. — Он посветил Карпецу в лицо.

Тон исключал любое возражение. Карпец не возражал:

— Сейчас. Можешь убрать фонарь?

Карпец нагнулся к туфлям. Фонарь погас. На мгновение наступила полная тьма. Карпец успел вытащить из под коврика пистолет, сунул в куртку. Второй рукой прихватил милицейское удостоверение.

Не глядя, кое — как натянул туфли.

— Пошли! — Тот больше не включал фонарик.

Карпеца пустили впереди.

Двое, назвавшиеся ментами, шли чуть позади.

Они контролировали каждое его движение.

— Тут он живет, — Карпец указал на дверь.

— Звони!

— А чего я скажу?!

— Скажешь, ключ забыл… — Они, как давече он и Качан встали по обе стороны двери. Второй — мордастый, в куртке, точно, как до этого Качан приготовился сунуть ботинок в дверную щель.

Карпец сделал ещё одну попытку уклониться:

— Да я звонил ему. Никого нет.

— Делай, что тебе говорят!

Младший инспектор пожал плечами.

— Быстро!

Он позвонил. В квартире Коржакова была полная тишина.

— Давай еще…

Результат был тот же. Пес за дверью соседа напротив громко залаял.

— Еще!

Карпец снова позвонил.

Сзади, у соседа, загремел замок. Милиционеры обернулись.Карпец отошел, обеспечивая пространство для будущего маневра.

Сосед в спортивном костюме осторожно, чтобы не выпустить пса, протиснулся на площадку.

— А Евгения Ивановича все нет… — Всех троих он сразу узнал. — Так и не пришел.

Тот, что был с фонариком, переключил свое внимание с Карпеца на соседа — психолога. Бедолага с верхнего этажа сделал свое дело и мог отправляться досыпать назад на свой коврик под дверью. Напарник тоже потерял к нему интерес.

— Как же нам с ним встретиться…

Качан осторожно покинул опасную зону.

Дальнейший путь его мог быть только вниз.

Менты задали соседу точно те же вопросы, что и Качан. В ответах соседа не содержалось ничего нового. Он это почувствовал, потому что показал в сторону сваливавшего по-тихому Карпеца:

— Они тоже интересовались. Я и им то же говорил…

Конец фразы застал младшего инспектора маршем ниже. Карпец получил фору — оба мента замешкались. Но через пару секунд лестница загудела под ударами тяжелых ботинок.

Оставшиеся лестничные марши Карпец словно пролетел по воздуху. Броском, всем телом, ударил в дверь.

Теперь он мог отбежать в сторону, наставить пистолет на тех, кто выбегал за ним из подъезда:

«Стой! Стрелять буду!»

Но делать это было нельзя. Случай не подпадал ни под один из пунктов, разрешавших применять оружие. Напротив, увидев его — выдавшего себя за жильца, в гражданском, с пистолетом в руке против входа — в него мог стрелять каждый…

Дом стоял в глубине переулка, бежать можно было в любую сторону.

Чуть вдали у другого подъезда стояла припаркованная патрульная машина.

Карпец туда не побежал. Бросился под арку — за угол. Между контейнерами с мусором, с картонными коробками из под сигарет пробежал в глубь двора.

Впереди был темный участок — сараи, деревья….

Карпец с ходу нырнул за контейнер. Он успел в последний момент. Сзади уже гнались. Один из ментов, бросившийся за ним под арку, что-то заподозрил. Протопал почти рядом. Второй не появлялся. Карпец слышал, как заработал мотор. Патрульная машина двинулась в объезд .

Младший инспектор достал пистолет. Но патрон в патронник не дослал.

Ждал.

Снова раздались шаги. Тот же мент возвращался. Теперь он не мог миновать мусорные контейнеры. Тропинка огибала их именно тут.

Карпец переместился, пропустил мента вперед. Тот пробирался бесшумно. Заглядывал за каждый выступ. Когда темный силуэт возник над коробкой из под сигарет совсем рядом, Карпец прыгнул вперед, рукояткой пистолета врезал сзади по голове. Человек подогнул колени, ткнулся лицом в снег.

Карпец нагнулся, быстро обыскал:

«Макаров!»

Одним движением он переложил пистолет к себе в куртку, затем сунул руку в нагрудный карман лежавшего. Вынул удостоверение:

«Старший лейтенант милиции Залетнов… „Имя-отчество. Владелец имеет право… Ношение и хранение… Инспектор патрульно — постовой службы…“

Карпец подхватил старлея за куртку, потянул за контейнер.

Обмякший мент зацепил ногой за брошенное кем-то дырявое ведро — оно с грохотом покатилось. Стук, казалось, разбудит весь дом.

Положение Карпеца выглядело катастрофическим:

«Напал на своего брата мента и разоружил! Что теперь?! Отстреливаться от второго?! Сваливать?!»

Старлей вот-вот должен был придти в себя.

Карпец тоскливо подумал :

«Хоть бы кто-нибудь появился! Качан, Игумнов!..»

***

В номере генерала Ткачука нарисовался ещё гость — сухощавый, скуластый азиат — средних лет, с тонкими усиками.

— Здравия желаю, товарищ генерал…

— Здравствуй. Садись…

Генерал его не представил. Гость подтянул кресло, устроился по правую руку Ткачука. Советник главы фирмы потянулся к коньяку, чтобы наполнить ему рюмку, но тот мягко отвел руку.

— Я за рулем.

— Значит, мыслишь не глобально, — заметил Ткачук. — Как же ты говорить со мной собрался?!

Ночной разговор планировалось зараннее.

Дело, конечно, было не в дробном питании Ткачука. За столом в генеральском номере собирался синклит фирмы. Предполагалось что-то вроде разбора полетов…

— Ну как, капитан? — Ткачука не отвлек ни телефонный звонок на мобильник Игумнову, ни приход азиата с усиками. — Что там со старшим опером?! С Качаном?

Главе «Освальда» было известно, что человек на платформе был его старший опер. И даже знал фамилию — «Качан».

— Что с ним? Может я могу помочь?! — Генерал ждал ответа.

Первая мысль Игумнова была короткой и самой продуктивной.

«Ткачук не держал в руках удостоверения Качана… И тот, кто ему докладывал, тоже не видел исчезнувшего документа…»

Удостоверение было старым: там Качан значился «оперуполномоченным».

Но короткая эта мысль потянула следующую:

«Значит Качана узнали…»

Из участников ночной разборки на переходном мосту Качана видели раньше и могли знать его должность только двое.

«Коржаков и Мосул Авье…»

С первым Качан виделся в международном аэропорту «Шереметьево». Второй — в суде над нигерийцами-наркокурьерами, где Качан давал показания как свидетель…»

— Такие дела, капитан… — генерал осторожно разбил крутое яйцо, посолил.

— Извините…

Сотовый телефон Игумнова, проснувшийся для того, чтобы сообщить о «фиате» Коржакова, который Качан обнаружил в Сандуновском переулке, теперь неусыпно бодровствовал.

— Слушаю…

Игумнов не назвал звонившего, не задал ни одного вопроса. В номере воцарилось молчание.

Тут знали не только о том, что старшего опера застали спящим на платформе и ошмонали… Это была проблема Игумнова и самого Качана.

Игумнову могли звонить с места происшествия с последними новостями.

— Да, да… — Игумнов не дал понять, о чем идет речь.

Звонил Цуканов. Сообщение касалось нигерийской группировки. Вся компания вернулась в общежитие на Островитянова без Мосула Авье. Местопребывание лидера нигерийской наркомафии до сих пор оставалось неизвестным…

— Мосула Авье увезли в «джипе-»чероки»…

— Точно?

Это был прорыв:

«Нигерийца захватили люди Коржакова!..»

Цуканов договорил:

— Кроме того наркокурьер — «желудок» пасется у общежития на Островитянова. Ксения сообщила. Кроме Мосула Авье, встретить его некому. Я решил подъехать туда вместе со «Штирлицем»… — Он быстро перечислял новости. — Еще Никола. Его сейчас отпустят. Да!.. — Он вспомнил. — В Домодедово звонил их опер с линии. Спрашивал Качана. В связи с чем, почему — ничего не сказал. Все. Отключаюсь…

Игумнов спрятал мобильник в куртку.

«Происшедшее на платформе с Качаном видел Мосул Авье. Ткачук знает обо всем от тех, кто р а б о т а е т с нигерийем. Он сейчас у них в руках! Нам необходим Мосул Авье. А не наркокурьер с его полным желудком…»

Дать Цуканову другой приказ не позволяли обстоятельства.

В обстановке номера чувствовалась нервозность.

В дверь неожиданно постучали.

— Позже! — рявкнул Ткачук.

В каридоре послышались удаляющиеся шаги.

Спокойным за столом оставался лишь пришедший последним гость.

Азиат ел с аппетитом. Маловыразительное лицо его тем не менее четко фиксировала малейшие повороты темы за столом. Игумнов внимательно следил за ним: генерал не пригасил бы на ужин неизвестно кого. Человек этот мог в равной степени оказаться и начальником службы безопасности, и киллером.

Генерал обернулся к Игумнову:

— Cвежие новости?

— На нигерийцев и их партнеров наехали. В Домодедове была разборка. Убит видновский авторитет Соха…

— Безобразие…А кто наехал? Известно?

— Домодедовцы разберутся. Действовали грамотно. Вначале зачистили последний электропоезд, платформу… Маленькая Чечня!

— И кто же это?! — В голосе прозвучал металл.

Игумнов продемонстрировал тусклый блеск нержавейки в верхней челюсти.

— Там были и люди — из «Освальда»!

Ткачук мельком взглянул на азиата. Тот ел, не поднимая глаз, от него ничего не ускользало.

В номере снова раздался звонок. На этот раз звонили на аппарат, установленный сбоку на тумбочке. Трубку снял советник.

— Сейчас узнаю… — Полковник обернулся к Ткачуку. Игумнову показалось: он растерялся. — Просят капитана Игумнова… — Советник отнес руку с трубкой в сторону. — Что передать?

Ткачук на секунду задержался с ответом, потом махнул рукой. Трубка перешла к Игумнову.

Звонил Рэмбо.

— Как дела? Послать несколько человек на выручку?

— Обойдется.

— С Ткачуком познакомился?

— Да. Я перезвоню.

— Давай.

Игумнов вернул трубку..

— Беспокоится? — Генерал усмехнулся.

— Есть ещё добрые души.

— Я понимаю, что это не Вася Скубилин… — Ткачук потянулся за коньяком, плеснул себе. Выпил, не чокаясь.

Игумнов оказался крепким орешком — приходилось менять тактику.

— Мне надо увидеться с Мосулом Авье. Его клиентом…

— Это ему решать, капитан.

Мент, в принципе, выдвинул вполне приемливое условие.

— Позвоните нигерийцу… — Игумнов протянул мобильник советнику. — С вами он будет говорить.

Холин кивнул в сторону генерала: ему требовалось указание руководства.

— Кроме того у меня нет его номера…

— Вот он… — Номер Игумнов получил от Ксении, пользовавшейся им для связи с африканцами.

Генерал кивнул. Адъютант нажал кнопки.

В комнате стало тихо.

За Мосула Авье ответил автоответчик. Незнакомый, мужской голос заговорил сначала по-английски, потом по-русски, с акцентом:

«— Вы звоните по номеру… К сожалению мы не можем сейчас вам ответить. Пожалуйста, оставьте информацию после гудка…»

— Morning! — Советник заговорил свободно. Игумнов с его скверным английским тем не менее уловил общий смысл.

— «Информация для господина Мосула Авье… С вами Александр Александрович. Вам позвонит господин Игумнов… Мы просим вас дать нужную ему информацию…»

— Дай-ка я припечатаю… — Ткачук поманил советника рукой. Полковник придвинулся, подал мобильник. Генерал прокашлялся.

— «Приветствую… Велкомм, Мосул!.. О кэй! Бай!»

Он оттолкнул руку с сотовым . Дружески мигнул Игумнову.

— Вот так, капитан. Теперь оно надежное…

Советник продублировал сообщение африканцу на пейджер. Но Игумнов не заблуждался. Легкость, с которой Ткачук согласился выполнить его просьбу, объяснялась одним:

«Африканца держат взаперти и вне связи…»

Африканец был идеальный заложник, лучше не бывает: обратиться за помощью в милицию он не мог…

Оставалось ждать, когда «Освальд» назначит за него сумму выкупа…

Ткачук счел вопрос решенным:

— Обдумай предложение насчет работы. Особо не тяни. На носу выборы губернатора. А там и думские… Запиши мой сотовый…

— Я запомню.

— Здесь ты прав: бумага она и есть бумага. Запоминай…

Прощаясь, Ткачук заметил благодушно:

— А Коржаков… Что же?! Отдыхает сейчас где-нибудь на Женевском озере…

Игумнов промолчал: заграничный паспорт Коржакова находился у старшего опера МУРа Самарского.

Теперь он был ещё более уверен:

«Мосула Авье похитил Коржаков! Возможно перевез его на Варсонофьевский — там никто не станет его искать. Не зря „фиат“, у которого сейчас Качан, ещё теплый!»

Ткачук по его лицу догадался, что мент остался при своем мнении. Аудиенция закончилась. Генерал подал руку:

— Большие знания умножают печаль, капитан… Звони. — он обернулся к советнику. — Проводи капитана…

***

Игумнов и полковник были ещё на лестнице, а трескавший за генеральским столом азиатского вида телохранитель поднялся следом, на ходу вытер губы салфеткой, легко, словно в бесшумных ичигах, скользнул к двери.

Сспустившись на этаж ниже, Азиат прошел коридором в соседний подъезд, чтобы первым оказаться внизу.

Ткачук не поднял головы.Он ничего никому не приказал. Каждый поступал самостоятельно и из их автономных действий складывался общий, согласованный сценарий действий «Освальда».

Управление сотрудниками фирмы можно было сравнить с выездкой. Генерал не отдавал приказов. В одном случае молча кивнул, в другой раз пожал плечами или просто промолчал…

Это и было приказом.

И никаких следов. Ни на аудиокассете, ни на бумаге.

Когда один из эфэсбэшников как-то сообщил прессе, что приказ физически уничтожить олигарха он получил от начальства то ли на лестнице, то ли по дороге из туалета в кабинет, его подняли его на смех. «Такое важное указание… Начальник наверняка идел бы за столом!..» А между тем это и был естественный стиль отдания приказов такого рода. И соответствнные формулировки — ни в коем случае не «замочить», «прикончить» или «убрать», а только — «разобраться», «посмотреть по-пристальнее…»

Приезд Игумнова в санаторий был неприятным предвестием для фирмы.

«Освальд» нигде себя не рекламировал. Не было его и в только что изданном сборнике «Созвездия безопасности», включавшем всех главных лидеров Российского охранного бизнеса.

Ниша, занимаемая фирмой, была незаметной и насквозь криминальной: обеспечение охраны нигерийского наркобизнеса в Москве и блокирование действий конкурентов.

До этого Ткачук разрабатывал таджикско-афганские связи официально — по линии всем известного могущественного и весьма осведомленного ведомства. Все тамошние наработки оттуда пришлись весьма кстати «Освальду». Форватер был проложен. Фирма не без выгоды для себя смогла сдать большую часть своих клиентов и перейти на сторону их противников.

И теперь оказывалось, что это не осталось незамеченным.

До этого менты появлялись в фирме всего дважды. И оба раза в связи с исчезновением Коржакова. Старший опер МУРа , приезжавший первым, был плохо информирован, он собирался искать Коржакова — профессионального контрразведчика так же, как искал бы любого отдыхающего санатория, который ушел вечером и не вернулся к завтраку…

Сегодняшний гость оказался опасно осведомленным.

Капитану из линейной ментуры располагал сведениями из какого-то тайного источника, отслеживавшего охранный бизнес. Генерал Ткачук ничего не знал о «Лайнсе» и его девизе «Мы никогда не спим…»

«Большие знания умножают печаль, капитан…»

Сегодня слова иудейского царя знал каждый…

«Не надо совать нос не в свои дела…»

Поднявшийся вслед за ментом телохранитель должен был надолго отбить у ночного гостя охоту совать нос в дела генеральской фирмы.

Дверь в номер отворилась — это возвращался советник.

— Проводил?

— Да. Все в порядке.

***

Спускаясь с Игумновым в подъезд, полковник не проронил ни слова. Охранники внизу, заслышав шаги, побросали костяшки — имитировали служебное рвение.

— До свиданья, товарищ капитан… — У дверей внизу советник повернул назад:

***

Игумнов вышел на аллею, прошел вдоль здания.

Территория санатория была по-прежнему пустынна. Заснеженные газоны, темные окна корпусов, редкие светильники вдоль дорожек…

Выждав минуту-другую, Игумнов вернулся в здание — дверь за ним не закрыли. В караульном помещении уже сели за домино. Обернулись.

Игумнов предупредил возможные вопросы:

— Я оставлю записку Коржакову…

Старший — не посвященный в высокую политику начальства — был, если не доброжелателен, то по крайней мере нейтрален. Возражать не стал.

— Оставляйте… — Игра преостановилась.

Игумнов достал чистый листок. Разборчиво вывел:

«Позвони мне. Игумнов»

Старший смягчился, увидев, что мент не злоупотребил временем. У него на руках были отличные кости.

— Я передам.

— Ты видел его сегодня? — спросил Игумнов между прочим , подавая записку.

Старший подумал:

— Утром, когда заступили. Потом он сразу уехал.

— Ну давай, старшой.

— И ты тоже.

***

В центральной проходной у ворот по-прежнему горел свет, там не спали, но Игумнов туда не пошел, повернул вдоль забора. Дальше был лес. Рядом с каким-то сараем или складом несколько досок было выломано — зияла дыра.

Отсюда уходила через лес темная тропа в другой большой санаторий — МВД.

Игумнов дошел по ней до опушки. Вокруг лежал нетронутый снег. Выбрав место, где деревья подходили вплотную, Игумнов оттолкнулся — прыгнул в невысокие кусты, встал за дерево. Между ним и тропой, которую он только что оставил, снежный покров осталось по-прежнему чист, без единого следа…

Потянулись томительные секунды.

Генерал Ткачук не был первым, кто теперь делал деньги вместе с теми, кого только вчера ещё разрабатывали и преследовали — со своими вчерашними противниками. В криминальный бизнес пришли высоко профессиональные кадры, наисовременнейшие технические средства…

Данные о наркоструктурах, специализировавшихся на перевозке кокаина через Россию, поступали к генералу Ткачуку от его бывших коллег, остававшихся в спецслужбах.

Контрабандные поставки направлялись из Нового Света в государства Африки, а потом вновь возвращались в Россию с наркокурьерами, которые провозили свой опасный груз в обход шереметьевской таможни в капсулах у себя в желудке. Отсюда наркотики перемещались уже наземными видами транспорта. Для этого наркокурьеры использовали своих земляков — туристов и студентов. Один из их числа, о котором Ксения сообщила Цуканову, сейчас маялся вблизи студенческого общежития на Островитянова в ожидании Мосула Авье. Но встрече по известной причине не суждено было состояться…

Игумнов порежидал.

Вокруг все было так же тихо. Он уже решил, что ошибся в предположениях, как вдруг услышал легкие шаги. По привычке потянулся к наплечной кабуре…

Ночью в лесу после откровенного разговора с генералом, вошедшим в преступный бизнес, всегда лучше передернуть затвор и загнать патрон в патронник, чтобы в любую секунду быть готовым открыть огонь на поражение…

Через минуту со стороны военного санатория на тропинке показалось несколько бегущих — молодые в черных «бандитках», в камуфляжах, в кроссовках .

Он узнал бежавшего первым:

«Азиат, что сидел за столом…»

Генерал знал, на кого опереться. Не зря служил в Таджикистане.

Охранники потеряли время — вначале искали за воротами ментовскую машину — никто не предполагал, что капитан мог приехать один, за рулем.

Сейчас они перемещались к санаторию МВД, машина могла его ждать там.

Едва их шаги затихли, Игумнов вернулся на тропу.

Теперь следовало вернуться через ту же дыру в заборе, пересечь сонаторий в обратном направлении, миновать центральные ворота.

За забором Игумнов снова оказался на свету.

«Полный обзор. Не свернуть, не укрыться…»

Первый этаж одного из зданий был ярко освещен, там что-то происходило.

Когда Игумнов поравнялся с корпусом, позади снова послышались быстрые шаги. Кто-то шел. Мент шагнул за водосточную трубу у ближайшего окна. Здесь его не было видно с тропинки.

Штора окна напротив была чуть-чуть приподнята.

Внутри был небольшой уютный зал. За столиками отмечали какое-то торжественное событие. Состав был чисто мужской.

Игумнову было все отчетливо видно. Он разглядел водку в обледенелых бутылках, кубики холодного масла, белейший рассыпчатый картофель…

«Офицерский мальчишник…»

Неожиданно там отворилась дверь. Несколько милых дивчин в красных сафьяновых сапожках, с венками на головках, в коротких передничках на голое тело впереди, двинулись к гостям. Девицы обносили гостей чаем в тонкостенных стаканах…

«А у нас витенькины поминки в проходной завода у его мамы… Рапорт о пропаже пистолета, если не найдем…»

Чувство собственной уязвимости дошло до края. Ножиданно начался откат. Его вдруг отпустило.

«Да пошли вы все — Ткачук, Скубилин, Черных…»

Проход из санатория нашелся быстро.

Также быстро Игумнов вышел к древним стенам знаменитого монастыря.

У входа стоял туристический автобус с иностранцами. Почему они выбрали для экскурсии ночные предутренние часы? Меньше посетителей, машин на Минском шоссе?!

Вокруг слышалась незнакомая речь. Жители небольшой европейской страны — финны? норвежцы? датчане? — любовались жизнью глубинной России, которая представлялась им мирной и очень чистой, как каждому, кто смотрел на неё со стороны.

Мысли шли параллельно.

«Захочет ли Африканец обо всем рассказать, если мы вытащим его?!»

О послании Мосулу Авье,оставленном на автоответчике, можно было забыть:

«Коржаков вряд ли познакомит с ним Африканца…»

Генерал все учел. Пора было записать его сотовый телефон — освободить память…

Игумнов поискал по карманам. Во внутреннем нашлось несколько сложенных вчетверо листков. Он развернул:

«Расписка подполковника Черныха, липовое заявление о разбое в электропоезде, министерский план-задание… Это пригодится.»

Он спрятал бумаги. Записал номер на сигаретной пачке. Прошел к машине. Тут все оказалось в порядке — люди Ткачука её не нашли. Игумнов включил зажигание, осторожно повел мимо автобуса с туристами…

Где-то далеко на Окружной прокричал электровоз.

До утра времени оставалось совсем немного.