Можно не сомневаться, что "Спрей" показал все свои достоинства, особенно потому, что наступала ночь и надо было до полной темноты найти "насест". После небольшой лавировки я к заходу солнца поставил "Спрей" на якорь невдалеке от памятника капитана Кука. На следующее утро я съехал на берег, чтобы посмотреть на памятник великому мореплавателю и побывать на священной для каждого морехода земле. Среди обитателей Куктауна существуют разногласия по поводу того, куда капитан Кук Доставил для починки свое судно "Эндевор" во время знаменитого кругосветного плавания. Многие утверждали, что это вовсе не там, где поставлен памятник. Мне тоже пришлось участвовать в этой дискуссии, и одна юная леди, считая меня крупным авторитетом в мореходных делах, в очень лестной для слуха форме спросила мое мнение. С моей точки зрения, если капитан Кук решил ремонтировать свой корабль на сухопутье, то ему пришлось бы вырыть канал, а потом его засыпать. Сделать это он мог бы только при наличии землечерпалки. Но ведь Кук был способен на все, и пока что никто . не доказал, что у него не было землечерпалки. По-видимому, мои рассуждения вполне удовлетворили молодую леди, и, продолжая углубляться в историю куковского путешествия, она задала мне вопрос, посетил ли я место в глубине гавани, где знаменитый мореплаватель был убит. У меня буквально захватило дыхание, но, к счастью, мне на помощь пришел какой-то школьник, который, подобно всем школьникам-мальчуганам, был готов снабдить вопрошавшего любой информацией.
      - Капитана убили вовсе не здесь, сударыня. Он нашел свой конец в Африке, где его сожрал лев... - заявил мальчик.
      В Куктауне я предался воспоминаниям о давно прошедших и печальных днях. В 1866 году старый пароход "Саус-хэй", шедший из Батавии в Сидней, зашел в Куктаун за противоцинготными средствами, так как имел на борту больных. В списке заболевших значилось и мое имя. Тридцать один год спустя я пришел сюда на "Спрее" и увидел, как в этот порт возвращаются с Новой Гвинеи нищие и умирающие шахтеры, ставшие в буквальном смысле слова развалинами. А сколько их умерло в пути и похоронено в море! И надо было быть очень жестоким человеком, чтобы не попытаться помочь этим людям.
      Симпатии здешних жителей были целиком на стороне страдальцев, но благосостояние маленького городка было и без того крайне непрочно. Тут я вспомнил о подарке, сделанном мне неизвестной леди в Тасмании. Ведь тогда я решил, что буду рассматривать подарок как заем, но, к моему удивлению, обнаружил, что деньги мной истрачены. К счастью, жители Куктауна очень хотели услышать рассказ о моей экспедиции и узнать, как экипаж "Спрея" справляется со своими обязанностями, когда кто-либо у него на борту болеет.
      Местом для беседы было избрано помещение небольшой, стоявшей на горке пресвитерианской церкви. Каждый выступал как мог, а потому успех был потрясающим. Беседой успешно руководил местный судья Честер, который, по его словам, присоединил Новую Гвинею к британской империи:
      "Я захватил самую цветущую часть", - заявил судья. В этом заявлении звучало нечто занятное для ушей старого морехода, но немецкие слушатели подняли такой галдеж, что судье пришлось выделить им долю в этом захвате.
      В результате лекции мне удалось кое-что собрать и внести посильную лепту беднякам-шахтерам, а местное население было целиком обязано судье Честеру за приятное развлечение. 6 июня 1897 года я отплыл из Куктауна, держа курс на север.
      К вечеру 7 июня я остановился на очень гостеприимной якорной стоянке на траверзе плавучего маяка Клэрмонт. Если не считать остановок в портах Денисон и Эндевор-Ри-вер, это была единственная ночная стоянка на всем пути вдоль Большого Барьерного Рифа.
      На следующий вечер, 8-го числа, я очень сожалел, что не стал на якорь до наступления темноты, что с успехом мог сделать, имея коралловый риф с подветренной стороны.
      Вот как все произошло: миновав плавучий маяк на рифе "М" и оставив маячный огонь далеко за кормой, "Спрей" шел под парусами и на полном ходу наскочил на северную оконечность рифа "М", где я полагал увидеть сигнальную веху. При ударе "Спрей" повернулся, как на пятке, и с такой быстротой проскочил мелководье, что я даже не понял, что случилось. Сигнальной вехи не было, во всяком -случае я ее не видел После, перенесенного толчка мне было не до поисков вехи, которая теперь уже не играла роли; сейчас мне надо. было спешить к ближайшему населенному пункту на мысе Гренвилл. Я видел, как под килем "Спрея" мелькали опасные верхушки рифов, но буква "М", которой назван здешний. риф, является тринадцатой буквой алфавита, а цифра, тринадцать, как это давно установлено, мое счастливое число.
      Туземцы Гренвилла пользуются исключительно дурной славой, и мне посоветовали побыстрее распрощаться е ним". Пройдя безопасной .стороной близлежащего острова, я двинулся дальше, к полуночи прошел остров Хоум-Айленд, держась подальше от выдавшегося вперед мыса, и лег на западный курс. Вскоре "Спрей" встретил пароход, направлявшийся к югу и нащупывавший дорогу в темноте, которую он еще больше затемнял густыми клубами черного дыма.
      От острова Хоум-Айленд я взял направление на остров Санди и, оставив его позади, убавил парусов, чтобы достичь острова Бёрд не ранее наступления рассвета. Ветер был все время свежим, а окружавшее остров мелководье представляло большую опасность.
      В среду 9 июня 1897 года я очутился прямо перед островом Бёрд, находившимся от меня на довольно близком расстоянии в две с половиной мили, в то время как сильное течение гнало "Спрей" вперед. Видимо, я правильно и вовремя с вечера убавил парусов.
      Здесь я впервые встретил первое австралийское суденышко, шедшее под ларусом на этот остров. В это же утро я обнаружил на палубе большую и тонкую рыбу, 'выпрыгнувшую ночью из воды. Рыбу я съел за завтраком, и она во всех отношениях напоминала селедку, только была раза в три длиннее. Последнее обстоятельство я счел достоинством, так как очень люблю свежую сельдь. В этот же чудеснейший день я увидел множество птиц, охотившихся за рыбой. Пританцовывая на волнах, "Спрей" вошел в пролив Олбани в тот час, когда солнце садилось за холмы Австралии. В половине восьмого вечера "Спрей" прошел пролив и стал на якорь в бухте, неподалеку от судна "Тарава", занимающегося ловлей жемчуга. Капитан судна указал мне безопасное место стоянки, а когда все было закончено, явился ко мне, чтобы обменяться рукопожатием. Судно "Тарава" было калифорнийским, а капитан Джонс американцем.
      На следующее утро Джонс явился ко мне и принес две изумительные раковины-жемчужницы, каких я никогда еще не видел. Думаю, что они были лучшими из всех у него имевшихся. Джонс заверил меня, что если я пробуду здесь несколько лишних часов, то меня посетят находившиеся где-то поблизости уроженцы Сомерсета. Это же подтвердил один из матросов, сортировавший на палубе раковины. Такое же мнение высказал подшкипер. Гости действительно пришли именно так, как мне предсказывали. Это был хорошо известный в здешних краях скупщик мистер Джордайн со своим семейством.
      Миссис Джордайн была племянницей короля Малиетоа и двоюродной сестрой Фааму-Сама, посетившей "Спрей" вАпиа. Сам мистер Джордайн был образцовым экземпляром шотландца. Со своим небольшим семейством он наслаждался жизнью в этом глухом уголке, где пользовался всеми благами комфорта.
      Все члены экипажа, включая юнгу Джима, ценили то, что "Тарава" построена в Америке. Очень странно, что капитан Джонс - единственный американец из всего экипажа - не высказывал на сей счет каких-либо суждений.
      После дружеской беседы и прощания с экипажем "Тара-вы" и семейством Джордайн я выбрал якорь и направился [ к видневшемуся вдали острову Четверга, находящемуся посередине Торресова пролива. К острову я подошел вскоре после полудня, и здесь "Спрей" простоял до 24 июня. Будучи единственным представителем Америки в порту, я должен был оставаться здесь до 22 июня, когда английская королева праздновала "бриллиантовый" юбилей. Лишние два дня мне понадобились, чтобы, выражаясь матросским языком, "очухаться".
      Мое пребывание на этом острове было великолепным. Здешний резидент мистер Дуглас пригласил меня совершить на его пароходе поездку по островам Торресова пролива. Эта поездка была устроена в научных целях для профессора ботаники Мазона Бейли, и мы посетили острова Пятницы и Субботы, где я получил некоторое представление о ботанике. Вместе с нами была дочь профессора мисс Бейли, называвшая длинными именами многие здешние растения.
      22 июня на острове Четверга было большое празднество. Мистер Дуглас пригласил с материка сотни четыре туземных воинов с их женами и детьми, чтобы придать празднику национальный характер. Если на острове Четверга что-либо затевают, то обязательно с большим размахом и шумом. Празднество было из ряда вон выходящим, и началось оно вечером, когда раскрашенные в фантастические цвета участники представления прыгали вокруг яркого костра. Многие были украшены и размалеваны как птицы или животные; больше всего было видно эму и кенгуру, а один парень прыгал по-лягушачьи. Отдельные исполнители нарисовали на своих телах кости скелета и угрожающе прыгали с копьями в руках, как бы готовые сразить воображаемых врагов.
      Изображавшие кенгуру танцевали и прыгали очень легко и естественно, создавая отличный образ. Танцы сопровождались инструментальной музыкой и пением; инструментами служили колотушки из дерева, а также костяные круги, поднимавшие неистовый треск. Зрелище было одновременно занимательным, внушительным и страшным.
      Туземные воины из Квинсленда были большей частью гибкими и хорошо сложенными.
      Я заметил, что в день празднества над общественными зданиями не поднимались какие-либо иностранные флаги, кроме звездно-полосатого, развевавшегося вместе с английским флагом над воротами и зданиями.
      Что касается "Спрея", то он был разукрашен вовсю и поднял как можно выше британский флаг вместе с американским.
      24 июня полностью снаряженный "Спрей" вышел в длительное плавание по Индийскому океану, и мистер Дуглас отсалютовал флагом, когда мы покидали его остров. Оставив позади все опасности Кораллового моря и Торресова пролива, а их было великое множество, "Спрей" вышел на океанский простор и прямиком пошел своим курсом. В это время года я мог рассчитывать, что сильные пассаты будут сопровождать меня до самого Мадагаскара, если только не далее. У меня не было желания прибыть к мысу Доброй Надежды ранее середины лета, а сейчас было начало зимы. В свое время мне пришлось побывать в районе мыса Доброй Надежды в июле, что здесь означает середину зимы. В те дни я был капитаном большого надежного судна, и оно с большим трудом выдержало сильные ураганы. Сейчас я меньше всего хотел встретиться с зимними штормами, и дело вовсе не в том, что, плавая на маленьком "Спрее", я побаивался бурь, попросту я при всех обстоятельствах предпочитаю хорошую погоду. В районе мыса Доброй Надежды можно в любое время года встретить сильные бури, но летом их гораздо меньше и они не так продолжительны.
      Располагая временем, я решил посетить попутные острова и направился к Кокосовым островам - группе атоллов, находившихся от меня на расстоянии двух тысяч семисот миль. Отплыв от острова Буби, я направился мимо Тимора лежавшего на моем пути острова, покрытого высокими горами.
      Остров Буби я уже однажды видел, плавая когда-то на судне "Саусхэй" и будучи больным лихорадкой. Я тогда нашел в себе достаточно сил, чтобы выползти на палубу и взглянуть на этот остров. В те дни существовал обычай, по которому проходившие мимо. корабли пополняли запасы, хранившиеся в одной из пещер острова. Эти запасы предназначались для потерпевших кораблекрушение. Капитан Эйри, плававший на "Саусхэй", был хорошим человеком и послал шлюпку с грузом, чтобы внести свою долю. Груз был благополучно доставлен на берег, и вернувшаяся шлюпка привезла с собой около дюжины писем, оставленных здесь преимущественно китобоями. Эти письма обычно забирали попутные суда, которые и заботились о передаче их на почту. На протяжении многих лет такой способ пересылки писем был установившимся обычаем. Несколько писем из числа привезенных шлюпкой было адресовано в Нью-Бедфорд и Фэрхей-вен, штат Массачусетс. Теперь на острове Буби установлен маяк, и остров поддерживает регулярную пароходную связь со всем миром, а романтическая прелесть неизвестности судьбы писем сделалась достоянием прошлого. Я не съезжал на берег этого небольшого острова, а, подойдя поближе, обменялся сигналами со смотрителем маяка. Двинувшись дальше, "Спрей" очутился в Арафурском море и много дней кряду шел то в молочно-белой, то в зеленой, то в пурпурной воде., Мне повезло, и я прибыл в эти места в последнюю четверть луны; темными ночами я мог по достоинству оценить свечение поверхности воды. Рассекаемое "Спреем" море пылало с такой силой, что я мог разглядеть на палубе любую мелкую вещь, а кильватерная струя казалась огненной тропой.
      К 25 июня мое судно было вдалеке от мелей и прочих опасностей и, несколько снизив скорость, шло вперед открытым и спокойным морем. Тогда я достал бом-кливер, сшитый на Хуан-Фернандесе, и использовал его в качестве спинакера, прикрепив к крепкому бамбуку, подаренному мне миссис Стивенсон на островах Самоа. При помощи спинакера "Спрей" улучшил ход.
      Голуби, совершавшие перелеты от берегов Австралии на здешние острова, отклонялись от курса и пролетали над "Спреем", какие-то более мелкие птицы летели в обратном направлении, а когда я шел мелководной частью Арафурского моря, морские змеи бороздили поверхность воды и качались на волнах. Как только "Спрей" ушел к большим глубинам, где вода имеет синий цвет, я больше не видел ни одной змеи.
      В эти погожие дни мне нечего было делать, кроме как читать и отдыхать от незабываемого плавания вокруг мыса Горн 'Ь набираться сил для предстоящего плавания у мыса Доброй Надежды. Записи в вахтенном журнале стали однообразными, и я приведу к примеру тексты за 26 и 27 июня:
      "Июнь 26. С утра порывистый ветер, а позднее устойчивый ветер.
      Отсчет лага в полдень .... 130 миль Поправка на снос 10 миль
      120 миль Поправка на течение ..... 10 миль
      130 миль Широта в полдень - 10°23/ южной широты. Долгота соответственно пометке на карте".
      Немного умственных усилий требуется для такой записи в журнале. Запись от 27 июня несколько многословнее:
      "Во-первых, на палубе обнаружена летающая рыба, которую я потом зажарил в масле.
      Показания лага - 133 мили. Вычет на снос и прибавка на течение одинаковы и итога не меняют. Широта - в полдень 10°25' южной широты".
      На протяжении многих дней "Спрей" шел точно по широте 10°25/, а если днем или ночью он отклонялся в ту или иную сторону, что вполне могло с ним случиться, то к полудню он оказывался, как бы это ни было странно, всегда на одной и той же широте. Самым трудным было исчисление долготы, так как мои единственные жестяные часы лишились минутной стрелки. Впрочем, при столь больших расстояниях это не играло решающей роли.
      2 июля я увидел в северном направлении огромный остров Тимор, а на следующий день поравнялся с близлежащим островом Дана-Айленд, откуда ночной бриз донес с берега запах чего-то пряного.
      В полдень 11 июля, идя под всеми парусами и с неизменным спинакером, я увидел по правому борту остров Рождества. К вечеру я был на траверзе острова, проходя от него в двух с половиной милях. Очертания острова плавно и закругленно поднимались от поверхности моря и имели значительный подъем в центральной части. По плавности очертаний остров напоминал рыбу. Возле его берегов пенились волны, и он лежал как чудовище посреди моря. Пропорции острова были совсем как у кита, и когда "Спрей" проходил мимо той части, которую можно было считать головой, то отверстие в одной из скал напоминало ноздрю, через которую били потоки прибоя, делавшие картину жизненной и реалистической.
      Много времени прошло с той поры, когда я впервые видел этот остров. До сих пор я не без удовольствия вспоминаю, как капитан судна "Таньяро", на котором я тогда служил, крикнул с юта: "Все наверх, у кого только есть пара глаз, чтобы посмотреть на остров Рождества!" Можно не сомневаться, что остров был виден только если взобраться на бом-брам-рей. Капитану очень нравилось загонять нас туда, а боцман, наводивший ужас на нас - простых матросов, выполнил приказание капитана со всей строгостью. Помню, . когда мы пришли в Гонконг, среди почты, ожидавшей наше судно, было письмо и для меня. Я был гребцом на капитанской шлюпке, но капитан не отдал мне письма, которое лежало у него несколько часов. Неужели вы думаете, что он мог вручить письмо простому матросу? Ни в каком случае. Когда мы вернулись на судно, он передал письмо первому помощнику, а тот второму помощнику, а последний положил его на швартовый шпиль, где я его и взял,
      ГЛАВА 16
      Необходимость осторожности, при кораблевождении. Три. часа. у руля. за двадцать три дня. Прибытие на Кокосовые острова. Любопытная глава из истории общества. Приветствие от детей, островитян. Чистка и окраска "Спрея" на берегу. Благословение Магомета за банку джема. Кокосовые острова - райское место. Рискованное приключение на маленькой, лодке. Вперед, к острову Родригес! Меня принимают за антихриста. Губернатор успокаивает общественное мнение. Лекция. Монастырь в горах.
      До Кокосовых островов Килинга оставалось всего лишь пятьсот пятьдесят миль, но этот небольшой отрезок пути требовал точного соблюдения курса, иначе я мог бы пройти в стороне от атолла.
      12 июля, находясь около сотни миль юго-западнее острова Рождества, я увидел высоко в небе антипассатную облачность, шедшую с юго-западного направления навстречу ветру, который за последние дни сильно ослабел. В то же время шла крутая зыбь с юго-запада. Иногда сильные порывы ветра налетали с юго-запада, что могло объясняться зимними штормами в районе мыса Доброй Надежды. Я стал брать больше на ветер и, учитывая влияние течения, брал поправку двадцать миль в сутки. Поправка оказалась достаточно верной, и я точно вышел по курсу на Кокосовые острова. Первым подтверждением близости земли было появление ранним утром белой крачки, которая уверенно покружилась над судном и деловито полетела на запад. Здешние островитяне называют крачку "лоцманом Кокосовых островов". Несколько позднее я очутился среди множества птиц, ловивших рыбу и дравшихся из-за добычи. Теперь мне не надо было больше заниматься вычислением курса, и, взобравшись на мачту, я заметил верхушки кокосовых пальм, словно выраставших из воды. То, что я увидел, не было для меня неожиданным, и тем не менее все мое существо было словно пронизано ударом электричества. Спустившись с мачты, я уселся на палубе и дал волю обуревавшим меня чувствам. Тем, кто сидит на сухопутье в гостиных, это несомненно покажется признаком слабоволия, но ведь я рассказываю о чувствах человека, путешествующего в одиночестве.
      Я не коснулся штурвального колеса, и "Спрей", двигаясь по течению и рассекая волны, с абсолютной точностью вошел в фарватер пролива. Даже в военном флоте не плавают с большей точностью. Тогда я расположил паруса наивыгоднейшим образом, встал у штурвала и подгонял "Спрей" на протяжении нескольких миль, покуда в 3 часа 30 минут пополудни 17 июля 1897 года не стал на якорь после двадцатитрехдневного перехода от острова Четверга. Пройденное расстояние составляет по прямой линии две тысячи семьсот миль. Это было еще лучше, чем при плавании по Атлантике; просто великолепный переход! За двадцать три дня я провел за рулем в общей сложности около трех часов, включая время, потраченное на подход к Кокосовым островам. Вся моя работа сводилась к тому, что я закреплял руль и пускал "Спрей" вперед, независимо от того, был ли ветер боковым или дул в корму; во всех случаях "Спрей" держался заданного направления. Однако ни разу за все время плавания "Спрей" не закончил перехода с такой точностью, как на этот раз*.
      * Мистер Эндрью Дж. Лич сообщал 21 июля 1897 года через губернатора Сингапура мистера Киннерсли на имя статс-секретаря по делам колоний Джозефа Чемберлена о посещении атолла кораблем "Ифигения":
      "Покинув районы океанских глубин с их темно-синей окраской воды, мы вошли в район кораллов, сильно отличавшийся от других мест. Блистающая окраска воды была прозрачной на глубину тридцати футов и переливала то пурпуром, то небесной синевой, то зеленью со сверкающими на солнце ослепительно белыми гребнями волн. Вода окружала поросшие пальмами острова, но проливы между ними, особенно с южной стороны, были неразличимыми. Белый прибрежный песок и еще более белый прибой и, наконец, самая лагуна размером семь или восемь миль с севера на юг и пять или шесть миль с востока на запад - все это представляло собой незабываемое зрелище. Несколько погодя нас встретил Сидней Росс старший сын мистера Джорджа Росса, и вскоре, сопровождаемый врачом и еще одним офицером, мы съехали на берег.
      Когда мы подошли к пристани, то увидели возле нее вытащенный на берег для чистки "Спрей" из Бостона - парусное судно вместимостью в 12,7 брутто-регистровых тонн, принадлежавшее капитану Слокаму. Он прибыл на этот остров 17 июля после двадцатитрехдневного перехода от острова Четверга. Этот своеобразный путешественник-одиночка, отплыв из Бостона два года назад, добрался до Гибралтара, оттуда к мысу Горн, прошел Магелланов пролив, достиг островов Общества, оттуда - Австралии и, пройдя Торресовым проливом, прибыл на остров Четверга".
      По описанию адмирала Фицроя, Кокосовые острова находятся между 11° 50' и 12° 12' южной широты и 96°51' и 96°58' восточной долготы. Острова были открыты в 1608-1609 годах капитаном Вильямом Килингом, служившим в Ост-Индской компании. Южная группа состоит из семи или восьми островов и островков, образовавшихся из коралловых рифов и ставших настоящими островами. На северных островах нет гаваней, они редко посещаются судами и не имеют существенного значения. Южная группа островов является странным мирком, имеющим своеобразно романтическую историю. На берег этих островов море выбрасывало обломки
      разрушенных ураганами кораблей, стволы деревьев, пригнанные течением из Австралии или выброшенные людьми с несчастливых в плавании судов. Однажды течение притащило камень, крепко оплетенный корнями росшего на нем дерева.
      После открытия капитаном Килингом островов они никем не посещались, и только в 1814 году там появился известный капитан Джон Кланис-Росс, шедший в Индию на корабле "Борнео". Два года спустя капитан Росс вернулся на здешние острова, привезя с собой жену, детей, тещу миссис Даймок и восемь знающих ремесла матросов. Они прибыли сюда, чтобы стать собственниками этих островов, но обнаружили здесь некоего Александра Хэйра, превратившего этот маленький атолл в своеобразный рай, где он поселился с гаремом туземных женщин, вывезенных с берегов Африки. Как это ни странно, но Хэйра и его гарем доставил сюда родной брат капитана Росса, который и не предполагал, что Джон Росс собирается поселиться на этих островах. Так Хэйр очутился здесь вместе со всем, что ему принадлежало.
      В свой предыдущий приезд капитан Росс поднял английский флаг на острове Хорсбург, который входит в южную группу островов. Когда Росс прибыл сюда через два года, обрывки флага продолжали развеваться над островом и матросы спутники Росса - решили вступить во владение всем тем, что здесь находилось, включая женщин из гарема Хэйра. Вполне понятно, что усилий сорока женщин и одного возглавлявшего их мужчины было явно недостаточно, чтобы сбросить в море восемь упрямых матросов*.
      * В отчетах, опубликованных в Финлеевском "Сейлинг Директори" и описывающих эти события, имеются хронологические противоречия. Я описываю эти события на основании рассказов внуков старого капитана и документов, хранящихся здесь.
      Для Хэйра наступили тяжелые времена... Ни он, ни капитан Росс не могли быть добрыми соседями: слишком малы были острова и слишком большая разница в характере людей. У Хэйра была уйма денег, и он мог бы отлично жить в Лондоне, но, побывав губернатором на острове Борнео, он больше не мог довольствоваться пресной жизнью, свойственной цивилизованному обществу. По этой причине он и очутился вместе с сорока женами на этом атолле, где его потеснил капитан Росе и его настойчивый экипаж. В конце концов ему пришлось вместе со своим гаремом перебраться на небольшой остров, прозванный Тюремным, где Хэйр уподобился Синей Бороде и запер своих жен. Однако пролив, отделявший остров от остальных, был узким и мелководным, а восемь шотландских матросов носили высокие сапоги, и это обстоятельство повергло Хэйра в уныние. Пытаясь прийти к соглашению, он угощал пришельцев ромом и прочими деликатесами, но это привело только к ухудшению отношений. На следующий день после празднования дня Св. Андрея мистер Хэйр был выведен из терпения и, давно/уже не разговаривая с капитаном Россом, послал ему записку следующего содержания:
      "Дорогой Росс! Когда я послал вашим матросам ром и жареного кабана, то был уверен, что они будут держаться подальше от моего цветника".
      Оскорбленный капитан Росс рявкнул в ответ: "Эй, вы, на Тюремном острове! Вы, Хэйр, должны знать, что жареной свинины и рома недостаточно, чтобы составить рай для матросов..."
      Как впоследствии рассказывал Хэйр, капитан Росс ревел с такой силой, что его можно было расслышать на острове Ява.
      Все это беззаконие окончилось тем, что женщины сами оставили Тюремный остров и попросили убежища у Росса. Что касается Хэйра, то он переехал в Батавию, где и умер.
      - Дети пришли приветствовать вас... - объяснил мне мистер Росс, когда ребята всех возрастов и размеров сотнями выстроились возле пристани.
      Население этих мест отличается застенчивостью, но вместе с тем и стар и млад обязательно приветствуют каждого прохожего.
      - Jalan, jalan?! (Вы гуляете?) - спрашивают они мелодичными голосами. - Не пойдем ли вместе? - следует в ответ.
      Длительное время после моего прибытия здешние дети со страхом и подозрением посматривали на "судно с одним человеком". Дело в том, что много лет назад ветром унесло в море местного жителя, и ребята намекали друг другу, что, может быть, этот человек из черного превратился в белого и теперь вернулся на парусной шлюпке. Дети внимательно следили за каждым моим движением, а особенно за тем, чем я впитаюсь. Однажды я очищал и смолил наружный борт у ватерлинииq после чего сел за роскошный обед .с черносмородиновым джемом. Тут дети не выдержали и обратились в паническое бегство, громко вопя: "Капитан ест смолу!" Вскоре они убедились в том, что "смола" съедобна и что я привез ее в достаточном количестве.
      Однажды, угощая сообразительного малыша галетой, густо намазанной джемом, я .увидел, что его заинтересовала моя поврежденная рука и он прошептал "chut-chut", т. е. что меня укусила акула. С той поры ребята считали меня героем, и, право, у меня не хватало пальцев для цеплявшихся за них ясноглазых малышей, желавших всюду следовать за мной. До описанного мною случая, когда я протягивал руку и говорил "иди сюда", они боязливо отбегали к соседнему дому и кричали "dingin" (холодно) или "ujan" (скоро дождь пойдет). Видимо, теперь было решено, что я не возвратившийся дух прежнего чернокожего, и с тех пор я приобрел на острове множество друзей, которые больше не ссылались на дождь или холод.
      Некоторое время спустя я пытался спустить "Спрей" на воду, но выяснилось, что он плотно сидит на песке. Дети хлопали в ладоши и кричали, что "kreting" (краб) держит "Спрей" за киль. А маленькая девочка лет десяти-двенадцати, по имени Офелия, написала в вахтенном журнале следующее:
      Сто человек сильных и крепких
      Прыгают возле брашпиля, эй-хо!
      Канат лопается на куски,
      А судно ни с места...
      Тут ребята рассказали новость:
      Большой краб держится за киль.
      Так это или не так, но было решено, что магометанский мулла Сама-Эмим за банку джема попросит Магомета благословить мое путешествие и освободить киль судна от краба, При следующем же приливе "Спрей" очутился на плаву.
      22 июля прибыл английский военный корабль "Ифигения" и вместе с ним судья Эндрью Лич с судейскими чиновниками, совершавшими инспекционную поездку по колониальным владениям пролива, к которым относятся Кокосовые острова. Представители правосудия ездили разбирать жалобы и судебные дела, если только таковые имелись. Они увидели "Спрей" вытащенным на берег и привязанным к кокосовым пальмам.
      На Кокосовых островах не было слышно каких-либо жалоб с тех пор, как отсюда выехал Хэйр. И если на Земном шаре есть райское место, то это Кокосовые острова. Так как судейским чиновникам нечего было разбирать, то было решено отметить встречу большого военного корабля с маленьким "Спреем". Вместо судебного заседания были устроены танцы, и на них явились все офицеры, которые имели возможность съехать на берег. Островитяне собрались от мала до велика, и губернаторский холл был переполнен. Каждый, кто мог держаться на ногах, танцевал, а ребятишки целыми грудами лежали по углам и довольствовались зрелищем. Моя маленькая приятельница Офелия танцевала с судьей.
      Две скрипки пилили и пилили прекрасный старый мотив "До утра мы не уйдем". И мы так и поступили...
      Местные женщины на Кокосовых островах не выполняют тяжелых работ, как это я видел в других местах, где побывал. Сердце обитательницы Огненной Земли радостно забилось бы при виде царя природы - мужчины, влезающего на кокосовую пальму. Но, помимо умелого лазания по кокосовым пальмам, здешние островитяне строят великолепные лодки. Пожалуй, я нигде не встречал такого умения строить лодки, как здесь. Под пальмами здешних островов я видел отличные станки, а визг ленточной пилы и стук наковальни слышались с утра до ночи. Первые шотландские поселенцы оставили здесь не только сильную кровь северян, но передали по наследству трудовые навыки. Никакое благотворительное общество не сделало столько добра каким-либо островитянам, сколько сделали благородный капитан Росс и его сыновья, унаследовавшие от него предприимчивость и бережливость.
      Адмирал Фицрой, посетивший на "Бигле" эти места, где многое необычно, отмечал, что на здешних маленьких островах крабы едят кокосовые орехи, рыба ест кораллы, собаки ловят рыбу, люди ездят на черепахах, а раковины являются опасными ловушками для людей. К этому он добавил, что морские птицы садятся на ночлег на деревья, а множество крыс устраивает жилье на вершинах пальм.
      Занимаясь переоборудованием моего судна, я решил нагрузить "Спрей" знаменитыми гигантскими раковинами-тридакнами, которые водились в ближайшей бухте. Именно в этом случае на глазах всех обитателей деревни "Спрей" едва не лишился своего экипажа и вовсе не потому, что я сунул ногу в предательскую раковину-ловушку, а из-за беспечного отношения к плаванию через бухту на лодке.