C) Лейтенант Забойный может попасть к Пушкину под видом музы.
А значит, нужно позаботиться о соответствующей экипировке и продумать новый сценарий допроса. В женском обличье, по-видимому, его следовало вести несколько иначе. Полный служебного рвения, Младший следователь покинул свое временное убежище. Вновь воспользовавшись картой-планом, он без труда отыскал гардеробную Натальи Николаевны и, затратив немалое количество времени, преобразился во вполне приличного вида музу. По крайней мере, именно так хотелось думать лейтенанту Забойному, абсолютно не готовому к борьбе с многочисленными туалетными принадлежностями 19 века. Чудом ничего не порвав и, по мере сил, застегнув и зашнуровав всё, что застегивалось и зашнуровывалось, Младший следователь отправился испытывать свой новый имидж, для дополнительной гарантии надвинув на самые глаза легкомысленную шляпку. Цилиндр, в комплекте с фраком, пришлось оставить в гардеробной Натальи Николаевны.
Грозная Арина Родионовна сидела у окна, близоруко щурясь над пяльцами, и тихонько напевала:
– Ой, люли, гусельки, тоненькие струнушки…
Вежливо остановившись на пороге, Младший следователь пропищал:
– Доложите Александру Сергеевичу, к нему Муза Алоллоновна пожаловала.
Старушка озадаченно посмотрела на посетительницу, затем засуетилась, распахнула дверь и пробурчала:
– Ох, говорила я Наталье Николаевне, не дело это – мужчину дома одного оставлять. Особливо поэта. Ну, да господам видней.
Лейтенант Забойный вежливо поклонился и шагнул за порог.
В комнате царил полумрак. На полу в художественном беспорядке валялись исписанные и скомканные листы бумаги вперемешку с гусиными перьями. За столом сидел невысокий худощавый мужчина. Не поворачивая головы, он сосредоточенно переливал содержимое чернильницы в стакан и обратно. На столе монументально возвышался наполовину пустой графин. Забойный нервно прокашлялся и произнес на высокой ноте:
– Александр Сергеевич, я ваша давняя поклонница. Проходила неподалеку и решила заглянуть, так сказать, на огонек.
Пушкин медленно оглянулся, открыл рот и невежливо вытаращил глаза. Невнятно помахав в воздухе рукой, как будто отгоняя какое-то видение, он помотал головой и наконец произнес:
– Сударыня…
После чего внезапно вскочил с места и подбежал к Забойному:
– Позвольте вашу ручку. Весьма польщен визитом. – Он чмокнул жилистую лапищу Младшего следователя, чем немало его смутил, и повлек в глубь комнаты.
– Присаживайтесь. Чем обязан такому счастью? – Он галантно придвинул «Музе» покосившийся стульчик.
– Да вот, хотелось побеседовать с вами о творческих планах, обсудить новинки…
– О, это я всегда пожалуйста, – живо откликнулся Пушкин.
Втайне радуясь легковерию литературных гениев, Забойный присел на краешек предложенного стула.
– Меня, главным образом, интересуют сказки. Особенно вот эта, помните: «Три девицы под окном…» – Младший следователь выдержал многозначительную паузу.
– Продолжайте, продолжайте, очень интересно, – добродушно предложил Пушкин.
– «Пряли поздно вечерком», – немного растерявшись, процитировал Забойный.
– Прекрасно! – восторженно отозвался Александр Сергеевич. – И что же было дальше?
– Ну… Кабы я была царица… – опять затянул следователь.
– Да-да? – поощрил его Пушкин.
– Молвит первая девица, – машинально закончил Забойный, ужасаясь мысли, что у свидетеля налицо все признаки амнезии. Подумать только, ни строчки из написанного не помнит! Нет, здесь что-то не так…
– Вы, Александр Сергеевич, ваньку не валяйте, – ринулся в наступление Младший следователь. – Люди мы с вами занятые, тема для разговора у нас серьезная, так что давайте-ка ближе к сути. Почему, скажите на милость, во всём этом произведении ни разу не дается развернутый портрет главного героя, именуемого Гвидоном? Фас, профиль, особые приметы…
– Вы правы, форменное безобразие! – посуровел Пушкин. – А чье это произведение?
– Так… ваше… – Младший следователь постарался взять себя в руки. – Не увиливайте от ответственности. Давайте лучше набросаем по-быстрому фоторобот.
– Что? – удивился поэт.
– Ну, портрет.
– А, это я могу, – оживился Пушкин, поднял с пола перо и, макнув в чернильницу, быстро завозил им по полям тетради. – Годится?
– Несколько схематично, – поморщился Забойный, – но, учитывая отсутствие у вас профессионального опыта, можно принять как рабочий материал. Позвольте?
Он оперативно выдрал клок из пушкинской тетради.
– Ах! – подскочил поэт и нервно зашелестел страницами. – Ладно, шут с тобой, здесь ничего ценного не было.
– Итак, переходим ко второму вопросу, – объявил следователь, почувствовавший наконец под ногами твердую почву. – Когда именно Гвидонов прибыл на Буян?
– Сейчас сообразим, – задумался Пушкин, демонстрируя полную готовность к сотрудничеству с полицией. – Думаю, на рассвете.
– Почему на рассвете? – удивился следователь, ожидавший услышать какую-либо дату.
– Красиво, – вздохнул Пушкин. – Свежо. Природа просыпается. А кто такой этот ваш Гвидонов?
Забойный вздрогнул. Да, тяжело быть гением. Работа нервная, на здоровье сказывается. Вон какие у человека провалы в памяти!
– По вашей версии, Гвидонов, он же Гвидон – это сын царицы, которая прибыла на Буян в деревянной бочке, – терпеливо, как ребенку, пояснил он Александру Сергеевичу. Собственно, относительно появления Гвидонова на Буяне у Младшего следователя имелась своя версия: по всей вероятности, этот хитрый тип выловил, из воды бочку с царицей и ее отпрыском, увидел, что младенчик не пережил тяжелого путешествия и решил занять его место, вступив в преступный сговор с гонимой мамашей. Этаким самозванцем он явился к местной царевне, фиктивно женился и, получив доступ к сокровищнице, обобрал доверчивую супругу до нитки. От Александра Сергеевича требовалось лишь прояснить несколько вопросов, подтвердить версию следствия и заверить протокол личной подписью. Однако несознательный гений вновь попытался увести разговор в сторону:
– А как же это царицу угораздило в бочку залезть? – с неподдельным изумлением поинтересовался он.
– Бояре поспособствовали. За то, что родила богатыря. То есть не богатыря, а мышонка. То есть не мышонка, не лягушку…
– Так кого же она всё-таки родила?! – не выдержал Пушкин.
Лейтенант Забойный заскрипел зубами.
– Не важно. Главное, что Ткачиха с Поварихой и еще некто баба Бабариха устроили политическую диверсию с подменой важных государственных документов и засмолили царицу в бочке. И новорожденного туда же втиснули…
– Этого мышонка?
– Не мышонка!!! И не лягушку!!! – потерял самообладание Младший следователь. – Ладно, оставим пока что пункт второй. Расскажите, почему вы утаили от широкой общественности факт хищения чудес с острова Буяна?
– А там были чудеса? – наивно уточнил Пушкин. Забойный извлек из рукава инвентарный список:
– Номер первый: Белка…
– Неужто белку стырили? – восхитился Пушкин. – И тоже в бочку? Прямо какой-то Ноев ковчег получается!
– Белку в бочку не сажали!!! – заорал следователь. – Она пела песенки и грызла изумруды…
– Какая бесхозяйственность, – фыркнул Пушкин. – Наверно, владельцы изумрудов ее и порешили.
Следователь тихо застонал.
– Хорошо, оставим чудеса. Скажите, младенчика-то высокородного не Гвидонов убил, а? Он своей смертью в бочке помер?
– Ну, убийство младенцев – это совсем из другой оперы, – возмутился Пушкин. – «И мальчики кровавые в глазах…» Это ж про Бориску Годунова! Не путайте меня, батенька.
– Ба… – Следователь внезапно задохнулся и побледнел. – Я не батенька, я Муза!
– Музон ты, а не муза! – фыркнул поэт. – Какая ж муза нижнюю юбку поверх бального платья напялит? Не пойму только, кто же меня так разыграть решил?
Лейтенант Забойный почувствовал непреодолимое желание провалиться сквозь землю, а еще лучше – сквозь время, и оказаться в своем уютном кабинете, подальше от литературных гениев, поближе к заурядным и таким родным нарушителям общественного порядка. Провал! Полный провал! Его раскололи, обвели вокруг пальца, надсмеялись и надру… нет, до этого, к счастью, не дошло.
– Как звать-то тебя, чудушко?
– Лейте… Вася. Вася Забойный.
– Ну что ж, драгоценный мой Музон Забойный, сказывай, кто тебя ко мне подослал.
Младший следователь покачнулся. Дело принимало скверный оборот. Вспомнив лицо Начальника управления, он решил уйти в несознанку.
– Ничего не знаю. Мимо проходил. Заглянуть решил. Поэзию люблю. Сказки люблю. Друзей не выдаю.
– Вот это ты молодец, – хлопнул его по коленке Пушкин. – Друзей выдавать нельзя. Собственно, я про своих друзей и без тебя всё знаю, те еще затейники. За это и выпьем, – неожиданно заключил поэт, уверенным движением разливая содержимое графина по стаканам.
С невероятным облегчением Забойный подхватил эту замечательную – да что там, гениальную! – идею. После третьего стакана он почувствовал, что его отношение к литературе вообще и поэзии в частности становится всё более трепетным.
– Поэзия – это вещь! – кричал Забойный, размахивая графином.
– Поэзия – это жизнь! – сверкая глазами, вторил ему Пушкин. – Слышь, Музон, а презанятную историю ты мне тут излагал. Сам придумал?
– Сам, сам, – согласился следователь, не желая портить настроение момента очередными дебатами.
– Хорошая сказка может получиться. Три девицы под окном, это надо же… Ты обязательно запиши этот сюжет.
– А хочешь, тебе подарю? – расщедрился лейтенант.
– Да ты что, сам напиши. У тебя такой талант к сочинительству. Не зарывай его в землю, послушай Пушкина, я ведь не последний человек в литературе.
– Да что уж там, – растрогался Забойный, – мне не жалко. Пиши, брат!
– Слушай, а давай работать вместе? Ты да я. Вот силища-то будет!
В душе Младшего следователя закопошились смутные сомнения.
– Да у меня, видишь ли, уже есть работа.
– А ты ее брось!
Очевидная простота решения приятно поразила захмелевшего полицейского. А что, если и впрямь начать стишки пописывать? На пару с гением. «Мы с тобою – что паровоз с трубою…»
Перед внутренним взором размечтавшегося лейтенанта неожиданно возникло лицо Начальника управления. «Лучше бы ты рапорт написал, дубина!» – презрительно произнес Начальник и изобразил неприличный жест, означающий, что не видать Забойному отпуска в ближайшие десять лет. Лейтенант с трудом прогнал неприятное видение.
– Нет, Сань, мне домой надо. Искать будут.
– Ну, надо так надо. Заходи почаще, не каждый день удается так душу отвести. – Пушкин крепко обнял полицейского. – Удачи тебе, Музон! И не забудь юбчонку-то снять, а то люди не поймут.
Пошатываясь и поправляя сползающую на нос шляпку, Младший следователь отворил дверь и вышел на лестницу. Кое-как преодолев ступени, которые из вредности стали гораздо круче, чем прежде, он выбрался на свежий воздух. Гуси и утки приветствовали его как старого знакомого. Отдав им честь, лейтенант в целях экономии времени побрел напрямки через лужу. Путешествие не улучшило его внешний вид, но подействовало ободряюще (вода в луже оказалась дюже холодная), так что вскоре ему удалось вполне благополучно выбраться к заветному пню с замаскированной в нем машиной времени.
Меж тем Александр Сергеевич сидел над пустым графином с пылающим взором и о чем-то сосредоточенно размышлял. В дверь тихонько постучали, и на пороге робко нарисовалась Арина Родионовна.
– Ну что, милок, твоя Муза? Сказала чего путное, али как?
– Ох, нянюшка, много она любопытного наговорила, да только не всё я понял. Про остров Буян да про царицу с младенцем, в бочку заточенную…
– Тоже мне, новости! – скривилась Арина Родионовна. – Да я эту историю и без всяких Музов знаю. Бабка моя сказывала, а ей – ее бабка, а той…
– Ну, и что там у них случилось-то, на Буяне? Не томи душу, голубушка!
Нянька критически глянула на своего воспитанника.
– Экий ты нетерпеливый. Да ладно уж, слушай…
ГЛАВА 9
Начальник полиции с изумлением воззрился на своего сотрудника, чьи очертания проступили в кабине машины времени, подле которой деловито суетились специалисты НИИ. По уши перемазанный вонючей жижей, одетый в женское платье сомнительного происхождения, пошатывающийся от пережитых потрясений, Младший следователь являл собой впечатляющее зрелище.
– Ну и ну, – крякнул сидящий рядом с начальством Старший следователь, мысленно пытаясь сформулировать, что сейчас скажет своему непосредственному подчиненному. Тот уже вполне материализовался в родном времени и распахнул прозрачную дверцу:
– Позвольте доложить: Музон Забойный с задания прибыл!
Он отдал честь, приложив руку к краю легкомысленной соломенной шляпки, покачнулся и вдруг радостно запел:
– Ой, люли, гусельки, тоненькие струнушки…
– Как это понимать? – севшим голосом выдавил из себя Начальник полиции.
– Он же сказал: забойный музон, – пожал плечами Олег, помогая прибывшему выбраться из кабины.
– Хватит ерничать, – начал накаляться Начальник. – Лейтенант, немедленно объяснитесь!
– Так точно! – вытянулся по струнке Младший следователь, прижимая руками пышные оборки. – Допрос гражданина Пушкина по факту исчезновения Егора Гвидонова и появления антикварного клада прошел конструктивно.
И лейтенант Забойный принялся излагать сведения про лебедей, гусей, свиней и белок, заточенных в бочках, клетках, сараях и грязных дворах, приплел Бориску Годунова и по ходу дополнительно отметил, что у означенного субъекта «мальчики кровавые в глазах».
– Подождите, подождите, какие еще мальчики? Кто такой Годунов?
– Вероятно, серийный убийца, – отмахнулся Младший следователь, которому гораздо больше хотелось обсудить с начальством поступившее от Александра Сергеевича деловое предложение. Однако повернуть разговор на перспективы творческого сотрудничества с гением не удалось – вмешался Старший следователь:
– Ах ты, пьянь подзаборная! Его отправили за информацией о сокровищах, а он нализался, как скотина, и излагает про свинарники! Да как ты посмел явиться из служебной командировки с пустыми руками?!
– А вот и не с пустыми, – оскорбился и впрямь нетрезвый лейтенант. Он порылся в складках юбки, затем оттянул плотный лиф и извлек на свет клок пушкинской тетради. – Вот вам фоторобот подозреваемого по кличке Гвидон. Фас… то есть, профиль.
Оживившиеся полицейские кинулись вырывать друг у друга раритетный обрывок.
– У Гвидонова волосы светлые, а этот весь черный…
– Да у Пушкина других чернил не было! Вы на кудри, на кудри посмотрите…
– Да как-то коротковаты. Гвидонов волосы до плеч отпустил.
– Разрешите? – скромно протиснулся Олег. Он взглянул на рисунок – и вдруг затрясся от беззвучного смеха:
– Хотите, я вам еще таких «фотороботов» из компьютера натаскаю для комплекта?
– Неужели утечка информации? – ужаснулся Начальник полиции.
– Что вы, – успокоил его историк, – просто Александр Сергеевич имел грешок украшать поля рукописей каракулями. В особенности – автопортретами.
– Вы хотите сказать, что это изображение самого Пушкина? – разочарованно протянул Старший следователь.
– Несомненно. И наш Институт будет очень признателен, если вы передадите его в музейную коллекцию.
– Ты что привез, болван? – повернулся разъяренный Начальник в сторону лейтенанта.
– Я не болван, я талант, – с достоинством возразил Забойный. – Сам Пушкин сказал, а гениям, знаете ли, виднее. Мы с ним уже новую поэму сочинять начали. Вот послушайте: «Мы с тобою – что паровоз с трубою…»
– Хватит! – завопил Начальник, зажимая руками уши. – Отвезите эту жертву высокой поэзии в реабилитационный центр. И не привозите обратно, пока его глаза не начнут снова бодро таращиться в служебном рвении.
Птенчикова к следственному эксперименту не допустили. Мол, спасибо за помощь и оригинальность идеи, однако дилетантам не стоит путаться под ногами у профессионалов. Расстроенный суровой отповедью, переживающий за исход мероприятия учитель был вынужден отбыть в свою избушку и там, в тиши и одиночестве, ожидать известий от друзей.
Время издевательски замедлило бег. Стрелки настенных часов (со старинными гирями, маятником и кукушкой) цеплялись за каждую черточку на циферблате, не желая двигаться дальше. Возмущенный столь откровенным саботажем, Иван преодолел отвращение к технике и набрал код справочной, чтобы уточнить, сколько в действительности времени должны показывать его часы.
– Пятнадцать минут седьмого, – сообщил мелодичный голос.
– Ку-ку! – насмешливо выглянула со своего чердачка кукушка и звонко захлопнула дверцу. Иван недоверчиво уставился на циферблат: оказывается, часы его не обманывали.
В комнате было темно: пронизывающий ветер, дувший с самого утра, нагнал косматых туч, и казалось, что они придавили своей тяжестью макушки усталых деревьев. Птенчиков глянул в окно. Батюшки, да на улице снег!
Немного оживившись, он выскочил на крыльцо, Мелкая ледяная крупа сердито посыпала землю. Земля не сопротивлялась: снежинки опускались на пожухлую листву и оставались лежать, обещая в скором времени окрасить пейзаж в белый цвет.
– Хватит киснуть, – сказал себе Птенчиков. – Мои переживания на допрос Пушкина доблестными служителями закона никак не повлияют. А потому – не устроить ли себе праздник первого снега?
Когда наконец аэробот Аркадия и Олега приблизился к его дому, друзья увидели душераздирающую картину. Из пристройки выскочил совершенно голый мужик и начал кругами носится по поляне, высоко подкидывая колени и оставляя на снегу следы босых ног. От розового тела валил пар, на голове красовалась войлочная панама.
– Пожар! – в ужасе закричал Олег, закладывая крутой вираж и устремляясь на посадку.
– Не похоже, дыма не видно, – возразил Аркадий, потирая поясницу после жесткого соприкосновения аэробота с землей.
– Как не видно, вон как валит!
– Откуда?
– Из трубы.
– Так то не пожар, то печка.
Друзья резвой трусцой устремились к обнаженному человеку. Не замечая ничего вокруг, тот набирал полные пригоршни снега и растирал бока, приговаривая:
– Эх, хорошо!
– Иван, что ты делаешь? – окликнул Олег приятеля.
– Парюсь! – со счастливой улыбкой обернулся к нему Птенчиков. Историки переглянулись:
– Вот беда… Парень тронулся. Надо бы его тоже отправить в центр реабилитации, в компанию к Забойному, – прошептал Олег.
Аркадий попытался урезонить учителя:
– Сам-то хоть понял, что сказал? Как ты можешь париться, если снег холодный?
Иван расхохотался:
– Вот чудаки! А еще историки. Пойдемте скорее, я вам всё покажу.
Весьма обескураженные, друзья переступили вслед за Птенчиковым порог пристройки.
– Раздевайтесь, – велел хозяин.
– Вань, может, не стоит? – робко попытался возразить Олег.
– Стоит, стоит. Сегодня у нас праздник первого снега. Я вам покажу, что такое настоящая баня.
Он распахнул следующую дверь, и клубы ароматного пара дохнули в лица неуверенно переминающимся историкам.
– О, а тут не так плохо! – удивленно воскликнул Олег и первым стал стягивать с себя одежду.
– Прошу, – изобразил Птенчиков широкий жест в сторону деревянного полка. – Сейчас мы парку поддадим…
Взгромоздившиеся на горячую лавку историки с опаской наблюдали, как он черпает ковшом воду и выплескивает ее на раскаленные камни.
– Ох, что-то трудно дышать, – не выдержал тучный Аркадий.
– Погоди, сейчас я тебя березовым веничком…
К изумлению друзей, Птенчиков и впрямь схватился за пучок березовых веток и занес его над их голыми спинами.
– А-а-а!!! – заорали историки, выскакивая на улицу и пускаясь наутек по белому снежку.
– Куда вы? – кричал им вслед Птенчиков. – Еще рано. Вы лишаете себя удовольствия!
Дрожащие от холода историки прыгнули в аэробот и включили климат-контроль.
– Вызываем «скорую»? – стуча зубами, спросил Олег. Птенчиков меж тем приплясывал снаружи, призывно стуча в стекло.
– Давай его впустим, простудится до приезда бригады, – вздохнул Аркадий. – Эй, извращенец, заходи. Только веник оставь снаружи.
Недоразумение разрешилось с помощью компьютера. Недоверчиво выслушав объяснения «извращенца», Олег набрал в поиске словосочетание «русская баня» и с изумлением убедился, что Иван находится в здравом рассудке. Друзья вернулись в пристройку и вновь уселись на жаркий полок. Обиженный Птенчиков сунул им в руки веник и ушел в предбанник. И тут историки так раздухарились, что чуть не довели друг друга до приступа сердечной недостаточности.
– Остановитесь! – кричал им вслед Иван, когда они проносились мимо него из парной на улицу и обратно. – Вы ведь даже не сказали мне, чем окончился следственный эксперимент!
– Потом, потом, – пыхтел Аркадий. – Дай людям потешиться, сам-то небось через день баньку топишь.
Наконец утомленные историки угомонились. Иван провел их в гостиную и усадил в плетеные кресла.
– Ох, хорошо! – кряхтел Аркадий.
– Не то слово, – вторил ему Олег.
– Сейчас бы пивка, – мечтательно протянул Птенчиков.
– Давайте закажем, – отозвался Олег, и через некоторое время автокурьер доставил им из города целую упаковку.
– Ну, теперь рассказывайте, – велел Птенчиков, когда все взяли по банке и откинулись на удобные спинки.
– Да что рассказывать? Полный провал! – Олег в красках описал возвращение «Музона Забойного».
– Это ж надо так напортачить, – проворчал Аркадий, качая головой.
– Выходит, что Пушкин не знал содержания собственной сказки? – удивился Иван. – Разве такое возможно?
– Почему бы и нет? Дурак-полицейский своими вопросами навел Александра Сергеевича на интересную мысль. Готов поспорить: как только за гостем закрылась дверь, Пушкин схватился за перо и начал строчить свою историю.
В гостиной воцарилось удрученное молчание.
– Что полиция собирается предпринять дальше? – спросил Птенчиков.
– Ничего. Зашли в тупик и расположились там дружным коллективом, как туристы на пикнике.
– Но нельзя бросать эту линию расследования, пока не доказано, что она ошибочна! – разволновался Птенчиков. – Я уверен, что Егор находится на Буяне. Нужно снарядить новую экспедицию, сразу на остров, и попытаться выяснить все обстоятельства на месте…
– Полиция не одобрит эту идею. Их сотрудник и так попал в психушку… то есть в центр реабилитации.
– Значит, нужно лететь самим!
– А санкция на расследование?
– Не обязательно сообщать, что мы отправляемся в путь ради расследования. Можно придумать другой повод.
Друзья уставились на Птенчикова.
– А что, это мысль, – сказал наконец Олег. – Я постараюсь убедить начальство, что экспериментальной модели «Хамелеон» требуется испытание на прочность при значительном временном рывке…
– Но на остров полечу я, – перебил его Птенчиков.
– Исключено. У тебя нет опыта работы в условиях прошлого, – возразил Аркадий.
– В этом самом «прошлом» я прожил почти двадцать шесть лет. В отличие от некоторых.
– Это было другое «прошлое».
– Ну и что? Кто из нас учитель литературы? Сказки – это по моей части, вы, ребят, не в материале, – не сдавался Птенчиков.
Однако переубедить историков было сложно. В бурных дебатах прошла почти вся ночь. Подремав с полчаса, рано поутру друзья загрузились в аэробот и направились в ИИИ, выбивать разрешение на перелет. Птенчиков сиял от удовольствия: он всё-таки отвоевал себе право полететь в прошлое. Решающим аргументом послужило то, что учитель сможет представить запрашиваемую командировку как литературно-исследовательскую экспедицию по следам гениального произведения, и руководство ИИИ не стает удивляться столь неожиданному выбору пункта назначения. Олег с Аркадием обещали обеспечить круглосуточную связь через Центр Управления.
Пока улаживали организационные вопросы, наступил вечер. Друзья были полны энтузиазма: разрешение на перелет получено, и «Хамелеон» уже нацелен на остров Буян времен правления царевны Лебеди (Олег решил, что наиболее целесообразно прибыть в загадочное государство незадолго до свадьбы Лебеди с Салтаном – очень уж удивило его это несовпадение исторических реалий с литературными). На Птенчикова нацепили синие шелковые порты — штаны, закрепленные на шнурке, красные кожаные сапоги с короткими голенищами, срезанными к колену углом, рубаху и зипун – довольно легкую конструкцию длиной до колена, застегнутую встык и опоясанную вокруг талии. Посмотрев в зеркало, учитель литературы почувствовал себя полным идиотом. Куда он летит? На что надеется? С какой стати вдруг возомнил себя суперменом, этаким победителем зла и поборником справедливости? Эх, выставит он себя на всеобщее посмешище…
Птенчиков нащупал под костюмом зажигалку-талисман. Он прихватил ее с собой в последний момент, тайком от Олега с Аркадием – ведь пользоваться в прошлом предметами, не соответствующими эпохе, правилами ИИИ не разрешалось. Но он и не собирался пользоваться зажигалкой, она лишь дарила ему уверенность в собственных силах. «Если я сумел бросить курить, – начал привычную формулу аутотренинга Птенчиков, – то трудности детективного расследования в прошлом мне будут нипочем». Ох, как хотелось бы Ивану поверить самому себе!
Он присел в уголке, наблюдая за сосредоточенными манипуляциями историков над кабиной машины времени. Для связи с Центром Управления (то есть непосредственно с Олегом или Аркадием, в зависимости от очереди дежурства) начинающему детективу выдали портативную мини-рацию. Малышка была закреплена на талии, скрытая складками одежды и дополнительно прижатая поясом. В голове Ивана непрерывной шарманкой прокручивался пушкинский текст. Он пытался убедить себя, что вполне готов к встрече со сказочным островом. Но тут…
В дверь лаборатории по переброскам во времени робко постучали. Олег нажал кнопку дистанционного управления. Панель отъехала в сторону, и историки замерли в немом удивлении: на пороге стояла Варя Сыроежкина. С несвойственным ей волнением девушка обвела взглядом собравшуюся компанию и произнесла:
– Извините, могу ли я поговорить с Иваном Ивановичем?..
…Пошла вторая неделя со дня исчезновения Егора Гвидонова. Средства массовой информации, усердно призывавшие население помочь полицейскому расследованию, постепенно начали терять интерес к этой теме. То ли жадным до сенсаций репортерам не хватало динамики развития событий, то ли по молчаливому согласию они посчитали, что шансы на благоприятный исход близятся к нулю, но портрет Гвидонова стал всё реже и реже мелькать на экранах, и выпуски новостей заполнились более актуальными и животрепещущими темами. Варя не находила себе места. Лишь она одна знала о гениальном изобретении Егора. И ей одной предстояло решить, что опаснее для изобретателя: ее молчание или ее рассказ о подпольной машине времени.
В конце концов она придумала компромисс: можно рассказать о произошедших событиях не полиции, а учителю. Тем более, что сам он явился откуда-то из прошлого, нарушив – вольно или невольно – все правила ИИИ. Это Иван Иванович заставил своих учеников обратиться мыслями к сказке. Более того – именно от учителя услышал Егор Гвидонов о чудесном венце царевны Лебедь, когда тот сравнил с нею Варю Сыроежкину и процитировал пушкинские строки. Если такой человек не сумеет понять и помочь… значит, не поможет никто.
Приняв решение, Варя весь день металась по колледжу, ожидая, что вот-вот увидит знакомую угловатую фигуру. Однако учитель не появлялся. В конце дня девушка решилась пойти к директору и спросить, когда можно будет застать Ивана Ивановича. Директор мечтательно улыбнулся:
– Не знаю, милочка, наш Иван Иванович затеял какую-то литературную экспедицию и с самого утра уехал в ИИИ. Везет же некоторым!
Сердце Вари взволнованно подпрыгнуло. Учитель в ИИИ! Неужели совпадение? Или он о чем-то догадывается?
И вот, с трудом преодолев все препоны, чинимые усердными роботами-вахтерами, она достигла порога лаборатории по перемещениям.
Птенчиков, удивленный визитом своей ученицы, вышел с ней в коридор. И там, запинаясь и перескакивая с одного на другое, Варя наконец выложила всё, что ее мучило на протяжении этой ужасной недели. Глаза начинающего детектива загорелись азартом:
– Три сестрицы! Подумать только! Эта твоя Сонька – изобретательная особа. Пойдем скорее, расскажешь всё Аркадию с Олегом.
Историков больше поразил факт создания Егором авторской модели машины времени. Снаряжая Птенчикова на Буян, они в глубине души не верили в вероятность существования незарегистрированной машины. Но чтобы ее в одиночку собрал неизвестный юнец, даже не окончивший колледжа? Фантастика!
– Что ж, – заговорил Птенчиков, возбужденно потирая руки, – дело упрощается. Нам осталось лишь пойти в мастерскую колледжа, залезть в холодильник, и – здравствуйте, ребятки! Как же мы соскучились! – Иван захохотал. Присутствующие, однако, присоединяться к веселью не спешили. – А почему вы такие кислые? Что-то не так?
– Объясни ты, – попросил Олег Аркадия. Тот поудобнее разместил габаритную фигуру в кресле-трансформере и начал:
– Как мы тебе уже говорили, события, имевшие место в прошлом, изменить невозможно. Если бы ты воспользовался аппаратурой Гвидонова и вылез из скатерки в компании размножившихся Сонек, то девушка, – он кивнул в сторону Вари, – нам бы об этом сейчас рассказала. Однако тебя там не было. Какой из этого следует вывод?
– И какой же?
– Раз ты не вылез из скатерки, значит, либо не пытался ею воспользоваться, либо погиб при перелете.
– Застрял в холодильнике, – мрачно пошутил Олег.
– Ничего не понимаю, – растерянно пробормотал Птенчиков. – Если мы не можем ничего изменить, зачем нам вообще лететь в прошлое?
Аркадий обстоятельно взъерошил волосы.
– Нельзя повлиять лишь на те события, о которых доподлинно известно, что они свершились. Например, ты при всём желании не сумеешь помешать Соне трижды прилететь в прошлое и натащить туда всякой всячины вроде чипсов или полотна. Точно так же ты не сумеешь предотвратить кражи сокровищ, так как они уже находятся у господина антиквара, и это неоспоримый факт. Однако, как разворачивались события после отлета Вари, мы практически не знаем – слова Сони на веру принимать нельзя. И если ты отправишься в прошлое, то будешь действовать там с той же долей непредсказуемости результата, как и любой из его истинных обитателей. Постараешься узнать, кто похитил сокровища, разыскать Егора и Соню и заставить их вернуться домой.