Что там за поворотом? Неужели, опять не то! И что это все-таки за река, около которой мы идем? Дьявольская какая-то речка! Сроду таких не видел. Неужели, кроме нас здесь кто-то бывает?
      К моим девятнадцати годам -- это четвертое серьезное путешествие по горам. Но таких приключений еще не было.
      На небе нет ни единого облачка. Солнце где-то сзади нас, с юго-запада освещает негостеприимное ущелье...
      А ведь мы уже за пределами контрольного срока! Нас ищут спасатели! Раньше слышал про подобные истории, но совсем не предполагал, что такое может произойти и с нами...
      Мои размышления прерывает Женя Беляев, который стоит, скинув рюкзак, и отчаянно машет руками.
      - Кидай рюкзак!!! -- кричит он сбивчиво и напряженно, -- говорят, Андрея придавило...
      Я ринулся вперед, не снимая рюкзака. Какого Андрея? У нас, их двое. Чем придавило?! Через два десятка секунд наскакиваю на Верку Хвоину.
      - Скорее!!! Скорее!!! Андрея придавило!!! -- кричит Верка совершенно истерическим голосом, на глазах -- слезы.
      - Где!!!
      Скинув рюкзак, рванулся туда, где стоят Света Курбакова и Володя Жутяйкин. Слезы текут по их щекам.
      Совсем рядом, между гигантскими камнями отчаянно копошатся четверо: Дерябин, Ульянов, Коботов и Мельников. Я бросаюсь к ним, поскользнувшись на мокром камне и разбивая коленку.
      Промежутки между глыбами образовали большую наклонную яму. На дне ямы ребята пытаются приподнять плоскую глыбу, размером с письменный стол, под которой, -- о ужас! -- лежит Андрей Изотов. С одной стороны торчат ботинки, с другой -- голова. Андрей не подает признаков жизни. Позже я узнал, что первым участникам, подбежавшим к каменной ловушке, он успел крикнуть:
      - Уберите его! Уберите его! ...Все, мужики...
      Глыба по диаметру оказывается лишь немного меньше ямы, и для пятого человека там не хватает места. Что делать?
      -- Ищи палку! -- кричит снизу Ардальоныч.
      Глянув по сторонам, я увидел достаточно мощный плавниковый ствол. Едва не сбив Беляева, который стоял рядом, как вкопанный, добежал до ствола, схватил его и ринулся обратно к каменной ловушке.
      Напрягая все силы и готовые грызть камни, мы действуем этим стволом, как рычагом, чтобы приподнять глыбу. Внизу ребята орудуют короткой дубинкой.
      Появляется Филиппов. Он внимательно смотрит вниз, где в этот момент ребята отрезают лямки Андреевого рюкзака. Мне же кажется, что камень, на котором стоит Филиппов, дрогнул, готовый съехать и замуровать каменную ловушку вместе с людьми.
      - Михалыч! -- ору я не своим голосом, -- долой с камня!!!
      Тот поспешно спрыгивает.
      Наконец удается приподнять глыбу, весящую, однако, не менее тонны, и парни на руках выносят Андрея из каменной ловушки. Голова его бессильно болтается. Кажется, он в сознании и сейчас что-нибудь скажет.
      - Пульс?!
      - Нету!
      Искусственное дыхание.
      Закрытый массаж сердца явно неумело делает Филиппов.
      Еще раз.
      Еще и еще раз.
      Тяжелое это дело -- искусственное дыхание.
      - Пульс?!
      - Нету!
      Меняемся. Из мужиков не могут делать искусственное дыхание Женя Беляев и Леша Шуркевич. Из девушек делает только Ольга Черноверская.
      Появляется Лена Шибаева:
      - Мы нашли место для палаток.
      Филиппов:
      - Ставьте. Разводите костер.
      Новиков:
      - Где палатка? Я поставлю!
      Глаза у Кадета бешеные. Что у него на уме?
      Коботов:
      - Борька, следующий ты!
      Меня сменяет Аляев.
      Я:
      - Михалыч! Давай тоже, а то мы скоро выдохнемся!
      Михалыча на массаже сменяет Шуркевич, но Филиппов, сделав несколько вдуваний, бросает и не может отдышаться.
      Я бегу за Кадетом и едва не натыкаюсь на него.
      Кадет (через каждое слово -- мат):
      - Где они тут ... нашли место для палатки. Нет тут ни ...
      Я:
      - Иди, смени кого-нибудь. Я поставлю палатку.
      Кадет:
      - Я палатку ставлю, понимаешь!!! Палатку!
      Я:
      - Иди, смени кого-нибудь. Там устали!
      Кадет:
      - Я палатку ставлю! Надо ставить палатку!
      Приходится перейти на его язык:
      - ...твою мать! Давай палатку! Иди ко всем!..
      В глазах у Новикова слегка проясняется:
      - Тьфу! Черт с тобой!..
      Швыряет палатку и странной походкой идет назад. Подбираю ее. Появляются Света и Лена.
      Я:
      - Где вы нашли место?
      Лена:
      - А вон там (показывает вверх на обрыв, над которым оказывается замаскированная терраска, лучше места не придумаешь).
      Я:
      - Сами поставите? (Делая ударение на втором слове)
      Лена:
      - Конечно, поставим.
      Передаю палатку, возвращаюсь к ребятам и сменяю Кадета на искусственном дыхании. Голова Андрея на коленях Верки. Он по-прежнему не проявляет признаков жизни.
      Я (Беляеву):
      - Женя! Давай тоже.
      Беляев:
      - Нет, нет! Не могу!
      Я:
      - Почему?
      Филиппов:
      - Оставь его. Его блевать тянет.
      Нащупываю пульс и обманываюсь. Пульсацию кончиков моих пальцев я принимаю за пробуждение пульса у Андрея:
      - Есть!
      - Нет, нету...
      Прошло два часа.
      Филиппов:
      - Ну, что! Дальше бесполезно...
      Я:
      -- Лена! А помнишь, мы с тобой читали...?
      Лена:
      - Да-да! Надо делать и делать!
      Филиппов (Шибаевой):
      - Палатки поставили?
      Лена:
      - Да. Света вешает котелки.
      ...Спустя минут сорок...
      Филиппов бросает делать массаж. Стоит спиной к нам, прислонившись к громадному камню, положив лицо на руки. Плечи вздрагивают.
      Я (Шуркевичу):
      - Леша! Массаж!
      Леша делает массаж, я -- искусственное дыхание.
      Я (Коботову):
      - Ардальоныч! Давай еще!
      Снова и снова пытаемся оживить Андрея.
      ...
      Филиппов сидит на камне. Задумался. Глаза сухие.
      Я:
      - Михалыч! Лоб холодный и руки...
      Филиппов:
      - Ничего лучшего не мог принести?..
      ...
      Спустя три часа после начала попыток оживить Андрея.
      Конечности холодные. Весь холодный.
      Смерть.
      Андрей Изотов мертв. Ничто в мире уже не может его спасти.
      Много позже Кадет мне объяснил, что у него в тот момент в голове что-то сдвинулось. Он шел с палаткой в руке с единственной мыслью:
      - Для чего мне все это нужно?! Связался я с ними! Сейчас поставлю палатку и уйду. Зачем они мне?..
      А в это время - ты с какой-то ерундой...
      - Сейчас-то ты понимаешь, что я правильно вмешался? - спросил тогда я.
      - Ну, сейчас-то, конечно, все понятно, -- честно ответил Кадет.
      В то время, когда я убеждал Кадета отдать палатку, Дерябин, Ульянов, и Мельников с разрешения руководителя отправились вниз по ущелью. Их задача состояла в том, чтобы как можно скорее сообщить людям о нас. О трагическом исходе парни, конечно, еще не знали. Когда, передав палатку Лене со Светой, я возвращался к группе, гонцы попались мне навстречу. Они шли быстрым шагом с легкими рюкзаками, вглядываясь далеко вперед.
      ...А сейчас, когда мы завернули мертвого Андрея в спальный мешок, кажется, силы меня оставили. Заметив это, Леша Шуркевич пришел на смену, помогая нести тело погибшего товарища.
      Потом кто-то спросил:
      - А где Андрюшка Ефименко?
      Посмотрели, его и вправду среди нас нет.
      Вперед вышел Шуркевич:
      - Как только Андрея Изотова завалило, Ефименко побежал вперед, сказав, что помчался к людям за помощью.
      Все встрепенулись.
      - И ты, что же, не мог его задержать?! -- с угрозой в голосе спра-шивает Жутяйкин.
      - Я пытался, но не смог, -- оправдывается Шуркевич.
      - Стойте, стойте, -- вмешивается Филиппов, -- ну-ка, расскажи по порядку, как все было?
      Выслушав Лешу, Михалыч плюнул с досадой:
      - Тьфу ты. Этого еще не хватало!.. Ну, ладно... может, вернется. И добавил, показывая на мертвого Андрея:
      - Его мы сейчас завернем в полиэтилен, а завтра обмыть, что ли надо... Сейчас попьем чаю и будем располагаться. Обо всем завтра...
      Весенние ручьи и ветры образовали в корнях старого кедра подобие грота. Туда мы и уложили завернутое в спальный мешок и полиэтилен тело Андрея. Совсем рядом с палатками.
      Молча сидели у костра. Зачем-то кипятили воду в двух котелках. В поздних сумерках зашумел ветер, черные тучи заволокли небо, начал моросить дождь. Стало совсем темно.
      Вдруг снизу из темноты, со стороны места гибели Андрея Изотова через толщу густой измороси донесся слабый крик. Все разом дернулись, как от удара электрическим током. Что это??!
      - Это парни вернулись - там нельзя пройти! -- неестественным голосом проговорила Света.
      Однако, это оказался Андрей Ефименко.
      - Ну, рассказывай, -- потребовал Филиппов, когда Андрюшка отдышался и напился смородинового отвара, - что там впереди?
      - Там через несколько километров прижим здоровенный, как гора. Я полез наверх, потом еле-еле спустился обратно.
      - А парней видел?
      - Да. Они там расстелили полиэтилен в расщелине и укладывались на ночевку.
      - Так. Ясно. А ты зачем пошел?
      - Я думал, жилье близко. Побежал за помощью.
      На этом разговор закончился. Мы разошлись по палаткам.
      Но один из нас остался лежать на свежем воздухе. Непогода, дождь, ветер ему были нипочем. Он был мертв.
      Утром светит солнце, но рваные тучи тревожно бороздят небо.
      -- Все здесь? -- спрашивает Филиппов, когда "чай" уже готов, а крапива доваривается во втором котелке, -- Тогда слушайте. И ты тоже слушай! -повторяет он кому-то.
      -- Ну, в принципе, мы попали в аварийную ситуацию. Трое может быть уже дошли, а может, нет. Никто не знает. Они пошли сообщать спасателям... Нам нужно находится здесь. Всем вместе. Еще неизвестно, Чебдар это... или что-то другое, но места, сами видите здесь какие. Поэтому -- никуда не расходиться! В тайге точно никого не найдут, а здесь нас, может быть, найдут, -подчеркивает Филиппов, делая упор на словах "может быть".
      -- А сейчас будем рубить лапник... побольше, чтобы в случае вертолета надымить посильнее. Девушки пусть идут искать ревень, или, что еще там попадется, - заканчивает руководитель.
      Вскоре нам пришлось попрятаться в палатки. Тучи заволокли все небо, и на землю обрушился сильнейший ливень, который стих только к вечеру.
      Затем упал густой туман. Такой плотный, что наша маленькая терраска казалось плавающей в воздухе. Ясно, что спасательский вертолет в такую погоду не взлетит. К тому же мы сидели в стороне от маршрута.
      Только поздно вечером дождь прекратился полностью, но небо оставалось затянутым тучами. Сыро и холодно.
      Ночью я проснулся от мрачной симфонии завывающего ветра и стонущих деревьев. В зловещем грохоте реки угадывалось какое-то гоготанье и улюлюканье.
      "В шуме горной реки ночью можно услышать все, что хочешь, стоит только прислушаться!" -- вспомнил я чьи-то слова, но уснул не сразу...
      Разгулявшаяся стихия ликовала, празднуя победу над человеком.
      Следующий день сначала был пасмурным. Дождь будто на взводе: вот-вот пойдет. Суп из крапивы невкусный, как и чай из смородинового листа без сахара. С трудом заставляю себя хлебать это "блюдо", только Лена мужественно съедает полную миску.
      Заморосило. Расползаемся по палаткам. Подхожу к мертвому Андрею Изотову. Это был третий наш совместный поход. Андрей учил меня играть на гитаре. Жили в одной общаге.
      Окрыленный результатом своей разведки, Андрей быстро шел первым, казалось, по безопасному пути. Внезапно поскользнувшись, он, чтобы не упасть в промежуток между мокрых гигантских камней, схватился за попавшую под руки плоскую глыбу. Глыба вмиг сползла, подмяв Андрея под себя, и они вместе очутились на дне тесной наклонной ямы. Камень -- сверху, человек -- снизу.
      -- Уберите его! Уберите его! ...Все, мужики...
      Вопреки очевидному факту не могу поверить, что передо мной труп товарища. Удивляюсь сам себе...
      А в палатке царит оживление. Кто-то взял в поход книжку -- современную иностранную фантастику о будущем нашей планеты, о войне миров. Мне же кажется, что эта книга пессимистична и внушает какое-то вечное несчастье.
      Чтение немного развлекает всех, слушаем даже как-то жадно. Леша и Света спят по разные сторонам палатки.
      -- А может кто-нибудь еще расскажет? -- спрашивает Вера. Я вспоминаю детектив Льва Шейнина "Последняя ночь", затем приключения Робинзона Крузо...
      Потом кто-то обращается к Филиппову:
      -- Вас теперь судить, наверно, будут?
      -- Будут, -- уверенно отвечает тот, -- но должны оправдать, ведь я его непосредственно туда не посылал.
      Наговорившись, стали заниматься каждый своим делом. Взяв у Жутяйкина ремнабор, я начал из двух сломанных гитар и некоторых частей третей гитары собирать одну. Увлекся. Стало что-то получаться. Наконец поставив гриф, решил вылезти из палатки.
      Посмотрел на небо, тучи вроде бы начали расходиться. Снова взялся за гитару. Время тянулось медленно. Вскоре пошел дождь.
      Ночью вновь разыгралась непогода. А мне представилась такая картина. Каменная ловушка находится в исходном состоянии. Ждет следующую жертву...
      С утра идет унылый дождь. Когда он временно прекращается, вылезаем из палаток. Лениво двигаясь, мы смотрим на реку, на небо, на хмурое ущелье.
      Вдруг кто-то дико заорал:
      -- Вертолет!!!
      Все замерли и стали прислушиваться, глядя в небо. Нет никакого вертолета. Это, наверно, так шумит река.
      Где сейчас Дерябин, Мельников и Ульянов? Последним, кто их видел, был Андрей Ефименко, когда они, по его словам, устраивались в скальной расщелине на ночевку три с лишним дня назад. Ни слуху, ни духу.
      -- Интересно, где это сейчас мужики? -- подхватывая мою мысль, говорит Жутяйкин.
      -- А вдруг их уже нет в живых? -- неожиданно предполагает Вера.
      -- Ну, почему обязательно так?! -- раздраженно отвечает Михалыч, -Идут, наверно...
      -- А если кто-нибудь из них ногу сломал, и они встали?
      Филиппов на мгновение задумывается и серчает:
      - Что такое?! Где мужики, мы не знаем, и нечего гадать на кофейной гуще! Нам нужно двигаться, работать нужно! Почему нет дров у костра? Почему не идете за саранкой? Я что, нянька у вас что ли?!
      Из палатки выглянул Аляев и тут же снова исчез. В руках он держал блокнотик и карандаш.
      Михалыч еще немного поругался, а тем временем Ефименко, Коботов и я пошли искать съедобные корешки. Довольно быстро мы нашли несколько больших сочных саранок и заметно повеселели.
      - Ну, что, Боря, прибавилось у тебя сил? -- спрашивает Ардальоныч.
      - Ага! -- отвечаю я и вижу, как округляются глаза у Андрюшки.
      Не сводя зачарованных глаз с вороны, сидевшей на дереве ниже нас по склону, он нащупал камешек и, швырнув его в птицу, присел. Ворона находилась близко, но камень, пролетев сантиметрах в десяти от нее, лишь вспугнул пернатую особу, которая улетела, не доставшись нам на жарке. Вот досада!
      Вернувшись к палаткам, мы узнаем, что Филиппов, Жутяйкин и Новиков, прихватив топор и собрав вкладыши из спальников, поскреблись наверх, чтобы расчистить площадку для вертолета и растянуть на ней знак бедствия. Если нас будут искать, то наверняка с вертолета этот белый крест заметят.
      -- Зайди на минуточку, -- слышу я из палатки голос Верки и залезаю к ней.
      -- Слушай, ты веришь, что нас найдут? -- мгновенно смущает меня Вера вопросом.
      -- Конечно, найдут! -- невольно вырывается у меня. Я слегка обнял Верку, и она виновато улыбнулась.
      Я не кривил душой, когда выразил уверенность в нашем спасении, ведь мы сидели где-то не слишком далеко от нитки заявленного маршрута. Отчетливо представляю, как спасатели, пролетев над всем маршрутом и не найдя группу, будут делать радиальные вылеты и, в конце концов, на нас наткнутся.
      Уже темнело, когда тройка вернулась. Ребята принесли несколько крупных луковиц саранки и целую кучу ревеня. Михалыч о чем-то тихо разговаривал с Кадетом и Жутяйкиным. В голове у меня промелькнула какая-то смутная мысль... и снова исчезла. Засыпал тревожно, думая о судьбе тройки наших товарищей, ушедшей вниз по ущелью. Узнают ли они когда-нибудь, что Андрея Изотова нет в живых?
      Проснувшись, я ощутил оживление около палаток. Выполз. Жутяйкин, Аляев и Новиков стояли с рюкзаками полностью одетые, готовые к выходу. Руководитель давал им последние инструкции.
      - Михалыч, разрешите мне пойти вместе с ними, -- дернулся было я, вспомнив вчерашние мысли.
      - Вы что! -- разозлился Филиппов, -- все уйдете, а кто останется?
      - Хорошо, хорошо, остаюсь, никуда не иду, -- поспешил я напопятную.
      Мы попрощались, и кто-то спросил:
      -- А где Шуркевич?
      Оказалось, что Леша не вылез из палатки.
      -- Суперсачок! Дрыхнет! -- неожиданно отреагировал Жутяйкин, причем с такой злобой, что я удивился. Ну, уснул человек, надо -- так разбуди, чего злиться...
      Не ясна была судьба ушедшей низом ущелья первой тройки ребят, и руководитель отправил вторую. Парни карабкались наверх -- вчерашняя разведка показала, что там особых препятствий для продвижения вроде бы пока не предвиделось.
      -- Ну, вот что! -- вдруг предлагает Филиппов, -- Давайте-ка, согреем воды и вымоемся.
      Ничего не хочется делать, но обязательно надо двигаться. Беру топор и начинаю рубить еловый ствол. Рублю долго, ствол у елки тонкий, но сил не хватает.
      -- Давай я... -- спешит на помощь Шуркевич.
      -- Уйди! -- почему-то злюсь я, -- Я сам!
      Леша грустно отходит.
      Михалыч побрился. Точнее, он слегка подбрил щеки, оставив всю остальную темную без единого седого волоса щетину на месте. Сейчас он напоминает отощавшего медведя, только что вылезшего из берлоги.
      Во всех котелках кипит вода. Снимаем их, пусть немного остынут. Невольно радуемся погоде: впервые после трагедии приветливо светит ласковое весеннее солнышко, по небу бегут "барашки".
      Смотрю на облака. Где сейчас Мельников, Дерябин и Ульянов?
      Вспомнил, как в начале похода я попросил Мишку показать мне на гитаре ля-секст-аккорд.
      -- Что-что? -- переспросил Мельников, -- секс-ак-корд? -- и расхохотался. Оказывается, Света в купальнике полезла на дерево, а Мишка, достав фотоаппарат со словами:
      -- Вот секс-кадр! -- ее сфотографировал. А тут я с "секс-аккордом". Верка хохотала так, что только одним этим веселила всех.
      Мы еще долго смеялись, а затем я, прочитав Лене Шибаевой начало своих записей в блокноте, услышал:
      -- Как-то очень сухо у тебя получается.
      -- Ничего, -- ответил я тогда, -- потом эти записи помогут мне написать полную летопись похода.
      Похода!
      Ничего себе, похода!
      Когда же нас найдут?! Чего они там чешутся, друзья-спасатели!
      Досадую и ругаюсь про себя. Злюсь, и это придает мне силы.
      И вдруг... Истошный крик Шуркевича:
      - Летит!!! Лети-и-и-ит!!!
      "Что это с ним?" -- подумал я с тревогой.
      Дело в том, что время от времени всем казалось, что летит вертолет, и мы долго стояли, задрав в небо головы. Но каждый раз оказывалось, что это -глюки. На Лешу зашикали, он обиделся и заполз в палатку.
      И тут, не веря своим глазам, мы видим высоко-высоко над ущельем вертолет, а затем слышим и шум его винта.
      - Вертоле-е-ет!!! -- радостно кричат все.
      Я кидаюсь к костру и судорожно заваливаю его лапником.
      - Да, хватит, хватит, -- останавливает меня Михалыч, когда мощное облако дыма поднялось над нашей террасой. Затем еловые ветки загорелись жарким пламенем.
      Вертолет тем временем делает второй круг над ущельем. Потом улетает, ничего не сбросив. "Неужели они не поняли, что мы здесь?" -- раздумываю я. У Филиппова же сомнений на этот счет нет:
      - Вы давайте, собирайте барахлишко, спасатели должны скоро подойти.
      Все так и прыгают от радости, одна только Верка Хвоина стоит хмурая.
      - Чего ты не радуешься? -- спрашивают ее.
      - А где сейчас Мишка и Сереги? -- отвечает Верка.
      - Да ладно тебе, Вера, дошли они, наверно, -- внушительно говорит ей Оля Черноверская.
      - А эти, последние, только наверх выползли и дальше не пойдут, если вертолет увидели, - отмечает Филиппов.
      На терраске явное оживление. Все копошатся, укладывая нехитрые вещички в рюкзаки. Подумав, выбрасываю прохудившиеся резиновые сапоги (зачем мне лишняя тяжесть?).
      Аккуратно заворачиваю в шмотки кинокамеру, которая из-за отсутствия пленки так и не пригодилась, однако уцелела во время всех наших злоключений. Не найдя кинопленку в Новосибирске, надеялся купить ее по дороге. Бесполезно.
      Филиппов снимал кинокамерой весь поход, но фильма мы так и не увидели. По словам Михалыча, вся лента после проявки оказалась испорченной.
      Вот уже все в сборе. Лишь пустые палатки колышутся под весенним ветерком да котлы валяются у кострища.
      Ждем. Солнце тем временем касается стены ущелья. Холодает. Все притихли в ожидании...
      Между прочим, в Горно-Алтайске перед выходом Филиппов купил для маленького сына пузатую баночку-двухсотграммовку меда. Последние три дня миниатюрной ложечкой он нам по граммульке выдавал этот мед, и сейчас кто-то советует на всякий случай растянуть остатки, но Михалыч уверенно говорит:
      - Зачем перестраховываться!
      Доедаем оставшиеся миллиграммы меда. Все возбуждены близким вызволением. Вот уже и темнеет, а спасателей все нет.
      -- Вот артисты, вот артисты! -- слегка сконфуженно произносит Филиппов, -- ну, значит, ждем завтра.
      -- Может, все-таки нас не заметили? Смотрели, смотрели, и...? -спрашиваю я.
      -- Нет! -- снова уверенно отвечает Михалыч, -- раз лишний круг сделали, значит заметили.
      Рюкзаки распаковываются, все несколько подавлены.
      -- Давай-ка, сегодня я лягу с краю, -- предлагает Оля, надевая меховую безрукавку, -- по-моему, тебя здорово знобит.
      -- Какая разница, мы же не в зимнем походе, -- возражаю я, нехотя подчиняясь. И в самом деле, чувствую себя не очень...
      Сумерки сгустились. Уже в полутьме, выйдя из палатки, где-то невдалеке я слышу звук, похожий на выстрел. А может, это камень сорвался со стены ущелья и упал на осыпь?..
      Так и не дождались мы сегодня спасателей.
      Мы уже двадцать первый день в тайге! Что сейчас делается в деканате, в общежитии? А может быть и ничего, все спокойно...
      Конечно, ни о каком спокойствии в НЭТИ не было и речи. Представители ректората, профкома, турклуба, спортклуба, комитета комсомола и других организаций были подняты на ноги в связи с нашим исчезновением.
      Не на шутку переволновались те, кто нас провожал на вокзале. В деканаты шли постоянные звонки от родителей. Сам ректор ежедневно связывался с Горно-Алтай-ской контрольно-спасательной службой по поводу поиска пропавшей туристской группы.
      Безо всяких надежд, погружаюсь в сон. Завтра -- мое дежурство. Это означает, что нужно будет спуститься к реке, набрать два котла воды, бросить в один из них смородиновый лист, а во второй -- крапиву, которая теперь стала нашей постоянной едой. Затем требуется развести костер и подвесить все это над костром.
      Река из-за дождей поднялась и залила каменную ловушку. При этом, маленькая дубинка, которой ребята снизу подпирали глыбу, придавившую Андрея, уплыла, а наполовину залитый водой длинный ствол, которым, как рычагом мы помогали сверху, угрюмо покачивало течением взад-вперед.
      Эта картина показалась Верке настолько жуткой, что, увидев ее один раз, она больше к реке не приближалась.
      Утром сквозь сон я слышу чей-то голос безо всякого выражения:
      -- Вставайте. Все уже...
      Решив спросонья, что это Филиппов будит меня на дежурство, думаю: "И шевелиться неохота, и торопиться некуда, ну, да ладно, сейчас поднимусь".
      В это время Света Курбакова быстро-быстро покидает спальный мешок и высовывает голову наружу. Затем, захлебываясь от радости, кричит:
      -- Люди!!! Люди!!! Люди!!!
      Все моментально выпорхнули из палаток.
      У кострища сидят пятеро полубогов. Здоровые, загорелые парни со страховочными поясами, на плече у одного из них -- смаркированная веревка.
      - Альпинисты?!
      - КСС!
      - А у вас поесть что-нибудь будет? -- спрашивает Вера.
      - Да нет, мы думали вы нас накормите.
      "Какие мелочи!" -- мелькает в голове -- "Главное - нас нашли!"
      И тут один из спасателей, видимо старший, подает знак, и двое его спутников, подхватив котелки, бегут к реке. Третий достает из рюкзака... две булки хлеба (!!!), пачку кофе, банку сгущенку! Заворожено смотрим и не понимаем: верить своим глазам или нет.
      Разводится костер, в котелках закипает вода. Знакомимся. Стар-шего зовут Толя, второго - Юра, затем - Женя. Руководит спасательными работами начальник Горно-Алтайской КСС Станислав Шипунов.
      Налив каждому по кружке кофе со сгущенкой, хлеба выдали по маленькому кусочку:
      -- Больше вам пока нельзя.
      Хлеб кажется горьким и невкусным. А кофе! Никогда в жизни не пил такого замечательного кофе!
      - Ну, рассказывайте, что у вас получилось? -- спрашивает, наконец, Толя.
      Выслушав Михалыча, он с досадой произносит:
      -- Зачем же вы еще и вторую тройку послали?! Это, ведь, самое гиблое место района!
      - А про первую тройку ничего неизвестно?
      - Нет. Ничего.
      Тягостное молчание...
      Спрашиваю:
      -- Как вы нас обнаружили? По дыму?
      -- Нет, дыма со дна ущелья мы не видели, вы слишком глубоко засели, а вот заметили ваши простыни наверху. Сначала думали: летающая тарелка... Позавчера мы кружили над правым берегом Чебдара, вы нас не слышали?
      -- Нет. А вечером вы стреляли?
      -- Да. Из ракетницы. Когда мы спускались, немного промазали и находились в километре от вас.
      За разговором незаметно проходит более часа. Над костром снова висят котелки. Теперь в одном из них варится суп из тушенки. Без лапши, без картошки -- просто тушенка в кипятке. Второй котелок -- для чая.
      Голод к этому времени притупился, и много мы не ели. Одного котла хватило на всех. Снова спасатели нам выдали по маленькому кусочку хлеба...
      - А что будем делать... с ним? - спрашивает кто-то, показывая на то место, где лежит мертвый Андрей Изотов.
      - Не беспокойтесь, это уже не ваша забота, - отвечает Толя.
      Спустя минут сорок начинаем подъем по стене ущелья вверх. У Лены Шибаевой поверх рюкзака привязаны маральи рога. Из рюкзака Филиппова тоже торчит маралий рог.
      Еще через полчаса упираемся в шероховатый гигантский отвесный скальный выход, обойти который не представляется возможным, так как вокруг слишком серьезная крутизна.
      Приходится спускаться назад к террасе - месту нашей последней стоянки. Ущелье не желает нас отпускать.
      А может, это Андрей не хочет оставаться один?..
      Выйдя на террасу, спускаемся затем к месту его гибели. Ствол, с помощью которого мы приподнимали глыбу, по-прежнему медленно покачивает водой. Вера Хвоина идет, отвернув голову направо.
      Проходим метров шестьсот по гигантским камням у береговой кромки вверх по течению Чебдара. Слева от нас грохочет река, справа уходит ввысь стена Чебдарского ущелья. В одном месте начинаем подъем.
      Отвесные участки обходим, а точнее, облазим. Близость возвращения домой придает силы. Мы все взбираемся и взбираемся вверх. Кое-где на четвереньках. Только через шесть часов такого лазанья склон начинает выполаживаться.
      Когда приостановились на очередную передышку, спасатели вы-дали нам... по маленькой шоколадке!
      -- Это все мне?! -- поразилась Света, получив свою долю. Съесть целую шоколадку -- какая неслыханная роскошь!
      Еще через некоторое время у ручейка встали на обед. Мы были почти истощены, но тем не менее, чувствовали прилив сил и полярную смену настроения.
      Похлебав супчика из тушенки с лапшой и напившись ароматного сладкого чая, двинулись дальше. Подъем становится все положе, козьи тропки -- все заметнее. Еще две тридцатиминутных ходки, и Верка пьет из выдавленной копытцем ямки.
      -- Не пей из копытца, козленочком станешь! -- хором комментируют трое.
      Спасатели начинают ориентироваться. Спускались-то они другим путем. Выяснилось, что забрали слишком вправо. Извинившись, парни берут верное направление.
      Только, когда солнце коснулось горизонта, а на дне ущелья наверняка сгустились сумерки, мы наконец попадаем на место приземления вертолета.
      Верх над ущельем оказывается удивительно ровным, поросшим карликовой березкой. Типичная горная тундра. Ручьи отсутствуют, снег небольшими островками покрывает плато.
      Кажется непостижимым, что совсем рядом находится зловещее Чебдарское ущелье -- узкая, извилистая и глубокая трещина в земле.
      В километре от нас виднеется пригорок с древним триангуляционным пунктом на макушке. На площадке находятся еще двое спасателей, лежат рюкзаки и ящик с тушенкой. Вертолет нас не дождался и теперь должен прилететь завтра.
      Там, где мужики расчистили площадку со знаком бедствия вертолет сесть не мог -- слишком большой уклон. Приземлился гораздо дальше и выше.
      Мы ставим палатки, а спасатели сооружают себе укрытие из полиэтилена.
      - А у меня завтра день рождения! -- сообщает Женя Беляев.
      Безмятежным сном проспали часов четырнадцать. И верилось и не верилось, что наши невзгоды позади. Только вот горечь утраты омрачала наш праздник.
      Пробуждение было поздним, ярко светило солнышко. Спасатели подстрелили кедровку, поджарили ее и, подложив под крылышко маленькую шоколадку, вручили ее имениннику -- Жене Беляеву.
      Впервые за многие дни нормально позавтракали. И тут, снова упал такой густой туман, что стало очевидно, что вертолет в такую погоду не прилетит.
      Весь день мы занимались тем, что ели сухое молоко, смешивая его с сахаром. Только вечером, не без участия спасателей, Филиппов пресек это дело, сказав:
      -- А вдруг погода еще долго нас задержит, а мы все съедим!
      -- Да, ребята, давайте поэкономнее, -- поддержал Михалыча спасатель Толя.