О «Целесте» говорили все.

Вечером 7 декабря 1872 г. «Дея Грация» отдала якорь на внутреннем рейде Гибралтара. На следующее утро сюда благополучно прибыла и «Мария Целеста».

Дево был восхищен замечательными мореходными качествами бригантины: судно прекрасно слушалось руля, было легким на ходу и могло очень круто идти к ветру. Однако, как ни старался штурман «Деи Грации» проникнуть в тайну бригантины, выяснить что-либо новое ему не удалось. Перебирая в уме вереницу самых странных, почти невероятных фактов и обстоятельств, предшествовавших встрече «Деи Грации» с покинутой людьми бригантиной, штурман не мог сделать сколько-нибудь логичного заключения. Но тем не менее он с нетерпением ждал момента, когда владелец «Марии Целесты» выложит Морхаузу вознаграждение. Штурман мечтал о собственном корабле...

На следующий день по прибытии в Гибралтар капитан «Деи Грации» сделал официальное заявление местным властям о спасении «Марии Целесты», обнаруженной им в океане. Американский консул в Гибралтаре через трансатлантический подводный кабель по телеграфу известил о случившемся владельца бригантины и компанию в Нью-Йорке, в которой она была застрахована.

Королевский юрисконсульт в Гибралтаре Солли Флуд, исполнявший одновременно обязанности и главного прокурора города, назначил для разбора дела специальную комиссию, куда вошли чиновники Адмиралтейства, капитаны английских военных кораблей, инженеры-кораблестроители и юристы.

Капитану Морхаузу предложили в трехдневный срок представить подробный отчет о происшествии. После того как отчет был вручен Солли Флуду, члены комиссии осмотрели бригантину, ознакомились с ее состоянием, проверили показания капитана «Деи Грации») и исследовали записи, сделанные в вахтенном журнале и на грифельной доске «Марии Целесты».

Чиновники Адмиралтейства делали всевозможные предположения о судьбе команды, капитана Бриггса и его семьи. Им, как и другим членам следственной комиссии, казалось, что людей подобрало какое-нибудь судно, шедшее в Америку или из Америки в Европу через Гибралтар. Участь экипажа «Марии Целесты», казалось, не очень-то волновала и самого председателя комиссии — Солли Флуда.

Прошла неделя, но никаких сведений о капитане Бриггсе не поступало. 18 и 20 декабря адмиралтейская комиссия выслушала и запротоколировала показания Оливера Дево и двух моряков «Деи Грации».

Каждый день «дело „Марии Целесты“ пополнялось новыми сведениями и подробностями о судне, его капитане и членах экипажа. Вот что было известно достоверно.

«Марию Целесту» построили в Новой Шотландии, на острове Спенсер в 1862 г. Строителем бригантины был известный корабельный мастер Джошуа Дэвис. Водоизмещение судна равнялось 282 т, длина — 30, ширина — 7,6 и осадка — 3,5 м. Англичане, заказавшие Дэвису бригантину, назвали ее «Амазонкой». Не прошло и года, как это изящное судно завоевало репутацию отличного ходока. Стройная, с красивыми обводами, бригантина вызывала зависть у многих английских и американских судовладельцев и капитанов.

После того как «Амазонкам из-за навигационной ошибки села на мель, ее поставили в сухой док, отремонтировали и продали в Америку. Новому владельцу не по вкусу пришлось название корабля. Возможно, набожность побудила его снять с судна носовую фигуру, изображавшую обнаженную по пояс женщину с луком и стрелой, и назвать бригантину „Девственницей Марией“. С тех пор вместо отчаянной, лукавой Амазонки нос судна стала украшать смиренная богоматерь. „Мария Целеста“ совершила немало успешных переходов через Атлантику, завоевав право называться лучшей бригантиной на северо-восточном побережье Америки. После того как у нее сменилось несколько владельцев и капитанов, потребовался капитальный ремонт. Дубовый набор бригантины со временем расшатался, изъеденные червем доски обшивки пропускали воду. В одном из бостонских доков судну сделали основательный ремонт — починили корпус, усилили форштевень, переделали кормовую надстройку. Бюро судоходства без колебаний выдало новому владельцу „Целесты“ сертификат на годность к плаванию с отметкой «судно высшего классам.

В деле адмиралтейской комиссии по «Марии Целесте» имелись подробные сведения и о ее капитане — тридцативосьмилетним янки из штата Массачусетс — Бенжамине Бриггсе. Это был опытный судоводитель, имевший почти двадцатилетний стаж плавания на парусных судах. Всегда предельно корректный, пунктуальный и приветливый, американец был хорошо известен в Гибралтаре. Из рассказа капитана «Деи Грации» генеральный прокурор знал, что Бриггс принял командование бригантиной за десять дней до ее выхода из Нью-Йорка. До этого «Марией Целестой» командовал старший штурман Бриггса — Альберт Ричардсон, уроженец штата Мейн, отчаянный гонщик-парусник, совершивший несколько рекордно быстрых рейсов на бостонских клиперах в Австралию. Он был мастером быстрых переходов и, как гласила молва, «знал секреты всех ветров». Излишнее лихачество Ричардсона не нравилось владельцам «Марии Целесты», и они назначили капитаном Бриггса. Но Ричардсон так был влюблен в красавицу-бригантину, что предпочел остаться на ней помощникам капитана, чем совсем расстаться с судном.

Комиссии было известно и то, что на борту спасенной Морхаузом бригантины, помимо ее капитана, Ричардсона, второго штурмана Эндрю Джиллинга, кока Эдварда Хэда и четырех матросов, находилась жена Бриггса — Сара Элизабет Кобб-Бриггс с двухлетней дочерью Софи.

Прошло больше месяца. О команде «Марии Целесты» по-прежнему не было ни слуха ни духа. Дэвид Морхауз настойчиво требовал положенное законом вознаграждение за спасение бригантины. Однако Солли Флуд, видимо, подозревая во всей этой истории из ряда вон выходящее, не спешил с выводами, а заодно и с выплатой вознаграждения капитану «Деи Грации».

Владелец «Марии Целесты» — Джеймс Винчестер — в прошлом сам плавал капитаном. В 1866 г., сколотив достаточный капитал, он бросил службу и основал с четырьмя компаньонами, в прошлом тоже капитанами, акционерное общество «Джеймс Винчестер и компаниям. Флот фирмы Винчестера насчитывал полтора десятка небольших, но быстроходных парусников — бригов, бригантин, баркентин и двухмачтовых шхун. Старшим компаньоном Винчестера был Бенжамин Бриггс, которого он назначил капитаном своего лучшего судна. Младшая дочь главы фирмы незадолго перед разыгравшимися событиями вышла замуж за штурмана Альберта Ричардсона.

В конце января 1873 г. в Гибралтар с почтовым пароходом из Нью-Йорка прибыл Джеймс Винчестер — владелец «Марии Целесты».

Этот пожилой, солидной комплекции, с добродушным лицом человек явился в контору королевского юрисконсульства в Гибралтаре и заявил, что он готов выплатить Морхаузу через местный банк положенную законом сумму за спасение его судна.

К его удивлению, председатель комиссии Флуд категорически отказался принять для передачи Морхаузу вознаграждение за спасение «Марии Целесты» и вернуть судно и груз законному владельцу. Генеральный прокурор мотивировал свое решение тем, что следствие еще не закончено. Винчестер, уже нанявший другого капитана и новую команду в Гибралтаре, хотел уложиться в срок и, согласно контакту, вовремя доставить спирт на коньячные заводы Генуи. Разозленный педантичностью англичан, проклиная их за волокиту в ведении следствия, глава фирмы заявил председателю комиссии:

— Я являюсь гражданином Северных Американских Соединенных Штатов, хотя по происхождению тоже, как и вы, чистокровный англичанин. Если бы я только знал, по каким венам у меня течет эта английская кровь, я бы перерезал их, чтобы выпустить ее вон.

Через день Винчестер отплыл в Америку на первом попавшемся попутном пароходе.

Адмиралтейская комиссия, кроме подозрений, не имела никаких улик в том, что команда брига «Дея Грация» причастна к исчезновению людей обнаруженной в океане бригантины. Никаких оснований задерживать «Дею Грацию» в порту у Солли Флуда не было. Капитан Морхауз, чувствуя, что получить деньги не такое уж простое дело, счел благоразумным отплыть в Италию.

С уходом «Деи Грации» из Гибралтара следствие по делу «Марии Целесты» временно было прекращено.

— Капитан Дэвид Морхауз! — начал генеральный прокурор Гибралтара. — За время плавания «Деи Грации» в Италию я внимательнейшим образом ознакомился с вашим отчетом, и, признаюсь, он меня озадачил. Ваш отчет, капитан, не совсем соответствует показаниям экспертов нашей комиссии, осмотревших бригантину после происшествия здесь, в Гибралтаре. Дело об стоит гораздо сложнее, чем вы думаете, и я сейчас докажу вам это.

— Господин Оливер Дево! Я прошу вас подойти сюда и ответить на некоторые вопросы комиссии.

— Извольте, сэр, — поднялся со стула удивленный и обеспокоенный штурман.

— Что, по вашему мнению, заставило капитана Бриггса оставить свое судно?

— Я полагаю, сэр, что это — непреодолимые силы морской стихии. Я не вижу других объективных причин, по которым «Мария Целеста» могла быть покинута командой.

— Допускаете ли вы, что шторм мог вынудить капитана «Марии Целесты» искать спасение в шлюпке?

— Да, сэр, это вполне вероятно. Во время нашего плавания из Нью-Йорка два раза сила норд-веста доходила до девяти баллов по шкале Бофорта. Бригантина Бриггса могла попасть и в более жестокий шторм. Я уже сообщал комиссии, что почти все паруса фок-мачты были изодраны в клочья, а в трюмах — полно воды.

— Хорошо, господин штурман, — продолжал прокурор, — теперь ответьте, не кажется ли вам, что на «Марии Целесте» вспыхнул мятеж? Не думаете ли вы, что матросы добрались до груза, вскрыли одну из бочек, перепились и в пьяном угаре убили офицеров бригантины, Бриггса, его жену и ребенка?

— Я не допускаю этого даже в мыслях, сэр! Матросы любили капитана Бриггса, как родного отца. К тому же, сэр, после тщательного осмотра бригантины, четвертого декабря, я не нашел ничего такого, что свидетельствовало бы о насилии и борьбе на «Марии Целесте».

— Теперь ответьте нам, внимательно ли вы ознакомились с записями в вахтенном журнале и на грифельной доске? Считаете ли вы их подлинными и соответствующими действительности?

— Да, сэр. Полагаю, что они были сделаны одним из помощников капитана «Целесты», — ответил недоумевающий Дево.

— Теперь, капитан, я оглашу то, чего не знал, а может быть и решил скрыть, ваш компетентный штурман — господин Дево.

Солли Флуд надел очки и взял папку, угодливо раскрытую на нужной странице одним из чиновников.

— Штурман «Деи Грации» допускает, что шторм явился причиной тому, что капитан Бриггс с командой и семьей оставил «Марию Целесту». Между тем комиссии известно, что в последнюю неделю ноября в районе Азорских островов не отмечалось штормов. Мы это знаем на основании более пятнадцати выписок из вахтенных журналов судов, находившихся в вышеуказанном районе в указанное время. Комиссия отвергает шторм как причину оставления командой судна ввиду следующего факта. В кают-компании «Марии Целесты» обнаружена швейная машина. На полированной полке машины найдена катушка, шпонка и масленка. При шторме никем не управляемая бригантина испытывала бы сильную бортовую и килевую качку, в результате чего эти предметы соскользнули бы с гладкой полки швейной машины и оказались бы на ковре. Это бы случилось и с тарелками, стоявшими на столе кают-компании. Однако ни один из предметов обеденного сервиза «Марии Целесты» не был разбит. Вода в трюмы могла попасть из-за рассохшихся досок и плохо прикрепленных медных листов обшивки. Течь могла прекратиться после того, как доски разбухли. Наличие мокрых вещей в салоне и в каюте капитана может быть объяснено открытыми световыми люками.

Как вы только что слышали, запись на грифельной доске не вызывает у господина Дево каких-либо сомнений, и он полагает, что она сделана одним из помощников капитана «Марии Целесты».

Здесь Флуд умышленно сделал паузу и обвел глазами зал. В наступившей тишине он, повысив голос, продолжал:

— Мы установили, что эта запись сделана не рукой Бриггса, не Джиллинга, не Ричардсона! Об этом свидетельствуют анализ почерков и письменное показание господина Винчестера, которому эта запись была предъявлена. Более того! На этой же самой доске, в самом низу обнаружена еще одна запись. Она гласит: «Франциска! Моя дорогая и любимая жена!» Слова нацарапаны каким-то острым предметом. Я поясню, господа:

Франциска — имя госпожи Ричардсон — жены помощника капитана «Целесты» и дочери ее владельца. Сличение почерков показало, что это рука Альберта Ричардсона!

В зале, где сидела комиссия, раздались восклицания недоумения, начался шум. Немного подождав, генеральный прокурор продолжал:

— Господин Дево отрицает вероятность мятежа и убийства на «Марии Целесте». Он ссылается на то, что, якобы, не обнаружил следов насилия и борьбы. — При этом Флуд сделал значительное ударение на слове «якобы». — Вот, господа, эти следы! — Генеральный прокурор не торопясь подошел к массивному шкафу, где хранились текущие судебные дела, посмотрел в зал с видом человека, которому уже давно все известно, и достал из нижнего ящика тщательно упакованный в парусину продолговатый предмет. Развернув брезент, прокурор поднял на вытянутой вверх руке саблю. Ее потускневший от времени эфес, украшенный эмалевым гербом Мальтийского ордена, и сильно изогнутый клинок говорили о том, что эта сабля итальянская. Выждав, пока в зале снова наступит тишина, Флуд пояснил:

— Это страшное оружие было найдено под кроватью капитана Бриггса. На клинке сабли, господа, бурые пятна. Я уверен, что это запекшаяся кровь несчастных жертв мятежа. Такого же цвета пятна комиссия обнаружила в разных местах на палубе «Целесты» и на ее поручнях правого борта. Кроме того, на этих же поручнях замечено несколько глубоких зарубок, сделанных, по всей вероятности, топором...

Повернувшись в сторону капитана «Деи Грации», королевский юрисконсульт добавил:

— Итак, господин Морхауз, дело обстоит намного сложнее, чем вы думаете...

Время шло. Сведений о судьбе экипажа «Марии Целесты» не поступало — океан продолжал упорно хранить свою тайну. Слухи о загадочном происшествии распространялись по всему миру. В тавернах и портовых кабачках Америки, Европы и Азии пылкая фантазия моряков, подогретая крепким грогом, виски и саки, превратила случай с «Марией Целестой» в легенду. О «Целесте» говорили все.

Тайну бригантины пытались разгадать и в Америке. Министерство финансов США разослало по всем восточным портам страны специальный циркуляр. Вот перевод подлинного текста:

Тем временем в Гибралтаре комиссия Адмиралтейства продолжала следствие. По поручению Флуда корвет «Кондор» отправился на Азорские острова с заданием обследовать побережье острова Санта-Мария и выяснить у местных жителей, не появились ли там Бриггс и его команда.

К этому времени в Гибралтар из столицы Великобритании прибыли два сыщика Скотланд-Ярда. Работа закипела. Сыщики, вооружившись лупами, за неделю буквально обнюхали на «Целесте» каждую щель. Они подтвердили почти все, о чем в свое время сообщал штурман «Деи Грации», и то, что обнаружила комиссия Адмиралтейства. Правда, столичные детективы установили несколько дополнительных фактов, но и они не позволили сделать какие-либо конкретные выводы.

Сыщики на тех же основаниях, что и комиссия Адмиралтейства, отрицали вероятность того, что сильный шторм побудил Бриггса дать приказ об оставлении корабля. Они пришли к выводу, что если бы бригантина была застигнута штормом, то в носовой надстройке судна все было бы залито водой. Фактически же вода в ней была только на палубе кубрика и камбуза. К тому же на лезвиях матросских бритв, которые хранились на полке в кубрике, не было никаких следов ржавчины от морской воды. Кроме того, сыщики определили, что на носовой надстройке, сделанной из тонких сосновых досок, в случае сильного шторма от ударов волны разошлись бы закрашенные пазы.

Но все же наиболее веским аргументом, отвергающим вероятность шторма, по мнению экспертов из Скотланд-Ярда, был факт, что катушка, шпонка и масленка не упали с полированной полки швейной машины. К тому же оказалось, что часы в кают-компании бригантины остановились не потому, что в них попала вода, как считал Дево, а у них просто кончился завод.

Оказывается, никто не обратил внимания на отсутствие на борту «Марии Целесты» лага — прибора для измерения скорости судна. Этим открытием сыщики, как говорится «утерли нос» морякам, входившим в состав адмиралтейской комиссии.

После долгого обследования разбитого компаса и свернутого нактоуза, на котором он должен был быть укреплен, сыщикам удалось установить, что оба эти предмета сломаны с применением человеческой силы. Причем повреждение самого компаса носило характер неумышленный. Возможно, кто-то пытался в спешке вынуть его из гнезда нактоуза и уронил на палубу...

Сыщики высказались и по поводу курительных трубок, найденных Оливером Дево в носовом кубрике. По оставшемуся в них пеплу они установили: трубки были набиты тем же табаком, что остался в кисетах и рундуках матросов. Значит, трубки принадлежали морякам «Марии Целесты».

По развязанным узлам на веревке, крепящей бочки с водой к мачте, можно было предполагать, что одна из них была сдвинута не волнами, обрушившимися на бак бригантины, а человеком, по всей вероятности, при попытке отвязать ее от остальных.

Отсутствие на «Марии Целесте» какой-либо приготовленной пищи красноречиво говорило о том, что ее взяли с собой покинувшие корабль люди.

Во время следствия никто не задумался, сколько было на «Марии Целесте» Специальных шлюпок. Поскольку на парусниках такого тоннажа полагалось иметь две шлюпки, то все почему-то считали, что команда бригантины ушла в океан на двух шлюпках. Сыщики выяснили: из Нью-Йорка «Целеста» вышла в рейс с одной шлюпкой. Вторая была сдана в ремонт: при погрузке на нее упал сорвавшийся из стропа бочонок.

Один из членов адмиралтейской комиссии, старый капитан-парусник, сделал предположение, что оставление «Марии Целесты» командой было как-то инсценировано. Вот как он рассуждал. В открытом море шлюпку спускают на воду с подветренной стороны, чтобы волны не разбили ее о борт. Но ведь на палубе «Марии Целесты» лежали поручни левого борта. Следовательно, шлюпку спустили именно отсюда. В этом-то и была загвоздка! Зимой в Северной Атлантике дует постоянный норд-вест, и идущая на восток бригантина имела ветер с левого борта. Если люди покидали судно в спешке, то им некогда было осуществлять маневр постановки судна в дрейф. В лучшем случае они могли убрать парус на грот-мачте, но ветер все равно дул бригантине в левый борт...

Вообще следствие по «Марии Целесте» вскрыло слишком много загадочных обстоятельств и фактов. Некоторые из них носили странный, почти мистический характер.

Как ни ломали голову члены адмиралтейской комиссии и какие только гипотезы ни выдвигали сыщики Скотланд-Ярда, тайна покинутого корабля оставалась тайной. Вот основные вопросы, без решения которых следствие не могло сдвинуться с места:

1. Почему трюмы бригантины оказались открытыми?

2. Почему люковые крышки первого трюма валялись на палубе перевернутыми?

3. Почему все окна кормовой надстройки были забиты досками и брезентом?

4. Почему были открыты оба верхних световых люка кормовой надстройки?

5. Почему набор плотницких инструментов оказался в каюте старшего штурмана Ричардсона?

6. Почему были спущены паруса второй мачты бригантины?

7. Почему на борту бригантины не оказалось никаких судовых документов, кроме основного — вахтенного журнала?

8. Почему была вскрыта бочка со спиртом?

9. Почему последняя черновая запись на грифельной доске была сделана не капитаном или штурманом, а кем-то другим?

10. Почему Ричардсон написал: «Франциска! Моя дорогая и любимая жена!»?

11. Почему старинная сабля оказалась под койкой капитана Бриггса?

12. Почему на поручнях правого борта появились зарубки?

Итак, двенадцать «почем»! И никто не мог дать вразумительного ответа ни на один из этих вопросов.

Королевский юрисконсульт делал попытки связать все установленные факты воедино, представить цельную картину разыгравшейся в океане драмы. Солли Флуд отстаивал версию, связанную с мятежом на бригантине. Но как он ни аргументировал открытыми трюмами, початой бочкой спирта, заколоченными окнами офицерского помещения, найденной саблей, зарубками на поручнях и бурыми пятнами на палубе, последовательности и логики в его доказательствах не было. «Что это за мятеж, — вопрошали в пику ему сыщики, — если на судне нет никаких следов насилия и борьбы, а все ценности в салоне остались на своих, местах?»

Версию о мятеже горячо поддерживал американский консул в Гибралтаре Горацио Спраг. Мнение Солли Флуда он изложил в своем докладе министерству финансов. На основании этого доклада полиция всех портов на северо-восточном побережье страны получила негласный приказ тщательно следить за появлением подозрительных лиц, которые могут оказаться мятежниками с «Марии Целесты».

Комиссия Адмиралтейства с нетерпением ждала результатов анализа вещества, взятого с пятен на сабле, на палубе и на поручнях бригантины. Но тут «дюжина почему» неожиданно превратилась в «чертову дюжину».

Не видя выхода из лабиринта противоречивых фактов, комиссия решила провести осмотр подводной части судна.

Испанский водолаз Рикардо Портунато опустился на дно у причала и обследовал состояние медных листов, которыми был обшит деревянный корпус «Марии Целесты». Медь была почти новая, еще не успевшая потемнеть в морской воде, но в трех местах листы неплотно прилегали к доскам. «Наверное, из-за этого корпус и пропускает воду», — решил водолаз. Других повреждений в подводной части Портунато не обнаружил. Форштевень, киль и руль находились в отличном состоянии. Это свидетельствовало о том, что бригантина не касалась днищем мели и не сталкивалась с другим судном.

Когда водолаз, закончив работу на грунте, поднимался на поверхность, он бросил взгляд на доски носовой обшивки, которые как раз находились перед центральным иллюминатором его скафандра. В полуметре выше уровня воды по обшивке шла двухметровая узкая полоса. Портунато дотронулся до нее рукой: полоса оказалась надрезом глубиной в дюйм и шириной немногим более дюйма. Ровный надрез совсем не походил на случайную царапину от удара о причал. Скорее всего, он был сделан каким-то острым инструментом.

Водолаз опять погрузился на грунт и поднялся у носа бригантины с другого борта: в полуметре от воды проходил точно такой же надрез! Это показалось водолазу подозрительным, и он доложил о своем открытии экспертам адмиралтейской комиссии.

Почтенные джентльмены стали в тупик. Откуда появились эти странные полосы, для чего и кем они сделаны?

Лондонские сыщики сумели все же определить, что надрезы нанесены примерно три месяца назад, как раз в конце ноября 1872 г.

Что это? Результат удара судна о причальную стенку? Но любой корабль швартуется, естественно, одним бортом. Следствие столкновения с другим кораблем? Но на форштевне «Марии Целесты» не было даже царапины. И уж вряд ли кому из экипажа вздумалось бы разрезать доски обшивки толщиной всего в полтора дюйма — это представляло угрозу для прочности корпуса бригантины.

Круг непонятных фактов и необъяснимых обстоятельств замкнулся. Но если в предыдущих «двенадцати почему» можно было что-то предполагать, о чем-то догадываться, то последняя загадка вообще не давала намека на сколь-нибудь логичное объяснение.

Солли Флуд окончательно потерял голову. Поняв, что его репутация как генерального прокурора города подорвана, он ждал результатов анализа пятен. Здесь его постигло полное разочарование, и ему пришлось сожалеть о поспешно сделанных выводах о роли сабли в драме «Марии Целесты».

Пятна оказались не кровавыми и к тому же чуть ли не вековой давности. А пятна на палубе и поручнях правого борта представляли собой смесь ржавчины, оливкового масла и какого-то рассола. Эта безобидная смесь вполне могла быть пролита из какой-нибудь старой железной бочки.

К удивлению комиссии, логичнее всего о «проблеме сабли» высказался истец — капитан «Деи Грации». Как бы мстя Флуду за проволочку с выплатой вознаграждения, Морхауз заявил:

— Чтобы правильно ответить на этот вопрос, надо хорошо знать моего друга Бриггса. У него была одна страсть: он коллекционировал старинное оружие. Дом Бриггсов в Брэдфорде напоминает музей античного искусства. Там вы найдете уникальную бронзу, мрамор, изумительную коллекцию старинных часов, древние монеты, а главное — оружие. Даже в спальне у него висят латы средневековых рыцарей... Я уверен: саблю он взял в рейс специально, чтобы в Италии точно установить дату и место ее изготовления. Вас удивляет, почему сабля без ножен лежала под койкой? Ее спрятал там Бриггс, опасаясь, что маленькая Софи может случайно порезаться о клинок.

Комиссия признала это предположение вполне логичным. Английские сыщики через полицейское управление в Нью-Йорке навели справки о матросах «Марии Целесты». Выяснилось, что четыре норвежских моряка — Фолькерх Лорензен, Боас Лорензен, Ариан Харбенз и Гуттлит Гутшаад были матросами первого класса, имели хороший послужной список и большой стаж работы на парусных судах.

С тем, что эти моряки не могли устроить на «Марии Целесте» мятеж, Флуду пришлось согласиться, когда в начале марта 1873 г. на его имя пришло письмо от некоего Никельсена из Норвегии. Автор письма обращался к председателю следственной комиссии от имени одной матери и двух жен матросов экипажа «Марии Целесты». Родственники норвежских моряков, беспокоясь за судьбу своих кормильцев, просили главного прокурора объяснить причину их исчезновения.

Написать в ответ что-либо утешительное Флуд не мог. Хотя в Гибралтар каждый день приходили десятки судов, никаких сведений об исчезнувшем экипаже не поступало. Командир корвета «Кондор», посланный на Азорские острова, сообщил, что жители острова Санта-Мария не видели никаких пришельцев и ничего не знали о случившемся. Молчала и Америка, где появления моряков «Марии Целесты» с нетерпением ждали таможенные власти.

12 марта 1873 г. следствие по делу было прекращено, а адмиралтейская комиссия распущена.

Через два дня городской суд определил размер вознаграждения капитану «Деи Грации». Драма, разыгравшаяся в водах Северной Атлантики, принесла Дэвиду Морхаузу 1700 фунтов стерлингов.

15 марта 1873 г. телеграмма, переданная по трансатлантическому подводному кабелю, известила в Нью-Йорке Джеймса Винчестера о том, что «Мария Целеста» с новым экипажем на борту вышла из Гибралтара в Геную. Все личные вещи семьи Бриггса и членов команды были переданы американскому консулу в Гибралтаре. Осенью того же года он отправил их в Америку для передачи родственникам пропавших.

Но история «Марии Целесты» на этом не кончается. Загадочное происшествие у Азорских островов сразу же стало достоянием газетчиков. Чего только ни сообщали о «Марии Целесте»! Одна версия сменяла другую, очередная гипотеза противоречила предыдущей. Любое наспех сработанное чтиво преподносилось читателю как достоверные сведения и сопровождалось комментариями якобы морских специалистов, старых, просоленных океанских волков, но, как правило, «комментаторами» были те же самые писаки, получившие на лету «консультацию» у какого-нибудь моряка в портовом баре или кабачке. В большинстве опубликованных за 1873 г. «достоверных» сообщений даты события не совпадают, имена и фамилии искажены до неузнаваемости, факты вымышлены, предположения до смешного наивны.