Послание Вассиана было образцом церковного красноречия. Оно было украшено великим множеством цитат из священного писания. Содержание грамоты послужило основой для всех позднейших легенд о бегстве Ивана III с Угры.

В действительности Иван III не помышлял об отступлении и не давал поводов для резких упреков духовника. Не его виной было то, что известие о мирных переговорах с Ордой вызвало настоящую панику в Москве.

Вскоре после отражения татар архиепископ умер. Ростовские книжники, близкие к архиепископской кафедре, использовали его послание при составлении летописного отчета о событиях на Угре. Тревога престарелого пастыря по поводу мирных переговоров была беспочвенной, но книжники узрели в его словах пророчество. Когда ударили сильные морозы, записал летописец, русские побежали от Угры к Кременцу. Вассиан предупреждал Ивана III, что он может стать «бегуном и предателем христианским». Но государь не внял его словам, а последовал совету «злых духов» и из Кременца побежал к Боровску. Неизвестно, чем бы все кончилось, если бы в дело не «вмешалась Богородица». Русские отступили на север, считая, что татары гонятся за ними; татары, «страхом одержимы», бросились в противоположную сторону, «и бо дивно тогда совершихся Пречистыя чудо: едини от других бежаху и никто же не женяше» (никто не преследовал). Автор официального московского свода не опроверг вымыслы ростовского летописца, но целиком принял их. Он впервые назвал по имени «предателя» сына боярского Момона, устами которого сам дьявол посоветовал Ивану III бежать от татар.

Нет нужды усматривать в советах «духов» интригу «реакционной влиятельной группы бояр», противившихся решительной борьбе с Ордой. Перед нами едва ли не единственный случай в истории московского летописания, когда обличения по поводу трусости монарха попали на страницы официальной летописи.

Летопись составлялась в великокняжеской канцелярии при деятельном участии митрополичьей кафедры. По этой причине нет оснований подозревать летописца в оппозиции к великокняжеской власти. Похвалы в адрес Ивана Молодого и резкие отзывы по поводу нерешительного поведения Ивана III были связаны, без сомнения, с династической борьбой в Русском государстве. Старшая тверская ветвь династии была законной наследницей престола. Софья, домогавшаяся трона для своего сына " удельного князя, заслуживала осуждения. Такой взгляд стал господствующим и официальным после 1497 " 1498 гг., когда люди из окружения «грекини» попали на эшафот, а сын Ивана Молодого был коронован великокняжеским венцом. Всего точнее отношение общества к Софье выразил все тот же ростовский летописец, закончивший отчет об «угорщине» едкими словами: "Тоя же зимы прииде великая княгиня Софья из бегов, бе бо бегали на Белоозеро от татар, а не гонял никто, и по которым странам (уездам. " АС.) ходили (через Ростов на Белоозеро. « Р.С.), тем пуще стало татар и от боярьских холопов, от кровопивцев крестьянских». Автор официального московского свода 1497 г. списал эти слова из ростовского свода, нисколько не пытаясь смягчить их.

Московский свод 1497 г. лег в основу Софийской II летописи, автор которой пошел дальше своих предшественников в обличении Софьи и Ивана III, погубивших законную ветвь династии в лице Дмитрия-внука. Неофициальная поздняя летопись утверждала, будто' великий князь дважды бегал от татар: первый раз из Коломны и второй " с Угры. В страхе государь приказал воеводам насильно препроводить наследника с границы в Москву. В отличие от струсившего отца Иван Молодой "мужество показал, брань прия от отца, и не еха от берега (с Оки. « Р.С.), а христьянства не выда». Победитель Ахмата окончательно превратился в «предателя христьянства». Книжник не только возлагал на Ивана III ответственность за бегство Софьи на Белоозеро, но и приписывал государю позорные планы. Послав «римлянку» с казной на север, государь якобы «мыслил»: "Будет Божие разгневание, царь (Ахмат. « АС.) перелезет по ею сторону Оки и Москву возмет и им бежатх к Окияну-морю». Ввиду явной трусости самодержца Вассиан Рыло в лицо обличил его, назвав «бегуном». Возмущенные москвичи стыдили монарха, говоря: «Нас выдаешь царю и татарам». Иван III якобы побоялся въехать в Кремль, а остался за городом, «бояся гражан мысли злыя поимания». Вместо того чтобы оборонять границу, он провел в Москве две недели, предаваясь страху и нерешительности.

Иван III шел к цели, не стесняясь в средствах. Он нарушил закон и обычаи, расправился с боярами и следовал советам сомнительных лиц. Все это не могло не сказаться на его популярности. Безнаказанные попытки скомпрометировать монарха в момент его наивысших успехов свидетельствовали как о неавторитетности главы государства, так и о кризисе власти. Одним из источников кризиса был раздор между великим князем и церковным руководством. Митрополит Геронтий дважды покидал митрополичий двор в Кремле, чтобы заставить монарха подчиниться своей воле. В первый раз Ивану III пришлось признать свою неправоту и принять условия владыки. Во второй раз монарх предпринял попытку низложить строптивого иерарха, но ничего не достиг.

Иван III не мог добиться послушания от родных братьев Андрея и Бориса, поднявших мятеж в момент вторжения Орды. В 1491 г. самодержец нарушил договор с Андреем, скрепленный клятвой на кресте, и бросил его в темницу, где тот и умер два года спустя. Братоубийство считалось худшим грехом, и через несколько лет Иван III под давлением общественного мнения устроил публичное покаяние. Он призвал митрополита Зосиму и епископов и в их присутствии выразил горе по убиенном брате, «что своим грехом, несторожею, его уморил». Сведения о покаянии были включены в официальный свод 1497 г.

Волоцкий князь Борис, едва избежавший участи князя Андрея, скончался вскоре после брата. Игумен Иосиф Санин, чья обитель располагалась во владениях Бориса, оплакал кончину удельных братьев и обрушился на Ивана III с упреками. Игумен уподобил самодержца Каину. Князь, писал Иосиф, обновил «древнее каиново зло»: по его вине древний род государев «яко лист уже увяде, яко цвет отпаде, яко свет златого светильника угасе и остави дом пуст». Неправедному царю, утверждал игумен в одном из своих сочинений, не следует повиноваться, ибо «таковый царь не Божий слуга, но диавол и не царь есть, но мучитель».

Иван III не пользовался уважением духовенства, доказательством чему были конфликт с митрополитом Геронтием и нападки Иосифа Волоцкого. После смерти Геронтия в Москве был созван священный собор. Государь не допустил к участию в соборе новгородского архиепископа, непримиримого противника еретиков, и навязал собору кандидатуру симоновского архимандрита Зосимы Брадатого, относившегося к еретикам терпимо. Великий князь рассчитывал упрочить свою власть, посадив на митрополию послушного иерарха. Но его надежды не оправдались. Очень скоро владыка подвергся самым резким нападкам со стороны фанатиков. Санин, не стесняясь, чернил главу церкви. Ныне, писал он, на московском святом престоле сидит «злобесный волк», «первый отступник в светителях в нашей земли», «иже сына Божия попра и пречистую Богородицю похули…». Обличения Зосимы неизбежно бросали тень на его покровителя Ивана III. Обвинение в пособничестве еретикам грозило государю изрядными неприятностями. Инок Савва в «послании на жидов и еретиков» писал: «Аще бо царь или князь… не поклоняется Богу нашему Спасу Господу Иисусу Христу,…той воистину раб есть и проклят!».

Несмотря на покровительство государя, Зосима недолго сидел на митрополичьем престоле. Духовенство не желало подчиняться еретику, и великому князю пришлось пожертвовать своим ставленником. В 1494 г. Зосима сложил сан «не по своей воле». Предлогом для низложения послужило излишнее пристрастие владыки к вину. Отставка Зосимы была воспринята как признак слабости власти.

Завоевание земель усилило власть монарха и одновременно собрало в Москве многочисленную княжескую аристократию. Все дела Иван III решал с думой. Великие бояре отнюдь не были послушными и безгласными исполнителями его воли. При обсуждении дел члены думы и придворные не стеснялись возражать государю. Дворянин И. Берсень-Беклемишев, сделавший неплохую придворную карьеру, вспоминал на склоне лет, что Иван III любил и приближал к себе тех, кто возражал ему: «против собя стречю любил и тех жаловал, которые против его говаривали». Как писал Андрей Курбский, Иван III был «любосоветен» и ничего не начинал без длительных и «глубочайших» советов с боярами " «мудрыми и мужественными сиглиты». В действительности взаимоотношения монарха с могущественной знатью не были идиллическими. Первый серьезный конфликт имел место осенью 1484 г., когда Иван III «поймал» бояр Василия и Ивана Тучко-Морозовых. Вотчины опальных были отобраны в казну и возвращены лишь через три года. Конфликт с Морозовыми стал значительным событием в истории двора. Иван.IV помнил о раздоре, унизившем его деда, и всю вину за происшедшее возлагал на бояр. Братья Тучко, писал царь в одном из своих писем, «многая поносная и укоризненная словеса деду нашему великому государю износили». Случай с Морозовыми доказывал, что государь до поры до времени терпел возражения бояр, но при подходящем случае жестоко расправлялся со строптивыми советниками. Имеются данные о том, что И. Б. Тучко-Морозов был первым из известных дворецких московского великого князя, а его брат В. Б. Тучко " боярином-конюшим. В дни похода на Новгород В. Б. Тучко вместе с И. Ю. Патрикеевым продиктовал новгородцам условия капитуляции. Во время стояния на Угре Иван III послал боярина В. Б. Тучко к мятежным братьям для примирения с ними, а затем поручил ему сопровождать жену с детьми на Белоозеро. В случае гибели государя Тучко должен был обеспечить безопасность вдовы.

Конфликт в верхах разрастался, и современники склонны были приписать беду пагубному влиянию на великого князя «греков». И. Беклемишев, отстаивая незыблемость московских порядков, винил греков в перемене старых обычаев. На склоне лет он жаловался книжнику Максиму Греку, прибывшему на Русь с Афона: как пришла сюда Софья «с вашими греки, так наша земля замешалася и пришли нестроениа великие, как и у вас в Царегороде при ваших царях».

Московское боярство постоянно пополнялось знатными выходцами из соседних государств: царевичами из Орды, членами литовской великокняжеской династии и пр. Как правило, они получали щедрые земельные пожалования от московских государей. Члены византийской императорской семьи появились на Руси впервые. По своей знатности они далеко превосходили прочих пришельцев из-за рубежа. Тем не менее им пришлось познать немало унижений, когда они пытались укорениться в Москве.

В Италии у Софьи оставались брат Андрей и племянница Мария Палеолог. Великая княгиня выписала Марию в Москву и выдала ее замуж за сына белозерского князя Михаила Верейского. Согласно византийским обычаям, византийские императрицы держали личную канцелярию, могли распоряжаться своими драгоценностями и пр. Выдавая племянницу замуж, Софья передала ей в приданое женское украшение " «саженье» с каменьями и жемчугом. Как повествуют московские официальные летописи, Иван III вздумал одарить «саженьем» Елену Волошанку по случаю рождения внука. До Софьи «саженье» носила первая жена государя Мария Тверская, и украшение должно было остаться в собственности старшей тверской ветви династии. Не найдя «саженья» в кремлевской казне, Иван III якобы пришел в страшный гнев и велел провести дознание. После розыска московские власти арестовали итальянского финансиста, объявленного пособником Софьи, а заодно взяли под стражу двух ювелиров, по-видимому, переделавших «саженье» для Марии Палеолог. Семье Василия и Марии Верейских грозила опала, и они поспешно бежали за рубеж в Литву. История с «саженьем» поражает своей несообразностью. Женское украшение не имело значения княжеской регалии и не принадлежало к числу самых ценных вещей великокняжеской сокровищницы. «Саженье» было не более чем поводом к фактическому изгнанию из страны Василия Верейского и Марии Палеолог.

Удельный князь Михаил Верейский сохранял преданность Василию II Темному на протяжении всей смуты. Но это не оградило Михаила от произвола монарха. По договору 1482 г. удельный князь «уступил» Ивану III самую ценную свою отчину Белоозеро «и грамоту свою на то ему дал». Наследник княжич Василий Верейский имел все основания негодовать на монарха. Его бегство в Литву отвечало целям Ивана III, как и изгнание из страны Марии Палеолог.

Боярская дума не желала усиливать позиции Софьи и ее сына. Софья выписала из Рима своего брата Андрея Палеолог. Как член византийской императорской семьи и шурин, Ивана III Андрей рассчитывал получить обширные владения на Руси. Но его надежды не оправдались. Не получив желаемого, Андрей Палеолог покинул Москву. Осколки византийской императорской фамилии были отторгнуты московской правящей элитой по причинам сугубо династического характера.

После казней 1497 г. Софья и ее греческое окружение окончательно утратили доверие к верхам московского боярства. Взаимному непониманию немало способствовало то, что система политических взглядов Софьи и греков резко отличалась от московской. Бояре и народ обвиняли «грекиню» прежде всего в нарушении традиционного порядка престолонаследия в Московии. Согласно византийским нормам только Синод мог обнародовать имя преемника василевса. Фактически же Синод лишь облекал в форму закона волеизъявление императора.

Иван III был привязан к взрослому сыну Василию, а на подрастающего внука нередко негодовал. Но при назначении наследника он не мог отступить от московской традиции. Распри в великокняжеской семье грозили подорвать власть монарха. Благодаря грекам московский двор имел возможность основательнее познакомиться с византийскими порядками. В трудных ситуациях императоры нередко передавали отдельные провинции сыновьям " соправителям, что укрепляло положение царствующей династии. Ссылаясь на эту традицию, Софья стала домогаться, чтобы Иван III назначил удельного князя своим соправителем и передал ему крупнейший после Москвы город Новгород со всей Новгородской землей и Псковом. Идея раздела государства на несколько удельных княжеств не встретила сочувствия при дворе законного наследника и в Боярской думе. Пережившие смуту бояре опасались, что удельный князь Василий, опираясь на Новгород, сгонит с трона малолетнего племянника Дмитрия. Дума, ведавшая внешними сношениями, четко выразила свое мнение по поводу всего происходящего. Литовский князь Александр, будучи зятем Ивана III, нередко получал дружеские советы из Москвы. Узнав, что Александр намерен отдать Киев своему брату во владение, московские власти резко высказались против раздела Литовского великого княжества, сославшись при этом на недавний опыт. "Слыхал яз, " писали бояре от имени Ивана III, " каково было нестроение в Литве, коли было государей много. Ай в нашей земле (на Руси. « Р.С.) каково было нестроение при моем отце». Наказ, составленный в 1496 г., отражал официально принятую московскую доктрину.

Как следует из текста «Чина поставления и венчания Дмитрия Ивановича», Иван III произнес следующую речь: «…Ныне благословляю при себе и опосле себя великим княжеством Владимерским и Московским и Новгородцким и Тверским» внука Дмитрия, которого мне «дал Бог в сына моего место». Решение отнять титул великого князя Новгородского у коронованного великого князя Дмитрия и передать его удельному князю было незаконным со всех точек зрения. Руководство Боярской думы, по-видимому, пыталось отстоять законность, и тогда монарх прибегнул к насилию. Думу возглавлял двоюродный брат государя князь И. Ю. Патрикеев. Он провел в думе почти 40 лет, из которых 27 лет служил наместником московским (этот пост он унаследовал от отца). К Патрикееву в хоромы переселился Иван III, когда началась починка старого великокняжеского дворца. К кругу высших руководителей думы принадлежал зять Патрикеева князь С. И. Ряполовский, за особые заслуги получивший титул «слуги и боярина».

31 января 1499 г. самодержец велел арестовать И.Ю.Патрикеева, двух его сыновей Василия и Ивана и зятя Ряполовского и предать их всех смертной казни. Благодаря «молениям» митрополита Патрикеевы избежали смерти. Их постригли «в железах» (в кандалах) и разослали по монастырям в заточение. Слуга Ряполовский был обезглавлен палачом на льду Москва-реки на пятый день после ареста.

Решение о разделе государства между соправителями вызвало сопротивление не только в московских верхах, но и в народе. В начале 1499 г. Иван III прислал послов к посадникам псковским и всему Пскову с объявлением, что «де я князь великий Иван сына своего пожаловал великого князя Василия, дал емоу Новгород и Псков». Посадники и вече отказались подчиниться государю. Они спешно направили полномочное боярское посольство в Москву к Ивану III и внуку его Дмитрию, которому недавно принесли присягу на верность. Послы четко заявили, что не признают власть удельного князя, а будут подчиняться князю, который сидит на московском троне: «а которой бы был великий князь на Москве, той бы и нам государь». Этот принцип в глазах псковичей гарантировал сохранение независимости Пскова. Главное требование псковичей состояло в том, чтобы Иван III с внуком "держали отчиноу свою (Псков. « Р.С.) а в старине». Переговоры в Москве были длительными и трудными. Посадники ссылались на присягу и «старину». Иван III приказал бросить двух посадников в тюремную башню. При этом он заявил:

«Чи не волен яз в своем вноуке и оу своих детех» Ино кому хочю, тому дам княжество". По приказу государя в Псков выехал новгородский архиепископ Геннадий, чтобы отслужить в Троицком соборе службу «за князя великого Василья». Псковичи не проявили никакого уважения к своему пастырю и не дали ему служить в соборе, сказав, что не имеют «тому веры, что быти князю Василью великим князем новгородцким и псковским». Лишь после того как Иван III прислал в Псков своего личного представителя боярина И. Чоботова и обязался держать «отчину» свою «в старине», псковское вече смирилось. В сентябре арестованные посадники были отпущены из Москвы.

Казни в Москве и раздел государства явились симптомом кризиса старого боярства, наметившегося к концу XV века. Конфисковав все боярские владения в Новгороде, московские власти не сразу решили, как ими распорядиться. Следуя традиции, Боярская дума стала распределять эти земли среди знати. По приказу Ивана III в пределах Новгорода было образовано удельное княжество для Федора Бельского, отъехавшего из Литвы в 1482 г. Столицей удела стал городок Демон, считавшийся «вотчиной» Вольского. Кроме того, он получил волость Мореву и много других волостей, по-видимому, в кормление.

Очень крупные владения достались боярину князю И. Ю. Патрикееву и его сыну Василию (более 500 обеж), трем братьям Захарьиным (около 800 обеж), влиятельным членам думы Ряполовскому, А. Челяднину, дворецкому Русалке-Морозову, новым правителям Новгорода наместнику князю С. Ярославскому, новгородскому дворецкому М. Волынскому и другим. (Обжа " надел зажиточного крестьянина, пахавшего землю на одной лошади).

Знать получила источник новых крупных доходов. Если бы она удержала новгородские пожалования в своих руках, результатом было бы неслыханное усиление ее могущества. Но этого не произошло. Историки давно обратили внимание на странный парадокс. К концу XV века пожалованные новгородские земли были отобраны не только у опальных бояр, но и у прочей московской знати, включая таких фаворитов, как бояре Челяднины или Захарьины. Факты позволяют объяснить отмеченный парадокс. После перехода Новгорода под власть удельного князя Василия бояре и прочие знатные люди, присягнувшие на верность Дмитрию-внуку и продолжавшие служить ему в Москве, должны были покинуть владения великого князя Новгородского.

Существенное влияние на события оказали условия и потребности военного времени. Вывод всех землевладельцев из Новгорода означал ликвидацию старых вооруженных сил на территории Новгородской земли. Система обороны Северо-Западных рубежей России рухнула. 180 новых землевладельцев из московской знати не могли составить ядро нового ополчения, поскольку в большинстве своем продолжали нести службу в составе двора Московской земли. Правительство должно было осознать, что не сможет удержать завоеванный город, если не создаст себе прочную опору в лице новых землевладельцев. Уже Иван III начал испомещать на новгородских землях московских детей боярских. Василий III завершил перераспределение поместных земель в Новгороде. Новгородские имения, отобранные у. аристократии, перешли в руки средних и мелких московских землевладельцев " служилых людей.

Время Ивана III отмечено драматическими переменами в положении высших сословий Русского государства. Крупное вотчинное землевладение продолжало расти, что вело к упрочению политического могущества аристократии. Одновременно действовала противоположная тенденция, изменившая структуру старого боярства. Подобно князьям, возглавлявшим государство, бояре делили вотчины между наследниками. Интенсивный процесс дробления имений привел уже в XV в. к появлению внутри высшего сословия новой категории служилых людей " детей боярских. Первоначально это название указывало лишь на определенную возрастную группу. При традиционном строе семьи дети боярские занимали зависимое положение в качестве младших членов семьи. Власть отца опиралась на то, что именно из его рук сын получал вотчину, что было необходимым условием для несения службы. Браки заключались в раннем возрасте, семьи были многодетными. Поэтому сыновья нередко ждали доли в наследстве до зрелых лет. Между боярами и детьми боярскими не было никакой четкой разграничительной линии. Однако понятие боярин все больше ассоциировалось с крупным земельным собственником, тогда как недостаточная обеспеченность землей стала характерной чертой новой социальной прослойки " детей боярских.

Первые упоминания о детях боярских относятся к XV в. Они активно участвовали в междоусобной борьбе второй четверти XV в. Обнищание наименее состоятельных групп детей боярских не могло не тревожить московское правительство, поскольку обезземеливание дворян подрывало военные силы государства. Не пресловутая «борьба между боярами и дворянами», а вполне реальный кризис старого боярства, связанный с оскудением его низших слоев, побудил власти приступить к созданию грандиозного фонда государственной земельной собственности, которая должна была обеспечить службу как детей боярских, так и всего сословия дворян-землевладельцев.

Немало детей боярских получили пожалования в Новгороде уже при Иване III. Однако те из них; кто не мог нести постоянную службу в новгородском ополчении, должны были расстаться с новгородскими «дачами». Главный контингент вновь образованного новгородского войска составили дети боярские, переселившиеся в Новгород «на житье». Вывод из Новгорода московской знати ускорил переселение на новгородские земли новых групп детей боярских из Московского княжества. В отличие от бояр, получавших сотни обеж, дети боярские имели в среднем до 20 " 30 обеж. Доходы с таких имений позволяли им нести службу в тяжеловооруженной дворянской коннице.

При завоевании Новгорода в 1478 г. Иван III конфисковал у новгородского архиепископа и монастырей лучшие земли и образовал из них великокняжеский домен. Получив Новгород в управление, Василий III пошел по стопам отца и отнял у Софийского дома еще б тысяч обеж земли. В отличие от отца удельный князь не стал присоединять эти земли к княжескому домену, а роздал в поместье детям боярским.

Новгородская съезжая изба сохранила несколько ранних документов, подтверждавших пожалование детям боярским земель в Новгороде. Термин «поместье» появляется в этих документах впервые в 1490 г. В октябре 1490 г. Иван III пожаловал сыну боярскому Тыртову небольшую новгородскую волостку «в поместье». Существенную роль в выработке норм поместного права и упорядочении системы поместного землевладения сыграло валовое описание Новгородских пятин. В 1495 г. Иван III в последний раз посетил Новгород и тогда же отдал приказ о начале переписи. После передачи Новгорода удельному князю Василию опись продолжалась и была завершена в 1505 г. В пределах указанного отрезка времени архаическая система новгородских «пожалований» и «кормлений» окончательно трансформировалась в поместную систему.. Разработка норм поместного права явно отставала от практики. Даже писцы не всегда четко разграничивали поместья и кормления. Писцы Деревской пятины отделили сыну боярскому Ю. Сарыхозину деревни «в поместье и кормление».

Кормленщик получал кормление на год-два, редко на более длительный срок. Он управлял волостью, судил население и за это «кормился», взимая поборы с населения в свою пользу. Помещик получал поместье пожизненно, пока мог нести военную службу. Поместье передавалось по наследству сыну, если сын достигал 15 лет и мог продолжать службу. Располагая собственностью на поместную землю, государство неукоснительно взыскивало со всех поместных обеж государеву подать. Помещик имел право на традиционный оброк. Государевы грамоты вменяли ему в обязанность заботиться в первую очередь об исправном взыскании с населения даней и подати. В случае неуплаты подати ему грозила государева опала. Атрибуты землевладения распределялись четким образом. Высший собственник " государство осуществляло суд и управление в отношении всего поместного населения. На долю владельца поместья оставалась военная служба.

В 1497 г. дьяки составили первый общерусский судебник, в котором поместье и вотчина были упомянуты как главные категории светского землевладения. Поместная система, вопреки Г. Вернадскому, не была организована по образцу турецких «титмаров». Опыт Османской империи едва ли имел какое-нибудь практическое значение для российского дворянства XV в.

Образование огромного фонда государственной земельной собственности оказало решающее влияние на формирование сословий в России. На Западе духовное сословие, стремившееся к автономии от светской власти, консолидировалось ранее других сословий и стало своего рода моделью для других сословий. В России дворянство опередило другие слои и группы, при этом зависимость от государственной власти стала самой характерной чертой этого сословия. Экспроприация высших слоев Новгорода позволила Москве сконцентрировать в своих руках огромные материальные ресурсы. Власть и могущество монархии упрочились.

В политическое сознание общества стала внедряться имперская доктрина. С 1497 г. гербом российской монархии стал византийский герб " двуглавый орел. Скромный церемониал московского двора уступил место пышным византийским ритуалам. Великий князь не довольствовался прежними титулами и стал называть себя «самодержцем». (Этот титул был точным переводом византийского императорского титула «автократор»). Полагают, что перемена в титулатуре была связана с обретением государственной независимости. Иван III стал обладать державой сам, а не из рук золотоордынского хана. Однако возможно и более простое толкование. В Византии титул «автократор» носил главный император, желавший подчеркнуть свое первенство в государстве по сравнению с императорами-соправителями. Любопытно, что старший сын императора, становясь соправителем отца, иногда усваивал титул кесаря или царя. Титул «самодержца» понадобился Ивану 111 после того, как у него появился один, а затем два соправителя Дмитрий и Василий с одинаковыми титулами «великих князей».

Объединение земель превратило Россию в могущественную военную державу. В давнем конфликте с Литвой из-за пограничных русских земель перевес все больше склонялся на сторону России. Под натиском католицизма православное население Литвы все чаще обращало взоры в сторону единоверной Москвы. Отъезд православных князей (Воротынских и др.) на службу к Ивану III имел результатом присоединение к России значительной территории в верховьях Оки. По договору 1494 г. Литва признала утрату Вязьмы, важнейшей крепости на подступах к Москве. Брак литовского князя Александра с дочерью московского великого князя имел целью положить конец войне на границе. Но эта цель не была достигнута. В 1500 г. русские полки заняли Брянск и вышли на Днепр. В бою на р. Ведрошь воевода Д. Щеня-Патрикеев наголову разгромил литовскую армию, позднее произвел глубокое вторжение в пределы Ливонского ордена. Русские предполагали закончить войну, заняв Смоленск. Но это им не удалось. Согласно миру, заключенному в Москве в 1503 г., к России отошли украинский город Чернигов, Новгород-Северский, Брянск и другие города.

Внешнеполитические успехи России были впечатляющими. Ее дипломатические связи расширились. Глава Священной Римской империи Германской нации направил в Москву посла и предложил Ивану III принять королевский титул. Европейские страны стремились заручиться союзом с Русским государством для отпора турецкому вторжению на Балканы. Москва отклонила предложение Вены. Воспитанные в византийских традициях, московские государи неоднократно употребляли титул «царь» или «кесарь», но исключительно в дипломатической переписке с Ливонским орденом и мелкими германскими княжествами. «Великий» князь Московии не желал ронять свое достоинство в сношениях с «великим» магистром Ордена или «великими» немецкими князьями.

Усиление власти московских государей неизбежно должно было сказаться на их взаимоотношениях с церковью. Однако московские митрополиты не сразу смирились с новыми историческими условиями. Это неизбежно вело к столкновениям между светской и духовной властями. Поводом для первого серьезного конфликта послужил обряд крестного хода.

При освящении главной святыни России " Успенского собора " Иван III позволил себе резкое замечание митрополиту Геронтию, который, по его мнению, сделал ошибку и повел крестный ход против солнца. Когда митрополит отказался подчиниться, государь запретил ему освящать вновь построенные церкви столицы. В начавшемся богословском диспуте Ивана III поддержали ростовский архиепископ Вассиан Рыло и архимандрит кремлевского Чудова монастыря Геннадий Гонзов. Эти иерархи не могли привести никаких письменных свидетельств в пользу своей правоты («свидетельство никоего не приношаху») и ссылались лишь на обычай. Митрополит опирался на греческий образец. Его правоту подтвердил игумен, только что совершивший паломничество на Афон в Грецию. "В Святой горе, " сказал он, « видел, что так освящали церковь, а со кресты против солнца ходили». Возмущенный вмешательством государя в сугубо церковные дела, Геронтий удалился в монастырь. Конфликт приобрел широкую огласку, и Иван III принужден был уступить. Он отправился в монастырь на поклон к Геронтию, а относительно хождения с крестами обещал положиться на волю митрополита. Несколько лет спустя государь пытался избавиться от строптивого пастыря, вторично удалившегося в монастырь. Но ему не удалось низложить Геронтия.