Ввиду враждебности Орды Москва фактически предоставила казакам полную свободу действий в отношении ногайцев. Результаты не заставили себя ждать. Московские власти предписали казакам громить лишь тех ногайцев, которые возвращались из набега на Русь, «а на улусы не приходить», то есть не переносить военные действия на территорию Ногайской орды. Но атаманы знали о вторжении ногайцев в русские пределы и обращались с ними по законам войны. Они дважды разгромили ногайцев на волжских переправах.
В августе 1581 года 300 ногайских всадников показались на переправе в районе реки Самара. Они сопровождали Пелепелицына и ногайского посла, направлявшегося в Москву. Волжские атаманы Иван Кольцо, Богдан Барбоша, Савва Болдыря, Никита Пан и другие разгромили татарский отряд. Бегством спаслись всего 25 человек. Казаки не обратили ни малейшего внимания на протесты царского гонца.
Мирные заверения властителей Орды не мешали ногайцам продолжать пограничную войну. В те самые дни, когда послы Уруса ехали в Москву, «ногайские люди Урусова улуса и иных мурз человек с шестьсот» перешли русскую границу у Темникова и разорили несколько сел. Когда этот отряд, обремененный добычей, возвращался из Темникова и Алатыря за Волгу, казаки подстерегли его и разгромили на переправе. Захватив «языка» в этом бою, атаманы немедленно отправили его в Москву. Московские власти обычно щедро жаловали казаков за доставку пленных. На этот раз они поступили иначе. Пленный ногаец, назвавшийся «улусным человеком князя Уруса», был освобожден, а доставивший его казак объявлен «вором» и обезглавлен в присутствии татарина.
Между тем правители Ногайской орды стали выказывать миролюбие. Посольский приказ попытался использовать наметившийся перелом. Новый царский посланник повез в Орду богатые поминки. Выехавший вслед за ним пленник должен был сообщить Урусу о казни казака в Москве. Царь потребовал от Уруса, чтобы он также казнил «своих воров», грабивших Русь, дабы «такие воры, как наши казаки, так и ваши казаки меж нами ссоры не чинили». Посол получил даже приказ «промышлять» над атаманом Иваном Кольцо и его сотоварищами и, если удастся, поймать их и повесить.
Дело в том, что наступил критический момент в Ливонской войне. Шведы взломали русскую оборону на северо-западе, захватив Нарву, Ям и Копорье. Поляки штурмовали Псков. Москва готова была любой ценой предотвратить расширение военного конфликта на южной границе. В большой дипломатической игре казаки оказались разменной монетой, мимоходом принесенной в жертву. Казаки громили ногайцев с ведома властей. Но теперь в Москве постарались об этом забыть. Волжских атаманов объявили «ворами», поставленными вне закона.
Действия волжских казаков против ногайцев возглавили атаманы Иван Кольцо, Никита Пан и Савва Болдыря, будущие сподвижники Ермака в сибирском походе.
Итак, летом 1581 года Ермак воевал под стенами Могилева, а Иван Кольцо летом и осенью того же года громил ногайцев в Поволжье. Посольский приказ зафиксировал этот факт с протокольной точностью. 28 августа 1581 года в Москву «прибежали» татары из свиты ногайских послов, ехавших к царю, и сообщили, что «на Волге казаки Иван Кольцо, да Богдан Барбоша, да Микита Пан, да Савва Болдыря с товарищи» погромили ногайское посольство на перевозах под Сосновым островом. Государев гонец В. Пелепелицын, сопровождавший ногайское посольство, прибыл в Москву 1 сентября и подтвердил сведения о волжском разгроме.
Факты, извлеченные из достоверных архивных документов, начисто разрушают две легенды, связанные с жизнью Ермака и его главных сподвижников. Ни Ермак, ни его казаки не были повинны в разграблении государевой казны и других преступлениях, которые им позже стали приписывать. Ермак накануне сибирского похода не разбойничал, а оборонял рубежи государства от вторгшихся в страну неприятелей. Что касается его будущего помощника Ивана Кольцо, то его нападения были инспирированы самими властями.
Не выдерживает столкновения с фактами и легенда о двойниках Ермака. Если двойник был у Ермака, то своих двойников должны были иметь и его сподвижники Иван Кольцо, Никита Пан и Савва Болдыря. В самом деле, Иван Кольцо с товарищами не могли одновременно биться с ногайцами на Нижней Волге и в те же самые дни отправиться в поход за Урал — на расстояние многих сотен верст от Нижней Волги. Абсурдность предположения о двойниках очевидна. Мираж рассеется сам собой, если мы откажемся от ошибочной даты и примем дату, обозначенную в царской грамоте 1582 года.
Новую дату подтверждают не только все ранние письменные источники, но и вещественные памятники, уцелевшие от экспедиции Ермака.
Сто лет назад историк В. В. Голубцов посетил дворец Строгановых в Петербурге и тщательно осмотрел их коллекцию старинного оружия. Внимание ученого-палеографа привлекла пушечка — «затинная пищаль», на стволе которой он прочел надпись: «В граде Кергедане на реце Каме дарю я Максим Яковлев сын Строганов атаману Ермаку лета 7090 (1582)». Когда В. В. Голубцов опубликовал сведения о Ермаковой пищали, его открытие вызвало сомнение у историков. Помеченную на пушечке дату невозможно было согласовать с общепринятой датой экспедиции. Семь тысяч девяностый год начинался 1 сентября. Но именно в этот день, считали историки, Ермак выступил в поход. Изготовить пушку и сделать дарственную надпись на ней в течение нескольких утренних часов немыслимо. Возникло подозрение, что В. В. Голубцов был введен в заблуждение или же сам совершил подлог. Проверить эти подозрения невозможно, поскольку в годы революции пушечка Ермака исчезла. Историки тщетно искали ее в музеях, куда поступило оружие из строгановской коллекции.
Подозрения против В. В. Голубцова не имеют под собой никакой почвы. Превосходный знаток древнерусской палеографии, он не дал бы ввести себя в заблуждение. Скопированная им надпись абсолютно достоверна.
Некогда царь Иван разрешил Строгановым завести пушечную мастерскую в городке Кергедане — Орле на Каме. В ней-то и была изготовлена пушечка Ермака. Как видно, мастера выковали пищаль в последние летние недели 1582 (7090) года. Когда казачьи струги в первый день нового года — 1 сентября 7091 года — отчалили от чусовских пристаней, они увезли с собой подарок Строганова.
Тщательное изучение всех самых ранних свидетельств о Ермаке позволяет уточнить, когда в его жизни произошел решительный поворот. Тот поворот, который сделал его исторической личностью. Оказалось возможным исправить ошибку в одной из основных дат истории средневековой России. Начало присоединения Сибири было положено не в 1581 году, а год спустя.
Ермак не мог уйти в сибирский поход, пока на северозападных рубежах гремели выстрелы и лилась кровь. Ситуация претерпела разительные перемены после заключения перемирия с Речью Посполитой в начале 1582 года. Впервые за много лет на западных рубежах воцарился мир. Ермак вернулся с театра военных действий в Поволжье. С окончанием похода казна перестала выплачивать им жалованье. «Заслуженные» деньги были израсходованы достаточно быстро, и боевым казакам пришлось подумать об организации самостоятельной экспедиции. Такой способ получения средств к существованию был для них вполне традиционным.
Поздние летописцы утверждали, будто Ермак и его соратники покинули Поволжье после того, как их стали теснить царские воеводы, получившие приказ покончить с «воровством» казаков на Волге. Но их утверждения были полуправдой.
В те дни, когда Ермак, Иван Кольцо и другие атаманы перешли с Волги на Каму, в Поволжье происходили большие передвижения правительственных войск. Подлинные записи Разрядного приказа показывают, что едва началась зима 1582 года, как в Поволжье двинулись конные и пешие отряды. Летом царская «судовая рать» бросила якорь у Козина острова на Волге. Передвижение воевод было вызвано, однако, не «воровством» казаков, а совсем другими событиями — восстанием черемисы. Волнения охватили все Поволжье и отчасти Прикамье. Царское правительство вынуждено было направить против восставших лучших воевод с крупными военными силами. Им удалось подавить движение лишь после упорной трехлетней войны. Начавшееся восстание нерусских народов и прибытие царских воевод создали положение, при котором казаки могли в любой момент оказаться между молотом и наковальней. В такой ситуации казаки собрали круг и вынесли решение отправиться на Урал.
«АРХИВ» ЕРМАКА
Историки затратили много усилий и труда, чтобы разыскать архив сибирской экспедиции или хотя бы его следы. Но их старания не увенчались успехом.
Кто из ученых не мечтал о такой находке! Бесценные документы находят не только на запыленных полках архива. На них наталкиваются в самых неожиданных местах: в недоступных горных пещерах, на морском дне, в трюмах затонувших кораблей, на чердаках старых домов. Случаются и более прозаические случаи. Следы архива удается обнаружить в давно известных науке летописных сочинениях.
…Среди летописных сочинений о Сибири наибольшей популярностью пользовалась Есиповская летопись. Ее читали и переписывали в разных концах страны.
Сам Савва Есипов едва ли дожил до того времени, когда некий любознательный книжник старательно скопировал его летопись, пополнив ее многими удивительными подробностями. Так возникла Погодинская летопись, которая хранится ныне в Публичной библиотеке имени М. Е. Салтыкова-Щедрина (Российская национальная библиотека) в Петербурге.
Погодинская рукопись ставит перед исследователем множество трудных проблем. Судя по филиграням, она относится чуть ли не к петровскому времени. Но в этой поздней рукописи заключена масса сведений по истории сибирской экспедиции. Степень их достоверности неясна и поныне. Два-три промаха, допущенные летописцем, ставят под сомнение достоверность памятника в целом. Современные методы исследования текстов столь совершенны, что позволяют воскресить историю составления летописи в мельчайших деталях. Можно себе представить, как неведомый автор Погодинской рукописи, обмакнув перо, старательно списал из летописи Есипова фразу: «Ермак с товарыщи послаша к государю царю и великому князю Ивану Васильевичу всеа Русии с сеунчем (вестью о победе. — Р. С.) атамана и казаков». На этом месте книжник остановился и, переведя дух, вставил фразу от себя: «Тут же послан был казак Черкас Александров потому… немалой, всего 25 человек».
Фраза сохранилась не в полном виде. Это объясняется просто. Когда рукопись переплетали, лист был обрезан по краям и несколько слов оказались утраченными. Однако то, что уцелело, дает исследователю важный материал. Погодинский летописец знал одного из гонцов Ермака по имени, а кроме того, ему известна была, по-видимому, и общая численность казачьей станицы, прибывшей в Москву. Его запись интересна не только своими фактическими данными.
Конструкция фразы («Ермак послаша атамана и казаков, тут же послан был казак Черкас Александров») была неудачна и выдавала неуверенность автора. Он явно не знал, какое место занимал казак Черкас в станице. По Есиповской летописи, эту станицу возглавлял некий безымянный атаман.
Погодинский летописец не нашел в своих источниках никаких сведений о главе посольства — атамане, но зато о простом казаке Черкасе Александрове он почерпнул там и переписал в свое сочинение немало сведений.
Прежде всего он упомянул о казаке при описании пути из Сибири на Русь через Пустоозеро. Этим путем ушли на родину остатки отряда после гибели Ермака. Они уплыли по «Иртышу реке вниз и по великой Оби вниз же и через Камень (так называли в древности Уральские горы. — Р. С.) прошли Собью же рекою в Пустоозеро, тута же (шел) казак Черкас Александров».
Ниже составитель Погодинской летописи переписал известие Есиповской летописи о посылке в Сибирь Сукина и других воевод и включил в текст дополнительную подробность: с воеводами вернулись в Сибирь «многие русские люди и ермаковцы казаки Черкас Александров с товарыщи».
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.