«Две рати в Дауне собрались,

Знамена гордо рвутся ввысь.

Здесь Мори герб звездой горит,

Там Мара черный знак блестит». -

«Нам по душе такая весть!

Чем враг сильней, тем выше честь.

А выступят когда?», — «Приказ

К полудню завтра быть у нас». -

«Нас ждет кровопролитный бой!

Ты не слыхал ли стороной,

Где задержался клан другой,

Клан Эрн? Бенледи удержать

Поможет их лихая рать.

А если нет — то завтра днем

Ущелье Тросакс мы займем,

Чтоб у Лох-Кэтрин бой принять.

Увидят сын, жена и мать,

Как мы спасем родной очаг.

Сплотимся все — и дрогнет враг…

И юноша любовь свою

В кровавом защитит бою.

Но что туманит этот взор?

Неужто слезы? О позор!

Скорей сумеет сакса меч

Бенледи надвое рассечь,

Чем хоть слезинку Родрик Ду

Уронит к своему стыду!

Нет, нет, он сердцем тверд, как щит.

Все по местам! Так вождь велит!»

Волынки в бой зовут солдат,

За строем строй, за рядом ряд,

На солнце палаши горят.

Вперед, знамена! Гул затих…

Пора и нам оставить их.

«Где Дуглас?» — не скрывая страх,

Вблизи пещеры на камнях

Сидела Элен вся в слезах,

И барда ласковая речь

Бедняжку не могла развлечь.

«Придет отец твой, грусть развей!

Покорно жди и слез не лей.

О леди, мы найти должны

Тебе укрытье от войны -

Ведь даже элпайнская рать

Приют для жен спешит сыскать.

Вчера их быстрые челны

Шли мимо нас, нагружены,

В сиянье севера ночном,

А утром — там, за островком,

Они вставали на причал.

Я их смятенье наблюдал.

Они — как выводок утят,

Что перед ястребом дрожат.

Уж если дрогнул грозный клан,

Тревогой смертной обуян,

То должен и родитель твой

Встревожиться твоей судьбой».

Элен

Нет, Аллен, нет, и ты не смог

Избавить Элен от тревог.

Когда, и нежен и суров,

Со мной прощался он, готов

Вступить на путь нелегкий свой,

То взор его блеснул слезой.

Пусть женский мой уступчив нрав,

Но чувствую — отец мой прав.

Ведь отражает гладь озер

Твердыни неприступных гор!

Отец себя, я знаю, мнит

Причиной распрей и обид.

Я видела, он был смущен,

Когда про твой услышал сон:

В оковах будто Грэм стоял -

Я в том повинна, ты сказал.

Но нет, не потому угрюм

Отец и полон мрачных дум.

Он ждал друзей, а между тем

Где Родрик Ду, где Малькольм Грэм?

Нет, медлить Дугласу нельзя,

Когда в опасности друзья!

Была печаль в его словах:

«Не на земле, так в небесах

Мы свидимся…» Но может быть,

Должна я в Кэмбес поспешить?

Отец пред троном королей,

Придя на выручку друзей,

Свободой жертвует своей!

Но будь я сын его — не дочь,

Я поступила б так точь-в-точь!

«Послушай, Элен, старый храм

Назвал он не случайно нам:

Туда нам нужно путь держать,

Чтоб всем нам встретиться опять.

Беды не приключилось с ним,

Да и жених твой невредим.

Был, видно, в руку вещий сон:

Вы оба живы, ты и он.

Нет, голос сердца мне не лжет -

Припомни странника приход

Или печальный арфы звук,

Беду нам возвестивший вдруг.

Кто предрекал несчастья, тот

Легко и радость предречет.

Но прочь из этих мест! Беда

В пещере может ждать всегда.

О том легенда есть одна,

Тебе понравится она,

На сердце станет веселей».

Элен

Да, песнь поможет мне скорей

Ненужных слез унять ручей.

Запел он, вольно и легко,

Но сердце Элен далеко.

БАЛЛАДА

АЛИСА ВРЭНД

Весело нам в зеленой глуши,

Когда в чаще дрозды щебечут,

И охотничий клич настигает дичь,

И звук рога несется навстречу.

«О Алиса, знай, я родимый свой край

Променял на любовь твою;

Где наш дом, где очаг, всякий встречный

нам враг,

Мы чужие в родном краю.

Все за то, что так светел был локон твой,

Синих глаз твоих взор так мил -

Уходя с тобой ночною порой,

Твоего я брата убил.

Я узнал с тех пор, что такое топор,

От меча отвыкла рука,

Собираю листву — приклонить главу

Нам в пещере негде пока.

Твоя кожа нежна, тебе арфа нужна,

Чтобы струны перебирать.

Ты из шкур зверей сшей мне плащ

поскорей -

Буду зиму в нем коротать».

«О Ричард, горю не помочь,

И брата не вернешь;

Не знал ты в ту глухую ночь,

Что кровь его прольешь.

Забыв парчу, я не ропщу -

На воле жизнь проста,

И нам мила и для нас тепла

Одежда из холста.

И если, Ричард, ты порвал

С отчизною своей,

Тебя с Алисой рок связал -

Я буду век твоей».

ПРОДОЛЖЕНИЕ БАЛЛАДЫ

Попляши, попляши в зеленой глуши, -

Нам леди Алиса запела;

Там слышится стук, это падает бук -

Лорд Ричард взялся за дело.

И тут сказал злых эльфов король,

Из недр холма закричал.

Словно ветра вой за церковной стеной,

Визгливый голос звучал.

«Это что за звук, то ли дуб, то ли бук

Топором чужим сражены?

Кто проникнет сюда, того ждет беда -

Здесь мы пляшем при свете луны.

Кто в зеленый цвет, словно эльф, одет, -

Знай, что дни его сочтены.

Карлик Урган, эй, эй, ты вставай поскорей,

Вновь прими христианский вид,

В их обличье явись, их молитв

не страшись,

Да и крест пусть тебя не страшит.

Ты настигни его, отними у него

Радость сердца и сна благодать;

Уж от жизни не будет он ждать ничего,

Только смерти одной будет ждать».

ПРОДОЛЖЕНИЕ БАЛЛАДЫ

Попляши, попляши, стало тихо в глуши,

Прежде щебет в лесу раздавался.

И Алиса одна, что-то мерзнет она,

И за хворостом Ричард собрался.

А карлик встает, злой Урган урод,

Он явился пред Ричардом вдруг;

Тот крестом хотел осенить себя,

А карлик ему: «Не боюсь я тебя

И твоих окровавленных рук».

Но Алиса в ответ, потому что страх

Этой женщине был незнаком:

«Ну так что ж, если кровь у него

на руках -

Это кровь оленя на нем».

«Бесстыдно лгут глаза твои,

И ложь в твоих словах:

Ведь это кровь твоей семьи

Видна на его руках».

Но Алиса выходит, себя осеня

Знамением креста:

«Это Ричард в крови, но не трогай меня

Ведь моя-то рука чиста!

Я тебя заклинаю, демон злой,

И всевышний тебе судья:

Ты скажи нам сначала, кто ты такой

И какая цель у тебя?»

ПРОДОЛЖЕНИЕ БАЛЛАДЫ

«Попляшем, попляшем в волшебной стране,

Слышишь сказочный птичий посвист?

Королева фей там со свитой своей,

Растянулся свадебный поезд.

Все сверкает, сияет в волшебной стране,

Только это сиянье — обман,

Словно искры на льду, в морозном саду,

В декабре, когда снег и туман.

Расплывается, как отраженье в воде,

Даже собственный образ твой;

Были леди и рыцарь — и нет их нигде,

Только карлик с большой головой.

На рассвете однажды меня полонил

Князь эльфов, злобный властитель;

В греховную распрю я втянут был;

Меня, полумертвого, он утащил

Навеки в свою обитель.

Где бы женщину смелую мне сыскать?

Пусть три раза крестом осенит

И прекрасное тело вернет мне опять

И простого смертного вид»,

Эта леди была храбра и смела,

Крестит раз его и другой.

Облик гнома пред ней становился бледней

И смешался с пещерной мглой.

В третий раз она стала его крестить,

Эта леди смела и храбра,

Под рукой ее рыцарь начал расти:

Рыцарь — брат, а она — сестра!

Как весело стало в зеленом лесу,

Все птички Шотландии пели.

Брат Эдуард мой возвратился домой,

И все колокольни гудели.

Он кончил. Вдруг меж горных круч

Явился юноша — могуч,

И статен, и собой хорош,

С охотником нарядом схож,

Орлиный взор и смел и горд:

То Джеймс Фиц-Джеймс, сноудонский лорд.

Молчала Элен, смущена,

Потом воскликнула она:

«Зачем, о путник, в грозный час

Злой рок сюда приводит вас?» -

«Злой рок? О нет, благой судьбе

Обязан я — она к тебе

Меня вела. Мой проводник, -

Я доверять ему привык, -

Провел счастливою тропой

Меня к тебе. Я пред тобой». -

«Счастливой? Иль не слышал ты?

Дозором заняты мосты,

Войска готовятся к боям…» -

«Дозор? Нет, не встречался нам!» -

«Я вижу, Аллен, горца плед.

Беги скорей ему вослед

И расспроси о том о сем,

Пусть будет он проводником

Для гостя нашего. Увы,

К чему сюда явились вы?

Никто другой бы не посмел

Вступить в запретный наш предел!»

«О, стала жизнь моя ценней,

Коль ты заботишься о ней!

И все ж ее легко отдам:

Любовь и честь дороже нам.

Покорный слову твоему,

Скажу, однако, почему

Явился я: чтобы пути

К спасенью твоему найти.

Как можно? Ты в глуши, одна!

Здесь смерть и ужас. Здесь война.

Внизу в Бокасле кони ждут,

Они нас в Стерлинг унесут.

Там уголок в своем саду,

Тебе, мой. цветик, я найду». -

«Прошу вас, рыцарь, замолчать;

Мне вас не трудно разгадать:

Как обольщен был разум мой

Безмерной вашей похвалой!

Своей мечтой увлечены,

Вы устремились в пасть войны!

Как мне вину свою смягчить?

Сама себя должна винить,

Правдиво в сердце заглянуть

Себе должна. Вот верный путь!

Я правду вам хочу открыть,

Стыдом прощение купить!

Отец мой смерти обречен,

Его преследует закон,

И жизнь его оценена.

О рыцарь, вам я не жена!

Молчите вы? А между тем

Я вам откроюсь: Малькольм Грэм

Мой верный, преданный жених

(Коль жив! ), и стоит слез моих.

Вот мой бесхитростный рассказ.

Теперь, прошу, оставьте нас».

Наукой хитрой овладев,

Как завлекать прелестных дев,

Фиц-Джеймс, на Элен поглядев,

Познал тщету своих хлопот:

Правдивый взгляд ее не лжет.

К нему доверия полна,

То вся краснея, то бледна,

Она ему открыла вдруг

Причину слез и тайных мук,

Как будто бы ее жених

Уж больше не был средь живых.

Фиц-Джеймс взволнован и смущен,

Сочувствия исполнен он.

Раскаявшись, он был бы рад

Красавице служить как брат.

«Нет, зная Родрика насквозь,

Скажу: идти нам лучше врозь.

У старца надобно узнать,

Кто мог бы вас сопровождать».

Глаза рукою осенив,

И тем движенье сердца скрыв,

На шаг, не боле, отступив,

Фиц-Джеймс вернулся — словно он

Внезапной мыслью поражен.

«Внемли же мне в последний раз!

Однажды, в боя тяжкий час,

Мой меч вождя шотландцев спас,

И в память битвы роковой

Король мне отдал перстень свой.

Он благодарен был судьбе

И объявил, что в дар себе

Все, что хочу, могу просить,

Лишь стоит перстень предъявить.

Но жизнь двора меня томит,

Мое богатство — панцирь, щит

И меч, участник ратных дел,

А поле брани — мой надел.

К чему мне перстень? Не нужны

Мне ни владенья, ни чины.

Возьми его — он без хлопот

Тебя к монарху приведет.

Таков неписаный закон…

Верь: будет тронут и смущен

Король несчастием твоим,

А я в расчете буду с ним».

Склонившись над ее рукой,

Фиц-Джеймс надел ей перстень свой.

Старик певец был поражен:

Так быстро их покинул он.

Фиц-Джеймс с проводником сошлись

И оба устремились вниз,

Тропой опасною своей,

Прочь от Лох-Кэтрин, на Экрей.

В долине Тросакс тишина.

Среди полуденного сна

Вдруг громко Мэрдок засвистел.

«Ты не сигнал даешь ли, гэл?»

Тот шепчет, продолжая путь:

«Я воронье хотел спугнуть!»

Фиц-Джеймс, вздохнув, глядит вокруг:

«Здесь пал мой конь, мой верный друг!

Как для любимого коня.

Быть может, лучше для меня

Ущелья Тросакс не видать.

Вперед же, Мэрдок, и — молчать!

Коль скажешь слово — ты пропал».

Тот молча путь свой продолжал.

По краю пропасти ведет

Их тропка узкая. И вот

В лохмотьях диких — страшный вид! -

Пред ними женщина стоит.

Обветрено и сожжено

Лицо страдалицы — оно

Открыто свежести ночной.

И в безнадежности тупой

Она глядит перед собой.

Был на челе ее венок,

И перьев связанных пучок

Из крыльев горного орла

Она в одной руке несла.

Меж диких троп и острых скал

Ее неверный путь лежал.

Увидев горца пестрый плед,

Вскричала — скалы ей в ответ

Звенят… Но горец не один:

В одежде жителя долин

С ним Джеймс Фиц-Джеймс, знакомый

нам.

Воздевши руки к небесам,

Она то закричит опять,

То петь начнет. Та песнь звучать

Под звуки арфы бы могла -

В ней прелесть дикая была.

ПЕСНЯ

«Молись, молись!» — велят они,

Кричат: «Твой разум ослабел!»…

В горах без сна влачатся дни,

В горах язык мой онемел.

О, был бы Аллен предо мной,

И Дэван бы вскипал волной,

В молитве сладостной своей

Я б смерть призвала поскорей!

Велели косы заплести,

Хотели с милым обвенчать,

Велели в церковь мне идти,

Пошла я милого встречать…

Увы, все ложь! Мне нет любви,

И счастье плавает в крови,

Мой дивный сон прервался вдруг,

Проснулась я для новых мук.

«Кто дева эта? Что поет?

За ней тропинка кольца вьет,

И плащ ее летит вперед,

Как будто цапля бьет крылом

Над зазевавшимся птенцом». -

«То Бланш безумная — она

К нам в плен была привезена:

Ее — невесту — ждал жених,

Но Родрик вдруг напал на них,

Сопротивление сломил,

Упрямца юного убил,

Ее увез. И вот она

Без стражи бродит здесь одна».

Лук поднял Мэрдок: «Прочь, живей!»

Но рыцарь: «Бить ее не смей!

А коль услышу свист стрелы,

Тебя я сброшу со скалы».

«Спасибо! — дурочка кричит

И прямо к рыцарю спешит. -

Я все о крыльях хлопочу,

За милым в небо полечу.

Слуга ваш злой — перечит вам,

Ему и перышка не дам;

Его б швырнуть вон с тех высот -

Он там костей не соберет.

Добычей станет волчьих стай,

Что населяют этот край.

Пусть знаменем за ним вослед

Летит его проклятый плед».

«Молчи, бедняжка ты моя!» -

«Ты добр. Ну что ж, умолкну я.

Пусть взор мой сух, застыл в нем страх,

Но помню о родных лугах,

И мил мне звук твоих речей -

То голос родины моей.

Ведь он, свет мой Уильям, охотником был,

Он сердцем бедняжки Бланш владел,

В зеленой лесной своей куртке ходил

И песни лугов нашей родины пел! ..

Не то хотела я сказать…

Сумел ли ты меня понять?»

Вновь тихо песня полилась,

Но скорбных звуков рвется связь…

Она вперяет в горца взор,

И все глядит, глядит в упор,

И рыцаря ей странен вид…

И вновь поет и вновь глядит…

«Уж колья вбиты, натянута сеть,

Пой веселей, веселее;

Точите ножи, будем песни петь,

Охотник, гляди смелее.

Жил был олень, у него рога

С двенадцатью концами.

Что за статный олень! Он топтал луга,

Пойте-ка вместе с нами.

Он встретил лань, всю в крови от ран,

Ах, кровью она исходила;

«Внизу капкан, берегись, капкан!» -

Она предупредила.

Он острым взором смотрит вниз,

Он чутким ухом внемлет.

Споем-ка, споем, — берегись, берегись!

Внизу охотник не дремлет».

Прощаясь с Элен, был смущен

Фиц-Джеймс, и плохо слушал он.

Теперь же, вспомнив горца зов,

Он понял все без лишних слов.

От песни Бланш как бы прозрев,

Он ринулся вперед, как лев,

И меч над Мэрдоком занес:

«В измене кайся, мерзкий пес,

Не то умрешь!» Спасаясь, тот

Стрелу на тетиву кладет;

Стрела звенит, верша свой путь,

И бедной Бланш пронзает грудь,

Фиц-Джеймса лишь задев. Теперь

Спасайся, гэл, несись, как зверь,

Преследуемый по пятам, -

Час пробил твой, ты знаешь сам.

И он бежал, как только мог,

За ним Фиц-Джеймс, как грозный рок.

Знал Мэрдок — у подножья гор,

В болоте, элпайнский дозор.

Спеши! Но счастью не бывать:

Тебе друзей уж не видать,

Удел твой — жертвой сакса стать!

Удар меча его настиг,

Его рассекший в тот же миг, -

Так ночью молния из мглы

Разит древесные стволы.

С улыбкою Фиц-Джеймс взирал,

Как враг сраженный умирал;

Потом в ножны свой меч вложил

И взор к несчастной обратил.

Она, о ствол облокотясь,

Перед собой глядит смеясь,

Бедняжка! — а в руке стрела,

Которой ранена была,

И окровавленный венок

Из перьев распростерт у ног.

Помочь спешит он, но в ответ

Услышал: «О, не нужно, нет!

В предсмертный час, в час роковой,

Ко мне вернулся разум мой.

Пусть льется кровь, и с ней уйдет

Видений диких хоровод.

Пусть жалкой жизнь моя была,

Но я в глазах твоих прочла

Готовность мстить. И умирать

Мне легче так. На эту прядь

Взгляни — ее я сберегла,

Сквозь кровь и муки пронесла,

Над ней пролив потоки слез.

Был светел цвет его волос!

Откуда эта прядь взялась -

Не знаю, мыслей рвется связь…

Мне душно, дурно… Эта прядь

Достойна шлем твой украшать,

И в дождь и в солнечные дни…

Ты мне ее потом верни…

О боже, кто б мне мог помочь

Мое безумье превозмочь? ..

Пусть этой жизни рвется нить,

Твою смогла я сохранить…

И вот, навеки уходя,

Спрошу: ты Элпайна вождя

Встречал кровавого иль нет?

Угрюмый вид, закутан в плед,

Вот он, обидчик наш… Должна

Быть гибель Бланш отомщена!

Иди… Дозоров избегай…

В ущельях враг… Будь тверд… Прощай!»

Наш рыцарь мягок был душой,

И взор его блеснул слезой,

Когда он понял, что она

Уж гибели обречена.

«Нет, Родрика я не прощу.

Клянусь, злодею отомщу!»

Он светлый локон девы взял

И с прядью милого смешал,

Их алой кровью окропил,

Затем к берету прикрепил.

«Самою истиной клянусь,

Я никогда не соглашусь

Их снять. Должна их обагрить

Убийцы кровь — я буду мстить!

Что слышу я? Там — тихий зов,

Здесь — перекличка голосов…

Что ж, вызов я принять готов!

Не сдался загнанный олень!»

Ища спасительную тень,

Меж зарослей и диких скал

Обходный путь он пролагал,

И, обессилен, утомлен,

На землю опустился он:

Обдумать надо и решить,

Что делать, как же дальше быть?

«Еще как будто никогда

Так не гналась за мной беда!

Как было знать, что горный клан,

Мечтой о схватке обуян,

Не пожелает ждать, пока

Из Дауна двинутся войска?

Враги кружат, как свора псов,

И слышен мне то свист, то зов.

Что ж, я останусь недвижим,

Чтоб не попасться в лапы к ним,

И буду ждать, чтоб ночи мгла

Меня к спасенью привела».

Сгущались сумерки над ним,

Леса окутал сизый дым,

Лисица вышла на бугор -

Искал добычу жадный взор;

Но даже в темноте была

Тропа достаточно светла,

И он побрел, за шагом шаг,

Так тихо, чтоб не слышал враг.

Он продирался между скал,

Сквозь чащи путь его лежал.

Хоть летний был солнцеворот,

Но в полночь хладным, словно лед,

Тянуло ветром из лощин.

Продрогший до костей, один,

Голодный, ужасом объят,

Он брел все дальше наугад,

Дорогам путаным не рад,

Как вдруг между высоких скал

Костер горящий увидал.

Костер бросал багровый свет.

Там горец, завернувшись в плед,

Сидел, сжимая меч рукой.

«Кто рыщет здесь? Не сакс ли? Стой!» -

«Я — путник, голоден, продрог,

Плутал, не ведая дорог,

Измучен я. Пусть кто-нибудь

Вернейший мне укажет путь». -

«Ты Родрика сторонник?» — «Нет». -

«Я должен так понять ответ,

Что недруг ты ему?» — «Да, так.

Я всей злодейской шайке враг». -

«Недурно сказано! И все ж,

Хоть ты не трусишь и не лжешь,

Хоть для охотника — закон,

Когда оленя травит он,

Сперва попридержать собак,

Но это все бывает так,

Когда хотят оленя гнать;

А кто же станет проверять,

Где и когда прикончен лис? ..

Ты не лазутчик? Нет? Клянись!» -

«Клянусь! Клевещет Родрик Ду!

Управу на него найду!

Сойдемся мы — и ты поймешь,

Как бьют наветчиков за ложь». -

«Коль не обманывает взор,

Я видел меч и отблеск шпор?

Ты рыцарь?» — «Да, все это так:

Мне всякий притеснитель — враг».

«Тогда могу ль тебя просить,

Ночлег с солдатом разделить?»

Он с гостем делит ужин свой -

Кусок оленины сырой.

Швырнув в костер ветвей сухих,

Плед предлагает для двоих

И начинает разговор,

На гостя поглядев в упор:

«Знаком мне близко Родрик Ду -

Родня мы, к моему стыду:

Ведь должен был мой острый меч

Поток хулы твоей пресечь.

Но слово вещее гласит:

От нас беда тебе грозит.

Конечно, затруби я в рог,

Твоих врагов созвать я б мог,

А то б сразил тебя мечом,

Но много ль чести клану в том?

Закон родства — мне не закон,

Коль честь забыть велит мне он.

Но есть другой закон — он свят,

Его недаром люди чтят:

Гостеприимство! Мой язык

Не лжет, и я — твой проводник:

Ночлег сначала предложу,

А на рассвете провожу.

Минуем пропасти, мосты,

Минуем Элпайна посты

И загражденья их, пока

Нам путь не преградит река». -

«Любезность мне ценней услуг,

Со мной ты поступил как друг!» -

«Ложись. Нам песню горных вод

На сон грядущий выпь споет».

И на постель из мха и трав

Ложатся, теплый плед постлав.

Так перед тлеющим костром

Враги уснули мирным сном,

Покуда яркий солнца луч

Заутра не блеснул из туч.