Уинсом стояла спиной к мужчинам, со сложенными на груди руками невидящими глазами смотрела на скалы, деревья, голубую воду, кипя от гнева. Она не хотела иметь ничего, абсолютно ничего общего с этим вероломным человеком. Даже Арни и Олаф казались негодяями. Хотя викинги всего-навсего следовали приказам Бьорнсона, все равно, все они предатели и, должно быть, знали о гнусных замыслах капитана.
Уинсом уставилась на большое дерево, росшее на обочине тропинки, не переставая напоминать себе, что скоро жалкие остатки ее племени пойдут по этому пути в вечное рабство.
Она ждала, мучаясь, терзаясь, а в голове билась настойчивая мысль: Бренд предал ее.
– Болотная Уточка? – окликнул Бренд, наблюдая, как девушка, гордо выпрямившись, удаляется от него. Он должен вернуть ее! Он так хотел взглянуть на нее еще раз теперь, после того как смыл эту ужасную красную грязь! При виде этого ослепительно красивого лица он задохнулся. Несмотря на то, что мокрые растрепанные волосы облепили голову, а кожаное платье потеряло всякий вид, она была прекрасна! Непокорные черные глаза, прямой носик, высокие скулы. Как он не увидел этого раньше? Неужели отвратительная глина скрывала такую красоту? Кровь Тора, не удивительно, что Торвальд так хотел ее!
Бренд повернулся к Олафу, тоже онемевшему от изумления.
– Ты видел?
– Видел, – кивнул тот. Он тяжело сел, плюхнувшись в песок, словно ноги внезапно подкосились.
– Она прекрасна, – выдохнул Бренд.
– Ja, – согласился приятель. – Ты можешь получить за нее огромную цену на мавританских невольничьих рынках.
Арни, пыхтя, лег на песок лицом вниз и не успел услышать начало разговора.
– Невольничьи рынки? – переспросил он. – О чем вы говорите?
– Скрелинг, – пояснил Олаф. – Мы только что заметили, когда смыли краску, что она прекрасна. Не просто прекрасна, а ошеломительно прекрасна.
Сама мысль об этом, казалось, повергла его в молчание.
– Уинсом? – фыркнул Арни, глядя на мужчин. Но те не обратили на него внимания. – Вы говорите об Уинсом? – переспросил он. – Той, что спасла жизнь Бренда?
– Именно о ней, – согласился Олаф и снова замолчал.
Сбитый с толку Арни переводил взгляд с одного воина на другого, но никто не произнес ни слова: мужчины по-прежнему изумленно смотрели в спину уходившей женщины.
– А что, по-твоему, с ней еще делать? – осведомился наконец Олаф.
В голосе слышалась грусть, словно он жалел о только что сделанном открытии. А может, Бренд распознал в словах друга то, что сам испытывал в этот момент?
Викинг тяжело вздохнул.
– Если ее увидят в Гренландии, не миновать беды, – предостерег Олаф.
– Брось, – засмеялся Арни. – Вспомни, мы говорим об Уинсом. Уинсом. Не какой-то прекрасной женщине из гарема, не о наложнице короля. Это всего-навсего Уинсом, из племени скрелингов, затерянного где-то на краю земли.
От мужчин он слышал много рассказов о веселых похождениях и теперь надеялся, что говорит как настоящий, все переживший воин, знающий, о чем говорит.
Олаф, мгновенно развеселившись, обернулся к юноше.
– Ах, парень! Подожди и увидишь. Только погоди немножко! Богатый человек готов заплатить любые деньги за такую женщину. В Норвегии, в земле руссов, на рынках Мавритании.
Он метнул непроницаемый взгляд на Бренда, все еще не сводившего глаз с напряженно-прямой спины Уинсом. Тот, серьезно кивнув, рассеянно заметил:
– Нужно держать ее подальше от мужчин.
Он явно думал о другом, все еще не придя в себя от ошеломляющей новости. Та потаенная часть души, которая неумолимо терзала Бренда, требуя, чтобы он взял Уинсом с собой, сейчас торжествовала, и хотя он был потрясен и очарован ее красотой, другая, расчетливая часть уже прикидывала, сколько можно получить за такую рабыню на невольничьем рынке.
– Лучше отпустить ее, – посоветовал Олаф и, когда Бренд не ответил, немного осмелел: – Давай освободим девушку. Ни к чему брать ее с собой. От нее одни неприятности. С такой красотой…
– Nej, – твердо заявил Бренд.
Олаф осекся: проницательные голубые глаза оценивающе разглядывали друга.
– По-моему, ты хочешь ее для себя, – заметил он наконец. – Но каким образом собираешься заманить девчонку в свою постель?
Заткнись! – бешено взорвался Бренд. Тон и выражение лица были таковы, что Олаф предпочел не дразнить гусей. Арни долго не мог понять, в чем дело, и наконец, отчаявшись, пожал плечами. Ему нравилась Уинсом. Он хотел, чтобы девушка поехала с ними. Юноша видел, как сильно вцепился Торвальд в ее руку, и знал, что от Фрейды добра ждать не приходится. Нет, Уинсом будет лучше с капитаном. Правда, она вряд ли думает так после того, как ее чуть не утопили сегодня. Но все равно, справедливее капитана с ней никто не будет обращаться! Разве сам Арни не убедился в этом? Разве не капитан взял Арни к себе и спас жизнь, когда судно его отца затонуло?! Бренд отыскал в воде потерявшего сознание юношу, успевшего схватиться за обломок мачты и привязаться к нему обрывком веревки. Бренд позже сказал, что именно поэтому Арни остался в живых.
Юноша не знал своей матери, и вот уже три года Бренд и Олаф заменяли ему отца и мать. Арни был безоглядно верен и предан воинам. Ja, женщине-скрелингу будет лучше с капитаном.
Встревоженный молчаливый Бренд смотрел на гордый силуэт корабля, отчетливо видный на фоне голубого неба. Все так усложнилось за последнее время! Теперь приходится брать с собой Уинсом. На этом судне, полном опасных жестоких мужчин, появится не просто женщина, а прекрасная женщина!
Бренд невольно задумался: то, что команда все еще дожидалась, пока он вернется из деревни скрелингов, было обнадеживающим знаком. Может, все-таки в них сохранилась некоторая преданность? Хотя матросы – жестокий грубый народ, на них, вероятно, можно положиться. Ну что ж, скоро все станет ясно.
Но что будет с поисками Торхолла Храброго? Неужели присутствие Уинсом станет препятствием на пути к достижению цели? Нет, конечно нет. Но Уинсом должна находиться как можно дальше от мужчин. Он будет держать ее рядом с собой, особенно по ночам, для ее собственной безопасности, конечно. Они станут делить долгие ночи в море, делая восхитительные открытия, обретая радость обладания друг другом. Ja, и когда он вернется в Норвегию, если вернется, может поселить ее на одной из своих ферм, выдать замуж за кого-нибудь из крестьян. Или – неотступно билась расчетливо-настойчивая мысль, – если сохранить ее девственность, любой султан купит ее для своего гарема.
Какой выбор, какой ужасный выбор!
Бренд поднял глаза к небу. Как Локи, злой дух, должно быть, насмехается над Брендом Бьорнсоном! Отдать ему прекрасную женщину и поманить золотом, которое викинг может за нее получить. Но не то и другое, юный Бренд, не то и другое одновременно!
Бренд печально покачал головой. Конечно, Локи наверняка знает, что он предпочтет золото, должен предпочесть. Это безопаснее всего. Разве не видел сам Бренд, сколько мерзостей может натворить женщина? Далеко за примером идти не надо – взять хотя бы его отца. Сайнид уничтожила Бьорна Эглисона, сделала из него дурака, послушную куклу, а Бренд не знал человека сильнее! О, Ja, Сайнид, его мать, выглядевшая такой милой и нежной, в отсутствие мужа не давала себе труда скрыть истинную натуру.
Сайнид ни перед чем не останавливалась, чтобы достичь цели. Рабыня-ирландка, привезенная в Норвегию, твердо решила стать женой хозяина, Бьорна Эглисона. Ее ничуть не волновало, что у него уже была жена Гудрид и сын Гудрик. А Сайнид всегда добивалась, чего хотела, любыми путями, не останавливаясь ни перед ложью, ни перед лестью, ни перед преступлением. Торжествовала она и на этот раз, став на шестое лето своего пребывания в Норвегии хозяйкой в доме Эглисона. Бренд долго дивился странной гибели Гудрид и Гудрика во время пожара на корабле в открытом море – уж очень вовремя поспешили они освободить место новой жене!
Только много времени спустя ужасное подозрение родилось в душе Бренда, когда он услышал правду из уст умирающей матери, лишь одно желание овладело им – ускорить ее уход на небеса, о которых она так сильно мечтала. Как он ужаснулся, узнав, что Сайнид убила несчастных, чтобы стать женой Бьорна и сделать его побочного сына Бренда законным наследником!
Именно тогда Бренд с отвращением и ненавистью отвернулся от матери, от ее лживой веры и… от всех женщин.
И теперь Локи представил ему выбор, без сомнения решив поиграть с простым смертным, поиздеваться над ним. Ну, что пожелаешь, юный Бренд, золото или женщину?
Золото не лжет, не притворяется нежным и добрым, чтобы исподтишка лгать, убивать, распространять ненависть и злобу. Нет, золото существует затем, чтобы делать с ним все, что заблагорассудится, и не приносит взамен ни любви, ни дружбы. Только разве что бессонных ночей, тяжелого труда, набегов.
Или продажи женщины.
Да, он скорее доверится золоту.
Бренд жестоко, прищуренными глазами глядел на девушку, невольно воскресившую в памяти ужасное прошлое. Уинсом и Арни что-то рассматривали на песке. Бренд отвернулся, пытаясь хоть на секунду выбросить из головы Уинсом и леденящие мысли.
Вернувшись к действительности, он махнул рукой матросам. Вскоре два человека подвели к берегу маленькую лодку.
– Пойдем, – коротко велел Бренд Олафу, лежавшему на солнышке. – Мы вернемся на судно до того, как появятся эти вероломные стромфьордцы. Уж этих-то я не стану перевозить на их судно!
– И ни к чему, капитан. Вон их корабль.
И в самом деле, незнакомая галера как раз показалась на горизонте и медленно подошла к бухте, где покачивался на волнах «Победитель Драконов».
– Проклятье, – выдохнул Бренд. Но галера встала на самом дальнем конце бухты, на почтительном расстоянии от другого судна.
Только оказавшись на борту, почувствовав под ногами родную палубу, Бренд немного пришел в себя и, наблюдая, как Уинсом и Арни, сидя на берегу, что-то оживленно обсуждают, даже заулыбался, почувствовав себя гораздо лучше. Странно, что женщина способна настолько вывести его из себя. И когда Бренд послал Олафа за Арни и Уинсом, он уже был способен спокойно дожидаться их на борту судна.
Уинсом осторожно ступила на палубу драккара.
Он шла с гордым видом, сохраняя неизменное, только ей одной присущее достоинство. Какое удовольствие еще раз увидеть Бренда с раскрытым от изумления ртом! Он, без сомнения, поражен ее красотой – ведь Уинсом опять успела украсить себя великолепной красной охрой, как и подобает настоящей дочери племени беотаков. Она была благодарна Арни за то, что помог отыскать немного краски, и едва удерживалась, чтобы не обнять юношу. Волосы снова приобрели прелестный красноватый оттенок, и все части тела, не прикрытые платьем, были вымазаны толстым слоем глины.
Уинсом вежливо улыбнулась Бренду, давая ему время прийти в себя и привыкнуть к ошеломительному зрелищу, которое она из себя представляла. Когда он, наконец, сцепил зубы и шагнул вперед, чтобы подвести Уинсом к свободному месту около носового украшения, она решила быть вежливой, но держаться холодно. Девушка была не в силах забыть жестокую бойню и предательство Бренда, но не желала показаться грубой, потому что сумела взять себя в руки. Кроме того, ей удалось захватить с собой маленький мешочек драгоценной охры, чтобы не оставаться без нее там, куда везет ее этот вероломный человек.
Отведя девушку подальше от мужчин, Бренд раскинул для нее маленький шатер на носу судна. Раскрашенное лицо Уинсом оставалось совершенно бесстрастным, что бы он ни делал и ни говорил, а викинг, не понимая, откуда она раздобыла гнусное месиво, не мог заставить себя сказать ей хоть одно ласковое слово. Но, заметив лукавый огонек в глазах Олафа, Бренд принял решение. Он оставит девушку в покое. Пусть делает все, что угодно, разрисовывает себя этой красной грязью. По крайней мере это послужит защитой от мужчин на корабле, а именно в этом она нуждается сейчас больше всего.
ГЛАВА 16
Бренд послал на берег охотничью партию, приказал наполнить свежей речной водой несколько фляг.
Лишние припасы на долгом пути в Гренландию не помешают.
Только к концу дня на берегу показались стромфьордцы. Пленницы с детьми держались тесной перепуганной кучкой на опушке леса, пока их не подогнали ближе.
Уинсом была потрясена видом соплеменниц и, заметив среди них Красную Женщину, охнула и отвела глаза. Все надежды Храброй Души и его жены на счастье и будущих детей уничтожены, развеяны в прах. Болезненное сожаление пронзило сердце Уинсом. Если бы только стромфьордцы не захватили ее и брата! Если бы только не выследили их! Если бы только она не доверилась этому ужасному человеку и не попросила отвезти домой!
Уинсом рассматривала дорогие лица. Это ее подруги, с которыми она выросла, женщины, бывшие ей родными сестрами! И вот теперь они в неволе, и все из-за нее!
Вина и чувство стыда терзали сердце: только она – причина того, что деревня сожжена, а люди в неволе. Как могла она поверить чужаку, предавшему ее и ее народ.
И теперь она ничего не могла сделать, чтобы помочь им. Она здесь, на корабле, в безопасности, а остальные…
Она не знала, что будет с женщинами, но предполагала, что стромфьордцы отведут их в свое ужасное поселение и превратят их жизнь в пытку.
Бренд увидел, как Уинсом, прижав руки к губам, в немом ужасе смотрит на несчастных. Что она чувствует в эту минуту?
И тут неожиданная мысль поразила его: неужели она винит его за то, что произошло с ее деревней?
Ужасные картины вставали перед глазами: желудок, казалось, вот-вот вывернет наизнанку. Бренд покачал головой. Нет, этого не может быть. Он ничего не знал о плане Фрейды.
Бренд поглядел на берег и, сжавшись от напряжения, долго рассматривал женщин, вымазанных, как и Уинсом, красной краской. Некоторые прижимали к себе детей. Он видел подобные сцены и раньше, но никогда еще не испытывал такого сострадания. Руки с силой вцепились в поручни, так, что костяшки пальцев побелели. Не вмешайся он, Уинсом могла бы стать одной из этих женщин.
Стромфьордцы вопили и размахивали руками, желая привлечь внимание людей, оставшихся на корабле. Радостные крики приветствовали их. Поселенцы попрыгали в воду и доплыли до берега. Они орали, приплясывали, грубо хватали узниц. Несколько человек, не желавших покидать судно, подвели его поближе к отмели, бросили якорь и только потом тоже поплыли к приятелям, желая позабавиться страданиями пленных.
Уинсом сгорала от унижения, видя, как они с нескрываемым вожделением лапают женщин. Один, самый бесцеремонный, огромный светловолосый воин, которого Уинсом часто видела в Стромфьорде, дернул Красную Женщину за длинную косу и попытался потащить за собой, но та, откинув голову, отказалась сдвинуться с места. Собравшиеся рассмеялись, и мужчина, швырнув косу в лицо индеанки, потянулся к ней. Она ловко уклонилась, отскочила и бросилась к тропинке; мужчина, опомнившись от изумления, последовал за пленницей. Вслед неслись хохот и ободряющие шуточки.
Уинсом ждала, затаив дыхание; сердце бешено колотилось, словно на месте Красной Женщины была она сама. Мужчина что-то кричал, но Уинсом не могла разобрать слова. Через некоторое время преследователь вернулся один, покачивая головой. Волна облегчения охватила Уинсом. Красная Женщина сбежала!
Солнце внезапно засияло ярче. Уинсом поглядела на женщин и поняла, что они тоже радуются побегу подруги.
Мужчины, весело переговариваясь, разложили костер на песке, укрепили над огнем коровью и свиную туши. Очевидно, стромфьордцы намеревались провести ночь на берегу.
Появились какие-то предметы, напоминавшие изогнутые рога и, очевидно, служившие чашами. Уинсом заметила, что мужчины сильно страдают от жажды. Они непрерывно подходили к пузатому бочонку и жадно пили. Ее удивило, что они взяли на себя труд везти воду с собой, ведь неподалеку протекала река.
Вскоре над тихой бухтой разнеслись раскаты хриплого смеха, вперемежку с жалобными криками, доносившимися с того места, куда согнали пленных. Уинсом больше всего на свете хотелось заткнуть уши и отвернуться, но она словно зачарованная с ужасом наблюдала, как молодая женщина, вскочив с земли, бросилась наутек, но двое поселенцев тут же помчались следом. Уинсом с замирающим сердцем поняла, что бедняжке вряд ли повезет так, как Красной Женщине. Однако, когда сумерки сгустились, еще двум пленницам и ребенку удалось скрыться.
Мужчины, пустившиеся за ними в погоню, теперь бежали неуклюже, раскачиваясь, а некоторые даже спотыкались и падали. Каждая попытка встречалась ободряющими воплями и хохотом. Уинсом никак не могла взять в толк, что происходит с мужчинами, многие даже не могли идти как следует. Кроме того, они пели странные, похожие на рев животных песни, резавшие ей слух.
– Хотите отплыть, капитан? Ни к чему слушать вой пьяных весельчаков, – предложил подошедший Олаф, тоже наблюдавший за происходящим на берегу.
Бренд окинул приятеля проницательным взглядом.
– А разве ты не хотел бы присоединиться к ним, дружище? Не похоже на тебя – воротить нос от выпивки, песен и женщин.
– Ja, – согласился викинг. – Но сегодня мне почему-то совсем не хочется быть с ними. Может, дело в этой девчонке. Не могу понять, почему она так раскричалась на берегу.
Бренд кивнул. Та же самая мысль приходила в голову и ему. Но он тут же пожал мускулистыми широкими плечами.
– Лучше подождать до утра, а потом уж спокойно начать путешествие в Гренландию.
– Ах, да, Торхолл Храбрый. Я почти забыл. Бренд невозмутимо оглядел Олафа.
– Ну а я – нет.
Ничуть не смущенный, Олаф широко улыбнулся.
– Даже на какое-то время?
– Я тебя прекрасно понял, Олаф, – хмыкнул Бренд. – Прекрати язвить насчет женщины. Если хочешь сказать что-то, говори сейчас. Но оставь гнусные намеки.
– Прекрасно, капитан. Я все выложу. Как ты собираешься с ней поступить? Можно бы освободить ее, пусть возвращается к своему народу…
Но Бренд, не дав договорить, немедленно взорвался:
– Ага, теперь ясно. Куда ей возвращаться, спрашивается? Много ли скрелингов выжило после побоища? Я знаю проклятую Фрейду и ее банду убийц.
Он вздохнул и тихо добавил:
– Я должен был заподозрить неладное. Слишком легко она согласилась отпустить пленных. Нужно было знать…
Олаф помедлил, давая Бренду время сладить с нечистой совестью.
– Думаю, – вставил он наконец, – что девушке все же лучше вернуться. Ни к чему брать ее с нами. Можно высадить ее на берег в спокойном тихом месте. Я видел на берегу луга, поляны между деревьями…
– Nej, – энергично затряс головой Бренд. – Слишком опасно!
– Великолепно.
Олаф терпеливо выжидал несколько мгновений и понимающе взглянул на капитана.
– Тогда ты, должно быть, собираешься продать ее.
И, заметив, как помрачнело лицо друга, мгновенно добавил:
– Или, может, хочешь оставить себе? Бренд с силой втянул в себя воздух.
– Олаф, – выдавил он наконец, – по-моему, это тебя ни в коей мере не должно касаться, не находишь? Почему ты пристаешь с расспросами?
– К сожалению, касается, капитан. Я, к примеру, не забываю, что именно она спасла тебе жизнь, когда все остальные и подойти близко не желали. Я в долгу у нее за то, что она сохранила в целости твою никчемную шкуру, с которой почему-то мне не хотелось расставаться.
Бренд поморщился от нового укола совести.
– Я не забыл, что она помогла мне, Олаф. И теперь стараюсь отплатить ей добром. Если бы девушку увели вместе с остальными в Стромфьорд, какая бы жизнь ее ожидала? Рабство. Сплошные побои и унижения.
– Ну а ты, конечно, не таков, капитан? Брось, ведь именно ты намереваешься продать ее маврам. Как назвать такую судьбу, если не рабством?
Бренд почувствовал все растущее раздражение.
– Прекрати, Олаф. Я делаю все, что могу, чтобы избавить ее от Фрейды.
– Упрямец! Ты твердишь это, только лишь бы убедить себя, что ни в чем не виновен. Все-таки в тебе еще остались христианские убеждения твоей матушки. Ты прекрасно сознаешь, что грешно продавать в рабство женщину, спасшую тебе жизнь.
Упоминание о матери неизменно выводило Бренда из себя.
– Не смей говорить о христианской вере Сайнид. Ничему хорошему она меня не научила.
Развернувшись, он оказался лицом к лицу с Олафом.
– Может, я сделаю ее своей женщиной! Любимой наложницей! И буду жить с ней много лет!
– Возможно. Но если нет, тогда что? Ты стремишься увезти ее далеко от родины…
– Замолчи, Олаф, – взбесился Бренд, выругавшись. – Все это нытье насчет одной несчастной девчонки мне осточертело! Она поедет со мной! Я и только я буду решать, что с ней делать, продать или оставить себе. Пойми это раз и навсегда!
Олаф, помолчав, снова заговорил, тщательно выбирая слова:
– Ладно, капитан. Но по крайней мере признай правду. И не приукрашивай ее. Не говори, что делаешь это ради девушки, ты защищаешь только собственные интересы.
Он решительно повернулся и отошел к своему шатру, оставив Бренда одного.
Тот задумчиво, невидящими глазами смотрел на разгул пьяного веселья.
Была уже почти полночь, когда он опомнился и обнаружил, что стоит почти рядом с маленьким шатром Уинсом, раскинутым рядом с его шатром, побольше. Может, ему следует посмотреть, все ли с ней в порядке? Проверить, удобно ли она устроилась на ночь?
– Болотная Утка, Болотная Утка, ты здесь? Отзовись!
Серое покрывало ночи опустилось на судно, а внутри крохотной палатки было совсем темно, и сюда не проникал лунный свет. Бренд, опустившись на четвереньки, шарил вокруг.
– Ой!
Он случайно накрыл ладонью рот Уинсом, и девушка немедленно укусила его. Окончательно проснувшись, она села, прижимая одеяло к обнаженной груди. Мокрое платье валялось там, где она сбросила его: у стены шатра.
– Уходи, Бренд!
– Ах, Болотная Утка, я только хотел…
– Уходи, Бренд, – повторила Уинсом еще громче. Зачем он здесь? Мысли Уинсом беспорядочно метались, но она никак не могла взять себя в руки.
– Что ты хочешь?
Теперь, когда глаза немного привыкли к полутьме, он различал ее.
В душном пространстве пахло разгоряченным женским телом, во мраке блестели ее глаза. Постепенно из тьмы выступило лицо девушки. Бренд уселся на корточки у входа в шатер.
– Болотная Утка, тебе удобно? Ничего не нужно? Почему этому вероломному предателю есть дело до этого?
Сонный мозг Уинсом был не в силах осознать истинные намерения викинга.
– Устала, Бренд, – пробормотала она. – Очень устала. Спать.
– За, я тоже устал. Хочу лежать рядом с тобой. Составить тебе компанию.
Проклятие, ведь он не желал этого! Однако почему бы нет? Если она готова согласиться позволить ему провести ночь в этом шатре, тем лучше. Но что еще она может разрешить ему?
Сердце викинга возбужденно забилось при мысли о восхитительной ночи, ожидающей их обоих. Бренд встал на колени, готовясь растянуться рядом с девушкой, но маленькие ручки Уинсом вцепились в его волосы, дернули голову вверх.
– Nej, Бренд. Нельзя спать. Здесь нельзя. Nej!
Он взглянул в темные глаза, почувствовал, как она рванула его за волосы, но, не обращая внимания на боль, прислонился лбом к ее мягкой груди.
– Ах, Болотная Утка, не выгонишь же ты несчастного человека на холод!
По правде говоря, стояла жаркая летняя ночь, но он не желал, чтобы реальность вторгалась в волшебные страсти. Никогда ему еще не было так хорошо. На такое Бренд и надеяться не смел.
Уинсом с каждой минутой все больше приходила в себя. Бренд ласкал языком вершинки упругих холмиков, и незнакомый жар охватил девушку. Она с силой уперлась кулачками ему в грудь.
– Nej! Nej!
– Ах, Болотная Утка, позволь мне…
Сильная рука пробралась под тонкое покрывало, медленно, осторожно поползла вверх, миновала колено, задержалась на бедре, продвигаясь все ближе и ближе к тому месту, где сходились ее ноги.
Бренд затаил дыхание. Вот сейчас… сейчас… еще немного…
Последним усилием воли Уинсом отбросила его от себя. Она и не подозревала, что найдет в себе столько мужества. Но, по правде говоря, и Бренд не знал об этом. Он отлетел в сторону, ударившись головой о борт – ткань шатра была совсем тонкой. Острая боль мгновенно рассеяла любовный туман. Бренд, схватившись за голову, сыпал ужасными проклятьями, среди которых, как заметила Уинсом, были и те, за которые ее днем едва не утопили. Но она почему-то не находила в своей душе сочувствия, наоборот, прикрыла рот ладошкой, чтобы заглушить безудержный смех.
Бренд грустно вздохнул. У входа в шатер появился Олаф, привлеченный воплями и шумом. Позади крались двое членов команды, также решивших узнать, из-за чего поднялась суматоха.
Бренд поспешно заверил их, что все в порядке.
– Ничего не случилось. Просто хотел навестить девушку…
Голос его беспомощно замер при виде поспешно отвернувшихся мужчин. Послышались ехидные смешки. Олаф бессовестно фыркнул, потом исчез так же быстро, как появился, продолжая хохотать.
Бренд повернулся к Уинсом и поклонился со всем достоинством, на которое был способен.
– Доброй ночи, Болотная Утка. Постарайся выспаться.
– Спасибо, – так же торжественно-серьезно ответила девушка.
Бренд постарался поскорее выбраться из шатра, клянясь, что еще не скоро вздумает появиться здесь… во всяком случае не в эту ночь и не в следующую.
Оставшись одна в тишине, Уинсом вздрогнула. Смелые ласки пробудили ранее неведомые ощущения, а все тело по-прежнему горело, как от ожога. Какие волнующие, соблазнительные чувства! Она вздохнула, на несколько секунд забыв ужас разрушения, принесенный Брендом ее народу.
Путешествие будет долгим и опасным. Она не должна терять голову.
ГЛАВА 17
На следующее утро Бренд проснулся еще до рассвета, разбудил команду и после завтрака проворно разослал по местам, велев садиться за весла. Ему не терпелось отправиться в путешествие. Он должен найти Толхолла и обелить свое имя. Он ничего не добьется, проводя время в этой бухте.
Уинсом проснулась от громких криков перекликавшихся мужчин, села и огляделась. Сердце болезненно заколотилось, когда девушка осознала, где находится. Широко раскрыв глаза, она прислушивалась к странным толчкам и стукам, ощущая, как колеблется палуба. Знакомый голос что-то неразборчиво прокричал.
Не в силах разлепить глаза, Уинсом глубоко вздохнула, пытаясь заставить память вернуться. Наконец ей это удалось, и девушка мгновенно сообразила, что находится в шатре, на судне Бренда.
Она приоткрыла веки, разглядывая каждый уголок крохотного убежища, и наконец-то ясно представила себе, что произошло вчера. Снова жалобный пронзительный плач терзал ее, и Уинсом закрыла ладошками уши. Но и эти ужасные звуки оказались всего лишь воспоминаниями.
Руки Уинсом опустились. Внутренности стянуло в тугой тоскливый узел при мысли о том, что ожидало ее после выхода из шатра. На берегу.
Дрожащими руками Уинсом потянулась к платью, не заботясь о том, что кожа так и не успела просохнуть. О, как она боялась того, что увидит, когда осмелится высунуть голову из шатра! Поспешно накинув влажное платье, не обращая внимания на озноб, мгновенно охвативший ее, Уинсом решительно поднялась. Она была уверена, что далеко не все женщины-пленницы переживут сегодняшнюю ночь. Угрызения совести вернулись с новой силой, но девушка решительно продолжала одеваться, а потом немедленно попыталась разодрать пальцами спутанную массу волос. По крайней мере Красной Женщине удалось сбежать, может, кому-нибудь еще…
Мучительные мысли терзали Уинсом, пока она не почувствовала, что больше не вынесет. Она должна выйти и посмотреть, что происходит.
Набрав в грудь воздуха, сжавшись от тревоги, она выбралась наружу, подковыляла к самому борту и посмотрела в сторону берега. Повсюду виднелись тела спящих, распростертые на песке в самых немыслимых положениях.
Уинсом сморгнула слезы, лихорадочно пытаясь отыскать взглядом то, что больше всего боялась увидеть: пленных женщин и детей. Но… но… где они?
Она старалась как могла: встала на цыпочки, оборачивалась во все стороны, вертела головой. Ни одной красной головы. Ни одной черной, ни одной детской. Повсюду лишь светловолосые мужчины, храпящие так громко, что слышно даже здесь. Мужчины!
Уинсом невольно схватилась за горло. Где… Что?! Пленники исчезли!
Девушка тихо вскрикнула, поняв, что произошло. Они сбежали! Скрылись под покровом ночи!
Она выпрямилась, глубоко вдыхая свежий утренний воздух, еще раз медленно, тщательно, с колотящимся сердцем осматривая берег. Может, она ошиблась? Нет, ни на песке, ни на опушке никого не видно. Они и в самом деле удрали!
Уинсом улыбнулась нежной доброй улыбкой, чуть приподнявшей уголки губ, не сводя глаз с берега. Они свободны! Свободны! Какое счастье!
Безмерная радость затопила девушку и еще долго не уходила, пока она не поняла, что судно медленно выходит из бухты. Облегченные мгновения сменились тревогой. Там, в сожженной деревне, лежат непогребенные тела, много мертвых. И уже ничего нельзя изменить. А что с матерью и братом? Удалось ли им спастись? Кто знает? Угрызения совести охватили девушку с новой силой, но она решительно подавила их. Кто-то из дорогих ей людей избежал ужасной судьбы, кто-то нет. Она сама видела трупы.
Девушка переходила от одного борта к другому, не сводя затуманенных слезами глаз с удалявшейся береговой полосы. Соленые струйки медленно, непрестанно ползли по щекам.
Прошлой ночью Уинсом в последний раз видела дорогих людей, женщин своего племени. И вот теперь она прощается с родиной. Прозрачные капли вновь увлажнили лицо. Только сейчас девушка по-настоящему поняла, что навсегда расстается с друзьями и землей, на которой родилась. Тоска тяжелым камнем легла на сердце, и ничто не могло принести покой и утешение. Уинсом скорбела о том, что теряла навеки.
Бренд и Олаф, понимая скорбь девушки, держались в стороне. Арни, правда, несколько раз приходил посидеть рядом, иногда приносил еду, но чаще, как и она, просто молча любовался незнакомыми местами. Уинсом была благодарна юноше за молчаливое сочувствие. Оказывается, не все чужеземцы негодяи, думала Уинсом, обжигая неприязненным взглядом Бренда. Есть и сострадательные люди.
