– Эйрик, – решительно объявил Бренд, – заслуживал смерти.
      Ярл взметнулся со скамьи.
      – Мой сын не был ни в чем повинен! Я знаю, чего ты добиваешься! Хочешь очернить его, чтобы оправдаться и убедить добрых людей Стевенджера, что сослужил им хорошую службу.
      Он погрозил пальцем Бренду, и Уинсом показалось, что ярл с удовольствием вцепился бы в глотку.
      – Так я говорю тебе, не выйдет! Никто, никто не поверит твоим лживым речам!
      Он злобно уставился на судей, как бы призывая их опровергнуть его слова, и сел.
      В комнате на мгновение воцарилась тишина. Бренд в продолжение страстной речи ярла оставался стоять, и теперь снова заговорил.
      – Ко времени своей смерти Эйрик Эйольфсон оттолкнул почти всех своих друзей постоянными ссорами и драками, обычно он пытался напасть на них, когда был пьян.
      – Подумаешь, что такое небольшая стычка между приятелями? – воскликнул ярл. – Обычное дело!
      Он оглядел комнату и победоносно ухмыльнулся, заметив, как кивают судьи.
      – Эйрик нападал на меня несколько раз, – неумолимо продолжал Бренд.
      Ярл выпрямился, но ничего не сказал, настороженно наблюдая за каждым движением Бренда. Уинсом вздрогнула, увидев змеиную злобу в этих маленьких глазках.
      – В последний раз он и его новые дружки-негодяи напали на меня втроем, с кинжалами, и мне едва удалось спасти свою жизнь…
      – Неправда! – завопил ярл, – неправда! Но что и ожидать от человека, который подло бежит, совершив убийство! – презрительно бросил ярл. Видя, что многие судьи вновь одобрительно кивают, Уинсом похолодела от ужаса. Реплики ярла еще больше ухудшат положение Бренда.
      Но, прежде чем Бренд успел что-то сказать, поднялась Инга. Тоненькую девушку в черных мехах было трудно разглядеть в толпе мужчин, но Уинсом не спускала с нее глаз, наблюдая, как Инга со спокойной решимостью направляется к судьям. Взгляды присутствующих обратились к Инге, по залу пробежал шепоток – не часто женщина осмеливалась предстать перед Тингом.
      – Эйрик заслуживал смерти, – начала Инга высоким дрожащим голосом. – Он пытался изнасиловать меня!
      Ярл раскрыл рот от изумления, но тут же, опомнившись, прорычал.
      – Но вы же были обручены, какое же тут насилие?! А ты была нареченной Эйрика! Почему бы ему не взять тебя?
      – Nej. Nej, – воскликнула Инга. – Он… он пытался взять меня силой! Требовал, чтобы я…
      Голос изменил девушке, она закрыла лицо руками. Присутствующие молча, напряженно ожидали, пока она придет в себя.
      – Ну же, успокойся, – раздраженно пробормотал ярл. – Довольно этой чепухи…
      Судьи начали о чем-то переговариваться между собой.
      Строгий, косматый, как медведь, судья, поднял руку.
      – Пусть говорит, – велел он, и остальные судьи согласно закивали. – Мы должны знать правду.
      Ярл рухнул на скамью, встревоженно оглядываясь на слушателей.
      – Глупая женщина…
      Но никто не обращал на него внимания. Все взоры были устремлены на бледное прелестное личико Инги. Она опустила руки, губы дрожали, глаза были полны слез.
      – Он… У Эйрика был нож, – хрипло продолжала она, – и он сказал, что… если… если я не покорюсь, он убьет меня!
      Молчание в комнате было почти ощутимым; все, казалось, боялись дышать.
      – Он был пьян… я… о…
      Инга снова уткнулась в ладони и зарыдала навзрыд. Уинсом хотелось подбежать к ней, потребовать, чтобы Инга продолжала рассказ. Она была так близка к тому, чтобы сказать правду! Всем своим существом Уинсом побуждала девушку признаться. Скажи, что случилось, Инга, скажи, что случилось потом, безмолвно молила она. И неожиданно в комнате словно стало светлее, а мужчины уже не казались такими чужими и недобрыми. Да, на некоторых лицах написано смущение, а судьи перешептывались между собой, и Уинсом впервые начала надеяться, что истина выплывет наружу.
      Ярл – уже в который раз – вскочил с места, голубые глаза яростно выкачены и налиты гневом.
      – Они были обручены! Она должна была покориться! Говорю же, они были женихом и невестой! Что ей стоило?!
      Он презрительно щелкнул пальцами.
      – Подумаешь, переспала с парнем!
      Его прихвостни, как по команде, уставились на девушку, одобрительно переговариваясь. Уинсом вздрогнула.
      Опасность поистине висела в воздухе. Эти люди ненавидели Ингу. Ненавидели всей душой.
      – Она ничтожество, нищая сирота, – продолжал ярл Эйольф. – Мой сын должен был унаследовать титул ярла. Она же никто и ничто! Кто будет слушать ее болтовню!
      – Почему же, – спросил суровый судья, – если она никто и ничто, ты позволил своему сыну обручиться с этой девушкой?
      Прежде, чем ответить, ярл вновь оглядел комнату.
      – Она послушна и сговорчива, – пробормотал он наконец.
      – Видно, не слишком сговорчива, – язвительно бросил судья.
      Несколько угрюмых смешков были ответом на его слова.
      Ярл развел руками и пожал плечами.
      – Ну же, – упрашивал он, – хватит этой болтовни. Я желаю отомстить за смерть сына. Бренд Бьорнсон убил Эйрика…
      – Нет! – невольно вскрикнула Инга, но тут же, опомнившись, замолчала и взглянула сначала на Бренда, а потом на ярла. Глубоко вздохнув, девушка, пошатываясь, встала перед тучным коротышкой ярлом.
      – Я выскажу все, что должна, – храбро выдавила она, хотя голос ей не повиновался. – Твой сын силой заставил меня согласиться на помолвку.
      Голос Инги постепенно окреп.
      – Ты тоже вынуждал меня обручиться с Эйриком. У меня не было выбора. Обыкновенная девушка, без власти, денег и земель.
      Она показала на ярла Эйольфа трясущимся пальцем.
      – Но теперь у меня появилось оружие. Я скажу всему городу, всем людям правду о тебе. О твоем сыне!
      – Инга, довольно, – пролаял ярл.
      Губы девушки презрительно скривились, показывая белые мелкие зубы.
      – Этот человек украл мое наследство! В его комнате я нашла запрятанный пергамент, в котором перечислены некоторые товары и указано довольно большое количество золота, и все это принадлежало человеку по имени Гаральд Каменный Топор, приехавшему в Стевенджер с Юга вместе с женой и маленькой дочерью, Ингой.
      Тишина в комнате сгустилась, став почти зловещей: присутствующие пытались осмыслить сказанное Ингой.
      – Этого золота было вполне достаточно, чтобы купить ту самую землю, на которой выстроен дом ярла, да еще хватило бы на приобретение двух кораблей и трех ферм. Руны, начертанные на пергаменте, говорят, что мой отец прибыл в Стевенджер богатым человеком. Что случилось с ним? С его женой? Куда делось золото? Все годы, проведенные в доме ярла, мне твердили, что я всего-навсего нищая сирота. Именно это внушали мне ярл и его… его сын. Но я была наследницей большого состояния. Он украл у меня все! Ограбил беззащитного младенца!
      – Вздор, – проворчал Эйольф. – Брось эти россказни, Инга. Сядь и замолчи.
      Уинсом скрипнула зубами. Как жаль, что Инге много лет пришлось терпеть подобное обращение!
      – Я не закончила, – спокойно возразила девушка. – Старые слуги в доме ярла рассказали мне, что Эйольф разбогател вскоре после того, как взял меня в дом. Странно, не правда ли?
      – Это и есть твои свидетели? – рассмеялся ярл. – Жалкий сброд!
      Он старался говорить небрежно, но Уинсом заметила горевшую в маленьких глазках неутолимую ненависть.
      – Я узнала, что мои родители гостили в доме ярла, и тут их постигла ужасная гибель.
      Инга задохнулась, не в силах говорить.
      – Они… они оба умерли в ночь после ужина за столом ярла.
      Ярл взметнулся с места, бешено вращая глазами.
      – Ложь! – заревел он.
      – Не тебе это отрицать! – гневно воскликнула Инга. – Слуги не молчат, даже твои слуги! Я жила в твоем доме достаточно долго, и там еще остались рабы, которые помнят тот вечер! Как получилось, что умерли только мои родители, а никто в доме даже не заболел! Ты погубил их! Убил моих родителей, украл их золото, обездолил меня, а когда я выросла, вынудил обручиться со своим негодяем-сыном!
      Ярл Эйольф побледнел, как полотно, и только потрясенно моргал.
      – Ложь, – пробормотал он снова, но на этот раз голос не повиновался ему, – все это ложь…
      – Это ты говоришь о лжи? О мести и преступлениях? Ты лишил меня родителей, их любви, наследства, всего на свете! Да ведь суд должен потребовать твоей смерти за все злые деяния! И я вовсе не ничтожество!
      – Правильно, – пробормотала Уинсом.
      – Инга, Инга, – сурово покачал головой судья. – У тебя есть доказательство сказанного тобой? Это слишком серьезные обвинения.
      Инга трясущимися руками вынула из рукава свернутый пергамент из овечьей кожи.
      – Вот, здесь все сказано, – выдохнула она, стараясь взять себя в руки.
      – Посмотрим, – сказал судья и, развернув потрескивающий свиток, начал молча читать. Потом, нахмурившись, пустил документ по кругу. Многие не умели читать и, осмотрев пергамент, поспешно передавали его соседям. Когда, наконец, взлохмаченный судья, который, очевидно, был главным, начал читать вслух, в комнате воцарилась мертвая тишина. Судья громко откашлялся.
      – Руны на пергаменте удостоверяют все, что ты сказала насчет золота и безвременной гибели Гаральда и его жены. Но есть ли кто-то, кто бы мог выступить вперед и подтвердить, что твои родители умерли после ужина в доме ярла?
      Ярл разразился воплями ярости, вынудившими судью бросить строгий взгляд в его сторону и поднять брови. Ярл послушно смолк, но стиснул зубы от злости. Судья вновь обернулся к Инге.
      – Есть ли у тебя свидетели? – повторил он. – Хотя бы слуга или раб?
      Инга опустила глаза и покачала головой.
      – Они все боятся ярла. Все, кто осмеливался говорить со мной с глазу на глаз, предупреждали, что никогда не предстанут перед Тингом. Они страшатся мести ярла.
      Последние слова она произнесла так тихо, что Уинсом едва расслышала девушку.
      Инга выглядела совершенно обессиленной, и Уинсом, закрыв глаза, вздохнула, мучаясь тем, что одно слово девушки могло избавить Бренда от страшной судьбы. Три слова, три коротких слова: «я сделала это». Инга была так близка к тому, чтобы сказать правду о том, что произошло на самом деле.
      Уинсом безмолвно ломала руки, больше ничем не выдавая сжигавшей душу тревоги. Она всем существом рвалась встать и открыть судьям истину. Правда, тогда Бренд посчитает ее предательницей и будет глубоко оскорблен, но промолчать – значит, обречь его на жизнь изгнанника или, того хуже, верную смерть. Поэтому Уинсом застыла в нерешительности, не зная, что предпринять.
      Бренд встал, и Уинсом потрясенно уставилась на мужа, прекрасно понимая, что он сейчас сделает. Принесет себя в жертву ради Инги. Словно сам Один, кровожадный бог, явился потребовать жизнь мужа, ведь он любил видеть в своем святилище трупы погубленных людей… Бессмысленная жертва!
      – С Ингой поступили несправедливо, – громко, решительно начал Бренд. – Ярл Эйольф обобрал ее, убил родителей…
      – Погодите! – завопил ярл, вскакивая. – Это все сплетни! Сплетни, основанные на словах женщины и ничем не подкрепленные, кроме дурацкого пергамента, который легко подделать! Ни один суд не осмелится признать меня виновным!
      Он бросил Вызывающий взгляд на судей, словно подстрекая их возразить, и Уинсом еще раз уверилась, что плохо придется тому, кто осмелится пойти против этого человека.
      – А навязывать ей своего сына…
      Бренд с отвращением покачал головой, мельком взглянув в бледное лицо ярла.
      – Инга защищала свою честь. И можно ли ее осуждать? Она и так много страдала…
      – Молчать! – велел лохматый судья и, грозно хмурясь, посмотрел сначала на ярла, потом на Бренда, жестом приказав спорщикам сесть, и, когда те повиновались, продолжал.
      – Документ, представленный Ингой, свидетельствует о страшных преступлениях. Суд решит, должен ли ярл Эйольф понести наказание.
      По залу разнесся вопль бешенства, но судья только поднял брови.
      – Но мы собрались здесь с тем, чтобы установить, кто в действительности убил Эйрика Эйольфсона?
      Молчание встретило вопрос судьи. Бренд нервно дернулся, и Уинсом поняла, что сейчас муж встанет и признается в преступлении которого не совершал.
      – Нет, – умоляюще шепнула она, – нет! О Бренд, пожалуйста, не надо!
      – Я должен, – пробормотал он так тихо, что лишь она могла слышать. – Они убьют Ингу. У меня по крайней мере есть возможность спастись.
      Уинсом, промолчав, опустила глаза на побелевшие от напряжения костяшки сжатых в кулаки пальцев. Бренд поднялся.
      – Я…
      Но тут в зале прозвенел ясный чистый голос Торхолла Храброго.
      – Эйрика убил я!
      Все повернулись к сгорбленному, державшемуся за живот старику.
      – Это я, – сказал он снова, медленно выпрямился и вызывающе обвел глазами комнату. Ошеломленное молчание было ему ответом.
      – Но… но…
      Бренд ошеломленно уставился на Торхолла, в который раз поняв, как справедливо дано ему прозвище. Старик был настоящим храбрецом и, зная, что умирает, решил защитить бедную девушку. Бренд почтительно поклонился Торхоллу, заметив, как его лицо исказила страдальческая гримаса.
      – Я не любил его, – продолжал Торхолл. – Эйрик заслуживал смерти. Поэтому я прикончил его.
      Бесстрастные слова Торхолла произвели на слушателей действие зажженного факела, поднесенного к сухому дереву. Ярл никак не мог прийти в себя.
      – Закрой рот, – обратился к нему Торхолл. – Твой сын был последним мерзавцем!
      Мужчины повскакивали с мест. Некоторые – очевидно, люди ярла – схватили Торхолла и потащили было обмякшего старика к выходу, но тут вмешались судьи.
      – Прекратите! Прекратите! – завопил лохматый судья. – Оставьте его в покое!
      Мужчины, нерешительно поглядывая на матросов Бренда и Грольфа, повиновались. Торхолл вырвался из цепких пальцев, привел в порядок одежду и намеренно-решительно двинулся к судьям. Те с любопытством уставились на старика. Торхолл, немного помедлив; повернулся к собравшимся.
      – Я ударил Эйрика кинжалом, – спокойно объявил он. – Негодяй пытался взять силой молодую девушку. Она кричала. Я воткнул в грудь Эйрика его же собственный нож.
      Торхолл гордо глядел на судей, словно вызывая на бой всех одновременно.
      Уинсом, потрясенная, приподнялась со скамьи. Никогда она не встречала человека храбрее Торхолла. Он снял тяжелую ношу с плеч Инги и Бренда. И самой Уинсом. Крохотный огонек надежды загорелся в ней с новой силой. Из них только Торхоллу нечего было терять.
      И тут новая мысль поразила Уинсом: возможно, умирая, Торхолл нашел ради чего жить. Он жертвует собой из-за Инги и Бренда. Это истинная любовь к людям.
      Ей почему-то стало грустно, и Уинсом, проглотив комок слез, грозивший задушить, чуть повернулась к Бренду. Тот предостерегающе взглянул на жену, приказывая молчать. Та еле заметно кивнула. Настал час Торхолла, и он сейчас здесь главный.
      Уинсом искоса взглянула на Ингу, бледную, потрясенно застывшую с полуоткрытым ртом. И тут, не веря собственным глазам, Уинсом увидела, как по лицу девушки медленно расплылась улыбка. Значит, она знала и тоже приняла эту жертву. Нет, не во имя Одина Торхолл Храбрый признался в преступлении, которого не совершал, а для гораздо более могущественного и высокого божества. Любви.
      Уинсом обернулась к Торхоллу, и ее поразило спокойствие старика. Он держался прямо, не сжимая, как обычно, живот, и казался сильным могучим воином, знавшим, что делает, и отвечавшим за последствия своих поступков. Угрызения совести терзали девушку при мысли о том, как несправедливы были они к старому викингу.
      Напряжение в комнате все нарастало, и наконец Торхолл Храбрый обратился к Бренду.
      – Хочу поблагодарить этого человека за то, что напомнил мне о моем долге и привез сюда. Спасибо, – серьезно сказал он. Бренд молча поклонился. – Я сел на корабль, – продолжал Торхолл, – и отправился в колонии Исландии и Гренландии. И, только пробыв там много времени, узнал, что ярл Эйольф убил всю мою семью…
      Теперь все уставились на побелевшего ярла, который, задыхаясь, рвал на себе ворот рубахи. Потом, внезапно успокоившись, злобно воззрился на Торхолла. Едва заметная довольная улыбка искривила губы ярла, словно он радовался, что уже успел отомстить убийце сына.
      Торхолл Храбрый отвел глаза и продолжал:
      – Я смертельно болен и знаю, что дни мои сочтены.
      Он кивнул Уинсом.
      – О, ja, я знал. Я знал, но временами не желал в это верить.
      И, помедлив, добавил:
      – Я благодарю тебя за заботу и помощь в самое трудное время моей жизни.
      Уинсом кивнула, кусая губы, чтобы не заплакать.
      Я сделала бы это еще и еще много раз, подумала она, знай, что ты выберешь именно такой способ, чтобы вернуть мне моего возлюбленного мужа.
      Наконец Торхолл снова предстал перед судьями, долго оглядывал их в полном молчании и только потом произнес:
      – Я старик, да и ярл немолод. Поступайте со мной, как пожелаете.
      Даже со своего места Уинсом слышала, как тяжело переводит дыхание старик. Значит, он и вправду решил отречься от всего – отказаться от силы, своей жизни, ради жизни других людей, ради великой любви… ради спасения Инги.
      Инга сидела недалеко от них, закрыв лицо руками, и, на взгляд постороннего, казалась измученной и утомленной испытаниями, через которые пришлось пройти. Но Уинсом подумала, что девушка выглядит пристыженной, хотя… хотя одновременно словно крохотный огонек надежды теплится в ней.
      А Бренд? Судьба изгоя, так страшившая викинга, причина, по которой он объездил полсвета в поисках Торхолла, больше не грозила ему. Благодаря Торхоллу, Бренд был свободен.
      Уинсом неожиданно вцепилась в руку мужа, отказываясь разжать пальцы. Тот осторожно поцеловал тыльную сторону ее ладони, и оба стали вслушиваться, пытаясь разобрать, о чем совещаются судьи. Присутствующие тоже взволнованно перешептывались.
      Уинсом заметила, как люди ярла то и дело с подозрением поглядывают на матросов Грольфа и Бренда.
      Наконец лохматый судья встал и знаком велел Торхоллу Храброму сесть. Старик поковылял к своей скамье.
      – Тинг постановил, – громко объявил судья, – что Торхолл виновен в убийстве Эйрика Эйольфсона.
      – Смерть ему! – завопил ярл. – Смерть преступнику!
      Несколько человек вскочили, готовые выполнить приказ ярла. Торхолл Храбрый едва заметно съежился, но не сделал попытки защитить себя.
      Судья повелительно поднял руку. Людей, протискивавшихся к Торхоллу, грубо расталкивали другие, очевидно, сторонники судей. Никто и пальцем не осмелился дотронуться до старика.
      – Приговор – вечное изгнание, – провозгласил судья.
      Бренд, наклонившись, тихо объяснил Уинсом смысл происходящего. Она охнула от ужаса. Теперь Торхолл Храбрый навсегда изгонялся из Стевенджера, и каждый, кто встретит его, имел право убить старика и не понести за это наказания.
      Люди ярла начали зловеще перешептываться, а сам Эйольф сверкающими ненавистью глазками уставился на старика. Он уже хотел подняться, чтобы расправиться с осужденным, но тут лохматый судья вновь призвал к молчанию. Ярлу пришлось довольствоваться убийственными взглядами, бросаемыми в сторону Торхолла. Но потом, внезапно успокоившись, что-то прошептал соседу. Тот кивнул, и Уинсом заметила, как он положил руку на рукоять кинжала. Ярл самодовольно ухмыльнулся, и Уинсом вздрогнула от тоскливого предчувствия.
      – Далее, Тинг постановил, – продолжал судья, – что ярл Эйольф приобрел богатство неправедно, присвоил золото родителей Инги, хотя нет доказательств того, что он убил их. Поэтому ярл должен не позднее сегодняшнего дня выплатить Инге пеню в размере одного дома, с прилегающими к нему землями, и одного полностью оснащенного корабля с командой.
      Крик разъяренного ярла был слышен даже на улице, но судья, даже не моргнув глазом, сурово объявил:
      – Если же ярл предпочтет оспаривать законность приговора, размер пени увеличивается вдвое и составит два дома с прилегающими к ним землями и два полностью оснащенных корабля.
      Ярл рухнул на скамью, плотно сжав губы, злобно взирая на судью.
      – И, – продолжал тот, – если в продолжение одного года кто-нибудь из судей или членов их семьи пострадает каким-либо образом от ярла Эйольфа или его людей, сам ярл будет приговорен к вечному изгнанию, а его земли, дома, скот и корабли конфискуются.
      Ярл снова разъяренно взвыл, но Бренд, Олаф и Грольф подошли ближе и встали рядом с Торхоллом. Уинсом пошла следом, оглядывая зал. Люди ярла столпились у двери, и она испугалась, что Бренду не позволят уйти без драки.
      Торхолл Храбрый жестом велел Бренду уйти, но тот, ухмыльнувшись, покачал головой.
      – Больше никаких жертв, – шепнул он. Старик, покраснев, отвернулся.
      – Я теперь изгой, Бьорнсон. Кто захочет подать мне руку? И что тебе от меня нужно?
      Уинсом на мгновение показалось, что голос старика дрожит, но она, конечно, ошибалась, ведь храбрее Торхолла нет на свете человека. Бренд же только смеялся.
      – Что до меня, желаю пригласить тебя в свой дом, разделить с тобой кров, хлеб и место у очага, до конца дней твоих.
      – Не шути со стариком, – прорычал Торхолл. Бренд снова усмехнулся.
      – А что, кто-то сделал тебе лучшее предложение?
      – Ах ты, дерзкий щенок, – пробормотал Торхолл Храбрый.
      В этот момент к ним подошла Инга и протянула руки, чтобы обнять Торхолла. Старик прижал ее к себе. Уинсом показалось, что он прошептал:
      – Создать или уничтожить… таков наш выбор. Но слова не имели для нее никакого смысла, и Уинсом подумала, что, должно быть, ослышалась.
      Инга обхватила Торхолла за плечи, погладила по спине и отошла, вытирая выступившие на глазах слезы.
      Бренд, поддерживая жену, сделал знак Грольфу. Здоровенные матросы, провожавшие их на собрание, мгновенно окружили женщин и Торхолла. Бренд во главе спутников направился к двери, но остановился, оказавшись лицом к лицу с ярлом Эйольфом.
      – Дорогу, – потребовал он.
      – Отдай Мне Торхолла Храброго! – вскричал ярл, – и я позволю тебе пройти. Он убил моего сына, и я требую его смерти.
      – Nej, – прорычал Бренд. – Он под моей защитой!
      – Как можешь ты защищать убийцу собственного брата? – завопил ярл, багровея от бешенства. – Отдай его мне, говорю я! Он изгой!
      – Не мечтай! Если кто-то попытается разделаться с Торхоллом, будет сначала иметь дело со мной!
      – Он вне закона, – запротестовал ярл.
      – Я и мои люди будут охранять старика.
      Бренд показал на угрожающего вида матросов. Ярл поглядел сначала на них, потом на своих людей. Силы были явно неравны.
      – На этот раз, клянусь Тором, ты взял верх! – воскликнул ярл. – Но; клянусь, я не забуду как ты… ты попрал правосудие!
      Ярл отыскал глазами Торхолла, стоявшего в кругу друзей и опиравшегося на руку Олафа.
      – Его не всегда будут охранять, – прорычал Эйольф, – и тогда посмотрим…
      Уинсом заметила, как пошатнулся старик, и в ужасе схватилась за горло.
      Бренд угрожающе шагнул к дяде.
      – Даже не пытайся, – разъяренно прошипел он. – Его ты не получишь!
      Он оттолкнул ярла, тот споткнулся, и один из наемников едва удержал его, Бренд и его люди направились к выходу, стараясь, чтобы Уинсом, Инга и Торхолл держались в середине.
      – Тогда я возьму ее, – завопил ярл, показывая пальцем на Ингу. Бренд, остановившись на нижней ступеньке, обернулся. На лице дяди боролись гнев, ярость и ненависть.
      – Нет, тебе ее не видать, – бросил Бренд. – Ты слышал приговор и сегодня же должен уплатить пеню!
      – Вздор! Не дождешься!
      – Нет? – сдержанно осведомился Бренд. – Судьям будет интересно услышать это. Два дома, кажется? Два корабля? Он направился к собравшимся в зале судьям, все еще обсуждавшим сегодняшние события.
      Ярл воздел руки к нему.
      – Племянник, ты уж слишком скор! Неужели не видишь, что я шучу!
      Бренд нахмурился, понимая, что дядя лжет и явно до крайности обозлен, и, презрительно фыркнув, отвернулся и пересек двор. Грольф, матросы и их подопечные шли следом. Ярл стоял на ступеньках, выкрикивая им вслед проклятия. Только когда они уже довольно далеко отошли от здания суда и направились по заснеженной тропинке, ведущей к дому, Уинсом облегченно вздохнула. Остальные немного отстали, и она сжала руку мужа.
      – Значит, все кончено? Ты действительно оправдан?
      – С меня снято подозрение, – улыбнулся Бренд. – Все считают, что убийца – Торхолл. После сегодняшнего дня ни один человек не осмелится утверждать иначе.
      – А Инга? Что с ней станется?
      – Получит земли и дом, – пожал плечами Бренд. – И будет держаться подальше от ярла. Но она достаточно хорошо знает его. И знает также, что мы с Грольфом защитим ее, если понадобится.
      Уинсом кивнула.
      – А Торхолл Храбрый? Ярл Эйольф хочет убить его.
      – Ja, он теперь вне закона, и каждый может убить его, не опасаясь наказания, – мрачно проворчал Бренд. – Но он поступил благородно, Уинсом, пожертвовал собой ради меня и Инги. Именно поэтому я не допущу его смерти и сделаю все, что в моих силах, лишь бы он спокойно прожил свои последние дни.
      Уинсом, оглянувшись на старика, вновь стиснула руку мужа.
      – Я горжусь тем, что ты решил принять под защиту его и Ингу.
      Бренд изумленно взглянул на жену.
      – Но что еще я мог сделать?
      Уинсом взглянула на него и осторожно отвела со лба мужа непокорную белокурую прядь.
      – Только совершить благородный поступок, – улыбнулась она.
      Бренд поцеловал ее в кончик носа.
      – Пойдем, Уинсом, мой Восторг. Поспешим домой и будем нежно и страстно любить друг друга.
      – Да, Бренд, – тихо шепнула она, – я с радостью пойду за тобой куда угодно!

      – О, Бренд! – обрадованно воскликнула Уинсом, – здесь совсем ничего не изменилось!
      Муж и жена стояли у поручня корабля, глядя на приближавшийся берег.
      – Река, деревья… все…
      Бренд расслышал нотки надежды в голосе Уинсом и крепко сжал ее руку.
      – Ошибаешься, мой Восторг, все другое… деревни может не существовать больше… мать мертва, брат…
      Горло Бренда что-то стиснуло, и он не смог больше говорить, на сердце камнем лежала вина за уничтоженную деревню. Будь он хоть чуточку сообразительнее!
      Но слова не шли с языка, да и что значат эти жалкие утешения и выражения печали и сочувствия?! Чем возместить Уинсом ужасную потерю? Как она будет страдать, убедившись в гибели родственников!
      Уинсом наклонила голову, стараясь скрыть слезы, и осторожно смахнула со щек соленые капли.
      Не время плакать, упрекнула она себя, особенно теперь, когда она совсем близко от дома! Корабль подошел к устью реки. Земля осталась прежней – те же деревья, вода, море… может, даже жив кто-то из ее племени. Уинсом пыталась задушить надежду, пылавшую в сердце, но не могла. Ей необходимо знать. Увериться самой. Именно потому она убедила Бренда совершить путешествие в Новый Свет.