Глава 23

Харден плыл вдоль обрывистого и пустынного побережья полуострова Мусандам, избегая танкеров. Высокие пустые корабли величественно направлялись на север, к узкому Ормузскому проливу. Танкеры, уже нагруженные нефтью, шли на юг.

Оказавшись в Ормузском проливе, Харден покинул безопасную прибрежную полосу и одним рывком пересек судоходную линию, пройдя шесть миль до островов Большой и Малый Койн, стороживших вход в пролив. Это был очень рискованный маневр, тем более в такую жару. Пыльная дымка ограничивала видимость до одной мили.

Он плыл вслепую, ориентируясь по компасу и течению, обходя стороной танкеры, неустанно движущиеся по проливу.

Где-то за пыльной завесой зашумел вертолет. Харден ждал его приближения, чувствуя, как по коже бегут мурашки. У иранцев была военная база в Бендер-Аббасе, расположенном в сорока милях к северу, и они считали Ормузский пролив своей территорией. Поэтому Харден снял радарный отражатель. На мгновение вертолет вынырнул из дымки, затем исчез.

Дымка слегка рассеялась, и Харден увидел остров с высоким маяком — Малый Койн. На юге маячили очертания Большого Койна. Малый Койн находился в полутора милях к западу. Прилив отнес яхту на восток дальше, чем предполагал Харден. За секунду до того, как над водой повисло очередное пыльное облако, Харден определил, где находится остров, и направился к нему.

Скалистый Малый Койн вертикально поднимался из воды. Проплыв мимо обрывистых берегов, восточного и юго-восточного, Харден стал искать место высадки, обозначенное на карте. Из воды выступала низкая каменная пристань. Харден медленно приближался к ней, не зная, есть ли на маяке постоянный персонал.

Пристань была единственным следом пребывания человека на узкой полоске земли. В «Указаниях к мореплаванию» говорилось, что глубина воды в этом месте шесть футов. Харден спустил паруса, включил мотор и развернул яхту так, что она остановилась в тридцати ярдах от причала, носом к морю. Затем он бросил якорь, на секунду запустил винт на обратный ход и вытравил якорный канат. Когда корма яхты оказалась в четырех футах от края причала, он выбрал канат. Затем, взяв кормовой швартов, выпрыгнул из кокпита на причал и обвязал конец вокруг старого бронзового кнехта. Горячие камни обжигали ноги. Он в первый раз за шесть недель ступил на сушу.

Нигерийские полисмены надели на Доннера наручники и посадили его на пол в задней части «лендровера». Один полицейский сел рядом с ним, а другой повел машину через центр города, направляясь к окраине Лагоса. Европейский город с небоскребами из стали и стекла, между которыми попадались старые колониальные постройки, кончился, и они оказались на суперавтостраде американского типа, пересекающей промышленные районы.

Доннер обзывал себя идиотом. Эта дрянь надула его! Он быстро проанализировал свои ошибки и решил, что, видимо, его слова прозвучали чересчур обеспокоенно. Нет, просто он забыл, что она очень много времени провела на яхте с Харденом. Все эти сказочки про разговоры по радио, должно быть, показались ей подозрительными.

Что делать? Даже сумасшедший не станет просить полицейских отвезти его к своему другу, генералу Аканке. Даже безумец не станет ничего просить у своих тюремщиков.

Шоссе внезапно закончилось недостроенной развязкой, и «лендровер», резко снизив скорость, стал пробираться по трущобам — между ящиков с жестяными крышами, называвшихся домами, каких-то притонов и базаров под открытым небом. Грязные улицы были засыпаны мусором, тут и там размыты водой, вытекающей из дырявых водопроводов. Местные жители, одетые в лохмотья, сидели по обочинам дороги или спали на земле в переулках. В грязных лужах играли дети, а на больших перекрестках топтались солдаты, с глазами, покрасневшими от пьянства.

Полицейские ехали так быстро, как позволяли разбитые дороги. Наконец они выбрались на очередную автостраду и вскоре подкатили ко входу в современный госпиталь. Они отобрали у Доннера деньги, но оставили ему бумажник. Затем завели его в здание, усадили арестанта на стул и удалились.

Через несколько часов он оказался в кабинете у психиатра — молодого нигерийца, говорившего на оксфордском английском. На стене кабинета рядом с картой Лондона висел его университетский диплом. Он прочел сопроводительные бумаги на Доннера, в которых было написано, что тот выражал угрозы в адрес политических деятелей, и спросил Доннера, осознает ли он серьезность этих обвинений. Доннер, с которого так и не сняли наручники, ответил, что осознает. Затем он спросил, нельзя ли ему позвонить родным в Лондон.

Нигериец закончил просматривать бумаги.

— Не волнуйтесь, доктор Аканке попросила Британское посольство поставить вашу семью в известность.

— Какая трогательная забота с ее стороны! — съязвил Доннер. — Тем не менее я бы предпочел позвонить сам.

— В этом нет необходимости, — сказал психиатр, закрывая папку. — Мистер Доннер, расскажите мне о себе.

Несколько минут они беседовали. Во время разговора Доннер упомянул о двух выдающихся психиатрах из Сент-Барта. Молодой африканец, читавший их книги, был поражен.

— Должно быть, вы очень богатый человек, если могли себе позволить лечиться у них.

— Они просто мои друзья, — ответил Доннер. — А теперь, сэр, не можем ли мы на мгновение предположить — чисто гипотетически, — что я не психопат. Можем ли мы это сделать?

Доктор кивнул.

— Но только гипотетически.

— Благодарю вас. Теперь давайте предположим, что доктор Аканке занялась вещами, в которых она не разбирается. Можем ли мы это предположить?

— Предположим, можем.

— Спасибо. И наконец, давайте предположим, что вы разберетесь в происходящем, когда незаинтересованное третье лицо все вам объяснит. Мы можем это предположить?

Психиатр покачал головой:

— У нас нет незаинтересованного третьего лица.

— Один телефонный звонок!

— Гипотетический? — спросил психиатр, улыбнувшись.

Доннер улыбнулся в ответ:

— Нет, реальный, если вы хотите выслушать это третье лицо.

Психиатр положил локти на стол и сложил большие и указательные пальцы рук треугольником. Глядя на этот треугольник, он спросил:

— Я должен предполагать, что вы умный человек?

— Не особенно, — ответил Доннер, — но все-таки чуть-чуть умнее, чем человек, способный высказывать публичные угрозы в адрес вождей страны, в которой он находится. И один лишь телефонный звонок разрешит все ваши сомнения!

— Ну хорошо, — сдался врач, набрал номер и поднес трубку к уху Доннера.

Когда на другом конце линии сказали «Алло!», Доннер назвал госпиталь и имя врача. Затем он сказал психиатру:

— Вот и все. Теперь можете отправить меня хоть в камеру. Но если вы собираетесь уходить, я бы очень настоятельно рекомендовал вам, чтобы вы сообщили, где вас можно найти.

Когда Харден делал первые неуверенные шаги по узкому пляжу, ему показалось, что земля качается под ногами. Ракушки и мягкий песок на краю воды быстро сменились голой каменистой полосой, за которой поднимались скалы. Крутая тропинка поднималась по желтому утесу к башне маяка, построенной на краю обрыва. Здесь было жарко, гораздо жарче, чем на воде, как будто скалы запасли солнечное тепло и теперь отдавали его обратно.

Харден удостоверился, что больше здесь никого нет, и обшарил основание утеса в поисках ручья, чтобы пополнить запасы воды. Не найдя ничего, кроме пыли, редких почерневших кустарников и насекомых, он стал подниматься по тропинке.

Медленный и трудный подъем осложнялся тем, что вестибулярный аппарат Хардена отвык от передвижения по суше, и даже поржавевшие железные перила, укрепленные в скале там, где подъем становился особенно крутым или опасным, мало помогали. Поскольку крепления перил были старыми и по тропинке явно давно не ходили, Харден предположил, что для ремонта и обслуживания маяка используются вертолеты, а не корабли.

Он добрался до вершины, где горячий ветер крутил пыльные вихри вокруг каменного основания стальной башни. Как и ожидалось, здесь была посадочная площадка для вертолета — четкий белый круг среди камней, — а также другие признаки цивилизации: помещение генератора со стальными ставнями и массивными замками, груда канистр с машинным маслом, свидетельствующая о регулярных визитах хозяев маяка. На вершине башни, укрепленной стальными канатами, располагался сам маяк — его зеркальные отражатели сверкали в тусклом солнце — и еще выше — антенна радиомаяка.

К краю башни была прикреплена лестница. Харден поднялся на пятьдесят футов — на половину высоты башни — и взглянул сверху на туманное облачное покрывало, спрятавшее его от вертолета. Оно постепенно редело, и Харден мог различить полуостров Мусандам, отделяющий Оманский залив от Персидского, и кое-какие из соседних островов. Все остальное он знал по картам.

В сорока милях через V-образный пролив, к востоку, западу и северу от него лежала территория Ирана. На юге находились Объединенные Арабские Эмираты. У основания острова Оманский залив сужался и поворачивал на запад, соединяясь с закрытым Персидским заливом. Персидский залив был логовом чудовища, а Ормузский пролив — единственным входом в него.

Самой природой здесь была создана идеальная ловушка. «Левиафан» не мог пройти нигде, кроме этого узкого прохода. У Хардена даже имелся путь к спасению. На юго-западе, за широким Оманским заливом, лежало Аравийское море и беспредельный Индийский океан.

Харден слез с башни, спустился по тропинке к основанию утеса и снова безуспешно попытался найти следы человеческого присутствия.

Убедившись в том, что на острове ему ничего не угрожает, он вернулся на яхту и отметил высадку на землю консервированным кексом и банкой сгущенного молока.

Пообедав, Харден оглядел близкий горизонт в бинокль, чтобы удостовериться, что поблизости нет кораблей. Затем он лег на койку и попытался уснуть. Яхта была совершенно неподвижна. Привыкнув к качке, Харден ворочался на койке и никак не мог заснуть, хотя очень устал. Через час он встал и снова оглядел море.

Как обычно, к вечеру дымка рассеивалась, но жара оставалась такой же невыносимой. В шести или семи милях к югу виднелись расплывчатые очертания Джазират-Мусандам, островка у полуострова Мусандам, расположенного на южном краю узкого входа в Ормузский пролив.

Харден глядел на непрерывную процессию нефтяных танкеров, и в его мозгу возникла живая картина: через два или три дня «Левиафан» тоже присоединится к этой процессии; в два раза шире, выше и длиннее остальных кораблей, он будет маячить в узком проливе, загромоздив его, как огромный слон, пробирающийся по деревне между хрупких хижин. Харден видел себя в центре пролива, нос чудовища будет находиться в перекрестье прицела, а сам он будет ждать, когда огромный корабль подойдет совсем близко.

Наступила темнота. Закрыв шторами иллюминаторы и прозрачные крышки люков, Харден зажег керосиновую лампу и вышел на палубу, чтобы убедиться, что ее свет не виден снаружи. Затем вернулся в душную каюту, поднял половицы, вытащил «Дракон» и тщательно осмотрел его, проверяя электрические цепи. Люди Майлса почистили оружие и заявили, что оно работоспособно. Индикатор показывал, что батарейка села, и Харден заменил ее свежим элементом.

— Я не политик, — сказал психиатр.

— Естественно.

На верхней губе врача выступили капли пота. Он помог Доннеру надеть пиджак, который израильтянин аккуратно сложил на койку в комнате с решетками на окнах, куда его поместили, и с беспокойством смотрел, как тот застегивает воротничок, вдевает в брюки ремень и завязывает галстук.

— Мне велело отвезти вас в аэропорт.

— Вы знакомы лично с доктором Аканке?

— Нет, сэр... Но нам приходилось несколько раз встречаться.

— Что касается меня, вопрос закрыт. Ни вы, ни она больше ничего об этом деле не услышите.

— А тот человек, который звонил мне? — спросил психиатр.

— Он будет молчать. Он — коллега ее отца, но не друг.

Харден в очередной раз выкачал воду из трюма и обнаружил, что, стоя у причала, «Лебедь» протекает так же сильно, как и находясь в пути. Затем он завел мотор, чтобы включить радио.

Было без десяти одиннадцать — восемь часов по Гринвичу. Огни танкеров двигались к югу, зеленые — на пустых кораблях и красные — на возвращающихся домой с грузом.

Ровно в одиннадцать Майлс послал позывные через ретрансляционную станцию в Кувейте. Очевидно, он вычислил, что Харден находится в Оманском заливе. А может быть, одновременно пытался послать сигнал и в Мозамбикский пролив.

— Гольф-Майк-Отель-Номер, — произнес Харден. — Гольф-Майк-Отель-Номер.

— Спасибо, ГМОН, — сказал оператор в Кувейте, — ГМОН, говорите, пожалуйста.

— Кило-Униформа-Рентген.

— Что?! — завопил Харден. «Немедленно остановитесь, вы идете навстречу опасности». Те же самые сигналы, которые он слышал от Майлса два месяца назад у Либерийского побережья.

Майлс повторял условный сигнал снова и снова, пока Харден не заговорил. Какое-то мгновение они оба находились в режиме передачи и не слышали друг друга. Харден оказался настойчивей:

— Почему?!

— Зулус вернулся в Кейптаун.

— Что?!

Он расслышал слова, но не мог поверить своим ушам.

— Повторяю, — сказал Майлс. — Зулус вернулся в Кейптаун. Повторяю. Зулус вернулся в Кейптаун.

— Когда?

Это невероятно. Такого не может быть.

— Неделю назад. Я пытался сообщить вам, что вы не принимали моих сигналов.

— Что с ним случилось?

— Нос снова стал разваливаться, — ответил Майлс. — У Дурбана.

— А почему он не зашел в Дурбан?

— Не знаю.

Чушь какая-то! Почему в Кейптаун, когда в Дурбане есть более сухие доки?

— Насколько сильно он поврежден? — спросил Харден.

— Говорят, выйдет в море через много месяцев, — сказал Майлс. — Где вы находитесь?

Мозг Хардена работал в бешеном темпе. Через много месяцев? Где ему спрятаться на много месяцев? Где он сможет починить яхту? Где он сможет запастись продовольствием и водой? Его пугала перспектива провести столько времени в одиночестве на яхте. Он подумал о Кэролайн.

— Где вы находитесь? — настойчиво повторял Майлс.

Может быть, израильтянин сможет ему помочь?

— Мне нужно место, чтобы высадиться и произвести ремонт. Я крайне устал, и яхта сильно протекает.

— В данный момент вы в безопасности?

— В данный момент — да.

— Где именно вы находитесь?

— На острове. Куда вы посоветуете мне направиться? — спросил Харден.

После короткой паузы Майлс ответил:

— Возможно, я смог бы помочь вам в Индии.

— Индия очень далеко отсюда.

Хотя сигнал был слабым, Харден уловил усмешку в голосе Доннера:

— В Аравии у нас не слишком много друзей.

— А как насчет корабля в Индийском океане?

— Исключено.

— Может быть, какой-нибудь из израильских перевозчиков фруктов?

— Вы не могли бы выразиться более определенно? Сообщите мне ваше местоположение, и я прибуду к вам.

— Вы уверены, что Зулус застрял надолго? — уклонился от ответа Харден.

— Да! Он в ужасном состоянии. Я сегодня осматривал его лично. Гораздо хуже, чем в прошлый раз.

— Вы в Кейптауне? — спросил Харден. Он полагал, что Майлс говорит из Англии.

— Я прилетел сюда, как только узнал. Сообщите мне ваши точные координаты, и завтра я свяжусь с вами по секретному каналу нашим обычным кодом.

Руки Хардена начали дрожать. Только сейчас он понял, как сильно устал, и с горечью подумал о неделях, которые провел на борту яхты, спеша добраться до Аравии раньше «Левиафана». Он не мог поверить, что танкер снова потерпел аварию. Почему, как только он пытается уничтожить корабль, возникают какие-нибудь помехи?

— Ладно, — со вздохом произнес он. — Свяжемся завтра. Я буду ждать вас здесь.

— Сообщите мне свое положение, чтобы я мог использовать секретный канал.

— Подождите.

Подавленный и разочарованный, Харден чувствовал, как уголки его рта начинают опускаться вниз. Он навалился грудью на штурманский стол, как пьяный. Глаза его наполнились слезами. Он ненавидел радио, ненавидел Майлса. Ему нужно остаться наедине со своим горем. Энергично встряхнув головой и глубоко вздохнув, чтобы успокоиться, он заговорил снова:

— Ладно... Долгота...

В наушниках что-то затрещало.

— Ну же! — понукал Майлс — Продолжайте. Помехи кончились.

Еле слышный треск прекратился, но он отдавался в ушах Хардена, как колокольный звон. Он отключил передатчик и уставился в радиоприемник. Русский радар.

Майлс лгал. Он находился в Англии.

Медленно Харден снял наушники. Что он говорил Майлсу? Сообщил ли свое местоположение? Назвал ли остров? Не запеленговали ли его сигнал?

Харден встал из-за стола и стал подниматься по трапу, с каждым шагом двигаясь все быстрее и быстрее. Майлс лгал, и он пытался узнать его точные координаты. Он хотел выследить Хардена.

Жаркий бриз гнал по воде рябь, разгоняя ночную духоту. Харден отдал кормовой конец и поднял якорь.

Первые патрули появились в проливе через несколько минут после того, как Харден покинул Малый Койн. Гул реактивных турбин раздавался все ближе и ближе. Думая, что это летят вертолеты, Харден оглядел темное, пасмурное небо. Он ничего не видел, но звук становился все громче. Наконец гудение перешло в вой, затем в оглушительный рев.

Аппарат на воздушной подушке!

Два скоростных боевых катера на воздушной подушке быстро приближались с севера. На их прилизанных, низких корпусах стояли прожектора, разрезающие лучами ночную тьму. Харден заметил тяжелые пулеметы, ракетные установки и вращающиеся антенны радаров.

Катера направлялись прямо на него, скользя над водой на подушках из кипящей пены и брызг, подобно отряду всадников в пустыне, поднимающих облака песка и пыли. Дизель яхты работал на полной тяге, но «Лебедь» делал только шесть узлов против их пятидесяти. Луч прожектора прыгал по волнам, как плоский камень, ища белый корпус яхты.

Майлс с легкостью надул его, и он, как последний дурак, проглотил приманку. Он позволил израильтянину поддерживать связь, пока иранские радиооператоры не засекли сигнал. Катера приближались. Сначала от яхты их отделяло четверть мили, затем триста ярдов, двести ярдов...

Затем они сломали строй и разошлись веером в стороны. Харден ждал, когда плоские корпуса машин, затормозив, опустятся на воду, но они стремительно приближались, не уменьшая скорости, и он почувствовал новый приступ страха. Они собирались его изрешетить. Харден заметил солдат с пулеметами: свет прожекторов блестел на их шлемах.

Разум требовал прыгать за борт, но Харден, парализованный страхом и невозможностью поверить в происходящее, застыл у штурвала. Катера приближались с шумом и ревом; он думал, что умрет, не услышав звуков пулеметной стрельбы. Затем катера обошли яхту с двух сторон и направились к острову, лежащему у нее за кормой.

«Лебедь» раскачивался на волнах. Харден смотрел на скоростные аппараты, моргая в ослепительном свете их прожекторов, и постепенно до него дошло, что его не заметили. Дело было не в удаче. Просто фибергласовая яхта с деревянной мачтой и снятым отражателем была невидима для радара. Команды катеров всецело полагались на свою технику и недооценили ослепляющий эффект собственных прожекторов. Если бы они двигались без света, то пулеметчики и впередсмотрящие заметили бы в темноте белую яхту.

Стараясь уйти подальше, Харден смотрел назад в бинокль. Сверкая прожекторами, катера развернулись по большому радиусу в противоположных направлениях, затем сблизились на фоне высокого и темного острова Малый Койн, выполнив клещевой охват, закончившийся у каменного причала, к которому Харден привязал «Лебедя». Иранцы с невероятной точностью запеленговали его сигнал. Свет прожекторов плясал на причале, пляже и заднем склоне утеса. Над проливом разнесся оглушительный вой электронных сирен, и на берег выпрыгнули матросы в военной форме с винтовками и автоматами.

Харден вел яхту, снова и снова меняя курс, чтобы разминуться с многочисленными катерами, стремившимися к острову, покинутому им, и нефтяными танкерами, которые проплывали мимо, не обращая внимания на Охоту.

В любой момент кто-нибудь может взять в свои руки управление беспорядочной операцией. Когда это случится, флотилия начнет планомерно обыскивать сектор за сектором от полуострова Мусандам до побережья Ирана. Огни катеров кружили вокруг Малого Койна. Складывалось впечатление, будто военные корабли собирались там, ожидая приказов.

Яхта шла на полной скорости. Север полуострова Мусандам представлял собой лабиринт мелких бухточек и заливов. Меньше чем в четырех милях от Хардена находился остров Джазират-Мусандам. Если ему удастся добраться туда, то появится неплохой шанс пробраться вдоль побережья назад, в безопасное Аравийское море. И Харден направился на юго-восток.