Глава 18

Стальной ящик из-под инструментов прокатился через каюту, расколол дверь и, пролетел вдоль всей яхты к кормовой каюте. Харден и Ажарату ударились о потолок над койкой.

К треску и звону падающих и разбивающихся предметов и грохоту разъяренной волны прибавился скрежещущий звук, потрясший яхту: дизельный двигатель сорвался со своего места. Харден затаил дыхание, ожидая, что тот оторвет крепления и провалится сквозь крышу.

Через повернутые вниз иллюминаторы и крышки люков струился зеленоватый подводный свет. Внезапно яхта выпрямилась: киль массой в семь тысяч фунтов еще раз перевернул ее. Они свалились с койки, и на них обрушилось все, что лежало на потолке. Толстые штормовки защитили их от разбитого стекла, но Харден порезал себе руку, пытаясь встать. Яхта снова перекувырнулась вверх дном. «Дракон» расколол крышку люка, и внутрь хлынул поток ледяной воды.

Вода заливала разбитую посуду, шипя, как прибой на галечной пляже. Харден и Ажарату барахтались на залитом водой потолке разгромленной каюты, ожидая, когда киль снова перевернет лодку. Но заливавшаяся внутрь вода уравновешивала массу киля, не давая яхте выпрямиться. Свет померк, вода подбиралась к их коленям.

— Мы тонем, — произнесла Ажарату спокойным голосом. Ее свободная рука отчаянно вцепилась в руку Хардена.

— Сейчас яхта перевернется, — ответил он, мысленно с отчаянием призывая следующую волну. В ней заключался их единственный шанс на спасение. Но где она? Казалось, Что прошло много времени с тех пор, как яхта оказалась килем кверху. Затем Харден с ужасом вспомнил, как «Левиафан» разгладил океан после того, как раздавил «Сирену». Сколько времени ждать, прежде чем новая волна разгонит кильватер и вызволит их из водного плена?

— Питер!

— Я здесь. — Харден прижал ее к себе, чтобы успокоить. В темноте он почти ничего не видел.

— Я люблю тебя.

В каюте было совсем тихо, они слышали только отдаленный плеск поднимающейся воды, которая перекатывалась от переборки к переборке. «Лебедь» быстро погружался.

— Питер! Пожалуйста, скажи, что любишь меня, пусть это и неправда!

Яхта погрузилась еще ниже, но вода в каюте перестала подниматься. Они спускались в водяную яму.

— Волна! — закричал Харден. — Держись, сейчас нас перевернет!

Яхта резко поднялась, легла на бок и встала прямо. В разбитый люк с ревом хлестал поток. Харден отпустил Ажарату и бросился в воду, доходившую до пояса. Отталкиваясь от плавающих половиц, он переплыл через каюту и встал под люком. Затем «Лебедь» неохотно выбрался из гигантской волны. В каюту хлынул свет. Что-то сильно ударилось о корпус.

— Ажарату!

— Я здесь.

Она кое-как выбралась из каюты. Харден нашел свои большие кусачки и поднялся вверх по трапу, увертываясь от «Дракона», который свисал над люком, раскачиваясь вместе с яхтой.

— Дай мне парус, молоток и гвозди! — приказал Харден. — Достань кастрюли и ведра!

Ажарату вернулась в каюту и направилась к парусным мешкам. Неизвестный предмет, бьющийся о корпус, ударил снова с жутким грохотом.

— Нет! — в панике завопил Харден. — Сначала инструменты!

Он поднялся на палубу. Разрушения были ужасными. Волны, швырявшие яхту, как пушинку в потоке ветра, полностью смели все с палубы, оторвав Мачту, штурвал, вентиляторы, носовой релинг и леера, включая их стойки. Гик, оторванный от мачты, лежал поперек крыши каюты, свалиться в воду ему не давала противотанковая ракетница, упавшая в каюту.

Как ураган, который может воткнуть соломинку в дуб, так и море вело себя непредсказуемо. Как ни странно, оно вырвало из крыши кабины лебедку фала генуэзского паруса, но в футе от нее спинакер-гик по-прежнему надежно покоился в своих креплениях.

Средние и передние люки уцелели, благодаря чему яхта осталась на плаву. Ахтерштаг и левая ванта разорвались, но штаг и правая ванта, натянувшись, свисали за бортом, и, когда море качало яхту, зазубренное основание алюминиевой мачты поднималось из воды и било «Лебедь» по носу.

Харден поспешил вперед по накренившейся палубе, наклонился около обломка мачты и разрезал правую ванту кусачками. Затем он направился к штагу, но, опустившись на колени, повернулся и взглянул назад, встревоженный глухим рокотом. На покалеченную яхту надвигался новый вал, а страховочного линя у него не было. Но мачта может пробить корпус, если снова ударит по нему.

Харден отчаянно пытался перерезать штаг, наклонившись над носом яхты, чтобы дотянуться до того места, где трос был не таким толстым. Штаг разорвался с хлопком. Оставшиеся фалы и шкоты крепко натянулись между яхтой и алюминиевым обломком, тонущим в воде.

«Лебедь» начал подниматься вместе с волной — тяжело и неохотно. Харден отрезал все тросы и канаты. Один-единственный трос свисал через борт, пересекая кокпит. Стаксель-шкот. Харден перерезал и его.

Мачта утонула, но над яхтой нависала волна. Харден кинулся вниз по трапу, крикнув Ажарату, чтобы она держалась за что-нибудь, увидел крышку обеденного стола, плавающую в воде, прижал ее к отверстию люка и встал на кожухе двигателя, пытаясь подпереть крышку спиной. Яхта накренилась, и «Дракон» свалился к его ногам.

Волна обрушилась на «Лебедь» и погребла яхту под собой. Несколько секунд Харден держался. Затем давление воды стало невыносимым, поток отшвырнул его в сторону и хлынул внутрь. Когда волна прошла, «Лебедь» гораздо глубже сидел в воде. Ажарату схватила Хардена за парку и подняла его.

— Твой ящик с инструментами в раковине. Парус на плите. Что мне делать дальше?

— Вычерпывать воду. Выливай ее в кокпит. Я помогу тебе, как только разберусь с люком.

Засунув в карманы молоток и гвозди, Харден сложил парус втрое, вытащил его на палубу и расстелил над отверстием люка. Закрыв всю площадь палубы от левого до правого борта, включая две дыры, где раньше были вентиляторы, он лег на ткань, чтобы завывающий ветер не унес ее, и принялся прибивать парус к тиковым доскам. Сперва углы, затем края. Очередная волна загнала его вниз, но Харден возобновил работу, забивая один гвоздь за другим. Из маленького закутка, где находилась стиральная доска, то и дело хлестала вода — это Ажарату выливала ее в кокпит, откуда она стекала в море.

Трос с блоком безнадежно запутались, и поднять «Дракон» из каюты было невозможно. Харден привязал гик к нескольким палубным уткам, затем закрепил противотанковую установку тросом, чтобы она не мешала вычерпывать воду.

Они всю ночь вычерпывали воду, стараясь держаться на ногах. Корпус барахтался в штормовых волнах, как пьяный, а их изнуренные тела жаждали сна и покоя. После каждой сотни ведер они устраивали недолгую передышку. На четвертой сотне Ажарату зачерпнула своим ведром уцелевшую банку с медом, и они жадно опустошили ее, набив рты сладкой вязкой субстанцией.

Ажарату приходилось хуже, потому что она не могла снять напряжение, размахивая руками. Несколько раз Харден пытался привести в действие помпу, но мелкие обломки засорили ее. Они работали до рассвета, и наконец, несмотря на то, что волны часто заливались под заплату над люком, слой воды стал слишком мелким, чтобы его можно было вычерпать ведрами. На дне каюты остался черный и вонючий суп из морской воды, машинного масла, аккумуляторной кислоты, плавающего дерева, одежды, книг, карт, одеял и инструментов.

Хардену удалось прочистить патрубок помпы, и Ажарату, опустившись на пол, подгоняла воду руками, а он качал, пока его руки и спина не онемели, а сердце, казалось, вот-вот выскочит из груди. Тогда он выпрямился и прислонился к «Дракону», свисавшему в петле, как мертвая акула.

Ажарату привалилась к кожуху мотора. Сердце колотилось у нее в груди. Харден поднял ее из грязи и посадил на штурманский стол. Он погладил ей подбородок, чтобы привлечь внимание.

— Найди штормовой стаксель и какие-нибудь канаты и поднимайся наверх.

Она посмотрела на него отсутствующим взглядом.

— Быстро!

— Не знаю, смогу ли... — пробормотала он.

— Давай, шевелись. Мы еще не спасены.

Он подтолкнул ее к форпику и вышел на палубу. Ветер слегка утих, но волны были по-прежнему высокими. Он нашел аварийный румпель в ящике кокпита рядом со спасательным плотом и прикрепил его к валу руля. К его облегчению, вал двигался, значит, руль пережил аварию.

Ажарату передала ему несколько колец троса. Харден велел ей подложить матрасы под «Дракон» и, когда она исполнила приказание, перерезал канат, позволив оружию упасть на подстилку. Потом с ее помощью он поставил алюминиевую штангу вертикально и укрепил в гнезде мачты, обернув несколько раз нейлоновым канатом. Протянув от импровизированной мачты штаги к носу, корме и бортам, он поднял на нее штормовой стаксель и, еле двигаясь от изнеможения, убрал румпель, когда парус наполнился ветром и «Лебедь» перестал качаться.

Ажарату осторожно перелистывала слипшиеся страницы «Указаний к мореплаванию у юго-западного побережья Африки». Прошло пять дней с тех пор, как яхта перевернулась, и сейчас они медленно входили в Столовую бухту — гавань Кейптауна. Она расстилалась у подножия горы с невероятно плоской вершиной, так и называвшейся — Столовой.

— "Зимой, — читала Ажарату, — когда дуют северо-западные ветры, течение входит в Столовую бухту с северо-запада".

— Она закрыла книгу, пометив место ногтем.

— Нам это пригодится, — сказал Харден, оглядывая укороченные паруса. Яхту нес легкий холодный бриз, и у них почти не возникало необходимости управлять движением судна.

Секстанты были разбиты, радио и «Лоран» — тоже. Не имея понятия, куда их забросил шторм, Харден приблизительно держал курс по солнцу, желая только одного — плыть на запад, к земле. И наконец над горизонтом показалась Столовая гора, пурпурно-розовая на фоне невероятно голубого неба, подпираемая с одной стороны конической Львиной Головой, а с другой — изрезанным Пиком Дьявола. Ее силуэт невозможно было ни с чем спутать.

Сейчас, когда волны, напоминая о прошедшем шторме, несли их ко входу в бухту, Харден был рад, что среди немногих спасенных вещей, вместе с бесценными «Указаниями к мореплаванию», оказался и его паспорт. Ему понадобится помощь американского консульства, несмотря на неприятности из-за «Дракона», чтобы отправить Ажарату за пределы Южной Африки.

Шторм очистил Хардена от ненависти к «Левиафану», с ним осталась только стоящая перед глазами живая картина: огромный корабль разглаживает, как утюг, те самые волны, которые едва не погубили его. Харден был благодарен, что остался в живых, и смирился. Но море показало ему, что в смирении скрывается сила, возникающая у того, кто отведал страх, кто отступил, кто познал мощь, превосходящую его собственную силу. Как моряк Харден всегда признавал могущество океана. Но в «Левиафане» он увидел повелителя морей.

Это откровение внесло в душу Хардена не умиротворение, а опустошенность. Он ничего не хотел и знал, что пройдет много времени, прежде чем снова захочет что-нибудь. Начинать надо с малого. Он вывезет Ажарату из Южной Африки. Затем починит яхту и поплывет дальше. Куда — он не знал и не хотел знать.

Течение внесло яхту в бухту. Белые здания Кейптауна на далеком берегу сверкали под солнцем и казались волнами у подножия Столовой горы. В пяти милях от устья бухты каменные волноломы ограждали гавань, защищенную от штормов лучше, чем любой другой порт. Харден осмотрел гавань в бинокль в поисках маленькой, уединенной бухточки, где они могли бы починить яхту, не вступая в контакты с властями.

Южную часть акватории сразу же за волноломами занимали причалы для грузовых кораблей. Ажарату вслух читала «Указания к мореплаванию». В них упоминалась стоянка для яхт, расположенная позади дока Дункан. Харден мог разглядеть краны и пневматические погрузчики зерна в доке, но высокий черный мол закрывал от него стоянку для яхт. Они пришли к выводу, что она расположена слишком близко к центру Кейптауна. Разглядывая в бинокль побережье дальше к северу, Харден увидел какие-то заводы, рыболовецкую гавань и пригороды Кейптауна. Он решил еще глубже зайти в Столовую бухту, пока течение несет яхту, а затем плыть вдоль берега, чтобы найти подходящее место.

Ему не удалось запустить мотор, хотя проверка показала, что он не сильно сместился, когда яхта перевернулась. Нужно попробовать еще раз. Харден вручил Ажарату румпель, спустился вниз и стал орудовать заводной рукояткой. Через несколько минут двигатель многообещающе закашлял. Харден дернул ручку сильнее, и дизель с ревом пробудился к жизни. В приподнятом настроении Харден вернулся на палубу, взял румпель и включил переднюю передачу.

Вал винта громко застучал. Харден со стоном разочарованно заглушил мотор.

— Вал погнут. Сукин сын.

Он закрыл глаза и подставил лицо зимнему солнцу. Оно стояло низко на севере, но его лучи все равно, приятно грели кожу. Хардену уже столько времени не удавалось высохнуть и согреться, что он не знал, доведется ли ему когда-нибудь снова почувствовать тепло.

Когда он открыл глаза, «Лебедь» наполовину прошел расстояние до волноломов. Городские здания теперь были хорошо различимы, как и широкая плоская долина Кейптауна, расположенная между водой и основанием Столовой горы. Харден видел склады, построенные на молах, которые ограждали бухту Виктория и огромные доки Дункан к северу от нее.

Он посмотрел на черную массу в передней части доков. Сперва он подумал, что это мол, но на одном его конце возвышалось высокое белое сооружение, наклонившееся под острым углом. Так не может стоять ни одно здание.

— Боже! — выдохнула Ажарату и дала ему. бинокль.

Харден настроил бинокль на резкость. Расплывчатые очертания приобрели четкость.

Это был «Левиафан».

Нос танкера был смят, передняя часть корабля сидела глубоко в воде, корма высоко поднята. Винты висели в воздухе, и их колоссальные лопасти сверкали, как обнаженные мечи. Корабль был окружен буксирами. Белые потоки воды стекали по его черному корпусу, как горные водопады.

Харден подвел яхту ближе к носу танкера, рассматривая его в бинокль. Нос был искорежен от ватерлинии до палуб, и Харден поразился, как корабль вообще не потонул. Рабочие воздвигали вокруг носа танкера леса. Над водой разносился рокот больших помп, и из тех мест, где сварщики отрезали изломанные стальные листы, вырывались каскады красных искр.

Харден провел яхту мимо танкера и направился к берегу. Вскоре он увидел, что из дока Дункан к ним направляется катер.

— Приветственный комитет, — сказал он Ажарату.

Ее глаза вспыхнули, но они знали, что им нелегко придется при встрече с южноафриканской полицией.

— Спустись вниз, — приказал Харден. — Если они просто хотят предложить помощь, я скажу, что мы в ней не нуждаемся.

Ажарату, крепко сжав зубы, спустилась в каюту. Харден спокойно глядел вперед, как будто плыть на тридцативосьмифутовом шлюпе с двадцатифутовой мачтой — обычное дело. Катер подошел ближе и замедлил ход, тихо урча мотором.

— Харден!

На борт поднялся Майлс, обвешанный кинокамерами, коробками с пленкой, объективами и экспонометрами, и с улыбкой приветствовал Хардена. Его люди, коренастые светловолосые юнцы, привязали катер к яхте носовыми и кормовыми швартовами. Катер немного ускорил ход, потащив яхту за собой. Майлс удовлетворенно кивнул.

— Я так и знал, что вы доберетесь до Кейптауна. Мои люди говорили, что вас принесет сюда течение. — Он снова улыбнулся. — Конечно, они также говорили, что вы не сумеете добраться.

— Как видите, сумел, — ответил Харден.

Доннер оглядел потрепанную яхту.

— Да уж, — произнес он.

Он посмотрел на Хардена. Лицо доктора прочертили глубокие морщины. Его глаза покраснели от истощения, заросшие щеки ввалились. Он много потерял в весе, и его жилистая рука, державшая румпель, выглядела сухой, костлявой клешней. Казалось, что Харден находится в шоке и безразличен ко всему окружающему. Глядя прямо перед собой, он заговорил:

— Я хочу, чтобы вы вывезли Ажарату из страны.

— Все уже организовано, — ответил Доннер. — Она внизу?

— Да.

Доннер спустился по трапу. Когда-то красивая каюта превратилась в место побоища. Ажарату, с рукой на перевязи, прислонилась к обеденному столу, вызывающе глядя в сторону люка. Ее удивило появление Майлса — она узнала его, но не могла вспомнить, где раньше его видела.

— Добрый день, доктор Аканке. Меня зовут Майлс. Я отправлю вас домой.

Она тупо глядела в пространство.

Майлс протянул к ней свою тщательно ухоженную руку.

— Мы должны поторопиться. Возможно, власти заметили, как вы входите в залив.

Ажарату протиснулась мимо него, поднялась по трапу и заговорила с Харденом. Доннер быстро осмотрел каюты, оценивая повреждения, затем вернулся в кокпит, где Харден объяснял своей спутнице, что Доннер сделает именно то, что сказал:

— А ты? — спросила она.

— Я позабочусь о нем, — вмешался в разговор Майлс. — Доктор, мы должны поторопиться.

Он взял Ажарату за руку и отвел ее на катер. Люди Майлса уже начинали нервничать. В любой момент Администрация южноафриканских железных дорог и портов могла прислать патрульную лодку, чтобы выяснить, зачем частный катер подошел к лишенной мачты яхте.

Мало кто знает, насколько широко израильтяне действуют как неофициальные посредники между черными и белыми африканскими государствами. Система такого посредничества возникла благодаря израильской сельскохозяйственной и технической помощи, инженерным и торговым проектам, а также военно-учебным программам. Моссад использовал эту возможность, чтобы создать в Южной Африке разветвленную сеть своих агентов. Но самый худший способ налаживать секретные контакты — действовать через усердных функционеров, которые могли применить репрессии, прежде чем будут натянуты необходимые нити.

Один из людей Доннера накинул на плечи Ажарату длинный плащ с капюшоном. Доннер был поражен ее царственной осанкой, и его рука сама собой потянулась к фотоаппарату. Перенесенные испытания оставили на ее лице глубокие морщины, которые подчеркивали ее красоту и прибавляли ей благородства, свойственного только пожилым людям.

Ажарату взглянула на Хардена, и их взгляды встретились. Он поднялся, перегнулся через комингс кокпита и пожал ей руку.

— Спасибо, Ажарату. Я бы не смог ничего сделать без тебя.

Она безмолвно кивнула и бросила взгляд на черную тушу «Левиафана».

Доннеру пришло в голову, что он присутствует при тяжелом расставании — как будто потерпевшие поражение генералы обмениваются рукопожатием.

Харден снова сел за румпель, но Ажарату по-прежнему глядела на него.

— Мы увидимся? — спросила она.

— Да.

— Когда?

— Скоро.

— Пожалуйста, — сказал Доннер. — Нам нужно ехать.

— Питер! — Ажарату тускло улыбнулась. — Подари мне твои часы!

Харден без лишних слов снял с руки свой обшарканный «Ролекс», перегнулся через комингс, надел браслетку ей на запястье и поцеловал Ажарату руку. Она погладила его по голове, затем ушла в каюту катера и села там, опустив глаза в палубу.

Доннер щелкнул пальцами. Его рулевой отдал штурвал товарищу и поднялся на яхту.

— Лесли поможет вам причалить к берегу, — сказал израильтянин. — Я еще вернусь к вам.

Харден снова посмотрел на «Левиафан».

— Майлс, его починят?

— Да.

— Достаньте мне мачту.

Книга третья