Глава 16

Холодный ветер гнал яхту на юг. За «Лебедем» мчались гороподобные волны. Их гребни длиной в много сотен футов пенились и вскипали с оглушительным ревом.

Сейчас волны мчались не с юго-запада, а с запада, точно тем курсом, которому следовал Харден, чтобы встретиться с «Левиафаном». Сначала он думал, что такая перемена к лучшему, потому что единственный способ уберечься от фантастической мощи волн — держать яхту кормой к приближающимся валам, чтобы она поднималась на их гребни, прежде чем они обрушатся на суденышко. Но оказалось, что гладкий гоночный корпус «Лебедя» не приспособлен для такого движения.

Яхта просто-напросто оказалась слишком быстрой. Когда ее корма поднималась вместе с очередной приближающейся волной, нос яхты наклонялся вниз, ко дну провала. Скорость судна возрастала, и оно так быстро мчалось вниз по крутому склону, что могло врезаться носом в воду и перевернуться.

Хардену пришлось замедлить ход яхты. Он опустил штормовой парус и заменил лопасть автопилота на более маленькую. Но особого эффекта это не дало.

«Лебедь», оставшись без единого паруса, все равно плыл слишком быстро. Тогда Харден нашел самый крепкий канат, сделал на его конце большую петлю, привязал к ней тяжелый запасной якорь-плуг и бросил его за корму. Глубоко погрузившись в воду, длинный и прочный канат замедлил скорость яхты на один узел.

Тогда Харден опустил за корму еще несколько канатов. Обыскивая кормовые рундуки в поисках груза, который можно было привязать к канатам, он наткнулся на рваную грузовую сеть, подобранную в Роттердаме. Привязав ее к последнему нейлоновому канату, он потащил импровизированный трал в двухстах футах за кормой.

Тем временем стемнело. Плотные тучи закрывали звезды, и тьму рассеивало только мерцание волн, разбивающихся о корму. Канаты и сеть затормозили яхту настолько, чтобы ею можно было как-то управлять. Харден установил автопилот и отправился вниз отдохнуть.

Ажарату спокойно спала. В каюте царила непривычная умиротворенность. Рев волн и шипение пены здесь едва слышались. Хардену нужна была сухая одежда, но еще сильнее организм требовал пищи. Он не знал, сколько времени ему удастся продержаться на ногах, поэтому он привязался в камбузе страховочными концами, вскипятил воду и сделал себе смесь из чая, лимонного сока и меда. Выпив две кружки горячей густой жидкости, он принес еще одну порцию Ажарату и поднес кружку к ее губам. Она сделала несколько глотков и снова заснула.

Стенки каюты задрожали от жужжания. Это усилился ветер. Харден взглянул на барометр. Стрелка падала. За то время, пока он разделся до пояса, вытерся полотенцем и надел последнюю сухую рубашку, тяжелый шерстяной свитер и парку, барометр упал еще сильнее. Не зная, когда в следующий раз ему представится возможность поесть, Харден съел несколько ложек меда и арахисового масла, пожевал ломтик позеленевшего сыра, принял дозу амфетамина и поднялся в кокпит, выбрав момент, чтобы люк яхты не захлестнули волны.

Он оказался у штурвала как раз вовремя. Ветер, усилившийся до шестидесяти узлов, начал менять направление, и волны теперь шли навстречу «Лебедю». Харден, замечая большинство из них слишком поздно, не успевал сворачивать. Они окатывали нос, встряхивали яхту и перехлестывали через борт, снова и снова заливая кокпит. Харден всю ночь простоял у штурвала и наконец, когда ветер перешел в ровный ураган, дующий с запада, остался наедине с огромными волнами.

Наступил тусклый серый рассвет, а волны поднимались все выше и выше и стремительно мчались на яхту. Тут и там к небу поднимались отдельные всплески, похожие на клешни.

Валы становились все круче, и «Лебедь» снова плыл слишком быстро. Он зарывался носом в воду, угрожая перевернуться.

Волны ревели, выли и продолжали вздыматься к небу. Ни одна яхта размера «Лебедя» не смогла бы вынести единоборства с ними. Внезапно волна обрушилась на корму, затопив ее и вымочив Хардена до нитки. Прежде чем вода стекла обратно в море, яхта повернулась и легла на бок. Харден пытался вернуть ее на, нужный курс, но она почти не слушалась — ее тормозили волочащиеся за кормой канаты.

Со спокойствием, удивившим его самого, Харден понял, что его ждет гибель. Хотя корпус яхты и такелаж не были повреждены, она подошла к пределу своих возможностей. Харден хотел продержаться как можно дольше. Смерть не пугала его, но ему не давала покоя мысль, что «Левиафан» останется цел. Он знал, на что идет, когда объявлял войну танкеру.

Но он жалел, что Ажарату тоже обречена. Он хотел спуститься вниз и быть с ней, чтобы ей не пришлось умирать в одиночестве, но бросить сейчас штурвал было бы самоубийством. Он не имел права перестать бороться за жизнь и торопить события.

Над шлюпом поднялась огромная водяная стена. Харден крутил штурвал, разворачивая яхту. Канат, к которому была привязана сеть, оборвался около утки. Яхта развернулась кормой к волне, и Харден увидел, что еще один канат оборвался ночью. Оставались только два. Яхта ускорила бег, погрузив нос в воду под острым углом.

Зеленая вода залила бак от носа до мачты. Затем на корму обрушилась волна, швырнув Хардена через кокпит. Он ударился коленями о сиденья. Несколько секунд, барахтаясь в воде, он не видел ничего, кроме гика и мачты. «Лебедь» оказался полностью под водой. Затем нос поднялся, и яхта выбралась наверх, осев на корму и развернувшись бортом к волнам.

Харден подполз к штурвалу и попытался вернуть яхту на прежний курс, но судно поворачивалось слишком медленно. На него обрушился новый вал. «Лебедь» накренился, и его мачта легла горизонтально. В небе маячил очередной гребень, спеша прикончить яхту.

Но шлюп, лежа на боку, заскользил по склону надвигающейся волны. Не в силах остановить его бег, Харден ждал, когда нос яхты погрузится в воду в последний раз. Но яхта по-прежнему мчалась вперед, а потом, изящно приподняв корму, пропустила волну под собой.

Харден снова развернул яхту кормой к волнам. И снова нос зарылся, глубоко уйдя в воду. Рывками, преодолевая массу давившей на него воды, «Лебедь» выбрался на поверхность. Харден оглянулся, и у него замерло сердце. Яхту настигала еще более высокая волна, а за ней шел огромный бурлящий вал, почти в два раза выше того чудовища, за которым он следовал.

«Лебедь» летел вперед, таща за собой канаты, как разорванную упряжь, отчаянно поднимая корму, направленную к бурлящей горе. Он начал зарываться в воду, рассекая ее, и носовая волна кипела уже над его палубой.

Харден пытался повернуть яхту в сторону от провала. Но, недооценив ее скорость, испуганный гороподобным водяным валом, повернул слишком резко. Прежде чем он успел исправить ошибку, яхта резко накренилась. Ее нос поднялся, и через мгновение она легла на бок, скользя перед надвигающейся волной, а затем оказалась на кипящем гребне. Харден не успел понять, что произошло, когда на палубу упала тень от нового гигантского вала.

«Лебедь» боролся изо всех сил. Набрав скорость, он начал поднимать корму навстречу вздымающемуся чудовищу. Волна подняла яхту так высоко, что Харден успел увидеть вокруг себя на много миль бушующие океанские просторы. Но чем выше яхта поднималась, тем круче она опускала нос и тем быстрее плыла.

Над головой клубилась белая пена. Харден понял, что сейчас все кончится — яхта перевернется мачтой вниз. Нейлоновые канаты за кормой натянулись так туго, словно привязывали яхту ко дну океана, но все равно они не могли замедлить ее гибельного ускорения.

Внезапно до Хардена дошло, что волны несли яхту вперед с огромной скоростью, но «Лебедь», встречая очередной вал, подставив ему корму, накренялся, поднимал нос из воды и скользил на боку. Харден, к своему удивлению, понял, что чем быстрее скользила яхта, тем в большей безопасности она находилась, потому что чем больше была скорость яхты, тем медленнее гребень волны проходил под ней.

Он резко повернул штурвал, и его сердце замерло, когда яхта вытащила нос из воды и легла на борт. Закрепив руль под небольшим углом, он нашарил складной нож в кармане парки, открыл лезвие и стал резать канаты. Они цепко держались за яхту, но он перерезал их жила за жилой, держа нож обеими руками, пока не разрезал до конца.

Освободившись от пут, «Лебедь» рванулся вперед и взлетел на стену волны, надвигавшейся на яхту. Стрелка спидометра подошла к пределу. Каждый раз, когда нос начинал зарываться в воду, Харден поворачивал штурвал, яхта ложилась на бок и скользила по воде, как серфинг, взлетая на гребень. Вокруг нее бурлила вода, заливаясь в кокпит, но в следующее мгновение она в безопасности соскальзывала по задней стороне волны.

Харден снова мог управлять яхтой. Освободившись от волочившихся за кормой канатов, «Лебедь» легко слушался руля. Позволив волнам нести судно вперед и не сопротивляясь их натиску, Харден стал если не повелителем волн, то хотя бы их достойным партнером.

Но когда прошло полдня и небо прояснилось, хотя ветер явно не собирался стихать, возбуждение стало покидать Хардена. Волны, все более и более огромные, регулярно обрушивались на яхту. «Лебедь» был крепким судном, вода из его маленького кокпита быстро стекала в море, и за яхту можно было не опасаться. Но сам Харден находился в ужасном состоянии.

Он вымок до костей, безумно замерз, и силы покинули его. Он с трудом крутил штурвал. Сначала Харден решил, что заклинило колесо, но потом понял, что руки лишились сил. Ему нужны были теплое помещение, сухая одежда и пища, иначе он погибнет от истощения.

Мысли Хардена начали путаться. Он позволил яхте выйти из-под контроля. Судно слишком сильно повернулась бортом к волнам, и едва не произошла катастрофа. Затем Харден снова задремал и, когда штурвал разбудил его, ударив в челюсть, понял, что нужно спуститься вниз, прежде чем он совсем отключится.

Он включил автопилот, поставив самую маленькую лопасть, и отрегулировал его так, чтобы корма яхты находилась под углом двадцать градусов к волнам. Затем подождал, чтобы убедиться, что автопилот сумеет уберечь яхту от гигантских волн.

«Лебедь» без особого труда поднялся на несколько волн, не дав им утопить себя, и было похоже на то, что «Уолтер» справится с делом, если только волны не изменят направления. Харден рисковал, но в том состоянии, в котором он находился, другого выбора не было.

Он подождал, пока схлынет волна, поспешно открыл люк, спустился по трапу и закрыл люк за собой. Сил, чтобы преодолеть последние две ступеньки, у него не осталось, и он свалился на пол каюты, блаженно закрыв глаза. Здесь было темно и прохладно, не дул ветер, и море ревело не так сильно.

Харден не мог позволить себе погибнуть. Отчаянным усилием воли он заставил себя не спать и, не вставая, стянул с себя вымокшую одежду — парку, свитер, тельняшку. Затем штаны, нижнее белье и носки. Опираясь на трап, он нашел сухое полотенце в ящиках под штурманским столом, вытер им свою холодную кожу, волосы и лицо и только после этого поднялся.

Он надел сухие штаны, свитер с высоким воротником, носки и шлепанцы и повесил самую сухую штормовку около трапа на Тот случай, если нужно будет поспешно подняться на палубу. Ажарату по-прежнему спала. Ремни крепко удерживали ее, а сломанная рука лежала в правильной позиции. Харден поправил на ней одеяло и добрался до камбуза, где вскипятил воду и наполнил большую кружку тройной дозой пакетного супа. Плиту он оставил включенной, чтобы согреть каюту.

Выпив горячий суп, он блаженно растянулся на сиденье напротив Ажарату. Он жив, хотя уже давно считал себя мертвым. Ему сухо и тепло, его желудок наполнен — и все благодаря тому, что от Южной Атлантики его отделяет тонкая перегородка из фибергласа.

Ажарату пошевелилась на койке. Харден приготовил еще одну порцию супа и поднес кружку к ее губам. Она сделала несколько глотков, затем улыбнулась.

— Как у тебя дела? — спросил он.

— Очень хорошо. Ну и дозу же ты мне всадил! Я до сих пор ее чувствую.

— Не болит?

Ажарату осторожно приподняла сломанную руку другой рукой и поморщилась.

— Не слишком сильно.

Она приподнялась на здоровом локте, машинально натянув одеяло на грудь. Затем взяла кружку с супом и сделала большой глоток. Неожиданно ее взгляд остановился на иллюминаторе, и она замерла.

Небо закрыл очередной ужасный вал. «Лебедь» перелетел через него, заскользив по склону.

— Что происходит? — тихо произнесла она.

— Мы все еще живы.

— Ты выглядишь совершенно измотанным.

«Лебедь» снова накренился. Она откатилась к внешней переборке, инстинктивно защищая сломанную руку.

— "Уолтер"? — спросила она с сомнением.

— Старается вовсю.

— Иди ко мне, — позвала она. — Ты должен поспать.

— Ты можешь не спать на тот случай, если положение ухудшится?

— Да. Я и так слишком долго спала. — Ажарату подняла одеяло и прижалась к переборке, освобождая для него место. — Иди сюда.

Харден лег на койку рядом с ней и уткнулся лицом в ее плечо. Неуклюже действуя рукой, она подняла на нем свитер до плеч и прижалась своей теплой кожей к его телу. Неожиданно Харден почувствовал к ней влечение, и, похоже, это ее нисколько не удивило.

«Лебедь» выбрался из глубокой водяной ямы на гребень волны, и на дисплее «Лорана» засветился ряд цифр. Харден нашел координату на разграфленной карте «Лорана» и сделал отметку. Очередная волна отрезала яхту от радиосигнала, прежде чем он успел прочесть вторую координату. Зажегся индикатор потери сигнала-, и дисплей погас.

Харден нетерпеливо ждал, когда «Лебедь» поднимется на новый гребень. В полдень он пытался определить свое положение по солнцу, хотя оно светило сквозь тучи, яхту слишком сильно качало, и определить угол подъема солнца было невозможно. Ему пришлось целый час прогревать отсыревший «Лоран» теплом от плиты.

Пока «Лебедь» поднимался на очередную волну, он напряженно глядел на дисплей утомленными глазами. Ему удалось несколько часов поспать, но час, проведенный на холоде и в сырости, когда он поднимал штормовой стаксель, совершенно измотал его. Наконец экран засветился.

На дисплее появились те же самые цифры. Харден мысленно умолял яхту продержаться на гребне, пока он не получит следующий сигнал. Как раз в тот момент, когда яхта начала спуск, цифры сменились. Харден взял карту и нашел точку своего местоположения, соответствующую двум координатам.

Это был триумф.

Точка находилась как раз на толстой черной линии, которая отмечала курс «Левиафана». Он достиг места встречи раньше, чем танкер. Если повезет, будет время подготовиться.

— Как твоя рука?

— Я могу стоять у штурвала, — сказала Ажарату.

— Только не надо героизма. Если почувствуешь, что не справляешься, скажи сразу и не рискуй.

— Перевяжи мне руку.

Ажарату села на кожух двигателя и уперлась ногами в закругление днища. Харден помог ей снять свитер. От холодного воздуха ее грудь покрылась пупырышками.

Он уже изготовил новый лубок из тонкого фибергласового листа и сейчас привязал искалеченную руку ей на грудь бинтом. Потом помог ей снова надеть свитер, парку и тяжелый спасательный жилет. Повинуясь внезапному импульсу, он достал из буфета в камбузе котелок из нержавеющей стали.

— Для чего это?

Харден обернул вокруг ее головы толстое полотенце, как тюрбан, и сверху надел котелок.

— Вместо шлема.

— Я, должно быть, по-идиотски выгляжу.

На лице Хардена появилась широкая улыбка.

— Если тебя смоет волна, то ты сможешь защититься только одной рукой. — Он натянул капюшон ее парки на котелок и завязал шнурок. — Прелестно.

Он чувствовал головокружение. Его сердце бешено колотилось.

— Ты должен надеть шлем, — сказала Ажарату.

— Не могу, — мрачно ответил Харден, пытаясь мысленно сосредоточиться на предстоящем деле. — Он закроет мне обзор.

Харден закутался в свою собственную парку, сырую и холодную. В карманах лежали нож, фонарик, мигалка, кусачки, плоскогубцы и отвертка. В люк протянулся канат, к его нижнему концу была привязана брезентовая петля.

Ветер крепчал. Харден принес из кормовой каюты антенну радара, привязал ее куском каната к своему запястью и поднялся по трапу. Прежде чем открыть люк, он наклонился и прикоснулся пальцами к подбородку Ажарату. Он снова владел собой. Их глаза встретились, и он заговорил:

— Ты помогла мне доплыть, и я благодарен тебе.

Остальное я могу сделать сам.

— Я хочу помочь тебе.

— Идем.

Харден открыл люк и высунул в него голову. По лицу хлестнули холодные брызги. Запустив двигатель, он подтащил антенну к мачте. С трудом сохраняя равновесие на палубе, которая подпрыгивала и уходила из-под ног, как испуганная лошадь, он забрался на гик и начал подниматься по снастям, перебирая руками. Каждый раз, когда он подтягивался, канат, тянувшийся за ним через систему блоков, отматывался на четыре фута.

Мачта дергалась как безумная, раскачивая Хардена над крышей рубки то вправо, то влево. Под его ногами волны били в борта яхты. «Лебедь» зарылся носом в воду, и поперечная качка внезапно прекратилась. Тросы оборвались и швырнули Хардена о мачту. Он отчаянно извивался, пытаясь своим телом защитить антенну, свисавшую с его запястья.

Нос поднялся из воды. Прежде чем откачнуться назад, Харден, согнув руку, зажал трос в изгибе локтя. Он задержал его, и Харден продолжил подъем. В тридцати футах над палубой он отдохнул, оглядывая мрачные просторы зимнего океана.

Небо было таким же серым, как вода; гигантские волны по-прежнему катились с юго-востока, и крепчающий ветер снова начал свою игру, разглаживая воду между ними. Харден закончил подъем с мрачной улыбкой удовлетворения. На гребне одной из этих волн у него будет хороший обзор.

Привязавшись к вершине мачты, он протер промасленной тряпкой место крепления и установил антенну — легкую конструкцию из алюминия и проволочной сетки, в которой свистел ветер. Затем снял с электрических разъемов водонепроницаемые затычки и присоединил антенну к проводу, протянутому по мачте. Ажарату махнула рукой, когда на экране радара появился сигнал, и Харден быстро спустился на палубу.

— Это он? — возбужденно спросила Ажарату, указав на бесформенное беловато-зеленое пятно на внешнем круге шкалы, которое находилось точно по курсу.

Харден прикрыл экран ладонями, защищая его от серого дневного света, и пристально вгляделся в изображение. В первых двух кругах шкалы — десятимильный радиус вокруг яхты — творилось что-то непонятное. Он ожидал это. Его устройство не могло дать хорошего разрешения на близком расстоянии. Во внешних кругах появлялись и исчезали световые блики.

Большое зеленое пятно начало тускнеть.

— Это только большая волна, — объяснил Харден. — Видишь? Она исчезает.

Ажарату придвинулась поближе, для равновесия ухватившись за его пояс. Харден оперся руками о закрытый люк и слегка отодвинулся, чтобы она тоже могла видеть. «Лебедь» взбирался на высокую волну, и во внешнем круге мигали отражения далеких волн, но ничего похожего на сигнал, отраженный от стального корабля, видно не было.

— "Левиафан" слишком далеко, — сказал Харден. — Следи за экраном.

Он прикрепил страховочный линь Ажарату к лееру и укоротил его, чтобы ей было обо что опереться.

Затем он отключил автоматическое рулевое управление и повел яхту зигзагами, поворачивая ее носом то к востоку, то к северу, имитируя вращение антенны радара. Несколько раз Ажарату казалось, что она что-то видит, но светлая точка тут же исчезала. Харден находился меньше чем в десяти футах от нее, но ей приходилось кричать изо всех сил, чтобы он расслышал ее за ревом волн и воем ветра.

Через некоторое время Харден оставил свои попытки. «Левиафан» еще слишком далеко. Он не мог допустить мысли, что радар не работает или корабль уже прошел мимо. Должно быть, танкер сбавил скорость из-за гигантских волн.

Небо на западе потемнело. Ветер как будто собирался меняться. Он дул то так, то эдак, еще слишком переменчивый, чтобы повлиять на движение волн, но его хватало, чтобы трепать штормовой стаксель и сбивать яхту с курса. Харден помог Ажарату встать к штурвалу, привязал ее страховочным линем и велел держать курс на северо-восток. Если шторм будет усиливаться, то необходимо встретиться с «Левиафаном» как можно скорее.

Подперев гик подставкой, Харден прицепил на него канат с блоком и пропустил брезентовую петлю через люк. Спустившись вниз, он закрыл за собой крышку люка, чтобы в него не залетали брызги, достал из-под пола каюты деревянный ящик, поставил на одеяло и потащил к трапу.

«Лебедь» резко накренился, заскользив по гребню волны. Харден отскочил в сторону за мгновение до того, как ящик врезался в переборку. Сняв самые нижние ступеньки трапа, он прижал ящик к кожуху двигателя, оторвал крышку и засунул ствол ракетницы в брезентовую петлю. Затем он натянул трос, свисавший с гика, и распахнул крышку люка. Под дном яхты ворчал водяной вал, и вниз по трапу хлынул поток воды, обрушившийся на грудь Хардену.

Харден потянул за другой конец каната. Это было трудно.

Сначала ракетница не поднялась над кожухом двигателя, но потом «Дракон» повис перпендикулярно гику и стал подниматься легко. Однако он раскачивался в такт с колебаниями судна и ударялся в заднюю тиковую переборку, откалывая от нее щепки.

Харден залез на кожух двигателя и прикрыл переборку плечами, продолжая тянуть за канат. Его лицо находилось на одном уровне с приборной панелью. Он взглянул на радарный экран. На нем по-прежнему было пусто. Индикатор скорости показывал восемь узлов. Когда «Лебедь» мчался вниз по склону волн, стрелка доходила до одиннадцати. Ветер усиливался, и Харден понимал, что необходимо спустить штормовой парус, но сперва — оружие.

Подъем на мачту отнял у него много сил, и руки болели. «Дракон» покачнулся, прежде чем Харден успел его остановить, и повернулся в петле, угрожая выпасть из нее. Схватившись одной рукой за канат, Харден подставил под оружие плечо. На его плечевую кость обрушилось сто пятьдесят фунтов металла. От боли у него потемнело в глазах. Харден выпрямил ноги и со всей силой дернул за канат. Теперь «Дракон» был надежно закреплен в петле. Задыхаясь от боли, он продолжал тянуть.

— Ветер усиливается! — прокричала Ажарату.

Харден ничего не ответил, и ей осталось только наблюдать, как черный цилиндр медленно поднимается на палубу.

Харден тянул за канат, пока «Дракон» не поднялся над люком. Затем он закрыл крышку люка, опустил на него оружие, чтобы немного отдохнуть, и переместил блок с канатом к концу гика. Когда он снова поднял ракетницу, та повисла над передней частью кокпита. Харден встал коленями на поперечное сиденье позади люка и стал осторожно опускать оружие, пока оно не коснулось его плеча. Сняв крышки с линз, он посмотрел в прицел. Его сердце громко стучало — как от возбуждения, так и от напряжения. В перекрестье прицела попала верхушка огромной волны. «Лебедь» стал боевым кораблем.

Харден закрыл линзы, вытащил ракетницу из петли и протянул тросы от каждого конца четырехфутового цилиндра к палубным уткам, чтобы оружие не качалось. Ажарату не сводила с него глаз. Он повернулся и встретил ее взгляд, готовясь к немой борьбе, но не увидел в ее глазах ни страха, ни возмущения, только покорность судьбе, а затем что-то еще, может быть восхищение, но она отвела взгляд прежде, чем он смог определить что именно.

Ветер продолжал разглаживать воду в провалах между волнами. Харден решил, что это хороший знак. Видимость улучшилась — по крайней мере когда волны поднимали яхту над бушующим морем, — и он подумал, что если ветер будет продолжать дуть с такой же силой, не изменит направления и не нагонит поперечную волну и если «Левиафан» появится до темноты, то у него будут неплохие шансы на успех.

— Свет! — закричала Ажарату, упираясь в штурвал ногой и показывая пальцем на экран радара.

Харден прикрыл экран ладонями. Яркая зеленая точка на внешнем краю внутреннего кольца. Слишком близко. Может быть, волна? Или помеха? Точка погасла. Но когда нос яхты поднялся, загорелась снова. Харден глядел на нее, не отрываясь. В нем росло возбуждение. Он оценивал яркость сигнала, надеясь, что это не волна, тем более что волна не может существовать так долго, беззвучно молясь, чтобы это не оказался другой корабль. Но они находились в пятидесяти милях западнее судоходной линии на Кейптаун, и если это и был корабль, то только «Левиафан».

Как ему удалось так близко подойти к яхте, оставшись незамеченным? Вероятно, шторм оказался слишком сильным для радара. Светлая точка пересекла второй круг. До нее осталось десять миль — меньше часа пути. Харден отвернулся от экрана и посмотрел на палубу.

— Он? — спросила Ажарату.

— Он.

Харден взялся за штурвал и, используя светлую точку на экране радара вместо компаса, поплыл на нее. Точка светилась все ярче и ярче, а небо на западе становилось все темнее и темнее. Харден вел яхту прямо на танкер. Точка, продвигавшаяся к центру экрана, показывала, что расстояние между ними уменьшается.

Ветер выл в такелаже и гнал волны, по-прежнему разглаживая воду между ними. Харден время от времени менял курс, чтобы корма «Лебедя» безопасно принимала на себя удары волн. Затем он снова брал курс на точку, и яхта пересекала широкий провал, настигаемая очередной волной.

— Гром, — сказала Ажарату, наклонив голову и опустив капюшон парки, и тут же снова подняла его, чтобы не замерзнуть.

Через несколько минут Харден тоже услышал гром — гулкий раскат точно по курсу, но ни одна молния не освещала мрачное небо и не вонзалась в разбушевавшееся море.

Внезапно ветер подул с северо-запада. «Лебедь» отшвырнуло назад. Экран радара погас. Харден протиснулся мимо Ажарату, чтобы проверить прибор, и инстинктивно пригнулся, когда над головой пролетела тень. Это была антенна радара. Ветер, оторвавший ее от мачты, нагонял сильную поперечную волну.

На яхту надвинулась мрачная туча, и через мгновение по судну захлестал дождь со снегом. Харден добрался до штурвала, и они с Ажарату пригнули головы, защищая лица от колючих снежинок. Воющий ветер донес до них очередной раскат грома. Он гремел все ближе и ближе. Снег сменился ледяным дождем и прекратился.

Харден оглянулся и увидел огромную волну, быстро надвигающуюся с юго-запада. Ее гребень обрушился вниз тоннами бурлящей воды, настигая яхту с пугающей скоростью.

Схватившись за штурвал обеими руками, Харден пытался удержать яхту по ветру, чтобы принять удар волны в корму. Гребень вала маячил высоко над головой, угрожая потопить яхту, но она начала подниматься по склону и наконец достигла вершины, где стала барахтаться, как щепка в стремительном потоке. Новые волны поднимались на горизонте, как пики далеких гор.

На их фоне Харден увидел огромный черный предмет, неумолимо надвигающийся через бушующий хаос.

«Левиафан».

Идет прямо на них.

Глава 17

Черный танкер, увенчанный белыми брызгами, разрезал гигантские волны и пересекал провалы между ними, уверенно продвигаясь сквозь шторм. Над его трубами поднимались бледные струйки дыма. Широкий нос равномерно вздымался из воды и падал вниз, как молот.

Громоподобный рев эхом разносился над пучиной.

«Лебедь» мчался по тыльному склону волны, скатываясь в глубокий кипящий провал, и Харден потерял «Левиафан» из виду. Он изо всех сил направлял яхту через хаос поперечных волн к следующей волне.

Ажарату забралась на палубу позади него и выкрикивала направление. Харден правил яхтой согласно ее указаниям, и «Лебедь» внезапно начал подниматься. Затем яхта оказалась на гребне волны, скользя по густой белой пене. Харден крутил штурвал, пытаясь ненадолго удержать судно на вершине и прикинуть расстояние до «Левиафана».

Он ощущал себя автоматом. Все его чувства сфокусировались на огромном черном корабле. Звуки моря отступили. Харден смутно сознавал, что Ажарату пригнулась рядом с ним, готовясь перехватить штурвал. Его глаза как будто превратились в ясные и неподвижные окуляры бинокля, а в мозгу включился дальномер.

Он знал наверняка, в какое место ему нужно направить свою ракету. Через четыре секунды «Лебедь» должен соскользнуть с гребня вниз. В трехстах ярдах по левому борту мчалась гигантская волна. От «Левиафана» ее отделяли еще два вала. Но танкер пересечет их за то же время, какое понадобится «Лебедю», чтобы доплыть до первого из них. Он проплыл шесть тысяч миль, а сейчас у него осталось только пять секунд.

«Лебедь» сполз с гребня. Больше не видя танкер, Харден правил против ветра, пока волна не промчалась мимо. Затем он стал пересекать провал, огибая острые волны, которые поднимались вокруг яхты, как стены живого лабиринта. Он услышал грохот, означающий, что «Левиафан» врезался в первый вал на своем пути, и понял, что «Лебедь» движется слишком медленно, потому что не пересек еще и половины провала. Рискнув пройти через узкий проход между двумя волнами, готовыми столкнуться, он еще дальше отклонился в бейдевинд. «Лебедь» ускорил движение, но волна накрыла нос, и, когда зеленая вода залила переднюю палубу, Харден испугался, что яхта не выплывет. Но она вынырнула из-под воды, как из-под грязного одеяла.

Когда ворчание волны перешло в рев, а ее гребень навис над головой, Харден приказал Ажарату встать за штурвал.

— Оставайся на гребне как можно дольше.

Она взялась за штурвал без единого слова, и ее широко раскрытые глаза не отрываясь смотрели на водяной вал. Харден отвязал «Дракон», встал на колени рядом с оружием и положил, ствол себе на плечо.

Сняв крышки с линз, он поймал волну в перекрестье прицела, установил указатель расстояния на триста ярдов и слился телом с оружием. «Лебедь» стал подниматься по склону волны. Прицел оказался над левым бортом, и Харден убедился, что огненный выхлоп не заденет Ажарату.

Нос яхты резко накренился. Она наполовину поднялась на волну, стремясь оказаться на гребне, пока он не обрушился на них. Вода забурлила, и «Лебедь» стал отклоняться от курса. Волна превратилась в хаос. Ажарату управлялась со штурвалом, работая одной рукой и коленом. Яхта выпрямилась, продолжая подниматься.