Глава 2

Оказавшись внутри большой палатки, Элис стянула перчатки и молча огляделась. Даже мягкое золотое мерцание масляной лампы не могло улучшить спартанской обстановки и сделать ее уютной: На сыром земляном полу недалеко от левой тканевой стены находилась лежанка из мехов, рядом стоял табурет с грудой меховых одеял. Напротив расположились открытый сундук и деревянная скамеечка для молитв. Кроме нее, единственным предметом мебели оказался переносной умывальник. Масляная лампа висела на крюке центрального шеста.

— Палатка ваша? — спросила Элис сэра Николаса, откидывая капюшон и открывая свои влажные спутанные волосы.

— Теперь ваша, мадам. Один из моих ребят приютит меня. Том, мой оруженосец, перенесет мою одежду. Вы что-нибудь ели?

— Да, немного хлеба с маслом в полдень. Он нахмурился.

— Я прикажу приготовить нормальной еды. Уже пробило пять, но, несмотря на облака, еще несколько часов будет светло, так что вы, вероятно, захотите отдохнуть перед ужином.

— Может ли кто-нибудь принести мне воды?

— Чтобы пить? Есть фляжка…

— Чтобы смыть с себя дорожную пыль, — ядовито ответила Элис. Она показала свое запачканное грязью запястье. — Моя кожа обычно не такого цвета, уверяю вас, сэр. Он ухмыльнулся:

— Может, вы тогда примете ванну, госпожа? — Он махнул рукой в сторону маленького умывальника.

Она с сомнением посмотрела на него.

— А здесь нет нормальной ванны?

— Полагаю, ее можно принести из замка, но тогда вы смертельно простудитесь.

— Вряд ли можно быть мокрее или холоднее, чем я сейчас, — заметила она, — и я бы очень хотела…

— Я прикажу нагреть воды, — улыбнулся он, весело качая головой. — У меня нет ни полога, ни навеса, но, думаю, стены палатки защитят вас от сильных сквозняков. Тем не менее вы не должны мыть голову, леди Элис.

— Уж подобного она не сделает, — вставила Джонет, кисло глядя на свою госпожу, — потому что волосы не высохнут в такую погоду. Вот уж удумали! Вы можете сделать все, что вам нужно, и в раковине, миледи, так что нет надобности заставлять людей сэра Николаса целый час таскать воду, только чтобы удовлетворить глупый каприз.

Сэр Николас улыбнулся Джонет.

— У меня нет возражений. К тому времени как они найдут подходящую бадью, у нас уже будет горячая вода. Думаю, она согреет вашу госпожу, а это уже неплохо.

Элис благодарно кивнула, показав на свои волосы, которые уже и без того были давно мокрые.

— Мытье пойдет им только на пользу.

— Nage, mi geneth. — Его сильная рука легла на ее голову, ощупывая волосы. — Они всего лишь влажные, а не мокрые насквозь, как после мытья. Ваша служанка Права. Вытрите их досуха, а потом расчешите. Я бы, пожалуй, хотел увидеть их сухими, — добавил он. — Хотя они и не темные, какими, на мой взгляд, должны быть красивые женские волосы, они будут похожи на расплавленное золото и, может быть, станут даже красивее, чем у ее высочества, потому что у нее они гораздо светлее. Невзрачные, показалось мне, хотя и длинные и гладкие как шелк.

От его прикосновения по ее дрожащему телу пробежала горячая волна, и Элис, обескураженная новым ощущением, отступила на шаг и отвернулась, стараясь, чтобы он не мог понять, какое воздействие оказывает на нее.

— Благодарю вас за вашу доброту, сэр, — ровно произнесла она. — С нетерпением жду, когда смогу насладиться ванной. — Непроизвольно махнув рукой, как бы отпуская его, она повернулась к Джонет:

— Есть ли у нас травы, чтобы добавить в воду?

— Да, миледи, когда принесут сундуки с вьючных лошадей. А пока лучше вам снять мокрый плащ.

Элис кивнула, но прежде чем она успела снять алый плащ, сзади прозвучал голос сэра Николаса, испугавший ее:

— Оставайтесь в плаще. — И добавил для Джонет:

— Мокрый или нет, но в нем ей будет теплее, чем без него, если только у вас нет другого в багаже.

— Я думала, вы ушли, чтобы отдать приказания насчет моей ванны.

Он все так же ровно спросил:

— У вас есть другой плащ, миледи?

— Не такой теплый, как этот, но у моей матери, кажется, есть меховой. Возможно, раз уж ваши люди идут в замок…

— Плащ вашей матери заражен, — сказал он. — Оставайтесь в своем, пока я не подыщу вам что-нибудь подходящее. Тогда мы сможем высушить ваш плащ у огня.

— Вы так сильно беспокоитесь об инфекции, — удивилась она, — что я не могу не спросить, как же вы можете рисковать, посылая своих людей только за тем, чтобы принести мне ванну?

Он покачал головой.

— Вы забываете, что валлийцы, похоже, невосприимчивы к этой болезни. У меня есть несколько здоровых шотландцев и…

— Шотландцев?! — Она смутно припомнила, что раньше он говорил о каких-то иностранцах. — Но ведь шотландцы наши враги!

— Тем не менее они здесь есть, а также французы, которые вовсе не враги короля.

Она нахмурилась.

— Наемники!

— Если вам так больше нравится. Так, значит, я пошлю за вашей ванной шотландца? Может, он заболеет и умрет, к вашей радости.

Она демонстративно повернулась к нему спиной, и в тот же момент порыв холодного воздуха сообщил о его уходе. Она услышала его голос, но не обратила никакого внимания на слова, сосредоточившись только на своих делах.

— Похоже, скоро нам придется ехать в Лондон, Джонет.

— Да, госпожа. Я никогда там не была.

— Я тоже. — Она поморщилась. — Интересно, что значит быть под попечительством короля? У меня нет ни малейшего желания оказаться рабыней Элизабет, но если опека похожа на воспитание в чужом доме, то так и случится, потому что она говорила мне как-то, что собирается замуж за тюдорского мошенника. Скорее всего она, конечно, лгала, как и тогда, когда говорила, что Дикон бедняжки Анны хочет жениться на ней, или когда растрезвонила всем, что он подарил ей платье на Рождество, хотя Анна сама отдала ей ткань, оставшуюся от ее собственного платья.

— Тюдор объявил ее принцессой, — заметила Джонет.

— Да, — задумчиво согласилась Элис, — и для него такой поступок — большой риск, потому что если она действительно принцесса, то и ее братья считаются тоже королевской крови, и, значит, Тюдор не имеет законного права на трон.

— Лорд Драфилд сказал, что Генрих Тюдор предъявил свои права на трон по праву битвы, и Господь, даровав ему победу, ясно указал на него как на короля.

Элис дернула плечом.

— Господь не может быть так жесток. Нашего короля Предали люди, которым он доверял, и в этом все дело. Если Тюдор избран Богом, почему он начал отсчет своего правления со дня перед битвой? Я жду, что Господь накажет его за такое жульничество, а ты нет?

— Мы знаем, почему Тюдор сделал так, — раздраженно ответила Джонет. — Иначе невозможно назвать предателями тех, кто верно сражайся за своего короля. Объявляя свое правление на день раньше битвы, он называет их предателями по отношению к себе, но что Бог думает о его поступке, станет известно, только когда он этого захочет.

— Я знаю, в чем тут дело. — Почувствовав сквозняк, Элис резко обернулась и увидела оруженосца Тома, вошедшего в палатку.

Он поклонился, коснувшись волос на лбу.

— Я пришел за вещами моего хозяина, с вашего позволения, миледи.

Элис кивнула и посмотрела на Джонет, ничуть не удивившись мрачному выражению на ее круглом лице. Элис и сама хотела бы знать, как много парень услышал из их разговора и не передаст ли он ее слова своему господину.

Когда Том вышел, неся перед собой тяжелый сундук, Джонет прищелкнула языком.

— Знаю, знаю, — опередила ее Элис, — и ты права. Впредь я буду думать, что говорю.

— Ну-ну, — проворчала Джонет.

Элис печально усмехнулась.

— Клянусь тебе, что исправлюсь. Право же, я ведь хорошо вела себя последние несколько месяцев, разве нет?

— Только из страха перед тяжелой правой рукой ее светлости, — возразила Джонет.

Сдвинув брови, Элис задумчиво произнесла:

— Я не любила леди Драфилд, это правда, но неудовольствия Анны я боялась больше. Она так ласково обращалась с нами, что малейший упрек… — Боль, острая как кинжал, застала ее врасплох, и слезы закапали из глаз. Она отвернулась, безуспешно стараясь подавить всхлипы, готовые перерасти в безудержные рыдания.

Джонет быстро подошла к ней и обняла своими крепкими руками.

— Ну-ну, не надо, девочка, — повторяла она. — Слезами горю не поможешь. Она умерла уже почти полгода назад, и даже к лучшему, потому что если бы она осталась жива и услышала, как злодеи убили его и надругались над благородным телом его величества, разорвала бы себя на части от стыда. Подумай обо всем и вытри слезы. Эгоистично плакать о своем собственном горе.

Всхлипывая и стараясь взять себя в руки, Элис повернулась и приникла головой к пышной груди Джонет, позволяя баюкать себя как ребенка. Наконец ее всхлипы утихли, и она выпрямилась, откинула волосы с заплаканного лица и промолвила:

.

— Нечестно с моей стороны думать только о себе. Ты .права, что напомнила мне, какую боль она могла бы испытать. Господь в своем милосердии забрал ее раньше, чтобы избавить от страданий, а я тут жалею, что она не с нами.

[ — А теперь не думай ни о чем, — ласково приговаривала Джонет. — Сядь-ка на табурет и дай старушке Джонет сделать все, что в ее силах, чтобы высушить твои волосы, пока готовится ванна.

Свои длинные волосы Элис из-за капюшона носила распущенными. Освобожденные от него, они упали влажными кудрями, достигнув ее талии. Как только первый из их сундуков принесли в палатку, Джонет отыскала в нем полотенце и принялась усердно вытирать голову Элис. Однако, несмотря на все ее усилия, задолго до того как принесли бадью и начали носить ведра с горячей водой, Элис продрогла до костей. Вода быстро остывала, оставляя в воздухе клубы пара, так что, как только Джонет решила, что для их целей воды достаточно, она приказала солдатам оставить два последних ведра и выйти. Потом, закатав рукава, она приказала Элис залезть в бадью.

Быстро сбросив сырую одежду, Элис повиновалась. Но вода показалась слишком горячей для ее замерзших пальцев, и, окунув одну ступню в ванну, она с криком отдернула ее. Но Джонет оставалась непреклонной.

— Залезай, — приказала она, продолжая разговаривать так, будто Элис еще ребенок. — Ты не можешь просто потому, что твои ноги замерзли. Садись, иначе, если ты будешь ждать, пока вода остынет для ног, она будет слишком холодна для твоего тела, так что поторопись.

Вскоре Элис с закрученными в тяжелый узел на макушке волосами сидела, согнувшись, в ванне, а Джонет поливала горячей водой ее плечи и терла спину жесткой мочалкой, от которой ее кожа скоро стала розовой. Мыло пахло сиренью, и его аромат, смешавшийся с травами, добавленными в воду, быстро наполнил палатку.

Когда Мерион подошел к палатке с тяжелым темным плащом в руке, он не мог не восхититься исходящим от ванны благоуханием.

— Я пришел, чтобы принести вам плащ, — сказал он, — и убедиться, что все в порядке, миледи, но уверен, что теперь останусь, чтобы насладиться вашим великолепным запахом.

При звуке его голоса Элис испуганно вскрикнула, поспешно прикрыв руками свою крепкую, с розовыми сосками, грудь. Когда довольный взгляд сэра Николаса стал смущенным, она с достоинством произнесла:

— Я не привыкла развлекать джентльменов, когда принимаю ванну, сэр.

— Но наверняка в Англии, как и в Уэльсе, существует обычай, что все домочадцы принимают ванну вместе, — ответил он, не отрывая от нее взгляда. — Разве меня ввели в заблуждение?

— Нет, — признала она, еще крепче прижимая руки к груди. — Такое действительно принято в большинстве домов, сэр, но я воспитывалась в доме герцога и герцогини Глостерских, где мне предоставлялось больше уединения. В действительности даже в Драфилде я привыкла купаться вместе только с другими девушками-воспитанницами. И мужчины не входили в нашу комнату, кроме тех, кто приносил воду.

— Даже еще будучи герцогом, ваш повелитель вел себя по-королевски, я думаю, — отметил он, все еще разглядывая ее, — и, кажется, позволял подобное и своим подопечным.

Джонет между тем продолжала тереть ей спину, не обращая внимания на гостя, но Элис боялась, что еще чуть-чуть, и она сотрет ее кожу совсем. Она умоляюще взглянула на валлийца, заметив блеск в его глазах и дрогнувшие в улыбке уголки губ. Его веселила создавшаяся ситуация!

— Было бы очень мило с вашей стороны, сэр, если бы вы проявили доброту и разрешили мне уединиться, — спокойно попросила она. — Ваше присутствие беспокоит меня.

— Неужели? — Его голос звучал ниже, как будто пульсируя. И он так и не отвернулся.

Огонь, появившись на ее щеках, быстро распространился по всему ее телу, согревая его так, как не могла согреть вода, вызывая трепетное покалывание под самой кожей. Она чувствовала, как бьется, нет, колотится в груди ее сердце, и когда он прошелся своим взглядом по всему ее телу, ей показалось, будто его большие руки касались ее в тех местах, где даже Джонет никогда раньше не смела дотронуться.

— Пожалуйста, сэр, — прошептала она, не в силах говорить громко. И отвернулась.

— Да, госпожа. — Его голос прозвучал хрипло. — Я ухожу.

Мгновение спустя он вышел, и она облегченно вздохнула. Ни один мужчина не смотрел на ее обнаженное тело с Тех пор, как она девять лет назад покинула Вулвестон. Фактически она вообще не могла припомнить ни одного такого момента, но в чем она абсолютно уверена, так в том, что ни один взгляд не вызывал в ней такого вихря чувств, как сейчас. Даже теперь, когда он ушел, напряжение сохранилось. Она съежилась в ванне.

— Выпрямитесь-ка теперь, мисс Элис, — скомандовала Джонет, — чтобы я могла намыливать дальше.

— Я сама, — быстро ответила Элис и, схватив мочалку, стала поспешно намыливать грудь и живот, а потом смыла пену. — Вода становится холодной, Джонет. Принеси мне полотенце. И перестань разговаривать со мной так, будто мне четыре года.

— Да, госпожа.

Джонет поспешила выполнить просьбу, а Элис стояла, настороженно глядя на дверь, в страхе, что сэр Николас или кто-то из его людей может войти. Но никто не вошел, и вскоре она уже завернулась в большое мохнатое полотенце. По ее приказу Джонет отыскала в одном из сундуков французскую накидку, и в ней, надетой поверх льняной сорочки и шерстяного платья, ей стало почти так же тепло, как в ее собственном плаще или плаще Мериона, все еще лежащем грудой на полу, там, где он его уронил.

— Я позову кого-нибудь, чтобы вылили бадью, миледи?

— Да, — согласилась Элис, — и мы пойдем к огню. — Приподняв спереди подол юбки, достаточно длинной, чтобы согласно моде ложиться складками у ног, она повернулась, отбросила назад шлейф свободной рукой и вышла из палатки.

Она почти ждала, что Мерион не разрешит им присоединиться к остальным, особенно после того, как отказалась надеть принесенный им плащ, но он только улыбнулся ей. Она радовалась сгущающимся сумеркам, потому что ее щеки вновь запылали, как только он взглянул на нее, а она не могла думать ни о чем, кроме того момента в палатке, когда он стоял и смотрел на ее обнаженное тело, как собака смотрит на любимую кость.

Наблюдая за ним из-под ресниц, она снова отметила, что он красив и силен. Таких широких плеч она не видела со дня смерти короля Эдуарда, а ростом он, пожалуй, мог и превзойти его. Действительно, если темные волосы Мериона заменить на золотистые, его легко можно принять за Плантагенета. Она вспомнила, что Дикон Анны был брюнетом, но он и ростом не походил на Плантагенета.

— Ваш ужин готов, — сообщил сэр Николас, прерывая ее мысли. — Поскольку дождь, кажется, обошел нас стороной, будете ли вы есть здесь, у костра, или вы и за трапезой предпочитаете уединение?

В его голосе не слышалось насмешки, и она улыбнулась ему.

— Вы, должно быть, считаете меня дурочкой, сэр. Честно говоря, я не могу понять, почему ваш приход привел меня в такое замешательство. Тратить зря горячую воду, когда есть другие, кто мог бы ею воспользоваться, — действительно глупый обычай.

Нет сомнения, привычки в Миддлхэме можно назвать весьма экстравагантными.

— Несомненно, — согласился он, улыбаясь в ответ. — Ручаюсь, что там не спят все вместе в одной комнате.

— Господи, неужели подобный старый обычай все еще действует в Уэльсе?

Он усмехнулся:

— Да, и во многих домах, так же как и во многих английских, я уверен. Но если вы действительно хотите знать, бытует ли он во всех без исключения уэльских домах, то должен Признать, что нет. Мои родители потребовали для себя некоторого уединения еще до того, как оно вошло в моду, а поскольку дом наш большой, у матери и отца существовала возможность иметь еще и свои личные спальни.

— Так же, как у милорда Ричарда, — произнесла она, вновь охваченная печалью.

— И как у ваших родителей, судя по тому, что я видел.

— Думаю, да, — согласилась она, — но теперь это стало обычным для всех дворянских домов Англии.

— Да. — Он немного помолчал. Увидев, что юный Том стоит рядом с парой грубых деревянных подносов в руках, он сделал знак парню прислуживать Элис и Джонет.

Один из солдат принес для них два табурета, Элис села и стянула перчатки, чтобы есть. Жидковатое мясное рагу с несколькими кусками черствого хлеба показалось ей необыкновенно вкусным. Она ела с удовольствием, облизывая пальцы и макая хлеб в соус. Закончив есть, она вымыла руки в ведре, которое принес Том, вытерла и снова натянула перчатки.

Сэр Николас подождал, пока она расправит их, и подал ей кружку эля.

— Выпейте, госпожа. Эль вас согреет.

— Да, конечно, — согласилась она, осторожно отхлебывая. Напиток оказался крепкий, так что она не торопилась и, наслаждаясь теплом костра, решила не пить много, а то станет сонной. Однако скоро поняла, что ее глаза слипаются, и она не могла подавить зевоту.

Стемнело, и один из солдат стал настраивать лютню. Ветерок с реки добавлял странную гармонию в звуки лютни, и позади круга света у костра, сквозь туман, все еще окружающий лагерь, Элис видела серебряное мерцание ущербной луны над темной тенью замка. Зловещий лунный свет слабо освещал пейзаж, но делал людей, двигающихся вне круга света, похожими на призраки. Хорошо, подумала Элис, что она не из пугливых.

Полчаса спустя она встала, протянула свою пустую кружку сэру Николасу и подобрала юбки.

— День был долгий, — пробормотала она. — Если вы позволите…

— Идите с моим благословением, мадам, — напутствовал он. — Я провожу вас в вашу палатку.

Она кивнула на Джонет, которая пошла вслед за Элис:

— Моя камеристка сделает все, что нужно, сэр. Вам нет причины беспокоиться.

— Как скажете, мадам, но все-таки я пойду с вами. А заодно проверю часовых.

Холодок пробежал по ее спине, когда она поняла, что совершенно не подумала о часовых.

— Вы боитесь, что мы попытаемся убежать? — спросила она, стараясь сохранить беззаботный, даже поддразнивающий тон, но уверенная, что он услышит напряжение в ее голосе. — У меня не хватит храбрости, сэр, клянусь вам.

Если он и услышал странные нотки в ее голосе, то отнес их на счет простого страха.

— Мне приказано охранять вас, — проговорил он, — да и моих людей тоже, так что я выставил часовых, ведь здесь у нас много врагов. Но мои солдаты всегда настороже, и у вас нет причин для страха.

Она промолчала, подобрала юбки одной рукой и позволила ему взять себя под руку, чтобы проводить до палатки. Джонет шла за ними.

Оказавшись в палатке, Элис обнаружила, что появилась еще одна лежанка и новые шкуры. Она поблагодарила сэра Николаса за заботу, но очень осторожно, чтобы не дать ему повода задержаться.

Оставшись наедине с Джонет, она подняла повыше лампу и задумчиво посмотрела на нее.

— Знаю я ваш взгляд, — осторожно заметила Джонет. — Умоляю, что еще за неприятность вы себе задумали?

Секунду Элис думала, не солгать ли ей и сказать, что у нее и в мыслях нет никаких проказ. Она знала, что может разыграть возмущенную невинность перед самыми лучшими обманщиками, но знала также, что Джонет всегда разгадает ее игру, и очень быстро. Прислушиваясь к приглушенным шагам снаружи, она прижала палец к губам и повернулась к своей постели со словами:

— Принеси мне вон тот сундучок рядом со скамеечкой, хорошо? Я хочу помолиться до того, как мои глаза совсем закроются.

Порывшись в сундучке, Элис нашла свои четки и встала на колени на скамеечку. Но вместо молитвы она сделала знак Джонет приблизиться и прошептала:

— Я должна увидеть своего отца вопреки всем приказам валлийца. Здесь какая-то тайна, Джонет. Ты слышала, что сказал сэр Николас? Мой брат Роберт умер, а мой брат Пол отправился на воспитание всего две недели назад.

— Да, а бедные ягнятки вот уже девятый год лежат в своих холодных могилах. Что бы все это могло означать, миледи?

— Не знаю, но хочу узнать. Тебе известно, что я редко подхватываю болезни, так что я не боюсь находиться в стенах замка. Честно говоря, я больше боюсь демонов, которые могут быть между палаткой и замком, но уверяю тебя, что благополучно проберусь внутрь.

— Я пойду с вами.

— Ты не сделаешь и шагу! — приказала Элис, от испуга повышая голос. Опомнившись, она прошипела:

— Мне нужно, чтобы ты оставалась здесь и пресекла любые попытки войти в палатку. Я уже достаточно разыграла свою любовь к уединению, хотя, признаюсь, не надеялась, что это мне поможет убедить всех не беспокоить нас. Но если они все-таки попробуют, я рассчитываю, что ты защитишь меня. Скажешь им, что я вышла по нужде, или придумаешь что-нибудь еще. Только не упоминай о замке.

— Когда вы пойдете? — спросила Джонет, капитулируя быстрее, чем ожидала Элис.

— Как только в лагере все утихнет. Труднее всего будет не заснуть. Эль почти добил меня; я просто засыпаю на ходу.

— Тогда поспите, госпожа. Я разбужу вас.

Элис с сомнением посмотрела на нее.

— Откуда мне знать, что ты не оставишь меня спать до рассвета?

Джонет с достоинством ответила:

— Вы можете доверять мне, как доверяли всегда, мисс Элис. Я находилась при вас с младенчества и ни разу не предала. К тому же, — добавила она с кривой усмешкой, — мне не меньше вашего интересно узнать ответ на загадку, а с вами отец может поговорить.

От ее невинных слов у Элис мурашки побежали по спине.

— Надеюсь, что может, — прошептала она. — В прошлом он разговаривал со мной только тогда, когда я плохо себя вела. Даже зная, что сейчас он умирает, я боюсь, что мой язык застрянет во рту, а губы окаменеют, как бывало раньше. Он требовал, чтобы я рассказала ему о своих проступках, а я не могла его послушаться, и он наказывал меня еще больше, называя дерзкой упрямицей.

— Ну, ему, разумеется, не понравится, что вы вошли в дом, где свирепствует болезнь, — рассудительно заметила Джонет, — но если он болен так сильно, как говорит валлиец, вам нет нужды бояться его гнева. Ну а теперь ложись, дитя, и поспи хоть немного.

Элис кивнула, быстро прочла молитвы и встала, чтобы Джонет сняла с нее накидку и платье. Потом, оставшись в льняной рубашке, она забралась под меховые одеяла и, как только ее голова коснулась лежанки, мгновенно заснула.

Она сопротивлялась, когда Джонет попыталась разбудить ее несколькими часами позже, но камеристка настойчиво продолжала удерживать ее одной рукой, а другой — тормошить. Наконец Элис проснулась и села, протирая глаза. Лампа погасла, и в палатке царила тьма. Тем не менее, одеваясь, она старалась не вставать в полный рост, боясь, хоть и напрасно, случайно отбросить тень, которую увидят снаружи. Ничуть не думая о моде, а только об удобстве одежды, она завязала пояс на талии и подоткнула под него подол юбки, чтобы та не мешала ходьбе. Потом она взяла с пола плащ Мериона — ледяной воздух уже не позволял пренебречь им — и шагнула к выходу.

Джонет остановила ее, тронув за локоть.

— Стража, — прошептала она.

Кивнув, Элис повернулась к задней стенке палатки и сбросила плащ, чтобы поискать выход. Стараясь не издавать никаких звуков, они обе ощупывали ткань, пока наконец не смогли приподнять ее достаточно, чтобы Элис могла выглянуть и убедиться, что путь свободен, а потом и выскользнуть из палатки. Она не хотела даже думать, какой # урон нанесла ее платью грязная земля.

Оказавшись снаружи, она взяла плащ, который Джонет передала ей, и осторожно поднялась. Костры в центре уже превратились в тлеющие угли, и весь лагерь, похоже, спал. Но едва она успела так подумать, как какое-то движение слева заставило ее замереть на месте. Часовой шел от входа в ее палатку к соседней. Она, затаив дыхание, ждала. Ей показалось, что он ее не заметил.

Двигаясь как можно быстрее, она выбралась из круга палаток, посматривая на противоположную сторону, где стояли лошади, а значит, и другой часовой.

Туман сгустился, и луну стало совсем не видно. Элис остановилась, чтобы надеть плащ. Он оказался длинен для нее и волочился по земле. Элис поспешила вперед. Чем дальше она уходила от лагеря, тем темнее становилось вокруг. Но теперь она слышала плеск реки и знала, что нужно просто держаться правее, поднимаясь на холм, подальше от огней. Впереди едва различалась темная громада замка.

Не раз споткнувшись на неровной земле, то и дело цепляясь длинным плащом за ветки и колючки, она настойчиво продвигалась вперед. Девушка не знала, сколько еще выставлено часовых и есть ли стража у ворот замка. Должна быть, решила она. Сэр Николас не упустил бы такую деталь. Значит, дверь потайного хода будет самой безопасной. Ее она обнаружила еще в детстве, когда убегала из замка без разрешения гулять в поля. Не то чтобы ее никогда не заставали там, но все же такой путь казался безопаснее, чем главные ворота, и, весьма вероятно, валлиец не знал о маленькой калитке сбоку или считал ее крепко запертой.

Ей пришлось ощупью пробираться вдоль стены замка, потому что она не смогла сразу найти дверь, углубленную в стену на несколько футов, но в конце концов она ее нашла и, к счастью, поблизости не обнаружила никакой охраны, хотя внутри замка слышались голоса солдат. Подойдя ближе, она посмотрела сквозь узкие прорези в окованной железом двери и увидела в отдалении отблески костра, окруженного какими-то темными грудами, в которых она по храпу определила спящих людей.

Медленно и осторожно она приблизилась к двери и положила руку на главный засов. Если повернуть вправо маленькую потайную ручку, то можно открыть дверь снаружи, хотя она и запиралась на засов изнутри. Дворецкий осмелился объяснить Элис тайну открытия двери, потому что тогда ей было всего лет шесть или семь. Но Элис все хорошо запомнила и до отъезда из Вулвестона не раз пускала в ход свои познания.

Открыв замок, она очень осторожно попыталась отворить дверь, чтобы петли не выдали ее своим скрипом, и сразу же поняла, что она открывается беззвучно — петли недавно смазали. Она подумала: может, дверь смазали для ее брата, в случае если Роджер благополучно ускользнет от армии Тюдора и вернется домой.

Но самое трудное ждало ее впереди. Ей нужно было пересечь угол двора, где спали солдаты, а у главных ворот миновать стражников, все время делавших обход.

Пока поблизости никого не видно, она проскользнула внутрь. Постояв минутку, Элис успокоила дыхание. Она надеялась, что помнит путь в родительскую спальню достаточно хорошо, чтобы найти ее в темноте.

Добравшись до винтовой лестницы, она ощупью поднялась по ней и увидела свет, идущий из спальни в самом конце галереи. Элис устремилась туда, к свету, надеясь только на удачу. С такой мыслью она переступила порог и заглянула внутрь.

Глава 3

Высокая, закрытая драпировками кровать стояла у правой стены комнаты, прямо напротив горел огонь в огромном камине. Сначала ей показалось, что в комнате никого нет, кроме хозяина, но потом какой-то шорох привлек внимание Элис. В углу за камином она увидела костлявую старуху, в каком-то забытьи сидящую, поджав колени к подбородку, на подушке на полу. Элис не узнала ее. Решив, что та не причинит вреда, Элис вошла в комнату и закрыла за собой дверь.

Старуха открыла глаза и подняла голову, но не выказала никаких признаков тревоги, пока Элис не направилась к кровати. Тогда она заговорила высоким скрипучим голосом:

— Не раскрывай его, миледи. Он должен быть хорошо накрыт.

— Ты знаешь меня?

— Да, ты наша молодая леди Элис, которая наконец вернулась домой.

— А ты кто?

Старуха выпрямилась немного, но не сделала никакой попытки встать.

— Гуди Спарриг, миледи, из деревни Браусон. Я знахарка. Больше никто не захотел остаться со старым лордом.

— Я думала, с ним слуга.

— Он ушел.

Элис отдернула полог кровати и устремила взгляд на человека, внушавшего ей в детстве страх. У отца виднелось из громадного вороха одеял только лицо, блестящее от капелек пота, но все же заострившееся и серое, даже в слабом свете от камина.

— Он будет жить? — спросила она знахарку.

Женщина покачала головой.

— Могу я поговорить с ним?

— Да, если сможешь разбудить.

Сбросив на пол плащ, Элис заметила на столе около очага несколько восковых свечей и зажгла одну от огня в камине. Вернувшись к кровати, она подняла свечу так, чтобы осветить лицо, но не капнуть на него воском и не поджечь занавески.

— Отец, — настойчиво позвала она. — Отец, милорд, это я — Элис. Пожалуйста, сэр, вы должны проснуться.

Его ресницы дрогнули, потом приподнялись, открыв тусклые серые глаза, которые быстро метались туда-сюда, прежде чем сконцентрироваться на ее лице.

— Отец? Это Элис, милорд. Я вернулась домой.

— Элис? — Голос напоминал сиплое карканье. Слабое тело пошевелилось под тяжелыми одеялами. — Благослови тебя Бог, дитя. Я посылал за тобой, ведь так?