Илья Резник: не работа, а жизнь

В семьдесят втором году оркестр Лундстрема приехал в Ленинград на гастроли, и я, будучи автором двух известных песен «Золушка» и «Толстый Карлсон», пришел на этот концерт уже как ленинградский мастер. Меня сразу удивила юная актриса, которая в цилиндре, с тросточкой в руках выступала самым первым номером. Это говорило о том, что она начинающая.

Она поразила меня своей виртуозностью, колоссальной энергетикой. Я пришел к ней за кулисы и предложил послушать свои песни. Она согласилась и сказала:

— Давайте встретимся в гостинице, у меня в номере.

Я взял гитару в потертом матерчатом чехле — в нем лежали ноты. В то время мы с композиторами писали песни ни для кого и предлагали их ведущим артистам.

Я пришел к Аллочке в гостиницу. Она сидела в свитерочке в сумрачном номере, на каземат похожем. Ну, я как мэтр сказал:

— Я вам покажу свои песни, но у меня просьба: здесь живет одна певица, народная артистка, давайте покажем сначала ей одну мою песню, вы мне подпоете.

Алла безропотно согласилась, мы пошли к этой певице и спели «Любовь должна быть доброй» на мою мелодию и стихи. Но певица королевским жестом отправила нас в коридор. Мы, потерпев фиаско, идем грустные, и я говорю.

— Аллочка, возьмите эту песню себе.

Она говорит.

— Нет, мне эта песня тоже не подходит.

Тогда я открываю этот самый матерчатый чехол, вынимаю клавир песни «Посидим поокаем» и пою.

Алла сразу:

— Вот это годится!

Прошло примерно полтора года, включаю телевизор — идет Всесоюзный конкурс артистов эстрады, и Алла поет эту песню. Потрясающе поет, создает острохарактерный образ. Я очень обрадовался, позвонил ей, поблагодарил, и с той поры у нас наладились телефонные связи. Это вначале.

А в семьдесят девятом году, когда мы собрались в маленькой квартирке у ее мамы, Алла показала мне мелодию, очень светлую. И там же, в этой квартирке, я написал стихи «Звездное лето»: «Я так хочу, чтобы лето не кончалось». Мы сначала сделали аранжировку с солирующей флейтой, получился такой лирический монолог. А когда я в следующий раз приехал, Алла сказала:

— Ты знаешь, по-моему, эту песню надо сделать немножко пожестче, потанцевальнее.

И получилось замечательно. Мне за эту песню не стыдно.

Вообще с Аллой не работа была, а жизнь — жизнь большой семьей. Полгода мы с женой и Максимом жили у нее, туда и Раймонд Паулс приезжал. Потом мы все перебирались в Ленинград, миграция происходила постоянно. Я и на гастроли с Аллой ездил.

Это — способ существования, самые счастливые годы творчества. Их вспоминаю всегда.

Вот мы едем на гастроли и решаем: а почему бы не дать дополнительный концерт — авторский вечер Ильи Резника с участием Пугачевой? Так и сделали: в шесть — мой концерт, и номером выходила Алла, в девять — ее, номером выходил я и читал стихи. А зачем же мне сидеть в гостинице и ждать, пока она вернется? Приятное с полезным сочеталось.

Думаю, и Раймонд вспоминает это время. Для всех оно было праздником.

Конечно, случались перипетии, скандальчики, конфликты, мы обижались друг на друга, мирились, ссорились, но все равно это счастливое время. Оно дало хорошие результаты. Сейчас, оглядываясь на те годы, понимаешь, что написали несколько настоящих, больших песен.

Потом, уже в «Рождественских встречах», она предложила:

— Хочешь выйти?

Я вышел и песню «Любовь должна быть доброй» пел с нею, если можно сказать «пел».

У меня единственная досада на Аллу осталась: она не включила в «Рождественские встречи» песню, которую мы написали с Паулсом, — «Я за тебя молюсь». Она так хорошо ее поет!

Алла — феномен. Я думаю, она отвечает русскому менталитету. Зрителю нашему, российскому, нужна именно такая певица, с такой биографией, жизнью противоречивой, то она — королева, то — босячка. Русский человек.

Актриса она непревзойденная. Я сейчас никого не вижу, никто не дышит ей не только в затылок, но и в пятки.

Я не очень люблю то, что она делает смешное, но народу это очень нравится. Считаю, она трагическая актриса, но чувствует: надо и потрепаться, и побаловаться, сыграть какую-то буфетчицу или острохарактерную роль. «Брошкину» я первый раз увидел — мне очень понравилось. А потом все равно возникла досада — она, великая актриса, не то делает, что надо ей. Ей хочется, чтобы и там, и там, и палитра была огромная-огромная. А может быть, надо бы строже отбирать. А может, и нет.

Борис Краснов: Алла от нуля и выше

Алла Пугачева — действующий лидер. При всех легендах, о ней сложенных, она каждый раз доказывает: она лидер в кубе. Сегодня актрисы такого класса на эстраде нет. Да, думаю, мало таких и в других отраслях шоу-бизнеса — театре, кино, опере.

Раньше говорили и писали о ее голосе. Это все неправильно. Самое главное — ее актерское мастерство, ее понимание того, что она делает, кому, что, для чего поет. Если бы мы имели нормальную критику, то о ней писали бы не скандальные статьи, а серьезные эссе, исследования. До сих пор нет глубокого изучения ее творчества, ее вклада в культуру русскоговорящего народа планеты. Проходят мимо ее феномена, а он в том, что она всю жизнь поет каждому, сидящему в зале. Сюда надо приплюсовать ее колоссальный музыкальный вкус, талант композитора, поэта, артистки и певицы.

Беда ее — она родилась раньше срока. Если бы она появилась на свет лет на двадцать позже, она завоевала бы мир и пела бы на разных языках. А не ездила бы по стране, как все наши артисты, зарабатывая на жизнь, — других источников существования у нее нет.

И все же она отличается от многих. Раз в год она осуществляет гигантские шоу-проекты — отдает дань зрителю.

Пугачева близко познакомилась со мной как с художником в девяностом году. Я тогда показывал проект «Миссис Америка» и «Жемчужину России». Она пришла, внимательно все посмотрела и вскоре пригласила меня делать в первый раз «Рождественские встречи».

Я бы не сказал, что работа наша сразу покатилась, как по рельсам. Притирка к Пугачевой — это даже не как в семейной жизни, это что-то особое, отдельное, и требуется время для того, чтобы начать ее понимать — не только ее требования, претензии, а нюансы. А от нюансов у нее порой все и зависит. Причем работает она на космическом, телепатическом уровне. Алле нельзя врать — это исключено. К ней нельзя и прийти неподготовленным, с проектом, который ты выдумал по дороге в метро или сидя в машине. Но если установилось взаимопонимание, происходят вещи важные.

Когда готовилась программа «Встреч-92», Алла поставила задачу:

— Мне хотелось бы, чтобы на этот раз на сцене были бы улица, фонарь, дом, подъезд, балкон, уютный дворик — такие места, где можно существовать.

Вроде бы все просто, и многие художники на театре делали дворовые декорации, но такой двор, какой соорудили мы, мало у кого был. Наша декорация была трехуровневой, трехэтажной, проще говоря. Помимо этого, я предложил сделать ее двухсторонней. В макете это хорошо видно: с одной стороны — дом, балкон и какие-то производные, а со второй — фрагмент абсолютной копии ее дома на Тверской, где она жила в то время и где толпились ее поклонники и фаны. Алла приняла этот макет с воодушевлением.

Но осуществить его в те годы было очень сложно. Нужны были и особое, нефанерное дерево, и пластик, и стекло. Сейчас люди и не представляют, с каким трудом все это добывалось. Например, нужное нам стекло выпускали в городе Дзержинске Горьковской области, и туда поехали наши снабженцы. С собой взяли кофры колбасы, мяса, тушенки, ветчины, чтобы получить стекла и вставить их в окна декорации. Страшно вспомнить! Красок нет, кистей нет — изобретай, на что их выменять!

Да, было нелегко. Но могу сказать: Пугачева стала для меня другом, учителем, цензором в хорошем смысле слова. Встреча с ней равноценна находке живой воды в сказке. Когда попадаешь в луч Аллиных интересов, становишься человеком ее творческого круга, работаешь с ней — наступает совершенно иной этап твоей жизни. И к тебе самому у окружающих пробуждается интерес.

Алла бывает человеком и непредсказуемым. Вот, кажется, мы обо всем договорились, а она требует переделок, будто все видит впервые. Причем оппонент она достойный и спорит очень убедительно. Мне от этого легче не становилось, дело иногда доходило до взаимных оскорблений, она в гневе декорации ломала микрофоном — это очень громко при включенном микрофоне, — с театральным хрустом, на весь зал. И слезы, и истерики были, и дрались, и мирились.

Помню, в тех же «Встречах-92» она вызывает меня буквально за десять дней до премьеры и говорит:

— Для моей новой песни не годится ни этот дом, ни балкон. Для нее нужно что-то совсем другое, в ее характере. Понимаешь?

Что тут не понять. Пришлось на ходу из того, что было под рукой, лепить слева эту желтую лестницу — «лестницу нашей осени, осени нашей любви».

Споришь с ней — получишь аргументированный ответ. Пусть ты даже изначально понимаешь, что прав на сто процентов, но если она с тобой не согласна, она в какой-то момент откроет свою козырную, свинцовую карту, которой ба-бах сверху, и начнет говорить, все пропуская через свое «я»:

— Ты прав, прав, прав, все правильно, но пойми, мне это не нужно, я этого делать не могу и не буду.

И все. И если она так чувствует, спорить с ней бесполезно. А потом посмотришь, подумаешь — и согласишься: да, действительно, ей это не нужно.

У Аллы все идет, как в градуснике, от нуля только к плюсу, только выше нуля. Она — человек оптимистический, минусового понимания у нее нет.

Я приехал как-то раз в Германию, года полтора назад. У нее был тур, кем-то совершенно нелепо расписанный. Это перед ее юбилеем. Я тогда привез ей эскизы оформления ее концерта и Кристины. В ее контракте на тридцать дней — почти ежедневные выступления. Там указывалось: переезд — Бонн, переезд — Висбаден, переезд — Франкфурт. Кто-то в этом графике не учел: переезд утром, а вечером уже выступление.

В любом случае есть возраст, никто его не скрывает, все знают, сколько Пугачевой лет. Но ведь известно, что у каждой певицы после концерта происходит рефракция голоса, что нужно два-три дня для его восстановления. Тем более что фонограмм у Пугачевой нет, она поет живым голосом. Да она и не могла бы петь под фонограмму: сегодня она трактует «Арлекино» не так, как прежде, даже не так, как вчера.

Я застал ее тогда не в лучшей форме после четырех ежедневных выступлений. На пятый день она была сипящим человеком, который не мог со мной даже нормально поздороваться. Зная, что она без голоса, пошел вечером на ее концерт, от которого она не отказалась. И что же? Она вышла, и никто ничего не заметил. Она умело переходила на речитатив, брала те ноты, что могла, но не обманула людей ни на грамм. Они ушли в восторге от ее актерского мастерства, силы, энергетики, обаяния.

У нее, повторю, все идет от нуля к плюсу. А в хорошем состоянии голоса все поднимется еще выше, а с хорошими декорациями — может подняться до стоградусной отметки.

Впрочем, если и ничего не будет, только два луча, — все равно будет Пугачева.

«Встречи-93». Второе рождение

Меня всегда, как магнит, притягивала откровенность лирических признаний Пугачевой. В них — искренность чувствований, новая, несколько гипертрофированная открытость, способность распахнуть настежь тайники своей души. И осветить их самыми мощными, современными светильниками. Перефразируя Пушкина, о ней можно сказать: она умеет «высокую страсть для звуков жизни не щадить».

Расход душевной энергии при этом у актрисы был таким, что многие замечали — то сочувственно-горестно, то злорадно-пророчески:

— Надолго ее не хватит!

Пугачева не обращала внимания на пророков. Жила на сцене так, будто каждый ее концерт — последний.

Когда мы беседовали в доме Аллы, я сказал ей:

— Я был на «Рождественских встречах» девяноста третьего года, хотя до этого видел далеко не все. Но тут многое сложилось «за». Какое-то время вас не было слышно, и перерыв показался затянувшимся. Зрители просто соскучились. И опять же — снова слухи, один другого круче. «Пугачева не выступает, потому что неудачно сделала какую-то особую, невиданную подтяжку всего тела — дала себя, извините, искромсать вдоль и поперек». Говорили — я сам это слышал — на остановке автобуса: «Пугачева, садясь в троллейбус, поскользнулась и сломала ногу». А на студии грамзаписи одна сотрудница взволнованно требовала: «Немедленно звоните Пугачевой! Мне только что рассказали, что она задавила Кристину!»

Теперь я знаю, на самом деле ничего похожего, слава богу, в вашей жизни не было. Хотя события, случившиеся тогда, иначе чем трагическими не назовешь. Не решаюсь говорить об этом с экрана.

— Говорите, пусть все узнают правду, — попросила Алла.

Кристина вспоминала то время:

«Все происходило на моих глазах. Я приехала к маме в Швейцарию погостить на несколько дней, и мы были вместе постоянно. Я чувствовала, что что-то с ней происходит, но она ни о чем не сказала мне ни слова.

Мама — очень скрытный человек, все переживает в себе. Это, видимо, свойственно всем нам, всему нашему колену. Не знаю, от кого это пошло, но это действительно так. Я вижу подобное и на своем примере, и даже на своих детях. Мы не любим делиться своими проблемами, делать их достоянием не только посторонних, но и близких глаз. Не говорю о горе, несчастье, а просто о какой-то неудаче или нездоровье. Мы стараемся максимально пережить все в себе и справиться с этим без чужой помощи.

Я говорю обо всех нас, потому что тогда, в Швейцарии, еще раз убедилась, какой же мама обладает силой, чтобы ничем мне не показать — ни настроением, ни поведением, — что она больна».

Врачи обнаружили у Пугачевой опухоль груди. Провели анализы — опухоль, к счастью, оказалась доброкачественной. Но операцию посчитали необходимой и срочной: мало ли что может случиться в дальнейшем! Оперировали там же, в Швейцарии. Самое современное оборудование, высококвалифицированные врачи. Все вроде бы прошло благополучно.

Но... Можно ли в стерильных условиях внести инфекцию? Невероятно, такого и в мыслях допустить нельзя. Однако случилось именно такое.

В Москве, почувствовав себя плохо, Алла старалась держаться: «Поболит и перестанет». В гостях невыносимая боль не отпускала ее, и температура, показалось, поднялась. Не показалось. Друзья настояли, чтобы доктор, оказавшийся, по счастью, среди гостей, осмотрел ее. Он решительно потребовал:

— Немедленно в больницу! Если вас сегодня же не прооперируют, за вашу жизнь не ручаюсь.

Скорая. Клиническая больница № 15. Анализы, Диагноз — заражение крови. Состояние критическое. Потеря сознания. Исход прогнозировать никто не осмелился. Решали минуты.

Операция продолжалась два часа. Реанимационное отделение. Затем палата в отделении сердечно-сосудистой хирургии. Лечащий врач Сергей Дмитриевич Калугин сутками не покидал клиники, ночами не смыкал глаз, постоянно находясь рядом. Это коллеги говорили, что свою пациентку он «вытащил оттуда».

И через десять дней Алла сказала, что чувствует себя хорошо и попросила отпустить ее домой: «Там я быстрее поправлюсь». Ее выписали 13 октября, прописав строгий домашний режим.

И снова произошло невероятное. Теперь уже полностью зависящее от самой Пугачевой.

Кристина рассказала:

«Мама мне привила правило — из каждой проблемы, каждого минуса извлекать положительные стороны, то есть быть оптимистом по жизни.

После болезни она похудела, но быстро оправилась. Она словно глотнула свежего воздуха, и у нее появилось острое желание жить, творить, делать не только в свое благо, но и во благо всех.

Она приступила к репетициям новых «Рождественских встреч» и делала это с азартом. Ее настроение сказалось на отборе своего репертуара. Она пела и рок-н-рольно-отвязные песни, и в то же время романтические — «Близкие люди», «Осенний поцелуй», и «выходную» песню-признание: «Какая я сегодня, никто и не ожидал». Таким разным взглядом на себя, свою жизнь, эмоции она показала всем, что жива и остается во всех проявлениях женщиной, которая может быть грустной, веселой, трагической и комической».

В интервью с журналистами Алла не рассказывала о том, что произошло с ней в Швейцарии, а затем в Москве. О болезни ни слова. Напротив — несколько ироничный рассказ о поездке за границу:

«Два года я практически не выступала с концертами, за исключением „Рождественских встреч“. Хотела на время остановиться, осмотреться и, в общем-то, полюбить себя. Душевная депрессия посещает почти всех творческих людей. На меня тоже сваливаются тяготы жизни. Стало труднее петь веселые песни. Если помните, „смешить мне вас с годами все трудней“. В этот момент я должна быть одна. Но для того, чтобы побыть одной, мне необходимо уехать из страны. И я выбрала Цюрих.

Потянуло по ленинским местам. Там, кстати, часто садилась на скамейку возле домика, на котором написано «Здесь жил и работал фюрер русской революции». Хотелось, конечно, поговорить с этим «фюрером» с глазу на глаз, узнать, как все-таки можно было до такого додуматься, особенно живя в Швейцарии.

А вообще Цюрих — необыкновенный город. Там чувствуешь себя человеком-невидимкой: никто тебя не узнает. Отдыхаешь душой и телом. Приехав в Москву, прочла, что изменилась до неузнаваемости. Меня это страшно порадовало. Действительно, в зеркало смотрюсь — ну просто лепесток розы».

Во «Встречах-93» Алла предстала другой женщиной, заново родившейся. Мне показалось, что и всем знакомый «На тот большак» знаменовал начало новой ее жизни.

Об этой песне разговор впереди, а сейчас отметим, что тогда, в девяносто третьем году, Алла впервые спела старую песню о главном. Это позже по ее подсказке стали делать на первом канале телевидения циклы программ с бесконечными продолжениями. Без ссылки на первоисточник.

Все знают пугачевские песни, что звучат как заклинания. И строчки из них становятся крылатыми. «Не отрекаются, любя» — далеко не единственный пример. Не знаю отчего, но, по-моему, на «Рождественских встречах» того года лежал некий мистический налет. В песнях, не только спетых Пугачевой, переплелись жизнь и смерть, вера и отрицание безверия, дружба, противостоящая измене, любовь, отвергающая ненависть. Извечные темы светлых дней Рождества.