- Если прав, давайте готовиться сейчас. Да-да, прямо сейчас. Возьмем бумагу, карандаш и начнем фантазировать, рисовать...
      Летчики зашумели, некоторые стали доказывать, что на нашем ЛаГГе не очень-то разгонишься...
      - Верно, но я знаю и другое, - не унимался замкомэска, - ЛаГГи можно расставить так, что и немец в капкан попадет. Мы до сих пор гуськом ходим, друг другу под крыло лезем, как птенцы к клуше. Пусть каждый проанализирует свое поведение в бою. Благо дело, что командир у нас с опытом и выводит эскадрилью из-под удара.
      - Правильно говоришь, Владимир Иванович. Давайте займемся воздушными боями на земле!
      Замкомэска быстро нарисовал несколько самолетов наших и немецких, достал из планшета ножницы и начал вырезать силуэты, очень похожие на настоящие ЛаГГи, "мессеры", "юнкерсы".
      Кутейников, проходя мимо, бросил небрежно:
      - У вас что - швейная мастерская открылась?
      - Учимся, как лучше немцев бить, - ответили ему.
      - Этому не на бумаге нужно учиться, а в воздухе, - усмехнулся Кутейников и пошел дальше:
      "Война" на бумаге велась в эскадрилье Богданова несколько дней. Вначале летчикам не очень это нравилось. Потом, когда каждый стал вносить свои предложения и они тут же завершались оригинальным решением, у всех появился интерес. К исходу недели в арсенале каждого летчика было более десятка новых тактических приемов. И вот настал день их проверки в воздухе.
      Взлетела четверка. Первая пара - Богданов с Овечкиным, вторая - Фадеев с Гончаровым. Вышли в район барражирования. Выдерживали боевой порядок в любом элементе полета, как разработали на земле.
      Все шло нормально. Летчики с нетерпением ждали встречи с немецкими истребителями, именно на них хотели проверить свою науку побеждать - как назвал кипу различных схем и расчетов Богданов.
      Вылетевший на боевое задание впервые после длительного перерыва, Анатолий немного волновался. Обладая отличным зрением и хорошо умея находить врага, он обследовал каждый сектор воздушного пространства. Противник пока не появлялся.
      Истекло время полета, самолеты направились обратно на аэродром. Еже при заходе на посадку Анатолий увидел, что с бреющего полета к Овечкину подбирается пара "мессеров". Что делать? Отбить атаку он не сможет, потому что находится впереди и в стороне от истребителей противника. Выход один прикрыть собой Овечкина. С криком: "Овечкин, сзади "мессеры"! - Фадеев резко перевел самолет в левый крен. Его машина устремилась к земле наперерез врагу и появилась перед носом ведущего "мессера" прежде, чем враг сумел открыть огонь. Фашист во избежание столкновения круто взмыл вверх, его ведомый отвернул влево. Фадеев прекратил скольжение, мгновенно дал очередь по стервятнику. Самолет врага задымил и со снижением пошел на запад.
      Анатолий не стал его преследовать, помня о своем месте в боевом порядке. После приземления пары Богданова он сел вместе с Гончаровым, выбрался из кабины и пошел к командиру эскадрильи. Богданов прервал его рапорт словами благодарности:
      - Спасибо, Фадеев, за выручку! Наверное, всем нам еще учиться да учиться надо! Все как будто делали правильно, но об осмотрительности над аэродромом забыли!
      Подбежал замкомэска.
      - Товарищ командир, то, что сделал Фадеев, - лучший маневр!
      Великолепная у тебя реакция, Толя! Как ты смог ЛаГГ-3 удержать в таком положении?
      - При максимальном левом крене и почти полностью отклоненном руле поворота вправо я немного отдал ручку от себя, - объяснил Анатолий.
      Богданов прервал их диалог.
      - Ну и вояки мы! Я или мой ведомый должны были раньше Фадеева увидеть "мессеров", - отметил он с досадой.
      - Я думаю иначе, - стоял на своем Анатолий.
      - Запомни, Фадеев, - сказал ему Богданов, - во всех ошибках, которые допускает подчиненный, в первую очередь виноват командир. Если подчиненный что-нибудь недоделал, значит, его не научил командир, если его подчиненный не пожелал сделать, значит, командир его плохо воспитал. Командир должен сам себя судить объективно и строго.
      - А подчиненный - прятаться за широкую спину командира? - улыбаясь, спросил Фадеев.
      - Нет, он должен принципиально оценивать свои поступки, делать правильные выводы и не допускать впредь ошибок. Подчиненный виноват только в том, что он сам не доделал, командир - в своих грехах и в грехах подчиненных.
      - Между прочим, только что Кутейников прилетел и доложил, что Базаров его тоже спас от верной гибели, - сказал подошедший комиссар.
      - Как это произошло?
      - Атаковали "раму", - начал рассказывать комиссар. - Самолет задымил, они на радостях и раскудахтались, пляску учинили вокруг подбитого самолета, каждый хотел стрельнуть по нему, вместо того чтобы добить с одной атаки. В это время фашистский истребитель сверху чуть не снял самого Кутейникова. Да вот он идет, еще один герой дня. Поздравляю с самоотверженным поступком и очередной победой. Сегодня отличились вы с Фадеевым, - сказал комиссар, пожимая руку Базарова.
      - Мы работаем, как всегда, - ответил Базаров комиссару, после чего протянул руку Фадееву: - Поздравляю, Толя!
      - Надо собрать людей и рассказать об этом. Побеседовать. Но Базаров перебил:
      - Эх, товарищ батальонный комиссар! Говорим-то мы много, беседы проводим, собрания, заседания, а нужно совсем другое. Некоторые болтуны вместо того, чтобы на земле готовиться по-настоящему к боям, лишь сказки рассказывают, какие они "храбрые".
      Удивительный человек Базаров, подумал Анатолий. На земле медлителен, но в воздухе - виртуоз! Смел, умен, стремителен, стреляет как сибирский охотник - навскидку! В полку имеет больше всех сбитых самолетов. Прям и конкретен. В воздухе за командира жизни не пожалеет, а на земле - за бахвальство готов ему физиономию набить.
      Видимо, слова Базарова задели комиссара за живое, и он сказал; в задумчивости:
      - Ты, пожалуй, прав. Надо это дело обмозговать.
      - Пора бы! - заключил разговор Базаров и зашлепал в направлении своей эскадрильи, где Кутейников за что-то распекал летчиков.
      Анатолий с ведомыми направился в свою землянку. Здесь они закончили разбор последнего вылета.
      - Товарищ командир, вы соскучились по боевым полетам и воздушному бою? - спросил его Гончаров.
      - Еще как, Ваня! - усмехнувшись, ответил Фадеев.
      - Я это заметил. Вы так энергично бросали самолет, что я еле успевал за вами.
      - Ас нашелся! - бросил насмешливо Овечкин. - Нам с тобой еще учиться да учиться.
      - Вася, не об этом я, - попытался оправдаться Гончаров. Анатолий смотрел на ведомых и радовался: растут люди!
      Хорошими летчиками станут...
      Глава X
      1
      После тяжелых изнурительных боев под Ростовом-на-Дону полк Давыдова перебросили в район Старобельска, который находился за несколько десятков километров от линии фронта.
      Наступила весна сорок второго года. Первая военная весна. Летное поле раскисло, на задание летали редко. Воспользовавшись кратковременной передышкой, давыдовцы развили кипучую деятельность по восстановлению связей с родными и близкими. На их письма начали поступать ответы, но вести, приходившие с соседних фронтов и из была, часто были безрадостными: гибли родные, близкие, дорогие сердцу люди. Война несла горе в каждый дом, в каждую семью.
      Фадеев тоже написал письма Нине и родителям.
      После долгих колебаний все-таки сообщил отцу, что уничтожил шесть фашистских самолетов, что и самому досталось... Вскоре получил ответ.
      "...Я не знаю, сынок, много это или мало, столько уничтоженных самолетов, но я горжусь тобой. Одно скажу, береги свой самолет, ухаживай за ним, как хороший кавалерист холит и лелеет своего коня. Он всегда тебя из беды выручит..."
      В заключение письма отец с горечью писал, что иногда приходилось отправлять на фронт слабо обученных кавалеристов; "На коне они скачут лихо, клинком тоже владеют хорошо, но стрелять многие, как следует, не умеют..."
      Анатолий понял тонкий намек отца. Как он созвучен с настойчивыми требованиями Богданова, да и сам Фадеев убеждался в этом не раз.
      Как только подсохла земля, командир полка организовал боевую учебу в воздухе. Летчики обрадовались, до самозабвения пилотировали и проводили учебные бои. В апреле интенсивность полетов возросла, чаще стали вылетать и на боевые задания, Чувствовалось, что идет подготовка к чему-то серьезному.
      Как выяснилось потом, готовилась наступательная операция войск Юго-Западного фронта для разгрома харьковской группировки противника и создания условий к последующему наступлению с целью освобождения Донбасса. Как её готовили в верхах, неведомо было летчикам полка Давыдова, но то, что пришлось испытать полку, как говорится, и недругам бы они не пожелали.
      Накануне полк перебазировался на полевой аэродром, километров в десяти восточнее города Изюма. На рассвете двенадцатого мая под гром артиллерийской канонады и авиационных ударов, прорвав оборону противника в районах Волчанска и Барвенковского выступа, пошли вперед на запад, наши войска. В узкий коридор прорыва устремились стрелковые и механизированные части и соединения. На некоторых направлениях передовые отряды продвинулись на десятки километров.
      На четвертый день наступления полк Давыдова, имевший в своем составе восемнадцать экипажей, перебрался ближе к ударной группировке левого крыла фронта.
      Размещение полка в селе, где недавно хозяйничали фашисты, вызвало оживленные разговоры среди личного состава. Сразу же после посадки и рассредоточения самолетов комиссар и начальник штаба собрали командиров подразделений, чтобы объяснить им особенности жизни и боевой работы в освобожденных от оккупантов районах.
      - Война внесла существенные коррективы в привычные для нас нормы взаимоотношений, - сказал комиссар. - Некоторые из вас убедились в этом на собственном опыте, другие знают из рассказов очевидцев и из прессы. В этих местах враг находился более полугода. Отступая, фашисты, конечно, оставили свою агентуру не только для ведения разведки, но и для террористических актов. Наша задача - утроить бдительность, научиться отличать настоящего советского человека от пособника врагу. Это трудно, но необходимо, иначе придется нести потери не только в воздухе, но и на земле. Итак, будете квартировать в хатах, относитесь внимательно к людям, говорите им правду о положении на фронтах и никогда не забывайте о бдительности.
      После комиссара выступил начальник штаба полка.
      - Самолеты рассредоточены на большой площади, летчики и техники будут размещаться на частных квартирах, - сказал он. В этих условиях охрана личного состава и самолетов осложняется, придется увеличить количество постов в ночное время, кроме этого на подступах к селу от каждой эскадрильи выставить дозоры. При малейшем сомнении в обстановке докладывайте мне...
      Размещение самолетов в садах и на огородах устраивало летчиков и техников. Из хаты - прямо в самолет!.. Сказка!.. Неразлучная сержантская тройка поселилась в одной хате, по соседству с домом, в котором разместились комэск и его заместитель с адъютантом эскадрильи.
      Жители, досыта хлебнувшие горя при немцах, со слезами радости на глазах встречали советских воинов, не знали куда их посадить, отдавали последнее, угощая постояльцев. На другой день летчики и технический состав восторженно обменивались мнениями о гостеприимстве хозяев... Всем казалось излишним предупреждение командиров о повышенной бдительности. Но вскоре произошло событие, которое, подтвердив предо - предостережение комиссара, потрясло весь полк своей необычностью, комизмом и скрытой за ним тревогой.
      2
      Адъютант эскадрильи Кутейникова, зная требования и нрав своего командира, всегда стремился создавать ему хорошие условия для жизни и отдыха. На новом аэродроме у него было две задачи: первая - отрыть хорошую землянку, сделав в три наката крышу добротно обставить ее, добывая всеми правдами и неправдами внутреннее убранство, и вторая - отыскать жилье с максимальным комфортом и молодой хозяйкой.
      Кутейников за боевыми делами не забывал о прекрасном поле, да и женщины тоже были к нему неравнодушны. Своим бравым видом он сразу же приковывал к себе их внимание. Бахвалясь перед молодыми летчиками, говорил им не раз:
      - С женщиной надо обращаться умеючи, кое-кто из вас повздыхает, робко чмокнет в щеку и взвивается на радостях в небеса, не понимая, что женщине, познавшей мужскую ласку, от всего этого - сплошное расстройство. Она потом ночью, как в бреду мается, проклиная и свою судьбу, и "зеленого" ухажера. Но такие мужчины, как я, надолго остаются памятными в горячем женском сердце...
      Быстро переложив дела на Базарова, комэск первой вместе с адъютантом эскадрильи направился на смотрины хозяйки.
      Переступив порог хаты, он увидел опрятно одетую молодую женщину редкой красоты, сразу уставился на нее, забыл, зачем пришел. Хозяйка и адъютант поняли его состояние. Красавица, чтобы вывести из неловкого положения будущего постояльца, произнесла певучим голосом:
      - Здравствуйте, проходьте у комнату.
      - Здравствуйте, - словно проснувшись, быстро произнес Кутейников и проткнул руку, знакомясь: - Петро, сын Васильев.
      - Галина, - ответила молодая хозяйка, театральным жестом протянула ладонь.
      Кутейников схватил своей мощной пятерней нежную ручку и так ее пожал, что хозяйка вскрикнула от боли.
      - Извините, дорогая хозяйка, отвык от женских ручек, за время войны только за ручку управления самолетов! держусь, - соврал Петро.
      Кутейников, осматривая хату, отмечал порядок, чистоту, добротное убранство. Затем сел за стол и изрек, окидывая взглядом хозяйку:
      - Хата хороша, хозяйка - и того лучше, остаюсь...
      После выполнения задания, наспех сделав разбор боевого вылета Кутейников направился к месту жительства. У дома его встретила женщина лет сорока пяти. На вопрос "Где Галина?" - ответила: "Скоро придэ".
      Поглядывая на женщину, Кутейников долго мучился в догадках: "Сестра? Соседка? Не дай бог - мать"...
      Только вошел в хату - следом появилась сияющая Галина.
      Кутейников, глядя на нее опытным взглядом, раздел мысленно молодую хозяйку... Кровь в нем заиграла, он схватил Галину, крепко прижал к груди и добравшись до губ, впился в них. На мгновение Галина поддалась порыву красавца-летчика, но затем резким движением оттолкнула его со словами: "Мабуть так можно?!"
      Петро чуть не загремел навзничь. Восстановив равновесие, снова словно коршун, набросился на "дичь", но молодая хозяйка была крепка и хитра: на мгновение прижалась к Петру, но тут же снова выскользнула из его объятий. Петро рассвирепел и, схватив за руку Галину, резко произнес: "Прекрати игру в "кошки-мышки!"
      Молодайка мгновенно сникла и, упав на колени, запричитала:
      - Петро Васильевич, делайте со мной что хотите, но поймите - я женщина непорочная, я не можу так...
      Кутейников взглянул на Галину, стоявшую перед ним на коленях со сложенными руками и устремленными на него глазами, и Опомнился: что происходит с ним? Такая красавица у его ног, а он, варвар, не может ласково и нежно с ней обращаться! - Подумал Петро. Он наклонился, взял за плечи Галину, приподнял ее. Она посмотрела на него доверчивым взглядом и прильнула к его груди. Петро снова весь затрясся, но постепенно овладел собой, ласково погладил хорошо уложенные темно-каштановые волосы красавицы.
      Галина уткнулась лицом в гимнастерку и зашептала: "Я так напугалась, для меня так необычно. Вы такой красивый, сильный, настоящий орел. Я вся в бреду..."
      Кутейников, перебил ее, заговорил, извиняясь:
      - Прости, не сдержался. Твоя красота, темперамент зажгли в моем сердце огонь, и я не смог его погасить...
      - Не надо гасить, - томным голосом произнесла Галина. - Мы - посидим, повечерим. Ваш Сергей продукты принес, мы с мамой кое-что приготовили...
      Кутейников, услышав имя адъютанта, подумал: забота-заботой, но этот прохвост и до молодой хозяйки может добраться того и гляди односумом станет. У него возможностей больше: я - в полет, он - под бок к молодке. Надо так загрузить работой, чтобы ему не до Галины было...
      Легким движением, как уж, Галина выскользнула из рук Кутейникова и предложила:
      - Петро Васильевич, давайте вечеряты, еда готова...
      В бодром настроении в радужных надеждах Петро сел за стол.
      Возле Гали поместилась мать. "И чего тебе надо, старая, шла бы ты до клуни?!" - подумал Кутейников.
      - Петро Васильевич, мама хочет поднять рюмочку за вас советских бойцов, - заворковала Галина своим мелодичным голосом.
      - Очень рад, - вынужденно улыбаясь, произнес Кутейников. Старая опрокинула стопку, закусила и тут же налила по второй.
      Кутейников, воспользовавшись паузой, поднял рюмку за здоровье гостеприимной хозяйки дома, он встретился с ней взглядом, и ему стало не по себе: на него изучающе смотрели холодные серо-зеленые глаза. На какое-то мгновение он оказался под воздействием этого взгляда, затем преодолев временную растерянность, выпил и заулыбался. Периодически бросая взгляд в сторону матери Галины про себя отмечал: "Ну и глаза - как буравчики, сверлят".
      Старая хозяйка долго не задержалась за столом. Пожелав доброго вечера, удалилась. После ее ухода Петро облегченно вздохнул и сосредоточил свое внимание на Галине, которая от выпитого вина разрумянилась, повеселела. "Как хороша чертовка", - подумал о ней Кутейников, предвкушая скорую близость. А Галина меж тем, подливая Петру горилку пела ему дифирамбы. Кутейников пьянел, и от выпитого, и от похвал Галины, которая, войдя в роль гостеприимной хозяйки, очень "внимательно" ухаживала за гостем и отвечала на его ласки такими поцелуями, что у Кутейникова, порой мутилось сознание. Утратив контроль над собой, Петро хлебнул лишнего, что-то бормотал заплетающимся языком, и при попытке встать чуть не упал.
      Галина помогла ему раздеться, Петро схватил ее за талию и не устояв, вместе с ней повалился на постель, но Галя ловко высвободилась из рук Кутейникова, прошептала: "сейчас приду" и удалилась.
      Петро, расправив свои длинные жерди, уперся стопами в спинку кровати, найдя "просветы" между вертикальными металлическими прутьями, вытянул ноги, достал ими до печки.
      В голове шумело, мысли куда-то улетели далеко-далеко... В счастливом ожидании он быстро заснул...
      Очнулся от оглушительной тишины, которая стала вокруг. "Почему так тихо?" - Подумал сразу и тут же насторожился. И вдруг он услышал где-то близкий, тихий, приглушенный говор. Хмель из головы мгновенно улетучился. Сначала слышал только голоса - женский и несколько мужских, разного тембра. Потом начал различать отдельные слова. И когда он понял, о чем идет речь страх и злоба охватили его.
      - Где пистолет-то, давай сюда... Нам оружие очень пригодится. А он себе еще найдет... - сказал один из мужчин.
      Кутейников привычным жестом потянулся к кобуре - пустая... Галка вытащила. Вот стерва!
      А голоса между тем звучали так же тихо, но разобрать слова было можно.
      - ... Галина, ты крепче привязывай его к себе, цепляй на крючок. Так прямо и падай, кричи, что без него не можешь жить, куда он - туда и ты за ним полетишь... Понимаешь? Горилки не жалей. Может спьяну еще чего нужного нам скажет... Куда полетят и когда, кого из больших начальников ждут и когда, и все что говорит - просто запоминай - потом разберемся, что важно, что нет...
      - Страшно мне... - услышал Кутейников голос Галины. - Вдруг догадается...
      - "Страшно" ей! - Насмешливо передразнил мужской голос. - А нам, думаешь не было страшно, когда адъютант на сеновал заглянул? Еще бы шаг-другой - и пришлось бы ножичком его кольнуть... Постов везде наставили из села не выбраться... А всего-то на час какой и опоздали...
      - Но ничего, - заговорил третий голос, - под крылышком твоего ухажера продержимся... Авось недолго они здесь пробудут...
      - Рази ж в голову кому придет заглядывать в подпол дома, где сам комэск проживает?! - Хихикнул снова второй. А ты держи, его, Галка, держи при себе. И заранее точно выведай, когда они будут отсюда сниматься...мы им перед отлетом такой шухер учиним...
      Кутейников давно уже понял, что между досками под кроватью, видно, есть щель в лазу. Он лежал не шевелясь, боясь, что скрипнет кровать, вслушиваясь в каждое слово, сгорая от стыда и бешенства, от обиды на часовых, на адъютанта, на всех на свете...
      - Слушай, Галю, откуда это холодом потягивает? - Спросил вдруг первый голос несколько настороженно.
      - Не знаю... Может, с того окошка, что во двор выходит... Не проверяла давно...
      - А здорово ты своего соколика уложила! Дрыхнет, как убитый...
      - Да и то боялась, что помрет, на первый раз не дюже насыпала.
      "Силен ухажер, - казнил себя Кутейников, - достукался!.. Раньше хоть бабы попадались, как бабы, а эта - до чего ж ловка! Вот стерва! Во как влезла в душу!.. Ведь мог и не проснуться!.."
      Кутейникова бросило в пот. Оказывается он был на волосок от смерти!.. А что он такое "важное" мог сказать, чему они радуются...
      - Ну, ступай, Галю, а то ненароком проснется... - сказал первый голос.
      - А вы тише здесь... Вдруг услышит...
      - Да не бойся ты, Галю!.. Если что почувствуешь тревожного - пристрели сразу, или подсыпь в еду чего-нибудь... Кто в такой суматохе сейчас особенно разбираться будет!..
      Что-то тихо скрипнуло, послышались шаги куда-то вниз, и Кутейникову показалось, будто под кроватью кто-то зашевелился. Комэск замер, затаив дыхание... Шаги постепенно стихли... Вдруг зашелестела занавеска в спальне, Кутейников, напрягал зрение, рассмотрел силуэт Галины. Напряженная тишина длилась недолго, в эти секунды он мысленно искал выхода из создавшегося положения: задушить эту гадину - вдруг в хате есть кто-нибудь. Пристрелить предательницу, так нагло обманувшую его?! А где пистолет-то? В это время прохладная мягкая рука коснулась лба Кутейникова, и он вздрогнул от неожиданности:
      - Что так долго? Где была? - У Кутейникова сами собой возникали вопросы, соответствующие обстановке. - Ложись, - предложил он, выигрывая время, соображая напряженно, что же теперь ему делать, как вести себя?..
      - Сейчас посмотрю, спит ли мама, - Галина вышла из спальни.
      - "Маму" она к концу ночи вспомнила! Вот гадина! - Подумал Кутейников, шаря рукой по стулу в поисках обмундирования. - Опять что-то задумала! Петро быстро оделся.
      Появилась Галя, прижалась к нему, спросила:
      - Куда собрался, Петро?
      - До ветру, - соврал Кутейников, еле сдерживая накипевшую злобу.
      "Вот гадюка, как быстро перестраивается!" - Подумал Петро.
      Задержавшись на пороге, Кутейников сделал вид, что еще хмельной после выпитого, ухватился рукой за притолоку, прислонился к ней головой... А про себя думал: какой стыд. Что же теперь - бежать к командиру и комиссару, упасть перед ними на колени: явился блудный сын, обезоруженный предметом любви?! Образец бдительности!.. Да, эти сволочи, упоминали о каких-то сведениях... Неужели я что-то во сне сболтнул... Кутейников медленно пошел к сараю...
      В это время дверь из хаты отворилась, на пороге в одной исподней рубашке с распущенными волосами появилась Галина.
      - Петро! - Томным голосом позвала она.
      - Иду!.. - Ответил Кутейников. Сейчас приду... ступай.
      - Сказал же - сейчас приду...
      Как только закрылась дверь, Кутейников метнулся через двор к калитке.
      3
      ...От дома красавицы Галины, Кутейников несся как на рысях то и дело натыкаясь на часовых. Из некоторых хат уже выходили люди, они удивленно глядели вслед командиру первой эскадрильи.
      Подбежав к дому, где разместились Давыдов с комиссаром Кутейников остановился, чтобы перевести дух. Отдышавшись немного, только поставил ногу на первую ступеньку, как открылась дверь и на пороге появился командир полка. Следом за ним шли комиссар и начальник штаба.
      - Что с тобой, Петро? На тебе лица нет, - удивился Давыдов.
      - Там бандиты... предатели в моей хате, - выпалил, краснея Кутейников.
      - Спокойнее и по делу... - Сказал Давыдов. Что произошло? Кутейников, спеша и сбиваясь, начал рассказывать о ночных переживаниях, чем вызвал насмешки и соленые комментарии окружающих. Его взволнованный рассказ привлек внимание летчиков расквартированных в соседних домах. Давыдов, видя, что беседа вызывает нездоровое любопытство у личного состава, прекратил разговор, посерьезнел и дал команду начальнику штаба полка срочно арестовать и обезоружить подозрительных лиц.
      Случай о ночных похождениях Кутейникова быстро облетел паях. Полковые зубоскалы смаковали на все лады это событие. Главный герой несколько дней ходил, как побитый пес. Вполне понятно, что больше всех досталось адъютанту эскадрильи за его "верную" службу.
      Базаров видя мучения адъютанта, успокаивал:
      - Не грусти, лед не вечен, - растает, так и наш хозяин отойдет. Удачно прислужишь, подхвалишь - простит и обласкает.
      - Как это противно - строить из себя дурачка!
      - Такова участь подхалима: стал однажды на этот путь, "дерзай" дальше...
      Давыдов, не мешкая, собрал руководящий состав полка и эскадрилий, потребовал от Кутейникова доложить подробно, о пьянке, потере бдительности...
      Комэск первой насупился, передергивая плечами, очевидно, решая про себя: говорить ли всю правду?..
      Командир полка почувствовал это и сказал:
      - Выкладывай все начистоту.
      Кутейников злясь и краснея рассказал о своих ночных приключениях...
      Давыдов не пощадил полкового Дон Жуана:
      "Ведь это черт знает, что такое! Упиться до потери сознания, в то время, когда полк выполняет ответственную боевую задачу!"
      Куда теперь глаза будешь прятать, когда станешь с подчиненными разговаривать?..
      Наверное, десятки раз призывал их к бдительности. А сам?.. Долго распекал Давыдов комэска первой. Кутейников краснел, страдал от презрения к самому себе и мечтал лишь об одном: скорее бы закончился этот позорный разбор, а уж потом он еще себя покажет... кровью искупит позор.
      - Под ревтрибунал подвел себя сердцеед, - закончил разнос Давыдов.
      4
      Обстановка под Харьковом осложнялась с каждым днем.
      23 мая 6-я немецкая армия, наступавшая с севера, и войска группы Клейста (1-я танковая и 17-я армии) наносившие удар с юга, соединились в районе южнее Балаклеи. Часть войск Юго-Западного фронта была окружена. Слух об этом разнесся в полку Давыдова. Как бы в подтверждение его нарушилось снабжение полка боеприпасами и горючим, началась строжайшая их экономия. Экономить боеприпасы труда большого не составляло, но горючее экономить не удавалось. Почти каждый взлет был связан с воздушными боями, а в бою горючего не сэкономишь.
      "Мессершмитты" с рассвета до темноты дежурили над аэродромом. Каждый взлет ЛАГГа начинался, а порой и заканчивался стычкой с "мессерами". Падали самолеты, гибли летчики на глазах у всего полка. Погибших хоронили ночью, когда на короткие часы истребители врага давали передышку. Редкие сутки обходились без похорон.
      Связь с авиационным командованием прекратилась. Тогда Давыдов наладил контакты с командирами наземных войск и стал действовать в их интересах. Наши части вели тяжелые оборонительные бои, медленно отходя на восток. Летчикам приходилось очень тяжело. Линия фронта была рядом, и враг все время висел над головой: на взлете брал в огненные клещи, при заходе на посадку поливал свинцом.
      Сержантское звено дралось хорошо. Пока горючего было вдоволь, летчики ежедневно совершали пять-шесть вылетов. Однажды уставший после очередного вылета Ваня 'Гончаров прилег под самолетом и задремал. Иван Карпович, не заметив, что летчик спит, спросил его:
      - Ну что, утомили "мессера"?
      Ваня тут же вскочил, со сна крепко стукнулся головой о крыло и, вылезая на четвереньках из-под самолета, с тревогой в голосе воскликнул:
      - Где "мессера"?
      Стоявшие рядом техники и мотористы захохотали, а Иван Карпович извиняющимся голосом объяснил:
      - Это я спросил: "Утомили "мессера"?"
      - Кого, меня? - переспросил Ваня. - Конечно, - вздохнул он, - да еще как!
      - А помнишь, когда-то кто-то беспокоился, что на его долю войны не хватит, - с хитрой усмешкой сказал Шилов.
      - Ох, какой ты, Иван Карпович, памятливый, все припомнил! - сказал Ваня. - Воевать-то хочется! Не спать - еще сильнее. Если б разрешили, я наверняка неделю бы проспал!
      - Не скажи, надоест, - ответил ему Шилов.
      Однажды на исходе дня командир полка собрал летный состав, кратко обрисовал обстановку и объявил свое решение: самолетов мало, с завтрашнего дня на задание будут вылетать только самые опытные. Первым на рассвете дежурит звено Фадеева.
      Во время ужина Базаров подошел к Фадееву.
      - Настал и на нашей улице праздник: летай - не хочу?!
      Анатолий молча улыбнулся.
      - Мудро поступил Давыдов, что доверил вам особое задание. Терять вам нечего, семей у вас нет. К тому же ребята твоего звена уже кое-что соображать начали в бою и смелы до безрассудства. Для завтрашних дел такие и нужны. Уверен, живы будете, но страху натерпитесь. До завтра! - Похлопав по плечу Анатолия, Базаров пошел к себе.
      Сон летчиков короткий, но глубокий. Размявшись после подъема, облили друг друга холодной водой, быстро позавтракали. Уточнив детали взлета, Фадеев и Гончаров направились к самолетам. До вылета оставалось пятнадцать минут. Восток только начал светлеть, но в небе уже появились "мессеры".
      - Опоздали, Ваня, - с сожалением сказал Фадеев.
      - Что будем делать?
      - Взлетать. Выдержишь направление?
      - Постараюсь.
      - Тогда через двенадцать минут запуск и взлет. Внимательно слушай радио.
      - Есть, - лихо ответил Ваня и побежал к самолету. "Волнуется, - подумал Анатолий о Гончарове, - надо бы успокоить его, сейчас главное - выдержка. Немцы не, случайно прилетели затемно".
      Анатолий спокойно и не спеша выполнил все, что необходимо перед запуском мотора, посмотрел еще раз на восток, на летное поле, на границе которого уже отчетливо виднелись ориентиры, по которым можно точно выдержать направление на взлете. Фадеев привстал в кабине и беглым взглядом окинул небо, пытаясь определить местонахождение "мессершмиттов".