Котенок шевелился, ерзал под рубашкой. Жуга вытащил его:

— Вот…

Повисло неловкое молчание. Девушка ждала, поглаживая котенка. Тот мурлыкал.

— Сколько ты хочешь? — наконец спросил Жуга. Та вздрогнула, покосилась на Реслава — тот стоял с рожей, краснее самовара у него в руках, и смотрел зверем — вздохнула, улыбнулась невесело.

— Двадцать, — наконец сказала она.

— Менок?

— Да.

Жуга оглянулся на друзей.

— Есть тут поблизости комната с ночлегом?

Девушка вытянула руку:

— Вон там корчма добрая, у Ладоша. Да и вино хорошее подает… — стрельнула глазами, потупилась. — Пойдем?

Балаж махнул рукой, мол, чего там, пошли. Реслав хотел что-то сказать, но промолчал.

— Знаешь это место, Реслав? — спросил Жуга.

— Еще б не знать! — проворчал тот. — Все верно: и заночевать можно, и поесть. Только…

— Что?

— А, ладно. Пошли. Все равно, надо же где-то остановиться, — сдался он и первым зашагал прямо по улице. Жуга с девушкой двинулись следом.

— Ты не хочешь спросить, как меня зовут? — тихо спросила она.

— Я знаю, — ответил Жуга. — Влана.

Та посмотрела испуганно и промолчала, лишь кивнула согласно.

Позади всех понуро плелся Балаж.

Питейное заведение Ладоша оказалось средних размеров двухэтажным строением, крытым красной черепицей. Вместо вывески над входом болталось на цепи выкрашенное в желтый цвет тележное колесо. Окна были остеклены. Трое приятелей вошли внутрь и огляделись.

Сквозь сизые облака табачного дыма виднелись длинные дощатые столы с лавками, громоздящиеся у дальней стены бочки, маленький закуток, где расположились музыканты, и ведущая на второй этаж покосившаяся лестница.

— Га-га-га!!! — гулким басом вдруг захохотал кто-то за дальним столиком, поднялся и направился к ним. — Это же Реслав! Чтоб мне лопнуть — Реслав! Какими судьбами?

Обладателем громового голоса был высоченный и широкоплечий детина с черной шапкой густых волос, упрямым широким лбом и свороченным в давней драке носом. Добравшись до Реслава, он хлопнул его по плечу так, что тот присел, и осклабился в добродушной ухмылке.

— Здорово, старый черт! — гудел он. — Ты где пропадал? Че это у тебя, самовар, что ли? Ну, ты даешь! А это что там за рожи?

— Здравствуй, Олег, — несколько смущенно сказал Реслав и обвел взглядом помещение. — Что, Шварц тоже тут?

— Шварц? Да ну его в качель! Пить совсем не умеет… Тотлис-то, слышь, и его тоже выгнал. Ага, ага. Да ты, поди, знаешь! Эти двое с тобой?

— Со мной, — кивнул Реслав. — Это вот Балаж, а это — Жуга.

— Ну, Жуга, так Жуга. Меня Олегом кличут, — объявил он. — Мы с Реславом вместе у Тотлиса-мага в подмастерьях ходили. С кем девка-то?

— Со мной она, — нахмурился Жуга.

— Ну, валяйте к нам, не обидим! Вино у Ладоша доброе, а комната найдется. Эй, хозяин! — крикнул Олег так, что зазвенели стекла. — Четыре кружки нам вон за тот стол!

— По какому случаю гуляем? — спросил Реслав.

— Да именины гуляем у одного хлыща — вон сидит, Альбином звать, купца Свега Кашилла сын.

— А второй кто?

— Литвин-то? Да Валдис, мокрая спина! Не узнал, что ль? Бороду он отпустил.

— А-аа…

Пока петляли меж столов, Реслав поведал друзьям про Олега. Поступили они к Тотлису в обучение вместе, да только Олег и недели не продержался — уж больно погулять любил, да нрав имел буйный. Силой же, однако, бог не обидел — устроился после работать на мельницу.

— Из варягов он, тех, что у нас осели, — пояснил Реслав. — Не чаял я его тут встретить… Ну, да ладно, пошли.

По пути остановили хозяина, справились о комнатах. Сторговали две за шесть менок и присоединились к олеговой компании.

Альбин оказался богато одетым молодым человеком с пресыщенной физиономией балованного недоросля. Флегматичный Валдис с рыжей, щеткой торчащей бородой, курил трубку. Рядом сидели еще трое-четверо прихлебателей, крутились какие-то накрашенные девицы. Одна из них тут же забралась к Балажу на колени. Тот не стал возражать. Жуга устроился с краю, положил посох поблизости. Влана села рядом.

Хозяин принес вино — красное, терпкое. С непривычки у Жуги зашумело в голове, накатила приятная истома. Помещение помаленьку заполнялось народом.

Кутеж Альбина и Олега набирал обороты. Пили за встречу, за здоровье именинника, еще раз за здоровье, просто так тоже пили. Закусывали хлебом, салом, жареным мясом, солеными грибами. С легкой руки Олега пропили и самовар. Жуга вскоре потерял к пьянке интерес. Котенок у него под рубашкой царапался, лез наружу, он вытащил его и посадил на лавку. Посмотрел на Влану.

— Как его зовут? — спросила Влана, улыбнувшись.

Жуга пожал плечами:

— Не знаю… Торговец не сказал, а я и не вспомнил спросить.

— Смешной какой. На тебя похож! И нос будто в саже… Назови его — Сажек. Чем не имя для кота?

— Сажек? — Жуга поднял бровь, почесал в затылке, усмехнулся. — Почему бы и нет? Сажек, так Сажек… Сколько тебе лет?

— Семнадцать… А как ты угадал, что меня Вланой зовут?

— Долго рассказывать… — Жуга помолчал, хлебнул из кружки. Разговор не клеился. Влана казалась лишь тенью того образа, что остался в памяти Жуги от Мары. Жуга насупился, огляделся вокруг.

Балаж, уже с двумя девицами на коленях, ничем сейчас не напоминал того убитого горем паренька, который вызволил их из сарая. Он раскраснелся, гоготал, опустошал кружку за кружкой. За окном уже давно было темно, зажгли свечи. Вскоре Балаж выпросил у Реслава ключ, прихватил обеих девиц и убрался наверх — в комнату. Сам же Реслав с пьяной серьезностью что-то втолковывал Олегу. Валдис придирчиво разглядывал насаженный на вилку соленый груздь. Альбин спал, уронив голову на стол.

Неожиданно Олег встрепенулся, заприметив кого-то у входа. Жуга перехватил его взгляд и обернулся: прямо к ним направлялись четверо мрачного вида парней. Появление их не сулило ничего хорошего.

— А-а! Нашли, сволочи! — злорадно вскричал Олег, засучивая рукава. — Мало я вас тогда метелил, еще хотите? Нате!

Завязалась свара, в которую быстро втянулись еще десяток человек из-за соседних столов. Реслав бросился на подмогу. Слышались крики, грохот бьющейся посуды. Кто-то поспешно метнулся к двери. С треском и звоном вылетело окно.

Перед Жугой возникла из дымной завесы чья-то пьяная морда, осклабилась, занесла сивую лапу. Жуга коротко отбил удар и с размаху обрушил кружку на тяжелый квадратный затылок нападавшего. Схватил Влану за руку: «Наверх! Быстрее!» — вернулся к столу, подхватил посох и котенка. Отпихивая дерущихся, Жуга и Влана добрались вдоль стены до лестницы и поднялись в комнату. Дверь за ними захлопнулась.

Драка внизу пошла на убыль. Четверых зачинщиков вышвырнули вон, растащили оставшихся, поставили на место опрокинутые столы. Валдис куда-то исчез. Альбин окончательно сполз под стол. Реслав и Олег, понурые и побитые, сидели одни за большим столом, разглядывая разгром в корчме.

— Эх, погуляли… — буркнул Реслав. — Кто это были?

— Давняя история, — поморщился Олег. — Муку они нам продали с песком, гады. Ну, я потом нашел двоих, вытряс из них душу, а они, вишь, снова на меня… Где друзья-то твои? Этот, рыжий… Жуга, что ль?

— Н-наверху… — выдавил Реслав. — С бабами…

— Да… — вздохнул Олег. — Нас на бабу променял… Бабы — это дело гиблое. К-каждая женщина, — он важно поднял палец, — это, брат, сирена… Попадешься — пропал. Ты м-меня уважаешь?

— У… уважаю.

— Тогда выпьем…

Приятели сдвинули кружки, озадаченно посмотрели внутрь, затем — друг на друга: кружки были пусты.

— Плохо, — пожаловался другу Олег.

— Ощень плохо… — согласился Реслав.

Жуга проснулся, едва лишь за окном забрезжил рассвет, долго лежал с открытыми глазами, глядя в потолок. Повернулся на бок, посмотрел на Влану. Та лежала, безмятежная в утреннем сне, мягкие волосы рассыпались по подушке. На губах ее теплилась улыбка. Жуга погладил рукой шелковистые черные пряди, улыбнулся своим мыслям, вздохнул. Поднял голову. В ногах, пригревшись на одеяле, спал Сажек.

Комната была обставлена проще некуда: широкая кровать с веревочной сеткой и толстым войлочным матрасом, два стула; в углу — табуретка, кувшин и таз для умывания. Полотенца не было. Жуга выскользнул из-под одеяла, натянул штаны и подошел к окну.

От реки шел легкий туман. Солнце еще не взошло, но шпили и островерхие коньки высоких крыш уже играли золотом. Жуга постоял в задумчивости и принялся умываться.

Проснулась Влана, потянулась сонно. Улыбнулась.

— Доброе утро, Жуга!

— Утро доброе, — отозвался он. Котенок спрыгнул на пол, подошел к нему, потерся о штанину. Жуга мысленно отругал себя за то, что забыл его покормить. Наверное, у хозяина корчмы можно было найти немного молока.

— Жуга, — позвала Влана.

— Что?

— Откуда ты пришел?

— С гор я.

Влана села, зашуршала одеждой. Подошла к нему, положила руку на мокрое плечо. Провела теплыми пальцами по шраму.

— Откуда это?

— Подарок. От добрых людей, — Жуга перестал плескаться, выпрямился. Посмотрел ей в глаза, улыбнулся с грубоватой нежностью. — Не надо об этом, Вланка.

— Странный ты, Жуга, — задумчиво сказала девушка, перебирая пальцами густые пряди волос. — Скажи, у тебя… были женщины до меня?

— Нет.

— Ты хороший, — Влана подошла к окну, ловкими движениями заплетая косу. — Кого ты ищешь? Чем тебе помочь?

Жуга натянул рубаху. Пригладил мокрые волосы.

— Скажи, — замялся он. — Давно ты… так?..

— Год, — равнодушно ответила она. — Может, чуть больше. С тех пор, как отец умер.

— Мне очень нужно знать, — продолжил после минутного молчания Жуга, — когда девчонки… выходят на улицу, ну…

— Я понимаю…

— Бывает так, что они не возвращаются? Пропадают?

Влана задумчиво помолчала. Пожала плечами.

— Наверное… Впрочем, да. Особенно — если одна, и в первый раз. По неопытности, наверное. А что?

— В первый раз… — Жуга вспомнил, как резвился вчера некогда безутешный Балаж, и в голову ему пришла неожиданная мысль. — Ч-черт…

— Что?

— Как же я раньше не подумал об этом?! — Жуга заметался, подобрал котомку, вытащил кошель. «Не надо…» — начала было Влана, но тот лишь махнул рукой. Высыпал деньги на одеяло — менок сорок — отобрал себе две-три монетки, остальное оставил.

— Бери, не перечь, — сказал он, подхватил Сажека, задержался на миг у дверей. — Помоги тебе бог, Вланка, — сказал он. — Мне пора.

— Может, еще свидимся, — грустно улыбнулась та. — Будешь в Маргене — заходи к Ладошу.

— Все может быть. Жизнь долгая, — он улыбнулся тоже, поднял посох. — Прощай.

— Прощай.

Внизу было тихо. Двое-трое ранних посетителей закусывали жареной рыбой. За столиком в углу сидели Балаж и Реслав, опохмелялись после вчерашнего. Балаж выглядел невыспавшимся, моргал красными глазами. Реслав обзавелся роскошным синяком под глазом. Кошели у обоих были пусты.

— Говорил я, — укоризненно сказал Реслав, когда Жуга спустился вниз, — не надо было сюда идти. Уж больно вино у Ладоша крепкое…

— С чего вы драку-то вчера затеяли? — спросил Жуга.

— Эт' разве драка! — ухмыльнулся Реслав. — Ты скажи спасибо, что Бертольд Шварц не пришел — тот бы до утра шуровал. Эх, где-то он сейчас, морда немецкая… Деньги есть, Жуга?

Оба с надеждой посмотрели на него. Тот покачал головой.

— И этот — туда же… — неодобрительно заметил Реслав. — Все менки — псу под хвост… Э-э, дурни! Че дальше делать-то будем?

Жуга кликнул хозяина, спросил кружку молока и жареной рыбы на всех. Отлил молока котенку в миску, бросил рядом рыбью голову. Реслав вынул засохший ломоть хлеба. Принялись за еду.

— Вот что, Балаж, — хмуро сказал Жуга, когда с рыбой было покончено. — Ответь-ка мне, девка Ганка, или нет?

Тот захлопал глазами:

— Ты что, Жуга, глаза потерял?! Вестимо, девка.

Терпение Жуги лопнуло.

— Я тебя спрашиваю, кобел бесхвостый! — рявкнул он, — девка Ганка, или уже нет?!

Балаж совсем растерялся.

— Причем тут это? — спросил он и покраснел до кончиков ушей. Промолчал.

— Не успел, стало быть! — удовлетворенно кивнул Реслав. — Ай да Ганка, молодчина, не далась дураку… а… правда, причем тут это?

Жуга уже думал о чем-то своем. Посмотрел в окошко.

— Сегодня что, опять базарный день?

— Так ведь базар всю неделю будет, — пояснил Реслав, вздохнул грустно. — Денег только вот нет…

В углу кто-то зашевелился. Жуга обернулся: с брошенного в закутке одеяла поднялся невысокий белобрысый паренек, зевнул, нахлобучил на голову черную катаную шляпу с лентой. Вытащил из ниши потертую скрипку, любовно сдул с нее пыль. Видно, это был один из вчерашних музыкантов, заночевавший прямо тут. Жуге вспомнилось, как лилась вчера, словно густое вино, плачущая вазурская дойна; он встал и подошел к нему.

— Здоров будь, хлопец, — начал он. — Как звать тебя?

Паренек с некоторой опаской оглядел долговязого рыжего незнакомца и улыбнулся, не почуяв угрозы.

— Здорово, коль не шутишь. Иваш я.

— Меня Жуга зовут… Подзаработать хочешь?

— Кто ж не хочет! А что делать-то надо?

— Слыхал я твою скрипку вчера. А повеселее можешь?

Тот заулыбался. Кудрявые волосы выбились из-под шляпы.

— Шутишь? Конечно, могу!

— Кто вчера играл с тобою? Можно сейчас кого сыскать?

— Владек-цимбалист тут, вроде, оставался ночевать наверху… а больше — все. К вечеру, разве что.

Жуга кивнул:

— Годится. Тащи его сюда. Что заработаем, третья часть — ваша.

— Да что делать-то надо? — не отступал Иваш.

— Вам? — Жуга поднял бровь, рассмеялся. — Играть! Инструменты захватите.

Вернувшись к столу, он подхватил свой заплечный мешок, поднял посох. Реслав и Балаж вопросительно смотрели на него.

— Сколько мы задолжали? — спросил Жуга.

— Тридцать шесть менок, — ответил Реслав.

— С полушкой, — добавил Балаж и почему-то покраснел.

На базаре было людно. Реслав и Жуга шли первыми, волоча за ручки большую жаровню. Сзади раскрасневшийся Балаж тащил вязанку дров. Последними шли Иваш и дородный чернявый Владек со своими цимбалами.

Реслав начал смекать, что к чему, когда Жуга отыскал ровное место и разжег жаровню. Балажа услали за второй вязанкой, а когда вернулся — за третьей. Народ останавливался, с любопытством поглядывал на них, проходил мимо.

— По углям ходить будешь? — тихо спросил Реслав. Жуга кивнул:

— А что еще остается?

— Ну… покудесничать малость.

— Мало тебя, дурака, били…

— Все не могу взять в толк, как это у тебя получается, — задумчиво сказал Реслав. — Наговор, что ль какой?

— Да какой там наговор… — Жуга поворошил угли, подбросил еще дров. — Тут все просто. Главное — не бояться, и ногу поплотнее ставить, чтоб воздух не попадал.

— Гасить их, что ли?

— Вроде как… Еще мыть не надо ноги, ни до, ни сразу после. А то еще плохо, если железки в костер попадут. Вот они обожгут, так обожгут…

— Это что ж, — опешил несколько Реслав, — и я бы так смог?

— Отчего нет? только потом как-нибудь попробуешь… Помнишь, как ты вчера за петухом лазал? Зазывай народ, чем ты хуже того мужика? Сможешь?

— Попробую…

Жуга оттолкнул пару-тройку любопытных и опрокинул жаровню. Угли рассыпались, развалились мерцающей горкой. Захваченной заранее кочергой разровняли правильный круг сажени в три. В жаровню подложили новые поленья — на добавку. Жуга скинул царвули, повернулся к музыкантам, улыбнулся.

— Давайте что-нибудь побойчее. Эх, жаль, что светло!

— А мне что делать? — спросил Балаж.

— От тебя толку мало. Возьми вон барабан…

Стал скапливаться народ, привлеченный необычным зрелищем. Владек с Ивашем заиграли потихоньку, и когда собралось побольше людей, умолкли. Реслав заробел было, да вспомнил, как в глаза обжуливал торговок на рынке, как складно врал вчера дядька с петухом, и начал:

— Ай, честной народ, чего стоишь, под ноги глядишь? Раздай, расступись, а не то погоришь… — Он замешкался было, но на выручку пришел Жуга:

— Вишь, угли пылают, жаром пугают, а приметишь грош, так и по углям пойдешь! — Он обошел круг, длинный, рыжий, словно и сам выскочил из огня, осклабился весело. — Бросайте менки, берегите коленки — огонь не велик, да стоять не велит!

Снова вступил Реслав:

— Али вправду говорят, будто ноги не горят? — Он тоже двинулся вкруг углей. — Эй, добры молодцы, девицы красные, гляньте на диво! Все повидали, всякого-разного, лишь по углям не ходили, глянь, как красиво!

Жуга подмигнул музыкантам, Иваш поднял смычок.

Грянула плясовая. Глухо, сбивчиво бухал барабан. Жуга притопнул, всей пятой ступил вдруг на угли и — вперед, вперед, шажками мелкими, как горох, двинулся по кругу в лихом переплясе!

Народ ахнул, загомонил. Кто-то под напором людской толпы оступился на угли, ругнулся и отскочил назад. Все засмеялись, захлопали в ладоши.

Жуга спрыгнул на землю. Музыканты сделали паузу.

— Еще! — крикнул кто-то. В подставленную шляпу полетели менки, полушки, пятаки. — Еще! еще!

— Во, народ, застояться не дает! — веселился Реслав. — Кто не верит, пускай проверит, да потом все одно никто не поверит! Эй-эй, посмотри на нас, раскрой глаза да уши, смотри да слушай веселый пляс!

Ударили по струнам.

Жуга разошелся вовсю, угли так и летели во все стороны. Реслав ощутил вдруг веселую дрожь в груди, сел, стянул единым махом сапоги и, забыв, для чего он тут, припечатал босой ногою горячие угли. Припечатал и пошел, разбрасывая тлеющие огоньки, выгоняя из башки пьяную дурь, засмеялся от нахлынувшей радости — «Могу!»Поймал веселый взгляд Жуги — тот подмигнул лукаво — знай, мол, наших! «Эх, эх, жги!»

Было жарко и больно, но на удивление терпимо. Реслав вприпрыжку пересек огненный круг, постоял на холодных камнях и двинулся сызнова. Кое-где в угли упали медяки, Реслав, памятуя наставления Жуги, старался обходить их стороной, Жуга же нагибался, выхватывал их руками, пока не нагрелись, скалился весело.

Угли почти погасли. Реслав подскочил к жаровне: «А ну, берегись!»опрокинул. Толпа подалась назад. Свежие угли были горячее, мерцали красно, вспыхивали бегущими огоньками. Реслав заробел было, но Жуга уже махнул рукой: «Давай!» — и первым выскочил на круг. И вновь плясали оба, крича шутки-прибаутки, пока не растоптали угли в пыль, в мелкую золу…

… Толпа разбрелась. Владек оборачивал свои цимбалы в чехол. Реслав сидел на земле, рассматривая попеременно свои босые ступни: ожогов и впрямь не было, лишь краснели две-три царапины, да пахло копченым.

Жуга вытер ноги тряпицей, надел царвули. Посмотрел на Реслава.

— Ну, молодец! — одобрительно сказал он. — Не ожидал я. Эй, Иваш, сколько там?

— Три сотни, сорок две! — объявил тот. — Хоть на серебро меняй — почти четыре талера. Ну, вы и задали жару! Отродясь такого не видывал. Как это у вас выходит? Держите, — он протянул кошель и Сажека (кота на время прятали в мешке, чтобы не попался под ноги). Жуга взял, хотел что-то сказать, но тут послышался грохот, цокот копыт — запряженный четверкой лошадей, проехал и свернул на улицу богатый экипаж. Мелькнуло морщинистое лицо старика, вислые усы, копна седых волос.

— Ишь, поехал! — пробормотал Иваш. — На четверке…

— Кто это? — спросил Балаж.

— Михай Пелевешич, вельможный пан… Поместья у него тут и замок за городом. Да и в самом Маргене он большую власть имеет.

Сзади послышался непонятный шум. Все обернулись: Жуга стоял, глядя вослед экипажу. Сажек в диком страхе повис у него на рукаве, расцарапав руку до крови.

Жуга повернул голову. Взгляд его был страшен.

— Жуга! — всполошился Реслав. — Ты чего, Жуга?!

— Сколько ему лет? — хриплым голосом спросил он. Все молчали, и Жуга, не дождавшись ответа, закричал: — Сколько ему лет?!!

Ночь выдалась темной и ненастной. Шелестел по крыше дождь. В корчме у Ладоша было пусто, лишь в углу за столом сидели четверо. Теплилась желтым язычком свеча. Чуть в стороне на лавке спал котенок.

— … Лараш Зегальский, городской каштелян, — сосредоточенно загибая пальцы, вспоминал Иваш. — Вильгельм Штох, купец Бременский, тоже давно тут живет. Олекса Григулевич, тоже купец. Гжегож Пшимановский, шляхтич знатный… — Иваш показал два сжатых кулака. — Вот… Всем почти под девяносто, остальным — немногим меньше.

— Н-да… — Жуга сидел, подперев голову рукой, глядел на свечу. — Не знаю, что и думать… Ничего не примечаешь, Реслав?

— Все из разных краев, — подумав, сказал тот.

— Вот-вот, — кивнул Жуга. — И все — богатые.

Балаж растерянно глядел то на одного, то на другого.

— Ну и что? — спросил он. — Что тут такого?

— Помолчи ты… — отмахнулся Жуга. Глянул на Иваша. — Чей замок там, по дороге на запад?

— Там, что ли? — тот махнул рукой. — Да как раз пана Пелевешича замок и есть. Мы, кстати, завтра туда ехать собираемся.

— Вы?! — поразился Жуга. — Зачем?

— Так праздник же! Сыну его, Мареку двадцать пять стукнуло. Народ соберется, музыкантам там рады будут.

Жуга встрепенулся, многозначительно глянул на Реслава. Тот понял без слов — слишком уж много совпадений. Упускать такой случай было нельзя.

— Возьмете нас? — спросил Жуга.

— Отчего не взять? — отозвался Иваш добродушно. — А может, ты и сам на чем-нибудь играешь? Тогда еще лучше. Не знаю, правда, на телеге поместимся, нет.

— На свирели играть могу, — сказал Жуга. — А не поместимся, так пешком пойдем. Лишними не будем, верно, Балаж?

Балаж к этому времени уже совсем перестал что-то понимать.

— Пожалуй, что и верно… — пробормотал он. — Только… Гм!

— Вот и ладно, — подытожил Реслав. — Ну, будем здоровы!

Приятели сдвинули кружки.

На телеге поместились.

Музыкантов подобралось четверо — Иваш, Владек, грузный, немолодой уже Михай со струнной волынкой, и веселый, ладно сбитый Григораш, который, казалось, мог играть на чем угодно. Выехали засветло. До городских ворот добирались без малого час — так узки были улочки Маргена. Михай правил. Григораш прикорнул на куче соломы. Жуга, Балаж и Реслав прикупили новые рубашки, обзавелись шляпами. Жуга вдобавок раздобыл гребень, еле расчесал рыжие вихры. Сажек свернулся у котомок, спал.

У ворот неожиданно повстречали Олега.

— Здорово, Реслав! — окликнул он, ухмыльнулся весело. — Никак, до Пелевешича? А, и Жуга здесь! Здравствуй, здравствуй. Как поиски-то ваши?

Реслав закряхтел, заерзал.

— Ничего пока…

— Что ты ему наплел? — тихо спросил Жуга. Реслав пожал плечами: «Не помню!» Олег тем временем уже запрыгнул на повозку.

— Подвезете?

Михай обернулся, глянул неодобрительно, но кивнул — поезжай, мол.

— Может, возьмете в долю? — Олег подтолкнул Реслава локтем, подмигнул. — Вчетвером-то сподручнее. Мельница все равно пока стоит, а лишние менки никому не помеха. Чай, и мне чего отсыпется. Узнали хоть что-нибудь?

Жуга посмотрел так, что Реслав чуть не спрыгнул с телеги, ничего не сказал, лишь потянул к себе Сажека, погладил. Кот разнежился в руках, замурлыкал.

Миновал полдень. Лошаденка неспешно тащилась по дороге меж лесов и полей. Слева голубой лентой вилась Длава. Роса уже высохла, от ночного дождя не осталось и следа. Частенько встречали прохожих, обогнали груженую дынями да арбузами телегу. То и дело слезали на ходу, шли рядом, разминая ноги.

Ближе к вечеру появились комары, зудели, толклись серыми облачками. Пора было подумать и о ночлеге.

Жуга глядел куда-то в сторону. Реслав перехватил его взгляд, посмотрел туда же. Меж деревьев был просвет — там, на поляне розовели в закатных лучах щербатые камни древнего дольмена. Жуга вздохнул, отвернулся.

Проехали мимо, а версты через три нашли удобное место у реки, где и расположились. Развели костер, отужинали. Михай и Владек улеглись на телеге, остальные расположились под деревом у огня. Стреноженная лошадь паслась неподалеку.

Стемнело. Стараниями Жуги поспел душистый травяной отвар, достали кружки. Олег отхлебнул, крякнул одобрительно, зачерпнул еще. Жуга молчал, присматривался к путникам, думал о чем-то своем.

Григораш поежился, накинул на плечи одеяло, посмотрел в костер, затем — на небо, вынул из мешка свирель, поднес было к губам, да покосился вдруг на Жугу.

— Эй, рыжий!

Тот поднял взгляд.

— Что?

— Сказывали, ты на свирели играешь, — Григораш ухмыльнулся, сощурился лукаво. — Покажи, а?

Жуга поколебался, взял протянутую свирель, повертел в руках. С минуту сидел неподвижно, слушая ночной лес. «Ну же!» — подначил было Григораш, но Реслав осадил его: «Не лезь».

Жуга поднял свирель.

Полилась мелодия, тихая, незатейливая, с мягкими бегучими переливами, смолкла неожиданно, и вдруг за рекой залился, затенькал, отвечая, трямка-пересмешник — птица малая ночная.

Музыканты переглянулись.

Жуга играл, полузакрыв глаза, мелодия словно бы разделилась на два голоса, и уже не уловить было мотива и не понять, кто ведет — то ли свирель в руках рыжего паренька, то ли ночная птица за рекой, за лесом…

Все смолкло.

Неожиданно все вздрогнули: вниз по темному стволу дерева скользнула легкой тенью рыжая белка-веверицэ. Скакнула парню на плечо, блеснула черными глазами-бусинками, ткнулась ему в ухо — словно бы сказала что-то, и через миг, сполохом метнувшись вверх, затерялась в листве.

— Дивно играешь, Жуга, — выразил общее мнение Олег. — И звери, эвон, как тебя любят. Чудные дела!

Больше никто ничего не сказал, все задвигались, зашуршали одеялами, укладываясь спать. Костер почти погас. Реслав уже засыпал, когда послышался тихий голос Жуги:

— Реслав…

— Что?

Жуга помолчал.

— Ты не ходи за мной сегодня.

Среди ночи Реслав проснулся. Жуги не было, лишь котенок свернулся рыжим калачом на одеяле в изголовье. Далеко на востоке, где стоял старый дольмен, тихо звучала свирель.

До замка добрались вскоре после полудня. Он стоял на невысоком холме, серые стены высились неровной каменной кладкой. Узкие стрельчатые окна, некогда бывшие бойницами, ныне были застеклены. На красных шатровых крышах развевались цветастые флажки. Башен было пять — четыре угловых и высокий центральный донжон. Широкий квадратный двор был мощен камнем, ворота раскрыты. Повозка с музыкантами миновала подъемный мост и остановилась. Жуга спрыгнул на мостовую, огляделся.

Вокруг сдвигали столы, сгружали что-то с телег, смеялись, гомонили. Из раскрытого люка подвала выкатывали бочки. Михай распряг лошадь, отвел ее в стойло.

Подошел Реслав.

— Приехали, Жуга, — сказал он. — Что дальше?

— Погоди, Реслав, не мешай, — отмахнулся тот. — Не пойму никак… В башнях они, что ли, живут?

— Ну, да. Если что — поднимают мост: попробуй, залезь.

— Да от кого обороняться-то?

Реслав пожал плечами:

— Должно быть, было от кого… А место надежное.

— Да, место надежное… — Жуга прищурился, приставил ладонь к глазам козырьком. — Что в той башне? — Он указал на одну из четырех угловых цитаделей.

— Откуда мне знать! — Реслав поглядел туда же, силясь понять, что привлекло внимание друга. Башня, как башня — ни выше, ни ниже остальных. Хотя… Реслав бросил быстрый взгляд на три других, сравнивая, и хмыкнул: окна западной башни были зарешечены.

Он хотел что-то сказать, но в этот момент затрубили трубы, и на обтянутом красным и зеленым помосте появился Михай Пелевешич с сыном и свитой. Был он стар, но шел легко, без посторонней помощи. Остановился, заложив пальцы рук за богатый пояс, обвел толпу суровым взглядом из-под кустистых бровей, ухмыльнулся. Сын его, Марек, был широкоплечий, высокий, с русой бородой, похожий на отца.

— Вольные горожане! — начал он. — Крепостной люд! Нынче знатный день — моему сыну исполняется двадцать пять лет!

Голос его оказался неожиданно громким и ничем не походил на старческий. Ему подали украшенный драгоценными камнями кубок.

— Я пью за его здоровье!

Народ загомонил: «Долгие лета! Долгие!» Пелевешич осушил чашу, вытер ладонью длинные седые усы.

— А теперь, — объявил он, — выкатывайте бочки, несите снедь! Веселись, честной народ, пей, ешь до утра, кто сколько сможет! Это говорю я, Михай Пелевешич!

Раскрылись кухонные двери, откуда повалила челядь с подносами. Заиграли музыканты. Вышибли днища у бочек с вином. Пан Пелевешич удалился обратно в замок — пировать дальше среди своих.

Жуга тронул Реслава за плечо:

— Пошли.

Реслав направился было вслед за Пелевешичем, но Жуга дернул его за рукав: «Не туда, дурень!» — и устремился к черному ходу.

Выбрав момент, когда поток людей с закусками прервался, они вошли, миновали кухню, где никто не обратил на них внимания, и поднялись по лестнице. Когда вышли в коридор, позади послышался топот, и их нагнал запыхавшийся Балаж.

— Погодите! Я с вами!

Жуга поморщился, но ничего не сказал, лишь сделал знак — молчи, мол. Сажек заворочался у него за пазухой, высунул голову. Жуга затолкал ее обратно и двинулся по коридору к западной башне.

Реслав шел следом, всеми печенками ощущая нарастающую тревогу. Музыкантов они предупредили, что сидеть на одном месте не собираются. Олег же больше интересовался бочками с вином, чем прогулками по замку.

В коридоре царил полумрак, лишь изредка попадались окна. В железных подставках торчали незажженные факела. Было тихо, лишь доносились со двора музыка и шум толпы, да топал позади Балаж.

Внезапно коридор кончился. Жуга прислушался, отворил массивную дубовую дверь — та открылась тихо, без скрипа. Реслав поколебался перед тем, как войти — уж слишком легко им все удавалось…

За дверью, с небольшой площадки вилась узкая каменная лестница. Здесь было совсем темно. Жуга постоял, опершись на посох, и двинулся вверх, нащупывая в темноте щербатые ступени. Через несколько минут утомительного кружения все трое остановились перед обитой железом небольшой дверью. В окошко, пробитое рядом в стене башни, виднелись уходящие вдаль поля, прихотливые извивы реки. Жуга потрогал толстые квадратные прутья оконной решетки, вытер ладонь о рубашку. Вделанные в стену концы их белели свежим цементом.