Дизи шагнул вперед.

— Перед вами член Галактического Совета, который прибыл сюда для установления официального контакта, — спокойно сказал он. — Добавьте света. Все встаньте. Сидеть в присутствии полномочного посла запрещается.

Сон, словно только и ждавший этих слов, немедленно поднял руку и встал. Его худшие опасения сбывались. Повинуясь приказу, тотчас встали и остальные ниды. В зале вспыхнул приглушенный свет.

Когда ниды выпрямились во весь свой необыкновенный, почти трехметровый рост, большой зал показался Дизи тесным. Завораживающе легкой для таких огромных тел поступью они пересекли ручей и встали полукольцом в нескольких метрах от людей. Их массивные фигуры были покрыты длинным волосяным покровом, черный и серый мех лоснился на свету. Теперь Дизи мог лучше рассмотреть их странно, без шеи, посаженные в покатые плечи небольшие головы с совсем маленькими острыми ушами, темные и лишенные растительности морщинистые лица, глаза, горящие, как угли от костра.

Чрезмерная сила и отменная ловкость чувствовалась в их мускулистых телах. Это были существа, отличные от человека, но невольно вызывающие восхищение своей угрюмой мощью и каким-то оскорбленным величием. Дизи слышал, как ниды втянули своими расплющенными носами запах человека. Он счел это просто проявлением инстинкта, а не необходимостью — преимущество в силе было явно на стороне нидов.

Дизи перевел взгляд на вождя, стоящего вполоборота к людям. Его мощный торс и плечи были покрыты седоватой шерстью, а поразительно умный взгляд маленьких красноватых глаз, запрятанных далеко в глазницы, выдавал незаурядную личность. На нем единственном из нидов был надет широкий белый пояс, утыканный бесчисленными кнопками.

Дизи хватило нескольких секунд, чтобы отметить все это. Тики невозмутимо уселся на место Сона, Дизи встал рядом с ним.

— Клянусь Солнцем, Сон, это просто смешно, — сказал один из нидов. — Двое детей ведут переговоры от имени Совета.

Сон взглянул на него и обратился к Тики:

— Тысячи лет Совет не был озабочен тем, что происходит у нас. Откуда же теперь столь пристальный интерес к нашему миру?

— Дошла очередь и до Земли. — Тики усмехнулся. — Вы не одни в галактике. Хотя, при ваших-то амбициях, вы, несомненно, считаете себя ее центром.

Большие рты нидов растянулись до ушей. Если это и были улыбки, они были страшными… Один из мохнатых великанов в ярости шагнул к Тики и резко выбросил вперед руку с гибкими, выразительными пальцами, собираясь схватить сидящего перед ним человека. Предостерегающий возглас Сона остановил его.

Тики неприязненно оглядел нидов и сказал Сону:

— Если еще раз будет совершен подобный выпад, ваш мир будет стерт ровно через четыре земные секунды. Я и мой друг не боимся смерти. — Он ткнул пальцем в браслет у себя на запястье.

Наступила ужасающая тишина. Сон мрачно взглянул на приближенных, и лицо его исказилось гримасой гнева. Ниды, приниженно согнувшись, попятились и отступили назад. Сон повернулся к Тики.

— Вы можете подтвердить свои полномочия? Какова цель вашего прибытия?

Тики вынул из нагрудного кармана куртки предмет, похожий на маленькую гибкую монетку, и подал Сону. Тот почтительно взял и засунул его себе за пояс.

— Совет все больше обеспокоен проблемой сосуществования параллельных миров, — сказал Тики. — Поэтому я здесь.

— А в чем проблема нашего мира? — угрюмо спросил Сон.

— Ваши недозволенные переходы в мир людей нарушают и без того тонкое физическое равновесие между мирами. Полтергейст, самовозгорания и исчезновения людей — это тоже штучки из параллелей. Вам будет трудно доказать, что вы не занимаетесь этим. Физическая, психическая и моральная угроза для людей со стороны нидов — вот причина моего посещения.

— У вас есть доказательства?

— Свидетельства ваших вольных перемещений в пространстве записаны на диске, который я только что передал тебе.

— Но то, о чем вы говорите, единичные случаи… Мир нидов — один из четырнадцати параллельных Земле миров. Бывает, что ниды даже гибнут от рук землян, — тщательно взвешивая каждое слово, говорил Сон. — Если мои соплеменники иногда и посещают Землю, разве можно винить их за это? Нас лишили мира Земли и дали взамен этот, убогий… тесный…

Тики прищурился и в упор посмотрел на вождя — так, будто только что увидел его.

— У Совета свое мнение на этот счет, — с холодным высокомерием произнес он. — Ваши посещения небезобидны. А в этом случае закон строг. — Сон не опустил глаз и не переменил позы, но Дизи почувствовал, что вождя нидов охватило отчаяние. От стоящих поодаль нидов тоже исходило чувство растерянности и тревоги. — Решение по поводу вашего мира уже принято.

— Тогда зачем вы здесь? — тихо спросил Сон. — Зачем утруждать себя посещением столь малозначимого для Галактики, захудалого параллельного мирка?

— Я здесь, — повысил голос Тики, — чтобы взглянуть на проблему вблизи. Решение принято, но у вас есть возможность сохранить свой мир.

Сон в волнении пригнул голову.

— Сохранить? Что это значит?

— Спасти. Если требования Совета через двадцать земных лет не будут выполнены, ваш мир исчезнет. За это время вы должны закрыть каналы связи с миром Земли и навести порядок в своем — убедить сомневающихся, наказать несговорчивых. Вы должны навсегда исчезнуть из поля зрения землян.

— Зачем ты слушаешь его, Сон?! — вдруг рявкнул один из нидов. — Ты не знаешь, о чем он сейчас думает? О том, что мы похожи на обезьян! Он и разговаривает с нами так, будто мы только что слезли с деревьев!

Тики удивился:

— Меньше всего вы похожи на обезьян.

Его реакция поразила нидов. Сон придвинулся поближе к Тики.

— Тогда почему Совет так равнодушен к нашим нуждам?

— При оценке вашей проблемы действует самый важный принцип организации жизни в контролируемой Советом части Вселенной — принцип ответственности более развитой цивилизации перед менее развитой. Вы превосходите землян в своем развитии, кроме того — разве ты забыл? — они аборигены. Следовательно, вы уступите, как то и было оговорено во время первого официального контакта. Но, похоже, это по-прежнему вас не устраивает.

Сон скривился.

— Значит, мы должны людям, которые выперли нас из своего мира, а сам Совет разговаривает с нами с позиции силы?

— Совет — руководящий и контролирующий орган. Мы ответственны за порядок в Галактике, — с еле заметным раздражением пояснил Тики. — Конфликты между параллельными мирами приобретают зловещий масштаб. Мы положим этому конец. С требованиями Совета я вас ознакомил, а в качестве поощрения ваших стараний вы получите от Совета одну стобиллионную часть всегалактических знаний.

— Зачем они нам? — горько сказал Сон.

— Предлагаю вам обсудить услышанное, а пока прошу проводить меня в мои апартаменты и не тревожить в течение следующих земных суток. — Тики надменно взглянул на неподвижно стоящих у ручья нидов. — Чтобы подбодрить вас, добавлю, что наша с вами встреча любезно фиксируется, — Тики не глядя показал пальцем куда-то вверх, — и каждое ваше слово и действие будут оценены. — Он встал. Ниды зашевелились. — Меня интересует, Сон, — почти дружелюбно и впервые по имени обратился Тики к вождю, — есть ли среди твоих соплеменников ниды, чей родовой знак — кольцо? — Сон подумал и отрицательно покачал головой. Остальные ниды молчали. — Хорошо. Забудем об этом. Проводи меня.

…В последнее время судьба слишком часто ставит ему подножки, думал Сон, шагая рядом с людьми к отведенному им залу в здании Центра, где они сейчас находились. Наверное, он теперь так и не узнает, почему посол задал свой вопрос, и чем бы это обернулось, останься жив Друг — ведь Друг был последним из далекого горного клана нидов, выжигающих у себя на руке небольшое разомкнутое кольцо.

— Грохот?

— Они слишком наглые, чтобы можно было простить им это.

— Лепесток?

— Они мне не понравились. Все это выглядит очень странным… Дети… Совет…

— Камень?

— Убить их на месте.

— Брат?

— Я не знаю. Пока ничего не могу сказать…

— Кулак?

— Я больше не потерплю от них ни одного оскорбления!

— Волосатый?

— Их нельзя трогать.

— Шепот?

— Очень опасны. Нельзя торопиться.

— Язык?

— Надо выждать.

— Кто-нибудь из вас сумел пробить их защиту? — Сон обвел глазами нидов, собравшихся в его зале. Все покачали головами.

— Их подсознание полностью заблокировано, Сон, — сказал Шепот.

— Я не смог уловить ни одной мысли, ни одной эмоции, — буркнул Волосатый. — Я впервые встречаюсь с этим… А уж я повидал людей…

— Мы все забываем, что это люди со звезд, а не с Земли, — сказал Шепот.

Сон внимательно взглянул на старика.

— Ты прав, Шепот. Как всегда. Остается только убедиться, что они те, за кого себя выдают.

— Ты в этом сомневаешься?… — удивился Язык.

Сон кивнул. Переваривая эту новость, ниды помолчали.

— Что они сейчас делают? — спросил Шепот.

Сон включил голографический экран посреди зала.

Вытянувшись во весь свой небольшой рост, помощник посла неподвижно лежал на спине в мягкой нише, обычно служащей нидам ложем, а сам посол, не шевелясь, тихо сидел рядом с ним и смотрел куда-то в дальнюю стену огромного темного зала.

— Посол проспал три часа, помощник охранял его сон, потом они поменялись ролями. И уже шестнадцать часов посол сидит так, — сказал Сон.

Ниды встревоженно смотрели на экран.

— Мне это не нравится, — своим еле слышным, задыхающимся голосом повторил Шепот недавние слова Лепестка. — Кто у них главный? Почему посол служит своему помощнику?

— Сон, когда мы разговаривали с людьми, у помощника был совершенно бешеный пульс, а сейчас у него вовсе не бьется сердце, — заметил Язык.

— Да… я знаю… — рассеянно кивнул Сон. Ниды деликатно не вслушивались в его мысли, но все больше беспокоились, наблюдая странное поведение людей.

— Они что-то затевают, — не выдержал Грохот, — а мы сидим и теряем время.

— Возможно, так они просто отдыхают, — сказал Сон, оторвавшись от долгого созерцания. — Я просмотрел все сведения о последнем контакте с Советом — там нет таких подробностей, но это еще ни о чем не говорит. — Сон щелкнул кнопкой и сказал в переговорное устройство: — Мир, вы расшифровали сообщения на диске? Почему? Покажите запись.

Ниды смотрели на экран, на многократно увеличенное изображение диска с двумя круглыми отверстиями в центре, который плавал в вакуумной колбе. Время от времени его пронизывали разноцветные лучи. Диск то с огромной скоростью вращался, становясь темным шаром, то покачивался из стороны в сторону, то неподвижно зависал, но все еще оставался загадкой.

— Вы поосторожнее там, — сказал Сон, — не повредите его.

— Стараемся, — ответил Мир. — Пока ничего не можем сделать. Какая-то особая технология записи, недоступная нам.

— Ты хочешь, чтобы над нами потешалась вся Галактика? — сердито прошипел Миру в лицо Камень. — Вы придурки, вы все — там, в лаборатории!

Сон взглянул на Камня, и тот отступил за его спину.

— Продолжайте работу, а я попробую что-нибудь разузнать. — Мир кивнул, и Сон отключил связь. — Брат, — обернулся он, — в архивах ничего нет о таком диске, но мне пришло в голову… А вдруг кто-нибудь из стариков помнит о нем? Кто сейчас самый старый?

— Самый старый — Слепой… — лениво сказал Брат, по своему обыкновению прикрывая в сладкой полудреме глаза. Он единственный из нидов находился в расслабленной позе.

— Зачем нам слепой? — обозлился Волосатый. — Тут и зрячие-то разобраться не могут!

— Из зрячих самый старый — Палец из клана Ворчунов, — невозмутимо отозвался Брат.

— Это те маленькие писклявые зануды? Каждый из которых упрям, как сто ослов? — скривился Язык. Брат кивнул. — Ну, нет уж. Я уже имел с ними дело. Мы и за год не сговоримся.

Сон нетерпеливо взглянул на Брата.

— Побыстрее, Брат, у нас нет времени.

— Одноухий из клана Длинных, — подумав, сказал Брат. — Четыреста тридцать лет. Но у него сейчас спячка. Правда, Длинные ничего ребята…

— Язык, полетишь с Волосатым, — коротко приказал Сон. — Обговорите условия. Старик нам нужен, как Солнце. Остальные — идите. Мне нужно кое с кем поговорить.

Оставшись один, Сон несколько минут отдыхал в кресле, потом подсел к своему рабочему столу и долго щелкал кнопками. Через час на экране появилось лицо человека, который, выслушав приветствие Сона, небрежно ответил ему на языке нидов. Его серые глаза холодно и выжидающе глядели на Сона.

— У нас гости, Сероглазый, — сказал Сон.

Широкие светлые брови человека дрогнули и поползли вверх.

— Люди?

Сон кивнул.

— Член Галактического Совета с инспекцией. Двое. Посол и его помощник.

Человек удивленно хмыкнул.

— Они представили свои документы?

— Представили, но мы пока не можем в них разобраться.

— Тебе помочь, Сон? — с готовностью предложил человек, и Сона насторожила эта поспешная предупредительность.

— Не стоит, — помедлив, ответил он.

— Но вы хотя бы проверили их идентификационные номера? — настойчиво поинтересовался человек. — Я всегда готов посодействовать.

— Ты что, смеешься, Лок? За двенадцать тысяч лет это второе посещение. Мы дохнуть на них боимся.

Несколько мгновений оба молча смотрели друг на друга.

— Зачем ты связался со мной, Сон? — сказал человек.

— Чтобы показать тебе изображение посла.

Сон нажал кнопку. Справа от него в воздухе возникла картинка. Сероглазый, нагнувшись вперед, с нетерпением взглянул на нее.

— Черт меня подери… — растерянно протянул он и отключил связь.

Сон задумчиво посмотрел на картинку: строгое недетское лицо, рыжие волосы, во взгляде — почти не скрываемое и так разозлившее нидов чувство превосходства…

Он связался с охраной.

— Что нового, Кроха?

— Все по-прежнему, Сон. Уже прошло двадцать часов.

— Не спускайте с них глаз.

— Да, Сон.

— Максимум почтения!

— Понял.

— Проснется второй — сообщишь мне.

— Слушаюсь.

…Сон устало откинулся на спинку кресла и, чтобы расслабиться, представил себе высокие травы в пойме широкой полноводной реки, влажную прохладу ночи, и сердце дрогнуло от радостного предчувствия — скоро на далеком ровном горизонте появится Солнце… Чуть светлеет узкая полоска у края земли… становятся различимы вокруг очертания зарослей и редких деревьев… Солнце всё ближе, сейчас оно выглянет и озарит своими благодатными лучами бескрайнюю долину…

— Сон! Мы договорились с Длинными! — Прямо перед Соном зависло изображение Языка. Он немного возбужден, Волосатый молчит, почесывая свою широкую черную грудь, но оба довольны. Позади них кто-то маячит. — Наверное, с Ворчунами и то было бы легче договориться. Как только мы согласимся на их условия, они сразу будят старика.

— Что за условия?

— Их три. Первое: они просят отдать Радость сыну их вождя, Охотнику.

Радость была последней, любимой дочерью Сона. Она сохла по Лепестку.

— Не хромой, не кривой? — спросил он, подумав.

— Восемнадцать авалов!

Мальчишка завалил восемнадцать быков. Неплохо.

— Второе условие?

— Они просят, чтобы ты приблизил Охотника к себе. И третье… — Язык помялся. — Они хотят, чтобы ты поклонился Одноухому…

Сон засопел. Ему сейчас слишком нужен этот дед, Длинные это поняли, и их требования справедливы — они настолько непомерны, что не оскорбляют вождя всех нидов. У большого всегда просят большое.

— Я согласен, — с достоинством произнес Сон. — Но мне некогда мотаться по стране. Что если мы снимем мой поклон, а запись для одноразового просмотра пошлем Длинным? Само собой, кланяясь, я скажу, что свой поклон посвящаю Одноухому.

— Они будут счастливы, — сказал Язык. — Весь клан сойдет с ума от радости.

— Договорились. Можешь пообещать им, что я сдержу свое слово. Пусть будят старика немедленно. Изображение диска у тебя есть, покажешь его и сообщишь мне результат.

— Господин посол, вам что-нибудь нужно? — спросил Сон, буравя людей взглядом. Помощник посла, проспав двадцать один час, наконец проснулся. — Пища? Вода?

— Мы хотим осмотреть ваш зоопарк, — сказал посол.

Сон пожевал губами, взглянул на Кроху, замершего на соседнем экране, и кивнул.

— Вас проводят. Зоопарк совсем рядом.

Меньше всего Сон хотел, чтобы посол посетил это место — все животные там были с Земли. В горном краю нидов, продуваемом всеми ветрами, мог ужиться только авал, трехрогий бык со шкурой, которую с трудом вспарывал даже алмазный нож, — злобный и подозрительный, вонючий, огромный, как гора, мохнатый бык. Такой может вызывать только отвращение. Убить авала почиталось у нидов за доблесть, и любая охота превращалась в праздник, даже если на ней гибли ниды.

Она начиналась сразу после линьки быков, когда их старые шкуры расползались, а новые еще не обрели твердость камня. И без того непомерные бычьи тела раздувались, вспучивались огромными липкими пузырями и распространяли жуткое зловоние. В это время авалов мучил ужасный зуд, и бессчетные стада, вздымая к небу желтую пыль, сотрясали горные долины ревом и топотом. Наконец старые шкуры гниющими лохмотьями сползали с бычьих боков, и измученные авалы разбредались по горам, где их уже поджидали охотники.

По обычаю, вождь каждый год убивал по быку и никогда не умирал своей смертью: однажды бык забирал его жизнь, и у нидов появлялся новый вождь. Так было всегда, и когда-нибудь это случится и с Соном. Но пока он полон сил, молод, и за свои сто тридцать лет убил восемьдесят быков, из них шестьдесят два — уже возглавляя нидов.

… Сона вызвал Язык и удрученно сообщил, что Одноухий не может опознать диск.

— Попробуй еще раз, — мрачно сказал Сон. — Встряхните деда, чтобы окончательно проснулся. Как он выглядит?

— Да хорошо выглядит. Правда, уже не ходит, но взгляд ясный, голова работает. Отдохнул во время спячки…

Сон пригнул свою черную голову и подумал.

— Как ты показывал ему диск? В увеличенном виде?

— Да.

— Пусть Мир даст изображение диска в натуральную величину и уберет эти цветные лучи… Нет! — Сон откинулся на спинку кресла. — Пусть Мир возьмет диск в руку и покажет старику. Я буду ждать.

Положение не позволяло Сону появляться на экране перед рядовыми соплеменниками и запросто разговаривать с ними, поэтому беседу приходилось вести через посредника, в данном случае, через Языка. Такие условности, по мнению Сона, были сущей глупостью, но он был вынужден с ними считаться.

На голографическом экране возник Кроха, и, взглянув на него, Сон сразу понял, что новости не порадуют.

— Сон, мы потеряли помощника посла из виду.

— Как это?

— Не знаю. Люди ходили по первому отделу, где мелкие грызуны, и вдруг посол остался один…

Сон связался с послом, тот не выглядел удивленным или расстроенным.

— Господин посол, могу я задать вам вопрос? — сдерживая раздражение, заговорил Сон. — Где ваш помощник?

— Я не обязан отчитываться перед тобой. Разве мы нанесли нидам какой-нибудь ущерб? — спокойно ответил человек.

Сон скрипнул зубами, отключил связь и вызвал свое окружение. Назревали какие-то события, и ему необходима была поддержка. Ниды мрачно выслушали сообщение Сона об исчезновении помощника, но не успели высказаться, так как на экране появились Язык и Волосатый.

— Старик узнал диск! — выпалил Язык. — Он говорит, что это… — Язык произнес неуверенно, по слогам: — пу-го-ви-ца.

— Слава Солнцу, — с облегчением выдохнул Сон, — наконец что-то прояснилось. Что такое пуговица?

В самый разгар осени, когда ставшие холодными ветры почти совсем оголили леса и согнали перелетных птиц в стаи, распогодившимся утром по пожелтевшей речной долине неторопливо шла женщина. Безлюдье и царившее вокруг безмолвие не пугали ее. Она передвигалась вдоль реки, по натоптанной дороге, и, откидывая с лица прямые светлые волосы, остриженные до плеч, с удовольствием наблюдала, как река рядом с ней несет свои чистые воды по равнине, петляет среди холмов, журчит и клокочет на перекатах, разбиваясь о камни в сверкающую радужную пыль.

Неяркое солнце размытым пятном уже стояло над ее головой, как вдруг с реки донесся громкий отчаянный крик. Женщина на мгновение замерла, в два прыжка преодолела полосу прибрежных зарослей и очутилась у воды.

На крутой излучине реки, на самой быстрине, вертелась хлипкая лодчонка. Заваливаясь в водовороте то на один, то на другой бок, она черпала бортами воду, грозя опрокинуться. Испуганная баба безуспешно пыталась править веслом, рядом с ней плакала побелевшая от страха девочка.

Женщина на берегу, скинув рюкзак, как была, в одежде, бросилась в воду и поплыла к лодке быстрыми легкими движениями. Баба в лодке, увидев ее, закричала:

— Куда ты? Плыви назад! Здесь гиблое место!

Девочка заплакала еще громче. Мать прикрикнула на нее, и она замолчала, вытирая слезы.

Женщина подплыла к лодке и сильными загорелыми руками вытолкнула ее со стремнины на безопасное место, а сама исчезла в пенящемся водовороте.

Обернувшись, баба оглядела водную поверхность и заплакала:

— Утопла… Господи боже ты мой…

Всхлипывая, она выгребла к тихой заводи, где в зарослях звонко кричала иволга, выволокла лодку на песок и вынесла девочку на берег. Обнявшись и подогнув ноги, они уселись прямо на землю и принялись громко плакать.

— Ну, развели сырость, — услышали они за своей спиной веселый голос — к ним шла их спасительница. От ее высокой и стройной фигуры веяло энергией и силой. — Чего плачете? — Женщина сняла с плеч неновый синий рюкзак, быстро набросала в кучу сухих веток и запалила костер.

— Мы думали, ты утонула… — сказала баба, морща доброе, припухшее от слез лицо. Женщина хмыкнула. Она стянула с себя мокрые джинсы и рубашку и принялась сушить их над костром. — Спасибо тебе… Мы с Аленкой уж к смерти приготовились… — Баба крепче прижала к себе зябко ежившуюся девочку.

Женщина взглянула на них.

— Чего вас на реку понесло? Рыбу собрались ловить, что ли? Так тут, кажется, и рыбы никакой нет.

— Какая там рыба… Река-то пересыхала — вся рыба погибла. За горшками полезли, — вздохнув, сказала баба. — Плывут горшки по реке, красивые… — Она пошла к лодке и принесла из нее небольшой берестяной короб, наполненный глиняными горшками цвета лазури. — Вишь, горшок-то каждый плотно крышкой закрыт, потому и не тонет, сказала она, запуская руку в короб. — Глянь, какие…

Женщина из вежливости обернулась и посмотрела.

— Синие… — задумчиво произнесла она и подошла поближе. Белой краской на синем глянцевом боку горшочка была нарисована древняя старушка с петухом на руках. — Красивый.

— Нравится? — обрадовалась ее собеседница. — Хочешь, тебе подарю? Мне же тебя отблагодарить хочется… — И она торопливо, один за другим, стала вынимать горшки, чтобы женщина их рассмотрела.

На втором горшке был изображен маленький мальчик с бородой. На третьем — уже трое мальчиков, крепко обнимающих друг друга за плечи. Женщина отставила горшок в сторону, потом снова взяла его в руки. Что-то заинтересовало ее в этом рисунке. Она долго рассматривала его, потом открыла горшок, заглянула в него, зачем-то понюхала и вдруг заметила на внутренней стороне крышки маленький нарисованный значок — словно три смятых лепестка, выложенных по кругу. Руки у женщины задрожали, и она отвернулась, чтобы спутницы не увидели ее лица.

— Здесь еще есть горшки, — продолжала говорить не обратившая никакого внимания на поведение женщины баба. — Только не такие красивые, в каких-то узорах… — Она выставила на песок еще два горшочка, испещренных непонятными значками.

Женщина взяла их и, скрывая волнение, внимательно рассмотрела. Потом быстро натянула еще сырую одежду и загасила костер.

— Хоть один горшок-то возьми, — предложила баба.

Но женщина погладила девочку по голове, попрощалась и быстро пошла назад, вверх по реке, повторяя уже пройденный путь.

— Мам, пойдем домой… — позвала девочка.

Баба наклонилась, чтобы собрать горшки в короб, и взяла было один, но горшок под ее пальцами вдруг рассыпался в голубую хрусткую пыль. Баба ахнула, взяла второй горшок, третий — словно сделанные из песка, они бесшумно таяли при первом же прикосновении. Эта странность так напугала женщину, что она оставила последний горшок там, где он стоял, взяла девочку за руку и, не оборачиваясь, пошла вдоль реки, вниз по течению.

Дунул ветер. Своим легким дыханием он разрушил горшочек, облачко голубой пыли взметнулось в воздух и развеялось над рекой.

Арина укачивала на руках внучку и все чаще прислушивалась к звукам за окном — не идет ли Павлуша. Еще в полдень он отправился в лес, но день кончался, а его все не было. Арина начала волноваться.

Зоя, забавно морща носик, зевала и с интересом рассматривала Арину, ее красивый цветастый платок, яркие бусы. У Арины было такое чувство, что трехмесячный ребенок сейчас заговорит с ней и беседа эта будет интересной.

— Ты уже все понимаешь, да? — ласково сказала она улыбающейся девочке. — Солнышко мое… Спи…

Зоя была вылитая мать — беленькая, ладненькая, с синими звездочками глаз на смышленом лице. И такая же красивая. Павлик очень ее любит… Месяц назад он вернулся, ее дорогой мальчик, и вместе с ним в ее дом вернулась радость. Павлуша много и охотно рассказывал ей о своем путешествии. Его рассказы выглядели невероятными. Арина вздыхала, обнимая его, но свои сомнения вслух не высказывала. Она так самозабвенно любила этого обиженного ею ребенка, что простила бы ему и еще более невероятные фантазии — хотя что могло быть невероятнее уже сбывшегося пророчества и оставшихся после этого загадок?

Арина много думала о том, что произошло в ее жизни за последние два года, о мальчиках, которые вернули ей Павлушу. Она допросила домового, тот мало что мог рассказать толком, так как почти все путешествие проспал в рюкзаке, но было очевидно, что относится он к мальчикам с благоговейным трепетом.

Однажды утром, повинуясь внезапному озарению, Арина под моросящим дождем торопливо пошла в кузницу, где бодро гремел молотом по наковальне Митрофан. Мокошь начала издалека, поговорила с кузнецом о том, о сем, потом, мучительно краснея, задала ему свой нелепый вопрос. Кузнец удивленно воззрился на нее.

— Ну, матушка… — пробасил он. — Голубая, конечно. Почему ты спрашиваешь? Это ведь всем известно — у каждой мокоши голубая кровь…

Это явилось для Арины ударом. По дороге домой она плакала. Она не хотела иметь ничего общего со злодеем, который, как безумный, любой ценой добивался своего. Жуткое, всегда алчущее поклонения лицо, на котором при виде чужих страданий появлялась дьявольская усмешка, лицо, обезображенное низкими, грязными страстями, все еще снилось ей по ночам, и она просыпалась в страхе.

У нее голубая кровь — кровь, которая текла в жилах Дуя и которую она столько раз проклинала! С большим трудом она заставила себя не думать об этом.

Павлуша снова стал человеком, но тяжело входил в жизнь. Он не жаловался ей на других детей, но иногда тайком плакал — мальчишки дразнили его петухом и не хотели играть с ним. Арина переживала за него молча, не повторяя старых ошибок и больше никогда не вмешиваясь в его отношения со сверстниками.

Внук подружился с Федей, тем самым парнем, который несколько лет назад пострадал по вине заезжего гипнотизера. Разум возвратился к нему во время скитаний беженцев, но друзья отвернулись точно так же, как и от Павлуши. Федя стал сильно пить и по глупости потерял обе ноги. И теперь Арина часто видела хрупкую фигурку внука рядом с волочащимся по дороге на культяпках Федькой-пьяницей, как прозвали его в деревне. Арина вздыхала, хмурилась, но сильно не беспокоилась, сердцем чувствуя в опустившемся парне природную доброту и незлобивость.

Павлуша все чаще вспоминал мальчиков, особенно Рики.

— Бабушка, если я позову их, они вернутся и заберут меня. Дизи обещал мне, — однажды доверительно сказал он Арине с тайной надеждой, что она отпустит его.

— Разве тебе плохо со мной, Павлик? — разволновалась Арина.

— Мне не плохо с тобой, — опустив голову, ответил мальчик. — Мне плохо без них…

Ночь Арина проплакала в подушку, но к утру решила, что она примет и это. Она не будет препятствовать, если Павлуша решит уйти. Он слишком многое испытал, он умный, добрый. Он уже может отличить тень от света. Она не враг своему внуку.

Ничего этого она, конечно, не сказала ему, но теперь всякий раз, стоило Павлику где-то задержаться, тревожилась. Вот и сегодня — солнце гаснет, а его все нет. Зоинька заснула у нее на руках, Арина понесла ее в колыбель и увидела там сложенный вчетверо листок бумаги. Сердце у нее заныло. Она развернула листок. Павлик прощался с ней.

Арина прошла в горницу, села за стол и запретила себе плакать. У него всё будет хорошо. Солнце вдруг прощально блеснуло из-за туч, и вся комната засверкала от его неярких лучей.

В окно со двора кто-то постучал. Арина повернула голову. Сквозь стекло на нее смотрел Дуй.

— Мы расшифровали ваш диск, господин посол… — насмешливо произнес Сон. — Это было трудно, но мы справились. — Камеры наблюдения следили за бесстрастно шагающим по длинному коридору Центра человеком. — На вашей пуговице записано, что вы самозванец, — все с той же иронией продолжал Сон, но окружение сразу уловило в его голосе нотки угрозы. Ни один мускул не дрогнул на лице человека. Сопровождаемый охраной, он молча продолжал свой путь, не обращая внимания на голографический экран с изображением Сона, плывущий перед ним. — Остановись, или я силой заставлю тебя сделать это! — рявкнул выведенный из себя Сон. Охрана замедлила шаг, ожидая приказа.

Камера крупным планом показала бледное надменное лицо пришельца. Сон сразу же вспомнил реакцию Сероглазого, и уверенности его поубавилось.

— Сон… подожди… — вдруг что-то уловив, быстро проговорил Шепот, — у него в кармане… мышь!

— Вот эта? — спокойно сказал человек, вынимая из кармана куртки маленького серого мышонка.

Все завороженно уставились на блестящие круглые глазки зверька и его дрожащие усики. Через две секунды и мышь на ладони, и сам посол исчезли.