— Отец, где деньги, которые я дал тебе в прошлый раз на постройку дома?

Пекарь наморщил лоб, припоминая.

— А-а… да-да, сынок… Понимаешь… — Он вытер испачканные мукой руки о фартук. — Сейчас всем так трудно из-за этого переезда… По-моему, что-то еще осталось от тех денег… Тебе лучше спросить об этом маму.

Дуй кивнул. Маму. Опять все раздали до копейки.

— Давай, отец, я помогу тебе замесить тесто.

Пекарь благодарно похлопал сына по плечу:

— Ты у меня отличный парень, сынок…

Не оборачиваясь, Дуй шагал по лесу, всё больше удаляясь от деревни. Сегодня голодранцы наедятся дармового хлеба в последний раз. Приятного всем аппетита. А родные… Нет никакого смысла в таком существовании, отец. Так будет лучше.

Состав ядовитого снадобья Кора, которое Дуй всыпал в тесто, отпечатался у него в памяти на всю жизнь: горсть морщинистых орешков черногорки перетолочь с белыми цветками лихорадочной травы, добавить две горсти блестящих кожистых листьев болотной одури и стакан сока болиголова, выжатого из его пятнистых стеблей; чтобы отбить неприятный мышиный запах, бросить горсть розовато-лиловых цветков мяты; все перемешать и поставить на две недели бродить; процедить и выпарить на солнце. Пара заклинаний, и полученного снадобья, размером с большой лесной орех, достаточно, чтобы отравить целую деревню…

Поздним вечером по спящей деревне прошли два старика с посохами в руках и с перекинутыми через плечо котомками. Постучавшись в один из домов, они коротко переговорили с хозяевами и вскоре подошли к неказистому на вид дому деревенского пекаря.

Дворовый пес добродушно полаял и с интересом обнюхал их сбитые в долгой дороге башмаки. Пока разбуженные стуком хозяева зажигали в доме свечу и радушно отворяли путникам дверь, старики стояли молча. Их обветренные морщинистые лица были суровы, а слезящиеся глаза невеселы. Дело, по которому они пришли в этот гостеприимный дом, тяжким грузом лежало у них на душе, но оно было слишком важным, и путники собирались его выполнить.

Старики отказались от скромного угощения, и пекарь с женой насторожились. Если гость не хочет разделить с хозяевами предложенный ему хлеб, значит, он пришел с плохими вестями или намерениями. Будто услышав эти мысли, нежданные ночные гости отщипнули по кусочку от пирога и съели, запив водой.

После все долго сидели молча в полутемной комнате, где горели всего две свечи. Это странное молчание прервал высокий старик с длинной бородой. Глядя в темное окно, он рассказал старинное предание о черном волке-оборотне, который века назад охотился в здешних местах за людьми. Зверь был безжалостен и неуловим…

Пекарь выслушал старика и обратился к нему, уважительно называя незнакомого человека отцом:

— Отец, мне известно это предание. Его я слышал от своей матери. Но неужели ты пришел с другого конца долины, чтобы рассказать мне эту сказку?

— Это не сказка, — возразил старик. — Волк появился опять. Он спустился с гор прошлым летом, и он такой же, как в предании, — жестокий, коварный убийца, враг человеческого племени, оборотень, рожденный людьми и проклинаемый людьми…

Пекарь и его жена в тревоге переглянулись, пытаясь понять, почему незнакомый старик рассказывает это именно им и сейчас, поздней ночной порой.

Опустив глаза, старик выговорил:

— По преданию, оборотень может вновь появиться только в королевской семье…

— А почему, отец, это все ты рассказываешь мне… и таким странным тоном? — запинаясь, проговорил пекарь. Какое-то неясное тоскливое предчувствие томило его.

— Потому что ты потомок королей, Ладислав. Ты должен сам понять, к чему я веду этот разговор. Где твой старший сын?

— Какой же я король? — криво усмехнувшись, сказал пекарь. — Я бедный.

— Ты происходишь из древнего королевского рода, и ты единственный, кто остался. Ты и твои дети.

— Моя мать прожила почти девяносто лет и к концу жизни стала не вполне здоровой, принялась рассказывать всякие небылицы. Но это все пустое…

— Я это знаю не от твоей матери. У тебя голубая кровь.

Пекарь в сердцах схватил со стола нож и полоснул лезвием по среднему пальцу на левой руке. На чистый глиняный пол закапала ярко-алая кровь.

— Ну?! Голубая? — торжествуя, обратился пекарь к старикам, пристально глядящим на кровь.

Те печально кивнули.

— Голубая, — сказал старший.

Не веря своим глазам, пекарь вновь посмотрел на красные пятна на полу.

— Жена, — обратился он к женщине, сидящей за столом, — посмотри… Какого цвета эта кровь?

— Цвета неба, — не глядя, сдавленным голосом ответила та и тихо заплакала.

Пекарь растерянно опустился на стул и сгорбился.

— Где твой сын, Ладислав? — помолчав, спросил второй старик, что был пониже ростом.

— Он работает в артели лесорубов… уже почти год… Недавно он принес нам денег.

— Сколько?

— Десять золотых монет.

Старики зашевелились, с осуждением покачивая головами.

— Я не обманываю! — горячо повторил пекарь. — Десять золотых монет! Мы, правда, почти все уже раздали… Людям сейчас живется несладко…

— Мы верим тебе, Ладислав, не в этом дело… Ты не спросил, откуда у него столько денег?

— Это деньги почти за целый год работы.

— Ты совсем не знаешь жизни… Столько лесорубу и за пять лет не заработать.

Пораженный пекарь надолго замолчал. Его маленькая, похожая на девочку жена, сидевшая все это время неподвижно, измученным голосом произнесла:

— Чего вы хотите от нас? Мы любим нашего мальчика… — Она подняла на стариков глаза и вдруг выкрикнула, сердито застучав маленьким кулачком по столу: — Я не верю вам! Не верю, что он оборотень!

— А когда убедишься в этом… ты… убьешь его?… — спросил высокий старик.

Женщина вскочила на ноги, настежь распахнула входную дверь и закричала, захлебываясь слезами:

— Уходите прочь! Прочь отсюда!

Пекарь, тяжело поднявшись, обнял плачущую жену, усадил ее на стул и закрыл дверь. Второй старец достал из котомки сложенный кусок грубого льняного полотна и развернул его. Бурые пятна покрывали белую ткань. Старик поднес полотно поближе к женщине и сурово произнес:

— Посмотри хорошенько, Софья. Это другая мать заворачивала в эту ткань своего ребенка, которого загрыз волк…

С застывшим взглядом, жена пекаря раскачивалась на стуле, из глаз ее катились крупные слезы.

— Если мы убедимся, что волк — это наш сын, — глухо сказал пекарь, — я сам убью его.

Не соглашаясь, старики покачали головами.

— По преданию, волка-оборотня может убить только женщина, — сказал первый старик, и оба гостя посмотрели на жену пекаря.

— Нет, — сказала та, глядя куда-то сквозь стену.

— Волк не различает, кто перед ним, и может так случиться, что он убьет кого-нибудь из твоих остальных шестерых детей! Ты должна сделать то, о чем мы просим.

— Нет, — ответила женщина.

Пекарь сидел, опустив голову. Старики молчали, опершись на посохи. Вдруг в проеме двери, ведущей в другую комнату, появилась высокая светловолосая девочка лет четырнадцати. В руках она держала ружье.

— Я все слышала, — сказала она. — Я убью волка. Не плачь, мама. Он всегда нас всех ненавидел, я знаю, и братья это знают. Я умею обращаться с ружьем, — повернулась девочка к старикам, которые с сомнением смотрели на нее. — Недавно я подстрелила рысь.

— Доченька, ведь он твой брат! — закричала жена пекаря.

— Он волк! — сердито выкрикнула девочка. — Он убивает людей, а ты сидишь тут и жалеешь его! Ненавижу его! Когда в следующий раз он придет домой…

— Он больше не придет, — раздался с печи тоненький детский голосок, и из-за занавески высунулась взлохмаченная голова пятилетнего малыша. — Когда сегодня он уходил к себе, в лес, я бегал во дворе и налетел на него. Он меня пнул и говорит: «Хорошо, что я вас больше никогда не увижу…»

Старики встревоженно переглянулись.

— Почему он так сказал? Он приходил сегодня? — спросил высокий старик пекаря. — Что он делал?

— Посидел у меня в пекарне… Помог замесить тесто… — Пекарь кивнул на остатки праздничной выпечки на столе.

Старик взял подсохший кусок пирога, задумчиво посмотрел на него и понюхал. Пирог слабо отдавал запахом мяты.

После встречи с отцом Дуй весь день бродил по лесу, переворачивая старые трухлявые пни и выковыривая из рыхлой земли под ними жирных желтых червей. С первого же дня ведьма взяла его в оборот. Не успел Дуй вернуться с развалин замка, как старуха погнала его в леса.

— Пора приниматься за работу, — сказала она.

За каждое, даже самое ничтожное, заклинание, которому колдунья обучала своего ученика, она требовала слишком многого. С огромным риском для себя черный волк охотился за людьми, и чем дальше, тем труднее было для него приносить в жертву старухе человеческие жизни. Но еще противнее было ему, королю, ползать на коленках по земле, выискивая, как сейчас, лесных червей, собирать липкую паутину непременно с молоденьких, одиноко стоящих осин, дрожать от холода, подкарауливая первую, самую чистую, росу на высоких упругих травах в долине, — да мало ли работы находилось для него у сумасшедшей, ополоумевшей бабки.

Она жила долго, и хотела жить еще дольше. Мало того, она мечтала помолодеть, стать юной и обворожительной. Иногда ей удавалось украсть чужой голос, но владела она им обычно очень недолго. Когда Дуй только познакомился с ней, ее прелестный голос быстро сменился на отвратительный скрипучий сип.

— Противная девчонка бросилась со скалы и забрала с собой мой чудный, нежный голосок, — плаксиво пожаловалась она. — Не скоро теперь попадется такой же красивый…

Порой на ее лице вдруг появлялся изящный женский носик или почти лысую голову неожиданно покрывали густые длинные волосы. Тогда бабка была вне себя от восторга и охотнее делилась с Дуем секретами своего волшебства. Но время шло, а он по-прежнему считал, что достиг еще немногого. Вот если бы проникнуть в пещеру, куда бабка ни разу его не впустила…

Власть колдуньи над ним настолько тяготила его, что частенько он подумывал над тем, чтобы избавиться от мерзкой старухи, но бабка легко читала его мысли и в отместку заставляла выполнять самую грязную работу даром, неделями не обучая своего ученика ни одному заклинанию. Они оба нуждались друг в друге, но это был союз, замешанный на соперничестве и взаимной ненависти.

… Когда вечером Дуй вернулся к пещере, бабка сидела на ее пороге, страшная, противная, и слепящие потоки огибали ее сгорбленную, плохо скроенную фигуру. С нетерпением выхватив из рук Дуя глиняный черепок с червями, она жадно затолкала их себе в рот, вызвав у Дуя приступ тошноты, и, чавкая, съела.

— Это улучшает цвет лица, — сообщила она. Ее новый, молодой голос снова исчез, и она страшно сипела.

Дуй сплюнул и сел на бревно.

— Сегодня снова никого не добыл, — презрительно сказала колдунья.

Последние несколько дней волк охотился безуспешно, и старуха была очень им недовольна. Дуй вспомнил, как недавно, на исходе зимы, охотники прострелили черному волку ногу, как тот еле ушел от них, пробираясь, раненый, по глубокому осевшему снегу, и содрогнулся.

— Все достается трудом, волк, — прищурившись, ответила на это бабка. — А ты как хотел?

— Не называй меня волком! У меня есть имя.

Старуха фыркнула.

— Ты же ненавидишь свое имя, волк.

— Тебя это не касается. Лучше разреши мне войти в пещеру.

— После того, как ты пришел пустым? Не принес мне ни одной человеческой жизни? А я хочу жить долго, волк, бесконечно долго.

— Разве бессмертие возможно?

— Нет. Все на свете имеет начало и конец. Но свой конец я каждый раз отодвигаю как можно дальше. Если ты будешь удачно охотиться, я, пожалуй, научу этому и тебя…

— Завтра у тебя будет много человеческих жизней!

Бабка пристально на него посмотрела.

— Отравить целую деревню… и даже родных не пожалеть… — хмыкнула она. — У тебя есть размах… — Дуй довольно скривился. — Но я уже говорила тебе, что огонь твой враг, — вдруг презрительно добавила она.

— О чем это ты?

— Огонь печи разрушил твой яд. Ты зря старался, волк.

Дуй заскрипел зубами.

— Если бы ты больше учила меня колдовству, а не посылала собирать жуков-червяков, я был бы и умнее, и удачливее!

— Но не храбрее! Мне следовало превратить тебя в зайца, а не в волка! Если бы я могла добывать человеческие жизни колдовством, зачем ты был бы мне нужен?! — взъярилась бабка. — Трусливый бездарь! Для моего волшебства ценно только то, что добывается с риском для жизни — тогда я обретаю настоящую силу и мощь!

— Да? Тогда иди и сама побегай по лесам за вооруженными охотниками! — брызгая слюной, заорал Дуй.

Колдунья стремительно выбросила вперед свою костлявую сморщенную руку, та удлинилась и схватила Дуя за нос. Эта страшная цепкая рука долго трепала и больно скручивала нос, заставляя его хозяина униженно визжать и ползать на коленях вокруг бешено хохочущей сумасшедшей старухи.

Солнце стояло в небе прямо над головой осторожно идущего по задворкам Дуя. Он не случайно пришел сюда в полдень: в этот час взрослые все на полях, а по опустевшим улицам одни только дети изредка пробегают шумными стайками.

К дому родителей Дуй подходил, стараясь, по возможности, оставаться незамеченным. Встав под цветущей дикой яблоней, он настороженно вгляделся в здание пекарни, которое на новом месте отец снова выстроил рядом с домом, зоркими глазами обвел двор, где сейчас играли его братья, и сразу почувствовал: что-то произошло. Сколько Дуй помнил себя, отец каждый день, без выходных и праздников, работал. А сегодня из беленой трубы пекарни не шел терпкий черный дым и в низком мутном окне не мелькала грузная фигура в белом фартуке. Мать тоже почему-то не появлялась во дворе.

Дуй простоял несколько минут, и вдруг его будто обожгло. Он понял, в какую игру так увлеченно играли его маленькие братья. Охотники загоняли в западню черного волка! Слова «черный волк» то и дело мелькали в разговоре детей, и Дуй оцепенел от ужаса. Он в панике присел на корточки под деревом и, озираясь, пытался понять, исходит ли откуда-нибудь опасность. Он сразу взмок так, что рубаха прилипла к телу.

Вокруг все было спокойно. По верхушкам сосен, вереща, прыгали белки, где-то постукивал клювом дятел, а из деревни ветер доносил слабые детские голоса. Попавшая в башмак галька уже давно больно натирала ногу, Дуй разулся, и тут над самым его ухом раздался голос:

— Пришел?

Дуй подскочил, как ужаленный. Рядом стоял его десятилетний брат и добродушно улыбался. Дуй еще не успел перевести дух, как мальчишка, округлив глаза, затараторил:

— Что я тебе сейчас расскажу! В лесу волк-оборотень появился! Сегодня ночью к нам два старика приходили, отца просили помочь поймать волка! Ой, они там что-то придумали, сказали, теперь черному волку конец… Нигде здесь, — мальчик широко показал рукой, — нигде теперь волк не сможет пройти… Вот здорово!

— А где отец? — сипло спросил Дуй и закашлялся.

— Он с этими стариками пошел в охотничий домик, ну, который у Длинного холма стоит. И мамка с ними! — Глаза у мальчишки восторженно сияли.

Дуй негнущимися пальцами надел башмак, искоса взглянул на брата и, спотыкаясь, пошел по тропинке в лес.

По густому сосновому лесу, наметанным взглядом осматривая местность, неторопливо шел молодой охотник. Одежда и снаряжение выдавали в нем бывалого человека: за спиной рюкзак с притороченным котелком, ружье через плечо, высокие сапоги, грубые штаны и куртка. Он внимательно изучал следы на мягкой лесной земле, окидывал взглядом кроны деревьев, прислушивался к лесным звукам и о чем-то невесело размышлял.

Перейдя вброд небольшую прозрачную речку, охотник пересек влажную лощину, заросшую высокими вязами, поднялся на длинный узкий холм, покрытый редким хвойным лесом, и зорко оглядел его подножие.

День был теплым и по-весеннему свежим. В безоблачном небе еще мелькали птицы, но солнце уже скатывалось к самым верхушкам огромных сосен. Охотник спустился с холма и углубился в лес. Вскоре он вышел на просторную поляну, окруженную буйными зарослями орешника.

Посреди поляны стоял покосившийся охотничий домик. В его единственном круглом окне мелькнуло мужское лицо, и парень, подойдя к двери, постучался. Ему открыл высокий дородный мужчина средних лет, светловолосый и голубоглазый. При виде охотника он не выказал никакого удивления и сразу посторонился, жестом пригласив войти.

В домике, кроме мужчины, находились два старика, чинно сидящих за грубо сколоченным столом, и маленькая худенькая женщина, которая тихо и неподвижно сидела на табурете в глубине комнаты. Охотник на секунду замешкался, оглядывая эту странную компанию. Морщинистые загорелые лица стариков были суровы, а женщина очень бледна — ее лицо сияло в полумраке таким же ярким пятном, что и ее белый платок.

— Здоровы будьте, хозяева, — негромко произнес парень. Все кивнули ему. — Дозвольте отдохнуть у вас в доме…

Хмурый мужчина, открывший парню дверь, молча похлопал его по плечу, приглашая располагаться, и гость, скинув рюкзак на пол, а ружье повесив на крюк, вбитый в стену, устало опустился на скамью у стола. В домике было тесновато, но переночевать в нем смогли бы и десять человек — во второй комнате виднелись полати, устроенные вдоль стен в два яруса.

Охотник порылся в рюкзаке, достал черствый белый каравай, кусок вяленого мяса и нож. Среди непонятного настороженного молчания парень чувствовал себя неловко и, нарезая хлеб, сказал:

— Вы, хозяева, скажите, если я вам мешаю. Я человек привычный, могу и в лесу переночевать, не впервой. Передохну и пойду дальше, ничего.

— Как тебя зовут, парень? — спросил мужчина.

— Васильком все с детства кличут.

— Ты, Василек, не обращай на нас внимания, ешь. Мы здесь не хозяева, а такие же гости, как и ты. Нужда нас сюда привела.

Парень понимающе кивнул и жестом предложил всем разделить с ним еду. Получив отказ, он с аппетитом принялся есть. Все молча наблюдали за ним. На вид гостю было лет двадцать пять. Его круглое добродушное лицо обрамляли темные вьющиеся волосы, а добрые голубые глаза ярко блестели. Было заметно, что парень не прочь поговорить, но приютившие его люди продолжали хранить молчание, и это его останавливало.

— По какому делу, Василек, ходишь ты по лесу? — наконец спросил высокий старик с длинной белой бородой.

Парень помрачнел и перестал жевать.

— Я охотник. Но сейчас у меня особая охота… Черного волка выслеживаю… — Женщина в углу зашевелилась. Оглянувшись на нее, парень продолжил: — Отца он у меня убил… У соседей дочку загрыз… Издалека я за ним иду, по следам его кровавым. Сюда, в ваши края, они меня и привели. — Парень поставил локти на стол и обхватил руками свою кудрявую голову. Взгляд его был полон ненависти. — Не уйдет он от меня.

— Зверь коварен и силен, — возразил второй старик. — В одиночку тебе с ним не справиться.

— Мы тоже ищем волка, — вдруг заговорила женщина. — Он оборотень. Тебе это известно? — Парень кивнул. — Сейчас мы ждем человека, который знает, как нам поймать волка. Знает он и все повадки оборотней. Он уже поставил на волка ловушки и расскажет нам о них. — Женщина говорила, как больная, устремив в пол потухший взор. — Только он при посторонних говорить не станет… Когда в дверь постучат, мы с мужем откроем, а вы все спрячьтесь в той комнате. — Женщина кивнула в сторону. — Сидите тихо, если он поймет, что мы не одни, то сразу уйдет, и мы ничего не узнаем. — Женщина взглянула в окно. День уже угасал, и сосны на холме отбрасывали длинные косые тени. — Он может заглянуть сюда… — Она сняла с головы свой белый платок и занавесила им оконный проем.

Старики закивали головами. В глаза молодому охотнику бросилось помертвевшее лицо мужчины, который после этих слов сразу встал и зажег несколько свечей.

— Надеемся, Василек, ты поможешь нам, ведь дело у нас с тобой одно, — обратился к охотнику второй старик.

Тот рассеянно подтвердил:

— Конечно-конечно…

Тут же в дверь негромко постучали. Женщина в волнении вскочила на ноги и громким шепотом произнесла:

— Быстрее!

Пока ее муж помогал старикам подняться из-за стола, охотник быстрым шагом прошел в другую комнату. Не успел он войти в нее, как за его спиной, перегородив выход, с грохотом обрушилась крепкая железная решетка. Парень метнулся назад и, ухватившись за толстые прутья, затряс решетку. Лицо его было испуганным.

— Вы что? Ополоумели?! Выпустите меня!

Старики и мужчина снова уселись за стол, и лица у них стали еще мрачнее. Женщина, закрыв лицо руками, горько заплакала, потом громко крикнула:

— Входи!

Дверь отворилась, и в дом вошла светловолосая девочка с ружьем в руках. Она приблизилась к решетке, и, взглянув на человека, испуганно вцепившегося в прутья, спросила женщину:

— Это он?

Та кивнула.

— Выпустите меня! Кто — «он»? Кто я? Я ничего не понимаю! — закричал парень.

Мужчина взволнованно прошелся по комнате.

— Софья, мы не должны ошибиться… Ты… уверена? — обратился он к женщине.

Та подошла к пленнику и через силу тихо заговорила:

— Скажи мне, как тебя зовут?

— Василек…

— Из какой деревни ты пришел?

— Из Зеленого Лога.

— Как зовут твою мать?

— Ксения…

— Отца?

— Отца загрыз волк…

— Как звали твоего отца?!

Ничего не понимающий охотник с ненавистью выкрикнул:

— Его звали Михай!

Женщина горестно вздохнула, судорожно сцепив свои тонкие пальцы, и закусила губу, чтобы не разрыдаться. Еще более встревоженный, мужчина осторожно взял ее под локоть и хотел о чем-то спросить, но женщина подняла на пленника глаза и с тихим презрением произнесла:

— А ты знаешь, Василек, что месяц назад тебя загрыз черный волк?

— Софья, что ты говоришь? — опасаясь за рассудок жены, в ужасе пролепетал мужчина.

Женщина не сводила пылающих глаз с молодого охотника. Тот стоял неподвижно и криво улыбался.

Старики зашевелились, а девочка отошла и присела в сторонке.

— Ксения — моя подруга детства… — бесцветным голосом заговорила женщина. — Месяц назад она прислала мне письмо, что похоронила и мужа, и сына Василька…

— Что это значит?! — в тревоге выкрикнул мужчина. — Объясни же мне наконец, я ничего не понимаю!

— Это не Василек, — глухо пояснил высокий старик. — И это значит, что волк может принимать облик того человека, которого убил. Это оборотень, Ладислав.

— Вы совсем спятили, — сказал охотник. — Если бы я был оборотнем, разве я пришел бы к вам сюда в западню?

— Ты не мог не прийти: ты хотел знать, что мы тут против тебя затеваем, — сказал второй старик. — Ты был в деревне и разговаривал с братом. Мальчик все правильно тебе передал — так, как мы его научили. Мы ждали тебя, волк. Вчера ты пытался отравить всю деревню, но у тебя не получилось. Тебя тянет к людям, так как тебе нужно их убивать, поэтому сегодня ты вновь вернулся к родительскому дому. У черного волка — черная душа… Но сейчас ты попался и живым отсюда не выйдешь.

— Нет, нет… подождите… — снова заговорил мужчина. — Это всё так ужасно… Софья, вдруг… это не он?

— Какая мать не узнает своего сына, Ладислав? Помнишь, как мы с тобой ждали его, нашего первенца, как тряслись над ним, малышом, как заботились? Вот он, наш сын… вырос какой… Зверь… — Женщина зашлась в рыданиях.

Мужчина, все еще сомневаясь, покачал головой. Тогда высокий старик встал, зажег от свечи большую щепку и, когда она запылала сильным ярким огнем, бросил факел через прутья решетки прямо в охотника. Через мгновение по запертой комнате в ужасе метался черный волк. Он бился своим огромным сильным телом о бревенчатые стены, и домик ходил ходуном. Люди, оцепенев, наблюдали эту картину. Волк в панике обернулся Дуем и затоптал пламя…

… Пекарь, сгорбившись, вывел плачущую жену из домика, снял с плеча свой тяжелый карабин и поставил его прикладом на землю. Опершись на ружье, он ждал. Его жена вытерла слезы и достала из-за пазухи тонкий черный платок. Пылающее закатом небо и освещенные багровыми отсветами сосны были очень красивы, но пекарь и его жена не замечали этого, погруженные в горькое ожидание…

— Ты хорошо рассмотрела черного волка, девочка? — спросил высокий старик.

— Да, — твердо ответила дочь пекаря и щелкнула затвором ружья.

Дуй стоял, скрестив на груди руки, и тяжелым взглядом смотрел на людей по ту сторону решетки.

— Ты помнишь, сколько горя этот зверь принес людям?

Девочка кивнула.

— Я не промахнусь, — сказала она.

… Старики, тяжело опираясь на посохи, вышли из домика и, не глядя в глаза скорбно застывшим пекарю и его жене, пояснили:

— Она попросила нас выйти…

Тут же раздался выстрел. Женщина покачнулась, но не заплакала. Она никак не могла повязать на голову черный платок, и муж помог ей.

Дверь отворилась, из нее вышла девочка. Ей было плохо. Зажав руками рот, бледная до синевы, она побрела в кусты орешника. Пекарь хотел помочь ей, но дочь слабой рукой отстранила его, и он послушно отошел.

Женщина, набираясь решимости, несколько раз глубоко вздохнула и сказала:

— Пойдем, Ладислав…

Старики вошли в домик вслед за родителями Дуя. Там было темно. Пекарь зажег свечу, и его жена дико закричала: ничком на полу, перед запертой железной решеткой, лежала светловолосая девочка. Липкие красные ручьи растекались из-под ее хрупкого тела. Ружье валялось рядом. Упав на колени, женщина обхватила руками мертвое тело и запричитала страшным, обезумевшим голосом. Пекарь, не понимая, что произошло, заплетающимся языком спросил стариков:

— Что? Что?

— Ушел… — утирая слезы, ответил высокий старик.

Пекарь выскочил наружу, на ходу срывая с плеча карабин. Черный лес глухо и враждебно шумел, разгоняя верхушками деревьев низкие тучи. Пекарь, озираясь и что-то выкрикивая, принялся беспорядочно палить из ружья по темным чащам, и эхо выстрелов, вспугивая птиц, разносилось далеко окрест по спящему, равнодушному лесу…

Дуй бежал, как загоняемый волками лось, — в панике, не разбирая дороги. Еще никогда в жизни он не испытывал такого ужаса. У него совсем не осталось сил, и он без конца падал, раздирая ладони и колени. Ветки больно хлестали его по лицу, и окровавленными руками он еле успевал размазывать заливающие глаза соленые струйки крови и пота. Даже упав, он продолжал свой унизительный бег — ползком, на четвереньках, позорно, кое-как — лишь бы оказаться подальше от того места, где чудом избежал гибели.

Трещали кусты, гудели деревья, на которые он налетал, испуганно орали разбуженные птицы, и это еще больше усиливало его панику. Наконец, задыхаясь, весь ободранный до крови, он упал, не в силах сделать еще хотя бы один шаг, и, обхватив руками голову, скорчился на земле в ожидании неминуемой смерти.

Где-то далеко гулко щелкали выстрелы, но погони не было — ночь, его союзница, в который раз выручила его. Когда Дуй отдышался и оказался вновь в состоянии соображать, он обнаружил, что забыл все до единого заклинания, которым обучила его старуха. Страх переломал его всего, подобно тому, как дикий, необузданный ураган расправляется с хлипкими деревянными домишками. Тупо уставившись в одну точку, Дуй несколько часов вспоминал то, что знал, а вспомнив, почувствовал, что опустошение, которое он сейчас испытывал, лишило его на время способности колдовать.

Еле волоча ноги, он побрел по лесу в ту сторону, где находилась пещера, и с содроганием вспоминал только что пережитое. Отвратительно осознавать себя глупцом… Легко же ему было презирать Кора, поверившего в беззащитность женщины… Дуй вспомнил все сомнения молодого короля и понял, что их ошибки очень сходны. Как легко и просто его обвели вокруг пальца! Как умно, тонко добились успеха… Он сам, ослепленный желанием узнать, как собираются ловить волка, ринулся в расставленную для него западню, за крепкую железную решетку… Дуй поежился. А ведь его подсознательное чувство не говорило, а просто кричало: опасность! А когда мать завесила окно белым платком, он сразу подумал, что это может быть подаваемый кому-то знак… Но они, те, кого он считал глупее себя, не дали ему времени на раздумья. И в этом крылась причина их успеха — в достоверности придуманной ими истории и быстроте.

Но свои последние силы и остатки мужества он не зря приберег на конец. Ему повезло, что люди сентиментальны: мать с отцом вышли сразу, не в силах наблюдать смерть собственного сына. Остались только ветхие старики и малолетняя сестра, такая внушаемая и беззащитная перед его агрессивным подсознанием. Едва родители вышли за порог, он обрушил на девчонку поток громких мысленных приказов: «Пусть они уйдут, пусть уйдут!» И она сразу сломалась, осталась одна. Мгновенный мощный удар по ее подсознанию — и она не увидела ни маленькой змейки, скользнувшей между прутьями решетки, ни вспышки огня из дула направленного на нее ружья. Даже не поняла, что умерла. Какая гуманная смерть… Еще секунда — и он обернулся сестрой.

Эти быстрые превращения нестерпимой болью раздирали его на части, но выхода не было. И он победил: он спасся. Быстроте действий он научился у них — тех, кто пытался убить черного волка… короля… Дуй зло засмеялся. Никогда им это не удастся. Все забыли его настоящее имя, данное при рождении, все, но не он сам. Властимир значит «властитель мира»!

… Он шел всю ночь и на рассвете оказался неподалеку от той деревни, где родился и жил, теперь заброшенной. Что-то изменилось вокруг. Дуй огляделся и вдруг ахнул: на вершине Ненужной горы вновь лежал черный камень…

Шатаясь от усталости, он взобрался на гору и рухнул рядом с камнем, прислонясь к нему спиной, но невыносимая боль мгновенно обожгла его. Дуй с воплем откатился на несколько шагов в сторону. Черная поверхность камня была раскаленной, как утюг, и сожгла Дую рубаху на спине. Он содрал ее с себя и, скомкав, в бессильной ярости швырнул ею в камень. Легкими черными хлопьями рубаха осыпалась на землю.