- Что? - не понял король.
      - Она говорила в зеркало: "Нет! Нет!" - Урсула перевела дух.
      - Няня, она перенесла тяжелую болезнь... Это я ранил ее, не забывай...
      - Она спасла Дору!
      - По неведению.
      - Не женись на ней, Далибор, заклинаю тебя всеми нашими богами... Она погубит и тебя, и все наше королевство... - Урсула заплакала.
      - Я люблю ее, няня, - спокойно и твердо произнес король. Он встал и прошелся по комнате.
      - Хорошо... - сказала Урсула, вытирая слезы. - Хорошо... Я не хотела говорить тебе... Знаешь, кто украл платье невесты? - Король обернулся и замер на месте. Урсула закивала головой. - Я сама это видела. Той ночью, перед вашим уходом, она вместе с этим гаденышем, которого ты подобрал в лесу и который ненавидит тебя, разрезала платье на сотни кусочков и спрятала у себя под периной. Ты не видел ее лица, Далибор... Возбужденное, раскрасневшееся... Она так торопилась, будто за ней гнались...
      - Я не верю.
      Нянька короля кивнула и, сгорбившись, побрела к двери.
      - Я люблю эту женщину... больше жизни! - крикнул ей вслед король.
      Не оборачиваясь, Урсула вышла и тихо прикрыла дверь.
      В ночь перед днем выбора невесты Ана заснула на удивление быстро. Ей приснилось, что Далибор входит в комнату, садится за стол и молча начинает есть. Он не смотрит на нее. Сердце у Аны сжимается от внезапной тревоги. Ей больно, как никогда, но гордость не позволяет ей заплакать.
      - Почему ты не смотришь на меня, Далибор? - хочет спросить она, но он опережает ее.
      - Очень много дел, - по-прежнему не глядя на нее, в сторону, говорит король. Он знает, что Ана здесь, но она уже не входит в его жизнь. Она чужая.
      Оглушенная этим несчастьем, Ана стоит у стола, безвольно опустив руки, а вокруг, не замечая ее, ходят люди, занимаются своими делами. У них своя жизнь, и никто не интересуется ее собственной. Она чувствует себя потерянной, маленькой, ничего не значащей, и начинает ненавидеть себя за свою ненужность.
      От сильной душевной боли она проснулась. То, что это был просто сон, не успокоило ее. Она боялась своих снов...
      Ана встала с постели и привычно бесшумно, чтобы никого не потревожить, поднялась на крышу башни, на выстуженный ветрами чердак, где не один десяток лет, покрываясь пылью, копился всякий хлам. Ее тянуло сюда, к грязному заледеневшему окошку, которое она отогревала свечой, и каждую ночь, пугаясь неизвестно чего, она смотрела в него и замирала от ужаса перед непонятным и неизбежным, что надвигалось из темноты, со стороны гор. Какое-то быстрое движение, жадное, как у напавшей на след собаки, чудилось ей на далеком неразличимом горизонте. То приближающиеся, то удаляющиеся гулкие голоса и шорохи, чье-то тяжелое прерывистое дыхание, запах крови, страшные видения - словно из далекой, когда-то прожитой ею жизни, - все это вызывало у нее странную дрожь, головокружение, почти обмороки...
      Она не понимала, что с ней происходит, но знала, что все вернулось: ночные кошмары, боль, ужас, которые терзали ее прежде, в другой жизни, в другом замке... Нет, твердила она, ужасаясь догадке, которая сводила ее с ума, лишала мужества, наполняла горечью и невероятным страхом, я не хочу...
      Когда ее тело начинали мучить судороги, она знала, что ей поможет только одно, и она начинала улыбаться, потом тихонько и все громче, веселее - смеяться, пока не приходило облегчение. Она торопилась увидеть себя со стороны - как в зеркале. Она неизменна. Ее не смогут изменить. Она прежняя - красивая, уверенная в себе, сильная. Она справится с этим. Завтра она скажет мужчине, который стал ей очень дорог, как она любит его. У них родятся дети, и они будут долго и счастливо жить в этом замке, пусть бедно, пусть, но обязательно счастливо. Она не боится непонятного, незнакомого имени, которое огненными буквами все чаще вспыхивает в ее сознании. И не хочет думать о том, что когда она поймет, что значит это короткое, звучное слово, это знание убьет ее, разрушит, уничтожит... И это будет страшнее, чем просто смерть, которой она не боится... Прочь! Пошла прочь! Убирайся...
      12.
      Едва некогда позолоченных кровель башни замка коснулись первые солнечные лучи, гости, пешие и конные, потянулись на смотр невест. Они собирались до вечера, и замок с трудом вмещал всех желающих посетить короля в столь приятный и значимый для него день. Празднества должны были начаться на закате солнца, когда прибывшие отдохнут с дороги.
      ...Тронный зал, украшенный новыми драпировками и блеском множества свечей, давно не видел такого количества красивых девушек. Семьи подводили своих красавиц к королю, сидящему рядом с Аной в большом дубовом кресле, и представляли. Король благосклонно кивал.
      - Я рад видеть, - говорил он Ане, - что обнищание моей страны никак не сказывается на красоте моих подданных. Словно наши боги пытаются приободрить мой народ в его несчастье и вознаграждают, говоря тем самым, что нельзя расставаться с надеждой. Ты сегодня особенно молчалива, заметил король, - и хороша...
      - У меня столько соперниц, что я даже теряюсь, - через силу проговорила Ана. Она чувствовала себя неловко, как будто занимала чужое место. Из-за нее король предпочел сидеть в дубовом кресле, а не на троне, и Ана все чаще ловила неблагосклонные взгляды из толпы.
      - Они тебе не соперницы, - спокойно проговорил король, кивком головы приветствуя очередную красавицу. Заглядевшись на короля, синеглазая и светловолосая девушка замешкалась, вызвав у короля улыбку.
      Неожиданно толпа гостей зашумела, заволновалась. Прокатившись волной по залу, слуха короля достигла новость. Он потемнел лицом и повернулся к Ане.
      - Это будет самая удачная и злая шутка в моей жизни, - глухим от ярости голосом сказал он.
      - Что ты хочешь сделать? - встревожилась Ана.
      Король посмотрел на Ану, и его взгляд смягчился.
      - Я никогда не причиню тебе зла. Знай это... - с любовью в голосе сказал он и поднялся навстречу идущей к нему через зал без всякого сопровождения, охраняемой только обычаем, женщине в нарядном желтом платье, на поясе которого висел кинжал.
      Это была Дора.
      С худосочным и подвижным, как у обезьянки, телом, Дора казалась подростком, перенесшим в детстве множество невзгод. Ее лицо с мелкими чертами, заметно посеченное шрамами, было лишено какого-либо обаяния из-за злого и брезгливого выражения. В темных настороженных глазах таились подозрительность и необузданная жестокость, а в каждом движении скользила неуравновешенность человека, легко впадающего в гнев.
      Приподнимая длинную юбку, так, чтобы были видны ее крошечные ступни, дочь Сохора вызывающе манерно шла по залу. Нервно подергивая обнаженными худыми плечами и постукивая каблуками, она бесцеремонно пересекла боязливо расступающуюся гудящую толпу, приблизилась к королю и дерзко вскинула свою коротко стриженую кудрявую голову.
      - В твоем имени нужно заменить одну букву, Дора, дорогая... - сказал король, подходя к ней вплотную и вежливо улыбаясь, так что со стороны не было понятно, что в эту минуту он наносит гостье оскорбление и с трудом сдерживает ярость.
      Дора дернула плечом и что-то прошептала, пытаясь погасить злой блеск в своих черных глазах.
      - Мне показалось, или ты и в самом деле щелкнула зубами? - весело и негромко продолжал король. Он пытался понять причину ее появления, распознать безумие, подвигшее ее на этот поступок.
      - Ты будешь моим, Далибор! - не тратя слов попусту и беззастенчиво глядя королю в глаза, пылко сказала Дора. Его близость безумно волновала ее.
      Это было неожиданно. Едва уловимая улыбка тронула губы Далибора.
      - Я уже твой... - проникновенным голосом ответил он и наклонился к ней. - Приди скорей в мои объятия.
      - Ты иронизируешь? - с каким-то веселым интересом спросила она, запрокинув голову и во все глаза глядя на него.
      - Нет. Как можно? - Ее самоуверенный вид и тон непонятной тревогой отозвались в его сердце, но времени остановиться и подумать уже не было. Он обернулся, обвел глазами зал и торжественно объявил, подняв вверх смуглую руку Доры: - Король сделал свой выбор!
      Все присутствующие остолбенели от неожиданности. В наступившей тишине было слышно, как шелестят пышные юбки женщин и потрескивают свечи. В дальнем конце зала кто-то задел и уронил стул.
      - Почему же вы не поздравляете своего короля? - произнес король голосом, сразу отрезвившим подданных.
      Все задвигались, загомонили, захлопали. Доре почтительно поднесли синее платье. Король предложил невесте руку и удалился вместе с ней, чтобы она переоделась в новый наряд. Дора, казалось, и не сомневалась в таком исходе дела. Как ненормальная, она все время визгливо смеялась, в восторге запрокидывая темную голову и не сводя глаз со своего избранника.
      Выставленная на обозрение зала, гудевшего в недоуменном ожидании, Ана сидела, гордо выпрямившись и подняв голову, как будто все случившееся ее не касалось. Глаза ее оставались спокойными, но горечь недоброго предчувствия опустила книзу уголки ее ярких губ.
      Наконец громко заиграла музыка, расступилась толпа, и король вошел в зал - с непроницаемым лицом, под руку с торжествующей невестой, одетой в синее платье Аны. Платье было заметно велико ей и волочилось по полу, но это не смущало сияющую избранницу короля, которая просто упивалась своим счастьем. По знаку короля, им поставили два кресла посреди зала, и, медленно поклонившись, под восторженные крики толпы, пара уселась.
      Ана по-прежнему сидела одна. Едва она увидела короля, все происходящее вдруг стало раскручиваться перед ней в каком-то медленном, заторможенном темпе. Голоса людей отдалились и доносились глухо, как из тумана. Она опустила со шляпы вуаль, чтобы никто не видел ее растерянного лица, и горячие слезы, показавшиеся чужими, - она не поняла, что плачет, покатились по щекам. Далибор не смотрел на нее.
      Вовсю играли музыканты, перед толпой подпрыгивали и веселились акробаты, а к ней, как к прокаженной, по-прежнему никто не подходил. Она не чувствовала своего тела, не понимала, где находится, что делает, - все самые тяжелые предчувствия последних дней охватили ее, придавили, уничтожили. Чужая...
      Кто-то тронул ее за руку. Она подняла голову. Человек в крикливо яркой одежде жестикулировал, что-то говорил ей, и, взяв за руку, куда-то увлек. Фокусник, вспомнила Ана, что-то сказала. Человек энергично закивал, подталкивая ее к помосту, на котором стоял дубовый стул. Ана видела, что все хлопают и во все глаза, с жадным, нездоровым любопытством смотрят на нее. Только Далибор по-прежнему сидел, отвернувшись. Фокусник развязным жестом попытался поднять вуаль с ее лица - Ана ударила его по руке, он стушевался и обратил все в шутку.
      Как со стороны, она увидела себя идущей к помосту по сверкающему натертому паркету, в котором отражались чужие лица, сияние и блеск свечей, ее платье цвета вишни и, темным качающимся пятном, - лицо, прикрытое вуалью. У тебя красивое платье, Ана... Через силу она заставляла себя сделать каждый новый шаг, через силу - не смотреть на мужчину, который украл ее сердце... не повернуться... не закричать... Какой скользкий этот пол, осторожнее, Ана!
      Под ноги ей бросился Муха, что-то отчаянно запищал - схватив его за ворот, как тряпку, куда-то отшвырнули, унесли. Ана уселась на стул. Наступила тишина. Фокусник кривлялся перед ней и публикой, кричал и махал руками. Принесли украшенную золотыми звездами ширму, установили вокруг Аны. Она сидела с неподвижным взглядом, как неживая. Грянула музыка. Ширму убрали, и восторгам толпы не было конца: и стул, и девушка бесследно исчезли.
      Гостям всегда нравился этот фокус. Все знали, что в помосте есть люк, но это не портило впечатления от зрелища, ведь все происходило мгновенно. Мгновение - и человека нет... Это казалось очень занимательным. От желающих поучаствовать в фокусе не было отбоя. Все они через какое-то время снова появились в зале, все, кроме Аны.
      13.
      Ана очнулась от сильного холода, пронизывающего ее тело. Она лежала на грязной подстилке, в мрачной и темной, похожей на подземелье, комнате. Решетка перегораживала комнату поперек. Тусклый свет лился в небольшое круглое окошко. Ана ощупала сильно болевшее горло - железная цепь, другим концом прикованная к кольцу в стене, перехватывала его и тяжело волочилась по ледяному каменному полу...
      Она села. Голова у нее кружилась. Она вспомнила, как кресло вдруг плавно опустилось вниз, а ее схватили за руки и накинули на голову какое-то покрывало. Она и не сопротивлялась, убитая горем, которое на нее обрушилось, и безучастно позволила себя куда-то увести. Она плохо себя чувствовала, апатия захватила ее настолько, что ей было все равно, кто эти люди, которые распоряжаются ею, что с ней будет потом, - все потеряло смысл, ведь Далибор больше не хотел ее видеть. Ее сразу напоили горячим терпким напитком, и она провалилась в спасительное не-бытие.
      ...Где-то наверху раздались голоса, заскрипели тяжелые двери и вскоре в окружении охранников перед Аной возникла Дора, радостно возбужденная, торжествующая. Она куталась в длинную соболью шубу и некоторое время наблюдала за Аной, жадно вглядываясь в ее лицо.
      - Я купила тебя, - видя, что Ана не собирается вступать в разговор и хищно улыбнувшись, сказала она. Она отослала охрану повелительным жестом. Далибор сначала не соглашался, но я назначила такую цену, что он не смог устоять. - Ана молчала. - Тебе интересно? Ты сейчас поражена, теряешься в догадках... - Дора тихо засмеялась. - Знаешь, какое у меня было детство, красавица? Наверняка не такое, как у тебя. Нет, ты не можешь себе его представить. Все издевались надо мной и моей матерью. Мы с ней подыхали от голода, от болезней, бывали дни, когда нам не давали даже куска хлеба... Последняя приживалка в замке моего отца жила лучше и сытнее, чем я. - Дора недобро ухмылялась. - Но я терпела. Мать приучила меня к мысли, что я должна выжить. Это она внушила мне безумную надежду: настанет день, когда я стану королевой... Эта мысль согревала меня в самые жестокие морозы... поддерживала... окрыляла... - Дора раскинула в стороны руки и легко крутанулась на месте. - И это случилось! Перед смертью отец наконец признал меня своей дочерью и закрепил за мной право на трон. Нищая дочь Годки нищей любовницы короля - теперь хозяйка огромной страны! Ты в моем замке. Не в силах скрыть свою радость, Дора громко засмеялась. - Я пообещала Далибору на три года воздержаться от войны с ним. И разрешила ему жениться на мне. Самый желанный мужчина двух королевств теперь мой. Мой!
      - Я счастлива умереть за его народ, - прошептала Ана помертвевшими губами.
      - Умереть? - Дора прищурилась. - Нет, я не для этого тебя купила.
      - А для чего? - резко спросила Ана.
      - Я думаю, ты уже догадалась.
      - Я не гадалка.
      - Неужели? А я думала, каждая цыганка умеет гадать.
      Сердце у Аны сжалось. Дора задумчиво рассматривала ее.
      - О, дорогая, только я понимаю, как нелегко тебе жить среди людей... скрывать свои желания, чувства, - смиренно и даже робко сказала она, подходя поближе. - Когда я думаю о том, как коварна твоя бесхитростность, я испытываю не сравнимый ни с чем восторг.
      - Оставь меня в покое, - глухо сказала Ана. - Что тебе нужно?
      - Твоя сила. Твой необыкновенный дар. Твоя мощь, не доступная обыкновенным людям. Это просто чудо, что я встретила тебя... Мы станем друзьями, правда? - вкрадчиво сказала Дора. Ее черные глаза сверкали жутким, неприятным огнем.
      Ана изумленно смотрела на Дору, и недобрые предчувствия, мучившие ее, все усиливались. Дора опасливо прикоснулась к ее руке. Ана резко отстранилась.
      - Я счастлива... - почти благоговейным шепотом произнесла Дора. - Не каждый может похвастаться дружбой с оборотнем.
      Муха кричал и сопротивлялся, как мог. Ухватив с обеих сторон за руки, слуги волокли его в покои короля. Король шел следом, пошатываясь, как больной. Карлика затолкали в плетеную корзину и подвесили на веревке под потолком, в нескольких метрах от пола.
      ... Озаренный огнем свечи, Далибор сидел за столом, обхватив голову руками. У его ног пристроился Рогач. Когда из покачивающейся корзины доносился слабый стон, пес поглядывал на корзину и недовольно ворчал.
      - Я убью тебя, - после долгого молчания донеслось сверху.
      - Ты опять? Молчи...
      - Ублюдки вы с твоей Дорой, вшивой, потасканной... костлявой...
      Король стукнул кулаком по столу. Рогач приподнялся и, посмотрев на короля, заворчал.
      - Гадина... Я убью тебя. - Сверху раздались всхлипы.
      - Моя родина гибнет, и если в моих силах остановить ее падение, неужели ты думаешь, что я постою за ценой?!
      - Эта цена имеет название!
      - Я не знал, что это преступление, - мечтать о лучшей жизни для своего народа...
      - То, что ты сделал, - не преступление. Это хуже.
      Далибор вскочил, как разъяренное животное, и закричал:
      - Дора стерла бы мою страну с лица земли! Лучше погибнуть от собственного меча, чем изменить родине!
      - Да, лучше погибнуть, - вторил ему голос из корзины. - Что ж ты не погиб?
      Король опустился в кресло.
      - Не погиб... Не погиб... - прошептал он.
      Муха перестал плакать.
      - Я знаю, почему ты не погиб, - сказал он. - Это Ана спасла тебя. Она разрезала свое платье и подкупила гонца, чтобы он объявил, что война отложена. Ты по-королевски отблагодарил ее, гадина... Молчишь? Не знаешь, что сказать... Мучайся теперь, если ты еще можешь что-нибудь чувствовать. Обнимайся со своей Дорой, которая вспарывала животы рудокопам...
      - Замолчи! Замолчи! - страшным голосом закричал Далибор. - Я убью тебя! Рогач вскочил и залаял. Карлик засмеялся:
      - Позови свою невесту. Вместе позабавитесь! И этого, серого, такое же чудовище, как и его хозяин...
      Король упал за стол и глухой стон, похожий на рыдание, донесся до Мухи. Он на время замолчал, подумал и вдруг негромко произнес:
      - Она любила тебя.
      Далибор поднял голову.
      - Она любила тебя, - повторил карлик, наблюдая за ним в дырочку в корзине.
      - Замолчи...
      - Любила.
      - Замолчи!
      Муха закричал во все горло:
      - Она любила тебя! Любила!
      Жестом, беспомощным, как женский упрек, король заткнул уши и тоже закричал - чтобы заглушить голос, который раздирал кровавую рану на его сердце...
      Ветер заметал в низкое маленькое окошко рои белых мух. Лежа на полу, она с трудом дотягивалась до него, чтобы снова и снова взглянуть на серое ночное небо и жадно подставить ветру свое пылающее лицо. Если бы только увидеть звезды. Ей сразу стало бы легче.
      У нее опять болят руки. Она поднесла к глазам почерневшую ладонь. Они пытали ее огнем. Она не кричала - кричит только слабый... Они хотели вызвать к жизни невозможное и отвратительное, то, о чем она все время пыталась забыть и что осталось где-то далеко, за той темнеющей горной грядой. Оно осталось далеко отсюда!
      Она снова посмотрела в окно. Себя не обманешь... Прошлое всегда с нами. От него нельзя укрыться за высокими снежными перевалами. Оно настигнет тебя и там...
      Снаружи начиналась буря. Ночной ветер становился все холоднее и неистовее, но в его голосе ей слышалось обещание скорого прихода весны. Еще совсем немного, и отступят долгие мглистые ночи - солнце растопит их холод; в долинах лопнут на деревьях почки, яростно пробьют землю зеленые ростки и заплещутся реки. Потом заколосятся хлеба, и посреди летнего зноя холод этой бесконечной ночи будет казаться ей далеким и призрачным. Да он уже и отступил... ей жарко... Рана в груди просто пылает, и горят ладони. Этот ветер... он стал вдруг нестерпимо горячим, и она не понимает - как это возможно? Наверное, это сон...
      ...Жаркий полдень плавит камни, и густое обжигающее марево скатывается с вершины холма, толкая в грудь девочку, карабкающуюся вверх. Там, высоко, ее ждет белокурый мальчик. Он звонко смеется и подбадривает ее. Она не узнаёт его, но тоже смеется, скрывая свое смущение, и упрямо взбирается по крутому склону, напрягая последние силы. Для нее сейчас нет ничего важнее, чем дойти до вершины.
      - Иду, уже почти дошла... - все повторяет она, тяжело дыша. - Не смейся надо мной... Ты противный... Видишь, я уже дошла...
      Из-под ног у нее сыплются камни, с шумом скатываясь вниз и где-то далеко встречаясь с землей. Она боится даже смотреть туда, на незнакомую ей сожженную зноем равнину, на раскаленные каменные россыпи и чахлые рощи, изнывающие под солнцем. Оглушающая тишина вокруг вдруг начинает звенеть, будто где-то далеко и печально заныли скрипки.
      Не слушая их, мальчик протянул к ней руки и начал петь другую, свою, песню. Она остановилась и, с трудом сохраняя равновесие, прислушалась.
      - Ты вернешься, дорогая... Ты взойдешь на этот зеленый холм, я обниму тебя, и мы никогда не расстанемся... - пел мальчик.
      Он подошел к самому краю вершины, склонился, и она увидела, что у него светлая тень. Ей вдруг стало так легко и свободно стоять здесь, между небом и землей, и слушать этот родной, звонкий голос. Она узнала его... Она поднимется, и ее встретят все те, кто покинул ее и кого она так любит... Ее ждут!
      Она обернулась - ее собственная тень тоже была светлой. Засмеявшись, она протянула руки к мальчику, поджидающему ее на вершине.
      - Я иду к тебе, Ян, - сказала она. - Я иду к тебе.
      Она выпрямилась и легко побежала вверх, больше не слушая грустную мелодию далеко позади себя, и вскоре та стихла совсем - хватающая за сердце... печальная, как неразделенная любовь...
      - Смотри, ты мне не верила... - Ярош сунул Доре в руку кружевной платочек, испачканный чем-то голубым. Она поднесла его к глазам.
      - Вчера мне даже показалось, что она вот-вот обернется, - трепеща, произнес один из стражников, провожающих Дору в подземелье. - Лицо сделалось таким страшным... ужас... Голову запрокинула назад и оскалилась, как... как...
      - Быстрее! - вся задрожав от нетерпения, пробормотала Дора.
      Стражники отворили тяжелую железную дверь. Дора, держа в руке горящий факел и путаясь в длинной шубе, стала торопливо спускаться по скользким ступенькам. От влажного и холодного воздуха факел сразу затрещал.
      - Ждите здесь! - крикнула Дора стражникам. Те послушно замерли за дверью.
      Она остановилась у решетки, перегораживающей комнату, трясущимися руками отомкнула большой замок и, воткнув чадящий и уже едва тлеющий факел в кольцо на стене, вошла внутрь. Ее глаза не сразу привыкли к темноте. Она постояла, прислушиваясь, и тихо позвала:
      - Ана?
      В углу что-то зашуршало. Дора двинулась на звук и отпрянула, наткнувшись на странного вида старуху. Ее темная фигура была маленькой и зловещей, и веяло от нее чем-то пугающим. Она стояла неподвижно, устремив на Дору пылающий взор.
      - Ана?! - затрепетав, выдохнула Дора.
      Она шагнула вперед и тут же обнаружила свою ошибку: Ана лежала на полу у окна. Старуха, склонившись над ее неподвижным телом, прислушалась, глубоко вздохнула, и от ярости ее просто скрючило.
      - Как я ненавижу этих глупых людей... - всхлипнула она. - Ждать столько лет и все потерять... - Дора слушала ее, широко раскрыв глаза. Какое красивое лицо... Девочка моя... - Старуха затопала ногами. - Нежная! Как цветок! А какое отважное сердце! - Она повернулась к Доре и затряслась еще сильнее. - Подойди-ка поближе, я выгрызу тебе глаза... - Дора завизжала от страха. - Безмозглая дурочка... Это я, я подкинула тебя Сохору... а ты нагадила мне... мерзавка... дрянь... - шипела старуха на отступающую в ужасе Дору.
      - Как подкинула? Почему? - наконец выдавила та из себя. - Разве он не мой отец? Но ведь...
      - Когда вы с Аной родились, я выкрала только тебя, - чтобы Стинс, ваш отец, тебя не убил... Но Ану - не успела... Зачем вы пытали ее? Разве в ваших силах было заставить ее воспользоваться ее даром? - Старуха едва не плакала от досады. - Даже я не могла этого сделать - столько лет... столько лет... - Она замахнулась на Дору своей клюкой, но со злостью разбила ее о каменную стену. Потом постояла, тряся огромной лысой головой, и повернулась к съежившейся Доре. - Не стану я тебя убивать... Конец твоей жизни просто замечателен... такого не придумаешь впопыхах...
      - Возьми меня с собой, я буду помогать тебе... - дрожа от волнения, предложила Дора.
      Старуха острым ногтем полоснула Дору по щеке, размазала между пальцами ярко-красную кровь и показала Доре.
      - Вода, - презрительно сказала она. Потом шагнула в темноту и исчезла.
      Вечером следующего дня в замок Далибора вернулся Бивой со своими лучниками. Он привез четыре сундука с драгоценностями, за которыми его посылала Ана. На это неслыханное богатство можно было много лет вооружать огромную армию и противостоять любому врагу. Узнав, что Далибор отдал Ану Доре, Бивой увел с собой свой отряд, навсегда покинув страну.
      Ночью Муха прокрался в покои короля, к изголовью его постели. Король неподвижно лежал на спине. Карлик вскинул вверх руку со своим крошечным кинжальчиком.
      - Смелее, Муха... - вдруг донесся до него надломленный голос.
      Рука карлика задрожала, он опустил ее, потом замахнулся снова, швырнул оружие на пол и закричал, как будто ему причинили невероятную боль. Прибежавшая на шум охрана схватила его.
      - Пустите его, - бесцветным голосом сказал король, даже не пошевельнувшись. - Пусть делает, что хочет.
      Плача, Муха побежал в конюшню и вывел Ветра. Ему отворили ворота замка, и он ушел. Король стоял у окна и смотрел, как они уходят в темную ночь, заметаемую пургой. Через два дня их нашли замерзшими на пустынной дороге в лесу.
      ...Тягостная тишина, как в доме, где появился покойник, воцарилась в замке. Король несколько дней тихо ходил по комнатам и улыбался. Приближенные и слуги, стыдясь его состояния, старались не попадаться ему на глаза. Встретив кого-нибудь на своем пути, король останавливал и, положив руку ему на плечо, долго всматривался в лицо, что-то вспоминал, а потом отпускал.
      14.
      Модуль двигался по сложной траектории, заданной автопилоту в соответствии с задачами, возложенными на него. Самое главное, он должен был оставаться невидимым, и использовал для этого все свои возможности. Проще всего бортовому компьютеру было придавать движущемуся аппарату форму облака или маскироваться под метеорологические зонды землян, но он не злоупотреблял таким примитивом, способным ввести в заблуждение только неискушенную молодую цивилизацию, подобную земной. Для того, чтобы ускользнуть от более достойного противника, в ход шли серьезные способы маскировки - от сильного защитного экрана до исчезновений в искривленном пространстве.
      Космос не прощает беспечности, поэтому бортовые системы модуля работали с полной нагрузкой. В течение последних трех суток был обнаружен "чужой" модуль в орбите планеты 4-XIX-4, как обозначалась Земля в общепринятом галактическом каталоге. Чужак обретался на обратной стороне земного спутника и только один раз вылетал с места базировки. Посланный крошечный модуль - сторож проследил путь практически не таящегося незнакомца. Того интересовало обширное энергетическое пятно над третьим океаном. Новорожденное пятно было нестабильным и грозило неприятностями хлипкому космическому суденышку, решившему подзарядиться за его счет, поэтому, покрутившись рядом с энергетической кормушкой, он ни с чем вернулся на свою лунную базу. Тики посовещался с компьютером.
      - Мне кажется несколько нарочитой его беспечность, - сказал он. Земля в зеленом поясе, приближение к ней запрещено, а он болтается здесь на виду у всех.
      - Он слишком плохо оснащен, чтобы обнаружить "Солнце", - не без гордости парировал компьютер. - Мы ему не по зубам. Поэтому он так спокоен.
      - Прогноз?
      - Подберет несколько крох - подзарядится - и покинет эту звездную систему.
      - И все-таки я бы не хотел, чтобы под его корявой оболочкой обнаружился модуль четырехсотого поколения.
      - Мы не можем проверить авангардность модуля, не повредив его защитный слой.
      - Степень защиты слоя?
      - Восемнадцатая... - Компьютер озадаченно замолчал.
      Тики возмущенно фыркнул.
      - Ты о чем-нибудь думаешь? Откуда у технически отсталого судна такие возможности? Идентификацию провели?
      - Да.
      - Впрочем, что от нее толку? - задумчиво произнес Тики. - Покажи его.
      Большой экран, перед которым сидел Тики, загорелся. Темный модуль цилиндрической формы сидел в центре плоского лунного моря. Сторож полетал над ним и неподвижно завис.
      - Проверить придется.
      - Вариант первый. Прямой контакт.
      - Отпадает.
      - Вариант второй. Контрольное сближение сторожа.
      Раздался мелодичный звон - просили разрешения войти в кабинет, и в дверях появился Дизи. Тики повернулся к нему и кивнул на кресло, стоящее рядом.
      - Зачем? - продолжая разговор, спросил он компьютер. - Чтобы он его расстрелял?
      - Возможно. Но мы успеем его прощупать. Других вариантов нет. В свете открывшихся обстоятельств этот путь наиболее предпочтителен.
      Тики снова взглянул на экран. Унылый лунный пейзаж стал еще более пустынным - на нем больше не было модуля-пирата.
      - Твой сторож проспал, - встревоженно сказал Тики.
      Хорошо разбиравшийся в интонациях хозяина, компьютер озадаченно запищал.
      - Сторож показывает, что все нормально... - после секундной паузы сказал он. - Модуль на месте...
      - Сюда посмотри, на пустой экран! - закричал Тики. - Ей-богу, четырехсотый, неэквивалентный. Ищи!
      - Проблемы? - спросил Дизи.
      Тики поморщился.
      - Надеюсь, что нет
      Повисла неловкая пауза. На обзорном экране появилось удивительной красоты зрелище - рассыпанные по черной бездне идеальной формы жемчужины звезд. Крупный полукруг Земли с ее бело-голубыми и коричневатыми разводами на этом фоне казался инородным телом, чудесным, странным.
      - Я закончу некоторые дела и мы вернемся туда, - сказал Тики, не сводя глаз с экрана.
      Дизи вздохнул.
      - Мне кажется, что ты меня избегаешь. Почему ты не разрешаешь мне...
      - Я беспокоюсь о Рики, - перебил его Тики. - Кстати, Федя жалуется на боли. Я хочу, чтобы ты немедленно его осмотрел.