В середине апреля с гор хлынули холодные потоки воздуха, небо заволокло сизыми тяжелыми облаками, свисавшими рваными клочьями до самой земли. Нудно накрапывал мелкий дождик.
      Сидим в белом уютном домике, чудом уцелевшим среди таких же своих собратьев, что были, словно колония грибов, разбросаны рядом с аэродромом. С КП пришел капитан Карабут. Слышно как он аккуратно чистил о скребок налипшую на подошвы сапог грязь и шумно стряхивал с шлемофона воду.
      - Срочное задание, - сообщил он, войдя в дом и показывая мне на стул рядом с собой. Затем, увидев, как я посмотрел в окно на затянутый плотной пеленой горизонт, сказал: - Знаю, погода дрянь, но надо слетать. На юго-запад от станицы Крымская железная дорога и шоссе. Приказано разведать.
      - Есть, товарищ капитан!
      - Пойдете парой, с Прохоровым.
      - Он идет в первый раз...
      - Знаю. Справится. Он умеет летать в сложных метеоусловиях.
      И мы уже чавкаем сапогами по намокшей земле. По пути к стоянке самолетов объясняю Жене задание. Капитан Карабут, провожая нас напутствует:
      - Будьте поосмотрительнее. Зря на рожон не лезьте. Помните задание только разведка.
      Взлетели мы с Женей. Идем почти у самой земли. Вот и Крымская. На юго-запад от станицы - дорога, по ней оживленное движение автомашин противника. Эх, поштурмовать бы! Но с гор сползают низкие облака, точь-в-точь как в предгорьях Кавказа. Сверкнула очередь "эрликонов". Обстановка ясна. Лезть дальше в горы нет смысла. Разворот влево. Горы близко. Хотя и невысоки, каких-нибудь 400-600 метров, но на них лежат облака. Это опасно. Лишь на мгновение мелькнул в развороте неровный край серого тумана и я снова вижу землю. Обстановка сложная.
      Женя - в первом боевом вылете, и сразу попасть в такую сложную ситуацию. На развороте он вскакивает в облака. Я уже на обратном курсе. Над нашей территорией, севернее станицы Абинская, делаю вираж, поджидаю Женю. Вот-вот, думаю, появится из облаков. А его нет и нет.
      Смотрю на бензиномер и нехотя направляюсь домой. Хочется верить, что Женя уже, наверное, прилетел. Он прекрасно летает в облаках. Но дома его не оказалось...
      На следующий день на небе ни облачка. С утра шестеркой идем бить по артиллерии противника. Южнее станицы Крымской, у западного склона высоты, на территории занятой противником, лежит разбитый обгоревший ИЛ. Раньше его не было. Никто, кроме нас, вчера здесь не летал. Значит это самолет Жени Прохорова., значит он погиб...
      Возвратились с задания, доложили на КП. День-другой подождали, нет лейтенанта Прохорова.
      - Отошлите вещи его родным, - говорит майор Провоторов. - Все же какая-то память...
      А вещей-то у лейтенанта Прохорова не оказалось лишь чемоданчик один "золотой теленок". Ехал Женя Прохоров к нам в полк на кратковременную стажировку и потому никаких вещей с собой не захватил. В чемоданчике оказалась пилотка, книга И.Ильфа и Е. Петрова "Золотой теленок" и карандаш.
      Книгу мы отдали командиру полка гвардии майору Зуб. "Пилотку беру себе на память", - сказал капитан Карабут. А мне на память о Жене Прохорове достался карандаш...
      Очень тяжело переживал я гибель друга. Терзал и винил себя, вспоминая вещие слова майора Зуба о том, что когда летишь не один, надо помнить о тех, кто идет вместе с тобой... Терзал я себя тем более что это был первый боевой вылет Жени.
      Дней через пять после того, как не вернулся Женя Прохоров, Саша Гуржиев летал с очередным заданием по связи в район Краснодара. Саша - опытный летчик. На СУ-2 сделал около сотни боевых вылетов. Потом его списали по здоровью, после ранения. Разрешили летать только на ПО-2. Теперь он летал в дивизионном звене связи.
      - Ребята видел Ил-2, - сообщил нам Саша в общежитии. - Стоит, накренившись, с поломанной ногой шасси. Уж не Женька ли там сидит?
      - Ты что? - возразил Иван Карабут. - Прохоров дисциплинированный хлопец.
      Все-таки на всякий случай Гуржиева направили вторично в то же место. И что вы думаете, привез он Женьку и его стрелка Швецова живыми и невредимыми. А их самолет отбуксировали на ближайший аэродром, где техники быстро отремонтировали и ввели в строй.
      Потом уже Женя рассказывал, как все случилось:
      - Когда на обратном пути ударили зенитки, я ушел за тобой в облака. А выходить из них опасно - как бы в гору не врезаться.. Вот и пошел на восток, подальше от гор. Лечу, вижу: горючее на исходе. Вышел из облаков и не пойму, наша или чужая территория под нами. Похоже потерял я ориентировку в полете. Летел-то на задание в первый раз. Особо за ориентировкой не следил. Ведь ведомым летел... Город какой-то.
      - Давай подальше на восток о этого города, - советует Швецов. - Черт знает, наш этот город или у немцев...
      Послушал его и тянул на восток, пока было в баках горючее. Сели возле деревушки, почти удачно сели, только в конце пробега попал одним колесом в яму, шасси у машины подломал. Сбежались жители. Деревенька оказалась нашей. Фашистов давно там уже не было. Дал я телеграмму в полк, как положено. А ее видимо не получили. Охрану самолета выставить некого: в деревне одни пацаны и старухи. Так и сидели мы со Швецовым у самолета, пока нас Гуржиев на кукурузнике не подобрал.
      После этого случая Женя Прохоров сделал много успешных боевых вылетов, участвовал в жарких воздушных сражениях. Ему уже неоднократно поручали водить группу самолетов. Парень он был талантливый, имел блестящую летную и штурманскую подготовку. Командование полка, оценив это, представило его к очередному званию старшего лейтенанта.
      И вот, когда в полку за событиями и переживаниями стали уже забывать о случае с Женей Прохоровым, вдруг поступила телеграмма. В ней излагалась просьба вернуть летчика-стажера лейтенант Прохорова после прохождения стажировки обратно в часть, из которой он прибыл в наш полк. На что майор Провоторов безаппеляционно сказал, свернув трубочкой телеграмму:
      - Дудки им, а не Прохорова!
      И пояснил свою позицию:
      - Во-первых, он не лейтенант, а уже старший лейтенант. Во-вторых, он будущий заместитель командира эскадрильи. И, в-третьих, он уже не стажер, а опытный летчик-штурмовик. И его нецелесообразно отправлять обратно в запасной полк.
      Майор Провоторов тотчас подготовил шифровку в дивизию. Там с его доводами согласились. Так и остался Женя Прохоров в нашем полку до конца войны.
      В полк вскоре прибыло новое пополнение летного состава: Иван Павлов, Николай Мельников, Николай Буравин, Василий Фролов, Николай Калинин. Это были молодые летчики, но толковые и очень дружные между собой ребята.
      Пополнение пришло в самое горячее время. В полку велась тщательная и всесторонняя подготовка к прорыву "Голубой линии". Так называли немцы свой сильно укрепленный рубеж обороны на Таманском полуострове. Южным концом "Голубая линия" упиралась в берег Черного моря, а северным - в плавни у реки Протока.
      "Голубая линия"
      Рубеж этот немецко-фашистское командование позаботилось хорошо укрепить заранее, еще перед своим отступлением с Кавказа, чтобы зацепиться на Таманском плацдарме. Противник сосредоточил здесь много артиллерии и в том числе зенитных орудий. Перед нами стояла задача: помочь наземным войскам взломать и прорвать оборону противника.
      Перед очередным боевым вылетом гвардии майор Зуб сказал:
      - По разведанным в станицах Молдаванская и Киевская у немцев много зениток. Имейте это в виду. Будьте поосмотрительнее.
      Всякий раз, когда мы приближались к станице Молдаванской, противник встречал нас ураганным огнем. А вот артиллерия в станице Киевской почему-то молчала. При отходе от цели со снижением, мы часто проносились над зелеными кварталами Киевской и чувствовали себя в безопасности. Станица эта находилась почти на передовом крае немецкой обороны. Если подобьют, то можно вполне спланировать на нашу территорию. И главное: из пышных садов станицы не стреляют. Поэтому даже как-то приятно было пролетать над станицей Киевской, такой зеленой и казавшейся тихой и мирной. Но каково было наше удивление, когда после освобождения этих станиц мы узнали, что в Киевской зениток находилось гораздо больше, чем в Молдованской.
      Майор Провоторов на это заметил, как всегда, прямолинейно:
      - Чему удивляться? В Киевской - румыны.
      Наземные войска Красной Армии при поддержке авиации вели изнурительные и ожесточенные бои. Но никак не могли одолеть вражеские укрепления и снова погнать немцев на запад.
      - Крепкий орешек эта "голубая линия", - говорил майор Зуб. - Работы будет много. Успех боя во многом зависит от преимущества в воздухе.
      И, действительно, в апреле 1943 года на Кубани развернулись небывалые доселе по размаху и ожесточенности воздушные бои. Противник сосредоточил здесь огромное количество истребителей и пытался вновь завоевать утраченное господство в воздухе. В Анапе находилась немецкая истребительная эскадра, состоявшая в своем большинстве из опытных летчиков, воздушных "асов".
      Что бы прикрыть с воздуха наши наземные войска, бомбардировочную авиацию и прочно удерживать господство в воздухе, наше командование перебросило в этот район боевых действий резервные соединения истребителей. В их состав входили истребительные полки с Дальнего Востока. Они были укомплектованы кадрами с хорошей летной подготовкой, летчиками, которые стояли на страже восточных рубежей Родины и уже два года рвались в бой. Теперь они дрались с врагом, точно львы.
      Как сообщала газета 4-й воздушной армии, один из этих летчиков, старший лейтенант Иванов только за один день сбил пять вражеских самолетов.
      Отечественная промышленность к тому времени уже безотказно снабжала нашу авиацию самолетами. На фронте появились бомбардировщики ТУ-2 и новые истребители Лавочкина и Яковлева.
      В воздушных сражениях на Кубани в эти дни участвовали непревзойденные мастера воздушного боя Покрышкин, Лавриненков, Камозин, братья Дмитрий и Борис Глинки и другие замечательные летчики - истребители.
      Почти круглые сутки над линией фронта непрерывно шли жаркие воздушные схватки. В каждом боевом вылете на маршруте к цели мы наблюдали гигантскую панораму воздушного сражения. Идем плотным строем двух-трех восьмерок, а вокруг - слева, справа, вверху на большой высоте, над морем и над сушей всюду, куда не посмотри, - клубки воздушных боев, снующие точечки истребителей, словно тучи комаров. То и дело вспыхивают факелы горящих самолетов. На Кубани в ту пору в воздушных боях участвовало одновременно по нескольку сотен истребителей.
      Командование фронта еще в начале февраля высадило морской десант в районе Мысхако, юго-западнее Новороссийска. Это создало угрозу южному крылу обороны немецко-фашистских войск на "Голубой линии".
      Противник стремился во что бы то не стало ликвидировать этот плацдарм. Нашему десанту приходилось в чрезвычайно тяжелых условиях вести бои, чтобы удержать занятые позиции. О событиях на Малой Земле - как тогда называли плацдарм наших моряков под Новороссийском - написано довольно много книг. Что бы не повторяться, мне хотелось бы отметить, что наш полк всемерно поддерживал десант морской пехоты. Летчики доставляли морякам продовольствие, боеприпасы, медикаменты, бомбили вражеские войска, поливали пушечно-пулеметным огнем артиллерийские батареи противника. Само появление на Мысхако наших штурмовиков уже было помощью нашим морякам, так как при появлении самолетов на бреющем полете автоматный, пулеметный и артиллерийский огонь врага, как правило прекращался. Фашисты боялись штурмовиков, летавших над их головами, прятались в окопы. В эти минуты "затишья" моряки либо имели короткую передышку, либо, воспользовавшись заминкой врага, переходили в контратаки. Штурмовики обычно летали под прикрытием истребителей. Однажды поутру мне поручили вести группу самолетов для поддержки десантников. По дороге положено было взять на соседнем аэродроме группу истребителей прикрытия. Как всегда в таких случаях, штурмовики делали круг над аэродромом, взлетали истребители, пристраивались, и мы вместе летали на боевое задание.
      Подошли мы к аэродрому. Сделали один круг. Никто не взлетает. Второй круг. Опять наших истребителей не видно.
      Что делать?
      Только два выхода. Лететь без прикрытия истребителей и выполнить боевое задание или, израсходовав бензин, возвращаться с бомбами на аэродром, не выполнив задания.
      Зная, что на Мысхако ждут моряки, принимаю решение идти без прикрытия истребителей.
      Идем к цели. Вокруг воздушные бои. К счастью, вражеские истребители не атаковали нашу группу. Не до нас, видимо, было тогда "мессерам".
      Мы сбросили бомбы на вражеские окопы, отштурмовались и возвратились благополучно на свой аэродром.
      Прихожу на КП полка доложить о выполнении задания. А там командир дивизии полковнк Гетьман. Выслушал он мой доклад и говорит:
      - Почему летали без прикрытия?
      - Не взлетели истребители.
      - Вы рисковали людьми! Хорошо, что все обошлось благополучно. Десять суток домашнего ареста с исполнением служебных обязанностей.
      Летать на боевые задания я, конечно, по-прежнему летал, а вот в свободное от полетов время десять дней пришлось посидеть дома...
      Вскоре я убедился насколько был прав командир дивизии в своей требовательности. 21 апреля группа старшего лейтенанта Дедова пошла на боевое задание в район Новороссийска. Истребители прикрытия, охраняя штурмовиков, вступили в бой с "мессершмитами" и "фокке-вульфами". В это время подошла вторая группа - более двадцати вражеских истребителей - и навалилась на восьмерку самолетов Николая Дедова.
      Отважно дрались воздушные стрелки. Будучи тяжело раненым, Варич сбил один МЕ-109. Но силы были слишком не равны. Пять наших самолетов не вернулись домой. К счастью, пять человек из десяти оказались живы и несколько позже возвратились в полк. Самолет Киселева - Варича приземлился на фюзеляж на Малой земле. Летчики Слесарев и Лагош спаслись на парашютах. Воздушные стрелки Рагозин, Ямин, Фараджев, и Фадеев погибли. В этом же бою погиб отважный сын Дагестана Захар Кочкарев, который неоднократно отличался в яростных схватках с врагом еще на Кавказе.
      Напряжение боевых действий на "Голубой линии" все возрастало и возрастало. Наши наземные войска успешно атаковали противника в районе станиц Крымская и Киевская. Взаимодействуя с ними, усилила свои удары с воздуха на этом участке фронта и авиация. Мы делали по два-три боевых вылета в день. Наши воздушные стрелки каждый раз проявляли образцы мужества и стойкости, отваги и героизма при отражении атак истребителей.
      В полковом дневнике в эти дни записано:
      "28 мая 1943 года. 29 боевых вылетов.
      29 мая. 35 боевых вылетов. Группа Синькова вела бой с истребителями противника. Воздушные стрелки Останин и Алексейков сбили два МЕ-109.
      30 мая. 18 боевых вылетов. Вели бой с истребителями противника: группа Карабута, сбито три МЕ-109, группа Панина, сбито четыре МЕ-109. Воздушные стрелки Останин, Алексейков, Пластунов и Руденко сбили каждый по одному истребителю противника."
      Именно в эти дни наши истребители в жарких схватках завоевали господство в воздухе, стали хозяевами неба. Но зенитный огонь противника не ослабевал, а продолжал усиливаться. Полк нес боевые потери.
      Еще в начале мая нашим войскам удалось добиться некоторого успеха и овладеть станцией Крымской, важным опорным пунктом в системе обороны противника. Однако врагу удалось закрепиться на промежуточном рубеже и остановить продвижение наших войск. Напряженные бои продолжались вплоть до начала июня. И, наконец наступило временное затишье.
      С 25 марта по 14 июня 1943 года полк потерял 11 летчиков, 16 воздушных стрелков и 15 самолетов. За этот отрезок времени было совершено 734 боевых вылета.
      В дни напряженных боевых действий росло не только наше умение бить противника, но и организованность работы на аэродроме. Надо было предусмотреть все до мелочей, чтобы в кратчайший срок подготовить самолеты к очередному боевому вылету. Инженеры и техники, оружейники и мотористы проявляли образцы слаженности и четкости в выполнении своего воинского долга. Мы приходили на аэродром с рассветом, а технический состав уже на месте, докладывает о готовности самолетов. В сумерках мы уходили с аэродрома, а техники и мотористы оставались, залатывать пробоины в самолетах, заменяли поврежденные в бою детали и агрегаты. Когда они только спали, уму непостижимо!
      Учитывая обстановку на фронте, командование поставило задачу сократить до минимума время с момента получения боевого задания до взлета группы. В особо критические моменты мы выруливали со стоянок по сигнальной ракете с КП полка, а задача нам ставилась уже на старте и даже после взлета по радио. В этом случае время вылета сокращалось до нескольких минут.
      ...Четыре утра. Серые, ночные тени уступают место мглистому рассвету. Командиры эскадрилий - на КП полка. Десять-пятнадцать минут уточняется линия боевого соприкосновения, даются возможные варианты задач. Еще столько же времени для постановки задачи летному составу, и мы - готовы к боевому вылету.
      Лежим под крылом самолета, ждем сигнальной ракеты. Резкий хлопок, и зеленая дуга, дымя, чертит полнеба. Садимся в кабины. Запускаем моторы. Через две-три минуты подруливаем к старту. Там начальник штаба полка майор Провоторов дает ведущему цель, и самолеты взлетают с интервалом десять пятнадцать секунд.
      Иногда не обходилось без курьезов. Пять-шесть часов после трудного боевого дня - это, конечно, маловато. Хроническое недосыпание. В ожидании сигнала на вылет забираемся под крыло самолета, чтобы на минутку сомкнуть глаза, пока есть время. Но "дежурное" сознание всегда начеку.
      Хлопок - выстрел ракетницы! Вскакиваем. Смотрим, какого цвета ракета. У каждой эскадрильи - свой цвет. Ничего не видно.
      - Да это не ракета, - говорит подошедший техник соседнего самолета и смеется, - это Аня Трофимова нечаянно хлопнула крышкой ящика из-под снарядов...
      - Тьфу ты, елки-моталки, а я уже на крыло вскочил.
      Девушки-оружейницы, заменившие ребят, которые ушли в десантные войска, теперь уже в совершенстве овладели своей специальностью. Тася Лагунова, Аня Трофимова, Саша Мазюкова, Тося Дмитриева, Рая Пикалова, Клава Филаретова, Галя Танина, Лиза Шашева, Вера Лаврушкина, Паня Загузова, Паня Щербакова, Лея Искольд - всех не перечесть! Какие вы чудесные, умные, самые красивые девчата! Руки ваши не знают маникюра и золотых колец. Но это поистине золотые руки! Они так надежно, и с такой любовью снаряжают наши пулеметы и пушки, что те всегда стреляют до последнего патрона и снаряда. Вот только до сих пор мне не понятно как девушки могли снимать и ставить обратно в крыло самолета огромные тяжелые авиационные пушки. Как они ухитрялись подвешивать без лебедки (чтобы побыстрее) стокилограммовые бомбы? Совершенно не понятно... А укладчица парашютов Полина Шишова не без основания могла гордиться тем, что уложенные ее руками парашюты спасли жизнь нескольким летчикам и в том числе самому Ивану Карабуту. Действительно, золотые руки!
      Стоял тогда наш полк в станице Днепровская, которая утопала в садах. Вишневые деревья вплотную подступали к аэродрому. С крыла самолета можно было собирать спелые сочные ягоды. Но мы этого не позволяли себе. Женщины-станичницы каждый день приносили нам целые ведра ягод, яблок, разных овощей, снабжали вкусными домашними лепешками и молоком. Словом подкармливали. Приносили все самое лучшее. Иногда бывали и забавные случаи.
      Как-то рябая востроносая молодка повадилась носить молоко, но, очевидно, сперва снимала с него сливки. Вот воздушный стрелок Леня Татаренко - чудак такой был, любил шутку - подходит к женщине и говорит:
      - Ах, опять принесла снятое молоко?
      - Скажи еще и кислое, - бойко отбилась станичница. - Типун тебе на язык.
      - А мы сейчас проверим... - Леня подносит компас к ведру с молоком. Конечно, снятое, - смеется он. - Смотри, как стрелка прыгает...
      Опрокинув молоко, молодуха подхватилась бежать.
      Любили ребята в нашем полку шутку. Она создавала настроение, помогала в минуты отдыха быстрее размагнитится, отойти от скованности и напряженности боев. С шуткой легче было переносить все невзгоды и тяготы войны. Шутка давала заряд бодрости, смеха. А смех очищал душу от горечи переживаний за погибших друзей, освежал голову от тягостных мыслей, укреплял веру в торжество нашей победы. Как после боя хотелось вдвойне песни, шутки, смеха, так после смеха и разрядки хотелось с новой силой гнать врага, биться до победного конца, невзирая ни на какие трудности войны.
      Любили в полку шутку и шутили, впрочем, может это выходило и не всегда тонко. Но всякая шутка это, по-видимому, своеобразный и определенный показатель стойкости духа солдата. Улыбается, шутит он, значит, крепок, здоров, бодр, готов к очередной схватке с врагом.
      Шутку у нас понимали и шутили вне зависимости от звания и занимаемой должности. Иван Карабут, хотя и стал командиром эскадрильи, но в свободное от полетов время любил, как говориться, схохмить.
      ...На аэродром привезли обед. Мы уселись за столом и наблюдаем за магическими действиями официантки. Николай Есауленко что-то рассказывает, задевая словом Ивана. Тот сначала молча переносит, потом говорит:
      - Коля, хватит языком чесать. Оставь трошки для женского полка...
      А Коля не унимается, все подкалывает и подкалывает Ивана. В это время официантка ставит перед Иваном тарелку борща. Он пробует с тарелки огненный борщ, обжигается, но, не подавая вида, говорит на полном серьезе:
      - Опять борщ чуть теплый... И когда же у нас порядок будет с обедом!
      Не подозревая подвоха, Николай отправляет в рот полную ложку борща, но тотчас вскакивает со стула, словно ужаленный, и смешно вытягивает губы трубочкой.
      - Аж язык ошпарил. Не борщ, а кипяток в томате...
      Ребята покатываются со смеху. Иван тоже смеется:
      - Как-нибудь переживем твою временную немоту...
      Шутки шутками. Но они вовсе не были помехой для командира эскадрильи капитана Карабута. Он, когда нужно, умел потребовать и спросить с подчиненных. Как-то был такой случай. Пришел Иван с КП, видно там с него майор Зуб "стружку снял", скомандовал:
      - Становись!
      Выстроились мы. Ходит капитан Иван Карабут взад-вперед перед строем, сумрачный, серые глаза стали зелеными. - Почему это мы такие обшарпанные и по колено в грязюке?
      Мы молчим. А он продолжает ходить и ощупывать нас холодным колючим взглядом. Остановился перед Николаем Есауленко и процедил:
      - Вот вы, старший сержант, небритый. К девушкам ходите, а обросли, как дед... Чтобы небритым я вас больше не видел. Ясно?!
      - Ясно! - громко чеканит Есауленко, видя, что дело принимает серьезный оборот.
      И как только мы расходимся по команде, Николай достает бритву, помазок и долго, словно красная девица, возится перед зеркалом.
      ... На рассвете эскадрилья идет на боевое задание.
      Летим на малой высоте. Под нами проносятся цветущие поля. Тянет медуницей и полынью. Пряный, опьяняющий запах. Будто ты не в самолете, а в цветнике. Вдруг внизу замелькала какая-то желтая полоска, и пряный запах сменился резким дурманом.
      - Жень, а, Жень, - обращается к Прохорову Паша Хлопин. - Будто клопами пахнет...
      - Прекратить болтовню! - слышу в наушниках требовательный окрик командира эскадрильи. - Я Карабут, прием...
      Теперь в самый раз поведать о Саше Маркове.
      Бывший колхозный тракторист
      Когда мы первый раз возвратились из Куйбышева на фронт, то удивились, что на ПО-2 летает не майор Кущ, как обычно, а какой-то стройный парень.
      Заместитель командира полка по политической части майор Афанасий Григорьевич Кущ был очень приятным, душевным человеком. Свою работу он делал капитально, без лишних слов и суеты, был, как говориться, на своем месте, ощутимо помогал командиру полка в проведении политико-воспитательной работы среди личного состава полка. Сам он иногда летал на боевые задания в качестве воздушного стрелка что было вовсе не обязательным и среди людей его должности и звания считалось довольно редким явлением, о всяком случае в нашей дивизии. Майор Кущ сделал на "Голубой линии" более двадцати боевых вылетов. В одном из них он был тяжело ранен в голову. Врачи чудом вырвали его из рук смерти.
      Майор Кущ летал в обычное время на ПО-2. А тут видим летит кто-то другой. (Летчика, ведущего самолет, мы узнавали, как человека по походке.)
      Спрашиваем:
      - Откуда такой летчик взялся?
      Оказывается, когда отступали, в Донбассе это было, Афанасий Григорьевич остановил трактор, на котором ехал черноволосый разбитной парень, старший сержант.
      Разговорились они по дороге.
      - Трудно небось с непривычки трактор водить? - спросил майор у парня. Тот поправил планшет и ответил:
      - Трудности особой нет: тракторист я...
      - А планшет что, на память взял?
      - Летчик-истребитель я. Самолет немцы подбили. Теперь безлошадный. Отступаю вместе со всеми. Сел на бесхозный трактор, чтобы пешком не идти...
      Взял тогда парня майор Кущ в свой полк. Посылали тогда парня из штаба полка с разными поручениями на ПО-2: то донесение отвезти в дивизию, а то слетать за арбузами в освобожденный колхоз для пополнения витаминами суточного рациона личного состава полка.
      Парень так вот и дошел вместе с полком до Кубани.
      Сначала летал и за воздушного извозчика, и за интенданта, а потом взмолился:
      - Отпустите назад в истребители.
      - Давайте документы, отпустим.
      А документов нет, утеряны при отступлении. Тогда майор Кущ все же настоял чтобы комсомольцу Саше Маркову дали провозные на Ил-2 и допустили к полетам на боевые задания.
      Проверили Сашу в воздухе на Иле. Летать может. Определили постоянно в нашу эскадрилью. Полк нес большие потери, очень были нужны летчики на новые машины.
      Потренировался Саша немного и полетел вместе со всеми на боевое задание. Слетал не хуже остальных один раз, другой, третий. И прижился в эскадрилье. Все было вроде нормально. На нашем участке фронта наступило короткое затишье. Из дивизии команда:
      Проверить технику пилотирования у всех летчиков. Для нас, "старичков", такие проверки не были в новинку. Их время от времени проводили, чтобы знать качество подготовки нового пополнения и держать под контролем опытный летный состав авиасоединения. Мы не обижались : порядок есть порядок.
      Стали проверять технику пилотирования новичков и в нашей эскадрилье. Полетел я в зону с Сашей Марковым. Когда он делал мелкие виражи и летел по прямой, то еще ничего. Но как только вошел в глубокий вираж, так я прямо за голову схватился : координации никакой и высота теряется, аж свист вокруг кабины!
      Говорю ему:
      - Давай попробуем вместе.
      Показал, как выполняется глубокий вираж.
      Попробовал он сам, получилось уже лучше, но все же не так, как было нужно. Другой, третий раз и все - не то.
      Садимся. Говорю ему:
      - Как же вы летаете, старший сержант? Вы же совсем не владеете пилотажем.
      Он молчит, а потом в оправдание:
      - Голова у меня раскалывается от боли...
      - Сходите в санчасть.
      Санчасть - санчастью, а пилотаж - пилотажем. Доложил я командиру эскадрильи капитану Ивану Карабуту.
      - А где же я других летчиков возьму? - сказал тот в ответ. - Самая лучшая школа это боевые полеты. Захочет, научится...
      На этом все кончилось. Наступила летная погода, а с ней и новые боевые вылеты. По нескольку вылетов в день. О технике пилотирования Саши Маркова просто-напросто забыли в боевой горячке фронтовых будней. Летал он столько же, сколько и все, когда требовала фронтовая обстановка. Боевые задания выполнял успешно и в конце концов действительно научился летать не хуже других. А когда он стал младшим лейтенантом, командиром звена первой эскадрильи, то удивил однажды весь полк своим необычным желанием. Связано оно было с его награждением.
      О наградах тогда мы как-то не задумывались это было заботой командования. Самой большой наградой для нас было остаться живым. В минуту задумчивого отдыха вдруг кто-то неожиданно для самого себя произнесет вслух:
      - Все-таки, ребята, чертовски интересно было бы дожить до конца войны!
      А Саша Марков тем и удивил всех, что однажды он проявил небывалый интерес к своей награде.
      Обязанностью командования было представлять к наградам тех, кто уже достаточно сделал много успешных боевых вылетов или проявил образцы трудового героизма, обслуживая боевую технику на земле.
      Подоспело время подготовки наградных документов и на младшего лейтенанта Маркова. Заниматься этим пришлось Саше Иванову. Он опытный штурман и снайпер бомбометания на самолете СУ-2. В полку с момента его организации Саша адъютант первой эскадрильи. На самые сложные задания он летает на ведущем самолете вместо воздушного стрелка. И вот теперь перед ним встала нелегкая задача. Недолго думая, Саша шутливо спрашивает у Маркова:
      - Как ты смотришь на орден Отечественной войны 1 степени?
      - Не-не-не...
      - Разве это невзрачный орден?
      - Хороший орден, но мне по душе другой...
      - Какой-же?
      - Орден Славы...
      - Почему?
      - Пока я еще младший лейтенант, имею право получить этот орден. А вдруг лейтенанта дадут, тогда уже не получишь. А с остальными орденами еще успеется...
      Саша Иванов обратился к гвардии подполковнику Зубу. Тот улыбнулся про себя и спросил:
      - Как летает этот Марков?
      - Ничего...
      - Пусть сделает еще несколько боевых вылетов, тогда посмотрим.
      Через месяц наградили младшего лейтенанта Семена Маркова орденом Славы. (При объявлении приказа мы узнали, что настоящее имя Маркова - Семен. Он, как и Семен Локаткин, тоже не любил почему-то своего имени. Маркова однополчане до сих пор называют Сашей. Что это все Семены не любят своих имен?..)
      Награждение орденом Славы, оказывается, давало одновременно право на повышение в воинском звании. Стал бывший тракторист, истребитель Саша Марков кавалером ордена Славы, лейтенантом и неплохим летчиком-штурмовиком. И все это, пожалуй, благодаря майору Кущу и своему боевому опыту, который Саша в довольно короткий срок пробрел на "Голубой линии".