Самолет уже несется над землей. Вот-вот коснется ее, уже, кажется, чуть-чуть зацепился. Руку вперед, на приборную доску, перед головой, чтобы смягчить удар и не набить шишек...
      Р-раз! Из глаз - искры. Сухой металлический треск. Облако пыли. И вдруг все стихло...
      Поднимаю голову. Ветерком быстро относит пыль. Земля необычайно близко. Самолет лежит на фюзеляже.
      Медлить нельзя. Фашисты будут охотиться за нами. Надо во что бы то ни стало уйти, спрятаться получше.
      Фонарь открыт. Шлемофон с головы долой. Вместо него - пилотка из кармана. Лихорадочные, машинальные действия. И вполне осознанное: подготовить пистолет к бою.
      Спрыгиваю с крыла на землю. Воздушный стрелок Степан Пластунов уже выскочил из кабины, с пистолетом наготове.
      Над нами кружатся самолеты Маркова и Калинина. Накренив машины они смотрят, что с нами.
      Оглядываюсь вокруг. Площадка приличная. Сесть можно. И неожиданно для себя делаю широкий взмах руками - сверху - вниз к земле: "Садись! Выручай! Сесть можно!"
      Саша Марков понял: покачивает самолет с крыла на крыло. И заходит на посадку, но... садиться нельзя. Шасси повреждено зенитным снарядом. Перебит подкос левой стойки шасси. Саша снова проходит над головой и покачивает крыльями. Расшифровываю этот ответ: "Смотри, рад бы выручить из беды, да не могу!.."
      Медлить нельзя.
      - Степан Иванович! - кричу Пластунову. - Бежим в камыши, пока не спохватились фрицы!
      - Смотрите, смотрите! - кричит Пластунов. - Калинин заходит на посадку.
      Коля Калинин хороший летчик, умный, спокойный парень. Но сесть на маленькую площадку, да еще на территории противника, - совсем не так просто. Тут надо обладать железной выдержкой и сознательно принять решение добровольно полезть дьяволу в пасть, которая в любой момент может захлопнуться.: достаточно одной пули из автомата в баллон колеса - и уже не взлетишь!..
      Риск огромный. Но решение ребята принимают мгновенно. Летчик Николай Калинин и воздушный стрелок Леонид Татаренко, рискуя собственной жизнью, садятся на вражескую территорию ради спасения товарищей.
      Калинин планирует. Шасси выпустил, выравнивает, вот-вот колеса коснутся земли, но... дает газ и уходит на второй круг. Не рассчитал. Площадка все же маловата...
      До камышей метров пятьсот. Мы бежим туда. Не успели пробежать и полпути, видим, как Калинин, сделав небольшой круг, снова пытается сесть. Теперь нам уже не до камышей. Надо бежать туда, где его самолет остановится после пробега. И мы поворачиваем сторону садящегося самолета.
      Калинину опять не удается сесть. Мы снова бежим к камышам. Раз пять заходил Николай на посадку И мы метались туда и обратно. Степан Иванович спортсмен. Он - впереди, я - позади. Ему ничего А из меня уже и дух вон.
      - Хватит бегать туда-сюда, - говорю Степану Ивановичу, - прячемся в камышах. Слышишь стреляют? Наверное фрицы очухались...
      Высоченный - метра четыре - густой камыш. Задыхаясь, как загнанные лошади, бежим вглубь зеленой чащи. Пытаемся "замести" свой след в камыше. Руками выравниваем за собой высокие упругие стебли.
      Остановились. Прислушиваемся. Что же дальше? Над головой по-прежнему рокот моторов и почему-то короткие очереди из пушек, сухой треск крупнокалиберного пулемета. Что они кружат? Почему не идут домой? Почему стреляют?
      Снова подбираемся к краю зарослей. Осторожно выглядываем. Но что это? Самолет Калинина уже катится по земле!
      Бежим!!!
      Калинин ждет, винт вращается на малых оборотах.
      Бежать осталось метров четыреста. И вдруг справа бьет тяжелый миномет врага. Разрывы все ближе и ближе. Вот-вот накроет, тогда амба!.. Бегу а сам машу рукой к себе, - мол, Коля, отрули от разрывов, к нам поближе. А он почему-то медлит и продолжает стоять на месте. По-видимому, понял меня по-своему: дал команду стрелку Леониду Тараненко поджечь наш самолет. Леонид мчится к самолету, лежащему на фюзеляже, прострелил бензопровод, поджег бензин и - обратно.
      Калинин видел разрывными и стал подруливать к нам поближе. Запыхавшись, вскакиваем с Пластуновым на крыло. Николай освободил уже место в кабине летчика, спрашивает меня:
      - Сами будете взлетать?
      - Сам!
      Калинин, Пластунов и подоспевший Татаренко быстро вскакивают в кабину стрелка. Я сажусь за управление.
      Спешно выруливаю на взлет. С одной стороны - стена из камыша, с другой воронки от разрывов мин.
      Начинаю взлет. Самолет что-то тяжело разбегается. Того и гляди врежемся в кустарник... Включаю форсаж. Едва-едва оторвался от земли.
      Смотрю на счетчик оборотов: он показывает 1800 вместо 2300 взлетных оборотов. Оказывается, второпях я не перевел регулятор оборотов винта на взлетное положение. И из-за этой моей оплошности все мы могли погибнуть."Пускай уже взлетал бы коля Калинин, - поймал я себя на мысли, - он это сделал бы лучше..."
      Все, к счастью обошлось благополучно. Мы прилетели на свой аэродром в станицу Славянскую.
      Около КП нас уже встречал замначштаба капитан Лещинер. Выпили сначала по ковшу воды из бачка. Потом докладываю по форме: - Товарищ капитан, задание выполнено. Лейтенант Калинин совершил подвиг. Сел на территории противника и спас воздушного стрелка и своего командира эскадрильи.
      Сильно поседевший Лещинер улыбается своими ямочками и говорит:
      - Пошли наверх.
      - Зачем?
      - Пошли, пошли...
      Выходим из землянки. Рядом по какому-то случаю оказался фотограф. Сфотографировал нас с Николаем Калининым.
      А когда мы уходили с КП, то Коля Калинин подскочил к саше Музюковой и расцеловал ее в обе щеки.
      - Это ей говорите спасибо, - пояснил он мне. - Машину всегда образцово готовит к полетам.
      Экипаж Коли Антонова не вернулся с боевого задания. А Саша Марков удачно приземлился на одно колесо. Только в конце пробега его самолет, как подстреленная птица, опустился на подбитую "ногу", чиркнул концом крыла по земле, и, описав небольшую дугу, замер.
      - Кто же стрелял из пушек? - спросил Пластунов Сашу, когда тот, не спеша, подошел к землянке КП.
      - Я... увидел, как на дороге остановилась машина с немецкими автоматчиками. Они пытались окружить вас. Я решил их придержать немного...
      4 февраля 1944 года за этот подвиг и за отличное выполнение боевых заданий Николаю Калинину было присвоено звание Героя Советского Союза. Но Коли тогда уже не было с нами...
       
      "Сжечь переправу под Темрюком"
      Линия фронта медленно и верно продолжала продвигаться на запад, но в ряде мест немецко-фашистские войска оказывали отчаянное сопротивление.
      Ожесточенные бои шли и за небольшой городок Темрюк. Здесь находилась переправа через реку Кубань. А на пристани отступавшие части грузились на самоходные баржи, отправлявшиеся в Крым.
      Полк штурмует баржи, катера и другие плавсредства врага. Летаем на бомбежку переправы и подступов к ней. Противник, пытаясь сохранить переправу, быстро восстанавливает ее разрушения после бомбежек. Тогда наше командование принимает решение: сжечь переправу через реку Кубань.
      Это было чрезвычайно трудное задание. К переправе с какой стороны не подходи, все равно самолет виден противнику. Плотный зенитный огонь. Самолет летит на малой высоте. Такие полеты требовали от летчиков огромного нервного физического и морального напряжения, ювелирной отточенности действий и высокого летного мастерства.
      Неделю назад старший лейтенант Прохоров водил четверку на боевое задание с ВАПами. Две вражеские зенитные батареи, сосредоточив огонь по ведущему, при отходе от цели зажгли самолет Прохорова. Едва перетянув через линию фронта, Женя посадил самолет на фюзеляж. И только успели отбежать от горящего самолета, как начали рваться боеприпасы и бензобаки. При посадке Женя был ранен в голову.
      Сжечь переправу под Темрюком командование полка поручило заместителю командира эскадрильи Григорию Ильину, его ведомому Николаю Мельникову, воздушным стрелкам Георгию Егорову и Валерию Маслову.
      Вслед за ними, с небольшим интервалом во времени, на повторную бомбежку переправы вылетела вторая пара - Василия Рябова и Ивана Белых. Воздушный стрелок Михаил Петров был только на ведущем самолете. Иван Белых летел на одноместном самолете.
      Это ответственное и опасное задание было получено вскоре после обеда. Жарко припекало солнце.
      Четыре летчика и три воздушных стрелка готовились к выполнению боевой задачи. Сосредоточенно смотрели они на карту крупного масштаба - километровку и разговаривали между собой вполголоса:
      - Зайдем с запада, Коля.
      - Да, солнце поможет...
      Обычное волнение, возникающее у каждого, кто должен идти в бой, можно было угадать лишь по отрывистым голосам да по едва заметной бледности лиц.
      - Если подобьют, тогда в плавни...
      - На бугре зенитка, стрельнуть бы по ней...
      Стоявшие вокруг летчики невольно притихли. Лишь изредка кто-нибудь глубоко затягивался самокруткой из махорки. Все понимали, что опасность велика.
      Солнце клонилось к западу, и жара заметно спала, когда первая пара, а вслед за ней минут через десять - вторая легли на курс 270 градусов и на малой высоте скрылись в розовато-желтой дымке, окутавшей горизонт.
      Молча проводив товарищей, мы остались на аэродроме. Уходить не кому не хотелось. В волнении мы ожидали их возвращения.
      ...Подойти к переправе незамеченными не удалось. Фашистские зенитчики были начеку. Смерч огня, сплетенный из красных пунктиров эрликоновских очередей, внезапно возник перед самолетами, когда они приблизились к переправе. И все же обе пары, одна за другой, неустрашимо пронзая огненное пекло, вышли точно на цель и зажгли ее.
      Два истребителя прикрытия, из которых уцелел лишь один - Николай Рекин, видели, как ведущие обеих пар ИЛов были сбиты в момент атаки цели. Самолет старшего лейтенанта Григория Ильина, отойдя метров 800 от цели, начал резко падать и врезался в землю. По-видимому, Гриша потерял сознание или был убит еще в воздухе. Самолет лейтенанта Василия Рябова с левым доворотом упал в Кубань. Похоже, что Вася в самый последний момент отвернул от жилых кварталов города.
      Так погибли в одном из боев за советскую Родину замечательные русские парни, ценой своей жизни выполнившие боевое задание командования.
      Переправа через Кубань была надолго выведена из строя. Но отступавшие части противника все прибывали и прибывали в Темрюк. Нам приходилось совершать ежедневно вылеты и штурмовать скопление вражеских войск, бить по их новым переправам и плавсредствам.
      Летали группами. И обычно самых лучших и опытных летчиков, летевших на задание в этот район, ведущие специально выделяли для подавления огня ЗА.
      Вражеские зенитки били с берега и с военных кораблей. Небо над Темрюком казалось кромешым адом.
      Одна из батарей среднего калибра замаскировалась на высоком азовском берегу у станицы Голубицкая, неподалеку от маяка, и много хлопот доставляла нашим боевым группам.
      В этот раз командир группы из двенадцати самолетов выделили на подавление зенитного огня экипажи Михаила Ткаченко, Александра Маркова и Николая Калинина. Отойдя немного вправо, они удачно миновали заградительный огонь и, отделившись от всей группы, веером с левым разворотом почти одновременно ввели свои самолеты в пикирование на зенитные батареи.
      Николай Калинин выбрал самую назойливую батарею, которая непрерывно вела огонь по основной группе. Он уже успел выпустить РСы и бомбы. Но расчет одного из орудий прямым попаданием сбил пикирующий на зенитку штурмовик Николая. Самолет упал недалеко от батареи на склоне крутого берега Темрюкского залива.
      Погиб Николай вместе с воздушным стрелком Виталием Поповым.
      Перестало биться сердце отважного летчика, редкой души парня, которому я обязан своей жизнью.
      - Каких ребят потеряли под этим самым, будь он не ладен, Темрюком... сказал майор Провоторов, записывая события очередного боевого дня в полковой дневник. - и похоронить по-человечески не похоронишь, раз там еще немцы.
      - После войны обязательно съезжу в станицу Голубицкую. Узнаю подробности гибели Коли. Потом разыщу его родителей. Если, конечно, останусь живой...
      Обычно суровое и резкое лицо майора Провоторова подобрело.
      - Правильно, Гриша, фронтовых друзей не забывают, тем более спасителей. И на добро всегда отвечают добром.
      Когда нам случалось пролетать над местом гибели Коли, мы, не сговариваясь, делали круг и давали в воздух короткие очереди из пушек и пулеметов. Это был наш салют отважному летчику-герою Николаю Калинину.
      Последний вылет на Тамань
      С песчаной косы Чушка наземные части Красной Армии прогнали врага.
      Вчера майор Галичев сводил группу на порт Кордон. Там зацепились остатки вражеских дивизий. Противник на баржах переправлялся в Крым.
      Была сплошная облачность. Фашисты, по-видимому, не ожидали налета. Группа майора Галичева успешно справилась с заданием и не имела потерь.
      Утром 8 октября сводил и я свою группу на Кордон. За ночь гонимые ветром облака поредели. Шли мы над мелкими серо-сизыми облаками, ориентировались через просветы между ними. В воздухе было относительно спокойно. Зенитки молчали. Они начали стрельбу, когда наши самолеты вошли в пикирование. Сбросив бомбы, мы уходили быстро в облака. Потом неожиданно опять появлялись над целью и снова прятались в облака. Основательно полив свинцом вражеские позиции мы благополучно возвратились домой.
      А днем на Кордон опять полетел майор Галичев со своей группой.
      - Как слетали, Кузьма Ефремович? - спрашиваю, повстречавшись с ним около КП.
      Майор Галичев, спокойный, никогда не торопившийся "старик", с седыми нависшими над глазами бровями, оживился:
      - Ну и огонек был. Жару дали нам фрицы...
      - Все пришли?
      - Все! Ни одной царапинки!
      Довольный удачей майор Галичев поспешил на доклад к командиру полка.
      - А не пора ли нам отметить твой сотый вылет? - обращается ко мне подошедший Женя Прохоров. У неготповязка на голове. После ранения его пока не допускают в полеты.
      - Отметить можно! - восклицает Николай Есауленко. - как же такое событие не отметить?
      Эскадрилья Николая сегодня свободна от полетов.
      - Подождите ребята. Схожу на КП.
      Спускаюсь в землянку.
      - Ага, на ловца и зверь бежит, - говорит командир полка Галущенко. Сивков, слетаешь еще разок на Кордон. Поведешь шестерку на пристань.
      - Есть, - отвечаю и спрашиваю уже в коридоре майора Гиличева: -Кузьма Ефремович, как облачность?
      - Почти рассеялась. Лететь будет хуже.
      Вышли мы с майором Галичевым из КП. Говорю ребятам:
      - Приказано лететь на Кордон.
      Женя присвистнул:
      - Вот те, бабушка и Юрьев день...
      - Вернешься, тогда отметим, - сказал Николай. - Ни пуха ни пера!
      - К черту!
      Не пролетели мы половины пути, облака совсем исчезли. Самолеты как на ладони, видны со всех сторон.
      Знаю, что за линией фронта много зенитных установок. "Эрликоны" моментально сбивали самолеты, шедшие на высоте пятисот-шестисот метров. Высота в тысячу метров была уже менее опасна. А на высоте 1500 метров самолеты для "эрликонов" трудно досягаемы.
      Принимаю решение идти на необычайно большой для нас высоте - тысячу шестьсот метров.
      На цель вышли с запада. Успели снизиться до полутора тысяч метров. Сбросили бомбы. И в этот момент трассы "эрликонов" потянулись с земли, образовав огненный конус, острие которого, вытягиваясь змеиной головой, норовило ужалить нашу группу. И опять, как двадцать дней назад, удар где-то внизу спереди потряс мой самолет Привычная вибрация и шум мотора исчезли. Наступила тишина.
      "Прямое попадание в мотор..."
      Мотор заклинило. Хорошо еще, что была приличная высота, с которой можно спланировать километров на восемь-десять. Я понял, что линию фронта перетяну с большим запасом.
      Планирую. Не спеша выбираю площадку, где бы сесть Дорога и справа от нее вспаханное поле.
      Сажусь на фюзеляж на мягкую пашню. Стальной бронекорпус машины секунду-две скользит, как глиссер, едва касаясь валков черной земли. Затем внезапно погружается в нее выступающей словно редан, броней маслорадиатора и резко тормозится, оставляя за собой глубокую борозду. А я тут же привычным жестом левой руки страхую голову от удара, чтобы не набить шишку на лбу.
      Сели на своей территории. Рядом с КП стрелковой дивизии.
      - Хорошо, что справа от дороги сели, - говорит дежурный лейтенант. - Там уже разминировано... А слева еще мины.
      Это была моя пятая по счету и последняя за войну вынужденная посадка на подбитом самолете.
      Воздушный стрелок Степан Иванович Пластунов смотрит на меня, радостно улыбается. Доволен, что все обошлось благополучно.
      Лейтенант говорит:
      - К самолету поставим охрану. А для вас транспорт вряд ли найдется...
      - Разберемся сами, - говорю ему. - Только прошу позвонить в полк. Позывной "Резеда".
      Лейтенант кивает:
      - Обязательно дадим знать.
      В свой полк мы в тот же день не добрались. Прибыли только на третий день. Там нас ждала новость: Иван Карабут переведен в соседний 7-й гвардейский полк нашей дивизии. Командиром второй эскадрильи назначен старший лейтенант Прохоров.
      Мы попрощались с нашим боевым другом, соратником и учителем капитаном Карабутом, отметили повышение в должности Жени, а заодно и мой 101-й боевой вылет. Посидели часик-другой в столовой. Выпили понемногу вина. Вволю напелись песен под аккомпанемент баяна Николая Есауленко.
      - Еще раз поздравляю тебя, Гриша! - сказал мне капитан Лещинер, когда мы расходились по домам. - Хоть и с перебором...
      - В нашем военном деле для верности лучше перебрать, - заметил майор Провоторов, - чем недобрать...
      В первых числах октября 1943 года Таманский берег был полностью очищен от немецко-фашистских захватчиков. В этот день нашей 230-й штурмовой авиационной дивизии было присвоено звание Кубанской.
      Вспомнилась мне та старая седая учительница, "вечера у камина", лермонтовский "Герой нашего времени", "Тамань"... Теперь Тамань снова стала свободным советским городом. А земля таманская обильно полита солдатской кровью. И поэтому мне этот город кажется родней, ближе и краше любого другого города широкой и мудрой России.
      А 15 октября того же года наш 210-й штурмовой авиационный полк был представлен к ордену Красного Знамени.
      Таманский вечер
      По случаю освобождения Таманского полуострова от немецко-фашистских захватчиков командир полка подполковник Галущенко решил провести вечер отдыха, который тут же окрестили Таманским.
      Вызвал подполковник к себе командира батальона аэродромного обслуживания:
      - Надо сообразить что-нибудь насчет ужина.
      - Сьестного у нас маловато... - ответил тот, неловко переминаясь с ноги на ногу.
      - Эх, вы...
      Командир батальона на это не обиделся, зная, что в полку все очень уважительно, без особых придирок, относились к батальону аэродромного обслуживания.
      - На нет и суда нет, - безобидно сказал командир полка. - Тогда придется совместить обед и ужин.
      На том и порешили.
      Нас с Женей Прохоровым, с которым мы вместе квартировали, оповестили заранее из штаба полка. С ними вместе пошел и Тима Гуржий. Он был уже в дивизии, приезжал к нам редко, а тут как раз появился. Женя Прохоров Съязвил:
      - Ну и нюх у тебя, Тима, как у борзой на зайца.
      Иван Карабут, прибывший к нам уже как гость, понимающе заметил:
      - Ему положено, он же теперь начальство...
      По случаю вечера столовая торжественно убрана. Хотим сесть вместе со своими ребятами, а дежурный по полку говорит:
      - Приказано провести вас сюда, - и указывает на стол, что стоял рядом с другими, как верхняя планка у буквы "П".
      Прошли мы, сели. Там уже командир полка со своими заместителями и командиры других эскадрилий.
      Подполковник Галущенко поздравил всех присутствующих на вечере с освобождением Таманского полуострова и передал слово своему заместителю по политчасти майору Кущу. Тот сказал короткую речь.
      Все чокнулись и выпили за скорую победу над врагом.
      Вечер по причине, описанной выше, продолжался не очень долго.
      - Ну и вечер, - возмущался Женя Прохоров, - точно ради того, чтобы поставить галочку в формуляре...
      - И галочка иногда тоже нужна, - успокаивал его Тима Гуржий, как представитель дивизии.
      - Не знаю как галочка, - сказал свой слово Иван Карабут, - а вечер дело стоящее. Тильки горилки было малувато..
      Николай Есауленко молчал. Ему было все равно: он как всегда был самый трезвый.
      По дороге к дому поймали ежа. Женя Прохоров предложил:
      - Подложим к Фиме под простыню...
      У хозяйки дома узнали, что Фима Фишелевич, наш полковой врач, ушел по срочному вызову: должно быть, кто-то заболел.
      Ежа выпустили в опавший вишневый сад.
      Утром перед полетом спрашиваю воздушных стрелков эскадрильи:
      - Как вечер?
      Они переглядываются и молчат. Один из них, бывший подводник Борис Панов, говорит:
      - Что вечер? Мы трезвые были...
      Все стало ясно: за столом командного состава полка кормили и поили хоть ненамного, но лучше... Устроители вечера перестарались...
      И здесь я понял, почему мой бывший командир эскадрильи капитан Кондратков всегда в подобных случаях, не взирая на косые взгляды начальства, садился вместе с летчиками своей эскадрильи: в его присутствии устроители старались всех оделить по справедливости.
      - От начальства подальше, - обычно отшучивался он, когда его пытались упрекнуть, - а к вину и закуске поближе...
      Нам, молодым и неопытным, тогда было невдомек, а потом мы с Женей Прохоровым обычно говорили:
      - Спасибо, мы со своими эскадрильями сядем...
      И, уж конечно, следили за тем, чтобы не обносили ребят интенданты.
      Бои за Керчь
      Таманский полуостров освобожден. На очереди бои за Крым. Части Красной Армии ведут тщательную подготовку к форсированию Керченского пролива.
      Полк 27 октября перебазировался ближе к фронту, в станицу Ахтанизовскую. Проводили тренировочные полеты с молодыми летчиками. Изучали вероятные цели, противовоздушную оборону и аэродромы противника. Выезжали на передовую, визуально знакомились с близлежащими целями. Их видно в стереотрубу с НП. До начала операции две четверки слетали в район Керчи на разведку.
      С керченской стороны, с высоты 175,0 била немецкая дальнобойная артиллерия. Она доставляла много неприятностей частям морской пехоты, готовившимся к десанту, и истребительному полку, аэродром которого был расположен на Таманском берегу, неподалеку от станицы Запорожская.
      Вызывает меня командир полка подполковник Галущенко.
      - Поведешь четверку. Цель - артиллерия на западном склоне высоты 175,0.
      Взлетели. Взяли курс на Керчь. Зениток там уйма, по данным авиаразведки до 40 батарей. Будет жарко.
      Заходим с севера, со стороны моря. Погода прекрасная. Высоту 175,0 видно хорошо. На ее вершине и чуть западнее просматриваются какие-то пятна беспорядочно изрытой земли. Гитлеровцы искусно замаскировались. Никак не могу определить - батарея это или нет. Не видя больше ничего подходящего, решил бить по подозрительно "изрытому месту".
      Входим в пикирование на цель с разворотом, не сбавляя оборотов двигателя. Это лучший противозенитный маневр: самолет идет по кривой, высота уменьшается, скорость непрерывно возрастает, попробуй-ка, зенитчик, прицелиться...
      Вражеские зенитки пока молчат. Сбрасываем бомбы. Выходим из пикирования. С разворотом и дальнейшим снижением до бреющего уходим домой. Во время разворота вижу, что цель накрыта разрывами наших бомб. Зенитки по-прежнему не стреляют, не видно ни одного разрыва. Может, разведчики несколько преувеличили насчет количества немецких батарей...
      Мы уже над керченским проливом. Спрашиваю своего воздушного стрелка Пластунова:
      - Степан Иваныч, зенитки видишь?
      - Да, очень много.
      Оглядываюсь назад. О, ужас! Все небо усеяно разрывами. Яркая голубизна обезображена серо-черными отвратительными оспинами - следами залпов вражеских батарей.
      Да, зениток действительно очень много. Но смертоносные разрывы уже позади: шли мы с хорошим ускорением. Зенитчикам, видимо, трудно учитывать его при стрельбе. Вот, оказывается, почему мне показалось, что зенитки вроде совсем не стреляют.
      Сели. На КП нас встречает сияющий Провоторов и протягивает листок бумаги
      - Читай-ка, телеграмма от пехоты.
      Читаю:
      "Группа работала отлично. Часть бомб упала на высоте 175,0. Разбит НП противника. Остальные бомбы упали на северо-западном склоне высоты, в расположение батареи. Пехота просит объявить благодарность всей четверке. Заместитель начальника разведотдела майор Ледогоров."
      Назойливая батарея больше не стреляла по аэродрому истребителей. Но над высотой 175,0 нам пришлось еще крепко поработать в последующие боевые вылеты.
      Вечером 31 октября 1943 года начальник штаба полка майор Провоторов зачитал приказ командования о начале операции по форсированию Керченского пролива и освобождению Крыма.
      - Начинаются жаркие деньки, - сказал он. - немцы сильно укрепили район пролива. Берег минирован. Много артиллерии. Очень трудно будет морской пехоте захватить и удержать плацдарм на крымском берегу...
      А утром получаем информацию: моряки под прикрытием ночного тумана уже высадились и захватили небольшой плацдарм на берегу Керченского пролива. Удачно! Молодцы ребята! Необходимо их поддержать с воздуха.
      Небо капризничает. Низкая облачность и никудышняя видимость. Но все равно вылетаем, чуть забрезжил рассвет. Идем на цель, как всегда в плохую погоду, парами. Над проливом нависли тучи. Они едва не касаются рваными краями закипающих белых барашков волн. С середины пролива не видно обоих берегов. На секунду в сознании всплывает Дзуарикау. Танки. Облака, сползающие с Кавказских гор. Саша Кубай...
      Появляются неясные очертания высокого крымского берега. На бреющем полете проносимся над головами наших моряков. Они сосредотачиваются для атаки высоты 175,0. Со стороны противника, у самой земли, мерцают желтоватые всплески-звездочки.
      Это действуют огневые точки врага.
      Короткий доворот и очередь по ним из пушек. Осколочные бомбы - на окопы противника.
      Разворот, еще заход. А тем временем моряки уже идут во весь рост. Машут нам бескозырками. Строчат из автоматов. Незабываемая картина. До сих пор стоит перед глазами.
      Кружимся. Делаем пять-шесть заходов на вражеские окопы. Бьем из пушек по всему, что сверкает со стороны противника. Фашисты попрятались в окопы. Их пулеметы молчат. Моряки идут в атаку.
      Нам на смену пришла следующая пара. Теперь она будет поддерживать своим огнем наступающую морскую пехоту.
      "Эрликонов" пока не видно. Их не успели еще подтянуть к переднему краю. Видимо не ожидали такого внезапного натиска нашей пехоты и авиации.
      С боем взяли моряки высоту 175,0. Как радостно и приятно сознавать, что и мы помогли им в воздухе.
      Морской десант прочно закрепился на Керченском полуострове, в районе Маяка. А вскоре моряки - десантники высадились и в районе Эльтигена.
      Но немецко-фашистские войска крепко засели на заранее подготовленных и хорошо укрепленных позициях. Начались упорные, кровопролитные бои за Керчь, длившиеся почти полгода.
      К переднему краю противник подтянул большое количество "Эрликонов". И вскоре среди наших пар, атаковавших врага в непогоду с бреющего полета, начались, как свидетельствует полковой дневник, боевые потери.
      "1 ноября 1943 года. 19 боевых вылетов на поддержку десанта в районе Маяка.
      2 ноября. 17 боевых вылетов в район Аджимушкая. Подбит самолет Максимова.
      3 ноября. 16 боевых вылетов в район Баксы. Сбиты командир третьей эскадрильи Дедов и воздушный стрелок Варич. Подбит самолет командира второй эскадрильи Прохорова.
      4 ноября. 20 боевых вылетов в район Баксы. Сбиты Кочанов и Татаренко. Самолет взорвался в воздухе и упал полтора километра восточнее Аджимушкая. Сбит огнем зенитной артиллерии Слесарев в районе высоты 104,3. Не вернулись с боевого задания экипажи Киселева и Когана. Предположительно сбиты зенитным огнем в районе Аджимушкая. Побиты самолеты Максимова, Едуша и Галичева. Сели на косе Чушка и в районе Фонталовской.
      5 ноября. 8 боевых вылетов в район Аджимушкай - Колонка. Подбит самолет Синькова.
      6 ноября. 29 боевых вылетов. Сбрасывали продукты морской пехоте в районе Маяка.
      8 ноября. 8 боевых вылетов в район Капканы. Подбит самолет Сосулева, сел на воду.
      9 ноября. 5 боевых вылетов в район Аджимушкая.
      11 ноября. 1 боевых вылетов в район Колонка - Аджимушкай и по баржам в порту Керчь. Экипаж Мельников - Маслов вел бой с тремя МЕ-109. Маслов сбил один МЕ-109, который упал восточнее Колонка. Самолет Мельникова подбит.
      12 ноября. 8 боевых вылетов в район Булганака. Сбит экипаж Белых - Уваров. Подбиты самолеты Фролова и Ткаченко.
      14 ноября. 8 боевых вылетов в район Эльтиген - Булганак. Подбит самолет Лесняка.
      15 ноября. 1 боевой вылет по баржам противника.
      19 ноября. 4 боевых вылета по баржам противника в районе Камыш - Буруна.
      20 ноября. 12 боевых вылетов на Керчь.
      25 ноября. 14 боевых вылетов на Эльтиген. Доставка продуктов десантникам морской пехоты.
      26 ноября. 56 боевых вылетов. Доставка продуктов десантникам на Эльтиген.
      28 ноября. 4 боевых вылета по зенитной артиллерии и катерам в районе камыш- Буруна.
      30 ноября. 23 боевых вылета в район Эльтигена. Сбит экипаж Рабинович Пухов. Самолет упал в море между Эльтиген и коса Тузла. Подбиты самолеты Фролова, Максимова, Лесняка.
      1 декабря. 22 боевых вылета на Эльтиген. Не вернулись с задания экипажи Крестина и Ренева.