Прежде чем вернуться в дом, они обычно задерживались на церковном кладбище, где были погребены многие из родичей Гудрун и где плоский зеленоватый камень отмечал собой место захоронения Халльвейг, матери Гудрид. Гудрид знала, что отец перевез тяжелый надгробный камень через горы из самого Хеллисвеллира, и похоронил и жену, и младенца на Священной Горе, когда она еще принадлежала Снорри Годи. И только сейчас, когда Гудрид сама горевала о муже, она поняла, какая сила двигала ее отцом.

Когда Стюв со своим отцом собрались уезжать со Священной Горы, Гудрид взяла мальчика на руки, чтобы поцеловать его на прощание. Ручки его скользнули по золотому ирландскому кресту, подаренному Карлсефни, и Слов задумчиво сказал:

– Твой крест красивее, чем бабушкин, и не такой тяжелый.

Гудрид с удивлением заметила, что Гудрун невольно коснулась рукой ворота, словно ее ударили. Ей показалось странным, что такая богатая женщина, как Гудрун, не может купить себе дорогой крест. Все дело, наверное, в том, что та привыкла носить свой простой крест под сорочкой, как она сама когда-то носила золотой крест короля Олава и амулет Фрейи, скрывая их от посторонних глаз.

Проводив родичей, Гудрун вместе с Гудрид отправилась в церковь, а Тордис взяла крохотную дочурку с собой в поле, – сплести ей венок. День выдался жаркий, и маленькая Хердис раскапризничалась. Собаки лениво бродили по двору, но после обеда ветер переменился, и с Широкого Фьорда повеяло свежестью.

Обе женщины перекрестились, окропив пальцы в святой воде, и преклонили колена перед резным мальтийским крестом. Они не стали зажигать лампу, ибо через крестообразные оконца в стенах еще проникал дневной свет, Гудрун дочь Освивра не произносила ни слова, даже не прочла вслух «Отче наш». Она смотрела прямо перед собой, и мысли ее были далеко.

Оказавшись в прохладном, тихом полумраке, Гудрид закрыла глаза. Грешно поклоняться иным богам, кроме Христа, сказал ей тогда епископ Бернхард. Теперь ей стали понятны эти слова. Карлсефни и сыновья тянули ее каждый в свою сторону, и в такие минуты она ощущала, что нельзя служить двум господам одновременно. Христос взял на себя грехи мира и искупил людей, даровав им спасение – а значит, и ей тоже…

Она отогнала от себя лишние мысли, чтобы сосредоточиться на духовном. Может быть, Христос захочет сказать ей что-то важное, если она оказалась в Его доме! Она стремилась узнать наверняка, видит ли ее Бог, знает ли, что она ждет встречи с Карлсефни в христианском Раю.

Пространство вокруг нее становилось все темнее и глубже, как в тот раз, когда она пела для Торбьёрг-прорицательницы. И все ее мысли и чувства были поглощены одним: «Господи, укажи, что мне делать…»

Наконец в темноте вспыхнула полоска света: тепло его согревало, ласкало, и на Гудрид снизошло умиротворение. Она не спешила открывать глаза, надеясь, что это чувство продлится, но оно исчезло. И все равно она ощущала всей душой, что обрела силы жить дальше. Осиянная этим светом, она теперь верила, что Христос не оставил ее. Никогда больше она не обратится к другим богам.

Она бросила взгляд на Гудрун, которая продолжала смотреть перед собой, беззвучно шевеля губами. Почувствовав на себе взгляд Гудрид, та перекрестилась и повернулась к подруге с чудным выражением лица.

– Пойдем, Гудрид, настало время показать тебе мою гору.

Больше она не произнесла ни слова, пока они не очутились у самого подножия Священной Горы и начали подниматься по тропинке, ведущей вверх, к поросшей травой площадке, на расстоянии в сотню локтей от них. Гудрун перекрестилась и тихо сказала, словно боясь разбудить спящего ребенка:

– В горе этой живут духи: здесь были похоронены многие предки Снорри Годи… Иногда они выходят наружу, чтобы взглянуть на тех, кто нарушает их покой, и не любят, если кто-то увидит их, и если ты обернешься назад, они проклянут тебя. Поэтому смотри только вперед, когда поднимаешься в гору, а когда достигнешь вершины, можешь загадать желание. И может статься, что оно будет исполнено.

Щеки Гудрид коснулся холодный соленый ветер. Она заметила, что они поднялись уже достаточно высоко, но никакая в мире сила не могла заставить ее повернуть голову и посмотреть, что за призраки танцуют у нее за спиной. Когда тропинка привела их на выступ, поросший травой, Гудрун остановилась и сказала:

– Теперь ты можешь загадать свое желание, Гудрид, и оглядеться вокруг!

Гудрид глубоко вздохнула, моля в душе: «Я верю, что отец говорил мне истинную правду о Рае, и люди встречают там своих близких и пребывают вместе с ними в вечной жизни. Я желаю, я хочу знать, что я должна сделать, чтобы вновь встретить своего Карлсефни».

Они с Гудрун отошли на другой конец маленькой площадки, где гора круто обрывалась вниз. Оттуда им были видны узкие рукава Лебединого Фьорда и пенистый прибой у островов Широкого Фьорда, а за ними – широко раскинувшиеся пастбища и зубцы Мыса Снежной Горы.

Гудрун показала на небольшой каменный крест, врытый в землю, и промолвила:

– Здесь мое святое место, и оно для меня важнее церкви. И именно здесь я расскажу тебе кое о чем.

Украшенная перстнями рука ее поправила что-то под сорочкой, и она продолжала:

– Я все хуже различаю острова и дома внизу. И если мне суждено прожить еще несколько лет, то я перестану видеть и окружающих. Епископ Коль говорит, что это неважно, ибо Царствие Божие – внутри нас, и я теперь понимаю, что он был прав… Он сказал также, что папа в Ромаборге – наместник Христа на земле и носит с собой большой ключ, полученный им от Господа. Я надеялась, что однажды смогу поехать в Ромаборг, чтобы увидеть святого отца и попросить у него отпущения грехов. Но я скоро буду как маленький Стюв и смогу жить лишь на привычном месте…

– Со слов епископа Бернхарда я поняла, что даже простой священник имеет от Бога власть прощать наши грехи, а твои прегрешения, конечно же, не тяжелее, чем у других! – возразила ей Гудрид, в смятении глядя на слезы, струящиеся по морщинистым щекам Гудрун.

– О нет, Гудрид, мои будут потяжелее. И я должна быть уверена в том, что попаду именно в Рай, – уверена, слышишь, – ибо мой Кьяртан обретается там. Так сказал мне епископ Коль. Кьяртан был таким честным, что не пожелал лечь со мной в тот раз, когда он с женой гостил в нашем доме, хотя я и соблазняла его как могла… Я была просто вне себя и совершила поступок, о котором жалею до сих пор. Но если я попаду в Рай, я попрошу у Кьяртана прощения за содеянное и наконец обрету мир. А ты… ты могла бы поехать к святому отцу вместо меня, Гудрид! Ты моложе и крепче меня, и ты привыкла путешествовать…

Гудрид молча слушала, что говорит ей Гудрун. До них доносились крики чаек и мычание коров, но голосов людей не было слышно. Ветер с моря играл ее кудрями, и она ощущала на своих губах соленый привкус, словно стояла на палубе корабля, уносящего ее вдаль. Сердце ее забилось чаще. Неужели это возможно – вновь отправиться в путешествие, увидеть в далеком Ромаборге самого папу и узнать, сможет ли она встретить в Раю Карлсефни! Вот и услышала она ответ на свои молитвы…

Она обернулась к Гудрун и твердо сказала:

– Да, я поеду туда, когда Снорри женится и приведет в дом новую хозяйку.

Гудрун медленно достала из-под сорочки большой, тяжелый золотой крест и произнесла:

– Я хочу, чтобы ты отдала этот крест святому отцу. Я слишком долго носила это бремя. В драгоценном платке Рифны оказалось восемь английских унций золота!

– Да, это много, – ответила Гудрид, взвесив крест на ладони. Потом она повесила его себе на шею и спрятала под сорочкой. Она всей кожей чувствовала это золото, словно воспоминания о краже ранили ее, и она вдруг подумала об амулете Фрейи, который вцепился ей в грудь много лет назад.

И еще одна картина всплыла в ее памяти: красное, распалившееся лицо Гуннхильл, когда она сидела в новом доме Гудрид и Карлсефни в Виноградной Стране и слушала историю о похищении золотого платка. В тот раз Карлсефни как никто проник в судьбу Гудрид и принял решение, как прежде до него – Торбьёрн и Торстейн. Отныне она сама должна будет решать за себя, и да поможет ей в этом свет, вспыхнувший в ее душе. Вся ее жизнь, страны, в которых она бывала, все пережитые ею события были лишь пробой, поисками этой единственной цели, к которой она теперь шла: соединиться с Карлсефни в вечной жизни.

– Епископ Коль умел заставить меня исповедаться перед ним, – с коротким смешком произнесла Гудрун. – Но он умер и покоится теперь возле церкви Гицура Белого в Скальхольте. Я хотела бы перенести его прах поближе к моей церкви! И потом, нам нужен новый епископ, который рукоположил бы священников… В этом году мне пришлось звать к себе священника Снорри Годи.

– Как же получилось, что ты так много общалась с епископом Колем?

– Он приехал на Священную Гору, чтобы утешить меня, когда Торкель утонул. Он хорошо знает наш язык, и мы без труда разговаривали с ним… Он научил меня, что Христос в силах исправлять наши пути и заглаживать прегрешения, совершенные нами, и еще он сказал мне, что в других странах есть не только святые мужи, но и святые жены, которые проводят жизнь в молитвах и постижении воли Божией. Надо многому научиться, чтобы стать такой святой. Коль читал мне многие псалмы царя Давида перед своей смертью – и по-латыни, и на нашем северном языке. Послушай:

– Подумай только, а вдруг это и есть святая гора Господня, Гудрид!

– Может, это так и есть, – тихо промолвила Гудрид. Стоя на вершине, она ощущала вокруг тишину и покой. И вся душа ее исполнилась благодарности за то, что она не изменила своему мужу с Гудмундом сыном Торда, ибо теперь на ней нет греха против заповеди Божией и перед Карлсефни. Он тоже был верен ей всю свою жизнь и всегда говорил, что поклоняться надо одному Христу, так что Бог поместил его в Рай, где он ждет Гудрид. И может, Карлсефни уже встретился там с ее родителями!

Долго стояли они молча, пока Гудрун не поежилась от резкого ветра и не показала на запад, где дорога терялась среди широкой равнины, поросшей мхом. Она тихо сказала:

– Вон та дорога ведет к твоему отчему дому, Гудрид. Не хочешь ли ты съездить на Купальный Берег, прежде чем уедешь отсюда?

Гудрид вспомнила, сколько раз она ездила со своим приемным отцом через Мыс Снежной Горы и как славно было скакать мимо большого ледника, вдыхая свежий ветер, который доносил до них запах с лугов, видя в просветах между горами море! Она подумала об Ингвилль, которая, конечно же, будет рада ей, и они смогут поговорить о прошлом и съездить в Хеллисвеллир…

– Я обязательно побываю там, Гудрун, но мне предстоит многое сделать, пока я чувствую в себе силы. Время у меня еще есть, ибо прорицательница сказала мне однажды, что Норны прядут длинную нить моей жизни! И она оказалась права. Оба раза я была счастлива в браке…

Голос ее задрожал, и слезы уже застилали глаза, а она все вглядывалась в блестящие воды Широкого Фьорда. Сжав руки, она твердо произнесла:

– Мне предстоит долгое путешествие, прежде чем я наконец снова увижусь со своим мужем.

Примечания