Спускаюсь на первый этаж. Четвертый, третий, второй... Щелчок замка на двери подъезда, усилие и громадная железная дверь открыта. И снова утро мая в полной своей красе. Веселый щебет маленьких птичек, мяуканье кошек, сонные прохожие. Выхожу из двора и направляюсь по улице Усачева в сторону станции метро "Спортивная". Вокруг дети, которые спешат, должно быть, в школу, взрослые, бегущие сломя голову на работу. Я иду спокойно, и абсолютно не думаю о времени. И зачем студенту спешить? Лектор же не уйдет.
      Погружаюсь в метро. Одна остановка и батюшка "Университет". Маленький эскалатор. Обычно, когда уже на ступеньках, взгляд падает на толпу собратьев-студентов у подножия (к администрации станции не всегда приходит мысль, что за короткий промежуток между 8.30 и 9.10 через это узкое метро-пространство проходит половина МГУ, а, следовательно, и появляется большая толпа). Никого не увидел. Движущаяся лестница заканчивается, и я покидаю андеграунд.
      На улице все разделяются. Одни, физики, в сторону главного здания МГУ, другие и я вместе с ними, гуманитарии, в сторону первого корпуса. Как повелось в начале XX века так и разделяемся.
      Очень интересен переход через Ломоносовский проспект. Математики пересекают это препятствие вообще там, где нет светофора (однажды поставили даже машину ГАИ отгонять студенческую братию, но ничего не вышло), гуманитарии также нарушают правила дорожного движения, но на это решается не всякий, потому что в этом случае риск совершенно грозит нашему существованию.
      Я решился. Наверное, начал спешить, а это совсем не полезное дело. Когда подошел к светофору уже мигал зеленый свет. Вся проблема в том, что проспект разделен на три дороги, средняя из которых самая большая и страшная. На мигающий зеленый я перебежал первую дорогу. Теперь надо было побежать половину и подождать, когда проедут поворачивающие с проспекта Вернадского машины. А теперь пробежать перед остальными, только что тронувшимися с места.
      Получилось! Я опять ощутил восхитительную свободу мая. Все яблони цвели милым розовым. Оставшиеся стоять на красный свет, студиозы не окружали меня своей мужественной и удушающей толпой. Иду и радуюсь себе, маю.
      Затем ускоряю шаг.
      Так я и не заметил, как оказался у входа в университет. Когда вошел в здание и прошел раздевалку, мне пришла мысль поговорить с Павлом о наших репетициях в эти выходные. С ним я встречусь только после третьей пары, только тогда он появится на одиннадцатом этаже.
      Кстати, об этаже. Лифт спустился, и люди плотненько загрузились в него (не больше 600 кг., иначе звонок).
      - Одиннадцатый, пожалуйста!
      - Извините, а седьмой?
      - Уже нажали, - отвечает грозный голос.
      - А шестой?
      - Ошиблись кабинкой, - острит он же.
      - На шестом этот не останавливается, - объясняет стоящая рядом со мной девушка.
      "Филолог", - вздохнул мой внутренний голос.
      Так несколько этажей. К последнему остаюсь только я. Дверцы открываются: "Alma mater!" Первая лекция - это всегда для меня борьба со сном. Ингочку не нашел, наверное, она опаздывает. Вокруг громадное количество рукопожатий и знакомых "привет". Все радостные друг от друга. Отыскиваю аудиторию, и она уже изрядно заполнена. Я оставляю свою сумку и возвращаюсь обратно с той же целью.
      - Привет, Наташ. Ты случаем Ингушека не видела?
      - Нет. Она еще не пришла.
      - Хорошо! Скажи ей тогда, если они подойдет, что я ее искал.
      Она кивнула головой в знак согласия и моргнула своими большими глазками. Когда же моя рука легла на ручку двери нашей аудитории, услышал, как согруппники говорили преподавателю, что я на лекции, но пока только в виде большой черной сумки в третьем ряду слева. Но через несколько мгновений наши, с преподавателем, взгляды повстречались, и тот сам удостоверился, что я присутствую. Маленькая комнатка под номером 1120 была полностью заполнена. Пройдя к моему "заместителю", и пожав руку соседу Юре, понял вновь, что встретился с совсем ненужным мне предметом. Легкое ощущение дремоты подступило ко мне через первые пять минут. Потом я начал проваливаться в сон.
      Сначала ты ощущаешь, как внутри тебя становиться тепло и уютно, медленно твое тело перевоплощается в единый кусок сладкой ваты. Веки наливаются свинцом. Хочешь заставить себя не спать, но организм все равно берет над тобой вверх. Остается надеяться на свою сознательность, на моральные качества твоей личности: на совесть, на уважение к преподавателю, задумываешься, что сам будешь таким, и какой-нибудь бессовестный парень также будет не стыдясь храпеть на твоей лекции. Ничего не помогает. Я просто не понимаю смысла предмета. Нет, конечно, это важно и нужно, это просто необходимо, но не могу понять, зачем он мне как философу-религиоведу нужен. Не могу терпеть этого старика, который заставляет нас высчитывать зоны возможного поражения от аварии на каком-то там химическом комбинате. Этим... а-а-а-а... должны заниматься отдельные службы, а не студенты... А-а-а-а-а... И веки захлопнулись...
      Посреди уже начавшегося полусна я осознаю, что это не реальность. Нет, это точно не реальность, но чертовски приятно. Совершенно случайно, когда мой супер-пистолет был направлен на преподавателя, а тот меня спрашивал о направлении ветра на момент аварии. Соскользнув с ладони руки, моя голова могла бы столкнуться с поверхностью стола, но я вовремя понял - сплю. В моей тетради страница покрылась сетью маленьких чернильных змеек от моей ручки - следы моих "засыпаний".
      Под бубнеж преподавателя я поворачиваюсь в сторону и замечаю Антона. Вот радость то. Есть чем заняться. У нас уже давно возникла идея написать что-то типа новой Божественной комедии.
      Антон, прочитав в моем пристальном и вопрошающем взгляде то, что было мне необходимо, присылает листочки с отложенной на время работой:
      То было утром. Средь ночи
      Я вдруг услышал крик предсмертный.
      Он умер здесь. Друг мой несчастный.
      "Зачем? - подумалося мне,
      Коньки отбросил ты, о Пантон?
      Зачем оставил ты меня?!
      На этой суше, тверди грешной.
      О друже, где ж твоя душа?"
      И горем смертным из дому гоним
      Я принял дальнюю дорогу,
      Чтоб отыскать его себе,
      Добыть ушедшего из жизни,
      Хотя и знал, что умер он недавно.
      Так шел я долго средь печальных древ,
      Среди камней, холмов, болот, полей.
      Там, где восходит солнце на востоке.
      Там, где моря заканчиваются молча.
      И вот я оказался среди скал.
      Ночь опустилась. Холодно вокруг.
      Меня окутал полумрак,
      Затем и мрак густой, кошмарный.
      Вдруг тьму прорезал свет внезапный...
      И вижу впереди себя пещерку с исходящими лучами.
      "Быть может, здесь откроются Небесные Врата?"
      Подумал я и влез туда...
      Нечто подобное было на одном из тех листочков. Это позволяет хотя бы не спать на лекции. Я положил его перед собой и попытался что-либо написать, но в голове моей было пусто. Мысли не рождались, не изливались в божественном откровении, и даже фантазия не работала на меня.
      Так прошла лекция. Мы с Юрой посмеивались над преподавателем, но кончилось все достаточно плачевно, потому что он стал показывать какой-то прибор и объяснять его бессмысленное предназначение. И мы это все должны будем знать и уметь показывать.
      Но он закончил, и все ринулись кто куда. На самом деле, до официального конца лекции оставалось еще минут пятнадцать. Большая часть группы исчезла в конце длинного коридора, там, около аудитории, где будет следующая пара. Некоторые ожидали лифта, чтобы достичь второго этажа, а там насытить свои пустые животики. Я же направился на десятый в другую столовую, где хотел купить что-нибудь попить. Полчища филологов маленьких, милых, реактивных, измученных толстыми томами в руках - девушек, и сквозь них пробирается огромный философ с целью испить водички...
      "Хочу железнодорожной воды".
      Так я добрался до кафе, простоял очередь, а теперь, прокладывая себе дорогу как атомный ледокол "Ленин", потягивая фанту из двух трубочек, я достиг створок лифта и нажал кнопочку, которая в свою очередь подмигнула желтеньким светиком, оживая на время. Для меня особый шик подниматься на одиннадцатый с десятого не по лестнице, а на лифте. Обычно между лекциями в лифт не пробраться, им не воспользоваться, только если с боем, но сейчас ведь еще уйма времени до конца лекции... Вскоре отворились створки. Довольный вхожу в кабину и жму одиннадцатый. Лифт поехал. От переполнявшей меня радости я слегка подпрыгнул. Просто решил взять и подпрыгнуть, что и сделал. Мой "перевозчик" внезапно отреагировал - остановился, дернулся, начал медленно ехать, как будто пуля пронзила его в самое сердце, и предсмертные судороги пробегали по его телу.
      "Сейчас ведь упадет", - легкая дрожь передалась и мне. Но тот не падал, а двигался по указанному мной ранее "маршруту", чуточку вздрагивая.
      Дверцы открылись, и я быстро выбежал из кабины. В коридоре нет ни души. Ничего особенного - факультет философии и мудрости!? Так. Теперь аудитория. Ага... Здесь. Ставлю свою сумку на пол, раскрываю ее и достаю интересную книжку - "История Ирана". Чтение время от времени прерывается, и взгляд устремляется на деревянную дверь передо мной.
      "Так. Иран мне надоел", - и я подошел к двери. Некий абстрактный умный человек проделал в ней маленькую дырочку... Все внутри внимательно всматривались в надписи на доске, а сам лектор что-то писал.
      "Пора бы уже заканчивать", - и машинально начинаю ходить туда обратно. Прошло еще несколько минут. Все также: ни души в коридоре, из аудиторий никто не выходит, лифтов не слышно, даже не видно моих согруппников. Все это немного странно, хотя, когда ожидаешь кого-либо, всегда такие фокусы случаются: время растягивается, слух обостряется... Пробежало как кажется еще минут десять. Вообще никто не появился... Гробовая тишина окутала весь этаж. Заглядываю в аудиторию с Ингушкой.
      "Странно", - эта мысль зависла в моем сознании на несколько минут, на все то время, пока не отрываясь наблюдал за происходящим за дверью. Точнее было бы сказать за не происходящим за дверью. То есть ничего и никто там не двигался, как будто все остановилось, как будто это была фотография.
      "Странно", - я не сказал бы, что испугался, но способность мыслить меня покинула. Стою и не могу сдвинуться с места. Ну, хотя бы маленькое движение:
      "Ну, чуть-чуть", - но все тщетно.
      "Так. У лифта... Да, когда я выходил из лифта, какой-то парень садился в него... Пойду и пойму, что все это ничто. Что все в порядке, все мне приснилось. Может быть, это все сон?.."
      Перед поворотом в маленький закуточек со створками лифта замедляю шаг.
      "Черт!" - тот парень стоял в очень неудобном положении входящего в квадратную кабину.
      "Если бы он так стоял в реальности упал бы".
      "О боже, я стал разделять реальность и нереальность!"
      "Что же здесь происходит?"
      "Створки не закрываются... А это безумный лифт, он их быстро закрывает... О чем ты думаешь! За то время пока ты стоял, парень бы уехал много раз!"
      "Время!" - стал лихорадочно рыться в кармане рубашки, поскольку не ношу часы на руке.
      "Время, время, время..."
      "Это уже слишком странно. Это просто не про меня. Это не для меня. Это не реально. Не может быть..."
      Надо было еще раз удостоверить. Я побежал в сторону моих друзей из группы, а перед глазами не двигающаяся секундная стрелка часов. В конце коридора, рядом с дверью на лестницу стояли Антон, Наташа, Ксюша. Их сигареты горели, но не дымились. Как будто все умерли (и сигареты тоже?). Такое ощущение, что слова слетят вот-вот с их уст, но что-то им мешает. Они так и стоят неподвижно, молчаливо, словно статуи.
      На поднесенной к губам руке Антона с сигаретой замечаю секундную стрелку...
      Ничего не понимая, не думая ни о чем, не желая задумываться бегу... бегу... лечу вниз по лестнице. Десятый, девятый... Шестой, пятый... Ступеньки уносят меня и заставляют постоянно увеличивать скорость этого сумасшедшего бега. Сердце колотится как двигатель внутреннего сгорания на предельной скорости автомобиля. Постепенно ноги начинают совершенно машинально передвигаться, и я не замечаю как бегу, с какой скоростью, могу ли остановиться. Один лишь бег, бег оттуда. Второй... Случайно задеваю спускающегося человека, не смог увернуться от столкновения, но не останавливаюсь и несусь дальше, вперед. Полупустой холл первого этажа. Малая раздевалка. Выход. Двери, и я наконец-то на улице.
      Мой любимый май. Желанный месяц на протяжении убивающей осени и долгой зимы. Сейчас я не узнал его. Не было ни единого ветерка, ни шелеста травы, маленького только что появившегося лепестка, не было ничего кроме тишины и оглушительной пустоты забвения, которую я полностью ощутил в этот момент. Не слышал даже своих шагов. Только биение сердца, да нервное дыхание. Круги перед глазами. Я, как нечто большое и бесформенное, падаю в бессилии, теряю сознание или засыпаю.
      Вторая часть.
      Я просыпаюсь. Внутри нет ощущения связи всего, что произошло со мной с тем, что сейчас внутри, снаружи. Словно блаженный младенец, рассматриваю все вокруг. Щека лежит на моей ладони. Ладонь чувствует суровость асфальта. Другая рука под ухом. Казалось бы, ничего из того, что было со мной тогда, нет. Но я не вижу и не слышу ветра. Взгляд упал на группку людей у главного входа - единственное, что им осталось, это стоять.
      Переворачиваюсь на спину. Надо мной вороны.
      Они летали не двигаясь. Зависли в небе. Чистое небо. Солнце ярко сверкает.
      Могло ли что-нибудь сейчас произойти. Произошло ли сейчас что-то. Голова упала на твердую шершавую поверхность. Щека почувствовала холод. Внутри пустота была похожа и не скрывала своего сходства с пустотой, которой стал в одно мгновение мир. Именно безысходность внезапно проглотила меня с потрохами. Нетерпение вырвалось наружу.
      Я сорвался. Взлетел над асфальтом в едином прыжке и рухнул вновь. Затем от всего этого вновь закружилась голова. Вновь провалился в сон. Его успокаивающее облако окутывало меня. Так мягко, так спокойно. Так легко стало вновь. Хорошо. Спокойно.
      Власть над собой. Конечно, я владею собой. Вот мое тело. Я его вижу, я его контролирую. Я человек. Homo sapiens. Отличаюсь от всех живых организмов тем, что знаю всегда не только, что делаю, но и когда сделаю, и как сделаю. Я есмь человек.
      Вот смотри, в твоих руках ручка. Взял ее потому, что лекция не очень интересная, содержание ее позволяет моему сознанию сосредоточиться еще и на другом действии, а еще, к этому, не волнуюсь перед ответом. Все очень просто. Я владею собой.
      Х-м. А почему я задумался над этим? Если владею собой, зачем мне задаваться таким вопросом? Владею ли я своими мыслями? О... нет! Ими я не владею, они мною - да! я - нет! Быть может лишь частью их?!
      Не задумывался ли ты над тем, как ты двигаешь своей рукой? Ты никогда на это не ответишь. Построив теоретические, медицинские конструкты? Нет, ты это не объяснишь. Слишком это просто. Язык медиков, лишь одно из возможных описаний реальности (объективной или нет?).
      Да. Все слишком просто. Надо лишь сказать себе - владеть. Власть над собой?.. Я уже отказался.
      Должно ли было это произойти или нет? Есть в мире много вещей, которые не объяснимы ни человеком и не человеку. Например, любовь... Никогда ведь нельзя сказать, что она возникнет, появится, никогда нельзя предугадать, когда она пропадет. И похоже, что это не случайность, а закономерность. А впрочем... Впрочем, нужно решать, что делать и как дальше быть. Где мне теперь находиться? Я думаю следует держаться коридора на одиннадцатом этаже. Если я оказался в том, в чем оказался, самым разумным было бы присутствовать в месте, которое оказалось единственным звеном в череде событий, месте, связывающим меня и настоящее.
      Я выделывал круги перед зданием первого гум-а. Прошло уже несколько минут, как я вернулся в себя. Руки за спину, походка пьяного человека, голова опущена, взор устремлен к бороздкам под ногами.
      "И все-таки нет, я не хочу думать, что настолько это просто, что только от моей судьбы или, не дай бог, от Бога зависит мое существование... бренной жизни Влада Ситникова. Хотя почему я ставлю крест на своей жизни? Ведь ничего в особенности не произошло?.. Только лишь бурный временной поток наконец-то остановился, и я оказался вне его, оказался исключенным из него. Или наоборот... Очутился в этом межвременьи..." немного улыбаюсь: уже новая терминология. - "Или просто все люди остановились, все машины остановились, все птицы остановились, всякий ветр остановился, дым, звук... И лишь только я не остановился и теперь брожу среди поникших ветвей и устремленных в никуда взоров."
      Шаг, за ним другой. Медленно вдоль здания. Внизу трава, но в тиши остановленной жизни, до меня доносится звук, шуршание и шелест ее. Сжимаю руки за моей спиной время от времени. Так проходят минуты. В голове опять все опустело, и думать совсем не хочется, да я себя и не утруждаю этим. Внезапно возникает желание кричать, бежать. Но куда? Зачем? Крик не поможет... Однако пустоту пронзает дикий всплеск бранных слов. Они наполняют всю округу словно вино чашу. Ненависть и боль. Разум и кровь. Непонятное ощущение какой-то потери. Слабое желание вернуть все на круги своя. Отсутствие решений и боль в сомкнутых пальцах. Все рождало ор.
      Меня остановило то, что вокруг не было эхо. Я ждал его появления, как будто нахожусь в стакане и вот-вот наткнусь на стенку прозрачной реальности. Но нет. Все поглощала пустота и безбрежность безвременья.
      "Нет, надо что-то делать. Надо. Надо", - меня вырвало из глубин мыслей спонтанное желание отторгнуть бред. - "Нет, не может же быть так. Какие законы природы. Что могло подарить такое мне?"
      Ан нет... Вдруг, от холодной и разрушающей мысли я шлепаюсь на землю и начинаю рыдать от хохота.
      "Дубина!" - смех изливался из меня. - "Кретин. Фома неверующий! Ха-ха-ха-ха... Вера. Ха-ха-ха-ха... Ты искал кого-то... Ха-ха... Дубина!"
      Я надсмехался над судьбой всю жизнь и вот теперь сам в руках судьбы! Что может быть смешней? Что может быть трагичней?
      "Прочь отсюда! Прочь."
      Наконец, появилось желание и решение. Четкое, без лишнего вопроса об истинности. Полезное и требуемое организмом от ситуации. Бег. Ура. Вперед. К встрече с лебединой сталью.
      В каждом движении моего тела ощущаю черточки окружающего мира, словно я сросся с ним. Как если бы каждая клетка меня была продолжением, сосредоточием, вершиной природы. Я сейчас слит с нею. То, что ветер обдувает мое лицо, воздух, который рассекаю безумным, безудержным движением, говорит о моей судьбе как о постоянном беге.
      "А что такое время?" - и вопрос отдается где-то внизу очередным хлопком моей ноги. Еще раз и еще...
      "Идиотский вопрос, ты никогда на него не ответишь... Бытие материи..." - вспомнилось мне. - "Нет, это слишком просто. Хотя со мной вообще слишком простые вещи происходят."
      "А может быть, времени вообще не существует. Вот, например, такое: наш мир, это бытие на вершине. Нет времени как мы понимаем, какая-то протяженность следующая из прошлого в будущее через настоящее. Каждая секунда нашего времени это..." - я пытаюсь себе представить смутный образ пересекающей плоскости, мириад плоскостей с наивысшим напряжением где-то на конце, как пика. Весь хаос внутри прекращается, когда вижу впереди начало метромоста.
      "Да, нужно идти домой. Не знаю почему, но так..."
      Вдруг меня опять поразила безысходность.
      "Блуждания по печальному городу тебе не помогут. Кончай это. Возвращайся или найди, что будешь искать. Бессмысленные хождения ни к чему не приводят. Даже если ты идешь домой, это инстинкт, как тот, когда ты идешь на холм. Да-да, убеди себя в том, что нужно найти какую-то цель и ее воплотить, начать реализовывать, устремиться к ней. Ищи и ты найдешь. А почему искать нужно здесь, в этих блужданиях непонятных и неосмысленных? Ведь вполне возможно, что нечто, подлежащее объяснению, находится внутри меня. Что произошло в лифте? Я подпрыгнул, лифт остановился, я быстро из него вылез и побежал к Ингушке... Ничего тогда во мне не происходило, все было как обычно. Тогда вообще надо все это прекратить и заняться чем-нибудь более полезным и продуктивным! Давай, прекращай дурью маяться!" - я остановился над рекой на метромосте. Облокотившись, смотрел вниз. Отсутствие движения во всем начало меня очень сильно угнетать. Совсем стало плохо. Внутри рождается крик, и я не стал его скрывать, да и не от кого. Ужасный, неприятный ор вырывается из моей утробы наружу, разрушая все на своем пути, все устои мира и мироздания. Подчиняясь желанию оказаться во вне, напряжение души, ума, нервов сводит мне мышцы, и я падаю в судорогах, не прекращая восклицать проклятия миропониманию и мировосприятию, законам пространства и времени.
      Волосы цепляются за шершавую поверхность асфальта, обдираю ладони о него, из многочисленных серых от пыли царапин там, где уже не было верхнего слоя кожи, показалась кровь. Я не мог смириться со своей судьбой, не мог понять, что же произошло. Я лишь пытаюсь решить то, что со мной и вокруг.
      Крик медленно переходит в рыдания. Всхлипывая, кувыркаюсь и мечусь с одного бока на другой. Сворачиваюсь в позе эмбриона в утробе матери и весь растягиваюсь по твердому асфальту, цепляясь руками за чугунный поручень. Сводит спину. Напрягается все тело. Уткнувшись головой в решетку, я поднимаюсь на локтях и смотрю в сторону Университета. В одно мгновение мне показалось, что надо вернуться. Если не к Ингушке, то к Анне... Протянуть здесь, в - хе-хе - моем межвременье, гораздо более приятней глядя на них, чем шататься среди молчаливых статуй.
      Я уронил голову на руку, другой схватился за шею. Самоощущение несколько меня привело, вернуло в мир, но, не выдержав, снова закричал. Как-то невероятно сильно, даже представил себе этот крик. Лежа на спине, глядя не умершее небо, рождается крик. Он рос, словно обладал судьбой охватить весь мир. Если в начале он был насыщен смыслом боли, то сейчас я отвлекаюсь от этой цели и с ужасом наблюдаю его физическое ко мне приближение. Со стороны центра города, по Комсомольскому проспекту ко мне приближался ураган, смерчь, столп неизвестно чего, с невероятной скоростью и жутким шумом, рожденный моим криком.
      Я оцепенел. Это было невероятно. Мною овладело сметение. Не мог двинуться, не чувствовал себя. То, что происходило, было не понятно, но испуг, который поглотил меня, был реален и осознан. Я уже прекратил орать. Спохватился и бросил себя в сторону, потому что эта стена неизвестно чего должна была пройти прямо по мне. Как будто страус, я закрыл глаза и лежал несколько мгновений ни о чем не думая, ничего не предпринимая. Жду.
      Сначала понимаю, что живу. Значит, либо мимо, либо остановился. Следующий шаг. Открываю глаза. На животе, передо мной асфальт. Машин не слышно... Ага, это не возвращение к жизни.
      Поднимаю взгляд...
      Это чудесное зрелище. В нескольких метрах впереди. По середине моста застыл столп, стена. Можно было заприметить, что она уходила куда-то к центру, и ввысь к небу. Разрез стены был шириной метра два, так что меня бы могло и не быть. Нет, я не сказал, что она была серой, но из чего и какие в точности цвета - различить было сложно. Понимаю только одно лучше не дотрагиваться.
      "Если теперь всякий крик будет осуществляться? если затем осуществится моя мысль? нет, этого быть не может. Надо идти домой. Да, домой, домой." - это была довольно странная реакция, я это понимаю, но думать еще о том, что возвышается посреди проспекта в пяти шагах от меня. - "Нет уж, увольте."
      Схожу с моста. Опять пусто в голове. Лучше попеть. Вот, например:
      Я шут со сломанной ногою
      Валяюсь где-то на втором этаже
      А за окном стук каблуков
      Это танцы.
      Я шут со сломанной ногою
      И бубенец колпака закатился под стол
      А за окном шум и дым
      Это город.
      Я шут со сломанной ногою
      Валяюсь где-то на втором этаже
      А за окном стук каблуков
      Урок танцев...1
      Хлопки зрителей, шуршание филипповского пакета. "Спасибо" Павла. Продолжение концерта.
      Так за воспоминаниями музыки и песен поднимаюсь по улице Доватора, сворачиваю на Десятелетие Октября, там, не обращая внимания на застывших прохожих в направлении к станции метро "Спортивная", у гостиницы "Арена" оказываюсь на улице Усачева. Минуты две и я у дома. 38. Четыре пролета. Пятый этаж. 53. Ключ в маленьком карманчике джинсов. Два поворота. Дверь открывается. Медленно, слишком...
      "Хотя зачем я здесь? Зачем я сюда пришел? Всегда им было плевать на все, что связанно со мной. Вот и сейчас, когда я здесь, за порогом, а они там, продолжают относиться ко мне как и прежде. Они не замечают и не замечали ничего и некогда. Семья? Ха, смешно. Какая это семья, если даже самого простого нельзя заметить? Не могут понять, что уже кое-кого в моей жизни нет и не будет. Ведь все так просто. Просто надо заметить. Все они только для себя и никогда для других. Цель у них - собственное Я. Хотя считают себя родственниками. Называют меня эгоистом. Ха! Эгоист я только в их глазах. В других никогда не появлялся я с таким именем. Эго - это их грех, в котором они упрекают меня, потому что я не такой как они. Иногда они делают что-то, что якобы должно было бы убедить меня, что все не так, как думаю. Но это лишь проявление их эгоцентризма, поскольку все забывается через несколько минут, секунд. Принятие подарка это обязанность, которую будет необходимо выполнить. Внезапное воспоминание, поддержка, когда уже устаешь ее ждать, вспышка мимолетная, что уйдет в бесконечность своих забот и целеустремленний тут же и никогда не появится вновь. Вот так. Вот куда ты пришел, в семью. Мама застыла в коридоре, придет отец и уткнется в монитор компьютера. Сестра будет тревожить покой дома, гоняясь за младшим братом. Так изо дня в день.
      Что я могу найти среди них? Всегда приходил домой около полуночи и уходил рано утром. Только сон связывал меня с домом. Я не чувствую уюта и покоя. Не отдыхаю среди знакомых стен. Душа не жаждет возвращения. Только бег и я бегу."
      Вниз на первый с пятого, бегом, стремглав. Не думая. Только раз-два-три. Раз-два-три - так я пробегаю лестничный пролет. Впервые слышу глухой отзвук эхо в подъезде. Так было каждый день, утром. Так и сейчас.
      Выбежал из дома, не останавливаюсь. Через двор сиганул к Большой Пироговке. Там по Абрикосовскому вниз. К набережной. Знакомый, сладкий памятью путь. Когда уходил из дома, постоянно его повторял. Так и сейчас
      Лишь у парапета дал себе отдышаться. Казалось, сердце выпрыгнет, но нет. Когда сел, хоть и были кровавые круги перед глазами, вскоре успокоился.
      "К холму!" - и медленно поплелся к Бородинскому мосту.
      "Стоп! На этот раз не пойду к холму," - поворачиваюсь к нему спиной и направляюсь к мосту кольцевой железной дороги через Москву-реку. Немножко задержался над водой.
      "Подумать только Москва была в начале века такой маленькой," - начал медленно подниматься на Воробьевы горы. - "Лучше мы вернемся, там разберемся... На-де-юсь..."
      Продолжаю идти в сторону Университета. Мысль о том, что можно что-нибудь сделать только там, где все произошло, где произошел временной разрыв, надлом, провал, дыра или что-нибудь похожее, посетила меня внезапно. Ускоряю шаг и уже полностью отдаюсь раздумьям. Опять возвращаюсь к идее странного нашего времени, как бытия на вершинах напряжения другого бытия.
      Все вокруг и внутри, как бомба, разорвал вопрос: "А нужно ли все возвращать? Нужно ли мне возвращаться?" - повис в воздухе. Правда, тут же отступил, поскольку мне вдруг захотелось смертельно пить. Жажда явно уже давно подступала ко мне, но ощутил ее внезапно. Во рту меня сковывала сухость пустыни. Ни слова, ни мысли. Только желание пить.
      Впереди увидел магазинчик. Рывком вырываю себя из сухого бреда и врываюсь разбойником в него. Влага наполнила мое тело. Сначала горло, затем, желудок. Все. Теперь...
      "Зачем возвращаться? Ты, помнишь, написал: я обречен бывать с собой, я вечен чувству solitudo?" - все возвращается на круги своя, и вопрос во мне проснулся вновь. - "Ведь по существу тебе не надо возвращаться. Ответь себе зачем? Что ты там найдешь? Ты сам хотел убежать?"
      Это было похоже на шок. Номер два за сегодняшний день. Понимание того, что со мной происходит исполнение желаний. Восприятие происходящего через призму всего, что было скрыто в самой глубине моей души. Как бутон цветка перед рассветом, солнце всходит, смысл приходит, распускается.
      "Вспомни, что тебя гнетет уже последний год? Листочек, который носишь всегда с собой и пишешь на нем самое сокровенное? Вспомнил? Камю, "Посторонний"? Человек совершенно низкий. Видящий и чувствующий все вне себя, но сам полная сволочь и низость. Новый человек - мое-Я. Каждая мысль его, каждое воспоминание - только плохое. Он понимает, что теперь ему не перед кем скрывать себя, за личиной "хорошего". Все здесь наружу, следовательно выход всей его натуры." - я усмехнулся так все близко.
      "Смерть - не есть какая-то сакральная истина, лишь убийство, нет эмоций. Горе - нет эмоций, переживаний перед ним, перед совершенно сволочным поступком. Радость, светлые чувства - все то, что определяет первичные отношения между людьми, - также лишены глубины. Та самая раздвоенность. Я в роли двуликого Януса среди людей. Раздвоенность в человеческом мире, их реальности, здесь пропадает. Исчезает то, что надсмехалось надо мной. Наконец-то стану самим собой. Здесь. Среди остановленного времени."
      "А понимал ли меня в сущности кто-либо? Быть может гениальный друг, который не находил малейшего желания со мной общаться? Или моя возлюбленная, которой посветил свою жизнь, и которая так этого и не поняла? Единственное, что мне оставалось, верить в книги. На самом деле они те же люди. Как там у Декарта: "La lecture de tous les bons livres est comme une conversation avec les plus honnetes gens des siecles passes..." Им можно посвящать время, их можно избегать. Ты находишься в постоянном общении с ними, они для тебя те новые люди, которые привлекают в твою жизнь новые реальности окружающего мира. Да, лишь эти огромные тома с буквами, аккуратно выстроенными в маленькие строчки, заполняли страницы моей жизни. Единственные верные друзья, которых так и не хватало всю жизнь."