Неподалеку от столицы Венгрии, в четырех-пяти часах езды на машине, притулилась самая маленькая из ее областей, как бы зажатая между соседними крупными областями. Она была образована из двух приличных кусков, отхваченных от соседей-великанов. Искать ее на картах – напрасный труд.
      Новая область поделена на три уезда. Один из них – сплошной лесной массив, второй – болота; в обоих – небольшое число жителей, и в экономическом отношении они малоперспектнвны. Зато Верешхедьский уезд восполняет ущербность двух своих собратьев. Посередине его пролегает гора Верешхедь; она растянулась почти на пятнадцать километров, однако и в самой своей высокой точке едва достигает ста пятидесяти метров. Южный склон горы почти полностью покрыт виноградниками, а на самой вершине и по всему северному склону – лес и густой кустарник.
      Под горой тянется уже сильно заболоченный Мертвый рукав, отделяющий гору от Грязного луга, по которому на многие километры раскинулись луга и пастбища. У северного подножья горы начинаются холмы Беркеч, поросшие старым, уже вырождающимся виноградником; однако местные жители готовы поклясться, что вино с него получают вполне приличное, хотя и не столь известное, как с горы Верешхедь. Оно, конечно, не такое золотистое, как с южного склона – с туманно-зеленоватым оттенком и кисловатое. Зато молва утверждает, что беркечское вино способствует деторождению (правда, статистика свидетельствует, к сожалению, об обратном: хотя потребление вина на душу населения здесь и выше, чем, скажем, в будапештской корчме где-нибудь в Ференцвароше, количество населения за последние пятнадцать лет сократилось почти наполовину). Лес с каждым годом все более и более оттесняет виноградники, старые виноградники вымирают, а молодые на смену не приходят. В противоположность горе Верешхедь с ее покатыми склонами беркечские холмы достаточно круты, и уход за виноградниками не осилил бы здесь и олимпийский чемпион. Впрочем, местные хозяева ни за свой труд, ни за свое вино и не рассчитывают получить медали.
      В одно из восхитительных воскресений начала октября, когда над желтыми и багряно-медными листьями проглядывает чистейшая синева неба, на бетонном шоссе, тянущемся вдоль полинявшего склона горы Верешхедь, остановилась белая «Лада».
      Ее водитель, невысокого роста, коренастый человек с костистым лицом, вышел из машины в одной заправленной в брюки рубашке, поежился от холода и, достав из машины пиджак, надел его, потом осмотрелся. Дорога, на которой он остановился, отделяла заболоченный участок Мертвого рукава от подножья горы; по ее склону громоздились освобожденные от тяжести плодов виноградные лозы с побуревшей листвой, а между ними – винные погреба и давильни с обшарпанными оштукатуренными стенами и покрашенными в зеленый цвет дверьми. Кое-где виднелись и жилые дома, но их было немного. Виноград повсюду уже убрали – это подтверждала и царившая над склоном тишина: не слышно было ни гулкого звучания бочек, ни веселого позвякивания ведер, ни оживленных восклицаний. Виноградники словно вымерли; только неумолчно чирикали облепившие их скворцы.
      Мужчина в нерешительности постоял немного, потом двинулся по направлению к приземистому домику из красного камня. Он вошел в ворота и уверенно стал подниматься по выщербленной каменной лестнице. Прежде чем позвонить, остановился перед входной дверью и прислушался. Гудела стиральная машина, визжали дети, мяукала кошка. На его звонок открыла женщина лет тридцати пяти – сорока с заплетенными в косу и собранными в пучок густыми светлыми волосами и бледно-голубыми глазами. Губы капризно надуты. Такое выражение бывает у обиженных детей или у не состоявшихся кинозвезд. Правильные черты лица позволяли думать, что когда-то женщина отличалась красотой; теперь же было заметно, что она сильно похудела, из-за чего стали глубже морщины, да и сама она выглядела какой-то поблекшей, как рождественская елка в январе.
      Посетитель тщательно обтер ноги о половичок, лежащий на желтой каменной плите, но женщина не распахнула дверь, а только слегка приоткрыв ее, спросила бесцветным голосом:
      – Вам кого?
      – Думаю, что вы мне и нужны. Вы ведь Варга Шандорне?
      – Да. А вы кто?
      – Я капитан полиции Депеш Тоот.
      – Словом, вы пришли в связи с этим?..
      Мужчина кивнул. Женщина в нерешительности отступила на шаг и сделала приглашающий жест.
      – Входите.
      Они вошли в просторную кухню, размеры которой говорили о том, что архитектор, планировавший ее, считал КС помещение самым важным в доме. Все четыре стены были обшиты сосновой доской; на застекленных полках выстроились хрустальные вазы, фарфоровая посуда. За большим дубовым столом, стоявшим в углу, могло уместиться за трапезой, по крайней мере, десять человек, хотя вокруг стола стояло только шесть стульев.
      – Не сердитесь, что я пригласила вас в кухню, но в доме повсюду беспорядок – я как раз только что занялась уборкой. Уже что-нибудь удалось выяснить?
      – Предварительное следствие закончилось, определенные результаты имеются.
      На лице женщины впервые промелькнула слабая улыбка.
      – Иначе говоря, это означает, что ничего не выяснено? Капитан полиции покачал головой.
      – Что случилось с вашим мужем, мы действительно не знаем, но у нас есть кое-какие соображения, которые могут послужить основой для дальнейшего расследования.
      – Это мало что дает моим детям и мне. Детям нужен отец, а мне – муж.
      – Я и пришел, чтобы помочь вам, – капитан вдруг покраснел, словно спохватившись. – Словом… мы попытаемся все выяснить, но для этого необходима и ваша помощь.
      Варгане с неудовольствием спросила:
      – И чего же вы хотите? В свое время я все рассказала вашим коллегам.
      – Меня интересует не то, что вы тогда рассказали – я прочел это в протоколах. Все-таки вот уже два месяца, как человек бесследно исчез… Такое ведь нечасто случается.
      – Что бы вы хотели еще узнать?
      – Меня интересует, что за человек был ваш муж. Красиво очерченные губы сложились в горькую мину.
      – Вы хотите знать о его коммерческих делах или о том, сколько раз на неделе он принимал ванну? А может быть, вам полезнее будет узнать, из скольких яиц я готовила ему яичницу?.. Зачем это все нужно?
      Тоот смахнул со стола муравья.
      – Я хочу выяснить причину его исчезновения. Поэтому мне важно знать, где он обычно бывал, каков круг его знакомых.
      – Тогда вам лучше всего обратиться к Беле Надю.
      – Кто это? Хотя погодите, кажется, в протоколах фигурировала эта фамилия. Он что, друг вашего мужа?
      – Да, друг детства… Видите ли, может быть, это вам покажется странным, но я знала Шани только таким, каким он был дома. А дом занимал у него весьма малую часть времени. Поэтому я действительно не знаю, какой он был коммерсант, не знаю, насколько преуспел в политике, и даже не имею представления, как он вел себя в компании. Тоот взглянул на нее.
      – Вы давно женаты?
      – Мне было двадцать четыре года, когда я вышла за него замуж. Двенадцать лет назад.
      – Вы хотите сказать, что за это время не успели узнать его?
      – А вы женаты?
      – Развелся после восьми лет брака.
      – И вы можете сказать, что хорошо узнали свою жену?
      – Пожалуй… под конец, – не сразу ответил Тоот. Варгане рассмеялась.
      – Когда дело доходит до развода, это легко утверждать. Но пока связь не оборвалась, все гораздо сложнее. А когда брак распадается, все качества и все поступки другой стороны представляются в неблагоприятном свете.
      – А ваше супружество каким было?
      Варгане подняла на него взгляд, и Тоот с удивлением заметил, что в глубине ее светлых глаз, озаряющих печальное лицо, искрится юмор.
      – Тут уже ваше расследование непосредственно переходит на меня, не так ли? Скажите откровенно, на каком основании вы чего-то доискиваетесь здесь, коль скоро следствие уже закончено? Это мне не правится.
      Тоот потер подбородок и задумчиво посмотрел на женщину.
      – Если сказать правду, я здесь в качестве частного лица. Мне показалось, что это дело заслуживает внимания, и я решил разобраться в нем.
      – У вас что, нет более интересного времяпрепровождения? Как видно, ваша жизнь не очень-то упорядочена.
      Капитан постарался уйти от этой темы.
      – Оставим в стороне мою персону.
      – Тогда вы спрашивайте.
      – Каким Варга был в семье?
      – Этаким «воскресным папой». Когда он бывал дома, то охотно занимался с детьми, но это случалось нечасто. Разумеется, с известной точки зрения попять его можно. Он был занят на руководящей работе в Верешхедьском виноградарском и винодельческом товариществе, а в последнее время окунулся и в политику, и она полностью съедала остатки его свободного времени. Не говоря уже о виноградниках, которые стали доставлять нам все больше забот. Да и строительство мы только-только закончили. В последние месяцы он буквально разрывался.
      – Вам очень его сейчас недостает? Женщина закусила губу.
      – А вы подумайте – ведь все, о чем заботился муж, свалилось теперь на меня. Мне пришлось бегать в поисках мастеров, налаживать сбор винограда, работать да еще возиться с детьми. Когда поздно вечером я ложусь спать, у меня нет даже сил подумать о том, что случилось, – я засыпаю как убитая.
      Вам не хватает мужа только как рабочей силы? Варгане слегка побледнела.
      – Вот вы куда клоните. Вы ловко спрашиваете, а я, признаться, при моем нынешнем директоре отвыкла от деликатных вопросов. Спустя две недели после исчезновения мужа, когда стало более чем вероятно, что Шани уже не объявится, он вызвал меня к себе и осведомился, не хотела бы я стать его любовницей… Что же касается вашего вопроса, то скажу, что мне не хватает Шани и как мужчины, но, кажется, я уже смирилась с этим.
      – Кто вы по специальности? Секретарша?
      – Я? Почему вы так решили?
      – Вы упомянули «вашего директора».
      – Я преподаю в уездной средней школе.
      Тоот помолчал немного, потом осмотрелся в уютной, со вкусом обставленной финской мебелью кухне; оглядел дубовый обеденный стол, итальянскую плитку – на белом фоне серые цветы, – которой был выложен пол. Нечасто увидишь на кухне такую обстановку.
      – Сможете ли вы поддерживать привычный образ жизни?
      Ответом была тихая легкая улыбка.
      – Видите ли, у нас все есть, а вот деньги мы не копили. Шани всегда вкладывал их во что-нибудь, если у нас и появлялись лишние деньги, они тут же уплывали то па одно, то на другое. На хозяйство я всегда брала лишь необходимое. С долгами мы расплатились. Теперь будем жить на доход с виноградника плюс моя зарплата, как-нибудь проживем.
      – Нелегко вам будет.
      – Знаю. Но что ж поделаешь?
      – А вам не приходило в голову, что у вашего мужа отложена где-то приличная сумма?
      – Ради которой я могла бы лишить его жизни?
      – Я не это имел в виду.
      – Мне ничего не известно о каких-либо его сбережениях.
      – Если бы вас попросили в нескольких словах охарактеризовать мужа, что бы вы сказали?
      Варгане задумалась.
      – Добросердечный, открытый, немного вспыльчивый, типичный сангвиник, который и понятия не имел, что такое депрессия. Любимой его поговоркой было: «Будь веселой, а если не получается, – будь довольной». Ему удавалось и то и другое.
      – А как бы вы охарактеризовали себя?
      – Никак. Знаете, мне что-то начинают надоедать ваши вопросы. Особенно те, которые вы задаете из чистого любопытства. Скажите, разве сыщик обязательно должен быть «прилипалой»? Тоот улыбнулся.
      – Разве только в той степени, в какой пожарник должен страдать пироманией, психолог – сам быть душевнобольным, а педагог – так и не повзрослевшим ребенком.
      – Последнее – в мой адрес?
      – Я не знаю вас, а вы не желаете мне помочь в этом.
      – У вас есть еще вопросы, касающиеся мужа?
      В голосе хозяйки дома прозвучали нотки, которые давали понять капитану полиции, что разговор вот-вот прекратится.
      – Непосредственно перед исчезновением не замечали вы чего-то необычного в поведении мужа?
      – Пожалуй, нет. Он сильно уставал, но это было характерно для него все последние годы. Впрочем, усталость к утру всегда проходила.
      – У него не возникало мыслей о самоубийстве?
      – У него?! Однажды он сказал, что если бы даже ослеп, то и тогда не впал бы в отчаяние. Он умел радоваться жизни. Я хотела бы обладать хоть десятой долей его жизнелюбия.
      Тоот рассеянно барабанил пальцами по столу. Он помолчал и лишь после долгой паузы спросил:
      – А что вы сами думаете об этом исчезновении?
      – Я?
      – Должны же у вас быть какие-то предположения! Чем вы можете объяснить все это? С чего бы ему исчезнуть?
      Женщина впервые удостоила посетителя уважительным взглядом.
      – Над этим я и вправду много задумывалась. Но если бы я догадалась, по какой причине он исчез, то догадалась бы, и где он может находиться.
      – Вы думаете, что, если бы удалось узнать, что побудило его исчезнуть, это дало бы разгадку дела?
      – Да. Только беда в том, что я и представить себе не могу, что явилось побудительным мотивом.
      Тоот согласно кивнул головой.
      – Приблизительно к такому же выводу пришли и мои коллеги. Возникли, правда, кое-какие версии, но – никаких доказательств…
      – Тогда почему не закрывают дело?
      – А вы хотели бы этого?
      – Только по одной причине: чтобы освободиться наконец от всего. Я не принадлежу к тем людям, которые любят оглядываться назад. Я устала копаться в прошлом.
      – Какие-нибудь деловые бумаги, письма остались после мужа?
      Варгане молча поднялась, вышла из кухни и вскоре вернулась, держа в руках темно-коричневую деревянную шкатулку. Поставив ее на стол, сказала:
      – Если хотите, можете взять это с собой. – Нет, благодарю. Если позволите, я просмотрю содержимое шкатулки сейчас. Это не займет много времени.
      – Ну, час-то это у вас займет. А я пока покончу со стиркой.
      Просмотр документов действительно занял не меньше часа. Завершив эту работу, капитан закрыл шкатулку и стал ждать. Примерно еще через четверть часа Варгане вернулась в кухню.
      – Нашли что-нибудь интересное?
      Ничего особенного. Попалась, правда, одна фотографии. Кто здесь изображен?
      – Фотография? – Варгане подошла поближе и стала за спиной Тоота. – Но ведь фотографии мы храним в другой шкатулке.
      Снимок был слегка размыт. На крутом склоне горы стоят три молодых человека и девушка. Тоот сразу обратил внимание, что фигуры юношей – в тени, а девушка освещена ярким лучом солнца, проникающим сквозь листву. Отрешенное выражение ее красивого улыбающегося лица говорило о том, что этот луч солнца составлял для нее единственный источник радости. Судя по унылым лицам ее спутников, так оно и было на самом деле.
      – Кто эта девушка? Варгане склонила голову.
      – Это… это я, – произнесла она тихо, а потом с некоторым раздражением добавила: – Я даже и не знала об этой фотографии. Наверняка Шани переснял и увеличил се. По-моему, снимок сделан двенадцать лет назад, во время поездки в горы Бюкк.
      – А кто эти молодые люди?
      – Вот этот, слева, – муж. Рядом – его старый друг, через которого я познакомилась с Шани и с Белой. Имени и фамилии я уже не помню, он как-то быстро исчез с нашего горизонта. Справа стоит Бела Надь, я уже упоминала его… В ту пору мы часто совершали такие поездки.
      – В одной и той же компании?
      – У меня никогда не было подруг. Я не переносила женскую дружбу – это всегда сплетни, истерики и отвратительные для меня интимные признания.
      – Конечно, с тремя обожателями интереснее и приятнее. Но рано или поздно приходится делать выбор. Не так ли?
      – Да, и кого ни избери, жизнь все равно станет беднее. Выбор одновременно означает и отказ, самоограничение. В жизни каждого человека бывает наилучший период. Для меня он наступил в пятнадцать лет, когда я заметила, что ко мне льнут парни, а закончился в двадцать четыре года, когда вышла замуж и у меня родился первый ребенок. Но не подумайте, что отрицательную роль сыграл Шани. Мне вообще не следовало выходить замуж. У меня не только была заметная внешность, но и умом меня бог не обидел. Я вполне могла бы добиться чего угодно своими собственными силами…
      – Не исключено, что сейчас вам как раз представляется такая возможность.
      – Вы смеетесь? Сейчас я уже – раба своих детей, раба вещей, которые мы приобрели и которые я должна содержать в порядке. К тому же я постарела и похоронила себя в своем педагогическом коллективе, среди коллег-учителей. А если не находишь сферу приложения своему уму, то он увядает, пропадает.
      Тоот напряженно слушал. У него было ощущение, что эта обвинительная речь родилась не вдруг.
      – Где я могу найти Белу Надя?
      – На субботу и воскресенье он обычно приезжает к себе на дачу. Тут, на другом склоне холма. Большой белый каменный дом с желтой верандой. Если пойдете до конца по этой дорожке, то и выйдете прямо к дому.
      – Что он за человек?
      – Холостяк.
      – А как бы вы его охарактеризовали?
      – Невнимательный, эгоистичный, капризный.
      – Вы не любите его?
      – Почему же? Он наш лучший друг.
      Тоот принял это к сведению и, попросив прощения за беспокойство, направился к выходу.

      Дорожка огибала невысокий холм и исчезала в красных воротах большого каменного дома. Отсюда открывался хороший вид на Мертвый рукав. Ряды виноградников спускались до самого берега. Утренний туман уже поднялся над водой, и в ее серовато-беловатом зеркале зеленели пятна буйных водорослей. У края зарослей блекло-желтого тростника и осоки на легкой ряби едва колышимой южным ветром воды плавно покачивались лысухи. На миндальном дереве, росшем у дороги, трещала белогрудая сорока, но, как только Тоот приблизился, она взмахнула своими сине-белыми крыльями и улетела. Где-то прокукарекал запоздалый петух, со стороны шоссе послышалось шуршание автомобильных шин. И снова воцарилась тишина.
      Ворота были заперты. Поколебавшись немного, Тоот собрался уже повернуть назад, когда заметил тонкую струйку дыма над крышей дома. Звонка не было, поэтому капитан изо всей силы потряс железную решетку и крикнул. Подождан несколько минут, он перемахнул через калитку и оказался на аккуратно подстриженном газоне. Небольшой двор окаймляла живая зеленая изгородь из кустарника. Тоот подошел к входной двери и постучал, потом нажал дверную ручку, по дверь тоже была заперта. Постояв немного, он решил обойти дом вокруг. В задней части здания, там, где начинался виноградник, Тоот увидел черную железную дверь. Толкнув дверь плечом, он открыл ее. Изнутри послышались шум опрокинутого стула и ругательство. Тоот устремился вперед. Из-под упавшей табуретки выбрался разъяренный мужчина. Рядом на горящей газовой плите стоила пятнадцатилитровая медная посудина, из которой была отведена трубка в белое эмалированное ведро. В котле кипела какая-то жидкость, издававшая характерный запах самогона. Мужчина с воинственным видом подошел к Тооту.
      – Какого черта вам здесь надо? Или вы не видели, что ворота закрыты?! И как вы сюда попали?
      Это был человек лет тридцати пяти – тридцати восьми, С усталым лицом и неуверенным взглядом. По-видимому, он принадлежал к тому типу мужчин, у которых вся энергия уходит на стремление казаться моложе своего возраста. Одна прическа, наверное, занимала по утрам, по крайней мере, четверть часа: нужно было ухитриться прикрыть реденькими волосами все более увеличивающиеся пролысины.
      – Меня зовут Денеш Тоот. Я – капитан полиции. У мужчины перекосилось лицо.
      – Черт бы их побрал! Значит, донесли… А эта проклятая железная дверь закрывается только снаружи. Я знал, что она меня подведет.
      Наступило минутное молчание.
      – Скажите, – осторожно начал мужчина, – а может, мы с вами договоримся?
      – Как прикажете вас понимать?
      – Ну, может быть, мы могли бы в чем-то сотрудничать?
      – Пожалуй, смогли бы. Но, прежде чем вы предложите мне бутыль палинки, которую я вынужден был бы расценивать как подкуп, я скажу вам, что веду расследование по делу об исчезновении Шандора Варги и упомянутое вами сотрудничество готов принять в виде информации, которой вы снабдили бы меня по этому вопросу.
      – Так бы с этого и начинали! – Самогонщик ухмыльнулся. – Конечно, я помогу вам. И вовсе не потому, что я обделался со страха. У меня неплохие связи, и все же было бы скверно, если бы начали капать на меня. Тем более с учетом моего служебного положения…
      – А кто вы по должности?
      – Начальник отдела министерства.
      – И тем не менее нуждаетесь в этом? – Тоот кивнул на самогонный аппарат.
      – Вообще-то говоря, нет. Но я же варю не для продажи. Мне приятно поставить на стол, когда сижу с друзьями, палинку своего производства. Видите ли, я как-то не очень доверяю теперь нашей химической промышленности.
      Тоот сел на табуретку.
      – Вы давно знакомы с Шандором Варгой?
      – Тридцать шесть лет. – Сколько?!
      Бела Надь удовлетворенно осклабился.
      – Значит, вы не поверили бы, глядя на меня, что мне тридцать девять лет? Я выгляжу максимум на тридцать два. А знаете, в чем секрет? Нельзя больше недели проводить время с одной и той же женщиной. За короткий срок не испытываешь душевных разочарований и огорчений, которые рано или поздно накладывают отпечаток на твое лицо. Вы ведь женаты?
      – Что за человек Варга?
      Бела Надь заглянул в ведро, в которое стекали последние капли палинки.
      – Первое, что мне приходит на ум, – интересная личность. Очень интересная.
      – Что это означает в вашем понимании?
      – Ну, такой человек, который не стремится преодолеть свои противоречия, как это делаю я, а весело и мирно сосуществует с ними, даже подчас над ними потешается.
      – Что-то я не совсем понимаю.
      – Скажем, живет, замкнувшись в своем небольшом мирке, внешне абсолютно так же, как и соседи. А потом выясняется, что делает такие вещи, которые соседу и в голову не придут.
      – Все еще не ясно.
      – Он человек, в котором противоположные качества хорошо уживаются друг с другом. Похож на машину, в которой не хватает определенных деталей, или наоборот: все есть, но смонтированы неправильно. Однако машина, несмотря на это, отлично работает.
      – Например?
      – Трудно привести какой-то пример. Хотя, впрочем, один подойдет. Вы знаете Маргит, жену Шандора? А Клаудию?
      – Это кто?
      – Это его большая любовь два года тому назад. Я был здесь, когда он ради нее оставил семью. Шани собрал чемодан и сказал жене, что, мол, едет в Будапешт, на недельные курсы повышения квалификации. Поскольку он очень боялся Маргит, то решил, что через неделю напишет ей письмо и сообщит, что больше не вернется домой, так как нашел новое счастье. Меня он попросил проводить его на станцию. И, когда в поезд стал садиться, говорит мне: «Наверное, я никогда уже больше не увижу эти места…» Однако через три дня Шани вернулся, сказав домочадцам, что очень соскучился и раньше срока уехал с курсов.
      А не считаете ли вы вероятным, что и сейчас он «исчез», просто переехав к кому-нибудь?
      – Это исключено. Семью он, может быть, еще и бросил бы, но свою работу и свои коммерческие дела – никогда.
      – Ну а помимо того, что вы рассказали, что бы вы еще могли сообщить о нем… как о человеке?
      Бела Надь встал с табуретки, подошел к полке и, сняв с нее лафитный стаканчик, зачерпнул палинки и пригубил. Тотчас же физиономия у него покраснела, даже приобрела какой-то лиловатый оттенок. Он довольно крякнул.
      – По крайней мере, пятьдесят пять градусов… Словом, его отличали две, пожалуй, наиболее характерные для него черты: добросердечность и страсть к фантазированию, в чем иногда он доходил до крайностей. Он никогда не жалел ни ценностей, ни денег, все готов был отдать друзьям, если те в чем-то нуждались.
      – Но, может быть, это было показное?
      – Отчасти возможно. Но по большому счету – нет. Он часто говорил, что людей можно поделить по принципу: завистливы они или добросердечны. Он всегда был широким человеком.
      – А что касается страсти к фантазиям?
      – Еще будучи маленьким мальчиком, он рассказывал истории прямо как сказочник Андерсен. Одно время я верил всему, что он говорил. А спустя несколько лет подумал, что по некоторым признакам игры я уже могу судить, где у него правда, а где выдумка. А вот совсем недавно я пришел к выводу, что заблуждался: этот человек непредсказуемый, его нельзя «вычислить» – ведь он и самого себя обманывает. У меня достаточно хорошая память, и я помню, как однажды лет пять тому назад он рассказал историю, героем которой был один из его друзей, а в этом году он сам уже стал ее героем. Я никак не среагировал на это. На протяжении нескольких лет я выслушивал его истории, по меньшей мере, в десятках вариантов. Какой-нибудь забавный случай излагался им всякий раз по-разному в зависимости от состава компании и от настроения; свои рассказы он перекраивал и перекрашивал, но всегда очень удачно. По сути дела, ему бы нужно быть писателем. Раньше между нами было этакое детское соревнование: каждый из нас хотел казаться старше, солиднее другого. И тогда, во время прогулок в горы или игры в пинг-понг, мы часто ссорились и старались больно ужалить друг друга, хорошо зная слабые места каждого. Но позднее мы пришли к мысли, что в жизни нам и так порядком достается – па работе, в семье, в армии, бюрократических учреждениях, чтобы еще отравлять нашу дружбу. А вообще-то дружба, завязавшаяся с детских лет, разрушается отнюдь не из-за женитьбы, как многие думают, а из-за того, что один не замечает, что другому становится все тяжелее поддерживать былые отношения, былое настроение. Какое-то время и мы вылавливали промахи друг друга, а потом как-то одновременно пришли к тому, что так дальше не пойдет. Надо уступать друг другу, проявлять терпение. И мы оба объявили табу на некоторые темы; более того: хвалили один другого, даже если про себя думали: «Ну и дурак!» Мы сумели вернуть взаимоотношения детских лет, и это благотворно сказалось на нашей дружбе…
      Тоот поскреб подбородок. И тут же поймал себя на мысли, что не без удовольствия подумал о находящейся в ведре палинке.
      – По вашему мнению, куда мог исчезнуть Варга? Бела Надь снова пригубил палинки.
      – Неужели придется переваривать? Что-то першит от нее в горле… Куда исчез? Понятия не имею.
      – А почему, из-за чего?
      – Даже представить себе не могу.
      – Но вы же хорошо его знали. Верно?
      – Верно. Но о некоторых вещах, связанных с ним, я и не слышал и слышать не хотел. Что же касается его «женских дел», то я, разумеется, был в полном курсе – каждую субботу он излагал мне свои истории, в значительной степени, по-моему, выдуманные. Но, стоило ему начать рассказывать мне о своих коммерческих делах, я тотчас же затыкал уши.
      – Почему?
      – А вы не догадываетесь?
      – Совершенно не догадываюсь.
      – А потому, что вопреки поверьям и поговорке знание – не всегда сила.
      – Но вы хоть знаете, кто были его знакомые, друзья? Бела Надь махнул рукой.
      – А что это вам даст? У вас ведь есть протокол, который полтора месяца назад составили ваши коллеги. Думаю, что они беседовали не только со мной?
      – Правильно. Но я хотел бы переговорить с теми, с кем они не беседовали. С теми, кто, но вашему мнению, хорошо знал Шандора Варгу и мог бы рассказать мне о нем что-то новое.
      – Кое-кого я знаю. Но если бы вы захотели найти всех, то вам для этого пришлось бы мобилизовать всю полицию. Шани – такой человек, у которого еженедельно появлялась дюжина новых друзей и знакомых.
      Тоот передернул плечами. Через полуоткрытую дверь внутреннего погреба он увидел несколько бочек, даже еще не закупоренных, а лишь прикрытых виноградными листьями.
      – Полагаю, Варга помогал вам в реализации вина. Надь ответил на это недобрым смешком.
      – А что прикажете делать? Государство скупает вино по четырнадцать форинтов за литр, его разбавляют водой, отчего мое вино становится только хуже, потом продают по пятьдесят пять. Аж зло берет. Лучше уж продавать сам виноград. Шани же – председатель местного виноградарского и винодельческого товарищества, а это означает, что мне платят за литр на несколько форинтов больше, оценивая вино по первому классу. Вообще-то оно того и стоит, только без знакомства ничего не докажешь. Шани помогал мне, я помогаю ему. Скажу вам прямо, что с устройством его детей-школьников не будет никаких проблем, пока я работаю в министерстве. Думаю, что теперь-то они особенно нуждаются в моей помощи.
      – Что вы хотите этим сказать?
      – Я думаю, Шани уже не объявится. Па чем вы это основываете?
      Надь постучал себя пальцем по лбу:
      – Вот на этом. С ним, наверное, случилось что-то дурное.
      – А кому, по вашему мнению, выгодно его исчезновение?
      – Не знаю.
      – И все же. Может быть, его жене?
      – Тогда бы она очень прогадала в своих материальных интересах.
      – Есть люди, для которых это не самое главное.
      – Вы к ним относитесь?
      – Не думаю, чтобы это касалось нашей темы. Надь пожал плечами.
      – Не знаю, смогу ли я сообщить вам что-то новое.
      – Какого вы мнения о жене Варги?
      Надь на минуту задумался, словно подбирая слова.
      – Интересная женщина, исключительная натура. Крепка, как стальная пружина. Ее не сломать, какая бы тяжесть ни легла ей на плечи. В крайнем случае согнется немного. А потом сбросит груз и снова выпрямится. Пожалуй, Шани был слишком легковесен для нее. Такой живой, подвижный, но стоило получить ему удар… Я имею в виду душевный… Да и боялся он жены как огня…
      – Боялся?
      – Ну, разумеется, в переносном смысле. Дома он никогда не рисковал быть таким, каким был на самом деле. А эта женщина, если ей что не нравилось, буквально замораживала все вокруг себя – это она умела! Говорят, и преподаватели, ее коллеги, трясутся со страху перед ней, даже сам директор немеет в ее присутствии. Наверное, потому, что она строит жизнь по своим принципам…
      – В каком смысле?
      – И вы и я, думаю, воспринимаем жизнь такою, какая она есть. Если наше представление не совпадает с тем, что есть на самом деле, то мы отказываемся от него. Маргит же вырабатывает свою теорию, согласно которой те или иные человеческие отношения должны быть именно такими, как того требует логика, ее логика. Я даже не знаю, что это за тип людей. Они хотят преобразить мир в соответствии со своими представлениями, а не наоборот… Боже мой, как только подумаю, что она ведь и меня могла выбрать! Мороз по коже пробегает.