С 1991 г. во время всех своих заграничных поездок — будь то в качестве эксперта при парламентской (1992 г. Япония) или религиозной (1993 г. Греция; 1994 г. Израиль) делегации либо в качестве приглашенного университетского профессора (1991-2000 гг. Франция, Италия, Испания, США, Канада, Великобритания) — я продолжал собирать материалы о «российском золоте» и недвижимости за рубежом.

За время длительных, в течение месяца — трех, университетских командировок удавалось поработать в архивах и библиотеках, снять сотни страниц ксерокопий уникальных документов для нашего Текущего архива Экспертного совета.

Очень много дали личные архивы потомков первой волны русской эмиграции, долгие беседы с сыновьями и внуками участников российской драмы 1917-1922 гг.

…Никогда не забуду одной такой беседы в начале декабря 1991 г. в Нью-Йорке. Я только что закончил месячную стажировку в «Вудро Вильсон скул» Принстонского университета и по дороге домой заехал на один-два дня к своей московской знакомой Надежде Адольфовне Иоффе, дочери того самого советского полпреда Адольфа Иоффе, который 27 августа 1918 г. в Берлине подписал первый «пакт Риббентропа — Молотова» (Н.А. Иоффе только что, в 80 с лишним лет, эмигрировала в США по «еврейской визе»).

Во временное пристанище Надежды Иоффе в Бруклине, чтобы пригласить меня на несколько дней в гости, за мной заехал другой эмигрант, внук последнего председателя Государственной думы Олег Михайлович Родзянко, тот самый, жену которого Татьяну в 30-х годах «выкупили» у Сталина родственники. И вот они сидят друг против друга — потомки красных и белых отцов и дедов на одной кухне в чужой стране: один — проживший в США почти всю свою жизнь, другая — приехавшая туда на склоне лет из «первого Отечества мирового пролетариата».

И было невыносимо горько слушать беседу этих двух далеко не молодых людей на чужбине, отец и дед которых каждый по-своему боролись за счастье народов бывшей Российской империи. Они ведь и погибли почти в одно время: Михаил Родзянко умер в Белграде в 1924 г. от побоев группы молодых офицеров-монархистов как «предатель», а Адольф Иоффе застрелился в 1927 г. по официальной версии — в состоянии глубокой депрессии от неизлечимой болезни, по версии дочери — уже предвидя кровавые репрессии Сталина против троцкистов (ее отец был личным другом Л.Д. Троцкого).

И мне тогда подумалось: а стоило ли проливать реки человеческой крови в начале века, чтобы дети и внуки красных и белых к концу его оказались у разбитого корыта? И если невозможно вернуть миллионы загубленных жизней, то нельзя ли попробовать вернуть то, что прадеды и деды этих красных и белых заработали своим тяжелым трудом, но дали разбазарить амбициозным политикам, — народное достояние Отечества?

1. ПОТОМКИ ДЕРЖАТЕЛЕЙ ОБЛИГАЦИЙ «РУССКИХ ЗАЙМОВ» ОБВИНЯЮТ… ПРАВИТЕЛЬСТВО ФРАНЦИИ

К 1995 г. чисто исследовательская, разыскная работа в отечественных, зарубежных государственных и частных архивах и собраниях была в основном закончена — в нашем Текущем архиве было собрано солидное досье по золоту и недвижимости за рубежом. Причем не какие-то общие сведения, а конкретные номера счетов, копии расписок, купчие на недвижимость и т.д.

Наступал второй этап — изучение опыта решения аналогичных проблем в других странах: возвращение золотых резервов Албанией и независимыми республиками Балтии в 1992-1993 гг. Индонезией из Японии в послевоенные годы и т.д.

В качестве первой модели мы решили остановиться на Франции. Почему Франция? Да потому, что там с 1955 г. действует целых пять объединений потомков держателей русских ценных бумаг, выпущенных в 1882-1917 гг. в которые входит свыше 500 тыс. человек Национальное объединение защиты интересов держателей русских ценных бумаг (с 1955 г. франц. аббревиатура — GNDPTR); Французская ассоциация держателей русских займов (откололась от GNDPTR в 1994 г. — AFPER); Национальное объединение защиты потомков держателей русских займов (откололось от GNDPTR в 1993 г. — GNDTR); Объединение держателей старых ценных бумаг (откололось от GNDPTR в 1991 г. — GPTR); Национальная ассоциация французских держателей акций недвижимости (ANPEVM), суммарные претензии их превышают 240 млрд. современных франков (или почти 50 млрд. долл. США). Внимательно изучив в 1995-1996 гг. деятельность этих объединений и побывав на отдельных их заседаниях, я пришел к выводу, что не все они равноценны с точки зрения интересующей нас проблемы.

С 1991 г. «головную» ассоциацию (GNDPTR) сотрясают скандалы, дележ портфелей, расколы. К 1994 г. из этой ассоциации выделились три «дочерние» организации. Основная причина неэффективности четырех из пяти объединений — мелкотравчатое провинциальное политиканство: большинство из них возглавляется мелкими лавочниками с северо-востока Франции (Лилль) или юга (предгорья Альп, департамент Юра). Так, бывший президент GNDPTR Эдуард Шампенуа, перебежавший как почетный президент в «раскольническую» GPTR (в молодости — владелец овощной лавки), не вернув из «русских займов» членам обеих ассоциаций ни франка, тем не менее в 1995 г. «выбил» себе престижный «Национальный орден за заслуги».

Многие рядовые члены этих ассоциаций тяготеют к правым, голосуют за Национальный фронт Ле Пена. К иностранцам, попадающим на их сборища, относятся с нескрываемым подозрением, а уж к русским — как к кровным врагам их семейств, как будто бы, скажем, я несу личную ответственность за то, что большевики в 1918 г. отказались платить проценты по «русским займам».

В конце концов выяснилось, что наиболее серьезной является Французская ассоциация держателей русских займов (AFPER — Париж, ул. Лормель, 75), бывший президент которой Жеральд де Дре-Брезе (кстати, потомок казначея Людовика XVI, голосовавшего против смертной казни короля во время Французской революции конца XVIII в.) был вхож во французские «верхи», благодаря чему в марте 1995 г. его ассоциации удалось временно заблокировать открытие филиала Центробанка РФ в Париже, а в феврале того же года через премьера Алена Жюппе (во время его встречи в Москве с премьером Правительства РФ Виктором Черномырдиным) протолкнуть было идею о возможности зачесть в квоту Франции для Международного валютного фонда… долги по «царским займам», висевшие на ельцинской России.

Несколько лет назад ассоциация пригласила в качестве адвоката скандально известного не только во Франции, но и во всем мире «мэтра» Жака Вержеса, защитника «лионского палача» гестаповца Клауса Барбье и красного террориста «Ильича» Карлоса.

Но самое главное, ее исследовательскую группу (нечто вроде нашего Экспертного совета) возглавил пишущий на финансовые темы журналист Жоель Фреймон — на сегодняшний день самый крупный во Франции «спец» по «русским займам».

Помнится, весной 1995 г. я ломал голову над тем, как подступиться к этой любопытной ассоциации. Во Франции с ее, можно сказать, ритуальным, почти мистическим отношением к деньгам нечего и думать о том, чтобы просто так, «с улицы» проникнуть, например, в подвалы «Банк де Франс», где (а я это знаю из рассказа одной из моих студенток в Сорбонне, некогда инвентаризировавшей эти слитки) до сих пор хранятся бруски царского «залогового золота», клейменные славянской вязью. Допуск в эти святая святых может разрешить лишь один из регентов (управляющих) Французского банка, да и то лишь официальному лицу, имеющему полномочия либо от МИД, либо от Минфина РФ. А я — рядовой российский профессор, хотя и приглашенный по трехгодичному контракту для чтения лекций о русской цивилизации в Национальную школу живых восточных языков, одну из пяти «больших школ» при Парижском университете (Сорбонне).

Не буду утомлять читателя деталями, но 27 марта 1995 г. попадаю-таки на пресс-конференцию — обед (есть такая форма общения с прессой во Франции — либо завтрак, либо обед: платишь от 30 до 100 фр. за еду, жуешь, слушаешь и на десерт, под кофе, задаешь вопросы). И там узнаю: в AFPER произошла очередная смена президента — вместо потомка казначея Людовика XVI избран бизнесмен средней руки Пьер де Помбриан.

Основным докладчиком на встрече был тот самый «спец» Жоель Фреймон (в приглашении он был указан как «технический советник» ассоциации), о котором я упоминал выше (к концу года он издаст свой доклад отдельной брошюрой). Докладчик выступил эмоционально, хотя, на мой взгляд, не по всем затронутым проблемам достаточно аргументированно. Основная и самая интересная мысль доклада — ответственность за невыплату дивидендов по «русским займам» держателям русских ценных бумаг должны разделить оба правительства — французское и советское (российское). И в подтверждение Фреймон упомянул старую работу 20-х годов некоего немца Гельмута Вельтера.

Я разыскал эту книгу (правда, в переводе на французский) в парижской Национальной библиотеке. Оказалось, очень любопытная вещица. Автор доказывает, что стоны всех французских правительств начиная с 1918 г. когда большевики отказались платить французским рантье проценты по «русским займам», совершенно необоснованны, ибо во Франции в подвалах ее банков оставалось к 1923 г. 93,5 т «залогового золота» (слитков и золотой монеты, а также других драгметаллов, включая и «ленинское» золото), то есть на 283 млн. зол. фр. (или 5,6 млрд. современных).

Спустя 75 лет разыскания дотошного немца, книгу которого французская пресса 20-х годов объявила «происками побежденных бошей», полностью подтвердились.

Как отмечалось выше, в самом конце 1997 г. одна из активисток нашего Экспертного совета Светлана Попова нашла подлинный франко-бельгийско-германский протокол от 1 декабря 1918 г. (г. Спа, Бельгия) о перевозке «ленинского» золота (93 т 542 кг в 1405 ящиках на 120 млн. зол. руб. или 322 млн. зол. фр.) из Берлина через Саарбрюккен в Париж в одиннадцати пульмановских вагонах в подвалы Французского банка «на временное хранение».

Я немедленно попросил Светлану Сергеевну оформить эти сведения в публикацию за своей подписью, снабдил ее своим комментарием и в январе 1998 г. опубликовал в газете.

Публикация вызвала лавину откликов как у нас, в России (в очередной раз меня пригласили и на радио, и на телевидение), так и особенно во Франции. Еще бы: без малого 80 лет официальные французские власти тщательно скрывали этот факт, как и переписку тогдашнего французского министра финансов Луи Клотца с регентами «Банк де Франс».

«После совершения процедуры опознания золота прошу вас оставить его на хранение в ваших хранилищах (Париж, ул. де ля Круа-де-Пти-Шан, рядом с центральным зданием Французского банка. — Авт.), — писал министр. — Ввиду того, что французское правительство взяло на себя временное хранение для союзников, это золото не должно фигурировать в балансе Банка».

«Литературка», в отличие от многих московских «демократических» изданий, все еще доходит до Парижа и, главное, по-прежнему читается. Поэтому наша с С.С. Поповой публикация «А „ленинское“ золото все-таки во Франции!» не осталась незамеченной. Более того, известный еженедельник «Экспресс», отталкиваясь от нашей публикации, провел собственное расследование по архивам МИД, министерства экономики и финансов и особенно «Банк де Франс». И не только апробировал наши с Поповой выводы, но значительно их углубил и расширил, фактически документально подтвердив многие предположения Гельмута Вельтера, сделанные в 1923 г.

И вот что оказалось: поскольку вся операция с «временным хранением» (а этот статус подтверждается ст. 259 Версальского мирного договора 28 июня 1919 г.) носила сугубо секретный характер и не отражалась в балансах Французского банка, парижские власти полностью игнорировали Версальский договор и 4 ноября 1920 г. делят 5620 слитков «ленинского» золота на три части: 2073 слитка отгружаются в Лондон, 1450 остаются во Французском банке, а еще 2097 слитков отправляются на переплавку (письмо министра финансов Поля Думера премьеру Аристиду Бриану 6 июля 1921 г.: золото должно быть переплавлено для уничтожения на слитках императорских двуглавых орлов, проштамповано клеймом «Банк де Франс» и отправлено теперь как якобы «французское» в Нью-Йорк в «Федерал резерв банк» для продажи, что и было сделано в том же году; напомним, что точно такую же операцию с «царскими» клеймами провернули в 1917-1920 гг. японцы).

Но и это не все — ведь 1450 слитков все еще лежат в хранилище на Пти-Шан. В апреле 1924 г. доходит очередь и до них: 7 апреля Великобритания забирает свою очередную долю в 724 слитка, а Франция — свою в 992 (и вскоре, 24 июля 1925 г. продает 744 из них — разумеется, переплавленных — все в том же Нью-Йорке за 3 млн. фр. или 600 млн. нынешних).

Оставшиеся 248 слитков лежат на Пти-Шан еще 12 лет, пока премьер левого правительства Народного фронта социалист Леон Блюм не оприходует и их: 21 января 1937 г. последние слитки «ленинского» золота переплавляют и как «исконно французские» зачисляют в казну Франции.

«Ленинское» золото во Франции перестает существовать физически. Куда делось во Франции «бумажное» золото на миллионы «романовок» и «думок», как и случай с Колчаком, так и осталось неизвестным.

Но в виртуальном воображении потомков французских держателей русских ценных бумаг «ленинское» золото осталось. И они и 60 лет спустя водружают на сцене своего очередного съезда в Париже в апреле 1998 г. огромный плакат с таким текстом: «Французское государство! Верни нам 47 тонн золота», а также распространяют аналогичные открытки.

Вот как выглядела судьба 5620 слитков «ленинского» золота по 18 кг каждый, что в период с 5 по 11 декабря 1918 г. были доставлены из Берлина в Париж, а также (в отдельном эшелоне) «романовок» и «думок» на 204 млн. 535 тыс. зол. руб. (или на 10 млрд. современных франков).

И если бы французские власти действительно захотели хотя бы частично компенсировать потери мелких вкладчиков в 1919-1924 гг. им с лихвой хватило бы этих денег и еще кое-что осталось бы.

Не захотели, предпочли все списать на «большевика с ножом в зубах»…

Но деньги все же потратили: на финансирование военной интервенции в 1918-1920 гг. в Россию и помощь белым генералам, на содержание до 1924 г. бывшего царского посольства в Париже, на антибольшевистскую пропаганду в прессе и на тех же самых журналистов, которым Артур Рафалович платил за «любовь» к России и которые теперь изощрялись за те же русские деньги в ненависти к ней.

Такой поворот истории с «царскими долгами», признаюсь, был для меня тогда большой неожиданностью. Ведь вся отечественная пресса с 1990 г. (когда М.С. Горбачев впервые подписал в Париже Договор о преемственности обязательств царской России, переходящих к СССР) только и писала, что отныне мы должны погасить «царские долги».

По правде сказать, меня и тогда несколько удивляла такая односторонность наших собкоров в Париже. То Юрий Коваленко из «Известий» пускается на охоту за «золотом партии», предлагая покрыть «царские долги» с помощью «капиталов КПСС, упрятанных в парижских банках». То собкор «Правды» Владимир Большаков (кстати, мой бывший студент в Московском институте иностранных языков им. Мориса Тореза) вдруг напишет, что, заплатив долги, мы якобы можем «поставить, например, вопрос о возвращении Соединенными Штатами России Аляски или выплате соответствующей компенсации за нее». Увы, мой бывший студент явно был слабо знаком с историей продажи Аляски 30 марта 1867 г. США всего за 7,2 млн. зол. долл. включая и труды своего бывшего преподавателя Весной 1994 г. в одном из своих выступлений по радио «Эхо Москвы» я рассказал, как канцлер А.М. Горчаков «обменял» Аляску на Среднюю Азию (благожелательный нейтралитет США в войнах ген. Скобелева, что очень раздражало Англию). Позднее я оформил это радиовыступление в статью «Канцлер Горчаков и академик Примаков», включив ее в свой сборник статей «Демократия по-русски» (М. 1999).

Сопоставима ли такая компенсация за возврат Аляски с 1,1 млрд. долл. (цена части русского «залогового золота» во Франции в 1923 г.), если Аляску мы продали «навечно», как, впрочем, сделал и Наполеон с Луизианой, а Испания — с Флоридой, но вот, скажем, по «ленинскому» золоту у нас есть «расписка» о временном хранении — статья 259 Версальского мирного договора 1919 г.

Убедить собкоров двух крупных ежедневных московских газет в Париже не «играть в одни ворота» (хотя один из них, В. Большаков, и был на докладе Ж. Фреймона 27 марта 1995 г. а в своем корпункте имел большое досье о «русских займах» во Франции, которым он поделился со мной) мне так и не удалось. И я ограничился тем, что дал Вячеславу Прокофьеву, другому собкору в Париже — от газеты «Труд», обширное интервью, где пунктирно набросал тактику «игры в двое ворот».

Единственным утешением было то, что, в отличие от Ю. Коваленко и В. Большакова, их парижские коллеги охотно подхватили и развили тезис о равной ответственности двух правительств — французского и российского — за то, что проблема «царских долгов» и «русского золота» во Франции не решается или решается келейно, вдали от глаз общественности двух стран.

Так получилось, что я еще в 1992 г. в бытность свою экспертом Комитета по международным делам и внешнеэкономическим связям бывшего Верховного Совета РФ, оказался причастным к этой проблеме решения спорных российско-французских финансово-экономических вопросов. Как известно, в законодательные функции ВС РФ входила ратификация межгосударственных соглашений. В ноябре 1992 г. подошла очередь ратификации подписанного Президентом Б.Н. Ельциным 7 февраля того же года в Париже российско-французского соглашения о сотрудничестве, повторяющего основные принципы «преемственности» аналогичного соглашения 1990 г. подписанного М.С. Горбачевым там же, в Париже.

Тогдашний председатель комитета народный депутат РФ Е.А. Амбарцумов поручил мне, как эксперту, подготовить пояснительную записку к договору 7 февраля 1992 г. с тем чтобы она стала канвой для выступления одного из зампредов комитета (им оказался И.И. Андронов) по мотивам ратификации. Надо сказать, что тогда, в 1992 г. в обстановке всеобщей эйфории от победы парламентской демократии, когда ВС РФ впервые начал обсуждать и рекомендовать на должности даже российских послов в ближнем и дальнем зарубежье, ратификации обставлялись весьма торжественно. Выступали один из заместителей министра иностранных дел, представитель Комитета по международным делам, приглашались чиновники соответствующего отдела (департамента) МИД, иностранные послы (в нашем случае — посол Франции), на галерее для публики находились журналисты, отечественные и зарубежные.

И надо же было так случиться, что за несколько дней до пленарного заседания ВС РФ, где должна была состояться ратификация, по каналам ИТАР-ТАСС из Парижа пришло изложение пресс-конференции Жака Вержеса в Национальном собрании (нижней палате французского парламента), на которой он резко нападал на свое правительство за бездействие в вопросе «царских долгов», несмотря на то что соглашение от 7 февраля 1992 г. казалось бы, давало ему все юридические карты в руки.

Ж. Вержес изложил целую программу давления держателей облигаций «русских займов» на правительство и парламент своей страны. Среди предложенных им мер значились:

а) сбор подписей парламентариев в защиту держателей (к ноябрю удалось собрать более 100 подписей — 1/5 от общего числа депутатов Национального собрания);

б) давление на МИД Франции при обсуждении его бюджета в нижней палате (не будете давить на Россию — урежем ассигнования!);

в) введение специального налога на все коммерческие операции между Францией и Россией и перечисление сборов от него на особый счет в покрытие «царских долгов»;

г) блокирование «проекта века» — строительства высокоскоростной железнодорожной магистрали Москва-Петербург к 2000 году (проектная соимость в 1992 г. — до 8 млрд. долл.) по типу французских ТЖВ (Train Grande Vitesse — поезда большой скорости — до 250-300 км/ч) на том основании, что Россия так и не расплатилась с Францией за «железнодорожные» займы 1880-1896 гг. хотя часть из них пошла в конце XIX в. именно на модернизацию старой Николаевской дороги.

В заключение «мэтр» Вержес объявил о предстоящем создании общественного агентства держателей, которое будет координировать всю эту программу давления на правительство и парламент. Создать нечто подобное этому агентству (но с противоположными целями) наш Экспертный совет предлагал в мае 1993 г. тогдашнему первому вице-премьеру Правительства РФ В.Ф. Шумейко. В 1994 г. та же идея возродилась в законопроекте депутата В.А. Лисичкина в V Госдуме о создании Российского агентства федеральной собственности за рубежом.

В своей справке к ратификации франко-российского соглашения от 7 февраля 1992 г. еще не зная, что к 1937 г. все «ленинское» золото было оприходовано правительством Франции, я специально обратил внимание на эти «золотые тонны», не забыв упомянуть и 22 млн. 500 тыс. зол. фр. что остались на счетах царского финансового агента Артура Рафаловича как плата за «залоговое золото» времен Первой мировой войны.

Следует, правда, отметить, что со времени эмоционального выступления Жака Вержеса во французском парламенте в ноябре 1992 г. много воды утекло, и в руководстве AFPER, а также в его политике произошли большие изменения.

Так получилось, что ежегодные съезды ассоциации в 1995-1998 гг. совпадали с моим пребыванием в Париже (в 1998 г. ОРТ даже передало из французской столицы мой комментарий прямо из зала заседаний съезда). Более того, удалось установить деловой контакт с новым президентом AFPER Пьером де Помбрианом, который весьма существенно отличался по своим взглядам на проблему решения «царских займов» от своего предшественника де Дре-Брезе.

Если предыдущий президент ассоциации во всем винил Россию, то новый публично, на съездах AFPER и в СМИ исповедовал принцип равной ответственности правительств двух стран за обман вкладчиков. За четыре года общения с Пьером в Париже я убедился: это не прежний президент, во всем обвинявший «большевика с ножом в зубах», а разумный французский общественник, честно отстаивающий интересы рядовых членов своей ассоциации.

Сменился и главный адвокат AFPER: от услуг Вержеса отказались за публичное использование трибуны ассоциации для саморекламы. В 1998 г. ежегодный съезд избрал главным адвокатом Мишеля Карлшмидта, родом из прибалтийских немцев, свободно говорящего по-французски, по-немецки и (большая редкость в ассоциациях потомков владельцев «царских займов») — по-русски. Советником AFPER остался Жоель Фреймон, и этот тандем Карлшмидт-Фреймон существенно усилил историко-юридическую составляющую ассоциации.

Новая стратегия нового руководства и его советников отчетливо проявилась на последнем из съездов ассоциации, где мне удалось побывать, в апреле 1998 г. Именно на этом съезде впервые было принято «Обращение к русскому народу», в котором обманутым вкладчикам двух стран предлагалось объединиться в конфедерацию и совместно оказывать давление на свои правительства.

Однако вернемся к уже упоминавшимся выше франко-российскому культурному соглашению 1992 г. и истории с «Русским центром» в Париже, тесно связанным с проблемой зарубежной российской недвижимости.