Историческая пов?сть въ Россіи до Пушкина.
      Итакъ, русская историческая пов?сть до Пушкина была сентиментальная, или романтическая. Къ этимъ двумъ основнымъ настроеніямъ въ начал? XIX в. стали прим?шивать элементъ мнимо-народный.Онъ проявляется во вс?хъ этихъ произведеніяхъ, всегда въ одинаковыхъ видахъ: "прославленіе православія и самодержавія, перечень разныхъ доброд?телей, свойственныхъ русскимъ, исчисленіе и, вм?ст? съ т?мъ, извиненіе кое-какихъ пороковъ, археологическая реставрація обстановки, костюма и, по м?р? силъ, самой р?чи, иногда экскурсіи въ область ми?ологіи и народныхъ преданій – вотъ, самые распространенные мотивы и пріемы, при помощи которыхъ авторъ стремился придать своему разсказу историческій и народный характеръ". Романы Загоскина, Лажечникова, Марлинскаго, Мосальскаго, Вельтмана, Зотова, Кукольника,- вотъ, представители такого вида творч?ства. Одиноко среди нихъ стоять пов?сти Пушкина, какъ "Борисъ Годуновъ" – среди тогдашнихъ русскихъ трагедій, крикливыхъ, въ патріотическомъ дух?…
       "Арапъ Петра Великаго".
      Въ пов?сти "Арапъ Петра Великаго" Пушкинъ обрисовалъ просто и правдиво русское общество петровскаго времени.
       Русское общество въ пов?сти. Петръ Великій. Арапъ-Ибрагимъ.
      На фон? широко-нарисованной картины тогдашнихъ нравовъ и обычаевъ высшаго св?та, онъ нарисовалъ типы людей стариннаго склада, враждебно настроенныхъ къ нововведеніямъ Петра (бояринъ Ржевскій) – и типы людей, въ той или другой м?р?, усвоившихъ новые взгляды (Ибрагимъ, Корсаковъ). Не безъ юмора, но безъ всякой карикатурности, нарисовалъ Пушкинъ въ своей пов?сти рядъ характерныхъ сценокъ изъ тогдашней жизни (семейный бытъ русской знати, придворная ассамблея и т. д.). Центральное м?сто въ пов?сти занимаетъ Петръ Великій, представленный въ обстановк? частной, интимной жизни. Пушкинъ представилъ его благожелательнымъ по отношенію къ своему крестнику арапу-Ибрагиму, изобразилъ благодушнымъ хозяиномъ на придворномъ балу, сердечнымъ, простымъ и грубоватымъ въ обращеніи. Такимъ образомъ, идеализаціи въ обрисовк? его Пушкинъ себ? не позволилъ,- нарисовалъ его просто и правдиво. Гораздо бл?дн?е вышелъ y Пушкина арапъ-Ибрагимъ, который, судя по заглавію пов?сти, долженъ былъ занимать зд?сь первое м?сто. Онъ представленъ сначала въ кругу парижской аристократіи, любовникомъ св?тской дамы; зат?мъ онъ возвращается въ Россію и, по желанію Петра, д?лается женихомъ Ржевской. Пов?сть осталась неоконченной, и потому характеръ главнаго героя остался непрояснившимся: нам?чевы лишь вскользь простота и благородство его души, способность къ сильной страсти, но, въ то же время, нич?мъ не доказана сила его воли,- слишкомъ легко подчиняется онъ Петру. Повидимому, въ Ибрагим? Пушкинъ хот?лъ представить челов?ка, преданнаго Петру "безъ лести", рядового сотрудвика и исполнителя его воли, который, "не мудрствуя лукаво", повинуясь долгу и личной привязанности, идетъ всл?дъ за нимъ. За эту простоту, трудолюбіе и исполнительность Петръ, повидимому, и любилъ своего арапа.
       "Капитанская дочка".
      Если разобранная пов?сть вышла изъ интересовъ Пушкина къ Петру и къ его эпох?, то "Капитанская Дочка" есть результатъ его увлеченія "пугачевщиной". Созданію пов?сти предшествовали архивныя занятія поэта, выпускъ въ св?тъ капитальнаго историческаго изсл?дованія "Исторія пугачевскаго бунта" и по?здка въ Оренбургскій край – въ т? м?ста, гд? развернулась одна изъ самыхъ кровавыхъ страницъ русской исторіи.
       Русская жизнь и люди въ пов?сти.
      Исходя изъ центральнаго пункта своей работы – "пугачевщины", Пушкинъ въ своей пов?сти до такой степени расширилъ пред?лы своей картины, что бунтъ Пугачева явился только эпизодомъ на фон? свободно и широко-нарисованной русской жизни Х?III-го в?ка – той провинціальной, которая мирно текла въ тогдашнихъ "дворянскихъ гн?здахъ", и на окрайнахъ русской земли, въ захолустныхъ "фортеціяхъ" Оренбургскаго края. Мимоходомъ рисуетъ поэтъ уголокъ придворной жизни и военной среды. Онъ выводитъ много лицъ, самыхъ разнообразныхъ, но всегда характерныхъ и исторически-в?рныхъ: передъ нами, кром? главныхъ героевъ, выведены и русскіе пом?щики-дворяне, и гарнизонные офицеры, и бунтующіе крестьяне, и мятежные казаки, и Пугачевъ, и императрица Екатерина, и незабвенный Савельичъ, мелькаютъ и мастерски-очерченные типы француза Бопре, оренбургскаго коменданта Рейндорна, армейскаго кавалериста Зурина и многихъ другихъ. Вся эта масса лицъ и событій, крупныхъ и мелкихъ, трагическихъ и комическихъ, включена въ рамки "семейной хроники". Петръ Андреевичъ Гриневъ, герой романа, словно въ назиданіе своимъ д?тямъ, просто и безхитростно пов?ствуетъ имъ исторію своей жизни, воспитанія, службы, женитьбы… Тонъ этого пов?ствованія выдержанъ Пушкинымъ отъ начала до конца,- онъ ум?ло скрываетъ себя за своимъ героемъ, и, благодаря этому, въ результат?, создаетъ произведеніе, объективное въ высшей степени.
       Первая глава – "дворянское гн?здо" XVIII в.
      Въ первой глав? романа представлена жизнь въ "дворянскомъ гн?зд?" конца XVIII-го в?ка, характеризуется та обстановка, та среда, которая тогда воспитывала рядовыхъ служилыхъ дворянъ, на своихъ плечахъ вынесшихъ всю русскую исторію Х?ІII-го стол?тія. Вся эта глава разсказана съ легкою прим?сью юмора,- Гриневъ вспоминаетъ свое д?тство, н?сколько подсм?иваясь надъ собой и надъ своимъ воспитаніемъ, но, въ то же время, эта первая глава проникнута сочувствіемъ и любовью къ изображаемому въ ней быту.
       Вторая глава – Оренбургскій край.
      Вторая глава изображаетъ первыя впечатл?нія того края, съ которымъ судьба связала молодого Гринева. Картина бурана въ степи, встр?ча съ таинственнымъ вожатымъ и пророческій сонъ Гринева являются прелюдіей съ т?мъ впечатл?ніямъ, которыя зд?сь его ожидали. "Сонъ Гринева им?лъ значеніе эпизода, прекрасно дополняющаго картину бурана и сцену перваго появленія Пугачева, который сливался въ представленіи молодого Гринева, вм?ст? съ вьюгой и ея мглой, въ одно своеобразное и стихійно-грозное ц?лое" (Черняевъ). Сцена въ корчм?, споръ Савельича изъ-за тулупа и денегъ, встр?ча героя съ недалекимъ оренбургскимъ губернаторомъ Рейнсдорпомъ – сцены, проникнутыя истиннымъ комизмомъ.
       Третья глава – Б?логорская кр?пость.
      Обликъ Пугачева, хотя и мелькомъ начерченный въ этой глав?, вр?зывается въ память читателя.
      Третья глава знакомитъ насъ съ жизнью Б?логорской кр?пости, съ семьей коменданта кр?пости – съ его женой и дочерью. Жизнь зд?сь отличается комичною патріархальностью. Вс?ми несложныни д?лами кр?пости правитъ жена коменданта,- она налагаетъ дисциплинарныя наказанія. Самъ капитанъ Мироновъ, предоставивъ административныя и хозяйственныя хлопоты энергичной супруг?, занимается спеціально-военнымъ д?ломъ – обученіемъ строю старыхъ инвалидовъ, составляющихъ весь гарнизонъ "фортеціи".
       Четвертая-шестая главы – любовь Гринева.
      Четвертая и шестая главы представляютъ собою узелъ романа: молодой Гриневъ сближается съ Машей Мироновой; ихъ взаимная любовь вызываетъ ревность и зависть Швабрина. Между нимъ, и Гриневымъ, на этой почв?, разыгрывается ссора, кончающаяся дуэлью. Поправившись отъ ранъ, молодой Гриневъ сватается къ Маш?, получаетъ согласіе, но отецъ его, согласія на его бракъ не даетъ. Въ этой глав? вполн? опред?ляются вс? главные герои пов?сти, раскрывается горячій и благородный нравъ Гринева, обрисовывается простая, возвышенная и любящая натура Маріи Ивановны; т?мъ отвратительн?е, представляется эгоизмъ Швабрина. Зд?сь же, въ этой глав?, дорисовываются другія второстепенныя лица романа: жена Миронова, Савельичъ, Иванъ Игнатьевичъ.
       Шестая-тринадцатая главы – Пугачевщина.
      Сл?дующія, съ шестой по тринадцатую, главы посвящены "пугачевщин?", и во вс?хъ этихъ главахъ фигурируетъ Пугачевъ: онъ представленъ въ роли "императора", обрекающаго на казнь "государевыхъ ослушниковъ", и въ пьяномъ обществ? "енараловъ"-сообщниковъ, и въ качеств? защитника несчастной Маши, и въ роли великодушнаго, признательнаго покровителя Гринева… Въ этихъ главахъ развертывается все содержаніе пов?сти; зд?сь сосредоточены вс? главныя событія жизни Гринева и Маши Мироновой.
       Четырнадцатая глава – развязка романа.
      Посл?дняя четырвадцатая глава содержитъ въ себ? развязку романа: судъ надъ Гриневымъ, жизнь Маши въ им?ніи Гриневыхъ, по?здка ея въ Петербургъ; перенесеніе д?йствіе изъ захолустной деревенской жизни въ обстановку дворцоваго величія съ императрицей Екатериной въ центр?, является величественнымъ аккордомъ, заключающимъ исторію героическихъ страданій героевъ романа.
      Скромные, малозам?тные герои пов?сти получаютъ отъ судьбы все заслуженное ими счастье, и высокимъ духомъ примиренія съ жизнью в?етъ отъ ихъ простой, правдивой исторіи.
       Старикъ Гриневъ.
      Старикъ Гриневъ обрисованъ удивительно мастерски: "Это – яркій представитель лучшей части нашего пом?стнаго дворянства, организованнаго и воспитаннаго Петромъ Великимъ въ суровой школ? военныхъ походовъ и иныхъ "несносныхъ трудовъ и жертвъ, которыми строилась и кр?пла имперія". (Черняевъ). Онъ – слуга отечеству и государю,- эту службу онъ понимаетъ, какъ свой дворянскій долгъ, и въ такомъ дух? воспитываетъ онъ сына. Челов?къ самостоятельный, даже упрямый, честный и негибкій въ жизни, онъ не ужился на военной служб?, вышелъ рано въ отставку и повелъ замкнутую жизнь въ своей деревушк?. Д?йствіе романа застаетъ его уже пожилымъ челов?комъ, л?тъ за шестьдесятъ, но сохранившимъ всю бодрость духа, всю ясность ума. Челов?къ, н?сколько суровый, даже деспотическій, онъ, въ то же время, былъ справедливымъ и сдержаннымъ. Къ жен?, сыну и къ кр?постнымъ относится онъ съ той патріархальной и "разумной" строгостью, которую рекомендовалъ русскимъ людямъ "Домострой",- но его и любили, и уважали. Пушкинъ подчеркиваетъ наличность въ его душ? значительной доли "аристократизма": къ крестьянамъ относится онъ, какъ "баринъ",- родословною своей гордится. Эта гордость дворянина, традиціей котораго, изъ в?ка въ в?къ, была "служба" родной земл?, воспитала въ немъ сознаніе долга передъ родиной и государемъ. Отправляя сына на службу, даетъ онъ ему характерный сов?тъ: "служи в?рно, кому присягаешь; на службу не напрашивайся, отъ службы не отказывайся; не гоняйся за лаской начальника; береги платье съ нова, a честь съ молоду!" {Старикъ Гриневъ напоминаетъ н?сколько кн. Волконскаго (старика), одного изъ героевъ "Войны и Мира".} .Вотъ почему слухъ объ изм?н? сына поражаетъ его больн?е, ч?мъ поразила бы в?сть объ его смерти. "Честь – главный двигатель вс?хъ чувствъ и поступковъ Гринева. Руководствуясь всегда и во всемъ честью, онъ ум?лъ ц?нить ее и въ другихъ. Испов?дуя культъ чести, какъ в?рности служебному и сословномy долгу, старый Гриневъ невольно и безсознательно привилъ этотъ культъ своему сыну и т?мъ самымъ спасъ его отъ паденія и ошибокъ въ Б?логорской кр?пости и при столкновеніи съ Пугачевымъ. Старикъ, несмотря на свою суровость, отличался и своеобразной добротой. Это видно изъ отношеній его къ Маш?, которую онъ, несмотря на предуб?жденіе, пріютилъ y себя.
       Молодой Гриневъ.
      Молодой Гриневъ – "плоть отъ плоти и кость отъ кости своего отца". (Черняевъ). Онъ представляетъ собой типъ, во многихъ отношеніяхъ напоминающій своего отца: только суровость старика см?няется y него мягкостью сердца, даже чувствительностью… На нашихъ глазахъ, въ два года выростаетъ онъ изъ ребенка, пускающаго зм?я и по?дающаго п?нки съ варенья – въ самостоятельнаго челов?ка, съ достоинствомъ выходящаго изъ затрудненій очень опасныхъ. "Гриневъ былъ однимъ изъ благородн?йшихъ представителей дворянства второй половины XVIII в?ка. Какъ и вс? люди его покол?нія, онъ началъ жить очень рано и достигъ умственной и нравственной зр?лости въ такіе годы, когда люди нашего времени смотрятъ на себя, какъ на школьниковъ" (Черняевъ).
       Ключевскій о Геро? пов?сти.
      Любопытна характеристика Гринева, сд?ланная проф. Ключевскимъ: "Среди образовъ XVIII в. не могъ Пушкинъ не отм?тить "недоросля", и отм?тилъ его безпристрастн?е и правдив?е Фонвизина. У посл?дняго Митрофанъ сбивается на каррикатуру, обращается въ комическій анекдотъ. Въ исторической д?йствительности недоросль – не каррикатура и не акекдотъ, a самое простое и вседневное явленіе, къ тому же нелишенное довольно почтенныхъ качествъ. Это – самый обыкновенный, нормальный русскій дворянинъ средней руки. Высшее дворянство находило себ? пріютъ въ гвардіи, y которой была своя политическая исторія въ XVIII в., впрочемъ, бол?е шумная, ч?мъ плодотворная. Скромн?е была судьба нашихъ Митрофановъ. Они всегда учились понемногу,- сквозь слезы при Петр? I,- со скукой при Екатерин? II, не д?лали правительствъ, но р?шительно сд?лали нашу военную исторію Х?III в. Это – армейскіе офицеры, которые протоптали славный путь отъ Кунерсдорфа до Рымника и до Нови. Они, съ русскими солдатами, вынесли на своихъ плечахъ дорогіе лавры Миниховъ, Румянцевыхъ и Суворовыхъ. Пушкинъ отм?тилъ два вида недоросля, или, точн?е, два момента его исторіи: одинъ является въ Петр? Андреевич? Гринев?, невольномъ пріятел? Пугачева, другой – въ наивномъ беллетрист? и л?тописц? села Горохина – Иван? Петрович? Б?лкин?".
      Отъ отца унасл?довалъ Грвневъ взглядъ на смыслъ своей жизни, на свои обязанности,- отъ матери – мягкость ея сердца. Жизнь помогла развиться этимъ добрымъ задаткамъ, полученнымъ еще изъ вліяній родной семьи. Благодаря стараньямъ отца, онъ пріобр?лъ дома кое-какія св?д?нія, и скудный запасъ ихъ онъ пополнялъ охотно,- это была одна изъ причинъ его скораго сближенія съ Швабринымъ, который покорилъ его своею образованностью и начитанностью.
      Рано обнаруживаетъ онъ ум?ніе жить своимъ умомъ; онъ д?лалъ промахи, но не совершилъ ничего постыднаго. Обыгранный не совс?мъ чисто Зуринымъ, онъ съ негодованіемъ отвергаетъ предложеніе Савельича "не платить проигрыша",- и это негодованіе обнаруживаетъ въ юнош?, только что вырвавшемся изъ-подъ родительской опеки, тонкость чувства чести. Онъ дов?рчивъ и наивенъ, но мужества y него – не заниматьстать,- исторія со Швабринымъ это доказала. Чистота его юношескаго сердца, его отзывчивость на все хорошее, простота и благородство души, завоевали ему любовь Маши Мироновой, золотое сердце которой было скрыто ея скромностью, смиреніемъ, ея провинціальною заст?нчивостью, даже дикостью. Его юное благородство, храбрость и искренность покоряютъ ему даже жесткое сердце Пугачева,- Гриневъ становится въ челов?ческія отношенія къ нему, и, только благодаря этому, притаившіеся въ душ? Пугачева добрые инстинкты открываются.
      Поэтъ сум?лъ своего "простого" героя и нарисовать "просто" – онъ не идеализировалъ его, не придавалъ ему красивыхъ позъ и не вложилъ ему въ уста патетическихъ р?чей. Гриневъ ничего "романтическаго" въ себ? не им?етъ,- это образъ, написаный кистью художника-реалиста.Эпиграфомъ ко всей пов?сти Пушкинъ выбралъ изреченіе: "береги честь смолоду", желая этимъ подчеркнуть ту основную черту въ характер? Гринева, которую онъ вынесъ изъ воспитанія, полученнаго доиа.
       Старики Мироновы.
      Во глав?, посвященной характеристик? Мироновыхъ, Пушкинъ эпиграфомъ беретъ фразу изъ "Недоросля": "старинные люди, мой батюшка",- опред?ляя этимъ, что Мироновы живутъ въ кругу старозав?тныхъ традицій, что даже Гриневы стоятъ гораздо ближе ихъ къ новшествамъ культурной жизни. Гриневы – представители захудалаго, но родовитаго дворянства, Мироновы – б?дные, служилые люди, попавшіе въ дворяне, благодаря петровской табели о рангахъ.
       Мироновъ.
      Старикъ Мироновъ сорокъ л?тъ тянетъ солдатскую лямку; онъ участвовалъ во многихъ походахъ – и противъ пруссаковъ (семил?тняя война), и противъ турокъ. Онъ плохо знаетъ военные артикулы и, несмотря на всю любовь свою къ военному д?лу, не можетъ своихъ инвалидовъ научить различать правую ногу отъ л?вой; онъ не знаетъ и законовъ военныхъ,- вс?мъ въ "кр?пости" распоряжается его властолюбивая супруга, которая даже въ зас?даніи "военнаго сов?та" принимаетъ горячее участіе. Но изъ своей многотрудной жизни онъ вынесъ спокойное мужество, в?рность солдатскому долгу и равнодушіе къ смерти. Въ посл?днія минуты своей жизни онъ явилъ прим?ръ истиннаго героизма и выказалъ всю красоту своей безхитростной и кроткой, а, вм?ст? съ т?мъ, и мужественной, благородной души". (Черняевъ). Р?шившись на борьбу съ Пугачевымъ, онъ зналъ, что идетъ на смерть,- и участь семьи не останавливаетъ его: онъ просто прощается съ подругой жизни, просто благословляетъ дочь. "Въ его посл?днихъ словахъ къ дочери сказывается вся сила его в?ры и вся искренность его безхитростной, простой, чисторусской морали: "Ну, Маша, молись Богу, будь счастлива. Онъ тебя не оставитъ. Коли найдется добрый челов?къ – дай вамъ Богъ, любовь да сов?тъ. Живите такъ, какъ жили мы съ Василисой Егоровной". Къ солдатамъ своимъ онъ обращается съ р?чью простой, чуждой аффектаціи: "что же вы, д?тушки, стоите? умирать, такъ умирать – д?ло служнвое!". Въ немъ много комизма, но въ т?хъ случаяхъ, въ которыхъ обнаруживается его величавое, чуждое всякой театральности чисто-русское мужество, онъ вселяетъ къ себ? глубокое уваженіе, и вы преклоняетесь передъ нимъ, какъ передъ истиннымъ героемъ, ни мало не уступающимъ т?мъ героямъ древней Греціи и древняго Рима, которымъ мы привыкли удивляться со школьной скамьи. (Тамъ же). Иванъ Кузьмичъ – изъ разряда т?хъ смирныхъ, незам?тныхъ героевъ, которыми такъ интересовался Л. Толстой въ своихъ "Севастопольскихъ разсказахъ" и въ "Войн? и Мир?". {Тушинъ, Тимохинъ и др.}
       Иванъ Игнатьевичъ.
      Рядомъ съ Мироновымъ стоитъ близкій ему по духу Иванъ Игнатьевичъ. Въ этомъ кривомъ поручик?-старик? еще больше комизиа, ч?мъ въ его начальник?,- онъ еще простодушн?е, еще безхитростн?е капитана Миронова, но y него такое-же мужественное сердце и довольно здраваго смысла. И Швабринъ, и даже Гриневъ не прочь посм?яться надъ этимъ см?шнымъ старикомъ, который безропотно исполняетъ вс? приказанія капитанши – помогаетъ ей мотать нитки, по ея приказанію, нанизываетъ грибы для сушенія. Ho y него оказывается свои взгляды на жизнь и смерть… Онъ, наприм?ръ, чуждъ предразсудковъ "культурнаго общества" и на дуэль смотритъ съ чисто-народной точки зр?нія. Когда Гриневъ его пригласилъ быть секундантомъ онъ сказалъ: "помилуйте, Петръ Андревчъ. Что это вы зат?яли! Вы съ Алекс?емъ Иванычемъ побранились! Велика б?да! Брань на вороту не виснетъ! Онъ васъ побранилъ, a вы его выругайте; онъ васъ – въ рыло, a вы его въ ухо, въ другое, въ третье – и разойдитесь; a мы ужъ васъ помиримъ. A то, доброе-ли д?ло заколоть своего ближняго, см?ю спросвть? И добро бы ужъ закололи вы его: Богъ съ нимъ, съ Алекс?емъ Иванычемъ, я и самъ до него не охотникъ. Ну, a если онъ васъ просверлитъ? На что это будетъ похоже? Кто будетъ въ дуракахъ, см?ю спростть?" Онъ осуждаетъ дуэль и съ точки зр?нія христіанской, и съ точки зр?нія здраваго смысла. Для него это только гр?хъ и нел?пость,- "рыцарства" въ поединк? онъ не понимаетъ и даже, вопреки начальнымъ требованіямъ "приличія", не считаетъ нужнымъ скрывать вв?ренную ему тайну. Умираетъ онъ такъ же просто, повторяя передъ Пугачевымъ слова своего единственнаго авторитета въ жизни – капитана Миронова. Въ эти слова онъ вноситъ только свое добродушіе, сказавъ самозванцу: "ты, дядюшка,воръ и самозванецъ!"
       Вамилиса Егоровна.
      Характервой парой къ Ивану Кузмичу была его жена Василиса Егоровна. Эта словоохотлвиая, прямодушная женщина отличалась властнымъ характеромъ; передъ ней пассовалъ ея, обстр?лянный въ бояхъ, супругъ,- но, относясь къ нему немного свысока, она ум?ла уважать въ немъ честнаго друга и честнаго воина. Она до такой степени сжилась съ нимъ, что жизнь y нихъ была общая. "Мы ужъ сорокъ л?тъ на служб?",- говоритъ она о муж?. Вс? д?ла мужа поэтому считаетъ она въ одинаковой степени своими. Она обладаетъ мужественнымъ характеромъ и на военномъ сов?т? является р?шительной сторонницей сопротивленія Пугачеву. Она была настоящимъ другомъ своему мужу и въ могилу не хочетъ отпускать его одного. Поэтому она отказывается спасаться б?гствомъ изъ кр?пости: "нечего мн? подъ старость л?тъ разставаться съ тобой да искать одинокой могилы на чужой сторон?,- вм?ст? жить, вм?ст? и умирать!" – говоритъ она. "Она была необразована и, по вн?шности, н?сколько грубовата, но въ ея душ? таился неисчерпаемый родникъ любви, соединенный съ отвагой и выносливостью челов?ка, закаленнаго въ опасностяхъ и трудахъ боевой и походной жизни. Василиса Егоровна – такой же св?тлый и привлекательный типъ стараго в?ка, какъ Иванъ Кузмичъ, Иванъ Игнатьевичъ, Савельичъ и старикъ Гриневъ съ женою (Черняевъ).
       Марія Ивановна Миронова.
      Марія Ивановна подстать Грнневу,- не сразу увидишь черты великой души и великаго сердца въ этой простой и незам?тной д?вушк?. И постигаютъ ее сразу или люди-сердцев?дцы, какой представлена въ роман? императрица Екатерина, или инстиктивно чуютъ величіе ея души людн безхитростные: Савельичъ называлъ ее "ангеломъ Божьимъ". Образованія она не получила никакого,- б?дность не позволила родителямъ ея дать ей ни св?тскаго лоска, ни блестящаго воспитанія: "они окружили ее атмосферой честной б?дности и несложныхъ, но возвышенныхъ и твердыхъ взглядовъ на жизнь и людей"… Подобно многимъ русскимъ д?вушкамъ древней Руси, она все воспитаніе получила въ религіи, да въ семь?. "Церковь сд?лала ее христіанкой въ истинномъ смысл? этого слова; отчій домъ поддерживалъ и укр?пилъ въ ней то настроеніе, которое она вынесла оттуда и прочно привилъ къ ней несложные, но добрые навыки и уб?жденія, на которыхъ держалась старинная Русь". Впечатлительная и женственная, она отличается чуткостью сердца и тонкимъ, какимъ-то, смиреннымъ самолюбіемъ. Но, роняя тихія слезы самолюбія во время беззаст?нчиваго разговора матери объ ея б?дности, падая въ обморокъ отъ шума битвы и при вид? Пугачева она могла быть р?шительна и см?ла въ своихъ поступкахъ: никакія мученія не заставляютъ ее подчиниться вол? Швабрина: безъ колебанія идетъ она въ трудный путь,- ходатайствовать передъ императрицей за своего ни въ чемъ неповиннаго жениха. Замкнутая въ себ? и скрытная, она жила внутренней жизнью и, мало говоря, не выд?ляясь изъ массы людей, сум?ла выработать въ себ? знаніе людей и научилась въ нихъ разбираться (отношеніе ея къ Швабрину). Рисоваться она не ум?ла, всякая аффектація ей чужда. Искренняя и простая, она не любитъ выставлять на показъ своихъ чувствъ. Даже прощалась она съ могилами родителей одна, чтобы дорогой ей челов?къ не былъ свид?телемъ ея горя. Насколько сильны надъ ней древне-русскія воззр?нія на жизнь, видно, хотя-бы, изъ того, что, узнавъ о нежеланіи родителей Гринева прислать ему благословеніе на свадьбу, она готова подчиниться вол? Божьей и отказывается отъ мечты соединить свою сиротскую долю съ судьбой дорогого ей челов?ка. "Н?тъ, Петръ Андреичъ, говоритъ она, я не выйду за тебя безъ благословенія твоихъ родителей. Безъ ихъ благословенія не будетъ теб? счастья. Покоримся вол? Божьей. Коли найдешь себ? суженую, коли полюбишь другую – Богъ съ тобою, Петръ Андреичъ, a я за васъ обоихъ буду Богу молиться!". Великодушная безъ м?ры, д?вушка готова молиться зa будущую супругу дорогого ей челов?ка; она думаетъ только объ его счастье; "безъ ихъ благословенія не будетъ теб?счастья" – говоритъ она. Подобно своимъ родителямъ, подобно кривому поручику, подобно этимъ "стариннымъ людямъ", она не живетъ модными идеалами, вычитанными изъ книгъ. Она осуждаетъ дуэль, видя въ ней проявленіе злого легкомыслія и эгоизма,- для нея не "правила чести", не приличія св?тскихъ людей,- a внутренняя, "божеская правда" выше всего на св?т?. "Марья Ивановна прекрасно себ? усвоила значеніе Евангельскихъ словъ: "будьте кротки, какъ голуби, и мудры, какъ зм?и"; она всец?ло была проникнута величавою народною мудростью, сложившеюся подъ вліяніемъ церкви и ея ученія". Она не кончила своей жизни, какъ Лиза Калитина монастыремъ,- она сд?лалась счастливой матерью и преданной женой.
       Сравненіе этой героини съ Татьяной.
      Образъ Маши Мироновой гораздо полн?е и чище образа Татьяны Лариной. Кроткое лицо Марьи Ивановны окружено ореоломъ чистоты и поэзіи и, даже можно сказать, святости. Марья Ивановна, съ гораздо большимъ основаніемъ, ч?мъ Татьяна, можетъ быть названа идеаломъ русской женщины, ибо въ ея натур?, въ ея стремленіяхъ, и во всемъ склад? ея ума и характера не было ничего нерусскаго, вычитаннаго изъ иностранныхъ книгъ и, вообще, нав?яннаго иноземными вліяніями. Вс?ми своими помыслами и влеченіями Марья Ивановна связана съ русскимъ бытомъ Только талантъ такого реалиста-художника, какъ Пушкинъ, спасъ образъ героини, этого "ангела во плоти" – отъ фальши. Онъ такъ прикр?пилъ ее къ земл?, къ сред?, къ эпох?, что эта идеальная героиня спасена была отъ той идеализаціи, которая многихъ героевъ стараго, до-пушкинскаго романа, обратила въ какихъ-то манекеновъ, живущихъ по правиламъ прописной морали.
       Пугачевъ.
      Удивительное мастерство обнаружилъ Пушкинъ и въ обрисовк? Пугачева. Въ пору романтизма, когда писатели особенно дорожили риторикой и эффектами, Пушкинъ сум?лъ въ Пугачев? понять и нарисовать не мелодраматическаго героя – а, просто, челов?ка, съ челов?ческими слабостями и достоинствами. Пугачевъ, въ его толкованьи, т?мъ интересн?е для насъ, что къ обрисовк? его души Пушкинъ приготовился долгол?тнимъ изученіемъ историческихъ матеріаловъ, записокъ и устныхъ преданій. Такимъ образомъ, въ характеристик? самозванца сказался не только поэтъ-художникъ, инстинктомъ прозр?вающій челов?ческую душу, но и добросов?стный ученый-историкъ. Благодаря такому соединенію точекъ зр?нія, образъ Пугачева получился полный: Пушкинъ не умолчалъ о преступныхъ чертахъ его души (напр., о кровожадности), но сум?лъ въ немъ найти широкія черты отваги, удальства и способность отдаваться благороднымъ порывамъ; въ немъ онъ уловилъ и добродушіе, и плутоватый простонародный юморъ. "Пушкинскій Пугачевъ представляетъ соединеніе богатырскаго размаха съ плутоватостью яицкаго казака, прошедшаго огонь и воду, съ повадками разбойника… Не уменьшая крупныхъ разм?ровъ Пугачева, Пушкинъ не д?лалъ изъ него мелидраматическаго злод?я, или байрововскаго героя; онъ ни на ммнуту не забывалъ о т?хъ историческихъ условіяхъ, которыя породили Пугачева и пугачевщину". Не широкіе политическіе замыслы, a "прыткость, бодрость молодецкая и хм?линушка кабацкая" – какъ поется въ п?сне, выдвинули Пугачева. См?лый, отважный, всегда полагающійся на авось, этотъ "герой безвременья", ум?ющій напустить, когда нужно, ужасъ, можетъ хохотать отъ души заразительнымъ, добродушнымъ см?хомъ. Г. Черняевъ совершенно справедливо указываетъ, что казнь Мироновыхъ была необходимостью для Пугачева посл? того, какъ они всенародно называли его "воромъ" и "самозванцемъ". Помиловать ихъ посл? этого было бы опасною для Пугачева слабостью – онъ уронилъ бы себя въ глазахъ своей кровожадной свиты безвозвратно. Казнь эта была нужна, кром? того, и для того, чтобы терроризовать власти.
      Простой челов?ческій разговоръ Гринева подкупаетъ его и помогаетъ ему установить откровенныя, почти пріятельскія отношенія. Онъ даже раскрываетъ свои честолюбивые замыслы юнош?-Гриневу: "Какъ знать! говоритъ онъ. Авосьи удастся! Гришка Отрепьевъ в?дь поцарствовалъ же надъ Москвой!" Такимъ образомъ, ему хочется только поцарствовать,- онъ знаетъ, что судьба Гришекъ Отрепьевыхъ непрочна, но путь къ ней интересенъ,- a Пугачевъ, въ изображеніи Пушкина – именно незаурядная личность: онъ поэтъ-мечтатель,- "съ какимъ то дикимъ вдохновеніемъ" разсказываетъ онъ Гриневу сказку о томъ, что воронъ живетъ триста л?тъ, потому что питается падалью, a орелъ – недолго, но за то пьетъ живую кровь… И Пугачевъ готовъ жить недолго, да бурно, мятежно,- эту жнзнь онъ предпочитаетъ спокойной, трудовой… Пушкинъ сум?лъ подслушать поэтическія настроенія не только въ душ? Пугачева, но и y его дикихъ сообщниковъ: они – такіе же "орлы"-авантюристы, знаютъ, что часъ расплаты не за горами. На Гринева производитъ сильное впечатл?ніе разбойничья п?сня: "не шуми, мати, зеленая дубравушка", которую п?ли товарищи Пугачева: невозможно разсказать, говоритъ онъ устами Гринева, какое д?йствіе произвела на меня эта простонародная п?сня про вис?лицу, расп?ваемая людьми, обреченными вис?лиц?. Ихъ грозныя лица, стройные голоса, унылое выраженіе, которое придавали они словамъ, и безъ того выразительнымъ,- все потрясало меня какимъ-то піитическимъ ужасомъ! Поэтъ сум?лъ въ этой сцен? раскрыть всю психологію разбойничества, проникнуть въ духъ той поэзіи, которая создана была этимъ широкимъ размахомъ личности, вырвавшейся на свободу! {См. мою Исторію русской словесности вып. I, ч. I. Пушкинъ очень интересовался разбойничествомъ,- онъ началъ съ собиранія п?сенъ о Стеньк? Разин?, a зат?мъ перешелъ къ Пугачеву. Баллада его "Женихъ" тоже относится къ этой групп?.}
       Хлопуша.
      Удался Пушкину и другой типъ "разбойника" – Хлопуши, сообщника Пугачева. Это – образецъ "древнерусскаго разбойника-богатыря, им?вшаго, своего рода, рыцарскіе взгляды на свою профессію". Съ презр?ніемъ онъ относится къ мелкому преступнику Б?лобородову: "Конечно, говоритъ онъ, и я гр?шенъ, и эта рука повинна въ пролитой христіанской крови. Но я губилъ супротивника, a не гостя; на вольномъ перепутьи, да въ темномъ л?су,- не дома, сидя за печкою; кистенемъ и обухомъ, a не бабьимъ наговоромъ". "Въ этомъ отв?т? открывается весь Хлопуша, съ его суровою и дикою храбростью, съ его отвращеніемъ къ коварству, наушничеству и къ изворотамъ, и съ его своеобразными понятіями о разбойничьемъ благородств?".
       Швабринъ.
      Если въ обоихъ разбойникахъ сум?лъ Пушкинъ найти что-то подкупающее, то въ лиц? Швабрина не нашелъ онъ ни одной привлекательной черты. Злой, хитрый, даже коварный интриганъ, для котораго н?тъ ничего святого въ жизни, онъ не отличается и храбростью и, оттого не видя смысла въ жизни, онъ трусливо ц?пляется за эту жизнь. Его умъ, и образованіе не спасаютъ въ немъ "челов?ка" – и образъ его въ пов?сти заклеймленъ позоромъ. Онъ презираетъ в?ру д?довъ и отцовъ; ему чужды понятія о чести и долг?,- понятія, которыми жили Гриневы,- но этого хорошаго-стараго онъ не зам?няетъ хорошимъ-новымъ. Это какая-то "пустота" – отрицательная величина, первый русскій "нигилистъ", выросшій на русской почв? благодаря плохо-понятому французскому скептицизму.
      Писатель не разсказалъ намъ его прошлаго,- въ д?йствіе вводитъ онъ Швабрина, словно для контраста съ Гриневымъ,- въ его сердц?, какъ разъ, н?тъ ничего св?тлаго,- н?тъ понятія обязанностей по отношенію къ отечеству и ближнимъ; y него н?тъ чести, не только дворянской, но и челов?ческой. Онъ трусливъ, мелоченъ, мстителенъ и даже, единственно-смягчающее этотъ образъ, чувство – любовь къ Маш? рисуетъ его сердце съ самой отрицательной стороны.