Утром я направился в школу.
      Директор Никон сидел за столом, подперев рыжую бородку рукой, и вид у него был несчастный-разнесчастный, словно от него жена ушла или ему только что об увольнении сообщили.
      - А я вас вчера искал, - вместо приветствия сообщил он. - А сегодня вас наш милицейский начальник спрашивал, Иван Ступаков. Похоже, вы у нас в городе популярный человек.
      - Здравствуйте, Анатолий Сергеевич, - сказал я. - Что-нибудь случилось?
      - Эти ваши разноцветные камешки и в самом деле видели, - директор подергал бородку. - И знаете, у кого? У сына директора банно-прачечного комбината Лошакова. Мальчишке двенадцать лет, но растет шпана шпаной, не удивлюсь, если в ближайшем будущем он станет постоянным клиентом нашей милиции.
      - А как же воспитание? - спросил я. - Влияние школы?
      - Какое там влияние, - устало сказал директор. - На них улица больше влияет. А мы им грубого слова не можем сказать, хотя лично я думаю, что их пороть надо. Прав был Корней Иванович Чуковский - телесные наказания в школе способствуют становлению человека и воспитанию в нем нравственности и морали.
      О подобных высказываниях классика детской литературы я не слышал, но спорить с директором не стал. Раз говорит, значит знает.
      - У него их видели вчера, - сообщил директор. - Мальчишки даже играли в них, если то, что происходит, можно назвать игрой.
      - Игрой это назвать трудно, - признался я. - Если это и игра, то игра человеческого воображения. Но камни у пацанов надо быстрее реквизировать. Такие игры влияют на человека не в лучшую сторону.
      Директор некоторое время смотрел на меня, словно прикидывал, доверить мне тайну или не стоит, потом открыл ящик стола и достал из нее нечто, напоминающее четки, но состоящее из множества переливающихся всеми цветами радуги камешков. На них хотелось смотреть, не моргая, блеск их завораживал. Я протянул руку, коснулся камней. На ощупь они были холодными, но в них горел огонь.
      - Разумеется, вы с мальчишкой побеседовали?
      - Конечно, - сказал директор. - С мягкой твердостью я пытался внушить ему, что воровать нехорошо. Особенно у марсиан.
      - И что он вам ответил? - я все еще не мог отвести взгляда от камней.
      - Он сказал, что его отец не марсианин.
      - Вы хотите сказать, что он спер это у своего отца?
      - Я ничего не хочу сказать, - мягко поправил Никон. - Я просто повторил слова мальчишки. Знаете, Валентин Мокееевич, мне было бы очень неприятно узнать, что к исчезновению марсиан имеет отношение Геннадий Федорович Лошаков. Мы с ним дружим с детства. Об этих самых энапах я знал еще вчера, когда вы только спросили меня про мальчишек. Каюсь, сразу не решился сказать вам. Надеялся, что энапы появились у Вени другим путем. Но… - он вздохнул и предупредительно поднял руки. - Я ведь понимаю, что вы приехали не просто так. Я понимаю, чем нам всем грозит убийство или похищение марсиан. Поэтому я решил выложить все как есть.
      - И правильно сделали, - успокоил я Никона. - Вы просто не знаете, что такое марсианская зачистка. Взрослых мужчин в лагерь, женщин - в другой лагерь, детей - в детские дома. Все, кто этому пытается сопротивляться… Я думаю, действие тепловых генераторов вы видели.
      - Видел, - сказал директор школы сухо. - Довелось. Страшная штука.
      - Мне бы хотелось побеседовать с этим мальчиком, - сказал я. - Его зовут Веней?
      - Он в соседнем классе сидит, - кивнул директор. - Я так и подумал, что вы с ним сами побеседовать захотите. Я с ним с утра поговорил, родителей он еще не видел, так что сказать никому ничего не мог.
      Пацан был щупленький, но нахальный и ершистый. Смотрел на меня настороженно, словно вороненок, случайно выпавший из гнезда. Именно такое он впечатление производил - нахальный и напуганный вороненок, который обнаружил, что к нему подбирается кошка, а родителей, как на грех, поблизости нет. Он сидел за крайним от окна столом, разглядывая меня круглыми глазами. Он ожидал неприятностей.
      - Здравствуй, Вениамин, - сказал я, садясь за учительский стол. - А меня зовут Валентин Мокеевич.
      Он промолчал, продолжая внимательно и настороженно разглядывать меня.
      - Нехорошо, нехорошо, молодой человек. Разве тебе не объясняли, что воровать нельзя?
      - Я не воровал, - тихо сказал он.
      - А это? - я бросил на стол переливающуюся всеми цветами радуги цепочку камней.
      Глаза мальчишки жадно вспыхнули. Похоже, парень уже хорошо знал, что это такое, и умел энапом пользоваться.
      - Где ты это взял? У марсиан?
      - У каких марсиан? - парень посмотрел на меня. - У отца в ящике для инструментов нашел. Я даже не знал, что это марсианская штуковина, думал сначала так, бусы стеклянные.
      - Точно? Не врешь? - надавил я.
      - Отца спросите! - мальчишка судорожно вздохнул. - Как я мог у марсиан взять, если они к себе никого, даже тех, кто на комбинате раньше работал, не пускали? - привел он, как ему казалось, веский довод.
      "Вот именно, - подумал я. - Никого они к себе не пускали. Откуда же тогда энап взялся у твоего отца?"
      - Ты когда его нашел? Ну, у отца в ящике?
      Воодушевленный тем, что ему верят, мальчишка задумался. Он даже губами шевелил, словно это в чем-то могло ему помочь.
      - Двадцать четвертого, наверное, - наконец сказал он.
      Совпадало. Марсиане по всем прикидкам исчезли двадцать второго. Или двадцать третьего. Тогда впервые заметили, что треножники длительное время остаются неподвижными, и на них садятся птицы. Этого марсиане никогда не позволяли, тепловым лучом превращая птиц в пепел. Когда же Геннадий Федорович Лошаков принес в дом марсианскую игрушку - в ночь исчезновения гарнизона или на следующий день? Это надо было смелость иметь - зайти туда, куда тебя не пускают. Или он знал, что бояться уже нечего? Тогда получалось, что появился след. Тоненький, неверный, но след.
      - Ладно, - казал я. - Иди. Только о нашем разговоре никому ни слова. Знаешь, какая это ценная штука?
      - Уже догадался, - подавленно сказал младший Лошаков.
      Разговаривать со мной ему не хотелось. Ему сейчас было легче решить задачу на доске. Любую. Даже по высшей математике.
      Закончив беседу с мальчишкой, я зашел к директору.
      - Анатолий Сергеевич, у вас в школе газеты есть?
      - А как же, - с заметной гордостью и некоторым удивлением сказал тот. - "Комсомолку" выписываем, областную "Правду" и "Голос Вселенной". У нас и подшивки есть в библиотеке. Принести? Или вы хотите нашу библиотеку посмотреть? У нас хорошая библиотека.
      - Это не к спеху, - сказал я. - Будет время, посмотрите сами и выпишите, какие спортивные передачи шли двадцать второго и двадцать третьего числа.
      Не знаю, что Анатолий Сергеевич Никон подумал, но посмотрел он на меня с удивлением. Пусть удивляется. Меня это не особенно беспокоило.
      Затем я зашел на почту.
      Вот что на Земле точно изменилось в лучшую сторону, так это почта. Марсиане посодействовали. Не знаю, как их техника действовала, но достаточно было наклеить на письмо или посылку специальный ярлык, и передача почтового отправления из города в город происходила мгновенно. На сортировке адрес увидят сегодня же, а это означало, что не позднее вечера содержимое пробирки, которую я наполнил в бассейне, будет в лаборатории нашего управления, а что делать, я им объяснил по телефону, благо сотовая связь в последнее время осуществляется через несколько марсианских спутников, запущенных с помощью земных ракет. К ракетостроению марсиане отнеслись с большим интересом и вниманием. Они сразу же взяли под контроль все фирмы, работающие на космическую промышленность, особенно работающие с двигателями на ядерном приводе. Дело мира было в надежных руках, и марсиане не собирались их разжимать.
      Остаток дня я провел в пустых хлопотах. Впрочем, не совсем пустых. Все факты, которые я собрал, неопровержимо доказывали, что не было и не могло быть в городе Сухов экстремистской и террористической организации из воинствующих интеллигентов, не было в нем организованной преступности, способной бросить вывод марсианам, вообще не было здесь людей, способных вступить в поединок с марсианской ухающей бригадой.
      И провокация отпадала - как я успел узнать, интересующие меня дни дисколеты над городом не появлялись, иные средства передвижения тоже, а значит, тайно вывезти суховских марсиан никто не мог. Собранные сведения не слишком меня порадовали. Они говорили, что я туп и выстроенные мною версии ни к черту не годятся и вообще я шел не по тому пути. И все-таки - не могли же марсиане уйти ночью, бросив на произвол судьбы свою боевую технику! А главное - ну куда они могли уйти? Им в человеческой толпе не затеряться.
      Правда, была у меня в руках тоненькая ниточка, но для того, чтобы потянуть за нее, мне нужен был майор Ступаков.
      Закончив работу, я вернулся в школу и зашел к директору.
      - Я вашу просьбу выполнил, - сообщил Анатолий Сергеевич. - Не знаю, зачем вам это нужно, но двадцать второго по "Теленации" действительно демонстрировался футбол. Московский "Спартак" играл с пермской "Камой". Показ матча начался в девятнадцать часов. "Кама", кстати, выиграла. Годится?
      - Другие спортивные передачи были?
      Никон хмыкнул.
      - У нас в городе уже третий год семьдесят два канала, - с видимой гордостью сказал он. - Из них два спортивных. Там все показывают: от бейсбола до метания тарелочек на дальность расстояния. При этом, заметьте, круглосуточно.
      - Спасибо, Анатолий Сергеевич, - кивнул я.
      - И еще один момент, - сказал директор. - Один из наших источников, - он страдальчески вздохнул, так уж не нравилось ему это слово, - один из наших источников разговаривал со Шнуром. Так Шнур утверждал, что двадцать второго ближе к полуночи видел Валерку Васильева, который по улице Собчака куда-то бежал. Говорит, торопился сильно.
      - Васильев - это электрик, - сообразил я. - А Шнур?
      - Великанов Андрей Ильич, - сказал директор. - Никчемный мужичонка. Закладывает постоянно, врет, половине города деньги должен. Я-то всерьез это не принимаю, но вдруг сгодятся сведения, вот вам и сообщил.
      "Сгодятся, сгодятся, - подумал я. - Двадцать второго. Интересно…"
      - Вообще-то он мог от кума своего домой бежать, - сказал Никон. - На Собчака у него кум живет, Санька Коротков, тот двадцать третьего аж десять литров пива взял, футбол, наверное, собирались на пару смотреть.
      - Разберемся, - сказал я.
      Факты увязывались в единую цепь. Только вот конечный вывод пока оставался туманным и неясным.
      - Еще машину видели, - сказал директор. - "Газель", ее тоже около одиннадцати на Собчака видели.
      - А чья "Газель"?
      - Фермера с Березовской, - сказал Никон. - Кураев ему фамилия. Спокойный такой мужик, мухи не обидит. Он вообще-то мог и к Сашке Короткову приезжать, они с ним давно знакомы, еще зерно вместе ездили в Иран продавать.
      Фамилия мне была знакома, только я виду не подал. Вот и засветился Кураев. Надо было думать, сложно незамеченным раскатывать по городку.
      - Вера Петровна звонила, - сообщил директор. - Спрашивала, придете ли вы на обед.
      При этом лицо его оставалось непроницаемым.
      Что ж, война войной, а обед - по расписанию.
      Когда я пришел в дом Веры Петровны, хозяйка смотрела телевизор. Шел круглый стол, посвященный вопросам политических свобод земных жителей, вел круглый стол известный тележурналист Иван Галкин, звезда телеэкрана в третьем поколении. В дискуссии участвовали марсианин и журналист, представляющий свободную прессу. Оппонент марсианина был щуплым лысым человечком с неопрятной всклокоченной бородой и остатками волос над ушами. Его представили зрителям как господина Бенедиктинова.
      Даже на экране видно было, как нервничает марсианин, участвующий в дискуссии.
      Он ворочался, то вольготно разбрасывал щупальца, то, щелкнув клювом, буквально втягивал их в себя. Я мог поклясться, что в круглых немигающих его глазах с вертикальным черным зрачком поблескивают контактные линзы.
      Переводчик торопливо переводил его слова:
      - Все эти крики насчет принудительной сдачи крови лишены каких-либо логических оснований. Вы знаете, что кровь является основным продуктом питания марсиан. Единственным продуктом! Разве может разумное существо отказать собрату по разуму в питании? Это было бы в высшей степени негуманно. Волею судьбы мы с вами - братья по крови, причем в самом прямом, а не в переносном смысле этого слова. И вы ведь не будете отрицать, что марсиане принесли на Землю подлинную свободу. Вы так часто повторяли слова, что готовы за свободу отдать всю свою кровь до последней капли, что становится удивительным ваш протест против дарованной Марсом свободы. Вы - свободны! Мы освободили вас от продажных политиков, которые постоянно затевали свары, перерастающие в войны, мы распустили армии, освободили вас от обязанности служить, а главное содержать громоздкие и никому ненужные аппараты, в которых собранные люди тренировались и учились исключительно убивать себе подобных. Марсиане борются с преступностью. Никто не будет отрицать того очевидного факта, что, уважая земную ячейку жизни - семью, мы покончили с проституцией и торговлей женщинами. Мы дали вам свободу экономики. Мы дали вам свободу слова - каждый может высказаться и быть услышанным. Мы сделали вас равными среди равных. И за это мы требуем лишь одного - крови! Той самой крови, которую вы были готовы за эти свободы пролить. Вспомните, "лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день идет за них на бой"! Но зачем кровь проливать? Кровь - слишком ценный продукт, чтобы орошать ею землю. В порядке компенсации за дарованные свободы мы забираем эту кровь себе. Чем же вы недовольны?
      - Чем мы недовольны? - вскричал Бенедиктинов фальцетом. - Вами, вами, господа марсиане! Вы говорите, что даровали нам свободы. А мы утверждаем, что вы превратили нас в своих рабов! Вы превратили нас в стадо, дав возможность относительно свободно пастись на лугу Земли. Проливать кровь - это было наше священное право, мы боролись за свободы, мы добивались их в борьбе. И мы совсем не желали, чтобы кто-то спустился с небес и предложил обмен: свободу на нашу кровь! Вы говорите, что дали нам свободы, мы же утверждаем, что вы отняли их у нас!
      Марсианин снова защелкал клювом.
      Переводчик внимательно выслушал его и продолжил:
      - Если вы считаете, что свобода заключается во вседозволенности, то это ошибка. Человеческая жизнь не должна прерываться насильственно, смысл ее - дать потомство, вырастить его, воспитать полноправного гражданина земного общества. Если вы считаете, что вы свободны развязывать братоубийственные войны, если справедливость видите в том, что несколько миллионов живут в полном довольстве, в то время как подавляющее большинство населения Земли голодает, то марсиане против такой свободы и такой справедливости. И потом, позвольте вам напомнить, отбор крови производится исключительно в соответствии с вашим желанием пролить ее, чтобы обрести свободы. Вы говорите: рабство, а мы называем это взаимовыгодным обменом. Кроме того, постоянное обновление крови оздоровительно влияет на человеческий организм в целом. Выросла продолжительность человеческой жизни, канули в небытие страшные болезни. Вы ведь не будете отрицать в том заслуги марсиан?
      - Но цена! Цена! - вскричал Бенедиктинов, и лицо его исказила гримаса бешенства. - Ценой этому утрата самостоятельности людского рода. Возможно, со временем мы и сами добились бы этого. Но сами! Сами!
      Глаза марсианина блеснули. Он распустил щупальца - поза его, как когда-то объяснял мне специалист, выражала полное пренебрежение к собеседнику.
      - Не скажет ли уважаемый оппонент, сколько людей человечество потеряло в так называемых битвах за независимость? Только последняя мировая война унесла из жизни почти пятьдесят миллионов человек. Я не ошибаюсь? Вы только представьте, сколько ценнейшего продукта было безвозвратно утеряно. Сколько марсиан могло бы жить в сытости и довольстве. Разве нормальные разумные существа могли себе это позволить? Разве вы не ограничиваете в самостоятельности своих неразумных детей? Но разве тем самым вы лишаете их свобод? В конце концов, самостоятельность тоже понятие относительное - дети получают свободы постепенно из ваших рук. Почему вы отказываете в этом праве тем, кто значительно старше вас, прошел больший эволюционный путь и лучше вас представляет, что на данном этапе человеку полезно, а что вредно? Самостоятельность рода человеческого! Мы, что, заставляем вас заниматься непосильным трудом в каменоломнях или на плантациях? Увозим на Марс влачить жалкое существование в условиях, к которым вы не приспособлены? Мы сжигаем вас в газовых камерах? Нет, мы даем возможность роду человеческому гармонично развиваться. А за это требуем скромную плату. Многие из вас добровольно сдавали кровь на нужды своей медицины. И что же? Вы и тогда чувствовали себя рабами? Вашу точку зрения, господин Бенедиктинов, разделяют не все земляне, совсем не все. Вы выдаете свое личное мнение за общественное. Многие земляне благодарны марсианам за так называемое рабство, оно дало возможность им излечиться и стать полноправными членами общества, впервые досыта поесть, работать в щадящих условиях - ведь не секрет, что до марсиан у вас существовали потогонные системы труда! Какая разница, на кого вы батрачили - на марсиан или на соплеменников. Ведь если в корень смотреть, тоже кровью расплачивались!
      - Не все! Не все! - крикнул Бенедиктинов.
      - Вот! - сказал марсианин. - Вот где главная причина. Мы при отборе крови учитываем только физическое состояние, ориентируемся на взрослых особей, вы же учитывали при этом сотни второстепенных факторов, включая социальные. Но так не должно быть. Вы по рождению одинаковы. И кровь у всех вас красная. Покажите мне землянина с голубой кровью. Нет таких…
      - Вера, переключи, - попросил я.
      Смотреть эту галиматью было выше моих возможностей. Телевидение отрабатывало свои денежки на совесть. И этого лысого Бенедиктинова я знал, он был главным редактором газеты "Голос крови", которую финансировали близкие к марсианам политические круги, поэтому я не сомневался, что телевизионная передача была заказухой чистой воды. Сам господин Бенедиктинов, насколько я знал, от сдачи крови был освобожден. Представил справку, что в детские годы болел туляремией и что гемофилия у него. Марсиане оказались брезгливы, несворачивающуюся кровь не употребляли.
      - И правильно, - сказала Вера Петровна, переключая канал. - С утра такую галиматью смотреть. Говорят, говорят… Можно подумать, что после этих разговоров нормы сдачи крови уменьшат. И марсианин этот прав - они с нами по-божески обращаются, приди к власти бен Зебб, вот уж кровавые дела вокруг творились бы. А так, соблюдай их законы, кровь своевременно сдавай, и никто тебя пальцем не тронет. Будешь жить, как у Христа за пазухой. Говорят, скоро за кровь деньги платить станут. Хорошие деньги. Правда это, Валентин Мокеевич?
      "Не дай Бог, - подумал я. - Не дай Бог, марсиане за нашу кровь деньги платить станут. Тут человечеству и хана. Ведь многие пожелают заработать не на своей, а на чужой крови. Это в природе человеческой - зарабатывать на чужом горе. Так проще и легче. Найдутся такие, что начнут скачивать кровь у тех, кто слабее, а еще найдутся те, кто начнет воровать людей и содержать их в тайных лагерях, регулярно собирая их кровь и продавая ее марсианам. А некоторые и вовсе не захотят ждать, а будут ездить ночами на машинах и забирать у случайных прохожих всю кровь сразу. Нет уж, пусть лучше будет так, как есть. И надо убедить марсиан, чтобы они ничего не меняли. Никакой платы, в противном случае человечество недолго протянет. Мы сами с собой покончим. За хорошие деньги".
      - Не знаю, - сказал я. - Не думаю, Верочка. На кой черт им платить за то, чем они владеют по праву победителя.
      - Ну и ладно, - легко согласилась она. - Не в деньгах счастье.
      Она посмотрела на часы.
      - Сейчас мой любимый сериал начнется. А вы у себя сериалы смотрите?
      Только этого мне не хватало для полного счастья, что-нибудь вроде "Хроники одной недели", которая растянута на полгода.
      - Все времени не хватает, Верочка. Работа мешает. Ты Шашунова знаешь?
      - А как же, - сказала Вера. - Он ведь учителем физики работает в нашей школе.
      - И что он за человек?
      - Непонятный, - сказала Вера. - Раньше он у нас в патриотах ходил. Марсиан костерил на каждом углу. А потом успокоился. Кровь сдавать начал после третьего предупреждения, даже в почетные доноры вышел. Филиал Общества российско-марсианской дружбы в Сухове создал. Астрономическими наблюдениями Марса занимается, у него даже самодельный телескоп есть. Да на кой тебе сдался этот зануда? Он и на мужика-то не похож, весь как девочка, и разговоры у него такие - вежливые и деликатные.
      - А он не педик? - поинтересовался я.
      Лицо Веры вспыхнуло.
      - Ну, вы скажете, Валентин Мокеевич, - смущенно сказала она. - У нас в Сухове таких сроду не водилось. А Шашунов еще тот бабник, он у нас многим проходу не давал и мне он не раз нескромные предложения делал. Но я таких терпеть не могу, послала его куда подальше, он и отстал.
      - А про фермера Кураева ты что-нибудь знаешь?
      - Это который с Березовской? - сказала Вера и почему-то порозовела. - Крепкий мужик. И хозяйство у него в районе самое крупное. Они с Шашуновым года два знаются. Этот самый Кураев нам в школу мясо привозил - и свинину, и говядину, а цены у него в два раза ниже, чем в нашем "Грошике". Да ну, не хочу я о них говорить…
      Честно говоря, рядом с ней и мне не хотелось ни о ком разговаривать. Другим хотелось заниматься, совсем другим. И угрызений совести я при этом не испытывал!
 
      Майор Ступаков позвонил в школу после обеда.
      - Валентин Мокеевич, это ты? - спросил он. - Здравствуй. Так я дернул Валерку. Ничего интересного. Двадцать третьего он был в школе в последний раз. Марсианам в этот день сменили в бассейне масло. Здоровенькие были, ухали, поужинали, чем полагается, все ждали, когда можно будет нырнуть в бассейн. Он включил тэны, подогрел масло до сорока градусов и ушел. А утром обнаружилось, что марсиане исчезли, все до единого.
      - Не врет? - спросил я.
      - Ты бы на него посмотрел, - хихикнул майор. - Такие вообще врать не могут. Его только спроси, уши сразу краснеют, руки чуть в узел не завязываются. Идеальный человек для допроса. Я бы брехню сразу просек.
      Может, оно и так. Теперь мне требовался ответ из области, он мог кое-что прояснить: рассказ электрика, обнаружение энапа у сына директора бани, смена масла в бассейне - все это были звенья одной цепи, знать бы еще, куда этот набор бесхитростных фактов меня выведет.
 

 
      Генерал Лютоплатов позвонил утром следующего дня. Еще восьми часов не было.
      - Прохлаждаешься? - хмуро сказал он. - Разлагаешься в провинциальном городке? Водку с местными пьешь? "Марсианскую горькую" хлещешь? Омарами закусываешь? Шашлыки жаришь? Грузию вспомнил?
      - С чего вы взяли, Иван Федорович? - удивился я.
      - И еще над лабораторией издеваешься, - сказал генерал и как-то странно хрюкнул в трубку, я даже сразу не понял, что он засмеялся.
      - Это вы про анализ? - сообразил я.
      - Я о масле растительном, - сказал генерал. - Остальное сам должен сообразить.
      Так, так, так! Кажется, я и в самом деле случайно угодил в точку. У меня словно пелена с глаз спала. Нет, что бы мы делали без науки?
      - Деталей не спрашиваю, - сказал генерал, - но тебе надо поторопиться. Тут такие события надвигаются, в будущее заглядывать страшно. Ты, Валя, поторопись, если зацепки есть, шуруй со всем усердием, открывай свое мурло контрразведчика, нажимай, со Ступакова не слезай, но результат должен быть в ближайшие дни. Ты меня понимаешь?
      Я его прекрасно понимал. Что-то там такое намечалось, что мне и в самом деле следовало поспешать. Лютоплатов слов на ветер не бросал. И про то, что разлагаюсь я, он, конечно, не без умысла сказал, уже доложили какие-то суховские доброхоты. Похоже, был у генерала в Сухове независимый информатор, который ему сообщал о моих действиях и о ходе расследования.
      Плевать я на этого информатора хотел! У меня и в самом деле уже что-то вырисовывалось. Не заговор антимарсианский, не террористы с предгорий и даже не шпана, возомнившая себя хозяевами города, нет, здесь просматривалось совсем иное, совсем уже неожиданное, я даже знал, каким словом случившееся обозвать, только генералу об этом пока говорить не стал.
      Хитромудрым человеком был мой шеф. Вроде бы и ничего особенного не сообщил, даже отругал нерадивого подчиненного - так наш с ним разговор по телефону смотрелся. А между тем он сказал мне самое главное, назвал еще одно звено, связывающее общую цепочку.
      - Надеюсь, что завтра я вам все доложу лично, - сказал я.
      - Даже так? - генерал посопел в трубку. - Эти сроки меня вполне устраивают, Валя, я даже еще пару дней тебе могу выделить. Но не больше.
      - Ясно, - сказал я.
      - Вот и хорошо, люблю, когда ясность вырисовывается в нашем деле. Действуй, Валя, я тебе серьезно говорю, шторм надвигается.
      Значит, зачистка все-таки предрешена. Это меня огорчило больше всего. И что тогда будет с моей Верой Петровной? Честно говоря, привязался я к ней за эти дни. Человечек она правильный, а что так откровенно, как говорится, на близкий контакт третьего рода пошла, так это легко объяснимо: провинция, одиночество, скука, внезапный интерес к новому человеку. Своих-то она как облупленных знает, возможно, у нее даже желания не возникает проявить к кому-то из них симпатию. Сообразительная, умная, красивая женщина. Может, увезти мне ее отсюда от греха подальше? Когда здесь начнется заварушка, ей здесь мало не покажется. И нравилась она мне, по-настоящему нравилась. Пусть и легко все у нас с ней вышло, и инициативу, по большому счету, совсем не я проявил, но чем-то Вера Петровна меня цепляла. И в постели с ней было хорошо, в этом мы с ней уже не раз убедились. Впрочем, время для раздумий и разговоров с ней у меня пока еще было.
      Я позвонил Ступакову.
      Узнав, что я запланировал сделать, майор искренне удивился.
      - Так, Валентин Мокеевич, - сказал он, - бляха-муха, я же с ним уже беседовал!
      - Беседовал, - согласился я. - А теперь совершенно новые обстоятельства открылись. Надо с ним еще раз поговорить. А заодно и с Лошаковым, который баней заведовал.
      - Я же сегодня в Деминку уехать должен, - заныл Иван Ступаков. - Там трактористы влесопосадке труп прикопанный нашли. На самоубийство не похоже, самоубийца сам себя в землю зарывать не станет.
      - Вот и пошли туда начальника розыска, - сказал я.- Или он у тебя сам думать не умеет? Если так, то тебе его срочно менять нужно. Как хочешь, но ты мне здесь нужен.
      - Так ведь время терять не хочется, - не сдавался Ступаков. - Ясно же, пустой номер тянем!
      Очень ему в неведомую мне Деминку хотелось. Может, просто сбежать хотел от непонятного дела? Подальше от неприятностей, с ним связанных, оказаться? Люди не очень любят взваливать на плечи чужие заботы. А может, все гораздо прозаичнее было - ждал кто-то майора в Деминке, с нетерпением ждал.
      - Ваня, - сказал я. - Ты понял?
      - Понял, - после секундной паузы, сказал Ступаков. - Только, Валентин Мокеевич, вам не кажется, что все это зря?
      - А это мы потом решим, - злобно ухмыльнулся я в трубку. - После разговора с ними.
      Ну, не соображает ничего человек. Факты у него в руках были такие же, какими я владел, а вот не собрал он их воедино. Вот это и есть главный недостаток оперативного работника - там, где надо заняться аналитикой, он пытается соединить несовместимое, а в результате у него ничего не получается.
      - Валентин, - сказала у меня из-за спины Вера Петровна. - А вы опять в школу идете?
      Делать мне там нечего было! У меня все завязки вырисовывались на завтрашний день. Я уже не сомневался, что все просчитал правильно, дело оставалось за нужным результатом. А для этого надо разговаривать с людьми. Но не зря же говорили, что "колоть" людей я умею. "Колоть" - в смысле заставлять говорить правду. Даже если этого не хочется. Разумеется, без рукоприкладства. Для того чтобы чего-нибудь добиться, у человека должны быть мозги.
      - Значит, останетесь? - обрадовалась хозяйка. Как мне показалось, искренне.
      - Не останусь, - решительно сказал я. - И тебе дома нечего сидеть. Мне говорили, окрестности у вас здесь живописные. Самое время посмотреть.
      Город Сухов и в самом деле располагался в живописной местности. Вся область - зона полупустынь, сплошные степи, которые только ранней весной, пока трава не порыжела от солнца, кажутся обитаемыми. А в окрестностях города Сухова зеленели леса, которым могло позавидовать Подмосковье. И трава в этих лесах местами доходила по пояс человеку. А среди травы таились огромные пятнистые грибы-зонтики, шляпки одного такого гриба хватило бы на целую сковородку. И пауки развесили серебристую паутину среди деревьев. И не было никаких марсиан. И думать о них не хотелось.
      - Красиво тут у вас, - сказал я.
      - А вы оставайтесь, - улыбнулась Вера.
      - Хорошая мысль. Кстати, насчет оставайтесь… А ты не хотела бы уехать?
      Вера Петровна остановилась. Глаза у нее лукаво светились.
      - Это предложение?