Бывший полковник медленно выцедил водку, пошарил по столу голодным взглядом, ухватил и потянул к себе кусок жареной курицы.

— Меня по крайней мере из кабинета не выносили и на пол не роняли.

— Нашел чем попрекать! — Игорь Дмитриевич зябко закутался в простыню и посмотрел на меланхолично жующего дьякона. Редкая рыжая бородка дьякона неторопливо двигалась из стороны в сторону, словно он читал молитву или отпевал кого-то. — Я же как лучше хотел! Я, когда увидел, что Брюсов совсем не Брюсов, сразу в кабинет к губернатору кинулся. Объяснить хотел, предупредить! Я же про него, гада, думал! А он, сука! Веришь, два дня сидеть не мог! — Куретайло хлебнул пива прямо из бутылки. — Кто ж подумать мог, что такое возможно? Ты сам прикинь, много у нас народу сразу в двух телах обитают?

— Мне это без разницы, — сказал Иванов, потянувшись за соленым огурцом. — Я сейчас охранную фирму открываю. «Щит» будет называться.

Дьякон Михаил строго глянул на бывшего полковника и, продолжая чистить вареное яйцо, сказал назидательно:

— Сказано у Екклесиаста: «Хорошо, если ты будешь держаться одного и не отнимешь руки от другого».

— Тупой он, твой Екклесиаст, — сразу же отозвался Андрей Андреевич. — К голосу народа прислушиваться надо. В корни заглядывать. А народная пословица гласит: «За двумя зайцами погонишься — ни одного не поймаешь!» — Бывший полковник тяжело вздохнул и значительно добавил: — Проверено!

Дьякон Михаил вытер правую руку о простыню и неторопливо перекрестил ею заблудшую овцу, не ведавшую, что она творит, а тем более говорит.

— А я в Москву поеду! — горячился бывший заместитель губернатора. — Я им открою глаза на то, что себе позволяют в провинции представители чужеродных конфессий! Сегодня они с нами так обращаются, завтра до самых верхов доберутся! — Разволновавшись, он снова плеснул себе водки, хотя, судя по красному лицу обличителя, делать этого явно не стоило. — Мужики знакомые есть, устроят прием к президенту… Я ему открою глаза на происходящее!

— На то сказано у пророка Исайи, — ответил дьякон Михаил. — «Вот сильные их кричат на улицах; послы для мира горько плачут…» — И пояснил для особо непонятливых: — В дурку отправят!

Полковник Иванов, еще не забывший, что совсем недавно носил погоны, поднял на Куретайло удивленный взгляд.

— Поражаюсь я некоторым, — сказал он. — Что вы все в Москве истины и мудрости ищете? Обыкновенные люди, иной раз даже дурнее провинциалов бывают. Я с ними не раз сталкивался. Слава Богу, не одну комиссию московскую в свое время пережил! Пьют как лошади, а приказы хуже нас знают. Проверено!

Дьякон Михаил благостно покивал:

— Истину глаголишь, полковник. Бывали и у нас такие слова елейные, а в сердцах гной.

Игорь Дмитриевич Куретайло резко повернулся к духовному лицу.

— Как у нас с верой, батюшка? — в упор спросил он. Дьякон Михаил, трогая тонкими сухими пальцами редкую рыжую бородку, ответил столь же откровенно:

— С верой у нас хорошо. С деньгами, сын мой, хреново! Полковник Иванов вытер краем простыни распаренное красное лицо.

— Я вам так скажу, мужики, — сказал он. — Наша область Богу тоже не свет в окошке. Кто вам сказал, что в столице такой же Даосов не орудует? Нет, мужики, я думаю, там тоже уже все схвачено. Есть у них свой реинкарнатор, попомните мое слово! Их счастье, что он сейчас на стороне власти выступает. Да что там гадать, достаточно на результа ты выборов посмотреть. И сразу все ясным станет…

Игорь Дмитриевич вспомнил своих друзей и политических союзников по Москве и даже вздрогнул от внезапного прозрения. По телу разлилась слабость, на лбу крупными каплями выступила испарина.

— Я вам так скажу, братцы, — сдавленно сказал он, ужасаясь собственной догадке. — Это еще хорошо, если там реинкарнатор! А если — нет? Если они там все с лукавым повязаны? Деньжищами-то какими ворочают! А откуда деньги? Сколько ни воруй, а столько не уворуешь!

В сауне стало тихо.

Дьякон Михаил испуганно перекрестился, осенил крестным знамением темные уголки бани и пробормотал:

— «И обращу праздники ваши в сетования и все песни ваши — в плач…»

Может, и прав был он, цитируя пророка Амоса, только понять и осознать это мы все сможем в недалеком будущем, ибо ничто не ново под луной, и в народе все так же угнетают друг друга, грабят и притесняют бедного и нищего, и пришельца угнетают несправедливо.

Но хуже всего в этом мире приходится любящей женщине. Особенно если любит она четверых, пусть и в двух всего телах. Анна Леонидовна сидела на кухне и прислушивалась к происходящему в спальне. Невнимание мужа и любовника удручало ее. Казалось, все должно быть хорошо, а примирение соперников обещало много приятных минут. Вместо этого муж и любовник постоянно уединялись и секретничали. О чем они могли секретничать? Больше всего Анну Леонидовну обижало недоверие любовника. У мужа всегда бывают секреты от жены, но откуда секретам взяться у любовника?

Что тут можно было сказать? Несмотря на свой житейский опыт, Анна Леонидовна была наивной в любви. Будь она немножечко более искушенной, сразу вспомнила бы притчу о двух половинках души, ищущих друг друга по белому свету. Настоящая любовь бывает лишь тогда, когда половинки души находят друг друга и соединяются в целое яблоко. Разделенным душам губернатора Жухрая и мэра Брюсова несказанно повезло — половинки их душ все-таки встретились и соединились. Случившийся союз был прочным. Такой союз прочнее кровного родства.

Им было что сказать друг другу, нежность и радость встреч переполняла соединившиеся души и заставляла соединиться в единое целое тела; Не было более никаких разногласий, была только радость единения от наступившего наконец демократически-коммунистического союза, в котором твердый прагматизм играл не последнюю роль.

Души соединились.

Что же оставалось брошенной любовником и мужем женщине?

Она сидела на кухне и думала о нелегкой женской судьбе.

Мысли ее были печальны.

В соседней комнате сын Мишенька неожиданно закончил давно начатое стихотворение. Последние строчки сквозили все той же грустью.

Прапорщик Жеребцов, долго воспитывавший из избалованного мальчишки настоящего человека, молчал. Вопрос, заданный Мишенькой, был философским и оттого трудным. Прямого ответа на него не было, а лукавить прапорщик не умел.

Волгоград — Москва — Санкт-Петербург — Царицын, октябрь 1999 года — июль 2000 года

Примечания