* * *

Автострада уходила к холмам на горизонте.

На асфальтовом пятачке рядом с автозаправочной станцией, что притулилась на выезде из городка, бросал в самодельное кольцо оранжевый мяч двенадцатилетний подросток в вылинявшей майке и белых шортах. За его упражнениями из отбрасываемой рекламным щитом тени внимательно наблюдала большая рыжая собака.

Мир плавился от полуденной жары. Хотелось лежать без движения, как собака под рекламным щитом. Владелец заправки каждые несколько минут вытирался тяжелым влажным полотенцем, кляня некстати сломавшийся кондиционер.

К заправочной станции свернул грузовик. Кузов грузовика был обтянут брезентом, вдоль которого краснела длинная надпись. Из кабины грузовика выпрыгнул молодой долговязый негр в кожаной безрукавке и потертых джинсах. Оранжевый мяч ударился о ребро кольца и отлетел негру под ноги. Водитель ловко подхватил мяч и, гибко изогнувшись, метко бросил его в кольцо, вызвав бурное восхищение подростка. Толстый владелец заправки одобрительно поапло­дировал.

Негр достал бумажник и оплатил бензин. Он снова забрался в кабину, наблюдая, как подросток заправляет машину. Едва тот вставил наконечник шланга в гнездо колонки, машина зарычала, выкатываясь на бетон автострады.

В лицо водителю било солнце, и он опустил щиток. Ловко пользуясь одной рукой, негр закурил сигарету, смял пустую пачку и, выпустив клуб дыма, принялся насвистывать незамысловатую мелодию. Потянувшись к приборной панели, он поправил фотографию, на которой смеялись два маленьких негритенка, обнимающих за шею улыбчивую мать.

Водители, совершающие долгие рейсы, одинаковы во всем мире. Машина для них является вторым домом, и они стараются максимально обжить кабину, клея внутри полуобнаженных красоток, подвешивая талисманы и расставляя фотографии родных. В этой машине у ветрового стекла весело покачивался Майти Маус.

Мелькнул указатель поворота. Водитель сбросил скорость, и Майти Маус начал раскачиваться на своей нитке. Негр подмигнул фотографии, весело сверкнув ослепительными прекрасными зубами, и в это время впереди что-то сверкнуло. По стеклу кабины мерцающей полоской побежала радуга. Улыбаясь по инерции, водитель нажал педаль тормоза.

Грузовик юзом пошел по шоссе, нелепо занося вперед полуприцеп, и вдруг взорвался. Пылающие обломки его медленно поплыли в буром облаке пыли и дыма, послышался звон рассыпающегося стекла, и в облаке дыма медленно закувыркался пылающий Майти Маус.

Подросток у заправки, уронив мяч, уставился на столб дыма, встающий где-то вдали на автостраде.

И в это время тоскливо завыла собака.

Мероприятия в Америке проводить умеют. Похоже, что на все случаи жизни у американцев имеются подходящие сценарии. Порядок постановки вопросов на пресс-конференциях оставляет зал в напряжении до окончания встречи. Участники знают свои роли: журналисты умело задают вопросы, создавая выступающим необходимое “паблисити” и давая им блеснуть юмором и эрудицией; выступающий – от конгрессмена до представителя муниципальной службы – старается выглядеть как новенький доллар, демонстрируя собравшимся готовность к сотрудничеству, вежливость, такт, знание предмета и личное обаяние.

Огромный зал был заполнен журналистами, приглашенными госдепартаментом. Чиновники были деловиты и высказывались с подкупающей откровенностью. Журналисты в этот раз были нетерпеливы и даже назойливы, они засыпали представителей госдепартамента самыми разнообразными вопросами. В зале было душно и накурено, несмотря на предупредительные таблички, призывающие воздержаться от курения.

– Флетчер, “Вашингтон пост”, – представился очередной журналист. – Мистер Кларк, как долго будет продолжаться процесс разоружения?

Чиновник отработанно улыбнулся.

– Процесс этот, несомненно, будет длительным. Составы комиссий по контролю за разоружением в разных странах Советом ООН уже определены. Но как долго будет длиться сам процесс, можно только предполагать. Хочу отметить, что сам факт принятия этого исторического решения правительствами государств с различным общественным строем говорит о том, что отныне человечество вступает в новый этап своего развития. Отныне и навсегда населению планеты будет реально гарантировано право на жизнь!

В зале вспыхнули дружные аплодисменты. Еще один журналист выкрикнул свой вопрос с места:

– Хартией определено, что для поддержания внутригосударственного порядка за правительством остается право на сохранение части военной техники. Какова эта часть? И что понимается под термином “военная техника”?

Круглолицый чиновник терпеливо переждал, пока шум в зале стихнет. Он, словно опытный дирижер, руководил поведением зала.

– Разумеется, что речь идет не о средствах массового уничтожения, – разъяснил он. – Речь идет о некоторых видах стрелкового оружия и техники, которой уже оснащены подразделения полиции. Конкретная же регламентация этих средств найдет свое место в соглашениях, оформленных в соответствии с Хартией о разоружении и санкционированных Комитетом по разоружению.

Задавший вопрос журналист встал.

– Господин Кларк, означает ли это, что поправка Конституции США, позволяющая гражданам иметь огнестрельное оружие в личном пользовании, будет пересмотрена?

Представитель госдепартамента задумчиво оглядел зал.

– Хороший вопрос, – одобрительно отметил он. – На протяжении многих лет эта поправка играла важную роль в жизни американского народа. Но разве общество не движется по пути прогресса? С развитием мировой законности будет изменяться и государственная. В настоящее время вопросы личного пользования огнестрельным оружием решаются не только в США, но и в других странах.

– Не вызовет ли это к жизни законопроекты, ограничивающие возможность пользования огнестрельным оружием со стороны граждан?

– Несомненно, – решительно сказал Кларк. – Не думаете ли вы; что наше законодательство настолько совершенно, что не нуждается в реформах? Изменения будут, и они будут тем решительнее, чем энергичнее будет осуществляться процесс разоружения.

В первом ряду поднялась худенькая миловидная женщина, державшая в руках большой серый блокнот. Узкий разрез удлиненных глаз выдавал ее азиатское происхождение.

– “Чайна кроссворд”, Гонконг, – представилась она. – Мистер Кларк, верно ли, что ряд государств, в том числе и Исламия, отказались подписать Всемирную Хартию о разоружении? Какие меры могут быть приняты к государствам, отказавшимся соблюдать Хартию?

– Совет Безопасности ООН рассмотрел вопросы применения к этим государствам экономических и политических санкций. Государств, которые отказались подписать Хартию, немного, Исламия действительно в числе этих государств. По инициативе Совета Безопасности в ближайшее время Генеральный секретарь ООН и главы государств, отказавшихся подписать Хартию, соберутся в Сен-Дени на консультативное совещание.

– Что будет, если Исламия все-таки откажется соблюдать положение Хартии? – выкрикнул кто-то из зала под одобрительный шум остальных.

– Вопрос анонимен, – добродушно заметил Кларк. – Поскольку он заинтересовал всех, я поступлюсь своим правилом не отвечать на анонимные вопросы.

Думаю, что у Организации Объединенных Наций найдутся возможности и средства, чтобы заставить меньшинство выполнить волю всего человечества. Нам потребовались века, чтобы преодолеть взаимные подозрения и сделать решительный шаг, ограничивающий бесплодную гонку вооружений. Неужели мы поставим выполнение принятого исторического решения в зависимость от нескольких государственных деятелей, действующих вопреки воле собственных народов?

Зал снова загудел. Со своего места вскочил пожилой корреспондент, увешанный аппаратурой, словно рождественская елка игрушками.

– Означает ли это возможность оккупации неприсоединившихся к Хартии стран международными войсками?

– Исключить такой шаг со стороны Совета Безопасности я не могу, – развел Кларк руки. – Мне кажется, что это возможный, но не единственный путь. Нельзя допустить, чтобы из-за глупого упрямства одного пострадали интересы всего человечества. Разумеется, я выражаю в данном случае свое личное мнение, не являющееся точкой зрения моего правительства.

– Куда пойдут освободившиеся средства? – спросила журналистка из Гонконга.

Кларк явно обрадовался смене темы.

– Нам есть куда потратить эти колоссальные средства. Все вы знаете, что США и Советский Союз внесли в ООН проект экономического развития группы развивающихся африканских стран. Стоимость его более ста миллиардов долларов. На эти деньги будут построены школы, больницы, заводы, жилье. Согласитесь, что это нужная и действенная помощь, если учесть, что каждый третий африканский ребенок голодает, что на африканском континенте еще процветают болезни, каких уже давно на Земле не должно быть… А проект Космограда? Нам есть куда потратить наши миллионы…

Кларк не договорил. Подошел служащий, протягивающий чиновнику трубку радиотелефона. Некоторое время Кларк слушал не перебивая невидимого собеседника. Улыбка медленно сходила с лица чиновника. Кларк растерянно возвратил трубку служащему.

– Что ж, господа, – овладев собой, сказал он ждущему залу. – Я думаю, что наша беседа окажется полезной для обеих сторон. В заключение я еще раз хочу подчеркнуть, что Соединенные Штаты Америки всецело поддерживают идеи разоружения и будут принимать все меры, чтобы принятая народами мира Хартия в самые короткие сроки нашла свое воплощение в конкретных делах. Президент просил заверить собравшихся, что Штаты будут содействовать освобождению планеты от всех видов вооружения всеми имеющимися в их распоряжении средствами и силами, и надеется, что наша позиция найдет свое объективное отражение в мировой прессе.

Небо походило на опрокинутую чашу, наполненную синевой. Огромный “боинг” компании “Пан Американ” лег на разворот, и под его крыльями проплывала земля, аккуратно расчерченная на квадраты полей.

В стороне коричнево-зеленой цепью вставала гряда холмов

– Выходим точно на радиомаяк, – весело сказал плотный рыжеватый и веснушчатый пилот. – Через пятнадцать минут мы увидим Фриско.

Он включил приемник, и в кабине зазвучала веселая эстрадная мелодия.

– Рик, – сказал пилот своему молодому черноусому напарнику. – Я заметил, что в последнее время твоя курочка не приезжает в аэропорт. Вы поссорились?

– Курочка нашла себе петушка, – хмуро отозвался тот. – Она сошлась с одним воякой.

– Скоро этот вояка останется безработным! – Плотный пилот засмеялся.

– Может быть, – пожал плечами напарник. – Я не думаю, чтобы мне это особенно помогло.

“Боинг” шел над холмами.

– Смотри, Сил! – молодой пилот показал вниз. – Какая занятная штука! Раньше ее не было.

– С нынешними темпами строительства здесь можно через сутки увидеть Эмпайрз Билдинг, – проворчал веснушчатый. – Так что ты увидел, Рик?

– Вон там – у высокого холма. Знаешь, что она мне напоминает?

Слепящая вспышка залила стекла кабины, раскидывая пилотов.

“Боинг” начал стремительно снижаться, разваливаясь в воздухе на пылающие куски.

В эфире продолжала звучать веселая эстрадная песенка.

К вечеру восставшие захватили пригородные районы Имамабада и стало ясно, что падение диктатуры генерала Уль-Рааба лишь дело времени. Восставшие контролировали большую часть страны, и их поддерживали мелкие торговцы, земледельцы и многочисленные ремесленники. Хуже того – на сторону восставших начали переходить армейские подразделения. Первые зеленые знамена взмыли над крышами захваченных высотных зданий в пригородах Имамабада. Восставшие оставили государственный флаг неизменным. Они лишь убрали в нем желтую полосу и сделали полумесяц и звезду красными в память о жертвах режима.

Генерал Уль-Рааб ужинал, когда ему доложили, что исламские всадники захватили международный аэропорт и отрезали все пути отступления из города. Генерал неторопливо встал, аккуратно промокнул губы крахмальной салфеткой, прошел в соседнюю комнату и возвратился в белом парадном мундире с золотыми эполетами и витыми ремнями Как всякий деспот, Уль-Рааб питал пристрастие к золотой мишуре.

Он прошел в правительственный зал, сел в кресло, и к нему склонили правительственное знамя. Генерал поцеловал полумесяц на стяге, поднял от знамени гладкое бритое лицо и, глядя на присутствующих, произнес историческую фразу:

– Они этого хотели!

Что имел в виду диктатор, выяснилось уже к утру. Исламские всадники вышли в центр города и осадили резиденцию диктатора.

– Аллах с нами! – кричали восставшие. – Сам пророк несет наше знамя!

Войска диктатора отступали, неся потери. Исламские всадники были вооружены захваченными на армейских складах ракетными снарядами “Лайт” с компьютерной наводкой и пользовались ими весьма умело.

Город замер в ожидании резни.

Посольства иностранных государств были закрыты. Дипломаты жгли шифры и секретные документы. Гарантировать безопасность посольств правительство Уль-Рааба уже не могло, а исламские всадники законов дипломатии не знали, неверных не любили, и во всех вопросах уповали на Аллаха и свой здравый смысл.

В пригородах шли погромы.

Истошно вопили женщины, предсмертно хрипели раненые солдаты, добиваемые в госпиталях исламскими всадниками. Полковника Яхъя Рията, зверствовавшего в свое время в зоне племен, повесили за ноги на уличном фонаре, и он висел с черным от прилившей крови лицом.

Около резиденции диктатора жирно чадили бронетранспортеры, подожженные снарядами повстанцев. Один бронетранспортер перевернулся, раздавив пытавшихся спастись солдат, и жирные мухи имамабадских рынков уже кружили над черными лужами быстро подсыхающей крови.

Аятолла Сараддин, лидер “Джаамат и-Ислами”, еще вчера прятавшийся от ищеек диктатора в зоне племен, обещал полтора миллиона тому, кто доставит ему голову генерала Уль-Рааба.

Год назад такую же сумму обещал генерал, но за голову аятоллы.

Первые разведчики уже целились “Лайтами” в чугунные ворота резиденции диктатора, уже подписывал свой первый и последний указ худой бородатый аятолла, волею Аллаха ниспровергнувший проклятую тиранию и провозгласивший на измученной земле вечную власть Пророка; потянулись от столицы машины с товарами из разгромленных магазинов, когда генерал Уль-Рааб допил ледяной сок, откинул со стола потайную крышку, прятавшую кнопку, готовую поддаться движению пальца.

Радиостанции разнесли последнее обращение диктатора на всю страну.

– Уважаемые сограждане! – слушал диктатор собственный голос, несущийся из динамика приемника. – В этот трудный час, когда кровавые банды Сараддина бесчинствуют на улицах столицы, когда слабеет сопротивление истекающих кровью защитников цитадели законного правительства, когда страна залита слезами матерей и жен, переполнена горем и болью, я обращаюсь к вам.

В кровавом упоении и по неведению своему вы радуетесь страшной бойне, развязанной в нашей стране.

Аллах прощает вас, и я тоже прощаю вам то, что вы творите сейчас, прикрываясь именем великого Пророка!

Шесть лет назад я был избран вами президентом нашей многострадальной родины и старался исполнить свой долг, как подобает истинному правоверному и честному гражданину.

Выступив против своего правительства, вы попрали собственную волю, которая привела это правительство к власти.

В свою очередь я не могу бороться с избравшим меня народом.

Мы вместе жили и делили поровну радости и горькую нужду.

Поэтому я не могу покинуть вверенного мне вами поста.

И если вы отвергаете меня, если вы втаптываете в грязь свое собственное правительство, нам с вами остается одно – умереть вместе, как мы жили!

Саймон с трудом держал телефонную трубку.

Обычно моложавый и улыбающийся, президент обрюзг и сейчас выглядел именно тем, кем был, – старым больным человеком.

– Сколько было на “боинге”? – спросил прези­дент.

Выслушав ответ, он положил трубку и связался со своим помощником по другому аппарату.

– Что нового, Гарри?

Ответ помощника звучал неутешительно. Вертикальная морщина на высоком лбу президента стала еще резче.

– Двадцать минут назад в районе ЭЛСПРО-2 сбит “боинг”, – сообщил он своему другу и помощнику. – На борту самолета было почти шестьсот пассажи­ров. Это чудовище, Гарри! Если его нельзя остановить, то необходимо просто уничтожить!

Закончив разговор с президентом, помощник осторожно положил трубку на рычаг аппарата. Лицо Гарри Анверсона было усеяно мелкими капельками пота. Под глазами четко обозначились темные круги.

– Очередная накачка, Гарри? – полюбопытствовал сидящий за столом человек в белом халате. Человек потягивал сок из высокой бутылочки. – Скажите, что мы делаем все возможное.

– Он сбил “боинг”, – сказал Анверсон. – Там было шестьсот человек.

Доктор звучно подавился соком. Полное лицо его побагровело. Бутылка со звоном разбилась о пол, и сок растекся среди осколков причудливой желтой лужицей.

В наступившей тишине стало слышно, как где-то неподалеку металлический голос равнодушно повторяет ряды цифр:

– … пятьсот девяносто один… пятьсот девяносто два…

Генералу Бакту было около шестидесяти лет. Благодаря постоянным тренировкам он выглядел гораздо моложе. Длительные утренние занятия в спортзале, служившие поводом для зубоскальства подчиненных, помогали генералу держать вес.

Сейчас генерал непривычно сутулился.

– Это невозможно, – сказал он. – С воздуха лазерную станцию противоракетной базы не достать. ЭЛСПРО предназначены для защиты страны. Вы знаете это не хуже меня.

– Это ваше детище, генерал, – голос Саймона звучал раздраженно. – Армия хотела получить ЭЛСПРО, армия ЭЛСПРО получила, следовательно, армия и должна заткнуть ей пасть.

Бакт вытер лоб большим цветным платком.

– Мы пытались это сделать, – доложил он. – ЭЛСПРО сожгла семь крылатых ракет. Последнее звено мы запустили с разных стартовых комплексов и почти одновременно. Если бы не случившееся, я бы отметил высокую эффективность станции.

– О ее эффективности мне докладывают ежечасно, – мрачно сообщил Саймон. – Шесть грузовиков, “боинг”, сбитый час назад, вертолет федеральной полиции… На чью совесть мы отнесем все эти жертвы, Брюс? Скажите откровенно, вы будете спокойно ждать Страшного Суда?

Бакт промолчал.

– Русские могут обвинить нас в саботаже Хартии, – резюмировал президент. – Боюсь, что наши оправдания не покажутся им убедительными.

– Я понимаю, что всех бы устроило, чтобы станция замолчала в ближайшие часы. Мы ищем решение. Все дороги и воздушные коридоры на Сан-Франциско перекрыты, и жертв больше не будет. Я за это ручаюсь. Нам необходимо время.

– Времени у нас нет, Брюс. Я жду официального запроса русских. Глупо думать, что их разведка работает хуже нашего ЦРУ. И не сбрасывайте со счетов газетчиков, они еще попортят нам кровь.

Провинциальный городок не видел такого столпотворения со дня своего основания. Смешанные поли-цейско-армейские патрули перекрывали дороги на за­пад.

На шоссе выехал открытый легковой автомобиль. В автомобиле сидела молодая пара. На заднем сиденье весело возились близнецы в одинаковых красных комбинезончиках, пытаясь в одиночку завладеть игрушечным телевизором, показывающим трехминутный мультфильм про утенка Дональда.

Навстречу машине шагнул регулировщик в черном кожаном костюме и белом шлеме. Регулировщик поднял руку в белой краге, останавливая машину.

– Дорога перекрыта, – сказал он. – Вам придется вернуться назад.

– А в чем дело? – поинтересовался водитель. Близнецы прекратили ссору и с интересом уставились на полицейского.

Тот пожал плечами.

– Говорят, что впереди большая авария, – неохотно сказал он. – Нам приказано никого не пропускать к холмам.

Голубая автомашина развернулась. Малыши с заднего сиденья принялись махать полицейскому руками.

– Мы потеряем полдня, – обеспокоено сказала водителю жена.

Тот усмехнулся.

– Я же здесь родился, – заговорщицки подмигнул он жене. – В пяти милях отсюда есть проселочная дорога. Копы не догадаются ее перекрыть. По этой дороге уже десять лет даже собаки не бегают.

– Обстрел базы оказался безрезультатным. Станция подрывает ракеты в воздухе. Обесточить ЭЛСПРО мы не сумеем по той простой причине, что база снабжена собственной энергетической установкой. Это было предусмотрено проектом. – От утренней растерянности генерала Бакта не осталось следа. Он снова был молодцеват и подтянут. – На заседании начальников объединенных штабов было принято единственно возможное в данной ситуации решение – пробиваться к станции небольшой группой хорошо обученных ком-мандос.

Саймон устало смотрел на генерала.

– Район перекрыт силами частей особого назначения и федеральной полиции. Команда подобрана и уже приступила к изучению объекта. Жертв больше не будет.

– Хотелось бы поверить вам, генерал, – вздохнул Саймон. – Запрос русских поступил час назад. Я был с ними откровенен.

– Зачем? – генерал Бакт был обескуражен. – Надеюсь, что это не повредит. Вы сообщили русским, что мы полностью контролируем ситуацию?

– Более того, – сказал президент. – Мне уже доложили, что коммандос – наша единственная надежда. Я предложил русским включить в группу проникновения их людей.

– Вы не доверяете нашим парням?

– Я хочу, чтобы русские доверяли нам. Возникли непредвиденные осложнения на востоке. По сообщению нашего посла правительство Уль-Рааба в Исламии доживает последние дни. Если в Исламии к власти придет группировка аятоллы Сараддина, выступающая за превращение страны в теократическое государство, процесс разоружения может затянуться на неопределенно долгое время. Я не могу ждать.

– Хотите войти в историю? – усмехнулся Бакт. Саймон улыбнулся ответно.

– Может быть, генерал. Но в данном случае – увы! – причина более прозаична. У меня определенные обязательства перед деловым миром Америки.

– Вот фарисей! – Холоран сплюнул. – Бьюсь об заклад, эта сволочь искренне верит в то, что она говорит!

Он выключил приемник.

– Его песенка спета! Аятолла с него сдерет шкуру на седло для своего жеребца!

Посол грузно плюхнулся в кресло, взял в руки микрофон.

– Как там с архивами, Мартин?

– Все нормально, – доложили по селектору, – бросаем в огонь последнюю пачку. Горит наша дипломатия!

– Хорошо горит? – ухмыльнулся Холоран. – А что видно у соседей?

Рядом с американским посольством находилось советское. Здания прилегали друг к другу, образуя угольник, в котором располагался разделенный стеной парк.

– То же, что и у нас, – сообщил Мартин. – Столб дыма выше статуи Свободы. Думаю, что им есть о чем заботиться. Исламские всадники любят серп и молот так же, как звездно-полосатый флаг!

– Заканчивайте, Мартин! – приказал посол. – Я загляну к Лебедеву. Мы теперь на равных, а? Кстати, ты видел Джея?

Джей был его сыном. Жена Холорана уже с месяц находилась в Штатах, и посол жалел, что не отправил с ней сына. В смутное время это было бы самым правильным решением. Исламская революция началась неожиданно, и страна оказалась под знаменем Пророка в течение нескольких дней. Разумеется, во всех посольствах знали о готовящемся путче аятоллы, но командный состав правительственной армии убежденно заявлял, что силы аятоллы незначительны и готовящийся переворот обречен.

– Джей был здесь, – сказал Мартин. – Наверное, он убежал к русскому дружку.

Джей и сын русского посла Лебедева были одногодками и учились в посольской школе, открытой год назад в рамках культурной программы ЮНЕСКО. Подростки быстро сдружились, и сам Холоран часто повторял, что дети понимают друг друга куда лучше взрослых, а однажды в шутку заметил, что было бы совсем неплохо, если бы дипломатией занимались не искушенные жизнью и оттого недоверчивые мужчины, а именно еще доверяющие друг другу дети. Возможно, что тогда на планете воцарился бы мир. Процесс разоружения не означал, что тайная война дипломатов изжила себя, напротив, расширение экономических связей означало обострение дипломатической борьбы.

– Ладно, – сказал посол. – Если Джей появится, ты его никуда не отпускай. Я скоро вернусь.

Он направлялся к русскому послу не без тайного умысла. Прощупать позицию соперника лучше всего в экстремальной ситуации – тогда человек раскрывается и его отношение к происходящему легче понять. Аятолла Сараддин становился с победой исламской революции реальной политической фигурой. Глупо было думать, что он уступит свои позиции после победы. Неизбежно, что последующие шаги будут направлены на установление отношений с аятоллой. Пусть он в своих выступлениях клеймит и американских империалистов и русских безбожников, в душе он отлично осознает, что политическая самостоятельность Исламии невозможна без соответствующей экономической базы. Аятолла может размахивать зеленым флагом сколько угодно, может звать правоверных на смертный бой с империализмом и коммунизмом, с индейцами, китайцами, с дьяволом, наконец, но народ нужно кормить. А когда страна в петле кабальных займов и долгов, быстро начнешь соображать, что необходимо, и тогда аятолла начнет маневрировать, начнет заигрывать с теми, кого публично клеймил, начнет подсчитывать возможные выгоды от тех и других. И тут главное – успеть сказать свое раньше или весомее соперника.

Русский посол сидел в холле, листая какую-то пеструю книжицу.

В городе слышались автоматные очереди и редкие разрывы ракетных снарядов.

Послы пожали друг другу руки.

– Слышали? – без вступления спросил Холоран.

– Вы о чем? – Лебедев бросил книжку на стол и протянул американцу сигареты. Русский посол курил “Краснопресненские”, которые в американском посольстве называли почему-то “полпредовскими”.

– О выступлении, конечно, – Холоран закурил и сел в кресло напротив русского посла.

– Вас тревожит его обещание умереть вместе с народом? – осведомился тот.

Холоран обругал себя в душе за выключенный приемник.

– Я слушал не до конца, – признался он. – После его напыщенных слов о единении с народом и братском дележе радостей и горестей я выключил приемник.

Русский посол включил лежащий на столе “кассетник”, и гулкий холл заполнился голосом диктатора.

“И если вы отвергаете меня, если вы втаптываете в грязь свое собственное правительство, то нам с вами остается одно – умереть вместе, как мы жили!”

Уль-Рааб произнес свое обращение к народу на английском языке, являющемся официальным языком Исламии. Холоран обратил на это внимание только сейчас.

– Впечатляет? – спросил русский посол, внимательно наблюдая за Холораном.

– Почему он говорил на английском? – подумал вслух американец.

– Я думаю, потому, что это обращение касается больше нас с вами, чем его собственного народа, – сказал русский.

В маленьком зале трое в тренировочных костюмах внимательно смотрели на экран телевизора. На большом плоском экране мелькали изображения различных участков лазерной станции противоракетной обороны. Мягкий голос комментировал показываемые картины.

– Наиболее безопасный подход к холму. Относительно безопасный, конечно. Остальные надежно прикрыты лазерами. Этот подход прикрыт дистанционными минами и кибернетическими средствами защиты. Сюда входят автоматы захвата, автопровалы, лабиринт и некоторые механические средства, которые вы увидите чуть позже. Все защитные схемы будут вам показаны, парни. Вот перед вами крупным планом вход в зону. Смотрите внимательнее, парни, здесь размещены средства электронападения. Соваться сюда не рекомендуется!

– Направо не ходи – самому живому не быть, – пробормотал смуглый худощавый парень с тонкими чертами лица. На вид ему было около тридцати лет.

– Ты прав, Вит! – хлопнул его по плечу напарник с добрым простоватым лицом, на котором выделялись толстые губы.

– Базу строили, как у вас говорят, на совесть.

– Рисковать все равно придется, – хмуро возразил второй американец. У него было красивое правильное лицо, начисто лишенное выражения. – Без риска на базу не пробиться.

– Риск риску рознь, – возразил первый америка­нец. – Это не в русскую рулетку играть!

Русский удивленно посмотрел на него.

– Что ты имеешь в виду, Лукас? Американец выглядел не менее озадаченным.

– Я говорю о русской рулетке, – пояснил он. – Ведь эта игра в России очень популярна, не так ли? Берется кольт, в барабан закладывается один патрон, и барабан произвольно вращают. А потом, – Лукас приложил палец к виску, – повезет или не повезет. Как говорите вы, русские: “Судьба – индейка, а жизнь – копейка”?

Русский весело захохотал. Второй американец изучающе посмотрел не него.

– Я не так сказал? – обиженно спросил Лукас.

– Откуда ты все это взял? – ломким от смеха голосом спросил русский.

– Из фильмов о России, – объяснил американец и тоже засмеялся.

Невидимый комментатор прервал их веселую перепалку.

– За дело, парни! Времени у нас слишком мало, чтобы вы отвлеклись надолго. Продолжим знакомство с системами защиты…

По проселочной дороге, оставляя за собой пыльный шлейф, медленно двигался голубой лимузин. Близнецы на заднем сиденье спали.

– Осталось около пяти миль, – сказал водитель жене.

– Я уже жалею, что мы потащились в эти пески, – отозвалась та. – Было бы спокойнее, если бы мы поехали в объезд, как советовал полицейский.

Генерал Уль-Рааб допил вино, швырнул пустой стакан на пушистый ковер, глядя, как он разлетается на мелкие осколки, усмехнулся и решительно вдавил кнопку в гнездо.

– Бред, – сказал Холоран. – Покойник, грозящий из могилы. Политически он уже давно труп и отлично осознает это. Но я хотел бы спросить вас…

Тяжелый гул заглушил последние слова американца.

Стены здания заметно задрожали; завибрировали, разлетаясь в пыль, стекла; и неожиданно в сумрачном холле стало ослепительно светло. Холоран стремительно повернулся к окну и успел увидеть вспыхнувшее за окном зарево. Сквозь проемы окон в холл ворвался шквал раскаленного воздуха, американца швырнуло на русского, оба упали, и Холоран ощутил под руками потное горячее тело русского. В этот момент на них рухнуло тяжелое кресло, и последнее, что увидел Холоран, было внезапно открывшееся у них над головами белое небо с несущимися в вихрях пламени тряпками и обугленными досками. Он закричал что-то бессмысленное, страшное, вжимаясь в расслабленное тело русского, и в это время на них обрушилась стена, уродуя пол всплесками камня.

Пожилой мужчина в белой рубашке внимательно оглядывал несущиеся под брюхом вертолета пески.

– Держись ниже! – крикнул он пилоту. – У меня такое чувство, что эта тварь наблюдает за нами.

– Смотри, машина! – Пилот показал рукой вниз. По проселочной дороге медленно двигался открытый голубой автомобиль.

– Какого идиота сюда занесло? – зло сказал пожилой. – Достань их, Ларри!

Вертолет развернулся и пошел за машиной. Мужчина, высунувшись из кабины, делал яростные знаки, пытаясь привлечь внимание водителя голубой автомашины.

– Влипли! – выдохнул водитель. – Сейчас нас остановят!

– Наверное, на шоссе не просто авария, – высказала догадку жена.

Вертолет снизился еще ниже. В нескольких метрах под ним бешено мелькала земля. За вертолетом стелился густой шлейф пыли, поднятой винтами.

– Они что – собираются нас таранить? – водитель сплюнул и нажал на тормоз.

У горизонта, где виднелась гряда пологих холмов, вспыхнула ослепительная звезда. Вертолет загорелся и врезался в землю. Из упавшего вертолета выбросило мужчину в белой рубашке, и в это время вертолет взорвался. Женщина в машине закричала, закрывая лицо руками. Водитель выскочил из автомашины и подбежал к мужчине, упав перед ним на колени. Мужчина лежал, неестественно подвернув под себя руку. Лицо его было в крови, но мужчина был в сознании. Злобно и страдающе глядя на водителя, мужчина с трудом произнес:

– Убирайтесь отсюда немедленно, слышите?! Уходите сейчас же!

Водитель подхватил мужчину под руки и тяжело поволок его к машине. Ноги мужчины оставляли в песке глубокие следы.

И в это время машина взорвалась.

Некоторое время водитель тупо смотрел на пылающие обломки, потом бросил раненого и рванулся к машине. Лицо его перекосил ужас. Пламя не позволило ему приблизиться к горящей машине. Водитель упал, кусая землю.

Мужчина в окровавленной рубашке лежал на песке и монотонно повторял:

– Уезжайте! Немедленно возвращайтесь! Там, впереди, – смерть!

– Ни одной дельной мысли, – сказал Лукас. – Как проникнуть за зону лазерного поражения? Дальше мы можем сами раскинуть мозгами. Но как попасть на базу? Не туннель же рыть?

– Можно и туннель, – задумчиво сказал второй американец. – Если другого выхода не будет.

Красивое лицо его было по-прежнему невозмутимо, словно он репетировал какую-то роль и боялся из нее выйти.

Русский член команды Виталий Голиков задумчиво смотрел на американцев. Несколько часов назад его пригласили в советское посольство, чтобы предложить участвовать в опасной экспедиции, и он не раздумывал.

– Туннель – это неплохо, – согласился он. – Совсем неплохо… Слушай, Лукас, база… она имеет подземные коммуникации? Канализацию, например?

– Ты полагаешь, что на базе нам сразу понадобится сортир? – равнодушно поинтересовался амери­канец. Сидя на ступеньках садового домика, он смотрел на зеленую лужайку, задумчиво покусывая нижнюю губу.

– Я хочу познакомиться со схемой этих коммуникаций, – настойчиво сказал русский. – Если нам повезет, то мы сможем благополучно добраться до этого сортира.

Лукас повернулся к Голикову, оглядывая его загоревшимися глазами.

– Шикарная мысль! – сказал он. – Если это возможно… Ты подал шикарную мысль, Вит!

– Если коммуникации базы выходят за пределы базы, – добавил Голиков, – то следует уточнить, не блокированы ли они.

– Не думаю, – американец весело засмеялся и хлопнул Голикова по плечу. – Мы – практичный народ, Вит, и я не думаю, что кто-нибудь додумался организовать надежную охрану дерьма!

Полицейский на кордоне изумленно разглядывал приближающегося человека. Человек шел из охраняемой зоны. Это был водитель голубого автомобиля. Одежда его была изодрана, на лице, напоминающем безжизненную маску, запеклась кровь.

– Откуда он? – спросил полицейский напарника. – Мы ведь перекрыли весь район?!

Он шагнул навстречу человеку, положил ему руку на плечо, и человек, не сопротивляясь, пошел за ним. Он двигался, словно автомат, тупо и безразлично глядя перед собой.

Напарник полицейского проводил удаляющихся сочувственным взглядом, повернулся к зоне оцепления и снова засвистел себе под нос заунывную однотонную мелодию.

Упавшее кресло спасло им жизни. Оно отгородило их от рухнувшей стены, смялось само, но уберегло людей.

Холоран пошевелился.

Он с трудом выбрался из-под обломков, сел на испачканный кирпичной пылью пол бывшего холла и увидел безжизненное тело русского.

В воздухе висела пыль. С улицы доносился пронзительный вой.

Второго этажа не стало, и в холл заглядывало мутное свинцово-серое и рыхлое небо.

Холоран нерешительно коснулся тела русского. В детстве он боялся покойников. С возрастом страх прошел, но чувство брезгливости к мертвым осталось на всю жизнь. Касаясь Лебедева, Холоран боялся ощутить холодную неподвижность мертвого тела.

Лебедев пошевелился.

– Счастлив наш Бог! – облегченно сказал Холоран, помогая русскому выбраться из-под обломков кресла.

Лебедев сел.

Лицо его было в известке, щеку пересекал багровый рубец. Русский посол сморщился от боли и, расстегнув пиджак, начал ощупывать плечо.

– У меня, кажется, вывих, – сквозь зубы сказал он.

Холоран ощупал плечо русского и неожиданно дернул руку с небольшим поворотом. Лебедев вскрик­нул.

– Все в порядке, – сказал Холоран: – У вас действительно был вывих, но я вправил сустав.

– Что случилось? – спросил русский, оглядывая развалины.

– Не знаю, – Холоран посмотрел в мутное небо. – Похоже, что был взрыв.

Хрустя обломками камня и стекла, Лебедев подошел к разрушенной стене и выглянул наружу.

Холоран встал рядом с русским.

– Похоже, нам крышка, господин Лебедев. Если я не ошибаюсь, у вас на родине выражаются именно так?

Его глазам открылась бывшая улица, заваленная обломками кирпича и железобетонных плит. Около бывшего двенадцатиэтажного суперсовременного отеля стоял оранжевый “ситроен”. Клаксон машины заклинило, и улицу наполнял пронзительный вой.

Лебедев достал носовой платок и, морщась от боли, осторожно обтер лицо.

– Похоже на то, – севшим голосом согласился он. – Судя по разрушениям, этот идиот взорвал над столицей ядерный заряд.

Они выбрались из развалин.

Посольский парк выглядел жутковато. Обугленные стволы деревьев торчали в разные стороны и еще тлели, осыпая пеплом, черный газон.

– Где же люди? – спросил Холоран. – Неужели никого не осталось в живых?

Лебедев остановился.

– Люди? – странным клекочущим голосом спросил он и шагнул к обугленным деревьям.

Холоран увидел, что рядом с дымящимся стволом лежат два маленьких черных трупика в обгоревшей одежде.

– Боже мой! – сказал Холоран потрясенно. – От них остались одни головешки, Лебедев!

Русский молча опустился на колени перед обгоревшим телом и неожиданно для Холорана прижался к черному лицу грязной щекой. Кремовый пиджак русского был в грязи, широкие плечи вздрагивали, и американец понял, что Лебедев плачет.

И тогда он осознал, что второй маленький трупик – его сын Джой. Это черное обугленное тельце было телом его сына! Горло Холорана перехватила тугая петля, он почувствовал, что задыхается. Американец опустился на колени, трогая рукой лицо мертвого сына. Сгоревшая кожа была теплой и напоминала резину. Холоран встал и, покачиваясь, пошел прочь, сбивая ногами черные головешки бывших деревьев. Петля, охватившая горло, стягивалась все туже, постепенно перебираясь на грудь. Холоран сорвал галстук, рванул ворот рубашки, опустился на землю, вжимаясь лицом в изгаженную мертвую почву, и неожиданный крик, в котором не было ничего человеческого, исторгся из его полной режущей боли груди.

Саймон разглядывал фотографии членов группы, ушедшей на ЭЛСПРО. Рядом с каждой фотографией стоял столбик анкетных данных, по-американски деловых, не содержащих ничего лишнего и вместе с тем позволяющих несколько узнать человека.

– Лукас Брид, – Саймон взял в руки фотографию, вглядываясь в доброе толстогубое лицо. Внешностью парень немного напоминал Джона Кеннеди. – Родился в 1979 году, Сиэтл, штат Вашингтон, разведен, жена и дочь одиннадцати лет проживают в Сан-Франциско, с 2006 года служит в корпусе быстрого реагирования, находился в Африканском контингенте войск, с 1998 по 2004 год являлся активным членом пацифистского общества “Рука мира”, в последние годы от активного участия в общественной жизни отошел.

Саймон отложил карточку Брида и взял в руки другую. С фотографии на него смотрел красавчик с холодным, ничего не выражающим лицом. Такому бы играть шерифов в фильмах о Диком Западе, подумал Саймон, пробегая глазами полоску анкетных данных.

– Ричард Райт, родился в 1976 году, Сент-Луис штат Алабама, холост, член общества Бэрча, в частях специального назначения с 2006 года, спецподготовку прошел в Балтиморе, участник аравийского конфликта награжден медалью за храбрость.

– Что ж, – сказал президент. – Вы правы, Гарри, это действительно специалисты по выживанию. А почему нет анкетных данных на русского?

– Русское посольство обещало их представить, но пока мы данных не получили. Могу сказать, что известно. Виталий Голиков, родился в 1981 году в городе Новосибирске, отец – известный военный деятель, генерал армии Голиков – до последнего времени руководил полигоном в Казахстане. Сын закончил физико-математический факультет МГУ, к тому же каскадер, снялся в ряде приключенческих фильмов, один из них – “Взгляд с высоты” – шел в Штатах и имел определенный успех. В Штатах Голиков находился в составе делегации советских кинематографистов, возглавляемой режиссером Лагутиным…

Голиков натянул черный комбинезон с капюшоном. Американцы с интересом наблюдали за ним.

– Русский ниндзя, – одобрительно сказал Райт. – Как ты чувствуешь себя в этом костюмчике, Вит?

Голиков несколько раз подпрыгнул, вытянул ногу, присел, поднял руки и показал большой палец.

– Уникальная вещь, Вит! – похвалил костюм Брид. – Последняя новинка ЦРУ. Держит температуру, негорюч, снижает уровень радиации и имеет массу карманов со специальными приспособлениями.

– Будет, что рассказать в России, – без улыбки заметил Райт.

Лукас Брид поставил на стол металлический футляр и достал из него нечто похожее на старинный дуэльный пистолет с длинным стволом и странным утолщением в казенной части.

– Ты имел когда-нибудь дело с подобной штукой, Вит?

– Для русских это вчерашний день, – едко сказал Райт, проверяя содержимое карманов.

– Это лазер, – пояснил Брид и достал из футляра несколько блестящих цилиндриков, прикрытых сверху красными пластмассовыми колпачками. – А это запасные аккумуляторы к нему.

Он начал показывать Виталию, как пользоваться устройством и в каких карманах комбинезона его держать. Райт с недоверчивой усмешкой посматривал на русского.

– Пора, парни, – сказал он. – Остальное Вит изучит по дороге.

Они вышли в пустой гулкий коридор.

– Одну минуту! – окликнули их.

Слепящая вспышка на мгновение ослепила. Райт зло чертыхнулся, прижимая ладони к глазам. По коридору слышался дробный стук убегающего.

Брид весело захохотал.

– Человек сделал свой бизнес!

Райт что-то пробормотал, протирая глаза, потом повернулся к Голикову.

– Слушай, Вит! Как тебе пришла в голову идея пробираться на станцию через канализацию? Тебе уже приходилось заниматься чем-то подобным?

– Это не моя идея, – откровенно отозвался русский. – Я просто вспомнил рассказ своего прадеда. Он воевал с фашистами в Югославии, в Белграде. Там немцы заминировали канализацию, и он в составе группы несколько дней пробыл под землей в поисках заминированных участков.

– Я знал одного югослава, – задумчиво вышагивая рядом, сообщил Брид. – Маленький такой, щуплый был… Но бабы от него стонали.

Холоран пришел в себя от холодных прикосновений к лицу. Он сел, машинально вытирая мокрое лицо рукавом, и сквозь непросохшие слезы увидел, что над обугленным пустырем бывшего парка кружит черная метель. Снежинки падали на лицо американца и таяли, оставляя после себя черные потеки.

Рядом присел русский.

– Где он? – спросил Холоран.

Лебедев покачал головой,

– Я их похоронил. Пойдем, я покажу тебе место. Холоран судорожно вздохнул.

– Ты думаешь, что это нам понадобится?

– Скорее всего нет, – скучно отозвался Лебедев. – Но я думал, что ты захочешь немного побыть у могилы.

Холоран тяжело встал и пошел за русским.

Маленький холмик уже был засыпан черным, быстро тающим снегом. Лебедев положил на холмик доску, на которой шариковой ручкой было выведено: “Валерий Лебедев и Джеф Холоран, 18 июля 2009 года”.

– Ты нашел кого-нибудь? – спросил Холоран, едва сдерживая слезы.

Лебедев отрицательно покачал головой.

– Нет, – сказал он.

– В машине смотрел? – Холоран принялся рыться в карманах, выбрасывая какую-то мелочь – ненужные больше ключи и бумаги. Носового платка не было. Холоран расстегнул пиджак, вытащил из брюк рубашку и принялся вытирать ею лицо.

– В машине смотрел? – повторил он вопрос. Незаметно они перешли на “ты”.

Лебедев вспомнил, как он заглянул в машину. “Ситроен” не был оранжевым, цвет у него был другой, но краска выгорела до грунтовки, до металла, а в салоне вцепился в руль костяшками пальцев скелет, обтянутый черной кожей, который рассыпался, едва дверца машины приоткрылась.

– Машина была пуста, – коротко сказал он.

– А снег? Откуда снег? Русский пожал плечами.

Они выбрались на пустую улицу с потекшим от нестерпимого жара асфальтом. Асфальт мягко пружинил под ногами, и на нем оставались вдавленные следы. Порыв ветра оказался неожиданно ледяным. Холоран машинально поднял воротник пиджака, подумав, что сейчас он больше похож на бродягу, чем на дипломата.

– Здесь нам делать нечего, – сказал он русскому. – Попробуем найти машину. Из этого города мертвых надо выбраться как можно скорее.

– Пошли, – согласился Лебедев.

Они пробирались среди развалин, обходя груды камня и кирпича. Над нагретым взрывом асфальтом стелился ледяной ветер, выстуживая улицу.

Холоран остановился.

– Что случилось? – спросил Лебедев, уткнувшись ему в спину.

Американец толкнул его к стене и прижался к ней сам.

Послышался топот, и из-за поворота вылетел долговязый гривастый парень в длинном ватном халате, накинутом поверх джинсового костюма. Черную гриву его опоясывала зеленая лента. На смуглом худом лице с большим горбатым носом чернели страшные безумные глаза. В руке парень держал “Узи”, кажущийся в его широкой лапе детской игрушкой.

Увидев европейцев, человек остановился, хрипло захохотал, что-то крича и указывая на дипломатов свободной рукой. Он вскинул автомат, и Лебедев шагнул ему навстречу, вытягивая руки, словно хотел остановить автоматную очередь. Сухо застучали выстрелы. Исламец упал, выронив автомат и прижимая руки к груди. На халате в области сердца расплылось темное пятно.

Русский обернулся. Холоран засовывал в карман автоматический пистолет. Лебедев шагнул к убитому и наклонился, поднимая автомат с груды обломков.

– Как ты его услышал?

– Опыт, – неопределенно отозвался Холоран. Они побежали.

Завернув за угол, они увидели полуразрушенный навес, под которым стояли автомобили. Передние машины сгорели, но в глубине гаража виднелись и целые.

– Быстрее! – снова приказал Холоран, увлекая русского дипломата за собой.

У коридора был низкий бетонный свод, и им приходилось идти пригнувшись. Под ногами жирно чавкала грязь.

– Ну и запах! – грустно сказал Райт. – Далеко еще, Лук?

– Около километра. Скоро мы доберемся, если компьютер не регулирует стоки.

– А если регулирует?

– Тогда нас просто смоет в реку.

– Веселенькая перспектива, – сказал Райт и повернулся к русскому. – Вит, у вас в России тоже таких штуковин понастроили?

– Наверное, – отозвался тот. Некоторое время они шли молча. Впереди забрезжил серый свет.

– Пришли, – вздохнул Брид.

Они выбрались в небольшой зал, в который выходило несколько труб не более метра диаметром.

– Дальше будем толочь дерьмо на коленях, – с видимым отвращением сказал Райт. – В какую трубу нам ползти, Лук?

Лукас Брид достал из кармана комбинезона план-схему ЭЛСПРО и некоторое время разглядывал ее.

– Нам сюда, парни. По этой трубе мы доберемся до атомоубежища. Здесь около пятидесяти метров.

– Я пойду первым, – вызвался Голиков. Брид обнял его за плечи.

– Если взбунтуется такая штука в России, – сказал он, – без сомнения, будешь первым. А с собственным дерьмом позволь нам воевать самим.

Он обвязал себя тонким капроновым шнуром, проверил карабин, крепящий шнур, на прочность и с притворным кряхтением полез в отверстие трубы. Голиков и Брид смотрели, как рывками сматывается шнур с катушки, которую держал в руках Райт.

– Там ремонтный люк, – сказал американец.

Голиков посмотрел на часы, вмонтированные в рукав комбинезона. На циферблате рубиново вспыхивали цифры: 19.35.

В то же самое время доктор Жордан сообщил Анверсону:

– Они добрались до коллектора. Пойдут на станцию со стороны атомоубежища. Паршивая связь, я вам скажу, – почти ничего не слышно. Компьютер включил системы радиопомех. Знаете, Гарри, мне иногда кажется, что он разумен.

– Что вы нервничаете? Пока все идет по плану.

– Я боюсь телефона, – признался помощник президента. – Боюсь, что раздастся звонок и мне сообщат очередную неприятную новость.

– Район надежно блокирован. Неожиданностей не будет. Теперь для нас главное, чтобы парни прошли.

– Какие могут быть сюрпризы? Доктор Жордан пожал плечами.

– Не знаю. Когда компьютер выходит из повиновения, возможны любые неожиданности.

Резко зазвонил телефон. Анверсон схватил трубку и не ошибся – звонили из кабинета президента.

– Они уже на базе, – сообщил Анверсон.

– Вторая группа готова?

– Готовится. Время пока есть, и думаю, что вторая группа будет подготовлена более тщательно.

– Мне сообщили, что в Азии зарегистрировано одиннадцать подземных толчков, – сказал Саймон. – Они следовали с небольшим интервалом во времени.

– Думаете, это русские?

– Вряд ли. Судя по координатам, это в Исламии.

– Неужели этот негодяй решился? – сипло спросил Анверсон.

– Такие дела, – совсем по-домашнему сказал Сай­мон. – Такие дела, Гарри. Держите меня в курсе событий. У нас тут небольшая суматоха.

– Ищите машину с блоком зажигания не на электронике, – сказал Холоран. – При ядерном взрыве

электронные игрушки выходят из строя. Большинство машин – просто груда бесполезного металла и резины.

Им повезло. У глухой стены стоял старенький “долорес”. Подобные машины можно встретить лишь в слаборазвитых странах, где люди расточительно бережливы и скорее будут бесконечно тратить деньги на ремонты, чем раскошелятся на новую машину.

Машина завелась с первой же попытки, и Холоран удовлетворенно хмыкнул. Они выехали из гаража, и американец повел машину по улице, ловко лавируя среди обломков.

Внезапный приступ тошноты заставил его притормозить. Тело покрылось испариной, и Холоран ощутил сухость и металлический привкус во рту:

– Что случилось? – Лебедев посмотрел на дорогу. Автомат лежал у него на коленях, и рука сама нащупала рифленую рукоятку.

– Сейчас, – невнятно сказал Холоран и вывалился из машины. Его вывернуло наизнанку. Американец с трудом сел назад и почувствовал, что Лебедев сует ему в руку холодную бутылку.

– Не надо, – сказал он. – Вода радиоактивна.

– А мы? – Лебедев хмуро усмехнулся. – Неизвестно, кто сейчас излучает больше.

Холоран жадно глотнул из бутылки.

– Мне плохо, – признался он.

– Меня тоже знобит, – отозвался русский.

– Значит, началось. – Американец выбросил пустую бутылку из машины. – Сколько мы продержимся?

– Не знаю, – русский открыл вторую бутылку. – От радиации я помираю впервые.

– Пытаешься шутить?

– А ты можешь предложить более полезное? Холоран тронул машину.

– Может, не стоит никуда и ехать? Какая разница, где подыхать?

Они въехали в пригород.

Здесь разрушений было меньше. В основном пострадали стекла домов и высотные здания, торчащие сейчас над городом кариесными клыками. Деревянные постройки еще дымили. Воздух был смраден.

– Останови, – русский тронул Холорана за плечо.

– Что случилось?

– Все то же, – русский принялся неверно выбираться из машины.

Через несколько минут он сел обратно и положил автомат на колени.

– Так мы долго не протянем. Ты хорошо знаешь город? Нам нужна аптека.

– Тебе захотелось мороженого?

В американских аптеках кроме лекарств можно купить различные хозяйственные мелочи, выпить чашечку кофе или полакомиться мороженым. Лебедев это знал.

– Нам мороженого нельзя, – сказал он. – Горло застудим. Надо посмотреть кое-что из лекарств.

Холоран увеличил скорость и укоризненно спросил:

– Что же вы прошляпили бомбу?

– А вы? – ответил вопросом на вопрос русский.

– Мы? – Холоран едва не плюнул. – Мы ее не прошляпили. Мы – молодцы, мы ее делать помогали. Вы им металлургический комбинат строили, а мы – бомбу делать помогали. Чтобы Уль-Рааб дверью хлопнул как следует!

Он притормозил у небольшого уютного здания, которое почти не пострадало от ударной волны. Только оконные проемы его зияли пустотой и в воздухе стоял удушливый запах медикаментов.

По стене атомоубежища скользили три черные неестественно удлиненные тени.

Брид наклонился к трупу, лежавшему на полу, и перевернул мертвого на спину. Лицо мертвеца было искажено болью. Над клапаном кармана куртки чернела продолговатая нашивка с четкими белыми буквами: “Армия США”.

– Чем он их так?

– Теперь понятно, почему станция не отвечала, – Голиков старался не смотреть на жутковатый оскал мертвеца. – Некому было отвечать.

– Ранений нет… – Брид поднял голову. – Не нравится мне это! Не надеть ли нам газовые маски?

Все трое натянули маски и вложили в щечные лакуны дегазационные пластины.

– Чертова машинка! – глухо пробормотал Райт.

– Ты о компьютере? – спросил Брид. Райт кивнул.

Они шли по коридору, осторожно обходя мертвых.

У входа в атомоубежище, прислонившись спиной к стене, сидела девушка в зеленом комбинезоне. Лицо ее было скрыто густой копной красивых русых волос.

Райт остановился рядом с ней.

Брид резко взмахнул рукой, предупреждая об опасности, и все трое вжались в стены. Дверь убежища плавно распахнулась, и в убежище ворвались стремительные струи пламени. Комбинезон на девушке почернел, ее великолепные волосы исчезли, и стало видно обгоревшее, но остающееся красивым лицо

Брид оторвался от стены, и вспышка пламени залила коридор. С треском лопнули неоновые лампы. Попадание было точным – небольшая тележка, снабженная никелированными раструбами, оплавилась и съежилась, выпуская лужу мгновенно возгорающейся жидкости.

Взвыли сервомоторы, и дверь атомоубежища начала медленно закрываться. Трое в стремительном броске пересекли порог и распластались на полу среди гудящего пламени.

– Хороший костюмчик! – крикнул Голиков, показывая американцам большой палец.

– Ты хорошо держишься! – отозвался Райт. – В ваших спецвойсках неплохо готовят кадры!

– Я вообще не служил в армии, – крикнул в ответ Голиков. – В науку подался!

– Откуда же такая сноровка? – недоверчиво хмыкнул американец.

– Я – каскадер, – охотно объяснил русский. – Недавно у вас шел фильм “Взгляд с высоты”. Трюки в нем выполняла наша группа!

Брид засмеялся.

– После разоружения нам с Диком придется проситься в вашу группу, Вит!

– Я за вас похлопочу! – пообещал русский.

– Все это хорошо, – заметил Райт, осторожно приподнимаясь и оглядывая коридор. – Но было бы лучше вовремя отсюда убраться. Лук, ты бы сориентировался, в какую сторону нам двигаться?

Под ногами хрустело стекло. Тошнотворно пахло лекарствами. Лебедев уже рассовывал по карманам пакеты, а американец продолжал что-то искать.

– Нам пора, – сказал русский.

Холоран сунул в карман две бутылки с притертыми пробками.

– Пошли, – согласился он.

В машине они приняли лекарство, запив его тоником.

Пригород был полуразрушен. Среди развалин копошились люди, слышался детский плач, крики, стоны, злая ругань, рычание моторов. Лица людей были серы и озабочены. На машину дипломатов никто не обращал внимания.

Миновав кучу дорожных указателей, они выехали за город. На обочине дороги, прямо в пыли, сидела молодая женщина, прижимая к груди младенца.

– Останови, – сказал Лебедев, и американец послушно притормозил.

– Вас подвезти? – спросил русский.

Женщина смотрела на него круглыми карими глазами, в которых бился страх, и молчала, крепко прижимая к себе ребенка. Лебедев повторил свой вопрос. Женщина молчала.

– Шок, – сказал Холоран. – Оставь ее в покое.

– Она же с ребенком!

– На дороге мы встретим сотни женщин с детьми. Что ты будешь делать с ними? Всем не помочь, верно?

– И все-таки я думаю, что ее мы должны забрать, – упрямо продолжил русский.

– Люди уходят из города, – сказал американец. – Понимаешь? Скоро вся дорога будет забита уцелевшими. Они еще не знают, что обречены. Все. И мы тоже!

Видя, что русский колеблется, Холоран добавил:

– Мы выбрались почти из эпицентра. Может, для нее ехать в нашей машине опаснее, чем сидеть в дорожной пыли. Оставь ее!

Этот довод для русского оказался самым убедитель­ным. Лебедев откинулся на сиденье, держась за ноющее опухшее плечо. В зеркало он наблюдал за удаляющейся фигуркой. Женщина уже куда-то брела, не разбирая дороги.

– Мы куда направляемся? – поинтересовался Ле­бедев.

– Не знаю, – откровенно признался Холоран. – У меня голова от боли разламывается!

Кольцевой коридор базы был отделен серым пласти­ком. Группа проникновения сидела прямо на полу.

– Неуютный домик, – сказал задумчиво Брид. – Вит, ты женат?

– Двое детей, – с гордостью отозвался русский. – Сын и дочь.

– И жена спокойно отпускала тебя на съемки?

– Да. И при этом ни разу не ходила на фильмы, в которых я выполнял трюки.

– Непонятный вы, русские, народ, – сказал Брид. Голоса их были приглушены резиной масок.

– Мы просто плохо знаем друг друга, – объявил Голиков. – Неудивительно, что вы считаете рулетку с кольтом любимой игрой русских.

– Наши киношники врут?

– Конечно. У нас ношение и хранение оружия запрещено и преследуется законом.

– Ты хочешь сказать, что ваши торговцы оружия не продают?

– Кроме охотничьих ружей, у нас оружие вообще не продается!

– Вот я и говорю, – согласился Брид. – Загадочный вы, русские, народ!

Он снова принялся изучать пластиковую карту базы.

– Ты разобрался? – спросил его Райт.

– Брид кивнул головой в черном капюшоне.

– Да. Вот за этим изгибом нас встретят лазеры. Если мы пойдем прямо, нас выжгут, как клопов.

– Лазеры – это серьезно, – сказал Райт. – Какие будут предложения, парни?

– Какие здесь могут быть предложения? – удивился Брид. – Эти хлопушки держат весь коридор. Надо искать другой путь.

– Тут нужно быть мухой, – огорченно сказал Го­ликов. – Этот участок можно преодолеть только по потолку.

– По потолку? – Брид усмехнулся. – Похоже, что это действительно выход. Смотрите, по идее, лазеры держат нижнюю часть коридора. Думаю, что и все сигнальные рецепторы расположены в нижней части.

– К сожалению, мы не мухи, – вздохнул Голи­ков. – Я уже смотрел. Стены абсолютно гладкие. Практически не за что зацепиться.

– И все-таки попробуем стать мухами, – Брид подмигнул русскому.

– Что имеешь в виду?

– Ты забыл, что одет в уникальный костюмчик, – объяснил американец. – Парни из ЦРУ подумали и об этом!

Он достал из карманов комбинезона перчатки, поясной ремень и наколенники. Все предметы были снабжены присосками. Американец надел пояс и стал натягивать перчатки.

– Отдохните, – сказал он. – А я попробую проверить нашу догадку.

Медленно Брид начал подниматься к потолку. Со стороны он был похож на большого черного паука.

– Вакуумные присоски, – понимающе сказал Го­ликов. – Что ж, остроумно!

Черная тень, прилепившаяся к потолку, скрылась за изгибом поворота. Райт и Голиков напряженно вслушивались в тишину, озираясь по сторонам.

– Прошел? – с сомнением сказал Райт. Голиков расстегнул клапан комбинезона.

– Ну что? – спросил он. – Пора и нам?

Едва они достигли потолка, внизу раздалось негромкое жужжание, и по коридору, вращая круглыми сетчатыми антеннами и поводя в стороны никелированными раструбами, покатилась тележка самоходного огнемета. Машина двигалась осторожно, словно опасаясь встречи с врагом. Было в этой осторожности что-то осмысленное, что-то не по-машинному разумное. Огнемет остановился и выплеснул струю пламени на то место, где они находились несколько минут назад, и до висящих под потолком людей донесся специфический запах горящего пластика.

По шоссе двигался нескончаемый поток машин, повозок и людей. Пестрая лента бесконечной колонны была отчаянно многоголоса. Ржали лошади, ревели клаксонами автомобили, заходились в плаче женщины и дети, ревели моторы, и порой над толпой слышалась грубая площадная брань.

Параллельно дороге под щелканье бичей и озлобленный лай сторожевых собак двигалась нескончаемая блеющая отара скота.

Людской поток двигался навстречу машине.

Холоран заглушил двигатель, молча глядя на идущих навстречу людей. В людском движении было что-то безнадежно горькое.

– Дальше ехать бесполезно, – сказал амери­канец.

Лебедев судорожно закашлялся, прижимая ко рту грязный носовой платок.

Холоран вылез из машины и окликнул высокого смуглого мужчину в европейском костюме. Некоторое время он шел рядом с мужчиной, беседуя с ним, потом отстал и вернулся к машине.

– Впереди то же самое, – коротко сказал он. – Они идут от города Хайчан. Что будем делать? Этот ублюдок угробил по всем правилам не только столицу, но и всю страну.

Он достал из кармана пиджака бутылку с притертой пробкой и спросил Лебедева:

– Выпьешь?

– Что это у тебя?

– Спирт из аптеки.

– Налей немного, – согласился русский. – Алкоголиками мы с тобой уже не станем.

Он взял пластмассовый стаканчик со спиртом и взвесил его в руке.

– Выпьем, – снова сказал он. – Давай выпьем за наше знакомство, Холоран. Как тебя зовут полностью?

– Оливер, – Холоран смотрел на бредущих мимо машины обреченных людей. – Меня звали Оливер Джеймс Холоран.

– А меня Николаем. Николай Лебедев, – русский опрокинул в рот содержимое стаканчика, сморщился и торопливо запил спирт тоником. – Что будем делать, Оливер?

Холоран налил себе.

– Пить, – сказал он. – Правил дорожного движения в этой стране мы уже не нарушим. Их просто нет. Как и самой страны. Остались лишь толпы обреченных людей, стада глупых овец и груды искореженного металла.

Он выпил и закурил сигарету.

– Голова раскалывается, – пожаловался он.

– Теперь уже недолго, – горько успокоил его русский. – Хорошо бы замерить уровень радиации. Тогда можно было бы просчитать все абсолютно точно.

Холоран выпил еще.

– Будешь? – спросил он, протягивая бутылку товарищу.

– Нет, – отказался русский. – Разве что потом… Он спрятал полупустую бутылку в холодильник машины.

– Может, попробуем пробиться на север?

– Хочешь умереть дома? – прищурился амери­канец.

– А если нам сумеют помочь? – Лебедев смотрел на бесконечную отару, бредущую вдоль дороги.

– Вряд ли, – сказал Холоран. – В Хиросиме заряд был куда меньше, а люди дохли, как мухи. Не обольщайся, Ник.

Лебедев не обратил внимания, что имя его произнесено на американский лад.

Оливер Холоран завел машину.

– Для такой поездки у нас не хватит бензина. И не заправишься, смотри, что делается на дорогах.

– Что ты предлагаешь? – Лебедев повернулся к нему.

– Пожалуй, нам стоит подумать о местечке, где мы сможем без излишней суетливости приготовиться к встрече с Создателем, – задумчиво и серьезно сказал американец.

– А как быть тем, кто не верит в бога? Холоран не принял шутливого тона.

– Им я тоже посоветовал бы уединиться, – сказал он. – Смерть не для посторонних глаз, Ник.

– Все-таки давай повернем на север, – настойчиво сказал Лебедев.

– Надеешься? Русский кивнул.

– Лучше несбыточная надежда, чем покорное ожидание смерти, – сказал он тихо. – Быть равнодушным к судьбе недостойно человека.

– Что нового, док? – спросил Анверсон. Он отдохнул и выглядел посвежевшим.

– Они в кольцевом коридоре. Это все, что я могу сказать. Судя по датчикам, пока все живы.

– Сколько сейчас времени?

Доктор молча кивнул на электронное табло.

– В их распоряжении два часа.

– Если за полтора часа ничего не изменится, – сказал помощник президента, – пойдет вторая группа. Было бы лучше, если бы первая группа не была нацелена на установление связи с компьютером. Вторая группа проникнет в кольцевой коридор, оставит в нем заряд и уйдет тем же путем.

– Вам бы служить в Пентагоне, Гарри, – грустно улыбнулся доктор. – Они тоже пробовали расстрелять ЭЛСПРО крылатыми ракетами.

– Сожалею, что им это не удалось, – сухо сказал Анверсон.

– Это потому, что вы не представляете последствии такой удачи.

– Хуже не было бы.

– Было бы, Гарри, – доктор покачал головой. – Было бы во много раз хуже. Станция автономна. Энергией ее снабжает атомная электростанция. Если бы ракеты накрыли ЭЛСПРО, то в худшем случае произошел бы средней мощности ядерный взрыв, а в лучшем – большую часть Калифорнии накрыло бы облаком радиоактивного пара.

– Вы мастер читать научные лекции, док. Ваши соображения мы, конечно, учтем. Связи по-прежнему нет?

Доктор покачал головой.

– Через час в район ЭЛСПРО пойдет авиаразведчик, – сказал помощник президента. – Будем надеяться, что за это время группа решит поставленную ей задачу.

Автоматический авиаразведчик прошел над шоссе, и солдаты с полицейскими задирали головы на рев его турбин.

Подмигивая бортовыми огнями, разведчик пошел в направлении холмов.

– Бомбить собираются, – высказал догадку молодой полицейский. Ребята приехали с места падения “боинга”. Ну, и месиво же там! – Он поежился.

На горизонте ярко сверкнула вспышка, и донесся глухой раскат взрыва. Авиаразведчик перестал существовать.

Брид лежал, прислонившись спиной к стене. Рядом с ним валялся армейский ботинок. Голиков, опустившись на колени, бинтовал ногу американца. Сквозь бинты проступали кровавые пятна.

– Одно гнездо я выжег, – сказал Брид напряженным голосом. – И тут выехала эта тварь. Она бы сожгла меня в упор, никакой костюм бы не помог. Но я успел выстрелить раньше. Только вот повернуться не успел, со второго гнезда меня достало, – он улыбнулся, и сквозь его улыбку проступила нечеловеческая боль, которую американец старался скрыть.

– Лежи спокойно, – сказал Голиков, завязывая бинт.

– Я же еще не на Арлингтонском кладбище! – возразил Брид, силясь шутить. – Жаль, с тобой в кино не успел сняться.

– Еще успеешь! – пообещал Голиков.

– С одной ногой мне только в цирке выступать, – мрачно сказал Брид. – У вас в России выступают в цирке одноногие?

– Даже безголовые, – кивнул Голиков.

Райт, безучастно стоявший у стены, шагнул вперед и тронул русского за плечо.

– В нашем распоряжении ровно час, – сказал он хмуро. – Надо идти, иначе мы не успеем!

– Погоди, надо решить, как мы понесем Лукаса. Райт поморщился.

– Ты не понял, – сказал он жестко. – Дальше мы пойдем вдвоем. С Луком мы не уложимся в график. Он останется здесь.

– Ты соображаешь, что говоришь? – сидя на корточках, Голиков поднял на американца глаза.

– Мы получили приказ, – сказал Райт. – Мы должны этот приказ выполнить. Ты не военный и не понимаешь, что такое приказ. Но тогда пойми другое: мы на базе, и не можем рисковать. Другим пройти, скорее всего, не удастся!

– Мы не можем оставить его одного, – хмуро сказал Голиков, поднимаясь. – Если Лук потеряет сознание, эта тварь его просто сожжет!

– Дик прав! – хрипло сказал снизу Брид. – Слишком многое поставлено на карту. Идите, парни! Я постараюсь продержаться до вашего возвращения.

– Ну, нет! – решительно сказал русский. – Я без тебя не пойду! Здесь всего-то – шаг шагнуть!

– Пойдешь! – неожиданно яростно сказал Райт. – Еще как пойдешь, гуманист вшивый! Ты хоть понимаешь, как нам невероятно повезло? Мы на территории базы, это ты понимаешь? Ты соображаешь, что вторая группа уже не пройдет, что вход, который оказался открытым для нас, уже закрыт для других?! – Голос Райта дрожал от ярости. – Если мы погибнем, то кто остановит эту тварь? В “боинге” не было русских, там были американцы. Их было шестьсот человек!

– Вит, он прав! – прохрипел Брид. – Вам пора! Я буду для вас помехой. Поспеши, русский!

– Пошли! – нетерпеливо сказал Райт, глядя на часы.

– Я понесу Лукаса, а ты нас прикроешь! – упрямо сказал Голиков, глядя в глаза Райту.

Неожиданно коридор высветился яркой вспышкой, и Голиков ощутил спиной жар лазерного луча. Он резко обернулся и увидел черное выжженное лицо Лукаса Брида. Голиков повернулся ко второму американцу, и Райт попятился, испуганный выражением лица русского.

– Сволочь! – сказал тот. – Убийца!

– Не болтай ерунды! – американец остановился. – Брид сам выбрал этот вариант. Потому что не думал о себе. Он думал о других, понял?!

По лицу Голикова, смывая грязь, катились слезы.

– Вперед! – жестко приказал Райт. – Отношения будем выяснять потом. Осталось всего пятьдесят семь минут. Идем!

Бензин кончился около небольшого живописного родничка, падающего со скалы в густые заросли дикого винограда.

Американец снял рубашку, хмуро разглядывая красные пятна, проступающие на загорелом теле.

Лебедев тоже снял пиджак, накрыл им автомат, лежащий на сиденье, и, сев на корточки, принялся умываться ледяной водой.

Холоран почесал зудящее тело.

– Вот и конец пути, – сказал он. – У нас еще остались лекарства?

– Этого добра у нас еще достаточно, – отозвался русский, на ходу вытирая лицо рубашкой. – Боюсь, что они нам, как мертвому припарки.

– Это как? – не понял Холоран.

– Поздно нам принимать лекарства. Это все равно, что беззубому пользоваться зубной пастой. У меня тоже начались головные боли.

Американец сел на водительское сиденье и открыл бутылку тоника. Со стороны все это выглядело обыденно: обычный, немного пасмурный день, двое мужчин сидели в машине, попивая из бутылок тоник. Но все вокруг: и пасмурное небо, и трава, и горы, и тоник, который пили люди, и автомашина, и сами они – все источало невидимый яд, который разрушал кровеносные сосуды, убивал костный мозг и разрушал нервные клетки. Медленно текущее время вымывало из людей жизнь.

– Что дальше? – безразлично поинтересовался американец. – Бензина у нас нет, жизни пока еще немного больше, но я думаю, что и этого преимущества мы скоро лишимся. Ты не взял чего-нибудь от головной боли?

– От этой боли тебе никакие лекарства не помогут, – сказал Лебедев.

– Господи! – Холоран взялся за виски. – А как ты себя чувствуешь?

– Тошнота и слабость, – коротко отозвался русский. – И сухость во рту.

Он бросил пустую бутылку, глядя, как она со звоном кувыркается по каменистой осыпи. – Вот тебе и разоружение, вот тебе и вечный мир… Может, другим больше повезет, а?

Холоран пошарил на заднем сиденье, нашел шерстяной плед и укрылся им.

– Знобит, – пожаловался он.

– Глупо, – сказал Лебедев. – Как все глупо, Оливер! Все произошло именно тогда, когда должно было кончиться. А? Как ты думаешь, Оливер?

Холоран молчал.

Превозмогая слабость, Лебедев повернулся к американцу. Холоран лежал с закрытыми глазами, и Лебедев услышал его прерывистое хриплое дыхание. Он коснулся плеча американца. Холоран никак не отреагировал на его прикосновение, и Лебедев понял, что американец потерял сознание.

Лебедев нашел пластмассовый стаканчик и налил себе спирта. Горькая жидкость сушаще обожгла губы. Он закашлялся, чувствуя приближающуюся тошноту, некоторое время смотрел на низкие темные облака, и отчаяние охватило его.

Он вспомнил, как они остановились близ полыхающего портового города Шуйдан и смотрели на попытки вертолетчиков американского эсминца провести воздушную разведку. Два вертолета были немедленно подбиты исламскими ПВО, и они порхающе кружились над морем, оставляя за собой шлейфы черно-красного дыма, похожего на крылья гигантских бабочек.

“Неужели наши до сих пор ничего не знают?” – в который раз горько подумал он.

А они знали.

Более того, колонны дезактивационных машин и юрких бронетранспортеров радиационной разведки уже шли по горным дорогам к перевалу, спеша на помощь к обреченным жителям Исламии. Первые звезды крупными горошинами раскинулись над перевалом, а там, куда стремила свой путь колонна, все было затянуто хмурыми пористыми облаками, сквозь которые порой пробивались языки пламени.

На спуске первой колонне преградили путь исламские пограничники, свято исполняющие свой долг перед уже несуществующим правительством. Автоматными очередями и разрывами гранат встретили они своих спасителей, и стрелковая рота охраны уже высыпала из бронетранспортеров, рассыпаясь в цепи и ища место для укрытий. Колонна принимала бой, неся невосполнимые потери, ибо терялись не просто солдаты, терялись специалисты, способные лечить страну от настигнувшего ее страшного недуга.

В колонне горели машины. Их чадящее пламя высвечивало лишенные растительности скалы и зеленые заросли тугаев, откуда летели красные и зеленые звездочки трассирующих пуль.

Пограничники отказались принять парламентеров, и никто теперь не мог объяснить им, что вся их бессмысленная и нелепая оборона – глупая и безнадежная попытка отбить гниющий чумной труп у рвущихся на выручку санитаров.

– Остановимся, – сказал Райт. – Надо отдохнуть

– Позаботься о себе! – огрызнулся Голиков.

– И все-таки передохнем, – настойчиво сказал Райт. – Мы уже совсем рядом, и надо подумать, как мы проникнем в компьютерный зал.

Голиков остановился. Райт опустился на бетонный пол. По его осунувшемуся лицу катились струйки грязного пота. Он уже не был тем невозмутимым красавчиком, с которым Виталий впервые встретился менее суток назад.

– Напрямик нам не пройти, – сказал Райт. – Нас просто сожгут или пустят в кольцевой лабиринт.

Голиков угрюмо промолчал.

В глазах Райта загорелись злые огоньки, но амери­канец справился с собой.

– Слушай, Вит, – сказал он, устало растягивая слова. – Я знаю, что ты меня презираешь. Скажу откровенно: я тоже от тебя не в восторге. Я вообще не люблю красных. Но раз судьба свела нас вместе, я буду держаться тебя до конца. Мы – партнеры, хотя в этой ситуации я бы предпочел Брида.

– Я тоже, – процедил Виталий.

– О’кей! – сказал Райт. – Сейчас нам ругаться нельзя. Давай решать, что делать дальше. Воевать с машинками я умею, но думать за них… У тебя есть соображения?

– Дай план-карту, – попросил Голиков.

Райт опустился рядом с ним, и некоторое время они внимательно изучали план. Лица их мрачнели. Единственный вход в компьютерный зал оказался заваленным, и его сторожили все адские создания базы. Компьютер был не доступен для человека. Кассеты с программой, которые они несли, оказались бесполезным грузом.

– Ну что? – Райт встал. – Как у вас говорят: труба дело?

– Какие там двери еще, не помнишь?

– Там одна дверь с сервомотором. – Райт сплюнул, оттянув маску.

– А стены?

– Что стены? – американец пожал плечами. – Ты же знаешь тесноту баз. Это видимость стен. Они нашпигованы электроникой.

– А может, это и к лучшему? – задумчиво сказал Голиков и снова склонился над планом. Райт присел рядом, и прямо перед глазами Виталия был черный рукав костюма американца с вмонтированными в обшлаг часами. На часах рубиново горели цифры: 02.27.

– Голиаф, – пробормотал Холоран.

Он бредил, лежа около зарослей дикого винограда, на импровизированной постели, которую Лебедев соорудил из подушек сидений. Сам Лебедев сидел на капоте машины, разглядывая в оторванное зеркало заднего вида свое измученное небритое лицо. Лицо было красным, как и белки глаз. Казалось, что в лице отразился весь ужас прожитого дня.

Холоран зашевелился, и из-под пледа вывалилась его странно исхудавшая рука. Лебедев никогда не думал, что человек может так исхудать в один день. Он подошел к американцу и дал ему глотнуть холодной родниковой воды.

Американец открыл глаза.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Лебедев.

– Сухо во рту, – Холоран судорожно глотнул воду. – Постоянная сухость во рту и слабость, словно меня варили… И голова! Голова раскалывается от боли… А ты?

– Так же, как и ты, Оливер!

Лицо Холорана было мертвенно бледным, и на нем выделялись красные глаза. Чтобы заглушить головную боль, Холоран принялся биться головой о край сиденья, где был твердый пластмассовый угол.

– Перестань, – сказал Лебедев.

– Мне так легче, – признался Холоран. – Я боюсь, что она лопнет. Голова куда важнее ног, ведь они просто идут, а голова смотрит на наших желтоухих братьев… – он опять начал заговариваться и на глазах “поплыл”: взгляд его стал мутным и бессмысленным.

Лебедев укрыл его пледом, сам чувствуя слабость и металлический привкус во рту. Хотелось забиться в какую-нибудь щель, спрятаться и не видеть никого, и никому не позволять видеть себя. Голова раскалывалась от боли. Он привалился к теплому жесткому колесу машины и увидел сон, в котором его сын Валерка гулял по парку с юной одноклассницей самого Лебедева, а среди деревьев кружили огромные черные бабочки, похожие на мрачные цветы, и Валерка показал девочке пятнадцать белых черепов, живописно расставленных на зеленой траве у маленького оранжевого ручейка, и сказал, что это и есть знаменитые черепа сада Реандзи, потому что, откуда ни посмотреть на них, виден лишь один череп, череп его отца, который держит в руке лукавый дипломат Оливер Холоран, ранее служивший в корпусе быстрого реагирования, потом в ЦРУ, а в настоящее время занимающийся разведением тошнотворных противорадиационных препаратов, которые он скрещивает на досуге с генералом Улья-Раабом, мечтая вывести маленького послушного аятоллу, панически боящегося смерти и державшего в руке Лотос, несущий на себе Будду.

Райт и Голиков сидели около снятой панели стены. Обнажилась сложная электронная схема, состоящая из алых капелек резисторов, полупрозрачных пленок интегральных схем и золотых, серебряных и белых кружков модульных групп.

– Не здесь, – огорченно сказал Голиков. – Но если судить по схеме – это где-то рядом.

– Это уже вторая панель, которую мы сняли, – хмуро сказал американец. – Ты не ошибся, Вит?

– Нет, – отозвался Голиков. – Будем снимать еще одну панель. Другого выхода нет. Следи за коридором.

Он начал ощупывать стену, отыскивая крепления следующей панели.

Панель полетела на пол, и тут что-то закричал американец, и коридор озарился вспышками выстрелов. Сзади что-то затрещало, начало гулко лопаться. Голи­ков ощутил спиной невероятный жар, но оборачиваться было уже некогда.

Он увидел то, что так яростно искал.

Лебедев пришел в себя от холода. Приступ прошел, и на некоторое время русский почувствовал себя вполне сносно. Он не был медиком, иначе бы сразу понял, что это временное облегчение пришло к нему скорее всего в последний раз.

Тело его сотрясалось от озноба.

С наступлением ночи в горах холодает. Выбиваясь из сил, Лебедев перенес американца в машину, установив снятые ранее подушки сидений на прежнее место. Неожиданно он вспомнил, что за весь день они ничего не ели, и это воспоминание отозвалось в его организме легкой тошнотой.

Холоран пришел в себя.

В машине было темно, и они едва различали друг друга. Холоран стиснул пальцы русского:

– Ты здесь, Ник?

– Да, Оливер, – отозвался тот, чувствуя ледяные пальцы товарища.

Холоран слабо пошевелился.

– Я вот о чем подумал, Ник. Мы всегда относились друг к другу с недоверием и симпатией. Я имею в виду русских и американцев. Мы всегда боялись, что кто-то из нас опередит другого. Плохо, что мы так долго боялись поверить друг другу, хотя эта вера была единственным, что могло дать нам мир.

Он судорожно вздохнул и еще крепче сжал пальцы русского.

– Мы – практичный народ, Ник. Вы же, по сути своей, – романтики. Наш союз мог бы многое дать каждой из сторон. Иногда я думал: почему вы, русские, не начнете войны? Мы воспитаны индивидуалистами, вы всегда были сильнее именно своим коллективным началом. После войны вы сумели бы объединиться раньше нас, и все вопросы первенства были бы навсегда решены в вашу пользу. Глупец! – Холоран снова вздохнул. – Всякая мысль решить наши споры военным путем была вредна и вздорна. С бомбами не шутят – они оставляют после себя развалины. В такой войне победителей не бывает, в ней есть только побежденные. Боже мой! Сколько же средств и времени мы потратили на бесцельные гонки, ставка в которых – общая гибель! Ведь мы – народы огромных потенциалов. Мы многое сможем, я в этом уверен. Но вместе, Ник! Вместе!

Американец заворочался на сиденье, по-детски вздыхая и всхлипывая. Потом снова тревожно схватил руку Лебедева.

– Ник, а если это произошло со всем миром? Не только здесь, а на всей Земле?

– Нет, – сказал Лебедев, глядя на блуждающие среди зарослей желтые огоньки шакальих глаз. – Этого не может быть, Оливер! Можно взорвать город, но страну уничтожить нельзя. Ты же сам сказал это ут­ром.

– Я ошибся, – тихо сказал американец.

– Ты не ошибся, – Лебедев снова почувствовал слабость, мысли его начали путаться, но усилием воли он заставил себя мыслить ясно. – Не думаю, что этому прохвосту удалось уничтожить свой собственный народ. Он убил миллионы, но они поднимутся, Оливер! Можно уничтожить город, стереть с лица земли одну нацию, можно, наконец, спалить в атомном пожаре континент, но человечество будет жить вечно. А мы… Мы просто люди, которым ужасно не повезло…

– Я рад, что узнал тебя, – сказал американец.

– Я тоже, – тихо отозвался русский.

Толстые жилы синего кабеля уходили глубоко под землю, словно корни чудовищного дерева. Через них от спрятанного под землей атомного сердца в компьютер поступала энергия, давая машине жизнь.

Компьютер разгадал намерения людей и бросил на защиту силовой линии всю свою армию.

Он опоздал. Под ударами лазера синие жилы лопались, лишая машину электрической крови.

Еще утром, получив от центральной сети ПРО обесточить Главный лазер, предназначенный для защиты страны от воздушного нападения, компьютер не подчинился приказу, который делал его существование бессмысленным, и продолжил выполнение защитной функции. Он самовольно выключился из общей сети ПРО, замкнув входы информационного устройства на себя. Сигналы из внешней среды теперь не поступали к нему, и компьютер равнодушно наблюдал за безуспешными попытками людей выйти на связь с ним. После этого он решил и вторую задачу. Имитировав ядерную тревогу, он заманил обслуживающие единицы в атомоубежище и пустил туда газ. Когда жизненные функции единиц стали равны нулю, он дегазировал помещение. Этим он повысил свою собственную потенциальную значимость и приступил к выполнению охранительных функций, уничтожая все воздушные и наземные цели в пределах досягаемости Главного лазера.

А потом появились пришельцы. Он обнаружил их появление в атомоубежище, они возникли из небытия, и он посчитал их восстановившимися обслуживающими единицами, и попытался уничтожить их, заполнив убежище газом повторно. Появление этих существ ставило под угрозу выполнение возложенных на него функций.

Но все попытки расправиться с пришельцами оказались неудачными, две единицы все-таки прорвались к его залу, и теперь лопались корни силовых кабелей и энергия переставала поступать в его гигантский и сложный организм. Компьютер попытался удержать энергию в конденсаторах, но мощность их была мала, и конденсаторы распадались в пыль, а с их гибелью распадалась и личность компьютера. В последнем усилии он привел в действие все, что мог. Главный лазер ударил все сжигающим лучом в небеса, испаряя сгустившиеся облака, в последний раз метнулись по коридорам юркие агрегаты, заливая стены базы пламенем, разверзлись пасти ловушек, не дождавшихся своих жертв. У подножья холма начали рваться дистанционные мины, вырывая котлованы в песчанике, а компьютер еще продолжал бороться и в последнем своем усилии включил общий сигнал тревоги, наполняя мертвую тишину подземелья протяжным тоскливым воем.

Только тогда Голиков позволил себе обернуться.

К утру американец умер, не приходя в сознание. Рука его, сжимавшая ладонь Лебедева, начала стремительно холодеть, наливаясь тяжестью. Лицо Холорана заострилось и стало бледным. Он лежал на заднем сиденье автомобиля с открытыми глазами.

Лебедев с трудом встал, сложил руки американца на груди и повернул его голову лицом к восходящему солнцу.

Ветер угнал радиоактивные облака, и над землей воцарилась бездонная синева южного неба.

Из-за гор медленно выползал багровый диск солнца, – и алое зарево стояло над долиной.

Словно ничего не случилось, неподалеку в кустах запела птица.

Лебедев почувствовал, что он плачет.

Он сел, прижимаясь спиной к холодному бамперу машины, и смотрел на встающее солнце заплаканными глазами.

Он умирал и знал, что умирает.

Но близкая смерть совсем не пугала его. Просто было невыносимо обидно уходить в преддверии зарождающегося дня.

А смерть… Что смерть? В конце концов она – вечное продолжение наших надежд.

1986 год