ГЛАВА 13

В какой момент почувствовал он, как ослаблялись сжимавшие его тиски, как они разомкнулись совсем? Может, это почудилось или душа расставалась с телом? Подобно рыбе, выплывшей из глубин, Ян вынырнул на поверхность; его голова стремительно выскочила из воды. Икая, он откинулся на спину, пораженный вновь увиденным светом. Вокруг него мелькали тени. Послышался крик. Приглушенный крик, издаваемый падающим телом. Шум борьбы. Мгновение тишины, прервавшееся удаляющимся топотом копыт. После этого он немного пришел в себя.

— Все в порядке?

Гигантская тень заслонила солнце. Ян бессильно пролепетал:

— Сьер Идельсбад?

— Ты узнал меня, значит, живой.

Опешив, Ян посмотрел по сторонам. Один из его врагов лежал на земле: рукоятка кинжала торчала из груди. Другой исчез.

Мальчик кивнул на труп:

— Это… вы его?..

— Я.

Идельсбад помог Яну встать, показал на лошадь, стоящую у тополя.

— Надо сматываться.

— Как вы меня нашли?

— У тебя короткая память. Разве я не сказал тебе однажды, что в мои обязанности входит все знать?

— Вы следили за мной?

Гигант не ответил.

— Давай пошли!

— Куда вы меня отвезете?

— Туда, где ты должен был остаться: домой.

Ян шагнул назад.

— И речи быть не может!

— Как? А ну-ка повтори!

— И речи быть не может о том, чтобы я вернулся к Маргарет.

Идельсбад схватил мальчика за руку и бесцеремонно повел за собой.

— Ты пойдешь туда, куда я тебе прикажу. И точка!

Ян, извиваясь, упал на землю.

— Нет!

Гигант показал на труп:

— Этого урока тебе мало? В следующий раз меня может не оказаться рядом и я не сумею помочь тебе. Ты возвращаешься домой.

— Только…

— Только что?

— Вы спасли мне жизнь. Вы должны и впредь защищать меня!

Идельсбад натянуто расхохотался:

— Нет, подумать только, какая наглость!

Ян, не обратив внимания на насмешку, продолжил:

— Впрочем, вы мне не сказали, почему…

— Почему?

— За что эти люди пытались меня убить? Вы должны это знать! Вы знаете все, потому что это входит в ваши обязанности.

Идельсбад заметно смутился.

— Ну вот еще… Вообрази, что я ничего не знаю.

— Убили моего отца, а теперь моя очередь.

Последовала очень короткая пауза.

— Никто не убивал твоего отца. Ван Эйк умер естественной смертью.

Мальчик недоверчиво взглянул на него:

— Вы в этом уверены?

Гигант подтвердил.

— Но почему? Чем вы докажете?

— Я знаю, вот и все. А теперь хватит трепаться, я отвезу тебя в Брюгге.

— Но я хочу знать!

Идельсбад не вытерпел:

— Ну, хватит! Если хочешь поиграть жизнью — играй, она твоя, а не моя. Имеющий уши да слышит!

Раздраженно отбросив руку мальчика, он забрал свой кинжал и быстрым шагом направился к лошади. Собираясь вскочить на нее, он услышал звонкий голос Яна:

— Подождите!

Гигант вспрыгнул в седло.

— Подождите меня!

Ян вцепился в стремя.

— Вы не можете оставить меня здесь!

Идельсбад окинул его сердитым взглядом.

— Я увезу тебя в Брюгге. Домой.

Мальчик утвердительно кивнул.

— Забирайся!

За время поездки они не обменялись ни словом. Только когда проезжали через Гентские ворота, Ян застенчиво произнес:

— Я хочу есть.

— После всего, что ты пережил… Знавал я таких, которые теряли аппетит на несколько дней.

Уже двое суток я питаюсь одними яблоками.

— Ладно, поешь дома. Впрочем, мы почти приехали.

Действительно, уже показалась церковь Сен-Клер. А от нее начиналась улица Нёв-Сен-Жилль.

Ян увидел очертания дома Ван Эйка, освещенного солнцем. Смутное волнение, смешанное с отчаянием, охватило его. Ян уже представил, как Маргарет изливает на него накопившийся гнев. Слава Богу, есть Кателина… Она будет его щитом. Он вновь увидит ее и постарается все ей объяснить. И в итоге благополучно выберется из этой злосчастной авантюры. А потом… Ян подумает. Верно было одно — при первом же удобном случае он опять убежит. Он убежит в Слейс. На этот раз никто его не догонит.

Задумавшись, Ян не заметил, что Идельсбад остановил лошадь.

— В чем дело? — спросил мальчик.

Не дождавшись ответа, он посмотрел туда, куда был устремлен взгляд гиганта, и увидел трех мужчин, перекрывавших подступ к дому.

— Что это?..

Он не закончил вопроса, потому что Идельсбад повернул лошадь и во всю прыть помчался обратно, все время прямо. Остановился он лишь у Бургских ворот.

— Чума побери этих фламандцев! — Обернувшись, он спросил: — Что же ты такого натворил? Какое преступление совершил?

— Преступление? Бежать из места, где чувствуешь себя несчастным, — преступление?

— Тут что-то не так. Ты что-нибудь скрываешь от меня.

— Ничего. Клянусь вам!

— Не верю я ни одному твоему слову. Пора бы поговорить. Ты доставишь мне удовольствие, если выложишь все начистоту!

Идельсбад зло пришпорил лошадь, помчавшись в этот раз к крепостным стенам.

Часом позже они въезжали в деревушку Хёке. Несколько домишек, крытых соломой. Немощеная улица. Небольшая часовня. Идельсбад спешился у дряхлой избушки.

Внутри пахло гниющим деревом. Вся обстановка состояла из колченогого стола, скамьи без подлокотников, двух табуреток, сундука из ореховых досок, стоявшего справа от камина без подставки для дров, в котором слабо горело несколько торфяных брикетов. Через открытую дверь комнатушки была видна крошечная кухонька.

— Садись. Я тебя слушаю.

Мальчик уныло спросил:

— Что вам рассказать? Я ничего не знаю. — И добавил: — Я есть хочу.

— Есть! Есть! За тобой по пятам гонятся убийцы, а ты только и думаешь, как бы набить брюхо.

— Если уж умирать, то предпочитаю умереть с полным животом.

Идельсбад буркнул с досадой:

— Мы не в гостинице! Пойду поищу что-нибудь.

Он ушел на кухню и вернулся с краюхой хлеба, несколькими ломтиками сала, луком-пореем; все это было навалено вперемешку в глубокую тарелку.

— Вот все мое богатство. Тебе должно хватить.

— Великолепно. Обожаю сало!

Гигант поставил тарелку на стол и уселся напротив Яна.

— Теперь ты должен мне обо всем рассказать. Начиная со смерти Ван Эйка.

Мальчик старался ничего не упустить. Во всяком случае, ничего важного. Когда он закончил, Идельсбад, озабоченный как никогда, осведомился:

— Ты ничего не забыл?

— Не думаю… — Ян отодвинул тарелку и спросил: — Могу я тоже задавать вам вопросы?

— Если хочешь. А я еще подумаю, отвечать или нет.

— Вы только что мне сказали: «Никто твоего отца не убивал. Ван Эйк умер естественной смертью». Почему? Как вы можете быть в этом уверены?

— Потому что в тот вечер я был рядом с ним.

Ян смотрел на него, от изумления открыв рот.

— Да, — продолжил Идельсбад. — И заранее предупреждаю, что я непричастен к его смерти. Мы мирно беседовали. Он вдруг поднес руку к груди. Его лицо посерело. Он рухнул на пол прежде, чем я успел что-либо понять. Я бросился к нему. Несколько секунд Ван Эйк тяжело дышал, затем… все кончилось.

— А вино? Там нашли пустой кубок. Капитан предположил отравление.

— Это вино выпил я, точнее, допил после смерти Ван Эйка. Мне нужно было взбодриться.

— Человек, толкнувший меня, — тоже вы?

— Да, но я не знал, что это был ты. Сначала я толкнул, а думать стал потом.

Ян пожал плечами:

— Если бы вы и знали, что это был я, от этого ничего бы не изменилось.

— Пожалуй. Я не стал бы рисковать и слушать, как ты орешь, поднимая на ноги весь дом.

— Но что вы там делали? Капитан утверждал, что взлома не было. Как вы проникли в дом?

— Через дверь палисадника. Ван Эйк сам мне открыл.

Ян сгорбился.

— Ничего не понимаю. Абсолютно ничего! — Подняв голову, он враждебно бросил: — Но кто вы на самом деле? — Он окинул взглядом скудную обстановку. — Во всяком случае, вы не сержант и не агент, сыска. Иначе вы не жили бы здесь, в таком месте!

— Ты прав. Я даже не фламандец. Меня зовут не Тилль Идельсбад, а Франсиску Дуарте.

— Итальянец?

— Португалец. Есть разница!

— Однако вы отлично говорите на нашем языке.

— Мать моя была родом из Гента. А я способный. Я также хорошо говорю на испанском, итальянском и тосканском.

Мальчик встал и, заложив руки за спину, возбужденно заходил по комнате.

— Здорово вы нас провели! — вскричал он, ощущая поднимающийся гнев. — Вы обманули моего отца, заставили его поверить…

— Твоего отца? Поговорим о твоем отце! Обычный шпион на содержании у герцога Бургундского! Вот кем в действительности был великий Ван Эйк. И избавь меня, пожалуйста, от уроков морали!

Ян застыл на месте.

— Что вы сказали?

— Истинную правду.

— Мой отец — шпион? Вы лжете!

— Сядь-ка. Я все тебе объясню. Но при одном условии…

— Каком?

— Не терплю, когда меня перебивают. Да и рассказ будет долгим.

Сжав кулаки, мальчик уселся на табурет и стал ждать.

— В день, когда я застал тебя в Ватерхалле, — начал Идельсбад, — мне показалось, что ты обожаешь корабли и море.

— О да! Мне часто снится, что я моряк.

— В таком случае то, что я расскажу, должно заинтересовать тебя: речь пойдет о кораблях и море. — Он выдержал паузу и продолжил: — В течение очень долгого времени люди считали, что районы Средиземноморья являются всего лишь диском, окруженным океаном, который простирается до стен, подпирающих небо. Некоторые думали, что если на севере океан превращается в лед, то на юге он закипает от жары. Но постепенно эти ложные представления изменились, особенно после первых Крестовых походов, благодаря не только арабам, ознакомившим нас с работами географов Древней Греции, но и рассказам венецианского путешественника Марко Поло…

— Тот, который привез из Бадашхана[16] ляпис-лазурь? Отец говорил о нем.

Идельсбад нахмурился:

— Я, кажется, предупредил тебя, что ужасно не люблю, когда меня перебивают. Итак, я говорил… благодаря рассказам этого венецианского путешественника Марко Поло, который открыл нам существование Сипангу и Китая. Таким образом, мы осознали, что Африку и Азию окружает один и тот же океан и по нему можно добраться до Китая, если плыть к западу. — Он спросил: — Кто самый злейший враг христианского мира? Кто отваживается хлынуть на наши земли и все разрушить?

Ян мгновенно ответил:

— Турки!

— Турки, но также и арабы. Одним словом: ислам. Как отвести угрозу? Как разбить их или хотя бы ослабить? Через путешественников мы узнали, что по ту сторону Турецкой империи есть большое королевство, сильное и богатое, правит им христианин, священник Иоанн. Его владения, если верить, простираются до западного побережья Африки, так что вполне можно добраться туда через Атлантику. Заключив с ним союз, можно обойти турок с тыла и разбить их. Кроме военных целей, есть и финансовая выгода, которую можно было бы извлечь из этого предприятия. Страны, которым удалось бы открыть новые морские пути, непосредственно попали бы в эти края, богатые золотом, пряностями и рабами, и они покончили бы с посредниками и десятиной, теряемой на каждой сделке. Вот, к примеру, знай, что гвоздика, которую покупают на Яве за два дуката, в Малакке стоит от десяти до четырнадцати, а в Каликуте — от пятидесяти до шестидесяти. Ты легко можешь представить, какой цены она достигает на рынках Лиссабона или Антверпена. Португалии и Испании эти новые морские пути позволили бы подорвать монополию Венеции и Генуи. Вызов им бросил один исключительный человек. Великий князь. Мой господин и друг.

— Вы — друг князя?

— Самого благородного: Энрике. Сына покойного короля Жоао Первого. С детства у него была только одна страсть: море. Инфант Педро по возвращении из Венеции подарил ему книгу Марко Поло, а также карту всех известных частей света, составленную на основе отчетов торговцев пряностями. Энрике уединился в Саграх, на высоком мысу, омываемом водяной пылью. Он жил там без протокола и подобающей пышности, между арсеналом и библиотекой, в которой собрал все рассказы о путешествиях. Жадный до новостей, он разослал секретных агентов в Богемию и Вену, они добыли ему трактаты, чрезвычайно ценную документацию, хранившуюся в архивах монастырей или коллегий. Из итальянских городов, с островов Средиземного моря и даже с Востока, из Индии он пригласил магов, астрологов, лоцманов, а также рулевых и людей, опытных в кораблевождении и обращении с парусами. Отдалившись от двора, он целиком посвятил себя решению трудной и увлекательной задачи, пытаясь поставить точку в неразберихе достоверного и вымышленного, отделить возможное от невозможного.

Ян поинтересовался:

— А сам-то он моряк?

— Парадоксально, но Энрике практически никогда не выходил в море, разве что на военном корабле для выполнения боевой задачи. Но вот уже более двадцати лет он посылает наши корабли к берегам Африки. Ты знаешь, что ходить на кораблях — опасное дело. Были у него, конечно, и удачи. Античное рулевое весло было заменено рулем, поворачивающимся на петлях, укрепленным под ахтерштевнем и приводимым в движение брусом. Магнитный камень сейчас посажен на ось, помещен в самшитовую коробку и подсвечивается ночью. Применение астролябии и расчетных таблиц помогает, конечно, ориентироваться, но весьма приблизительно. Но это все же лучше, чем прежде. Однако, несмотря на все эти улучшения, остается опасность заблудиться. Уходя к берегам Гвинеи, наши моряки погружались во мрак и неизвестность.

— Это что-то необыкновенное! — воскликнул очарованный Ян. — Какая отвага!

— Лет двадцать назад Энрике прослышал о богатых островах на западе и решил отправить на их поиски две однопарусные барки с тремя своими оруженосцами: Жоао Гонсальвесом, по прозвищу Зарко, Триштамом Вазом и… мной.

— Значит, вы моряк?

Идельсбад подтвердил.

Огонек восхищения вспыхнул в глазах мальчика, и он с удвоенным вниманием стал слушать продолжение повествования.

— Жестоким испытанием оказалось это путешествие. Нас сносило течениями, много раз мы теряли направление, но в конце концов пристали к одному острову. Мы поспешили окрестить его, назвав Порто-Санто; для нас он был спасением. Песчаный и плоский, к сожалению, он оказался бедным; зато там в изобилии росли деревья, из которых добывают экстракт драцены, этот волшебный бальзам, затягивающий раны.

— Он применяется и в живописи. Из всех красок он больше всех походит на кровь. Отец часто пользовался им. Но прошу простить меня, продолжайте, пожалуйста.

— Затем мы вернулись в Португалию и сообщили инфанту о нашем открытии. Он снова отослал нас на Порто-Санто, но уже с семенами, орудиями труда, рабами. На наше несчастье, к нам присоединился один генуэзец, синьор Перестрелло. В день отплытия какой-то доброжелатель подарил ему беременную крольчиху, которую он выпустил на волю по прибытии на остров. Ее потомство оказалось столь плодовитым, что все первые посевы были уничтожены.

Ян не мог удержаться, чтобы не прыснуть со смеху.

— На нашем месте, — проворчал Идельсбад, — ты бы не смеялся. Но хватит отступлений. Разочарованные, мы решили плыть дальше, к неясным очертаниям, которые по вечерам выныривали из тумана. Никогда не забыть мне наше волнение, когда мы высадились на этот большой остров, поросший густым лесом с опьяняющей листвой, из которой сочилась живительная влага, с множеством разно цветных ящериц и птиц. Мы назвали его Мадейрой.

— А почему?

— Из-за бесчисленных лесов. Madeira — дерево на португальском. Впоследствии мы посадили там виноградные лозы, привезенные с Кипра, сахарный тростник из Сицилии и развели рогатый скот. Вот так мы осуществляли основные положения плана Энрике. Ему мало было одного лишь открытия. Необходимо было извлекать из него пользу. Вполне вероятно, что кое-кто побывал на Мадейре еще до нас. Но именно мы, на этот раз не лавируя, проложили туда дорогу, построили первый дом, посадили первую виноградную лозу, развели первых домашних животных.

Мальчик восхищенно кивнул и не удержался от вопроса:

— Но какое отношение все эти приключения имеют к моему отцу?

— Непосредственное. Потерпи. Подобные экспедиции следовали одна за другой без перерыва. Продолжаются они и сейчас. Девять лет назад один монашествующий рыцарь из дома инфанта, Гонсальвес Велго Габрал, после нескольких попыток добрался до другого архипелага, о котором много раз упоминали моряки, спасшиеся с судов, отнесенных ветром. Эти острова напоминали больших хищных птиц, и им дали название Азоры, что значит «Ястребы» на моем языке. Там мы тоже поднимали целину, убирали камни, пытались вывести сельскохозяйственные культуры, приспособленные к влажному климату. Постепенно освоили девять островов. Двумя годами позже, в тысяча четыреста тридцать четвертом году, один из наших знаменитых капитанов дважды обогнул мыс Божадор, доказав, что можно идти против сильных течений и ветров, которые не удалось еще победить ни одному народу. А через несколько месяцев один из наших экипажей обогнул мыс Блан. Эта экспедиция обязана своим успехом новой конструкции корабля — каравелле, изобретенной нашими кораблестроителями и такелажниками. Это было лучшее судно из всех, когда-либо выходивших в море. Ты должен был заметить его в порту Слейса.

Ян поспешно подтвердил:

— О да! Их высокие борта и латинские паруса выделяются среди тысяч других. Я слышал, что у этих судов такая малая осадка, что они могут близко подходить к берегам, проникать в устья и идти против ветра.

— Правильно. Доверив тебе все эти детали, я хочу, чтобы ты хорошо осознал жертвы и усилия, на которые не переставая шли мои соотечественники в течение десятилетий. Благодаря этим людям, не уступающим по напористости принцу Энрике, а также неизвестным морякам мы, к вящей славе Португалии, отодвигаем границы знакомого нам мира. Терпением и отвагой мы добились того, что португальский парус видят во всех концах света.

Идельсбад умолк, и Ян понял, что сейчас пойдет речь о самом для него важном.

— Это случилось тринадцать лет назад, в тысяча четыреста двадцать восьмом году. Овдовев в третий раз, Филипп, герцог Бургундский, направил в Синтру своего любимого художника и верного слугу — Яна Ван Эйка. Его встретили с большой помпой, и он написал портрет инфанты Изабеллы, единственной дочери короля, отослав его своему господину вместе со столь благоприятным отзывом о непорочности и привычках принцессы, что Филипп поспешил попросить ее руки. Дальнейшее тебе известно. Первого января тысяча четыреста тридцатого года бургундец взял себе в честь Изабеллы новый девиз — «Другой не будет» и учредил ради нее орден «Золотого руна», дабы поощрять им торговлю шерстью, основным богатством Нидерландов, а также память аргонавтов, в честь морских подвигов Португалии…

Идельсбад презрительно поморщился.

— Лицемерие… низость… Особенно когда знаешь, что верность никогда не была свойственна этому добрейшему герцогу. Не сомневайся: замыслы инфанта Энрике всегда являлись и сейчас являются наисекретнейшими в мире. Наши морские карты неоценимы. Они составляют богатство нашей страны. Чтобы сбить со следа иностранных шпионов, кишевших повсюду в камзолах придворных или в широких плащах негоциантов, мы тщательно скрывали некоторые успехи и громко оплакивали некоторые неудачи. Мы запутывали следы, мы даже топили корабли, дабы уверить всех в легенде, согласно которой невозможно вернуться обратно, пройдя определенную точку.

Гигант вздохнул.

— Увы… в зрелом плоде завелся червь. Во время пребывания в Португалии до Ван Эйка дошли слухи о наших морских подвигах. Возвратившись в Брюгге, он пересказал их герцогу. С тех пор художник совершил несколько поездок, связанных со шпионажем, как в Кастилии, так и в Португалии. Во время одной из них он пронюхал — бог знает как, — что мы почти закончили исследование побережья Гвинеи, обогнули мыс Божадор и мыс Блан и открыли края, где в изобилии можно до бывать золото и рабов. В этот раз герцог проявил решимость. Он поручил Ван Эйку вернуться в Португалию и непременно завладеть нашими драгоценными картами. Прошло уже два месяца.

— Мой отец?

— Да, твой отец… Перед послом, каковым он числился, были открыты все двери. Но ему, сверх того, удалось побрататься с придворным художником Нуно Гонсальвесом. Тот в свое время изучал работы Ван Эйка, искренне восхищался ими, и они вдохновили его на написание образа святого Винсента, покровителя Лиссабона, когда-то замученного на мавританском побережье. Брат же Нуно Гонсальвеса, некий Мигель, был хранителем королевской библиотеки и, что немаловажно, зала с картами. Под влиянием своего брата этот человек допустил невероятную оплошность, разрешив Ван Эйку посетить сокровищницу, на стенах которой были развешаны карты. Тот сразу усмотрел ту, которая интересовала его господина, — самую ценную.

— Он похитил ее?

— Нет. Он оказался хитрее. Воспользовавшись кратковременным отсутствием хранителя, он скопировал карту на велени.

— Как же он успел?

— Этот вопрос стоит и перед нами. Твой отец был великим художником, значит, обладал феноменальной зрительной памятью. Впрочем, это одна из причин, по которой герцог поручил ему эту миссию. Только художник с талантом Ван Эйка мог благополучно завершить ее. Детали и фамилии, которые он не успел записать, просто запечатлелись в его памяти.

— А как вы узнали об этом, если он ничего не украл?

— Потому что Мигель вовремя вернулся в комнату. Он сразу все понял и попытался убедить Ван Эйка отдать ему копию. Художник, разумеется, отказался, уверяя, что побудил его к этому чисто художественный интерес и он уничтожит пергамент после приезда в Брюгге. Что никто его не увидит. Подобные аргументы не звучали бы убедительно, если бы Ван Эйк не имел звания посла, не являлся королевским протеже, не был ценим инфантой Изабеллой и не окружен ореолом знаменитости. К тому же он очень умело манипулировал Мигелем при помощи кнута и пряника. Так, он дал понять, что, узнай король о его оплошности, он жестоко накажет его. Расплата за такие ошибки одна — смерть. Несколько лет назад один лоцман и два матроса, сбежавшие из Португалии в Кастилию с целью предложить свои услуги королю Альфонсо, были пойманы и арестованы. Тело лоцмана привезли в Лиссабон, разрубили на четыре части и развешали их на четырех городских воротах.

— Но как же вас предупредили?

— В день отьезда Ван Эйка Мигель, терзаемый угрызениями совести, все рассказал властям.

Ян с ноткой страха произнес:

— Его, разумеется, приговорили к смерти?

— Нет, но заковали в кандалы. Тоже незавидная доля.

— А вам поручили вернуть карту…

— Да. Меня попросил принц. Я уже говорил тебе, что он не только мой сеньор, но и друг. Однако моя миссия была заранее обречена на неудачу, потому что я должен был завладеть этой копией до того, как Ван Эйк передаст ее герцогу. Чудо это или везение, не знаю, но последнего в это время не было в Брюгге. Так что мне повезло. Но каждый час был на счету…

— Поэтому вы и притворились агентом сыска…

Разочарование появилось на лице Идельсбада.

— Эти истории с убийствами пришлись очень кстати. Благодаря одному из наших людей, внедренному в службу сыска, я смог получить всю информацию о Слутере и остальных, а также фальшивое удостоверение. Я был убежден, что карта все еще находится в доме. И мне любой ценой нужно было проникнуть в него.

— Вам это не удалось, и вы проникли силой. С сообщниками. Бедная Кателина чуть не умерла со страха. Вы…

Португалец сухо оборвал его:

— Нет. Ошибаешься. К этому нападению я не имею никакого отношения. Во-первых, у меня нет сообщников, и, во-вторых, я не сделал бы такой глупости, тем более при свете дня. Зато я знаю, кто были эти люди.

Ян поднял брови, ожидая продолжения.

— Они испанцы. Очевидно, секреты не так уж строго охраняются, как это принято думать. В королевстве Кастилия наверняка узнали о проделке Ван Эйка. По причинам, которые я тебе назвал, Испания так же заинтересована в этих картах, как и герцог Бургундский. Во Фландрии, как и повсюду, у нее есть свои агенты. Они-то и разгромили ваш дом. Я здесь ни при чем. К несчастью для них и к счастью для меня, Ван Эйк принял меры предосторожности, спрятав карту в комнате, смежной с мастерской. Ты сам мог убедиться: они пытались взломать дверь.

— Какое-то безумство, — вздохнул мальчик. — Из-за карты! — И, охваченный сомнением, спросил: — Что вы делали там в ночь смерти Ван Эйка? Вы уверяли, что не наделали бы глупостей, не дали бы себя раскрыть.

— У меня больше не было выбора. Возвратился герцог Бургундский, и Ван Эйк должен был встретиться с ним на следующий день. С отчаяния я попытался образумить твоего отца. Я описал ему все последствия его поступка. Разрыв наших отношений с Фландрией. Возможность войны. Пролитая кровь. Я воззвал ко всем его чувствам. Короче, я все испробовал.

— А как он к этому отнесся?

— Буду откровенен. Я уже собирался сделать крутой поворот. К сожалению…

— Он умер…

Идельсбад кивнул. Ян заметил, что он устал.

Темнота вползала в комнату, почти ничего не было видно. Молчание затянулось. Перед мысленным взором Яна мелькало прошлое. Загадочное поведение Ван Эйка. Его тоска и нервное напряжение. Его отказ открыть Кампену и другим факт покушения на него.

— Что-то ускользает от меня во всей этой истории, промолвил Ян. — Убийства, люди, пытавшиеся меня убить… Какое это имеет отношение к карте?

— В этом-то и для меня загадка. Ума не приложу… — И вдруг лихорадочно спросил: — Типы, которые на тебя на пали, упоминали о карте? Спрашивали тебя о ней?

Мальчик отрицательно покачал головой:

— Они просто хотели меня утопить. Я только запомнил, что один из них говорил не по-нашему, кажется, на итальянском.

— Странно… — Гигант резко встал. — Мне нужно подумать.

— А я что должен делать?

— Ляжешь спать… Завтра видно будет.

Ян нехотя расстался со своим табуретом. Он плохо себя чувствовал, кружилась голова. Выглянул наружу — сплошной мрак. Казалось, в чаще притаилась армия призраков, готовых выскочить по первому знаку.

ГЛАВА 14

На палубе корабля Ян отбивался от окружавших его гримасничающих персонажей. Мертвец с улицы Слепого осла приближался к нему с зияющим горлом. Его руки напоминали вилы, готовые пронзить насквозь. Ветер завывал в вантах, и гигантские волны разбивались о корпус с оглушительным шумом. Ян ринулся вперед, пытаясь спастись, но все напрасно.

— Ты умрешь, Ян! — насмешничали голоса. — Ты соединишься с Ван Эйком и другими!

Все они были здесь: Петрус Кристус, Идельсбад, доктор де Смет, капитан, Маргарет, ликующе наблюдавшая за сценой. Все они скандировали в неистовом ритме:

— Ван Эйк, Ван Эйк, Ван Эйк!

Мертвец с улицы Слепого осла уже приблизился настолько, что ужасная вонь била из его горла Яну в лицо.

— Теперь твоя очередь, мой мальчик. Бесполезно сопротивляться.

В свете молнии Яну показалось, что он видит мэтра, облокотившегося о поручни и всматривающегося в море.

Он завопил:

— Отец! На помощь! Отец, помоги!

Но Ван Эйк улыбнулся и вновь погрузился в созерцание моря.

Подошел Петрус Кристус. В руке он держал кинжал и протягивал его мертвецу с улицы Слепого осла.

— Режь ему горло, — приказал он. — Я хочу видеть, как польется кровь. Мы напоим ею Ван Эйка.

— Нет! — закричал Ян. — Пощадите! Я не хочу умирать. Я не знаю, куда уходят умершие! Пощадите.

— Эй! Успокойся! Просыпайся-ка!

Мальчик открыл глаза. Идельсбад, склонившись над ним, легонько пошлепал его по щеке. Яну потребовалось несколько минут, чтобы вынырнуть из своего кошмара.

— Все в порядке? — спросил Идельсбад.

Мальчик сел на кровати. Лоб был в поту. Рассвет уже занялся, и первые светлые лучи просачивались в комнату. Остатки сна таяли в его голове. Он лихорадочно повернулся к Идельсбаду:

— Мне нужно вам о чем-то рассказать. Вернее, о ком-то.

— Слушаю.

— Вы его знаете. Я видел, как вы с ним разговаривали через несколько дней после смерти моего отца. Вы находились перед больницей Сен-Жан. Речь идет о…

Португалец опередил его:

— Петрусе Кристусе.

— Да.

— Что ты о нем знаешь?

— В день, когда я обнаружил Николаса Слутера, я побежал домой и поставил в известность отца. Петрус был тут же. Знаете, что он заявил? Он сказал: «И на этот раз еще один человек из нашего братства…» Откуда он мог знать? Мы сами узнали гораздо позже, от вас, кстати.

Идельсбад встал с кровати и, не ответив, подошел к окну.

Ян возобновил попытку:

— Вы не находите это странным?

— Это — меньшее, чем можно сказать, — ответил гигант. — Но я не удивлен. Этот человек — убийца.

Мальчик подбежал к нему:

— Убийца?

— Все заставляет меня в это верить после трагедии, случившейся с Лоренсом Костером.

— Пожар — его рук дело?

— Да. В тот день я был в толпе. По правде говоря, я не спускал глаз с Ван Эйка все это время. Когда вы отправились на улицу Сен-Донатьен, я последовал за вами. Я слышал, как Петрус со слезами в голосе говорил вам: «Я все испробовал, чтобы спасти его. Балкой ему придавило ноги». Вы ушли, а я остался. Я видел, как пожарные вытаскивали Костера из огня, и поговорил с ними. Оказывается, никакой балки не было. Просто несчастный лежал на полу без сознания.